Текст книги "Жемчужина Санкт-Петербурга"

Автор книги: Кейт Фернивалл (Фурнивэлл)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

Проклиная его, Аркин выхватил изза пазухи пистолет, не думая об опасности, бросился к лошади и пустил ей пулю в голову. Умирая, животное, точно от удивления, распахнуло карие глаза и дернуло передними ногами. По щекам Аркина покатились слезы.

Неудача как будто наполнила его разум серым пеплом.

– Ты молодец, Виктор.

Эти слова ничего не значили для него. Аркин покачал головой.

– Нет.

– Виктор, это станет предупреждением царю. Отныне он будет вести себя осторожнее. Ты вселил страх и в него, и в его правительство. Теперь они убоятся отклонять наши требования…

– Вы забываете о главном, отец Морозов. Столыпин все еще жив.

– Я знаю. – Священник положил руку на плечо Аркина, и его терпеливый взгляд, казалось, проник в самую душу. – Тебе дóлжно радоваться тому, что именно ты нанес удар ради нового мира, который мы строим. И ты, и я – мы оба знаем: для того чтобы построить новый мир, необходимо смести старый.

– Столыпин этого так не оставит. – Глаза Аркина потемнели. – Это означает еще больше смертей.

– Это та цена, которую нам придется заплатить.

– Скажите, святой отец, как такое допускает ваш Бог? Как вы сочетаете религиозность с метанием бомб? О чем вы молитесь каждый вечер?

Священник взялся за висевший у него на шее старый потертый крест и поцеловал его. Потом подался вперед и приложился губами ко лбу Аркина. Губы были холодными, и Аркин против воли почувствовал, как вместе с дрожью успокаивающая прохлада опустилась по костям черепа к горящему внутри него спутанному клубку.

– Война, которую мы ведем, справедлива, – убежденно ответил Морозов. – И никогда не сомневайся в этом, ибо то есть священная битва Господня за спасение народа российского. Господь – наш столп огненный ночью и столп облачный днем. На нас броня праведности.

Виктор Аркин отвернулся.

– Нас будут искать. – Он обвел рукой подвальное помещение. – Вам нужно отсюда уезжать, немедленно.

– Я вернусь в свою деревню. Это недалеко от города, так что я, если будет нужно, смогу быстро приехать. А что ты, Виктор, думаешь?

– Я останусь при своем министре. После покушения на премьера он будет злиться, а он, когда злится, теряет осторожность. Для него я ничто, шоферская форма, пустая внутри, поэтому в машине он вслух говорит такие вещи, которые должен был бы держать в голове.

– Как я уже говорил, Виктор, Господь на нашей стороне.

Аркин взял со стола шапку и направился к двери.

– Вы же знаете, что в конце концов нам придется убить их всех, – негромким голосом обронил он, – даже женщин и детей.

– Смерть есть начало нового. Воспринимай это так. Для них это станет началом вечности, а для остальных – зарождением справедливого и достойного мира. Это будет рай земной.

Аркину представились большие карие глаза и мягкие пухлые губы. «Выполняйте свои обязанности», – сказала она в машине, когда на Морской улице к ним приближались забастовщики. Спокойная, как кот на солнышке. А сестричка ее сидела рядом с ней и таращила на них голубые глазки, как ребенок в кондитерской лавке.

Всех. Всех их в расход. Ничего, этот день уже не за горами. Когда он взялся за ручку двери, рука его задрожала.

12

Наверху, в коридоре с высоким потолком, было холодно. Ветер грохотал черепицей, пытаясь пробраться в дом через мансарду. Валентина прислушалась и уловила завывание ветра, похожее на прилетевший из леса стон. «Мы с вами поладим», – сказал он тогда. Она улыбнулась и вспомнила его пальцы, сжимавшие поводья, запах его пальто. Его ладонь у себя на затылке. «Я могу вас навестить?»

Под дверью Кати не было полоски света, но Валентина все равно открыла ее и проскользнула внутрь. В темноте она беззвучно скинула танцевальные туфли, приподняла уголок одеяла и юркнула в теплую постель.

– Катя, – прошептала она.

Девушка обняла неподвижную фигуру и прижала сестру к себе. Переплела ноги и уткнулась щекой в ее плечо. Так она пролежала несколько минут, пока не ощутила запах. Тошнотворный, похожий на медь запах, знакомый ей слишком хорошо. Она тут же села.

– Катя.

Ответа не последовало. И только сейчас она почувствовала влагу. Вся ее рука была мокрой.

– Катя!

Она развернулась и стала лихорадочно нащупывать лампу на столике у кровати. Наконец свет загорелся. Вся рука была яркокрасной.

– Нет! Катя!

Сестра ее мирно лежала на спине. В ее запястье, как нож в куске сыра, торчали длинные ножницы. Все вокруг было в крови. Простыня полностью пропиталась алым. Кровь продолжала течь из небольшой рваной раны. Валентина выпрыгнула из кровати, сорвала с висевшего на стуле Катиного пеньюара пояс и туго перевязала поврежденную руку над самым локтем. Кровь потекла медленнее. Девушка затянула крепкий узел. Красный поток превратился в тонкую струйку. Лицо Кати было таким же белым и безжизненным, как подушка, на которой покоилась ее голова. Лишь в светлых волосах, казалось, сохранилась жизнь. Глаза были закрыты.

– Катя. – На короткий миг Валентина прижала к себе сестру. – Зачем?

Сердце отчаянно заныло у нее в груди, когда она прижалась губами к холодной Катиной щеке. Потом она побежала за сестрой Соней.

Валентина ждала у лестницы, наблюдая за тем, как утро первыми костлявыми пальцами проникает в дом сквозь щели под ставнями. Тонкий луч розового солнечного света отпечатком пальца лег на мраморный, в прожилках пол. Девушка стала смотреть, как он медленно растет, и, когда он размером и контуром стал походить на ребенка, услышала шаги. Ктото спускался по лестнице, медленно и тяжело, как будто каждый шаг идущему давался с трудом.

– Доктор! – Подняв взгляд, она тревожно всмотрелась в широкое лицо с роскошными бакенбардами и аккуратной бородкой клинышком. – Как она?

Доктор продолжал молча спускаться. От него пахло настойкой опия, на указательном и среднем пальцах правой руки желтели никотиновые пятна, но он был одним из лучших медиков в СанктПетербурге – и одним из самых дорогих. Он положил руку Валентине на плечо, точно успокаивая ее.

– Она еще жива. С нею ваша матушка.

Девушка негромко вскрикнула.

– Ваша сестра справится с этим… отклонением, да простит ее Господь. – Он покачал головой и помассировал двумя пальцами переносицу, как будто у него болела голова.

– Она не умрет?

– Нет. Не бойтесь, не умрет она. Благодаря вам. Вы спасли ей жизнь.

– Не умрет.

– Какоето время она будет очень слаба – потеря крови огромна. Но тут уж мы ничем помочь не сможем. Сходитека лучше переоденьте платье. Оно все в крови.

Он снова похлопал ее по плечу, как какоето норовистое домашнее животное, и пошел через зал к двери. Валентина осталась на месте и посмотрела наверх. Когда лакей открыл перед доктором дверь, тот остановился и повернулся.

– Валентина, подойдите ко мне.

Она неохотно сошла с лестницы и подошла к нему.

– Скажите, барышня, откуда вы знаете, как накладывать жгут?

– Прочитала гдето.

– Что ж, родители будут благодарить Господа за то, что вы вчера вечером зашли к своей сестре. Если бы не вы, она бы уже давно умерла.

Валентина молча посмотрела вверх, на галерею. Пальцы ее дрожали.

– Вы прекрасно остановили кровотечение, моя дорогая. Не хуже любой медицинской сестры.

Эти слова привлекли ее внимание.

– Доктор, а что, если я захочу стать санитаркой?

– Боже, не говорите глупостей.

– Вы не могли бы порекомендовать меня в какойнибудь госпиталь, чтобы я могла научиться?

– Валентина, сейчас не время шутить.

– Я не шучу.

Он вздохнул и снова потер переносицу.

– Я не сделаю того, о чем вы меня просите. У ваших родителей и без того хлопот хватает. – Он поднял руку, чтобы снова потрепать ее по плечу, но она отошла от него на шаг. – Эта глупая идея появилась у вас изза… – Он помахал в воздухе рукой, подбирая слова. – Изза этой ошибки вашей сестры.

– Так вы не поможете мне?

– Нет, разумеется. Лучше ступайте к матери да успокойте ее, чем думать о таких глупостях. Работа санитаркой не для таких, как вы.

– Почему?

– Выбросьте это из головы. Вам прекрасно известно почему.

Он надел пальто и решительным шагом вышел из дома. Валентина, почти неслышно ступая босыми ногами, бросилась к лестнице.

– Думаю, на сегодня нам хватит несчастий бедного мистера Рочестера. Давай лучше поговорим о тебе, – сказала Валентина, откладывая книгу.

Она сидела на краю Катиной кровати и вслух читала «Джен Эйр». Это был один из любимых романов сестры. Валентина часто видела, как Катя перелистывала его, и всякий раз замечала, что глаза у нее при этом горели ярче обычного и наполнялись отчаянием.

Катя с вызовом посмотрела на сестру. Щеки ее чуть порозовели.

– Давай не будем, – коротко произнесла она.

– Но тебе все равно придется мне рассказать, милая сестренка.

– Я уже все рассказала.

– Нет. Понастоящему, всю правду.

– Все, что я тебе говорила, – это все правда. Я устала. Я почувствовала, что больше не выдержу. – Она прикрыла глаза рукой. Бледными пальцами с мягкими белыми ногтями она закрывалась от всего мира. – Больше не выдержу всего этого.

Валентина нежно отвела ее руку.

– И меня?

Голубые глаза наполнились слезами.

– Так нечестно.

– Ты тоже поступила нечестно.

– Я знаю.

Валентина подсела ближе к сестре и обняла за плечи. Погладила забинтованную руку.

– Расскажи про бал, – попросила Катя.

– Там было скучно. Слишком много военных. Слишком много тестостерона.

– Что это?

– Это то, что мужчины используют вместо духов.

Катя усмехнулась.

– Ты так много знаешь.

– Нет, я просто пролистала несколько книг по медицине. – Она повернулась, положила палец под подбородок Кате и повернула к себе ее лицо. – Все изза этого? Изза этого бала, да?

Сестра опустила глаза, но Валентина молча ждала ответа.

– Я думала, ты найдешь там себе жениха, – сказала она наконец. – Для этого балы и устраивают.

– Ну что ты, глупенькая! Говорю тебе, там было ужасно скучно. Я вообще пошла туда только потому, что мама настояла, ты же знаешь.

Она обеими руками обняла сестру и прижалась к ней, вдыхая запах эвкалиптовой мази, которую Соня втирала ей в кожу. Валентина поцеловала мягкие светлые волосы.

– Я не оставлю тебя, – пообещала она.

– Так ты еще не познакомилась с женихом?

– Нет, конечно же нет. Я просто немного потанцевала. Выпила лимонаду, а потом смотрела на звезды.

– На звезды?

– Да.

– Так ты всетаки встретила когото?

Валентина представила себе внимательные зеленые глаза, всматривающиеся в нее. А потом вспомнила серые, холодно глядящие на нее изза ствола винтовки.

– Нет, – улыбнулась она. – Никого интересного.

Валентина и ее мать, направляясь в книжный магазин, вышли из дому вместе. С темного неба валил густой снег, свинцовые облака низко нависли над городом. В машине Валентина не могла заставить себя оторвать взгляд от затылка водителя. Ей вдруг захотелось ударить в строгие, облаченные в пальто плечи кулаками и закричать: «Ты испугал меня! Испугал так, что изза тебя я в санях выставила себя дурой! На виду у зеленых глаз!» Ей захотелось спросить: «Что было у вас там, в телеге, под парусиной?»

Но вместо этого, когда он вежливо открыл ей дверцу автомобиля, она посмотрела ему в лицо и произнесла:

– Сегодня ночь будет безлунная. Не то что вчера.

Она заметила неуверенность, появившуюся в его взгляде. От неожиданности он быстро моргнул несколько раз подряд.

Что, нечего теперь сказать про мою задницу? Без винтовки ты не такой уж и храбрый?

Оставив его стоять у машины, она вошла с матерью в теплый книжный магазин на Морской улице. Пусть ждет. Черт бы его побрал, пусть ждет, пока у него не отмерзнут ноги.

– У вас есть книги по инженерному делу?

Валентина говорила тихо, чтобы мать, задержавшаяся в другом конце магазина, не услышала. Приказчик даже немного наклонился к ней, чтобы разобрать ее слова.

– Конечно, есть. Позвольте, я проведу вас…

– Не нужно, просто скажите где. Я сама найду.

Он выполнил ее просьбу, и Валентина торопливо направилась к указанной полке. Она просмотрела названия, но книг оказалось не так уж много: одна по строительству мостов, несколько по горному делу, одна была полностью посвящена возведению московского Кремля. Про туннели не было ничего.

Ну же, выбирай! Скорее!

Ага, вот чтото об автомобилях. Он говорил, что любит копаться в моторах. Пальцы девушки уже легли на кожаный корешок, чтобы снять книгу с полки, но вдруг она увидела имя, написанное на обложке книги, стоявшей ниже. Изамбард Кингдом Брюнель. Она выхватила ее, торопливо подошла к прилавку и заплатила. Приказчик завернул книгу в коричневую бумагу.

– Что это? – раздался любопытный голос матери.

– Биография Брюнеля.

– Кто такой Брюнель, Валентина?

– Один англичанин, – небрежно обронила она. – Смотри, мама, я и Кате книжку купила.

Она показала матери сборник Шарля Бодлера.

– Думаешь, ей понравится? – засомневалась та.

– Да.

– Вы с ней так близки, – тепло улыбнулась Валентине мать. – Я хочу, чтобы ты знала: мы с отцом очень благодарны тебе за то, что ты сделала. За то, что спасла ей жизнь. Ей повезло, что у нее есть ты. – На какойто миг глаза матери увлажнились, и она прикоснулась к руке дочери, той, в которой она держала книгу для Кати. – И нам с отцом повезло. Это правда, моя дорогая. – Тут, словно устыдившись проявления чувств, она добавила более отстраненно: – Кстати, Валентина, я совсем забыла тебе сказать. Капитан Степан Чернов, тот гусар, с которым ты разговаривала на балу, заходил сегодня утром и оставил карточку. Завтра днем он наведается снова.

По дороге домой Аркин прислушивался к молчанию своих пассажирок. Чтото произошло в книжном магазине. Искра в темных глазах девушки, заставившая его волноваться, исчезла. «Сегодня ночь будет безлунная». Ее слова не шли у него из головы. Но она не могла знать о том, что произошло вчера. Черт возьми, не могла!

Хорошо было бы поговорить с Сергеевым, но после взрыва бомбы ему нужно было сидеть тихо и не высовываться. Тихо. Он погудел клаксоном какойто повозке, которая перегородила дорогу. Ему нужен был шум. Только шум мог заглушить в его голове другие звуки. Тишина была для него лишь смутным воспоминанием. Тишина теперь была не более чем словом. За рай на земле нужно было заплатить высокую цену, и он был готов к этому… Только по ночам ему было тяжело. Его разум утратил покой.

С заднего сиденья раздался голос. Это мать наконецто решила чемто заполнить тишину. Она указала на новую портняжную мастерскую, пообещала дочери, что закажет для нее чтонибудь, и тут же принялась рассуждать о различиях в новомодных фасонах юбок. Слушая ее, Аркин начал понимать, что ему нравится звучание голоса госпожи Ивановой. Голос – самое яркое, что в ней было. Слушая ее голос, он мог представить ее себе спокойной, без обычной настороженности во взгляде. Она не доверяла людям и не доверяла жизни. Но его это не удивляло. Он прекрасно знал, что она чувствует.

Притормозив у какогото перекрестка на Невском, Аркин отчетливо услышал, как дочь сказала матери:

– Мама, я волнуюсь за папу. Что, если после Столыпина они примутся за остальных министров? Что, если этот взрыв у Аничкова дворца – начало какогото плана? Они ведь могут опять за папой прийти.

– Валентина, в этом мы с тобой должны положиться на отца. Не вмешивайся. Он не любит этого. В таком деле ему принимать решения, не нам.

– Мама, а ты боишься их, революционеров?

– Нет, конечно. Это же просто сброд. Неорганизованная чернь. К тому же не забывай, что есть армия, которая защитит нас.

– Это такие люди, как капитан Чернов?

– Вот именно. – После нескольких минут напряженного молчания Елизавета добавила: – Прошу тебя, Валентина, будь с ним приветливее.

Аркин, продолжая смотреть на дорогу, представил себе их. Они надеются, что капитан Чернов сумеет их спасти? Пусть надеются.

Аркин проснулся в холодном поту. Ктото страшно кричал, ревел у него над ухом. Кровать была опутана паутиной, он дергал ногами, пытаясь высвободиться, но ничего не получалось. Паутина оплела его лицо, в кромешной темноте ее нити жгли его кожу, как раскаленные провода. Опять крик. Неужели эта сволочь никогда не заткнется? У Виктора раскалывалась голова, сердце билось так, что желудок словно вывернулся наизнанку, и его стошнило прямо в кровати.

Опять удары. На этот раз другие. Ктото бил кулаком в стену.

– Да заткнись ты наконец! – Это был голос Попкова.

Только теперь Аркин зажал себе рот, и ужасный крик тут же прекратился. Значит, кричал он сам. Он сел, в темноте спустил ноги с кровати, и прикосновение к холодным половицам привело его в чувство. Он снова оказался в своей тесной комнатке над конюшнями. Аркин отер пот с лица.

Каким нужно быть человеком, чтобы каждую ночь видеть в кошмарных снах убитых им лошадей? А как же люди, которых он погубил? Этот сон возвращался к нему каждую ночь. Каждую ночь он видел черную лошадь с оторванными задними ногами, которая, изгибаясь, пыталась дотянуться большими желтыми зубами до того, что осталось от ее окровавленного тела, чтобы выдавить из себя боль. Ее крики раскалывали ночь пополам.

Где были люди? Почему не было слышно их криков?

Боже правый, в кого же он превращался? Он снял грязную ночную рубашку и встал, дрожа всем телом. Хорошо, что было темно. Темнота нравилась ему. Ему нравилось, как все, что было вокруг, исчезало во мраке. Только будущее продолжало ярко светиться.

13

Сын графини был настоящим храбрецом, этого Йенс не мог отрицать. Любые сложные задачи, которые подбрасывал ему Фриис, он преодолевал не задумываясь. Мальчик не был разговорчивым. Но, если ему приходилось проводить целые дни в заключении под надзором строгого домашнего учителя, разве можно было его винить в том, что он предпочитал держать свои мысли при себе? Впрочем, на улице он позволял себе кричать от радости, когда его маленький пони резко бросался с места, стоило ему ударить каблуками в круглые лоснящиеся бока. Сквозь густые деревья пробивалось солнце, заливая лесные тропинки светом.

– Алексей, – бросил через плечо Йенс, – едем вниз, к ручью.

– Можно мне перепрыгнуть его? – восторженно закричал мальчик в ответ.

– В прошлый раз ты свалился с лошади.

– Это было совсем не больно.

Его мать не раз жаловалась, что у сына огромный кровоподтек на плече не сходил две недели, и запретила им прыгать через ручей, пока Алексей не повзрослеет.

Мальчик улыбнулся Йенсу.

– Я не упаду.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Каблуки опусти пониже.

Они проехали между густыми зарослями кустов к тому месту, где ручей проложил себе дорогу по черной земле. Щеки мальчика горели. Йенс увидел, как сжались его пальцы на поводьях. Быстрый удар каблуками – и вот уже пони весь собрался, приготовившись к прыжку. Но в последнюю секунду Алексей неожиданно резко натянул поводья, останавливая пони, выпрыгнул из седла, бросился к ручью и упал на колени в холодную воду.

– Выйди оттуда, – приказал Йенс.

Мальчик поднял из воды собаку. Точнее, голову собаки. Большое коричневое тело оставалось под водой, и мальчик поднял ее голову надо льдом, чтобы животное могло дышать. Он стал гладить мокрую морду, снимать с глаз налипшие водоросли.

– Алексей, брось ее. Она уже умерла.

– Нет.

– Выходи из воды. Ты сам замерзнешь насмерть.

– Нет.

Никогда еще Алексей не перечил. Йенс спрыгнул с лошади и поднял из воды безжизненное животное. Это был крупный пес с лохматой шерстью и молодыми белыми зубами. Вместе с Алексеем, который продолжал тереть одно из поникших ушей псины, Йенс, обливаясь холодной водой, вынес животное на сухую землю.

– Я хочу ее домой отвезти, – сказал Алексей.

– Зачем?

Мальчик прижал к груди мокрую голову собаки.

– Если бы я умер в реке, мне бы хотелось, чтобы меня ктонибудь похоронил.

С этим Йенс не стал спорить. Он привязал своим ремнем собаку к седлу пони, потом подсадил Алексея на Героя и запрыгнул сзади. Расстегнул пальто, укрыл дрожащего мальчика и помчался домой.

– Дядя Йенс, а у вас когданибудь была собака?

– Да. В детстве у меня была лайка. Добродушная, но зубастая псина. У меня на память до сих пор шрамы остались. У каждого мальчика должна быть собака.

Маленькая голова перед ним кивнула, потом повернулась, и на Йенса устремился умоляющий взгляд.

Тот вздохнул.

– Хорошо, я поговорю с твоей матерью.

14

Йенс, как и обещал, приехал к Валентине. Остановившись на пороге, он вдруг оробел, как какойнибудь сельский простофиля с соломой в волосах. Это было даже смешно. Он обедал и пил вино с лучшими дамами СанктПетербурга, при этом и бровью не вел, разве что если решал пофлиртовать. Но это нежное юное существо одним лишь взглядом больших карих глаз или поворотом головы в его сторону заставляло его с волнением думать о том, что у него слишком большие ноги или слишком широкие плечи. Движения девушки были проникнуты музыкой, изза чего все остальные вокруг начинали казаться неповоротливыми и нескладными созданиями. Даже тогда, в санях, она поднялась с грязного дна и села рядом с ним легко, как дыхание летнего ветра над Невой.

Дверь открыл лакей в ливрее. Он провел Йенса в приемный зал. «Впечатляет! – подумал Йенс, осматривая золоченые подсвечники и мраморные статуи в нишах на стенах. – Русские любят выставлять свое богатство напоказ, точно павлины, распускающие причудливые хвосты».

– Валентина Николаевна сейчас занята. Она в голубом салоне.

Лакей был молодым худощавым парнем с узким лицом и непомерно большими руками. Йенс вручил ему свою карточку.

– Передайте ей, пожалуйста, что я жду ее.

Лакей растворился. Так, значит, она сейчас занята. Может, у нее какаято подруга из института? В СанктПетербурге было принято с утра приезжать к подругам и оставлять свои карточки с тем, чтобы позже собираться на чай и вечером вместе ехать на балы, вечеринки или другие увеселения. Семьвосемь раз в день менять платья было для женщин обычным делом. Йенс подумал о словах Валентины, произнесенных при свете луны: «Я хочу чегото большего». Он не мог винить ее. Но становиться санитаркой?.. Это совсем другое дело.

– Валентина Николаевна ждет вас.

Йенс вошел в голубой салон. Вероятно, он был обставлен мебелью с обивкой голубого цвета, но Фриис этого не заметил, потому что видел лишь Валентину. Она сидела на парчовом диване. Руки ее покоились на коленях, а точеная спина была неестественно выпрямлена. Ему показалось, что ее чтото беспокоит. Что? Его вторжение? Однако она улыбнулась, встала и протянула руку.

– Рада видеть вас.

Держалась она отстраненно, как будто это не она прижималась к его груди той ночью в санях на холодной темной дороге.

– Надеюсь, вы не захворали?

– Нетнет, я совершенно здорова.

Внимательные темные глаза ее задержались на нем чуть дольше необходимого, прежде чем она опустила ресницы и отвернулась, зашелестев шелками.

– Позвольте представить вам капитана Чернова.

Только сейчас Йенс обратил внимание на то, что в комнате она не одна. В кресле рядом с диваном сидел светловолосый гусар. У молодого человека было широкое симпатичное лицо и уверенный, чуть надменный взгляд, который появляется у людей, которым приходилось убивать. Йенс встречал такой взгляд у военных, которые, побывав в бою и уцелев, начинали верить в собственную неуязвимость. Но сегодня от него не пахло кровью и в своей безукоризненно чистой форме и вычищенных до блеска сапогах он выглядел очень импозантно. Йенс вежливо поклонился, подумав о том, что с удовольствием отправил бы его поработать в один из своих туннелей. Чтоб испачкать хоть немного.

Валентина улыбнулась капитану.

– Это Йенс Фриис. Инженер. Вы, кажется, не так давно встречались на балу.

– В самом деле? – обронил капитан Чернов. – Не припомню.

– Неудивительно, – ответил Йенс. – В залах было так людно.

Но они оба помнили ту встречу. Йенс увидел это по глазам молодого человека. Чернов не забыл, как Фриис с лимонадом в руках пробрался сквозь толпу и умыкнул Валентину прямо у него изпод носа.

Когда расположились в креслах, служанка подала чай в маленьких, тонких, как бумага, фарфоровых чашках с золотыми каемками. Такую кукольную чашечку Йенс запросто мог раздавить пальцами. Валентина направила разговор в безопасное русло: заговорила о новом ресторане, недавно открывшемся на Невском проспекте, потом помянула князя Феликса Юсупова, наследника одной из богатейших фамилий в России, который недавно вернулся из Оксфордского университета во дворец на Мойке, высказала свое мнение о последнем выступлении Кшесинской. Но ей было скучно. Йенс видел это по тому, как напряженно она держала плечи. Поэтому он заинтересовался, когда она вдруг повернулась к Чернову и, глядя на него невинными глазами, спросила:

– Капитан, а вы любите охоту?

Казалось бы, простой вопрос, но Йенс услышал особую интонацию в ее голосе. Капитан же был еще слишком юн и пока не научился улавливать скрытый смысл в женских словах.

Чернов подался вперед, удерживая на колене крошечную чашечку, и горячо промолвил:

– О да! – Он широко улыбнулся, ожидая услышать ее одобрение. – В прошлом году я с государем и американским послом выезжал на оленя.

– Это не тогда ли перестреляли половину зверей в лесу? – поинтересовался Йенс.

– Да. – Чернов кивнул Валентине, не догадываясь об уготованной ему ловушке. – Восемьдесят оленей и сто сорок кабанов. Неплохая добыча для одногото дня. Я у себя в казарме на стене повесил парочку отличнейших рогов. Тех оленей я собственной рукой завалил.

– Как это мило, – произнесла Валентина.

Офицер насторожился. Только сейчас он почувствовал чтото неладное. Предоставив Чернову барахтаться в его кровавом озере, Йенс вытянул длинные ноги и занялся тем, что стал любоваться волосами Валентины, которые ниспадали мягкими блестящими волнами на ее плечи. Чернее ночного неба. Они были схвачены по бокам жемчужными заколками и приоткрывали небольшие изящные ушные раковины.

– А вы охотитесь? – обратился к Йенсу Чернов, надеясь утащить его с собой.

– Нет, капитан, – ответил Йенс да вдобавок еще и полюбопытствовал с невинным видом: – А ружье какой марки вы предпочитаете?

Темные глаза Валентины вспыхнули, она с укоризной посмотрела на Йенса, но, прежде чем они узнали чтолибо об охотничьих предпочтениях гусара, дверь салона отворилась и в комнату вошла мать Валентины в элегантном нежноголубом крепдешиновом платье. Мужчины поднялись.

– Господин Чернов. – Она протянула руку капитану. – Муж освободился и готов принять вас у себя в кабинете. Я проведу вас.

Но гусар ненадолго задержал ее.

– Если позволите, прежде чем попрощаться, я хочу пригласить Валентину Николаевну на парад в следующую пятницу. Там будут проводиться и фехтовальные поединки. – Он повернулся к девушке и поклонился с таким изяществом, что Йенсу захотелось поломать ему ноги. – Почту за честь, если вы примете мое приглашение.

– Нет. Я…

– Разумеется, она придет посмотреть, – вмешалась мать. – Разве можно пропустить такое событие? Где еще увидишь подобное мастерство… и бесстрашие?.. Я уверена, на дочь это произведет огромное впечатление.

– Нет, мама.

– Госпожа Иванова. – Йенс вышел вперед. Женщина ростом была не выше своей дочери, поэтому он возвышался над ней, даже невзирая на то, что ее светлые волосы были собраны в высокую прическу. – Валентина Николаевна уже приняла другое приглашение на следующую пятницу.

– Вот как? И какое же, позвольте узнать?

– Я сегодня и пришел затем, чтобы подтвердить ее согласие. Осмотр проводимых под императорским надзором инженерных работ. Мероприятие официальное, и ожидается присутствие его величества и министра Давыдова с супругой.

Йенс заметил, как удивленно расширились глаза Валентины.

– Как интересно!

Но мать нахмурилась.

Капитан бросил на Йенса сердитый взгляд.

– Для юной барышни не слишком подходящее развлечение.

– А любоваться, как мужчины делают вид, что рубят друг друга, – повашему, подходящее? – вставила Валентина.

– Я не сомневаюсь, что вы не захотите расстраивать государя, – обратился Йенс к Елизавете. – Он был очарован игрой вашей дочери на концерте в институте. Для вас это большая честь.

Она заколебалась.

– Разумеется, Валентине Николаевне нужно быть с компаньонкой.

Йенс ясно услышал, как Валентина затаила дыхание.

– Ну что ж, хорошо, – неохотно уступила супруга министра. – Придется ей подождать другого случая, чтобы полюбоваться фехтовальным мастерством наших гусар. Но идемте, господин Чернов, муж ждет вас. Была рада встрече, – прибавила она, повернувшись к Йенсу, тоном, указывающим на то, что ему пора уходить.

Вместе с мужчинами она направилась к выходу, но, прежде чем дверь закрылась за ними, из голубого салона раздался веселый смех.

Стоя на тротуаре, Валентина восхищенно рассматривала фасад госпиталя Святой Елизаветы. Он оказался больше, чем она ожидала, и его белые каменные стены от возраста почернели и рассохлись, как кожа старика. Высокие окна здания были перекрыты ржавыми железными прутьями, но это не смутило девушку.

Мороз стоял крепчайший, и Валентина спрятала руки в муфту.

«Чтобы стать санитаркой, нужно быть сильным человеком».

Так он сказал. Валентина расправила плечи, толкнула дверь и вошла в большой вестибюль, в котором пахло дезинфицирующими средствами и еще чемто, чемто неприятным, отчего у нее закрутило в желудке. Переднее помещение было просторным, но мрачным, потому что стены здесь были выкрашены коричневой краской. Несколько коридоров выходили из вестибюля, и, куда они вели, Валентина не могла даже представить. Слева от двери находилась конторка со стеклянным окошком, за которым сидела сестрарегистратор. Подойдя, Валентина увидела, что женщина играет монетой, ловко заставляя металлический кружок перекатываться по пальцам, от указательного к мизинцу и обратно.

– Добрый день, – поздоровалась Валентина и улыбнулась. Ответной улыбки не последовало. – Я бы хотела поговорить с кемнибудь насчет обучения санитарок.

– Хотите нанять санитарку?

– Нет, хочу узнать, что нужно для того, чтобы стать санитаркой.

– Вам нужно будет прислать сюда того, кто собирается учиться. Наша медсестра должна будет поговорить с ней.

– Я для себя спрашиваю, – пояснила Валентина. – Это я хочу стать санитаркой.

– Вы хотите стать санитаркой?

– Да.

Женщина отвернулась и склонилась над какимито бумагами. Валентина сперва решила, что она ищет какойнибудь бланк, но потом увидела, что узкие плечи женщины затряслись. Щеки у девушки вспыхнули.

– С кем мне поговорить?

– По этому коридору третья дверь налево. Медсестра Гордянская.

– Спасибо.

– Хотите совет, барышня?

– Да.

– Не тратьте зря время. Ни свое, ни Гордянской.

– Фамилия и имя?

– Иванова Валентина.

– Возраст?

– Восемнадцать.

– Разрешение от родителей есть?

– Да.

– Опыт работы санитаркой имеется?

– Да.

– Какого рода?

– Моя сестра парализована. Я помогаю за ней ухаживать.

– Прежде на какойнибудь службе состояли?

– Да.

– Чем занимались?

– Работала в конторе.

– Почему ушли?

– Показалось скучным.