Текст книги "Жемчужина Санкт-Петербурга"

Автор книги: Кейт Фернивалл (Фурнивэлл)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

19

Просто удивительно, до чего переменчив мир. Когда Валентина шла обратно по зеленому полу и дальше вниз по лестнице госпиталя, все выглядело не так, как раньше, словно до этого она смотрела на все через кривое зеркало, а теперь увидела чистую и четкую картинку. Сердце трепетало и отдавало громкой барабанной дробью в ушах.

Прежде чем выйти на улицу, девушка остановилась у входа в одно из отделений и посмотрела через стеклянную дверь. Ее поразил размер помещения. Казалось, оно не имело границ и было сплошь заставлено бесконечными рядами коек, чемто похожих на белые гробы. Валентине захотелось открыть дверь и войти в этот незнакомый мир, где на мятых подушках виднелись бледные лица. Ктото разговаривал, остальные просто лежали молча с закрытыми глазами.

– С дороги.

Из отделения вышла молодая санитарка с большим эмалированным тазом в руках, до краев заваленным окровавленными бинтами.

– На что уставилась? Небось любовника своего ищешь? – Девушка усмехнулась. – Не беспокойся, я их всех целую на ночь. Со мной он в надежных руках. Я Дарья Шпачева, если ты не знаешь.

Девушка была высокая, выше Валентины, худая и юркая, как ласка, с широкими скулами и смуглым лицом южанки. Изпод белой косынки выбивались черные волосы, руки с большими суставами пальцев казались крепкими и умелыми, как у крестьянки. Улыбалась она открыто и искренне.

– Ты что, язык проглотила? – нетерпеливо произнесла Дарья.

– Я тут буду работать санитаркой.

Девушка подняла таз с бинтами и сунула под нос Валентине. От него неприятно пахло.

– Вот. Это будут твои новые духи, когда начнешь здесь работать.

– Я нюхала и похуже.

Неряшливая санитарка закатила черные глаза.

– Только не говори, что я тебя не предупреждала.

Валентина улыбнулась.

– Не скажу.

– Мало того, тут все время приходится быть на ногах. За день, бывает, не присядешь.

– Ничего, у меня сильные ноги. – Годы верховой езды не прошли зря. – Если здесь так плохо, отчего же вы тут работаете?

Девушка вытерла руку о замызганный белый фартук, оставив на нем очередное пятно.

– Все лучше, чем паршивых коз в вонючем ауле доить.

Она обхватила одной рукой таз и, прижав его к боку, как козленка, пошла быстрой пружинящей походкой по коридору.

Валентина никогда раньше не слышала, чтобы женщины так ругались. Она улыбнулась и поспешила к выходу. Выйдя за дверь, девушка заметила Йенса. Дожидаясь ее, он стоял в тени липы неподвижно, со скрещенными на груди руками и хмурился.

Они шли рядом, но не прикасались друг к другу. Валентине пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать, потому что Йенс своими длинными ногами мерял дорогу так, словно ему было все равно, есть она рядом или нет ее. Однако он пришел к госпиталю именно в то время, когда было назначено ей, и Валентина понимала, что встреча их не случайна.

Йенс выглядел ужасно. Густой слой жирной серой пыли покрывал все его пальто. Пыль была и на черной меховой шапке, и даже на рыжих бровях. Доверившись Йенсу, который почти бежал по Загородной улице с решительным и целеустремленным видом, Валентина не задумывалась о том, куда лежал их путь. Они почти не разговаривали, и все же она ощущала его присутствие, какимто невообразимым образом, даже не поворачивая в его сторону головы, представляла себе его длинные руки, полы его пальто, которые путались у него в ногах, его ботинки, со скрипом погружающиеся в рыхлый снег, его дыхание, стремительно поднимающееся спиралями белого пара в холодный воздух, и его желваки, которые беспрерывно ходили, будто вторя его мыслям. Он смотрел прямо перед собой, и Валентина подумала, не забыл ли он о ней.

Когда переходили через Мойку, она произнесла:

– Пожалуйста, поблагодарите от моего имени доктора Федорина.

– Вы можете сами его поблагодарить. Мы к нему идем.

– Зачем?

– Он хочет поговорить с вами. О госпитале. Собирается рассказать, как там что обстоит и чему вам придется научиться. Он скажет, где взять форму санитарки, и научит, как держать на расстоянии пациентовмужчин. Федорин хороший человек. Он лечит не только богатых и изнеженных. Федорин проводит много времени в бедняцких приютах и госпиталях для неимущих.

Ей захотелось сказать: «Спасибо». Ей захотелось сказать: «Вот видите, значит, вам всетаки не все равно, иначе вы бы не стали этого для меня делать…» Но вместо этого она вдруг схватила его руку, крепко вцепилась пальцами в рукав его запыленного пальто.

– Йенс, довольно. Остановитесь.

Она имела в виду: хватит слов, которые выстраивались в стену между ними, хватит отводить от нее взгляд, хватит разговаривать холодным голосом, от которого у нее сжималось горло. Хватит! Хватит! Хватит! Но вместо этого она остановилась сама и удержала его. Стоя посреди моста, она крепко держала его за руку, и он не пытался освободиться от этих оков. Только теперь он посмотрел на нее, и выражение его зеленых глаз кольнуло ее в самое сердце.

– Вы же обещали мне, – сказал он. – Вы дали слово, что не будете иметь дело с капитаном Черновым.

Вместо ответа Валентина медленно, одну за другой, расстегнула пуговицы на его пальто и обвила его талию руками.

– Я обещаю, – промолвила она, – клянусь жизнью своей сестры, что мое сердце никогда не будет отдано капитану Чернову.

Она прильнула щекой к его груди, вдохнула запах сырой земли, которым пропиталась его одежда, и почувствовала тепло его тела, когда он накрыл ее своим пальто и еще крепче прижал к себе. Под ними, на замерзшей Мойке, пожилая пара в бобровых шапках, взявшись за руки, неторопливо ехала на коньках в сторону Таврического дворца. Валентина зарылась в пальто Йенса и прислушалась к быстрому биению у него в груди.

Доктор был рад встрече. Пока Валентина и Анна, его дочь, пили у камина горячий шоколад, он налил себе и Йенсу тонкого грузинского вина. Валентине нравился Федорин. Нравилось, как он возится с дочкой, нравилось его великодушие. Нравилось ей и то, как он во время разговора теребит алмазную заколку у себя на галстуке. Наверняка с этой заколкой у него были связаны какието особые воспоминания.

– Итак, барышня, давайте теперь обсудим, что вас ждет впереди.

– Господин Федорин, я вам очень благодарна за помощь. Правда, медсестра Гордянская ясно дала мне понять, что не верит в меня. Она думает, что я не справлюсь.

Доктор Федорин взял ее за подбородок и внимательно посмотрел в глаза, так, как смотрел бы на свою дочь.

– Вы справитесь, – уверенно проговорил он. – Если это действительно то, чего вы хотите, вы справитесь.

– Я хочу. Я уже изучила анатомию и…

– Давайте по порядку. Сперва поговорим о том, как застилать кровати, о соблюдении чистоты и о вздорном характере медсестры Гордянской.

Валентина присела рядом с ним и принялась внимательно слушать. Он поведал ей историю госпиталя Святой Елизаветы, привел какието цифры, сообщил о правилах внутреннего распорядка. Он рассказал, как нужно обращаться к доктору, как следовать за ним во время обхода больных, с воодушевлением принялся перечислять, сколько новых препаратов сейчас разрабатывается, включая модификацию морфия, которая позволит лучше облегчать страдания. Снова и снова он обращал ее внимание на необходимость соблюдать идеальную чистоту. Чистым должно быть все: руки, постельное белье, одежда. Медицинские инструменты всегда должны быть стерильны. Он рассказывал об операциях, проверял ее знания, задавая вопросы. Во время беседы он беспрерывно то тянул кончики усов, то поглаживал яркий алмаз, блестевший в его галстуке.

То было странное ощущение. Валентине показалось, что все эти рассказы и вопросы открывали в ней такие двери, о существовании которых она даже не подозревала. В другом конце комнаты Йенс с Анной, сидя на диванчике у окна, играли в карты, и девочка после каждой выигранной взятки издавала радостный писк, похожий на мяуканье котенка.

Наконец доктор Федорин откинулся на спинку кресла, просунул большие пальцы в проймы жилета и удовлетворенно вздохнул.

– Она подходит, Фриис. Вполне подходит.

Йенс улыбнулся.

– Я знаю.

Чтото в том, как Викинг произнес это, встревожило Валентину. Он сказал это так, будто отпускал ее. Ей захотелось броситься к подоконнику и сесть ему на колени, чтобы не позволить отдалиться, захотелось улыбнуться и услышать, как он скажет: «Она вполне подходит мне». Валентина вскочила и шагнула в сторону инженера.

– Йенс… – начала она.

– Анна, – сказал вдруг доктор, – не пора ли нам с тобой отыскать нашу гувернантку и узнать, чем вы сегодня будете с нею заниматься?

Девочка скроила недовольную гримаску, но, поцеловав Йенса в щеку и присев в реверансе перед Валентиной, побежала вприпрыжку за отцом, который выходил из комнаты.

– Йенс, – тихо произнесла Валентина.

Он похлопал по диванчику рядом с собой, и она поспешила занять указанное место, потому что не желала, чтобы он начал говорить вещи, которые ей не хотелось слышать. Но, едва опустившись на мягкое сиденье, она почувствовала, как исходящее от него тепло проникает в нее. Ноги их оказались рядом, его бедро касалось ее платья, и крепкое плечо его было совсем близко. Их тела словно слились. Он взял ее ладонь в свою.

– Йенс, выслушай меня. – Не отрывая глаз от рук, она соединила его пальцы со своими. – Это мой козырь. Мой туз. Моя единственная сильная карта.

– Использовать Чернова?

– Да.

– Чтобы добиться своего?

– Да, без него я ничего не получу.

– У тебя есть я.

У тебя есть я. Она склонила голову ему на плечо и повторила про себя эти четыре коротких слова: «У тебя есть я».

– Ты должен доверять мне, – прошептала она. – Для меня это единственный способ стать санитаркой. Родители не позволят мне этого, если я откажусь проводить время с капитаном Черновым.

– Проводить время?

Она потерлась щекой о его пиджак.

– Потанцевать с ним, поулыбаться, ничего больше. – Он отпустил ее руку, и она почувствовала, как одиноко стало ее пальцам. – Йенс, это ненадолго. Он скоро просто устанет от меня и моего молчания. Мы с тобой можем продолжать…

– Продолжать что?

– Продолжать разговаривать.

Он громко вздохнул, потом обхватил ее руками, приподнял, посадил себе на колени и немного наклонил, так, чтобы она оперлась спиной о его локоть и смотрела ему в лицо.

– Давай поговорим, – тихо произнес он.

Йенс наклонился и поцеловал ее в губы. Она прикоснулась к его волосам, провела по ним пальцами.

– Вот видишь, – прошептала она, когда его губы скользнули по впадинке у нее под ухом, заставив ее сердце безумно колотиться. – Я такая же, как твои туннели.

– Такая же темная и сложная?

Она крепче сжала руку у него на волосах и потрепала их, словно шерсть бродячего пса.

– Нет. Меня не такто легко разрушить.

Каждая ячейка общества революционеров работала только в своем, четко установленном районе города. Это было нужно, чтобы свести к минимуму общение с остальными партийцами, тем самым уменьшив последствия возможного предательства. Небольшие группы собирались в подвалах и неприметных комнатушках, пропахших дешевой махоркой и горькой обидой. Аркин не мог мириться с тем, что происходило вокруг. Нехватка продовольствия становилась все ощутимее, цены росли, профсоюзы закрывались, на улицах все чаще и чаще встречались больные и бездомные. В то же время интеллектуалы из среднего класса продолжали призывать к реформам, не понимая того, что одними реформами невозможно навести порядок в стране. Лишь революция могла дать России достойную жизнь.

Рядом с Аркиным с рукой на перевязи и трубкой в зубах сидел Сергеев. Одному Богу известно, что было у него в трубке, но и без того убогое помещение она наполняла запахом лошадиного навоза. Всего на сходку в склад свечной фабрики прибыло двенадцать человек. Атмосфера здесь словно была пропитана свечным салом. Аркин даже чувствовал во рту его тошнотворный привкус. Во главе стола возвышался Кражков. Этот человек с густой косматой бородой прошел через русскояпонскую войну. Он потерял в бою ногу. При каждом упоминании имени Николая II он гневно сплевывал на пол. Кражков был самым старым среди собравшихся революционеров. Призывая товарищей к молчанию, он громко стукнул кулаком по столу.

– Аркин, – нахмурился он, – что ты как воды в рот набрал? Есть новости?

– Правительство начало репрессии.

– Вот сволочи!

– Я слышал, как министр Иванов в машине беседовал с одним из своих помощников. Столыпин дал приказ охранке заполнить тюрьмы. Чтобы места свободного не осталось!

Революционеры разом заговорили, стали кричать и размахивать руками. Успокоил их Сергеев:

– Товарищи, – громко произнес он, – чем сильнее они на нас давят, тем сплоченнее становится рабочее движение.

– Сергеев прав, – согласился Кражков. – Каждый раз, когда мы взрываем бомбу или бросаем гранату, охранка и царь, – тут он сплюнул и чуть не попал в свою собаку, сидевшую у его ног, – видя нашу силу, начинают бояться нас все сильнее. А пролетариат начинает нас уважать. Все больше и больше рабочих будут становиться на нашу сторону, когда начнут понимать, что у нас хватит сил свергнуть Романовых.

– Беда в том, что у нас не хватает денег, – негромко заметил Аркин. – Если у нас не будет денег, как нам вооружать революционных пролетариев?

Но Кражков не позволил увести себя в сторону от главной темы.

– Что еще ты слышал?

– Полиция собирается начать аресты с руководителей групп, чтобы запугать остальных, – продолжил Аркин. – Министр это несколько раз повторил.

– Нужно предупредить всех немедленно. – Кражков нахмурился. – Придется уходить в подполье.

Сергеев постучал по столу мундштуком.

– Мой племянник работает на заводе Тарасовых. – Братьям Тарасовым принадлежал завод по производству инструментов, один из крупнейших в СанктПетербурге. Они разъезжали по городу в роскошном сверкающем «Бенце», в то время как их работники попрошайничали на улицах. – Он клянется, что молодые рабочие близки к бунту. Только вчера там обрушилась балка подъемного крана и раздавила двух подмастерьев. – Он указал на Аркина трубкой. – Один из них, кстати, ходил с тобой к поезду.

– Карл?

– Нет. Другой. Невысокий парнишка. Марат. Он умер.

Аркин чуть не задохнулся от охватившего его гнева.

Кражков чуть наклонился над столом и пристально посмотрел на него.

– Ты хочешь чтото предложить, товарищ Аркин?

– Царь Николай настолько жесток, что может послать кавалерию рубить безоружных людей, идущих по улице, но даже он не станет убивать невинных детей России. Настало время пустить в дело рабочую молодежь этого города.

Расходились парами с интервалом в пять минут. Первыми вышли Аркин с Сергеевым. Они юркнули в соседний переулок, потом торопливо пробежали через несколько погруженных во тьму улочек и, лишь оказавшись достаточно далеко от свечного склада, наконец замедлили шаг. Шел снег, ветра почти не было, поэтому крупные снежные хлопья опускались на землю с черного неба медленно, словно перья. Аркину было приятно ощущать на лице их прикосновение. Он почувствовал биение жилки на виске и понял, что этой ночью выспаться ему не удастся.

– Виктор, – раздался голос Сергеева, – не вини себя. Ты не виноват, что изза нападения на Столыпина они решили взяться за руководителей групп.

– Кого же винить, как не меня?

– Мы ведь с самого начала знали, что без крови не обойдется. Троцкий предупреждал нас об этом.

– А он предупреждал нас о… – Аркин заставил себя замолчать. У товарища и своих забот хватало. – Лучше скажи, как твоя жена. Родила?

– Ждем со дня на день.

Услышав в голосе Сергеева гордость, Аркин ощутил неожиданный острый укол зависти. Ему словно загнали гвоздь под ребро. «Ничего, когданибудь, – сказал он себе, – у тебя тоже будет женщина. И ребенок».

– Ну, передавай ей от меня привет и наилучшие пожелания, – рассмеялся он. – И еще скажи ей, что…

В этот миг чьято рука схватила его за плечо и с силой толкнула на кирпичную стену дома. От удара воздух вылетел из легких, но Виктор не растерялся: саданул кулаком в лицо нападавшему и ударил его в пах коленом. Аркин услышал сдавленный стон, почувствовал, что рука на плече ослабела и тело поползло вниз. Но тут из темноты показалась еще одна фигура.

– Не двигайся, или получишь пулю в лоб.

Аркин замер. Он метнул взгляд на Сергеева. Тот стоял, согнувшись пополам, и держался за руку на перевязи, как будто получил в нее удар. На спину ему опускались снежинки.

– Что вам нужно, ублюдки? – выкрикнул Аркин.

– Ответы на коекакие вопросы.

Перед ним замер грузный человек с выпирающим пивным животом и наслоениями жира, заменявшими мышцы. В руке он сжимал маузер. Второй, ростом поменьше, лежал на холодной земле, держа руки между ногами, и отчаянно ругался. Оба были в черных кожаных пальто, блестящих, как змеиная кожа, и у обоих был холодный цепкий взгляд охотников. Наверняка это были люди из охранки.

– Все зависит от того, какие будут вопросы.

Тот, что лежал на земле, коекак поднялся на ноги и неожиданно ударил локтем Аркина в живот.

– Убери эту сволочь, иначе я ему шею сверну, – прорычал Виктор, согнувшись.

– Врощин, отойди!

– Что за вопросы? – повторил Аркин, отдышавшись.

– Что вы в такое время делаете на улице?

Революционер пожал плечами.

– Ничего такого, просто в карты заигрались. Вот только мой дружок, дурья башка, продулся подчистую и теперь домой боится идти – его там женушка поджидает. Подтверди, Мишаня.

Сергеев чтото проворчал, и Аркин рассмеялся. Краем глаза шофер заметил, что здоровяк с пистолетом насмешливо улыбнулся. Этого он и добивался – палец на спусковом крючке маузера расслабился.

– У него и так неприятностей хватает, – добавил Виктор и хлопнул по спине Сергеева, помогая выпрямиться. – Позвольте, я отведу несчастного домой. – Он взял друга под здоровый локоть и стал тащить за собой. – Спокойной ночи, господа хорошие. Мы бы еще с вами поболтали, да холодно очень.

Снег пошел гуще, но Аркин был только рад этому. Еще несколько шагов, и белая завеса скроет их.

– Стой.

– Да?

– К стене. Руки за голову.

– Но в чем…

– К стене!

Аркин подошел к стене, не отпуская Сергеева, и почувствовал, как друг задрожал. Полицейские принялись их обыскивать. Пока они выворачивали карманы и расстегивали пальто, Сергеев прикрывал перевязь здоровой рукой. Аркин принялся лихорадочно соображать. Чтото было не так.

– Откуда вы идете? – требовательно произнес полицейский с пистолетом.

– Я же сказал, мы играли в карты.

– А может, встречались с дружкамиреволюционерами?

– Да вы что, какие революционеры?! Я работаю у царского министра.

Полицейские переглянулись, и хватка на рукаве Аркина немного ослабла. Несмотря на холод, на спине водителя выступил пот. В рассеянном желтом свете, который падал из одного из окон наверху, Виктор заметил, что брови его товарища страдальчески сложены.

– Глядика, а это что такое? – воскликнул полицейский, который был ниже ростом. Он выхватил покалеченную руку Сергеева из перевязи. – У этого субчика тут чтото есть.

Полицейский засунул пальцы под верхний слой бинтов и вытащил маленький пистолет с перламутровой рукояткой, который поместился у него на ладони. Оружие матово блеснуло сквозь падающий снег.

Черт бы тебя побрал, Сергеев!

Люди в кожаных пальто осклабились. Державший пистолет ударил рукояткой Сергеева по руке, и тот, не издав ни звука, скрючился от боли. Однако упасть он не успел, потому что Аркин подхватил его под руки и толкнул, подобно тарану, на полицейских. Те успели лишь удивленно распахнуть глаза, когда ноги их заскользили на льду, и оба, взмахнув руками, повалились на землю. Аркин услышал, как чьято голова ударилась о тротуар, но, не задерживаясь, чтобы выяснить, чья именно, подхватил с земли маленький пистолет с перламутровой рукояткой, вцепился в здоровую руку Сергеева и потянул.

– Бежим!

И они побежали. Через темные аллеи, вниз по скользким берегам реки, перепрыгивая через ограды и ныряя в арки. Сердца их готовы были выскочить на морозный воздух. Товарищи держались в тени. Изза раненого друга Аркин не мог нестись во всю прыть, он не отпускал руку Сергеева, пока позади слышались крики и проклятия преследователей. Лишь один раз Аркин отважился обернуться. Он увидел, что низкорослый полицейский намного обогнал своего товарища и мчался с сосредоточенным видом, как охотничья собака, взявшая след. Толстый увалень пытался от него не отставать, но без толку. Прогремели четыре выстрела, но изза темноты пули прошли далеко от беглецов.

Революционеры продолжали бежать, петляя и делая неожиданные повороты.

Наконец они нырнули под какойто мост и остановились, тяжело переводя дыхание. Лед у них под ногами треснул, но выдержал.

– Где мы? – хрипло шепнул Сергеев.

– Понятия не имею. Молчи.

Полчаса они простояли под мостом неподвижно, как тени, и заметил их только какойто бездомный кот, пробежавший через скованный льдом канал. Когда они наконец выбрались на замерзший берег, все было тихо.

Снег повалил гуще, он залетал в глаза и налипал на ботинки. Втянув головы в плечи, товарищи торопливо продолжили путь. Шли неосвещенными дворами и остановились только на Литейном.

Аркин всмотрелся в лицо Сергеева сквозь кружевную снежную завесу.

– Как рука?

– Пока на месте.

– Эти ублюдки тебя ранили?

Сергеев пожал плечами.

– А чего еще можно ждать от охранки?

– Не нужно тебе с пистолетом ходить. Зачем ты вообще его взял?

– Я его выменял на хорошую лопату в одной пивной. Думал, с ним безопаснее. – Михаил снова пожал плечами. – Я ошибался.

Аркин опустил изящный пистолет другу в карман.

– Продай его, – сказал он. – Он тебя не защитит, а погубит. Лучше купи на эти деньги продуктов жене.

– Нет. – Сергеев с извиняющимся видом вернул пистолет товарищу. – Пусть он лучше у тебя будет.

Аркин не стал спорить.

– Береги себя, друг. – Шофер положил руку Михаилу на плечо. – Передай от меня жене, что я желаю ей родить здорового карапуза и чтобы все у них было хорошо.

– Я за это и борюсь. Чтобы у моего сына было счастливое будущее. Спасибо тебе, товарищ, – немного смущенно произнес тот. – За помощь. Если меня посадят, моя жена умрет с голоду.

Аркин кивнул, развернулся и, сунув руки в карманы, пошел в ночь, представляя себе раздутый женский живот. Снег валил уже почти сплошной стеной. Пальцы сжались на рукоятке пистолета. Сергеев был прав. Оружие создавало иллюзию безопасности.