Текст книги "Жемчужина Санкт-Петербурга"

Автор книги: Кейт Фернивалл (Фурнивэлл)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 28 страниц)

– Лиза! – закричал министр, когда его потащили из кабинета. – Я люблю…

Охранник захлопнул дверь. Оставшись в кабинете одни, Аркин и Елизавета долго смотрели друг на друга.

– Я не могу тебя спасти, – наконец произнес он.

– Я знаю.

Она улыбнулась ему той же нежной улыбкой, какой улыбалась на роскошной кровати в номере отеля «Де Русси». Она стояла перед ним совершенно спокойно, и ни сожаления, ни грусти не было заметно в улыбке ее полных губ.

– Черт! – Он бросил на стол перо и подошел к ней так близко, что мог бы притронуться к ней. Но руки его были опущены. – Елизавета, если бы мог, я бы сделал это, но ты – жена министра. Бог свидетель, если бы была хоть какаято возможность, я бы спас тебя.

Ее голубые глаза засверкали от удовольствия.

– Я знаю. Не волнуйся обо мне. – Ее элегантное платье было испачкано грязью, один рукав разорван. – Я хочу посмотреть на тебя последний раз, – спокойно произнесла она.

И тогда он поднял руку и провел пальцами по ее бледной щеке. Она наклонила голову и прижалась к его ладони.

– Будь осторожен, Виктор. Сейчас такое опасное время, и я хочу, чтобы с тобой… – Она сглотнула и чуть повернула голову, чтобы поцеловать его пальцы. – Ничего не случилось. Я ненавижу идеи, за которые ты стоишь, я ненавижу то, что вы, большевики, делаете с моей страной. – Она подняла голову. – Но я не могу ненавидеть тебя.

– Елизавета, я сделаю все, что в моих силах, чтобы повлиять на трибунал, но…

– Нет, Виктор, ничего не делай ради меня, я прошу. – Она говорила медленно и вдумчиво, как будто боялась, что он может не уловить истинного смысла ее слов. – Несколько последних лет я жила понастоящему. Жила и любила. Мне этого достаточно. Благодаря тебе я познала счастье, которого и представить себе не могла. Спасибо.

Он горько улыбнулся, не пытаясь скрыть боли, которая пронзила его сердце в эту секунду.

– Спасибо, – эхом отозвался он.

– Храни тебя Господь, – негромко произнесла она и пошла к двери.

Когда Валентина вернулась домой, Лида сидела на коленках наверху лестницы и бросала в двух оборванных мальчишек в прихожей изюминки. Валентина не стала бранить дочку, а взяла ее за руку, завела в комнату и присела перед ней, чтобы их глаза оказались на одном уровне.

– Лида, я должна встретиться с одним человеком, и я хочу, чтобы ты пошла со мной.

– Это папа?

– Нет, доченька. Но не расстраивайся. Если мы все сделаем правильно, то скоро увидим папу.

– Ты каждый день так говоришь.

– Сегодня это правда.

Она одела дочку и сама оделась в простое платье и пальто, никаких оборок или мехов. Лидины огненные кудри она спрятала под коричневый платок, а сверху надела шапку.

– Сегодня ты должна выглядеть, как дочь рабочего.

Закончив переодевание, они подошли к зеркалу.

– Мам, а ты красивая. А я – уродина.

Валентина обняла Лиду и поцеловала в лоб.

– Ангелочек, ты самая красивая девочка на свете. А теперь послушай. Я хочу, чтобы ты коечто запомнила и, когда будет нужно, сказала.

– Я думала, вы умерли, – сказала Валентина.

Зайдя в кабинет товарища Ерикова, она остановилась и стала рассматривать лицо Аркина, его серую форму, увидела недавно появившееся высокомерие в его глазах и в тысячный раз пожалела, что тогда на Пистолетной горке воткнула скальпель ему в бок, а не в горло.

– Я думала, у вас начнется гангрена, – добавила она.

– Меня не такто просто убить. – Взгляд его был обращен не на нее, а на ребенка.

– Виктор, это ваша дочь, Лида.

Лицо Аркина осталось непроницаемым. Он даже не улыбнулся девочке.

Валентину охватила дрожь, когда она отпустила маленькую руку дочери и Лида храбро подбежала к столу. Девочка остановилась, как гном, перед возвышавшейся за столом фигурой, и у Валентины сжалось сердце.

– Добрый день, папа.

На горле Аркина запульсировала жилка. Он неуверенно прикоснулся к маленькой детской голове.

– Откуда мне знать, что она моя?

– Я клянусь, что это так. За Йенса я выходила уже беременной. – Валентина про себя поблагодарила Господа, что Аркин не мог знать, когда родилась ее дочь.

Он опустил руку, но Лида продолжала смотреть на него во все глаза.

– Это ничего не значит, – произнес он механическим голосом. – Она может быть ребенком Фрииса.

– Нет. – Валентина отвернулась, изображая смущение. – Мы с Йенсом всегда следили, чтобы я не забеременела.

– Почему я должен этому верить?

– Это правда. Я клянусь жизнью ребенка. Посмотрите, у нее ваш рот. А подбородок! Точно такой же формы, как у вас. – На самом деле никакого сходства не было, но Валентина чувствовала, как Аркину хотелось, чтобы это было правдой.

– А волосы? – Его рука потянулась к шапке.

Валентина предупредила Лиду, что шапка должна все время оставаться у нее на голове. Девочка, не задумываясь, схватила руку мужчины, крепко прижалась к ней щекой. Она посмотрела на Аркина трогательным взглядом, который бывает только у детей.

Виктор не отдернул руку.

– У нее не мои глаза, – сказал он, внимательно разглядывая девочку. – Кстати, и не ваши.

– Глаза у нее исключительно свои. У Лиды много такого, исключительного.

Протянув поврежденную ногу в сторону, Аркин присел и стал недоверчиво изучать девочку с близкого расстояния, но пальцы его попрежнему были зажаты в маленькой руке.

– Так ты, значит, Лида, – произнес он добрым голосом.

– А вы – мой папа, – тихонько проговорила она, потом чуть наклонила голову, застенчиво улыбнулась и вдруг кинулась ему на шею и крепко обхватила руками.

– Папочка, – проворковала она и поцеловала его в щеку.

Валентина наблюдала за ней в немом изумлении. Такому она дочку не учила. Но, увидев, как изменилось лицо Аркина – с него как будто сползла ледяная маска, – женщина рассердилась, потому что вместе с этой маской растаяла и какаято частица ее ненависти к этому человеку. Всегда настороженные глаза его словно затуманились, губы расплылись в улыбке. Они долго стояли так, прижимаясь друг к другу щеками. Потом он быстро поцеловал Лиду в лоб, поднялся в полный рост и вернулся за стол, не глядя ни на девочку, ни на ее мать. Он достал из ящика стола какойто лист, чтото написал на нем и протянул Валентине:

– Вот. С этим вы сможете уехать из Петрограда. Теперь уходите.

Она прочитала документ. Посмотрела на Лиду и разорвала бумагу.

– Здесь не сказано о моем муже.

– Да.

– Я не уеду из Петрограда без него.

– Валентина, если ты останешься в городе, красногвардейцы в конце концов найдут тебя, как бы ты ни закутывалась в платки. Ты – дочь министра, и про тебя не забудут. Не рискуй жизнью нашего ребенка.

– Если Йенс Фриис останется, останемся и мы.

– Не будь дурой, Валентина. Подумай о Лиде.

– Если умрет он, умрем и мы.

– Я не смогу спасти вас всех.

– Впишите его имя в разрешение на выезд, если хотите, чтобы ваша дочь осталась жива.

Это был блеф. Она была уверена, что не сможет его убедить. Аркин как будто ушел в себя, закрылся в панцире, и серый неприветливый кабинет превратился в пустое мрачное место. Но вдруг глаза его ожили, и он внимательно посмотрел на Валентину.

– Твоя мать любит Лиду? – спросил он.

Валентина ответила осторожно:

– Конечно, она любит свою внучку.

Он кивнул. Не глядя на девочку, он выписал другой документ.

– Возьми.

Рядом с ее именем и именем Лиды стояло имя Йенса.

– Спасибо.

– Но я тебя предупреждаю: когда он выйдет отсюда, за ним придут снова. И разрешение на выезд его не защитит. У вас есть час, может даже меньше. Потом они узнают, что он все еще здесь, в Петрограде, и разрешение аннулируют. Он работал на царя, и это ему не простится. – Голос Аркина зазвенел железом. – Настало время расплаты для таких людей, как он. Для людей, которые прикрываются своей интеллигентностью, думая, что либерализм и ученость могут защитить от народного гнева.

– Йенс работал для людей России. Он помогал простым рабочим. Что вы, большевики, собираетесь делать? Уничтожить всех, у кого есть голова на плечах? Что ждет Россию в будущем, если вы это сделаете?

– Россию ждет великое будущее. Она избавилась от тиранов.

Валентина взяла Лиду за руку.

– Я надеюсь, что мы больше не увидимся, Аркин.

– Так бери ребенка и беги. У тебя это прекрасно получается. Я видел это в лесу, когда ты бегала от дерева к дереву.

Валентина в изумлении уставилась на него.

– О чем вы говорите?

Он удовлетворенно улыбнулся.

– Значит, ты до сих пор не догадалась? Тогда, в лесу, это я был с тобой, когда ты наткнулась на нас. Это я взорвал ваш дом в Тесово.

– У меня хорошо получилось, мамочка?

– Ты у меня умница, доченька.

– А папа, когда вернется, рассердится на меня за то, что я другого дядю называла папой?

– Нет. Он поцелует тебя тысячу раз.

– Тогда почему ты плачешь? – Лида погладила маленькой ладошкой руку Валентины. – Мама, не плачь.

– Скорее, Лида. Нам нужно торопиться. У нас всего час времени.

– Для чего?

– Для того чтобы уехать из Петрограда.

42

Валентина, закрыв глаза, стояла у двери в прихожей и прислушивалась. Двое чумазых мальчишек сидели тут же на полу и играли в карты на окурки, но были так поглощены игрой, что почти не разговаривали. Они не мешали женщине. В нише под лестницей, пока ее не было, появилась узкая кровать. Спящий на ней лысый мужчина храпел, но даже он не мешал Валентине, потому что все ее внимание было сосредоточено на другом. Она внимательно прислушивалась. Ждать снаружи она не захотела, чтобы не привлекать к себе внимания.

Шли минуты. Валентина затаила дыхание, как будто это могло заставить время бежать медленнее, но чувствовала в кармане вес часов Йенса, чувствовала, как неудержимо движутся их стрелки. Она ожидала услышать приближающийся топот сапог. От каждого порыва ветра, от каждого скрипа калитки ее сердце уходило в пятки. Валентина знала, что приближения Йенса она не услышит и о том, что он вернулся, узнает только тогда, когда его рука прикоснется к двери.

Шли минуты.

Вдруг донесся какойто едва слышный звук. Ее рука тут же взлетела к замку и повернула ключ. Приоткрыв дверь, Валентина впустила в дом порыв морозного ветра. В следующее мгновение она рванула дверь так, что та с треском ударилась о стену. Мальчики с удивлением повернулись к ней.

Йенс. Он стоял на пороге, такой же, как всегда, высокий, только кожа на скулах натянулась и глаза запали в темные ямы. Вся нижняя часть его лица была скрыта за густой рыжей бородой.

– Валентина, – прошептал он.

Она притянула его к себе, через порог, в прихожую, и он ногой захлопнул за собой дверь. Она обняла его, не в силах вымолвить ни слова, сердце ее затрепетало, вырываясь из груди, и она почувствовала на себе его крепкие сильные руки. Она хотела его так сильно, что ее тело охватила дрожь.

– Валентина, – прошептал он снова в ее волосы, словно это было единственное слово, которое он помнил.

Ее тело отказывалось отпускать его. Она помнила о часах, лежавших в кармане, и о предательски ускользавшем времени. Но руки ее не могли отпустить его.

Сумки уже лежали на кровати. Две большие и одна поменьше. Она собрала их еще несколько недель назад. В основном там были консервы с мясом, пакеты с овсяной крупой и сушеными фруктами, но Валентина не забыла положить также спички, свечи, одеяло, носки и пару шерстяных свитеров, для него и для себя.

«Мы будем путешествовать налегке», – сказала Валентина дочери, когда та, сидя скрестив ноги на оленьей шкуре и прижимая к груди паровозик, наблюдала, как мама собирает вещи.

Оказавшись в комнате наедине с Йенсом, Валентина стала снимать с него одежду. Восемь месяцев он не переодевался.

– От меня воняет хуже, чем от дохлого кабана, – пробормотал он.

Она поцеловала его в грудь.

– Ты пахнешь так, что тебя съесть хочется.

Он засмеялся, но смех получился натянутый, как будто через силу, и она поняла, что мышцы его лица просто слишком долго не использовались. Чего нельзя было сказать о мышцах тела. Они были похожи на толстые канаты, идущие под кожей вдоль бедер и поперек живота. От него только и осталось, что кожа, кости и связки сухих мышц. Она попыталась представить, чего ему стоило, находясь на грани голодной смерти, сохранить свое тело и разум, но не смогла. Он быстро помылся, она наспех подрезала ему бороду (времени на бритье терять не стали), и уже через минуту они вышли из дому и зашагали по замерзшей мостовой, держа дочку за руки. Лида незаметно старалась задевать локтем ногу отца, чтобы убедиться, что он настоящий.

– Большевики заняли вокзалы, – сказала Валентина Йенсу, – так что на поезд можно не рассчитывать.

– Мы пешком дойдем, если будет нужно, – твердо ответил он.

– Куда?

– В Китай.

Валентина оторопела. Он посмотрел на нее, улыбнулся, увидев ее удивление, и Валентина поняла, что с этим мужчиной она готова идти хоть на Северный полюс.

– Китай, значит, – произнесла она.

– А Китай – это где? – спросила Лида.

– В конце России, там, где начинается море.

– Это недалеко?

Они оба улыбнулись.

– Нужно будет идти побыстрее, – сказал Йенс.

Лида серьезно кивнула и стала быстрее перебирать маленькими ножками.

Первый блокпост они увидели на следующей улице. Рядом с ним стояли серые фигуры с широкими красными повязками на рукавах. В руках солдаты нервно сжимали винтовки. У Валентины упало сердце, она чуть не вскрикнула от ужаса, но Йенс, не меняясь в лице и не сбавляя шага, свернул в первый же переулок. Они вернулись обратно, чтобы найти другой путь. Но везде было одно и то же, на каждой улице они натыкались на блокпосты и были вынуждены отступать. Лида вначале взахлеб рассказывала отцу о том, как мальчики в прихожей научили ее играть в покер, но теперь примолкла и спряталась в складках длинных пальто родителей. Через час кружения по улицам Йенс остановился в тени церкви. Ее купол янтарно светился под свинцовым небом, в котором ветер все еще носил хлопья пепла вчерашних пожаров. Они поставили сумки на землю.

– Йенс, мы в ловушке. Это разрешение на выезд – бессмысленная бумажка.

– Эти солдаты – ярые большевики. Они не станут смотреть на подпись в документе, если решат, что перед ними два угнетателя. Пытаться им чтото доказывать слишком рискованно. – Он прислонился к стене и повернул голову, будто всматриваясь в противоположный конец улицы, но так, чтобы Валентине не было видно его лица. – Почему он согласился меня выпустить? – произнес он.

Во рту у нее пересохло. Она положила голову ему на грудь.

– Это имеет значение?

Он долго молчал, и Валентина почувствовала, что на сердце у него лежит тяжелый камень. Но он положил ей на голову свой колючий подбородок и глубоко вздохнул, словно выпуская из себя затаенную тревогу.

– Нет, моя любимая, – негромко произнес он. – Это не имеет значения, раз мы вместе. – Он поцеловал ее в лоб. – А теперь идем.

– Куда?

Он наклонил голову так, чтобы видеть ее глаза.

– Неужели ты думаешь, что я просто так провел в той вонючей камере восемь месяцев? Я придумал, как нам отсюда выбраться, и в уме проделал этот путь тысячу раз.

Он поднял сумку и взял дочку за руку.

– Вот наш выход.

Йенс вышел на середину дороги, присел и поднял металлический люк. Большинство люков на дорогах были закрыты, но он знал, что на этой крышке задвижка поломана.

– Скорее! Спускаемся вниз. – Увидев неуверенность Валентины, он добавил: – Это безопасно.

Когда Валентина в последний раз спускалась под землю, она чуть не погибла. Йенс первый полез в черный колодец по вделанным в кирпичную стену металлическим скобам и взял с полки керосиновую лампу. Спичек рядом не оказалось, но у него в кармане лежал коробок, который дала ему Валентина. Он зажег фитиль, и приглушенное желтое свечение в тот же миг разогнало тени.

– Лида, спускайся, милая. Твоя очередь.

В проеме показалось маленькое лицо, потом девочка свесила ноги, встала на первую ступеньку и быстро, как обезьянка, спустилась вниз. Увидев уходящий вдаль подземный туннель, она не издала ни звука, только ступила поближе к отцу, вглядываясь немигающими глазенками в темноту.

– Тут безопасно, – успокоил он ее, похлопал дочь по шапке и поднял руки, чтобы помочь Валентине.

Спускаясь, она закрыла за собой люк, и тьма поглотила их. Густую тишину нарушал только звук капающей воды и доносящееся издалека гудение работающего насоса.

– Долго идти? – спросила Валентина.

– Будем идти, сколько сможем.

Йенс поднял лампу, чтобы посмотреть на ее лицо. Оно было не таким, как прежде, и все же он поцеловал ее губы и, посадив на шею Лиду, отправился в путь. Пока они шли вперед, Валентина пела. Чистый приятный звук ее голоса разгонял уныние, которое наводила окружавшая их темнота. Но потом, когда проход сделался уже и им пришлось опуститься на четвереньки и ползти по зловонной ледяной воде, стало не до песен.

Йенс сердился на себя за то, что ему было трудно сосредоточиться в запутанной сети ходов, но это объяснялось тем, что за последнее время он отвык от темноты. Он часто спотыкался, но отказывался спустить Лиду со спины, несмотря на просьбы Валентины. Дочь крепко держалась за его шею и волосы, и он, чувствуя на себе ее цепкие пальчики, ощущал, как внутри него оживает чтото умершее и иссохшее.

Они не разговаривали о том, что ждет их впереди, и о том, что они оставили, – сейчас было не время. Лишь однажды он спросил:

– Твои родители, где они?

Валентина посмотрела на Лиду, которая слушала каждое их слово, и покачала головой. Короткое напряженное движение. Он не стал расспрашивать. Когда они проходили под металлическим люком, Йенс забрался по лестнице наверх и выглянул через небольшие отверстия в крышке. Он увидел ноги. Сотни, возможно, тысячи бегущих ног. После восьми месяцев почти абсолютного одиночества такое огромное скопление людей показалось ему чемто непостижимым. Когда туннель, по которому они шли, очередной раз раздвоился и Йенс, не задумываясь, свернул влево, Валентина рассмеялась и посмотрела на него с любопытством.

– И как ты находишь здесь дорогу? Это же настоящий лабиринт.

– Это мои туннели, Валентина. Я построил их, и, разумеется, я знаю, куда идти.

Заметив, что Лида, которая теперь брела за ним по щиколотку в воде, давно не подает голос, Йенс повернулся и увидел огромные глаза девочки.

– Папа, – произнесла она шепотом, – а где спит дракон?

– Здесь нет драконов, малышка, – поспешила успокоить ее Валентина.

– Нет, есть. Я слышу, как он дышит.

Йенс взял дочь за руку. Она была холодной и липкой от испарины.

– Помоему, – промолвил он, – нам пора подниматься на свет.

До следующего люка было недалеко. Здесь потолок туннеля был выше, и Йенс поднял над собой лампу, чтобы осветить как можно большее пространство впереди. На полу блеснула маслянистая вода.

– Папа, дракон не впереди, – прошептала Лида. – Он сзади.

– Лида, милая, здесь нет…

– Послушайте, – совсем тихо сказала она.

Они прислушались. Откудато сзади доносился звук, который ни с чем нельзя было спутать, – топот ног, торопливо хлюпающих по воде. Йенс сразу же потушил лампу и оттащил Валентину с Лидой к стене, где они замерли, вжавшись спинами в кирпичную кладку. Спустя минуту они услышали голоса.

– Свет потух, – произнес очень молодой голос.

– Куда они делись? Слушай, – ответил взрослый голос.

Ненадолго стало тихо. Очевидно, у преследователей не было источника света, и они двигались, ориентируясь по лампе Йенса. Когда шаги снова послышались, они были медленнее. Постепенно они стали громче и наконец зазвучали совсем рядом. Йенс вдруг почувствовал, что Валентина вложила ему в руку чтото холодное и тяжелое. Это был пистолет. Сердце в его груди зачастило. Он поднял руку, навел пистолет на темноту и крикнул:

– Кто бы вы ни были, остановитесь!

Звуки прекратились.

– Кто вы такие? – спросил Йенс.

– Никто, – ответил мальчик. – А вы кто?

– Путешественники.

– Может оказаться, что нам с вами по пути, – заметил старший из неизвестных.

– Может. У вас есть свет?

– У нас есть лампа, но нет спичек.

– Валентина, встань за мной и зажги лампу.

Пока она выполняла указание, Йенс направил пистолет в сторону голосов. Неяркий свет упал на две фигуры: мальчик лет двенадцати и рядом с ним мужчина с напомаженными седыми усами и печальными глазами. По виду банкир или юрист. Йенс опустил пистолет и бросил мальчику коробку спичек. Тот ловко поймал ее и сунул в карман. Изза спины Йенса послышался недовольный голос Валентины:

– Черт! Я на рынке за эти спички пятьдесят рублей заплатила.

– Спасибо, друг, – произнес усач. – А может, у вас и еда найдется?

– Нет, – быстро ответила Валентина.

– Нам с внуком пришлось бежать. У нас даже не было времени собраться. – Он посмотрел на сумку Валентины.

Та отошла на шаг, и в ту же секунду мальчик выхватил изза пазухи огромный пистолет и нацелил ей в голову.

– А ну гони сумку! – заорал он.

– Тебе сначала придется меня убить, жалкий мелкий воришка, – ответила женщина.

Йенс встал перед ней и направил пистолет на старшего мужчину.

– Прикажите ему убрать оружие, – сказал он. – Я помог вам. Что за характер у вашего внука?

– Жадный. – Он устало повернулся к мальчику. – Побереги пули для тех, кто их заслуживает.

Мальчик выругался и опустил пистолет.

– Мы сейчас уходим, – сказал Йенс. – Не оставайтесь здесь слишком долго. Ленин и его большевики скоро поймут, что через эти туннели можно уйти из города, и их начнут проверять.

– Спасибо за совет.

Йенс кивнул на прощание и поднял на руки испуганную Лиду, которая дрожала так, что у нее даже зубы стучали. Валентина покачала головой, достала из сумки две банки консервов и скрепя сердце бросила их мальчику, после чего развернулась и пошла по туннелю.

Когда они отошли на несколько шагов, сзади раздался голос:

– Друзья! Есть поезд.

Они остановились и повернулись.

– Что за поезд? – спросила Валентина.

В неуверенном свете лампы ее лицо казалось похожим на череп.

– Поезд, который проезжает через мое загородное имение, рядом с лесом. Это небольшой грузовой поезд, на нем раз в неделю перевозят пшеницу и скот.

Йенс поставил Лиду и достал из сумки, висящей на плече, карту и компас.

– Покажите.

Он поднял лампу, и мужчина ткнул пальцем в карту. На пальце его блеснуло кольцо с печаткой, украшенное большим бриллиантом.

– Видите речную излучину? Рядом с ней поезд замедляет движение. Здесь вы сможете запрыгнуть в вагон, если поторопитесь. Так ездят все крестьяне из соседней деревни.

– Но я слышала, железнодорожники бастуют и поезда не ходят, – вставила Валентина.

– Этот ходит. Это небольшой состав для местных нужд.

– И куда на нем можно уехать? – поинтересовался Йенс.

– Недалеко. Но для разгрузки он выходит на Транссибирскую магистраль.

– Вы туда идете?

– Нет. – Мужчина поднял палец вверх. – Сначала мне нужно найти жену. Она все еще в Петрограде. – Он посмотрел на Йенса, и они оба подумали, что, скорее всего, искать ее уже поздно, но мыслей своих вслух не высказали.

– Удачи вам, – сказал Йенс. – Спасибо за сведения.

– Спасибо за еду. Храни нас всех Господь.

Йенс поднял дочь и повел жену к выходу из туннеля.

Они отыскали излучину, это было нетрудно. На выходе из города их остановил патруль. Но это были совсем молодые наивные ребята, поэтому, когда Йенс с уверенным видом помахал у них перед носом официальным документом с подписью Аркина, небольшой семье было позволено пройти.

Лес показался им спасительным приютом. Испытывая облегчение, они вошли в его тенистую гущу и два дня брели звериными тропами. Температура стремительно упала, и с неба повалил тяжелый пушистый снег, пряча их следы. Несколько раз они замечали бледные фигуры, мелькавшие, как призраки, в отдалении между деревьями, но их не окликали и к ним никто не обращался, потому что никто никому не доверял. В России стало опасно приближаться к незнакомым людям – если человек не был твоим другом, значит, он был врагом. Дойдя до излучины, они устроили привал. Костер разводить не стали, только сожгли несколько веток, чтобы вскипятить воду для чая. Лишь сейчас Валентина рассказала Йенсу о судьбе своих родителей, о том, как их судил трибунал большевиков. Он крепко обнял ее и поцеловал горячие слезы. Кутаясь в пальто и одеяло, они наблюдали за железной дорогой. Час за часом, день за днем. Уходящие вдаль серые рельсы стали казаться им дорогой в будущее.

Валентина лежала, прижавшись к Йенсу под его пальто. Тонкая серая трещина в небе над самым горизонтом указывала на близость рассвета. Рядом с ними, завернувшись в теплое одеяло, беззаботным детским сном спала Лида. Валентина прикоснулась губами к гладкому подбородку мужа (он вымылся и побрился в реке) и почувствовала, как он улыбнулся в темноте, не открывая глаз. Она устроилась головой у него на плече и вдохнула его запах. Он пах хвоей.

– Йенс?

Он поцеловал ее в волосы.

– Йенс, я хочу тебе чтото сказать. – Она говорила спокойным голосом, но почувствовала, как сразу напряглись его мышцы.

– Не нужно ничего говорить. – Он накрыл ее рот ладонью.

Пролежав так с минуту, Валентина подняла голову.

– Йенс, наше путешествие может оказаться опасным. В любую минуту нас могут… – Убить. Нас могут убить. – Нас могут разлучить.

Он прижал ее к себе покрепче.

– Нет. Этого не случится.

– Но если всетаки случится, обещай, что будешь заботиться о нашей дочери.

Он вздохнул.

– Мне не нужно этого обещать.

– И все равно. Обещай. Пожалуйста.

– Хорошо, любимая, если ты так хочешь. Обещаю, я никогда не оставлю Лиду и буду о ней заботиться. – Он повернул голову, и его губы оказались на коже Валентины. – Теперь ты должна обещать мне то же самое.

– Обещаю. Если будет нужно, я за нее жизнь отдам.

– Все?

– Нет.

Она нашла его губы своими и почувствовала, как внутри загорелся знакомый огонь. Страстное, неутолимое желание. Они предались любви под чистым ночным небом, испещренным бесчисленными звездами. И хоть они были не в санях и у нее не было меховой муфты, как в ту ночь после бала в Аничковом дворце, здесь не было ни революционеров, ни Аркина, желающего разрушить их мир.

– Едет, едет! – закричала Лида.

В синее небо поднялся столб дыма, холодный скрипучий воздух донес звук едущего поезда. Железнодорожная колея шла параллельно руслу реки. Лед на ней сверкал россыпью алмазов. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилались поля и леса. Для посадки на поезд условия самые подходящие.

– Приготовьтесь, – скомандовал Йенс.

Валентина кивнула, сердце ее готово было выскочить из груди. Лиду посадили отцу на спину, и она крепко обхватила руками его шею. Йенс нащупал руку Валентины. Она улыбнулась мужу и дочери, только улыбка получилась натянутая.

– Я готова. – Дыхание ее заклубилось между ними ледяным занавесом, и она сжала его пальцы.

Поезд оказался совсем небольшим, всего три грузовых вагона за локомотивом. Подъехав к излучине, поезд сбавил скорость, как и говорил мужчина в туннеле. Вагоны загремели и слегка накренились. Йенс побежал вдоль колеи, держа Валентину за руку, но ноги у него были длиннее, а шаг шире, поэтому ей было тяжело не отставать от мужа. Рядом с ними грохотал колесами паровоз. Валентина на ходу бросила взгляд на кабину и увидела машиниста с палкой в руках, который смотрел на них так, словно собирался этой палкой отгонять их от поезда. В начале первого вагона на внешней стене была металлическая лестница. Поравнявшись с ней, Йенс схватил ее свободной рукой, и его тут же оторвало от земли. На какойто миг он повис на одной руке с Лидой за спиной и двумя сумками на плече. Другой рукой он попрежнему крепко держал жену.

– Прыгай! – закричал он.

Но на такой скорости для нее запрыгнуть на лестницу было почти невозможно. Она попыталась прыгнуть, но ноги не послушались ее, она поскользнулась и упала, чувствуя, как выкручивается, вырывается из сустава рука, за которую ее держал Йенс. Поезд тащил ее на всей скорости по земле. Разрывая одежду, царапая и кромсая тело.

Валентина почувствовала, что ее пальцы выскальзывают из его руки, почувствовала, что сама жизнь уходит из нее, и сдалась. Она упала на покрытую льдом землю и увидела, как от нее удаляется все, что она любила в этой жизни. Когда колея выровнялась, поезд, вовсю работая поршнями, стал набирать скорость и сердито заревел. Фигуры Йенса и Лиды исчезли. Валентина поднялась на ноги и, не замечая того, что ее всю трясло, а колени были изодраны, стала смотреть на уменьшающийся поезд.

– Йенс! – закричала она. – Лида!

Она пыталась дышать, но горло не слушалось. Она потеряла все. После всего, что ей пришлось пережить, теперь, когда до новой жизни оставался лишь шаг, она лишилась всего. И тут ноги понесли ее вперед. Сначала она шла, потом побежала. Черт возьми, если будет нужно, она дойдет пешком хоть до самого Китая! Земля под ногами гудела. Валентина снова поскользнулась, но на этот раз не упала, а продолжила бежать, не сбавляя скорости. В голове закружился хоровод мыслей, но одна из них затмила остальные: они вместе, Йенс и Лида. И они будут вместе всегда. В безопасности.

Когда заболели легкие, она вдруг осознала, что находится одна посреди глухого леса. У нее не было ничего, что могло бы помочь ей выжить в этом безлюдном месте. На ногах ее удерживало лишь одно: осознание того, что Йенс и Лида вместе и они позаботятся друг о друге.

Боль. Душевная боль от внезапно свалившегося на нее одиночества разрывала сердце Валентины. И все равно она продолжала упрямо бежать, все дальше и дальше, заставив себя не думать ни о чем. А потом, когда у нее начало темнеть в глазах, в отдалении она вдруг увидела хвост поезда. Она моргнула, прогоняя застилавшую глаза тень. Поезд стоял, хоть и продолжал изрыгать в небо серый дым.

Она бросилась вперед со всех ног. Поезд приближался и вот уже оказался совсем рядом. Обезумевшее сердце Валентины, казалось, готово было разбиться о ребра. Она поравнялась с последним вагоном, но поезд так и не двинулся с места, продолжая нетерпеливо дрожать на колеях. Второй вагон. Легкие разрывались. Третий вагон и лестница. Валентина крепко схватилась за железную перекладину. Ничего не произошло, поезд не дернулся. Неуверенно она полезла наверх, потом стремительно ворвалась в кабину локомотива.

Там, приставив пистолет к голове машиниста, стоял Йенс. Он улыбнулся ей.

– Вы заставляете себя ждать, сударыня.