Текст книги "Жемчужина Санкт-Петербурга"

Автор книги: Кейт Фернивалл (Фурнивэлл)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Истина, в которую верили люди, не имела ничего общего с той истиной, которая им преподносилась. И единой истины попросту не существовало, потому что не существовало четких границ между светом и тенью. Дорога, ведущая к абсолютной истине, постоянно отклонялась то в одну, то в другую сторону. Большевики и меньшевики разрывали на части свою истину. В своем стремлении к власти они грызлись между собой хуже, чем шакалы над падалью, призывая при этом к справедливости и равноправию. Похитить беззащитную девочкукалеку – что это за справедливость? Где равноправие, если сильный так поступает со слабым?

Ох, Валентина, будь осторожнее! Умоляю тебя, любимая, будь осторожнее.

Они сидели за столом, взявшись за руки. Женщина наблюдала за ними, время от времени отпивая из кружки и поправляя косынку. Два часа они провели вот так. Йенс видел, как Валентина от волнения сжимала зубы, чувствовал, как напряженно работает ее мозг, буквально слышал, как вращаются шестеренки и колесики внутри ее головы. И он испугался за нее. В какойто миг она вдруг сжала его руку и посмотрела ему прямо в глаза немигающим взглядом. Когда дверь открылась, в комнату ворвался холодный ночной воздух, и следом за Иваном вошли четверо мужчин в потертых куртках и мокрых картузах. Йенс поднялся. Валентина не посмотрела на мужчин, как будто знала, что они скажут. Иван подошел к печке и протянул к огню руки.

– Ну что? – спокойно, негромко произнесла она, не сводя глаз с Йенса.

– Ты, – Иван указал на нее, – пойдешь с нами. Ты, – он указал на Йенса, – останешься здесь.

– Нет! – Йенс решительно повернулся к Валентине, но она вскочила и прижала к его щекам ладони.

– Прости меня, любимый, – шепнула она, когда ее губы скользнули по его устам.

В следующий миг в голове Йенса точно взорвалась бомба, и он оказался на полу. Ему показалось, что мозг его разлетелся на тысячу осколков. Когда боль от удара наконец настигла его, он провалился в черную пустоту.

33

Дождь не прекращался. Вода струями лилась с потолка избы и с грохотом падала в цинковые ведра. Но Виктор Аркин не замечал этого звука. Он ходил по гнилым половицам и в тысячный раз пытался найти ответы на вопросы, которые гудели у него в голове.

Они придут?

Что ей известно?

Что она видела?

Что, если охранка специально подсунула ему эту девчонку, чтобы выйти на него?

Кому можно верить?

Он уже начал привыкать к такой жизни. Жизни в постоянном страхе. Такова была цена, которую ему приходилось платить.

Комнату он уже приготовил. Но она не будет такой, как калека. Она будет постоянным источником опасности, поэтому ему придется быть предельно осторожным. Он видел силу в глубине черных глаз на гладком лице. Аркин знал: стоит ему один раз сплоховать, и она, несмотря на свой юный возраст, съест его с потрохами.

Он остановился и выглянул в грязное оконце. Но в три часа утра рассмотреть чтолибо было невозможно. Кромешная тьма за окном скрадывала все звуки неослабевающим шумом дождя и ветра. В избе были тонкие продуваемые стены и крошечные комнатки, но для его целей она подходила как нельзя лучше. Стояла она в уединенном месте посреди широко раскинувшихся болот, через которые шла однаединственная грязная дорога, которая была немного приподнята над уровнем земли во избежание затопления.

Он простоял у окна час, прислушиваясь, не раздастся ли скрип колес. И все это время он не мог отделаться от мыслей об их матери. Она снова и снова представала перед ним. Он видел бледные ложбинки на ее теле, восхитительный холмик волос внизу живота, чувствовал вкус ее кожи. А теперь его не оставляли ее голубые глаза. Широко раскрытые, остекленевшие от изумления. В ушах у него звучал ее голос. Ее крик, который он услышал у себя за спиной, убегая от театра в дождь с ее дочерью на руках. Он должен был заставить ее возненавидеть себя, чтобы освободиться от нее.

Спустя час напрасного ожидания он снял с крючка на балке под потолком керосиновую лампу и открыл дверь в другую комнату. Желтосерый свет ворвался в помещение, заполз на потолок и пробил брешь в плотной, как кирпичная стена, темноте. Девочка, сжавшись в комок, лежала на кровати. В уме он всегда называл ее девочкой и никогда Катей. Так было проще. Безопаснее. Так он мог смотреть на нее, не чувствуя жалости.

Он поднял лампу повыше и увидел ее глаза. Огромные и ненавидящие. Губы девочки дрожали.

– Уйдите, – прошептала она.

– Тебе холодно?

Она покачала головой.

– Чтото болит?

То же движение. «Врешь», – подумал он.

– Уйдите, – повторила Катя.

Если он уйдет, комната снова погрузится в полную темноту (на всякий случай, чтобы избежать любых неожиданностей, он не оставил ей даже свечи). Поэтому Аркин поставил лампу на пол, прислонился плечом к дверному косяку и закурил сигарету.

– Смотри не умри мне тут, – быстро произнес он, чтобы скрыть легкую дрожь в голосе.

Она натянула на голову убогое одеяло.

– Уйдите, – чуть слышно произнесла она, и на этот раз голос ее звучал не громче шипения лампы.

Целую минуту он рассматривал неподвижную фигуру на кровати, надеясь, что она не выдержит и закричит на него. Но она не закричала. Поэтому он поднял лампу, вышел и закрыл дверь на ключ. Так было проще.

Старшую сестру привезли на телеге. Они втолкнули ее в избу так грубо, что ему захотелось пристрелить их на месте. Он выбрал этих троих, потому что они были спокойнее остальных и не стали бы распускать руки. Но они ехали несколько часов на открытой телеге под проливным дождем, меняя маршрут и петляя по лесу, чтобы запутать следы. Промокшие до нитки и злые, они вымещали раздражение на ней.

Она казалась очень маленькой, намного меньше, чем ему помнилось. Мокрые волосы липли ей на лоб, а зубы стучали, хоть она и пыталась это скрыть. Да, напомнил он себе, эта девочка сделает все, чтобы не показать ему своего страха. Они толкнули ее к столу и усадили на стул, с завязанными глазами и связанными за спиной руками. Ему было видно, как кожаный ремешок впивается в ее запястья, оставляя багровые полосы.

Он обошел стол и сел напротив нее.

– Я знаю, кто вы, – произнесла она, хотя он еще ничего не сказал. – Не думайте, что я вас не узнаю.

Он медлил, представляя себе, что сейчас творится у нее в голове. Ее, лишенную зрения и промокшую, грубые мужские руки втащили в комнату. Наверняка она сейчас прислушивалась к дыханию, пытаясь понять, сколько человек рядом с ней. Ее единственным оружием остались слова. Гдето по дороге она лишилась плаща и не догадывалась, как мокрое вечернее платье липло к ее телу. Бледный, почти прозрачный шелк повторял все мягкие неровности ее тела, делая ее похожей на куклу, из тех, которых дети любят наряжать в платья и раздевать.

– Я знаю, кто вы. – Голос ее не дрожал, но он услышал в нем ярость, хотя она и сдерживала ее изо всех сил. – Вы – Виктор Аркин. Бывший шофер моего отца.

Добавлять последнюю фразу не было смысла. Видимо, она просто решила указать ему на его место. Он сорвал с нее повязку, и Валентина прищурилась от неожиданного света. Длинные мокрые локоны липли к горлу и щекам, как будто могли защитить ее.

– Как видите, – приятным голосом произнес он, – вы не ошиблись. Как проницательно!

Ее глаза привыкли к свету, зрачки медленно сузились, но презрительное выражение так и застыло на лице.

– Это было нетрудно.

– Считайте, что вам повезло, раз вы еще живы после того, как пырнули меня в бок.

– Где она?

– Кто?

Губы ее сжались.

– Где она?

– Спит.

– Сомневаюсь. – Валентина встала, и в ту же секунду двое мужчин схватили ее за руки. При желании им бы ничего не стоило их сломать. – Отведите меня к ней.

– Сначала потолкуем.

– Я прошу вас, Аркин. – Руки ее дрожали от гнева, но голос оставался спокойным. – Пожалуйста, отведите меня к ней. Поговорить мы можем и завтра, когда я обсохну, а вы выспитесь.

Неужели заметно, что он уже три ночи не ложился? Глаза его высохли, и каждое движение век причиняло боль. Он коротко кивнул в сторону двери с торчащим ключом, и, прежде чем он успел чтото сказать, Валентина бросилась к двери и прижалась лбом к деревянным доскам.

– Развяжите ее и пропустите, – буркнул Аркин.

Он вышел в другую комнату и в темноте лег на голый матрас. Но он не заснул.

– Катя!

Валентина обняла лежащую на узкой кровати сестру, чувствуя животный запах пота, хотя кожа ее была холодной как лед.

– Со мной все в порядке, – сказала Катя.

Но Валентина знала этот голос. Он появлялся, когда сестра сжимала зубы, борясь с болью.

– Не сомневаюсь.

Валентина укрыла сестру одеялом. Оно пахло мочой.

– А как ты здесь оказалась? – удивилась Катя. – Они и тебя забрали? Это все Аркин, представляешь? Наш шофер. Что он с нами сделает? А папа знает, где мы? Валечка, ты же вся мокрая, снимай платье, тебе нельзя…

– Тише, сладкая моя, тише. – Она взяла сестру за руку. – Успокойся. Теперь мы вместе. Не нужно бояться, Аркин ничего с нами не сделает.

– Сделает.

– Нет. Я утром поговорю с ним. Когда будет светло. Сегодня он не…

– Валя, почему мы?

– Ох, Катя. Я не знаю. Мне кажется, он хочет заставить папу чтото делать.

Младшая сестра застонала.

– Папа никогда ничего не сделает против царя. Даже ради нас.

– Тише. Мы ведь еще ничего не знаем. Давай дождемся утра. Уже недолго осталось. Попробуй заснуть.

– Снимай платье немедленно. Ты же вся дрожишь.

– Нет. Я не буду раздеваться, пока они за дверью стоят.

В комнате было темно, но изпод двери выползал тонкий, как крысиный хвост, луч света. Он пробивался даже между планками, там, где древесина рассохлась или покоробилась. Валентина соскользнула с кровати, подошла к двери и ударила в нее кулаком.

– Откройте! – закричала она.

Ответа не последовало.

Она ударила снова.

– Я хочу поговорить с вами.

– Заткнись, – ответил изза двери незнакомый голос.

– Откройте.

– Заткни пасть, сучка.

Она принялась яростно колотить по старым доскам.

– Мне нужна сухая одежда.

– Пошла ты.

– Сухая одежда и еще одно одеяло. Ведро. И свечка. – Она с силой пнула дверь и тихо выругалась.

– Жди.

Валентина стала ждать. Когда ей ждать надоело, она снова принялась колотить в дверь.

– Прекрати. – Это был голос Аркина.

В замке повернулся ключ, и дверь распахнулась. Тут же в комнату ворвался свет, и Валентина успела рассмотреть Катю. Она сидела на кровати, прикусив нижнюю губу, да так сильно, что изпод зубов вытекла струйка крови и собралась на подбородке чернильной кляксой.

– Вот, – недовольным голосом произнес Аркин. – Одежда, одеяло, ведро. Свечи не будет.

Дверь начала закрываться.

– Подождите.

Дверь остановилась.

– Сестре нужно лекарство. Ей очень больно.

– Нет.

Дверь захлопнулась.

– Будь ты проклят, Аркин! – крикнула Валентина и изо всей силы ударила ногой по двери. – Чтоб ты в аду сгорел!

Окно было закрыто ставнями, к тому же изнутри его перекрывала тяжелая решетка, но, несмотря на это, через какоето время темнота в комнате начала рассеиваться, сквозь щели стал пробиваться свет солнца. Они обе пользовались ведром. Катя очень стеснялась, тем более что сестре приходилось помогать ей, но Валентина отнеслась к этому как санитарка и помогала Кате так же спокойно, как в госпитале чистила своим пациентам зубы. Валентину поразило, что Катя была выше ее ростом. Это выяснилось, когда она поднимала сестру. Когда она успела вырасти?

Разговаривали они вполголоса. Катя не сводила глаз с Валентины, словно боялась, что сестра может в любую секунду растаять в воздухе, как бестелесный призрак. Валентина помассировала ей ноги, чтобы в них не застаивалась кровь.

– Не нужно было тебе приходить, – сказала Катя. – Если со мной чтонибудь случится, это не страшно, но как Йенс будет жить без тебя?

– Ничего с нами не случится, глупенькая. Я же не могла позволить тебе самой убежать из дому, без меня.

Катя прыснула и потерла шею под затылком.

– Не хотела, значит, чтобы все удовольствие досталось только мне.

Валентина погладила маленькую руку.

– Скажи, Катя, ты ненавидишь меня за то, что я тогда, в Тесово, утром поехала кататься без тебя?

Никогда она еще не спрашивала сестру об этом.

– Нет, конечно.

– Ты бы не пошла в папин кабинет, если бы я осталась дома.

– Пошла бы. Это ведь не ты послала меня туда за карандашом.

Сердце Валентины замерло.

– А кто тебя послал?

– Папа.

Валентина, как было приказано, положила руки на стол перед собой. Пальцы ее раздулись и покраснели, потому что запястья были снова связаны, хоть и не так крепко, как вчера в телеге. Она согнула руку, кожа на сгибе сложилась белыми складками, и на какуюто долю секунды девушка позволила себе подумать о клавишах из слоновьей кости.

– Валентина!

Она перевела взгляд на его руки, на толстые кончики его пальцев и широкие твердые ладони. Руки рабочего? Или убийцы?

– Валентина, вы меня не слушаете.

– Я слушаю.

Она представила себе руки Йенса. Длинные. Мускулистые. Как они прикасаются к коже на ее животе.

– Вы понимаете, что я говорю?

– Да.

– Вечером я вернусь. Пока меня не будет, здесь останется мой человек. Сегодня я узнаю, согласится ли ваш отец заплатить.

– Сколько вы хотите?

– Полмиллиона рублей.

Она оторопела. Полмиллиона рублей!

– Аркин, – произнесла Валентина, глядя на напряженное лицо с колючей щетиной. – Вы, должно быть, сошли с ума, если считаете, что у отца есть такие деньги.

Аркин с сигаретой в зубах откинулся на спинку стула и раздраженно выпустил клуб дыма.

– Вы забываете, – ответил он, – что я бывал в вашем доме. Я видел картины и скульптуры. У вас в какую комнату ни зайди, обязательно увидишь чтонибудь золотое или серебряное. Я видел и бриллианты вашей матери, величиной с черепашье яйцо, так что не…

– Нет. У него нет денег.

– Министру ничего не стоит продать парочку ожерелий.

– Он не может этого сделать.

– Придется постараться.

– Вы слишком алчны.

– Это вы и подобные вам людишки алчны. Вы хотите прикарманить Россию. Каждый из вас хочет урвать себе кусок побольше. У миллионов русских рабочих и крестьян нет ничего, потому что все украдено вами. – Он прищурил глаза, и стало понятно, что он совершенно уверен в том, что говорит.

– Вы большевик, – категорически заявила она. Аркин ничего не ответил. – Эти деньги для революции?

– Конечно. Для поддержки социалистического движения. А вы думали иначе?

На этот раз она не ответила.

– Зачем вы стреляли в Йенса Фрииса и капитана Чернова на дуэли?

Легкая улыбка скользнула по его лицу, и на миг он сделался похож на вежливого шофера, кем был когдато.

– Сейчас это не важно. – Он встал. – К вечеру я вернусь. – Аркин кивнул на стоявшего у двери бородатого мужика, который строгал деревянную палочку ножом. – А за вами пока человечек присмотрит. – Губы Аркина снова растянулись в улыбке. – Не злите его.

Мужчина усмехнулся и вытер лезвие ножа.

– А что вы будете делать, когда отец откажется платить?

– Лучше надейтесь, что этого не случится.

Валентина не стала продолжать.

– Пока вы не ушли, прикажите, пожалуйста, своему человечку, чтобы он открыл ставни на нашем окне, – попросила она и добавила: – Там железная решетка, так что мы не сбежим. Без света там, – она показала на запертую дверь, – очень неприятно находиться.

К ее удивлению, он не стал возражать и кивнул.

Она встала. Осторожно. Главное – не давить.

– А лекарства? Не могли бы вы привезти морфия для Кати? Она… мучается, хоть и не показывает этого.

Он снова кивнул и устало почесал щетину.

– Могу вам пообещать, что, если я сегодня получу от вашего отца деньги, она получит лекарства.

– А если нет?

Он пожал плечами и направился к двери. Ночной дождь ушел к северу, и пустое небо застыло, точно дожидаясь чегото. Шелковистые обрывки тумана зависли над широкой равниной, запустив длинные серые пальцы в болота, где шумно плескались какието птицы. Выйдя на порог, он обернулся проверить, не пробует ли Валентина сбежать, но та смиренно стояла у стола. Он окинул взглядом ее стройную фигуру, облаченную в клетчатую рубаху и широкие штаны с подкатанными брючинами.

– А на вас это смотрится лучше, чем на мне.

Валентина крепко сжала язык зубами, чтобы не плюнуть ему вслед.

34

Ветер дул пронизывающий. Йенс брел по лабиринту безлюдных темных улочек. Здесь не было ни фонарей, ни тротуаров и стояла такая тьма, что хоть глаз выколи. Улицы петляли и неожиданно поворачивали в сторону, превращались в грязные аллеи и выводили в бесконечные дворы, лишенные каких бы то ни было границ. Главные улицы города, по замыслу Петра I, должны были стать образчиком западного стиля, но со временем за дворцами и роскошными фасадами бедные кварталы разрослись и превратились в настоящий людской муравейник. Горечь и негодование зарождались здесь.

Остановившись перед одним из убогих домов, Йенс спустился по мокрым осклизлым каменным ступеням в подвал. В этом, расположенном ниже уровня воды, помещении жить было невозможно. Болота, на которых был построен Петербург, во время сильных дождей или приливов брали свое и затапливали подвальные помещения по всему городу. И все же люди жили здесь. Это было лучше, чем спать на улице. Когда Йенс постучал кулаком в дверь, она осторожно приоткрылась и изза нее выглянула женщина во фланелевой ночной рубашке.

– Я ищу Ларису Сергееву, – сказал он. – Она здесь?

Женщина часто заморгала, как белка, и отступила в сторону, пропуская Йенса. Боже мой. Йенс закрыл рукой нос. В неровном свете двух свечей ему удалось рассмотреть, что помещение было большим, дальний конец его скрывался в темноте, но оно было сплошь заставлено двухъярусными кроватями, на которых сидели и лежали люди. Чтобы согреться, они прижимались друг к другу, и всего здесь было человек тридцатьсорок, не меньше. Некоторые из кроватей были завешены грязными рваными одеялами, заменявшими здесь стены, а на полу лежало несколько голых матрасов, на которых копошились дети.

– Лариса! – крикнула женщина в ночной рубашке. – К тебе важный господин.

Тут же с разных сторон прозвучало несколько язвительных замечаний, и из тени вышла молодая худая женщина со спящим ребенком на руках.

– Вы Лариса? Сергеева? – спросил Йенс.

– Да.

– Я хочу поговорить с вами.

– О чем?

Он обвел взглядом ряды устремленных на них глаз.

– Давайте выйдем на улицу.

Она не стала спорить. Передав ребенка открывшей дверь женщине, Лариса вышла вслед за Йенсом. Он заметил, что она дрожит. Это хорошо. Он хотел, чтобы она нервничала. Отойдя немного в сторону, он остановился под освещенным окном и осмотрел ее: нежное лицо с застенчивыми неуверенными глазами, стриженые светлокаштановые волосы. Одной ногой она нетерпеливо стучала по грязной дороге.

– Вы вдова Михаила Сергеева?

– Да. – Голос у нее был мягкий, приятный для слуха.

– Мне известно, что он дружил с Виктором Аркиным.

Неожиданно нога ее замерла, глаза опустились.

– Не знаю.

Йенс был готов схватить ее и затрясти так, чтобы у нее застучали зубы и лживый язык вывалился изо рта, но вместо этого произнес негромко:

– Я думаю, что знаете.

Не промолвив ни слова, она покачала головой и приложила к губам пальцы.

– Он приносит вам продукты, – уверенно произнес Йенс.

Когдато он наводил справки о семье Сергеевых и узнал, что Аркин стал помогать этой женщине после смерти мужа.

– Иногда.

– Я хочу поговорить с ним. Сегодня же.

Она вскинула на него глаза.

– Кто вы?

– Меня зовут Йенс Фриис.

– Директор Фриис?

– Да. Ваш муж работал у меня.

– Вы помогли нам, когда он сломал руку. – Лариса прикоснулась к его рукаву. – Спасибо. Если бы не вы, мы бы тогда умерли с голоду.

– Как ваш ребенок?

– С дочерью все хорошо, здоровенькая.

– Я бы хотел то же самое сказать о Валентине Ивановой.

– О ком? Не понимаю. Кто это?

Йенс опустил к ней лицо и быстро проговорил:

– Передайте Аркину, что я хочу видеть его. Немедленно.

Женщина покачала головой и торопливо ушла обратно в подвал.

Она была неосторожна. Очень неосторожна. Спеша по улицам, Лариса часто оглядывалась и смотрела по сторонам, но совсем не тогда и не туда, куда было нужно. Через десять минут после того, как они расстались, женщина вышла из ночлежки. Она была в косынке, и, судя по тому, как оттопыривался ее карман, там лежало чтото тяжелое. Следить за ней было просто.

Он довел ее до узкого переулка между высокими кирпичными стенами, отражавшими звук шагов, но она так быстро бежала, что слышала только биение своего сердца. Когда в конце переулка она остановилась и стала всматриваться в уходящую вдаль улицу, он ступил в тень и слился со стеной. Когда она неожиданно нырнула в черный ход какогото шумного кабака, он заходить туда не стал, а остался дожидаться снаружи. Не прошло и минуты, как она снова вышла. За ней показалась и другая темная фигура. Лицо человека рассмотреть было трудно, потому что он держался в тени. Закрыв за собой дверь в кабак, они начали шептаться. Йенс задышал тяжело. Это был тот, кого он искал. Человек, оставивший свои следы по всему Петербургу. Йенс достал изза ремня пистолет и обернулся на темный переулок за спиной. Никогда раньше он не убивал людей, но этот человек умрет сегодня же. Он двинулся вперед.

– Аркин! Где она?

Аркин не издал ни звука, но Лариса громко вскрикнула.

– Это не я его привела, Виктор. Клянусь. – Похоже, она его боялась.

Йенс не обратил внимания на ее слова.

– Где она? – Пистолет был нацелен в голову Аркина.

Аркин отошел от девушки, вышел на открытое место и внимательно посмотрел на Йенса.

– Инженер, – негромко произнес он, – если вы убьете меня, она тоже умрет.

Йенс опустил пистолет на правое колено Аркина.

– Слушай меня внимательно. Если не хочешь остаться без ноги, отвечай. Где они?

Аркин посмотрел на пистолет, на миг задумался, потом спросил:

– Как вы узнали про Ларису?

– Не только у тебя в этом городе есть глаза и шпионы.

– Что вы…

Голос его оборвался, когда неожиданно показавшаяся изза его спины большая рука сжала его горло.

– Помнишь нашего друга Льва Попкова? – Йенс ударил рукояткой пистолета Аркина в челюсть. Тот охнул. – Изза тебя его пытали в охранном отделении. Не забудем и дыру у меня в груди, которая оказалась там тоже по твоей милости. И Льву, и мне доставит огромное удовольствие отблагодарить тебя за все это пулей в лоб.

– Я для начала ему башку оторву, – прорычал Попков.

Лариса взвизгнула.

– Нет, – качнул головой Йенс. – Сперва я прострелю ему правое колено, потом левое.

Аркин дернулся, но вырываться из рук Попкова было все равно что пытаться освободиться из лап медведя. Когда казак чуть не раздавил его ребра, шофер затих. Йенс подошел к нему ближе и четко произнес:

– Спрашиваю последний раз, Аркин. Где она?

– Пошел ты!

– Ну, пеняй на себя. – Он нацелил пистолет.

– Отпустите его! – произнесла женщина.

Йенс повернулся. Она целилась в него из револьвера. Рука ее дрожала, и от волнения она переступала с ноги на ногу, но с такого расстояния промахнуться было невозможно.

– Лариса, – спокойно произнес Йенс, – не делайте этого. Вы погубите свою жизнь и жизнь вашего ребенка. Я все равно сейчас отстрелю этому подонку ногу, если он не скажет, где сестры Ивановы.

– Если вы это сделаете, клянусь, я убью вас. – Голос женщины дрогнул. – Он нужен мне, я без него не смогу прокормить своего ребенка.

– Что ж, значит, такова судьба, – пожал плечами Йенс и повернулся к Аркину.

Рука Ларисы крепче сжала пистолет.

– Аркин, где Валентина?

Тот посмотрел на женщину, но промолчал. Йенс вздохнул, но, прежде чем он успел спустить курок, Попков неожиданно опустил руки и отошел на шаг от своего пленника. В ту же секунду Аркин рванулся с места и скрылся в темном переулке.

– Какого черта? – заорал Йенс на казака.

– Эта мышка вас застрелила бы. Какой Валентине прок от вас мертвого?

Какова цена? Этот вопрос не шел у Валентины из головы. Какую цену должен заплатить человек и где предел? Когда в споре о цене нужно ставить точку?

И кто скажет, где вина начинается и где заканчивается?

Валентина стояла, прислонившись лицом к оконной решетке. Она вдыхала запахи болотистой равнины и слушала пение птиц, словно в последний раз. Она смотрела на неровные ряды дров, уложенные поленницей в открытом сарае. С груды за ней подозрительно наблюдала крыса с надорванным ухом.

– Валя, как ты думаешь, мы завтра вернемся домой?

Она повернулась и посмотрела на сестру, лежащую на кровати. Серые линии, точно следы слез, шли от носа к уголкам губ. Валентина улыбнулась.

– Конечно, вернемся.

Аркин явился поздно. Валентина услышала, как хлопнула входная дверь. Потом раздались медленные шаркающие шаги. Значит, день прошел неудачно. Приглушенный гул мужских голосов в передней продлился не больше пары минут, после чего снова хлопнула входная дверь и девушка услышала, как их бородатый страж протопал по двору, бранясь во весь голос. Аркин не постучал, он просто повернул ключ в замке и вошел в их комнату.

– Добрый вечер, – приветствовала его Валентина.

– Вот вам на сегодня хлеб и вода.

– А морфий?

– Нет.

– Отец не заплатил? – спросила с кровати Катя.

– Нет.

Катя закрыла глаза, положила на лицо руку и больше не принимала участия в разговоре.

– Для нее ничего? – спросила Валентина.

– Нет.

Ей захотелось выцарапать ему глаза.

Люди, у которых в кармане ни гроша, сговорчивы. Йенс понимал, что за деньги можно купить информацию, но рассчитывать на преданность при этом не приходится. Ночь была потрачена впустую. Он не уставал ругаться.

Валентина. Бредя по темным туманным переулкам, он то и дело замечал ее краешком глаза. Голубое платье, грациозное покачивание бедер, голова, как всегда при встрече, чутьчуть наклонена. Ее темные глаза дразнили его. Но каждый раз, когда он оборачивался, она исчезала. Валентина. Не исчезай, не сдавайся. Останься. Останься. Со мной.

Он разговаривал с ее отцом, но разговор вышел горячим. Министр Иванов был из тех людей, которые не любят, когда им указывают, что делать, но он явно мучительно переживал за дочерей и ради них пошел на унижение – стал умолять о помощи. Однако и банки, и богатые друзья, и коллегиминистры, и даже евреи ростовщики – все они ответили отказом. Полмиллиона рублей – слишком крупная сумма, тем более что Иванов и так был весь в долгах. Но Виктор Аркин на меньшее не соглашался. Йенс решил сам раздобыть деньги, продав землю, которая принадлежала ему с Давыдовом, но выяснилось, что выручить за нее нужной суммы нельзя. Мать Валентины как будто впала в оцепенение. Она сидела неподвижно, с совершенно бледным лицом и молча смотрела в одну точку.

Только в середине этого ужасного дня Йенсу пришло в голову, что Аркину, возможно, нужны совсем не деньги и именно поэтому он назначил такой громадный выкуп. Могло статься, что истинной его целью было досадить семье Ивановых, заставить сестер страдать. Он против их желания связал их жизни с революцией. После этого Йенс перестал бегать по банкам, а начал ходить по темным переулкам и душным подвалам, где люди с красными листовками в карманах собирались, чтобы поговорить о недовольстве, разрушении и новых порядках.

– Есть такое место.

– Где?

– Гдето там… – Мужчина с веснушчатым лицом неопределенно махнул рукой в сторону окна кабака, в котором они сидели. – На болотах.

Йенс положил на стол пятидесятирублевую кредитку.

– Где именно на болотах?

– Я не знаю. Честно. Я только слышал, что говорили, будто это далеко отсюда.

Йенс с сожалением вздохнул и положил кредитку обратно в карман, но налил веснушчатому еще водки.

– Так где? – повторил он вопрос.

– Послушайте… – Глаза собеседника к этому времени уже затуманились, веки с бледными рыжеватыми ресницами немного опустились. Неуверенной рукой он взял стакан. – Если я открою рот, они меня пришьют и фамилии не спросят.

Жадность порой делает с людьми странные вещи. Йенс выложил на стол две пятидесятирублевки.

Дыхание Кати сделалось размеренным. Она заснула или только притворялась? Все же Валентина решила больше не ждать и, не потревожив Катю, выскользнула из кровати. В темноте она ощупью отыскала дверь и тихонько постучала ногтями. Замерла, прислушалась и постучала снова. Шагов Валентина не услышала, но, когда она собралась постучать еще раз, с другой стороны двери раздался шепот.

– В чем дело?

Она поднесла губы к трещине в дверной панели.

– Мне нужно поговорить с вами.

В ответ – ни звука. Разве что вздох. Девушка подождала, поджимая босые ноги на голом полу и чувствуя, как колотится сердце в груди. Наконец раздался знакомый звук открывающегося замка. Валентина быстро оглянулась проверить, не проснулась ли Катя, и никакого движения на кровати не заметила. Дверь приоткрылась, и проникший сквозь щель узкий луч янтарного света заставил девушку часто заморгать.

– Позвольте мне выйти.

– Зачем?

– Пожалуйста.

Голос Аркина звучал иначе, как будто он был пьян. Валентина просунула в узкую щель руки и почувствовала, как их связали кожаным ремешком. После этого она вышла из комнаты, и Аркин закрыл за ней дверь на ключ.

– Что еще?

Несмотря на ранний час, Аркин не спал: на столе у керосиновой лампы лежало несколько географических карт и стояла бутылка водки со стаканом. Стакан был наполовину пуст. Валентина подошла к столу и выпила. Поспешно сложив карты, Аркин окинул ее оценивающим взглядом. Она была в шелковом вечернем платье, которое за день высохло (правда, как она ни старалась, полностью очистить его от грязи ей не удалось), на обнаженные плечи ниспадали спутанные пряди.

– Вы… – Он не сразу нашел подходящее слово. – Интересно выглядите.

Это, конечно, не комплимент, но, как говорится, и на том спасибо. На подбородке шофера темнел кровоподтек, взгляд у него был рассеянный, словно он вотвот заснет.

Не сейчас, Аркин. Только не засни. Она села за стол, наполнила стакан, но не подняла его. Изза того что руки у нее были связаны, каждое движение давалось ей с трудом.

– Я слушаю, – грубовато произнес он.

– Прошу вас, сядьте. Я хочу поговорить.

Валентина улыбнулась, давая понять, что настроена благодушно. Пользуйтесь данным от природы оружием, когдато посоветовал ей Давыдов, и сейчас она решила последовать этому наставлению.

Аркин опустился на второй стул, и она подвинула ему стакан. Комната, в которой они находились, была маленькой и запущенной. Валентина вдруг подумала о том, кому принадлежала эта изба. Не Аркину – для него она всетаки была слишком грязной. Девушка осмотрелась. Низкий закопченный потолок, бревенчатые стены, в красном углу на полочке – иконка. Пахло гнилым деревом, но дождя не было, поэтому с крыши не текло.

– Отец не заплатил?

Аркин кивнул.

– А он вообще предложил чтонибудь за нас?

– Нет.

– Вы разговаривали с ним лично?

Он посмотрел на нее так, будто она сморозила явную глупость.

– Разумеется, нет. Мы обменивались письмами. Я вел себя очень осторожно. – Он хмыкнул. – За мной не следили, и здесь вас никто не найдет, если вы об этом.

– Нет, я не об этом, – ответила она. – Я не сомневаюсь в вашем умении уходить от слежки. И что теперь? Вы отпустите нас?