Текст книги "Никогда не отпущу тебя (ЛП)"

Автор книги: Кэти Регнери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

– Г-г-гризельда!

– Что? – заорала она.

– Ладно.

– Ладно что? – спросила она, сдерживая дыхание.

– Ты выиграла.

– Что я выиграла?

– Да, бл*дь, зови меня, Холденом, раз тебе так нужно! Боже!

Ее поначалу хмурое лицо, сразу смягчилось, уголки соблазнительных губ дернулись вверх, а по щеке скатилась своевольная слеза.

– Холден, – прошептала она, облегченно вздохнув и наклоняясь вперед, чтобы смахнуть ему волосы со лба и прижаться губами к его коже.

От такой награды он в смятении закрыл глаза, и впервые с тех пор как видел ее в последний раз, его разбитое сердце успокоилось, почувствовав настоящее умиротворение.

«Гри. Моя Гри. Она здесь. Она жива».

Отпрянув от него, она приоткрыла губы и глубоко и судорожно вздохнула, затем отодвинулась назад и опустилась на корточки. Она нашла его ладонь и переплела свои пальцы с его пальцами, затем осторожно положила свою руку ему на грудь, ближе к шее, старательно избегая его ран. Он знал, что она плачет, когда она опустила голову на диван рядом с ним. Ее мягкие золотые волосы прижались к его щеке, он переместил пальцы и накрыл ее ладонь своей.

– И что теперь? – прошептал он у самого ее уха, стараясь не закрывать глаза. Таблетки подействовали, и боль наконец-то начала стихать, но теперь ему приходилось бороться с убаюкивающим изнеможением, грозящим затянуть его в сон. Им нужно поговорить. Ему нужно выяснить, где она была, как выжила, кем стала. Ему нужно знать, что когда он проснется, она все еще будет здесь.

Откуда-то издалека до него донесся ее нежный голос.

– Теперь мы немного отдохнем, а потом поговорим.

– Гри…

– Не волнуйся, Холден. Я никуда не уйду. Я обещаю, что останусь.

– Хорошо, – вздохнул он, сильнее сжав ее руку, прежде чем закрыть свои утомленные глаза и провалиться в сон.

***

– Мне лучше вернуться к себе, – сказала Гри, уткнувшись лбом ему в шею, и ее дыхание нежно коснулось его кожи.

– Н-нет, – прошептал он, сильнее прижимаясь к ее телу. – Останься.

В последнее время, с тех пор как им обоим исполнилось тринадцать, он все чаще стал обращать внимание на ее груди. Они были не такими большими, как у взрослых, но и не маленькими, как у детей. Они были заметны под ее поношенным желтым платьем, а когда становилось холодно, казались заостренными. Он старался не смотреть на них, особенно днем, когда Хозяин мог избить его за один только взгляд на Гри, но ему нравилось, как они – такие теплые и мягкие – прижимались к его груди по ночам или раним утром, как сейчас.

– Ладно, – вздохнула она. – Я останусь еще на несколько минут.

– Г-гри, – прошептал он. – Как это все будет?

– Когда мы станем взрослыми?

– Да.

Она немного откинулась назад, посмотрев ему в глаза. От пробивавшихся сквозь дверную щель рассветных лучей ее рыжеватые волосы казались белокурыми.

– Ну, – произнесла она, скользнув взглядом по его лицу, а затем снова остановилась на его глазах. – Однажды кто-нибудь нас здесь найдет. Они нас спасут и отвезут обратно в Вашингтон, и потому как мы пережили столько потрясений, нас обоих опять отправят в одну приемную семью. И я по-прежнему буду приходить к тебе каждую ночь, так же как сейчас.

– Ага, – поддержал он ее.

– И мы пойдем в школу, будем усердно учиться. Довольно скоро нам стукнет восемнадцать. После чего ты купишь мне кольцо в торговом центре и попросишь меня выйти за тебя.

– Да.

– Конечно, это будет не шикарная свадьба, потому что у нас нет семьи, но, может, Марисоль придет.

– Н-н-но не Билли.

– Не. Его не пригласим, – согласилась она. – И когда-нибудь у нас появятся дети.

– И мы никогда, ни за что их не бросим. М-м-мы будем самыми лучшими p-родителями на свете, Гри.

– Да. Самыми лучшими. Мы купим маленький домик, правда за городом, и будем изо всех сил стараться сделать его красивым. Мы могли бы разбить сад, так как знаем, как это делать.

– Я больше никогда не хочу заниматься садом.

– Почему? Овощи не виноваты, что Хозяин заставляет нас их выращивать.

– Я ненавижу все, что связано с этим местом. Кроме тебя.

Она прислонилась лбом к его лбу.

– Холден, Я…

Вдруг наверху у лестницы щелкнул замок, и ее глаза распахнулись. Она бесшумно скатилась на пол, и Холден с ужасом наблюдал, как она изо всех своих сил ползла к панели, пока тяжелые ботинки Хозяина спускались вниз по лестнице.

Прежде они с ней это уже обсуждали, и Холден знал, что сейчас Гри придется принять страшное решение. Если ей не хватит времени вернуться в свою камеру, она должна будет жаться к двери и вести себя так, словно он забыл запереть ее на ночь. Она поклялась никогда не рисковать их панелью, позволив ему о ней узнать, иначе они потеряют друг друга навсегда.

У Холдена остановилось сердце, когда она приняла решение и, миновав панель, решила прижаться к двери в свою камеру и притвориться, что она там спала.

Наконец, Хозяин шагнул на грязный пол, и Холден изо всех сил зажмурил глаза, отчаянно надеясь, что Хозяин поверит в то, что он спит, а Гри ночевала у двери, в нескольких шагах от него.

– Нечестивость! – взревел Хозяин. Две жестяные миски с овсяной кашей с грохотом упали на пол и покатились в разные стороны.

Глаза Холдена пылали от страха, но он открыл их и увидел, как Хозяин протянул руку и, схватив Гризельду за косу, рванул вверх ее голову.

– Порочная распутница спит здесь с Сетом!

– Нет, сэр, – всхлипнула она. – Нет. Вы забыли запереть меня п-прошлой ночью. Я спала у двери, сэр. И даже не смотрела в его сторону. Ни разу.

Держа ее за волосы, Хозяин размахнулся, и треснул ладонью по ее лицу, от чего ее голова метнулась в сторону. Она поперхнулась, издав гортанный звук, закончившийся пронзительным всхлипом. Когда он снова размахнулся, Холден откинул одеяло и вскочил с кровати.

– Н-н-не бей её!

Рука Хозяина замерла, и Холден бросил взгляд на Гризельду. Всем своим лицом, уже ярко красным с той стороны, куда только что пришелся удар, она умоляла его не вмешиваться.

– Ты, недоумок, будешь указывать мне, что делать? – спросил Хозяин, повернувшись к Холдену, и ослабил хватку на волосах Гризельды.

– Г-г-говорю тебе, н-н-не бей её!

Глаза Хозяина вспыхнули гневом. Он отпустил волосы Гризельды, стукнув ее головой о панельную стену, и прошествовал в сторону Холдена. Его руки опустились на пряжку ремня. Он расстегнул его и одним рывком выдернул из штанов, от свистящего звука взметнувшегося ремня к горлу Холдена подступила желчь.

– Хочешь получить вместо нее, братишка?

– Д-д-да, с-с-сэр, – ответил Холден, глядя на Гризельду, которая, качая головой, беззвучно, одними губами произнесла слово “нет”.

Это он попросил ее остаться. Она пыталась вернуться в свою камеру, но он попросил ее остаться, потому что хотел чувствовать ее рядом с собой. Что бы там ни говорил Хозяин, Холден не мог заставить себя поверить в то, что прикасаться и любить Гри это грех. Но это он виноват, что ее поймали.

Да, он хотел получить вместо нее.

Сняв рубашку и бросив ее на кровать, он отвернулся от Гризельды, когда на него обрушились страшные удары.

Глава 11

Холдену не сразу удалось заснуть. Какое-то время он не находил себе места, бормотал несвязные слова и вздрагивал всем телом, почти до боли сжимая ее руку.

Минут через двадцать, Гризельда, наконец, услышала, как его дыхание стало глубоким и равномерным. Его рука, все еще крепко держащая ее ладонь, наконец, расслабилась. Он мирно спал.

«Тебе до сих пор снятся кошмары, – подумала она. – Так же, как и мне».

Она вздохнула, гадая, какое воспоминание из прошлого так терзало его только что, пока он не успокоился. У нее разрывалось сердце при мысли, что на его долю выпало еще больше страданий, чем те, что им пришлось пережить в подвале. Но, похоже, так все и было. Похоже, его жизнь была сущим адом.

Ей было хорошо вот так стоять на коленях рядом с ним, касаясь его головой. Она прекрасно помнила, как в детстве сидела в этой позе по ночам в подвале Калеба Фостера. С грустью она подумала о том, что вонючий диван Холдена не на много лучше прогнившего матраса, на котором он спал в подвале.

В его квартире было очень тихо. Она слышала доносящиеся снизу приглушенные голоса и сигналы изредка проезжающих мимо машин, но здесь было неожиданно спокойно. Гризельда огляделась в доме Холдена, лучи вечернего солнца смягчили серую комнату золотым светом.

Стены, когда-то, вероятно, белые, сейчас выглядели сильно потертыми и слегка выцветшими. Она почувствовала въевшийся и спёртый запах сигаретного дыма, из чего предположила, что предыдущий квартиросъёмщик курил, а Холден просто не стал заморачиваться тем, чтобы все тут перекрасить. На ковре из того же коричневого букле, что и диван, повсюду виднелись сигаретные подпалины.

Кроме дивана, на котором спал Холден, в комнате стоял грязный поцарапанный журнальный столик, видавшее лучшие дни мягкое велюровое кресло горчично-золотого цвета, а под окнами, которые она мельком увидела из машины Квинта, на деревянном ящике располагался телевизор с подключенной к нему игровой консолью. За входной дверью находилась маленькая, незатейливая кухня, а справа стоял небольшой кухонный стол с двумя стульями. Стол, на котором лежала аккуратная стопка почты и пара книг, украшала ваза с одинокой ромашкой.

«А, – подумала она, и внезапная ревность резанула ее, словно лезвие. – Конечно».

До этого момента ей это даже не приходило в голову. Ну, конечно, у двадцатитрехлетнего мужчины, такого сложения и темперамента, как Холден, должна была быть девушка. Можно подумать, Гризельда имела право рассчитывать или предполагать, что с того дня на Шенандоа он жил как монах. Будто сама она жила как монашка. Гризельда фыркнула, мельком вспомнив о Джоне.

Что действительно ее раздражало, хотя и не имело абсолютно никакого смысла, это то, как сильно ее это ранило. И не только наличие у него девушки, а то, что у него была целая жизнь, частью которой она не являлась. Он жил в Западной Вирджинии, работал на стекольном заводе, у него были друзья, о которых она никогда не слышала, он дрался с другими мужчинами ради развлечения и денег. Она его не знала. Она больше совершенно его не знала. И этой его частью – хоть ей и не хотелось этого признавать – был некто по имени Сет.

И все же.

У него на руке было ее лицо и их инициалы, въевшиеся глубоко в его плоть, так что она будет постоянной и неизменной его частью. Не смотря на то, что он явно справился со своим заиканием, оно по-прежнему проскальзывает у него, когда он подавлен или взволнован. Ему на язык все еще попадались запрещенные имена, такие как Рут и Каттер, и он по-прежнему глубоко дышал, как только она говорила ему об этом. Когда она меняла ему повязки, он искал глазами ее глаза, желая обрести покой и истину, так же, как раньше, когда он был только Холденом.

***

– …Однако надежда еще оставалась! Темный рыцарь примчался на своем иссиня-черном скакуне…

– Скакуне?

– Коне, – нетерпеливо пояснила она, теряя нить рассказа каждый раз, когда он ее перебивал. Сегодня Холден ее раздражал. Вчера утром он напросился на предназначенную ей выволочку, хотя не должен был этого делать. Она и так уже получила от Хозяина по лицу, а он обычно не бил ее больше четырех или пяти раз. Когда вмешался Холден, Хозяин так обезумел, что отстегал его ремнем по спине пятнадцать или двадцать раз. Кажется, Холден так и не понял – если она его потеряет, ее жизнь кончена. Он должен прекратить с ним спорить.

– …И он стал сражаться со страшной ведьмой своим мечом, выкованным в раскаленных ущельях…

– Что значит в-выкованный?

– Сделанный. Изготовленный.

– Да, точно. П-продолжай.

– …В раскаленных ущельях преисподней. Одним молниеносным ударом он отрубил ей голову, и она покатилась через всю комнату к ногам принцессы.

– С открытыми глазами?

– Когда кто-то умирает, глаза всегда открыты, – ответила она и вздрогнула, вспоминая, сколько раз она думала, что Джоллин мертва, когда та лежала, едва дыша, не мигая, уставившись перед собой.

– Г-г-гадость, – заключил он. – И что потом?

– Потом ничего, – сказала она, разворачиваясь к нему спиной на койке. – Ты так часто меня перебиваешь, что я уже не помню, на чем остановилась.

– Р-рыцарь с-спас принцессу? – раздался у нее за спиной голос Холдена.

– Конечно. Это не было бы сказкой, если бы ее навсегда заперли в хижине ведьмы.

– Ну, тогда, м-можешь просто ее закончить? – взмолился он, неуверенно положив руку ей на спину. – Чтобы я представил все это у себя в голове? Я обещаю, что не б-буду больше перебивать.

Гризельда поджала губы, глядя прямо перед собой в темноту подвала. Не смотря на то, что отсюда ей было не видно, она знала, что напротив койки, где они лежали, находился верстак. В нем хранились молотки и пилы, и порой ей в голову приходила жуткая мысль, что когда Хозяин спустится вниз с их завтраком или ужином, она треснет одним из этих молотков ему по голове. Только вот, если она его не убьет, он убьет их.

Она перевернулась на спину, сложив руки на груди и уставившись в потолок. Холден слегка подвинулся, и она почувствовала на себе его взгляд. Он так нуждался в покое и утешении, которые давали ему ее глупые сказки. И она тоже в нем нуждалась. Без него ей не о ком было бы заботиться, некого любить, не с кем проводить долгие, мрачные, унылые часы.

– Хорошо, – она сделала глубокий вдох, и этого движения было вполне достаточно, чтобы она коснулась его своим боком, от чего у нее затрепетало в животе. – Холден?

– Что?

– Не возражай ему, – она почувствовала, как на глаза навернулись слезы.

Боль несет страдания. Страх несет страдания. Боль и страх она вынесет. А мысль о потере Холдена была невыносима.

– Пожалуйста. Просто… пусть иногда достается и мне…

Холден задержал дыхание, затем сглотнул.

– Я его ненавижу. Я ненавижу, когда он орет тебе такие вещи. Т-т-терпеть не могу, к-к-когда он тебя бьет.

– Мне плевать, что он на меня орет. Мне даже плевать, что он меня бьет. Я не выношу, когда ты его злишь, и он принимается за тебя, но с удвоенной силой. Это пугает меня, Холден.

Холден долго молчал, прежде чем решился спросить.

– Гри, он никогда не т-т-трогал тебя как-то… подозрительно?

Она проглотила подступивший к горлу комок.

– Нет. А тебя?

Он покачал головой.

– Не.

– Я не хочу об этом говорить, – быстро сказала она, и по телу у нее пробежала дрожь.

Хотя Хозяин, похоже, и не испытывал ни к ней, ни Холдену особенного интереса, вроде того, что, по всей видимости, проявляла к Билли миссис Филлман, то, что такой интерес может у него возникнуть, не могло присниться Гризельде даже в самых страшных и мрачных кошмарах.

– Нам надо бежать, Холден, – пробормотала она. – Мы должны попытаться сбежать.

– З-з-закончи сказку.

– Не могу.

– Можешь, – сказал он. – Просто успокойся.

Она сделала глубокий вдох, стараясь вспомнить конец истории и избавиться от страшных мыслей о потере Холдена и вожделеющем ее Хозяине.

– Ладно, – сказала она. – Дай-ка подумать… Ну, голова ведьмы упала под ноги принцессе, но она не закричала, потому что не заметила ее. Она смотрела на одетого в черное рыцаря, стоявшего прямо за дверью хижины. Он убрал свой меч в ножны и, приблизившись к красавице, опустился на колени, чтобы разорвать сковавшие ее цепи. Потом он вынес ее из логова ведьмы. Не смотря на то, что они не виделись сто лет, они любили друг друга, так же как и прежде. В лучах солнца рыцарь поцеловал принцессу, и жили они долго и счастливо.

– Конец, – как всегда прошептал Холден.

– Конец, – сказала Гризельда. На душе по-прежнему было тяжело и тревожно, и она уткнулась лицом в сладость его шеи. Она закрыла глаза, но не могла уснуть, у нее в голове бесконечно крутились слова: «Нам надо бежать».

***

Когда Гризельда открыла глаза, в маленькой квартире уже стемнело, но она сразу поняла, где находится. Чего она не могла понять, так это, кто сидел в кресле горчичного цвета в паре шагов от нее, сверля ее пронзительным взглядом прищуренных глаз.

– Как, удобно? – заметила женщина.

Моргнув глазами, Гризельда вздрогнула и попыталась выдернуть свою руку из хватки Холдена, но он по-прежнему крепко держал ее ладонь у своего горла, и ей не хотелось его будить, вытаскивая ее.

Женщина прищурила глаза.

– Ты «Г»?

– «Г»? – спросила Гризельда, не совсем проснувшись и пытаясь оценить ситуацию. Она в квартире Холдена. Она обработала его раны и заснула. Тогда что за женщина сидит в нескольких шагах от нее и мечет свирепые взгляды?

Она взглянула на вазу, стоящую на кухонном столе.

Ну да.

Ромашка.

– «Г» как «Гри», – ответила женщина, выплюнув ее имя, словно ругательство. Она тряхнула головой, и ее конский хвост закачался из стороны в сторону, распространяя резкий запах фаст-фуда. – Он кричит во сне твое имя.

– А, – Гризельда на мгновение опустила глаза. Ее бесило то, что эта женщина знает, что говорит во сне Холден.

– Я знаю, это ты. Я узнала тебя по татуировке, так что не отрицай. К тому же, он никогда за меня так не держался.

– Да. Я Гри.

– Естественно.

– А ты…?

– Его девушка. Джемма.

Его девушка. Гризельда уже знала об этом, но услышав подтверждение своей догадки, что-то больно защемило у нее внутри.

– Другая «Г», – тихо произнесла Гризельда (прим.: В английском языке имена Гризельда и Джемма начинаются с одной буквы “G”.Сравни: Griselda, Gemma).

– Да, но не та, что на руке, – Джемма скрестила руки на груди. – Так кто ты Сету?

– Кто-то из очень далекого прошлого, – ответила Гризельда.

– Как сестра? – осторожно спросила Джемма.

– Приемная сестра.

Гризельда посмотрела на их крепко сжатые руки, затем оглянулась на Джемму, и остальной частью ответа стало ее многозначительное молчание, которое Джемме совсем не понравилось.

– Ты останешься? – спросила Джемма. – Раз уж ты здесь?

Гризельда пожала плечами. Она понятия не имела, что ответить на этот вопрос, но во второй раз с тех пор, как пришла в квартиру Холдена, вспомнила о Джоне. Мельком и без лишних эмоций она подумала, уехал ли он в Мериленд, или все-таки остался здесь и беспокоился о ней, гадая, куда она делась. Без сумочки и телефона у нее не было возможности это узнать. Она просто… исчезла.

– Эй! – сказала Джемма и, чтобы привлечь внимание Гризельды, дважды щелкнула пальцами в ее сторону. – Я задала тебе вопрос.

Гризельде не особо нравилось, когда ей щелкали пальцами. Поэтому она ответила тихо и неприветливо.

– Я не знаю.

– Я с ним уже шесть месяцев.

Гризельда уставилась на нее неподвижным, безразличным взглядом.

– Я все утро просидела с ним в больнице, пока не пришло время идти на работу. После работы я отправилась прямо туда. В больнице мне сказали, что он ушел, сказали «Выписался». Я приезжаю сюда, захожу, а тут ты. Держишь его за руку. Спишь, – она глубоко вздохнула и прищурила глаза. – Я тебе башку оторву.

– Я бы не стала этого делать, – резко ответила Гризельда.

Джемма опешила, почувствовав металл в голосе соперницы.

– Сегодня ночью все равно ничего не случится. У него не встанет, даже если он захочет.

Гризельда смотрела на нее, радуясь, что покров полумрака скрывает вспыхнувший на ее лице румянец. Она совсем не была невинной овечкой, но в последний раз, когда она видела Холдена, ему было тринадцать. Поэтому даже в мыслях не могла себе представить, что он мог бы… что они могли бы… что их тела могли бы…

Джемма встала, проводя руками по своим узким джинсам.

– Скажи Сету, чтобы как проснется, позвонил мне. Нам нужно кое-что обсудить.

Не двигаясь с места, Гризельда коротко кивнула, наблюдая за тем, как Джемма направилась к выходу и громко хлопнула дверью. Холден порывисто вздохнул и быстро открыл глаза.

– Где Гри?

– Здесь. Я здесь. Тише. Тише. Вот так, – пробормотала она, шевеля пальцами, чтоб он понял, что она не призрак.

– Я сплю, – сказал он, задыхаясь и моргая на нее своими сонными глазами.

Она покачала головой и ласково произнесла.

– Нет, Холден. Это я. Я здесь.

– Это ты, – выдохнул он, его глаза распахнулись, затем снова закрылись. – Гри. Не уходи.

– Я не уйду, – пообещала она, и он провалился в глубокий сон.

На этот раз он не сжал ей руку, поэтому, посидев еще несколько минут в тишине и убедившись, что он спит, она высвободила свои пальцы из его руки, не разбудив его. Она стащила со спинки дивана потертое, тонкое одеяло и укрыла его, довольная тем, что он не пошевелился.

Поднявшись и выйдя из комнаты, она заперла дверь квартиры, задвинула щеколду и набросила цепочку.

– Хватит на сегодня гостей, – пробормотала она. Внезапное появление, угрозы и уход Джеммы здорово выбили ее из колеи. С тех пор как Гризельда последний раз дралась с женщиной, прошло уже много лет, тем не менее, она все еще была в хорошей форме – скорее всего, она бы сумела за себя постоять. Нет, больше всего ее беспокоило то, что даже после долгой жизни в приемных семьях, ее напугало это ощущение уязвимости, возникшее от того, что ее разбудил посторонний человек, и спустя столько лет самостоятельной жизни и года с Джоной, она все еще к этому не привыкла.

В животе заурчало, и Гризельда вспомнила, что ничего не ела с прошлого вечера в «Рози». Открыв холодильник, она обнаружила молоко, три банки пива, пол упаковки сосисок, пол пакета булочек, яблоко, кетчуп, горчицу и лук. В шкафчиках дела обстояли не намного лучше: кофе, половина бутылки растительного масла, две полупустые коробки с хлопьями и несколько банок супа.

Внезапно на Гризельду нахлынули отчетливые воспоминания о раннем детстве, и она невольно поморщилась. До шести лет она жила в Анакостии, худшем районе на юго-востоке Вашингтона, в квартире с ее наркозависимой матерью Джоллин. У них никогда не было еды, пока из Балтимора не приезжала бабушка Гризельды, чтобы проведать их и привезти продукты. И когда она их привозила, это всегда было одно и то же: сосиски, яблоки, молоко и хлопья. Она говорила, что, если придется, они могут есть их на завтрак, обед и ужин. И она была права. Гризельде часто приходилось.

Уставившись на шкафчик, Гризельда задумалась, вспоминая, не рассказывала ли она когда-нибудь эту историю Холдену. Наверное, рассказывала. И, наверное, он неосознанно воспользовался этим советом. Как удивительно, что спустя столько лет, кто-то воспользовался премудростями ее бабушки. Бабушка умерла за несколько дней до шестого дня рождения Гризельды, поэтому на шестой день рождения мать потащила Гризельду на бабушкины похороны, где кроме них почти никого не было. Затем они вернулись домой, и мать так сильно накачалась, что еще несколько дней пребывала в полумертвом оцепенении.

Вскоре после этого Джоллин устроила на кухне пожар, и Гризельду забрали у матери. Идти ей было некуда, и ее определили в первую приемную семью. После этого она видела свою мать всего два раза, а когда она сбежала от Калеба Фостера и вернулась в систему патронатного воспитания, ей сообщили, что пока она была в Западной Вирджинии ее мать умерла от передозировки.

Отогнав прочь неприятные воспоминания и вытащив с полки банку куриного супа с лапшой, она открыла нижний шкаф, обнаружила там одинокую кастрюлю и поставила ее на плиту.

Ее руки слегка дрожали, когда она выливала в кастрюлю содержимое банки. Поставив суп плиту, она уселась за небольшой стол и уставилась на спящую фигуру Холдена.

«И что теперь? – спросил он у нее, перед тем как заснуть. И сейчас, когда она смотрела на него, этот вопрос эхом пронесся в ее голове. – И что теперь?»

Десять лет она искала Холдена, и вот неожиданно его нашла. Он не умер, но радикально изменился, и ей стоило признать, что в некотором смысле, было бы проще ей сейчас уехать. Она могла уйти из его квартиры, пока он спит, и спокойно жить дальше, зная, что он жив и в безопасности. Может, чтобы загладить свою вину, она вышлет ему немного денег, чтобы он мог перебраться куда-нибудь получше этого места. Он мог бы вернуться к своей прежней жизни с Джеммой, а она – к своей жизни с Джоной.

И все же, ее сердцем завладело страстное желание снова его узнать. Оно требовало, чтобы она осталась. Отыскать его, но не найти времени, чтобы его узнать, казалось ей пустой тратой произошедшего с ней чуда. Снова находясь рядом с ним, она почувствовала странную надежду – как шанс стать полноценной после долгих лет отчаянья. Не важно, кем он стал, она хотела узнать его. Ей просто необходимо его узнать. Ей необходимо узнать, что с ним случилось, как он выжил, все ли у него хорошо. Какая-то ее часть – очень сильная и упорная ее часть – не отпускала Холдена в течение всех этих десяти мрачных и одиноких лет. Может быть, когда-нибудь она от него уйдет. Но не сегодня. Не в эту ночь.

Заметив на столе возле локтя его телефон, она взяла его и набрала номер Джоны.

– Кто это?

– Джона, это я.

Он быстро выдохнул.

– Какого черта, Зельда? Что случилось? Где ты?

– Не важно.

– Не важно? Мы ждем тебя здесь уже больше трех часов. Шон сказал, что, так как у тебя была травма головы, ты, возможно, потерялась. Утонула или типа того. Твоя сумка здесь. Что за ху*ня? Где ты? Мы за тобой приедем.

Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

– Нет. Я с вами не поеду.

– Чт-что это значит?

Она посмотрела на мирно спящего в другом конце комнаты Холдена, потом встала и сняла с плиты кипящий суп.

– Это значит то, что я сказала. Я не вернусь домой. Не сейчас.

– Какого хрена, Зельда? Как мы сюда приехали, у тебя просто крыша поехала.

Она ничего не ответила. Зажав телефон между плечом и ухом, она отыскала тарелку и налила в нее дымящийся суп.

– А как же твои вещи? Кошелек и телефон? – спросил он.

– Я думаю, отвези все ко мне домой, – сказала она, выдвинув ящик рядом с раковиной и обнаружив там только два набора столовых приборов. Она взяла ложку и закрыла ящик. – Мне все равно.

– Тебе все равно. А дальше что?

– Живи своей жизнью.

– Жить своей жизнью. А квартплата? Счета? – огрызнулся он. – Твоя работа?

– Пока разберись со счетами, – сказала она, осторожно двигаясь к столу, чтобы не расплескать горячий суп и не обжечь руки. – С работой я все улажу.

Реальность была такова, что в этом мире ее вообще мало что беспокоило. Квартира и хранящиеся там вещи? Неа. Ее кошелек и телефон? Заменяемо. Она волновалась о Майе, которой надеялась когда-нибудь все объяснить, и Макелланах, которые вполне могли уволить ее с работы. Если ее уволят, она будет очень скучать по маленькой Пруденс, но даже Пруденс было не достаточно, чтобы она покинула Холдена. Так что, как бы ей ни было больно, она примет такие последствия.

Лишь один человек на всем белом свете был Гризельде по-настоящему дорог. Один единственный человек. И каким-то невероятным образом, спустя десятилетие, он прямо сейчас спал в нескольких шагах от нее.

Джона тихо выругался.

– Знаешь что? Ты… ты долбанутая, больная на всю голову, кусок…

– Увидимся когда увидимся, – сказала она, нажав на телефоне Холдена красную клавишу сброса, затем совсем его отключила, подержав подольше кнопку питания.

Если Джона вдруг перезвонит – а она была уверена, что он перезвонит – ей не хотелось бы разбудить Холдена. Если на его голосовой почте в приветствии звучит имя Сет, Джона может начать искать ее здесь, но единственным, кто мог связать Джону с Сетом был Квинт. И она очень сомневалась в том, что Квинт даст ее парню-придурку домашний адрес Холдена.

А значит, она совершенно свободна, по крайней мере, сейчас.

Глава 12

Когда Холден проснулся, было уже темно, но в квартиру даже глубокой ночью лился тусклый свет от расположенных под окнами фонарей внешнего освещения главной улицы. Он сознательно никогда не жил в местах, где по ночам полнейшая, кромешная тьма. Во всяком случае, не по собственной воле.

– Гри? – выдавил он, стараясь не двигаться.

– Я здесь, – произнесла она, и он увидел, как девушка встала из-за кухонного стола и босиком прошла к нему через комнату.

Она была прекрасна.

Она была так чертовски прекрасна, что у него загорелись глаза.

Она сняла свою толстовку. На ней остались только джинсы и белая футболка с глубоким вырезом. Волосы были собраны в хвост, и он не знал, то ли она накрасилась, то ли была от природы такой сногсшибательной, но склонялся скорее к последнему. Гризельда была высокой, стройной девушкой, но в какой-то момент, по-видимому, перестала расти, поскольку была явно на десяток сантиметров ниже его метра девяносто, но все же складной. Те легкие девичьи изгибы, что так интриговали его десять лет назад, теперь заметно округлились и выглядели очень женственно – полная грудь, мягкие линии бедер – даже с четырьмя ножевыми ранениями, ушибами ребер, подбитыми глазами, сломанным носом, переломом скулы и сотрясением мозга, тело Холдена среагировало, и его член напрягся, не смотря на то, что он не имел никакого права думать о Гризельде таким образом.

Она присела возле дивана на корточки, ее лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от его лица. Он почувствовал исходивший от ее кожи аромат чистоты и свежести – вроде мыла или стирального порошка, и понял, что перед тем, как навсегда закроет глаза, чтобы умереть, его последним воспоминанием будет этот сладкий запах Гризельды в ночь, когда он узнал, что она еще жива.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она тихим и ласковым голосом, протягивая ему стакан воды.

Он попытался немного привстать.

– Хорошо. Да, хм, уже лучше.

Она поднесла стакан к его губам. Он сделал несколько больших глотков, затем со слабым стоном лег обратно.

– Холден… – произнесла она, взглянув на него.

– Все чертовски болит, – поморщившись, признался он. Однако, посмотрев ей в лицо, не удержался от улыбки. – Кроме моего сердца.

Увидев ее так близко, он замолчал, как зачарованный.

– Хотя и сердце у меня немного побаливает.

Его взгляд упал на ее губы, и он увидел, как они слегка дернулись вверх.

– Почему это?

– Потому что я все это пропустил. Я пропустил десять лет… ты… такая красивая.

– Смотри-ка, да ты – само обаяние, – тихо засмеялась она, поставив стакан на пол, и он знал, что если бы в комнате было светлее, он бы увидел, как у нее вспыхнули щеки.

– Мне неприятно это говорить, – продолжила Гризельда, по-прежнему улыбаясь ему. – Но ты выглядишь неважно.

– Да, ну… Не знал, что ты придешь. Не было времени навести красоту.

– Как часто ты этим занимаешься?

– Этим?

– Вот так дерешься.

Он услышал в ее голосе осуждение и отвернулся от нее, взглянув верх на потолок и раздраженно пожав плечами.

– Время от времени.

– Я думала, с тебя уже хватит побоев, – сказала она, поднимая с пола стакан.

– Я этим занимаюсь не для того, чтобы меня били. Я этим занимаюсь, чтобы победить, – пробормотал он.

Она вздохнула, возвращаясь с пустым стаканом на кухню, и Холден наблюдал за тем, как плавно покачиваются ее бедра, бесшумно касаются ковра ее маленькие ступни. В последний раз, когда он видел эти ноги, они были все изодраны в кровь, и их омывали воды Шенандоа.