Текст книги "Никогда не отпущу тебя (ЛП)"

Автор книги: Кэти Регнери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Холден опустил с перил ноги и, поставив кофе на пол рядом с креслом, взъерошил руками волосы. Джемма беременна? Его ребенком? Он закрыл глаза, слушая, как отдаются у него в голове гулкие удары сердца.

– К-какой у неё…

– Какой у неё срок? – пожал плечами Клинтон. – Она говорит, уже двенадцать недель. Просто несколько дней тому назад она пошла к врачу, потому что ее постоянно тошнило. Думала, может, у нее желудочный грипп. Оказалось, что она залетела. Твоим ребенком.

Его ребенком. Его ребенком. Он невольно почувствовал, как при этой мысли все у него в груди сжалось от чего-то мучительного и потрясающего. Он станет отцом.

Холден вздрогнул.

Только отцом ребенка Джеммы. А не Гризельды.

– Господи, – прохрипел Холден, взглянув на входную дверь, потом опять на Клинтона.

– Старик, ты должен вернуться домой и позаботиться о ней.

– Чёрта с два.

– Это твой ребёнок, – выдавил из себя Клинтон, стакан с кофе замер в воздухе на полпути к его рту.

– И я о нём позабочусь. Он мой, я хочу его, и я буду рядом с ним. Я имею в виду, с ним… или с ней, – он помедлил. – Но Джемма – взрослая женщина, и…

– Да пошел ты, Сет, – Клинтон поставил стакан с кофе на пол и встал, сжав перила ладонями. – Она мать твоего грёбаного ребёнка. Ты ей нужен. Тебе нужно вернуться домой. Вчера вечером она была в «Мешке и утке»…

– П-подожди, что? – Холден вскочил на ноги, уставившись на Клинтона. – Она была в «Мешке и утке»? Она что, пьет, будучи беременной моим ребенком?

– Твоим ребенком? – презрительно усмехнулся Клинтон, повернувшись лицом к Холдену. – Я только что сказал тебе, что ты должен вернуться домой и позаботиться о ней, а ты буквально послал меня на х*й.

– Ей лучше не т-травить моего р-ребенка…

– Она пила имбирный эль. Я знаю, потому что сам его ей покупал. Господи, Сет. Прояви к ней хоть немного доверия.

Отступив немного назад, Холден скрестил руки на груди и наклонился к перилам. Его ребенок. Его дитя. Его малыш. Отец.

«Я стану отцом, Гриз. Я буду самым лучшим папой в мире».

– Ну, сейчас они «в одном комплекте», – сказал Клинтон. – Она и ребёнок. И ты нужен им обоим.

– Звучит так, будто ты и сам с этим прекрасно справляешься. Выслушиваешь ее проблемы, покупаешь ей газировку.

Клинтон искоса взглянул на него.

– Она не моя девушка.

Между ними мучительным грузом повисло слово «больше», и, несмотря на то, что Клинтон внешне одобрил отношения Холдена и Джеммы, Холден задумался, а так ли это на самом деле.

– И не моя… как только я вернусь домой. Клинтон, я хочу быть с Гри. Я порву все отношения с Джеммой.

Клинтон резко развернулся и побагровевшим лицом уставился на Холдена.

– Хрена с два ты это сделаешь!

– Это моя жизнь, Клинтон.

– Знаешь, Сет, ты просто равнодушный ублюдок. Я благодарен тебе за то, что ты помог мне встать на правильный путь. Заставил меня завязать с наркотиками. Помог мне найти достойную работу, которая мне нравится. Но вместо сердца у тебя кусок льда, – он покачал головой, поджав губы и злобно сузив глаза. – Она мать твоего ребёнка. И ты ей нужен. Я не знаю, что там у тебя с, э-э, Гри. Но ты должен приехать и по-честному разобраться с Джеммой. И вот что я еще тебе скажу: сейчас утро пятницы. Не вернешься домой завтра вечером? Я расскажу ей, где ты. И она сама сможет приехать сюда и разобраться с тобой. Я обязан для нее это сделать. Да, бл*дь, ты обязан для нее это сделать.

Холден смотрел, как его друг с отвращением покачал головой, затем протиснулся мимо него к ступенькам и побрёл к грузовику.

– И тебе стоит правильно расставить свои грёбаные приоритеты, старик! Это твой ребёнок! Ребёнок, чёрт тебя подери!

Спустя минуту грузовик Клинтона с резким звуком выехал с подъездной дороги, взметнув вверх облако пыли и гравия, и Клинтон умчался прочь, показав Холдену средний палец.

***

Гризельда почувствовала, как слегка прогнулась кровать, когда он лег рядом с ней и, притянув ее к груди, обжег своим дыханием ее шею. Было совсем рано. Раньше, чем они обычно просыпались. Она поняла это, поскольку комнату не заливал яркий солнечный свет. Все вокруг было сумрачным и серо-голубым. И это не единственное, что изменилось: сзади к ней больше не прижималась раскаленная, бархатисто-стальная эрекция Холдена, разжигая в ее теле огонь острого желания и нетерпения. Более того, она почувствовала, что ее голой кожи касается грубая ткань его джинсов. Он уже оделся.

Она развернулась в его объятьях и удивилась, увидев, что он полностью проснулся, а у него на лице застыло выражение тревоги. Он смотрел на нее с такой печалью – такой пугающей, чудовищной печалью – что у неё перехватило дыхание, а сердце бешено заколотилось.

– Холден?

– Г-гри, – тихо произнес он, поморщившись и вглядываясь ей в лицо с такой скорбью в глазах, что ей стало больно на него смотреть.

– Что случилось? В чём дело?

– Г-гри, – снова тихо произнес он, но это больше походило на сдавленные рыдания. Он опустил глаза, уставившись куда-то на простынь между ними.

– Ты меня пугаешь, – сказала она и почувствовала, как у нее закололо в пальцах, а по телу начала растекаться паника. – Скажи мне, что происходит.

– Ко мне приезжал Клинтон.

– Этим утром? Что, кто-то…? Его отец?

Нервно сглотнув, Холден покачал головой.

– Нет. Джемма.

– Боже, она…? Холден, она в порядке? С ней что-то случилось?

Он впился в нее взглядом, полным глубокого сожаления.

– Она б-беременна.

Беременна.

Беременна.

Она уставилась на губы Холдена, когда это слово ворвалось ей в голову и сотрясло комнату. Его девушка беременна. Джемма беременна ребенком Холдена.

– О, – ахнула она, в глазах всё поплыло от подступивших слёз. Другая женщина беременна ребенком Холдена. Джемма будет матерью ребенка Холдена Крофта. Джемма, а не Гризельда Шредер.

До чего же странно чувствовать, как рвется на части твое сердце. Если верить мультфильмам, то это совсем как сломать крекер. Оно с хрустом разламывается пополам, осыпая пол красными крошками и превращаясь в две лежащие рядом неровные половинки. Всего-то и нужно, просто сложить их вместе, и они снова будут выглядеть как одно целое.

На самом деле все происходит совсем не так. Не так явно. Оно не разламывается пополам. Когда сердце рвётся на части, оно каким-то образом остается невредимым. Оно продолжает биться. Оно продолжает качать кровь. И лишь его владелец знает, что оно разбилось вдребезги.

Она положила ладонь ему на футболку и, отодвинувшись от него, села на кровати, опустив глаза и прикрыв грудь простыней. Внезапно она почувствовала себя Евой в Эдемском саду – обнаженная, с разбитым сердцем и пустым ноющим лоном.

– Г-гриз, – осторожно произнес он, не касаясь её. – Это ничего не меняет.

Она с силой зажмурила глаза, чтобы сдержать слезы, потому что прекрасно знала, что это ложь. Сейчас он ей скажет, что его долг вернуться к Джемме, и хоть в охотничьем домике было очень здорово, пришла пора попрощаться.

– Мы по-прежнему можем быть вместе. Я могу быть с тобой и быть отцом своему ребенку.

Она подняла глаза и смерила его уничтожающим взглядом.

– Это меняет всё.

Холден покачал головой.

– Нет. Я по-прежнему хочу тебя. Я по-прежнему люблю тебя. Я по-прежнему выбираю тебя.

Она вытерла слезы краем простыни.

– Холден, она носит твоего ребенка.

– Да. Но я люблю тебя.

Она отвернулась от него, пытаясь постичь смысл его слов. Возможно ли то, о чём он говорит? Они все еще могут быть вместе? Он не передумает? Разве он не хотел бы попробовать создать семью с Джеммой?

– Она мать твоего ребенка. Разве тебе не хочется…

– Я всё с ней улажу, – сказал Холден. Он потянулся к руке Гри, но она её одёрнула. – Но я люблю тебя. Я хочу быть с тобой.

– Прежде всего, нужно подумать о ребенке.

– И я позабочусь о нем или о ней… а ты будешь самой замечательной мачехой.

Мачехой. Боже.

– Во всем этом есть место для тебя, Гриз. Я хочу, чтобы мой ребенок знал тебя так же хорошо, как меня и Джемму. Я хочу, чтобы с самого своего рождения он знал и любил тебя. Я хочу сказать, что однажды этот ребенок станет сестрой или братом нашим с тобой детям, – промолвил он. – Я целый час об этом думал. И вот, что я понял: здесь всем нам хватит места. Разве у ребенка может быть слишком много любви?

Когда она резко повернулась к нему, ее ресницы были мокрыми от слез. Он не только подумал о ней, он собирался сделать ее частью своей жизни, частью жизни своего ребенка. Ее сердце переполнилось такой любовью к нему, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Прошлым вечером, когда он сказал ей, что она четырежды спасла ему жизнь, хрупкие стены ее обороны окончательно рухнули, и Гризельда позволила себе заглянуть в их совместное будущее. И не смотря на то, что она не ожидала всего этого, включая ребенка от другой женщины, ее просто потряс тот факт, что он, не медля ни минуты, продумал ее место в его жизни. И это доказывало его любовь гораздо убедительнее, чем все остальное.

– Я люблю тебя, – произнесла она. – И я сделаю всё, чтобы помочь.

– Мне так жаль, что он не твой, – сказал он, протянув руку и поглаживая ее ладонью по щеке.

– Ничего страшного. Придёт и наше время, – она повернула голову и поцеловала его руку. – Холден, ты станешь отцом.

– Самым лучшим папой в мире, – произнес он, и у него в глазах блеснули слезы счастья.

Глава 25

Как бы Холден не пытался убедить ее в том, что у них обязательно получится найти решение, удобное для каждого из них, возвращение в Чарльзтаун получилось тихим и немного мрачным. Месяц, который они собирались провести вместе, сократился на целую половину, и хотя новости Клинтона были очень радостными, на самом деле, они здорово их беспокоили. Необходимо еще так много обсудить, преодолеть столько препятствий.

Гризельда, чья вера в их с Холденом совместное будущее еще не окрепла, чувствовала себя оторванной от него. Она отдала ему свое сердце, свое тело и душу, и теперь какая-то ее часть жалела, что она это сделала. Сейчас в глубине души ей страшно хотелось защититься, и единственным известным ей способом это сделать было бежать… Вот только на этот раз он не просил ее бежать. Он рассчитывал, что она останется.

Что касается Джеммы, она все еще думала, что они с «Сетом» вместе – он с ней так и не порвал. Холден настаивал, что первым делом расстанется с матерью своего ребенка, но, не смотря на то, что Гризельде совсем не нравилась ее соперница, такой план ей тоже не казался удачным. Ей была ненавистна сама мысль о том, чтобы расстраивать беременную женщину, и сколько бы Холден не убеждал ее в том, что его связь с Джеммой была случайной, Гризельде не верилось, что та спокойно воспримет новость о расставании.

Но Холден твердо решил, что на данный момент честность – это наилучший вариант, и был убежден в том, что им удастся трезво и рационально во всем разобраться. Он не отказывался от своего ребенка и не отказывался от Гризельды. Так в чём же дело? Просто, из того немного, что было известно Гризельде о беременных женщинах, она знала, что их поступки вряд ли можно назвать рациональными. А брошенная девушка и заодно беременная женщина? Самая нерациональная женщина на свете. Холден не представлял, во что ввязывается.

А Гризельда представляла. И у нее разрывалось сердце при мысли о будущем, которое они себе напридумывали. Будущее, которое с каждой милей, приближающей их к Чарльзтауну, казалось ей всё более далеким и всё менее вероятным.

– Холден, – произнесла она. – Я хочу, чтобы ты был со мной. Ты ведь это знаешь, верно?

– Да.

– Но я думаю… думаю, что такое стремительное расставание с Джеммой непременно, ну, расстроит ее. Я думаю, ей будет непросто… знаешь, сохранять благоразумие.

– Гриз, я не собираюсь вести себя так, будто мы с тобой чужие люди. Она заслуживает правды. И я обещал тебе, что порву с ней, как только мы вернемся в Чарльзтаун.

– Да, она заслуживает правды, и да, ты обещал. Но, может, тебе стоит сообщить ей об этом, ну знаешь, как-нибудь постепенно?

– Постепенно?

– Да. Например, сперва узнать, как она себя чувствует. Спросить о ее здоровье. О ребенке. Подождать пару дней. Тогда уже, может, поговорить о расставании или типа того. Не знаю. Просто я думаю, что это не приведет ни к чему хорошему. Почему бы для начала тебе не поговорить с ней наедине? Я могу подождать в машине.

Холден покачал головой.

– Нет. Ты пойдешь со мной. Мы с самого начала все сделаем правильно.

Она взглянула на его каменное выражение лица, и у нее сжалось сердце. Ей хотелось верить, что если бы она заранее знала о состоянии Джеммы, то не допустила бы, чтобы у них с Холденом всё зашло так далеко. Но это была неправда. Рядом с ним она была совершенно беспомощна, её тянуло к нему с какой-то просто сверхъестественной силой.

Когда они промчались мимо знака с надписью «Добро пожаловать в Чарльзтаун», она втянула в рот нижнюю губу и принялась нервно её покусывать. Выехав на главную улицу, Холден немного сбросил скорость, и Гризельда увидела, что это прелестный маленький, типично американский городок. Счастливый, спокойный и просто идеальный для создания семьи.

«Я могла бы быть здесь так счастлива, – с тоской подумала она. – Но теперь…».

– Гриз, ты не проверишь мой телефон? Клинтон сказал, что во второй половине дня она, скорее всего, будет у него дома. Давай найдем ее и покончим с этим.

Взяв с сидения телефон Холдена, Гризельда провела пальцем по экрану, чтобы посмотреть новые сообщения, и обнаружила только одно, от Клинтона.

«Она здесь. Когда ты придешь?»

Гризельда быстро набрала ответ: «Уже еду».

Затем она положила телефон на сиденье рядом с Холденом и почувствовала, как у нее дрожат руки.

– Она у Клинтона.

– Хорошо, – сказал Холден, остановившись на красный свет и нетерпеливо барабаня пальцами по рулю. – Давай покончим с этим. Не волнуйся, Гриз, хорошо? Мы во всём разберемся, потом вернемся ко мне и поговорим. У тебя еще осталось две недели до возвращения на работу. Мы еще успеем провести их с пользой.

Она кивнула и снова взглянула в окно. У нее возникло такое ощущение, что он совершенно не думает о Джемме, как о матери своего ребенка, – о её чувствах, потребностях, желаниях. Он был так ослеплен Гризельдой и своим стремлением во что бы то ни стало удержать ее в своей жизни, что она всерьёз беспокоилась, как бы он не наделал ошибок, разруливая эту ситуацию. При этой мысли у нее внутри всё содрогнулось от нехорошего предчувствия.

«Он знает ее лучше, чем ты, – убеждал ее внутренний голос. – Может, он знает, что делает. Постарайся в него поверить».

– Я чувствую, что ты отдаляешься от меня, Гризельда.

– Давай просто посмотрим, что будет дальше, – прошептала она.

– Мы во всём разберемся, – повторил он, словно бы это была его мантра, его слепая надежда.

Она скрестила ноги и отвернулась к окну, наблюдая за тем, как они выезжают из города в район небольших одноэтажных домов с аккуратными островками газонов у входа.

Холден свернул на подъездную дорожку и заглушил двигатель. Он развернулся к ней и, ласково глядя на нее, взял в руки её ладонь.

– Всё будет хорошо. Она должна понять, что даже если я не могу быть с ней, я все равно сделаю всё от меня зависящее.

Согласно кивнув, Гризельда сжала его руку, затем высвободила свою ладонь.

– Я могу подождать здесь… ну пока…

– Нет, – настойчиво возразил он, его голос был низким и натянутым. – Ты – часть моей жизни. И так будет всегда. Лучше ей сразу это понять.

Он открыл дверь, вышел из грузовика и подошел к ней, чтобы помочь ей спуститься. Взяв её за руку, он сплел вместе их пальцы.

– Не волнуйся, – прошептал он.

Он не стал стучать во входную дверь. Она последовала за ним мимо одноместного гаража в небольшой задний двор, окруженный проволочным забором. Подняв глаза на открытую веранду, она обнаружила на ней Квинта, Клинтона, Джемму и пожилую даму, которую приняла за жену Квинта. Они сидели за столиком для пикника и играли в карты. Потянув Гризельду за руку, Холден повёл ее вверх по лестнице, картёжники прекратили игру и уставились на них.

– Ну, надо же, – сказала пожилая дама, улыбаясь Холдену, – Вы только посмотрите, кто к нам пожаловал!

Она встала, маневрируя между столом и скамейкой, и раскрыла свои полные руки на встречу Холдену, который выпустил ладонь Гризельды, чтобы ее обнять.

– Моди, это Гризельда.

Моди немного отстранилась от Холдена, устремила на Гризельду проницательный взгляд и одарила ее легкой улыбкой, которая представляла собой нечто среднее между беспокойством и благожелательностью.

– Квинт рассказывал мне о тебе. Сожалею о том, что вам обоим пришлось тогда пережить, милая.

На толстушке была веселая бирюзово-белая полосатая футболка и слишком тесные бирюзовые шорты из полиэстера. Она говорила с таким же акцентом, что и Калеб Фостер, и на мгновение у Гризельды застыла в жилах кровь, а по спине пробежали мурашки.

– Спасибо, – сказала Гризельда, поворачиваясь к сидящим за столом.

Джемма бросала на Гризельду уничтожающие взгляды. Она прищурила свои потемневшие глаза и положила ладонь на свой практически плоский живот. Рядом с Джеммой, потупив взгляд, сидел Клинтон. А напротив него – Квинт. Он склонил голову набок и, улыбнувшись Гризельде слабой, печальной улыбкой, пожал плечами, как бы говоря: «Мне их всех не победить».

– Я подозреваю, что Сету и Джемме нужно кое-что обсудить, – сказала Моди, заламывая руки. – Может, Клинтону и Гризельде зайти в дом и выпить чего-нибудь прохладительного?

Джемма продолжала пялиться на Гризельду с такой безудержной ненавистью, что у Гризельды побагровели щеки, и она всерьез подумала о том, чтобы сбежать отсюда к сравнительно безопасному старому грузовику Калеба Фостера.

– Гризельда останется со мной, – твердо сказал Холден, и Клинтон, который уже было поднялся, уселся обратно рядом с Джеммой.

Несомненно, почувствовав беспокойство Гризельды, Холден обнял ее за плечи, и она увидела, как вспыхнули глаза Джеммы.

– Джем, как ты себя чувствуешь? – спросил Холден.

Медленно, очень медленно Джемма перевела взгляд с Гризельды на Холдена, впившись в него своими убийственными глазами.

– Ты вернулся.

– Да.

– Ну, я не буду разговаривать с тобой, пока здесь твоя шлюха, – сказала она.

Холден покачал головой, сильнее обнимая Гризельду.

– Ты не будешь говорить о ней в таком тоне.

– Почему? Лично мне слово «шлюха» кажется вполне уместным. Очевидно же, что вы двое трахались.

Моди ахнула, прикрыв рот ладонью, и прошептала:

– Господи Иисусе.

Квинт вскочил и отвел её в дом, оставив на террасе четырех молодых людей.

– Сет, ты просто кусок дерьма, который трахается с ней, пока я ношу твоего ребенка.

– Я понятия не имел, что ты беременна.

– Что ж, я беременна.

– И я готов внести свою лепту.

– Какую именно?

Холден пожал плечами.

– Платить за всё, что нужно. Быть отцом.

Джемма резко выдохнула, словно от какого-то внезапного удара или потрясения, и Гризельда с определенной долей искреннего сочувствия поняла, что до этого момента Джемма была готова простить Холдена. Как бы она ни была зла и рассержена, если бы он извинился за то, что был с Гризельдой, Джемма позволила бы ему вернуться в свою жизнь. По сути, если Гризельда правильно поняла эмоции, проступившие на лице у соперницы, то на это Джемма и надеялась. А его слова только что послали эту надежду к чёртовой матери.

– Ничего у тебя не выйдет, – огрызнулась Джемма, взяв себя в руки. – Пока ты с ней.

– Что это з-значит? – выпалил Холден, и Гризельда почувствовала, как напряглось всё его тело.

– Ты сваливаешь из города с этой дешёвой детдомовской задницей, трахаешься с ней две недели, пока меня тут выворачивает на каждом шагу, а потом приходишь сюда, с ней за ручку? Уверяешь меня, что ты готов внести свою лепту, но при этом говоришь, что мы – в прошлом? – Джемма смерила его пронизывающим взглядом. В ее прищуренных глазах читалась боль и злоба.

– Джем, я тебя не люблю. Я люблю Гризельду. И хочу быть с ней.

В глазах у Джеммы блеснули слёзы, она дважды моргнула, затем сжала челюсть, её лицо приняло выражение холодной ярости.

– Это правда?

Холден кивнул.

– Пошел на х*й, – прорычала Джемма.

Голос Холдена был мягким, но Гризельда понимала, что это стоило ему не малых усилий. Негодование Джеммы начинало действовать ему на нервы.

– Джем, мы можем д-договориться. Я хочу быть с Гри, но возьму на себя все больничные расходы. Я буду помогать тебе всем, чем захочешь, как только потребуется. Я буду хорошим отцом. А Гри станет замечательной мачехой.

– Закрой. Свой. Рот! – закричала Джемма, треснув руками по столу. – Твоя шлюха не будет воспитывать моего ребенка!

– Джемма, давай просто поговорим, – сказал он, стараясь быть убедительным. – Давай всё обсудим. М-мы собираемся стать родителями. Н-нам следует…

– Нет, Сет! Ты должен сделать выбор. Один-единственный. Или я с ребенком или она. Решать тебе. У тебя может быть или твоя гребаная приемная сестра, или ребенок. Но у тебя никогда не будет и того, и другого, ненасытный ты кусок дерьма.

– Я люблю её, – сказал он, затем повернулся и с отчаяньем посмотрел на Гризельду.

– Прекрасно, – выпалила Джемма. – Тогда нам больше не о чем говорить. Убирайся.

– Но я все равно могу быть отцом своему ребенку. Это мой р-ребенок, – повысив голос, произнес Холден и, убрав руку с плеч Гризельды, указал на живот Джеммы.

– Чёрта с два. Он мой. И я в праве сделать с ним то, что захочу, – мгновение она переводила взгляд своих прищуренных глаз с Гризельды на Холдена и обратно, потом посмотрела на Клинтона. – Ты готов?

– Джем…

– Через полчаса мне на прием к врачу, – сказала она, вставая из-за стола.

– Джем, давай ещё немного поговорим, – взмолился Клинтон.

– К чёрту разговоры. Ты его слышал. Он выбрал эту шлюху, а не своего ребенка. Мне не нужен его ублюдок. Ты готов отвезти меня в клинику или как?

***

Холден в ужасе посмотрел на Джемму, отказываясь верить тому, что она говорит. Она этого не сделает. Боже мой, она не сделает.

Заглянув ей в глаза, он не увидел в них ни капли милосердия, его сердце бешено заколотилось, дыхание стало частым и прерывистым.

– Джем, – задыхаясь, проговорил он. – Ч-что ты д-делаешь?

– Что я д-д-делаю? – передразнивая его, спросила она. – Я, бл*дь, не хочу, чтобы во мне рос твой ребенок, Сет. Я его вырежу, – она повернулась к Клинтону. – Ты меня отвезешь или нет?

– Клинтон, даже не думай вставать с этого гребаного кресла, – прорычал Холден, шагнув вперед и пытаясь перевести дыхание. Его душила подступившая к горлу желчь. – Это мой малыш. Ты не убьешь моего р-ребёнка.

– Твой малыш! Иди на х*й, Сет, – сказала Джемма, уперев руки в бока. – Мне решать, что делать со своим телом. У тебя нет права голоса.

Было что-то неправильное в том, что он ничем не может ей возразить, и все же ему пришлось признать, что это правда: не может. Она могла поехать в любую клинику и через пятнадцать минут выйти оттуда, оставив его ребёнка в мусорном баке. От этого страшного мысленного образа у него похолодело внутри и чуть не вывернуло.

– Джемма, – произнес он, не в силах сдержать мелькнувшие в его голосе нотки страха. – Я умоляю т-тебя, не делай этого.

– Ты можешь умолять меня, о чем угодно, – ответила она. – Но я не позволю шлюхе растить моего ребёнка. Да я лучше…

– Я уеду!

Внезапный голос Гризельды заставил его вздрогнуть. Она стояла рядом с ним, судорожно сжимая перед собой кулаки, её грудь поднималась и опускалась от прерывистого дыхания, глаза блестели.

– Я уеду, – тихо повторила она надломленным голосом. – Я не буду мешать.

– Н-нет, – произнес он, потянувшись к ней. Она отошла, подняв руки в защитном жесте.

– Холден, – проговорила она, ее глаза были такими отрешенными, что от одного только взгляда на нее у него сжалось сердце. – Правильнее будет мне уехать.

– Я не хочу тебя потерять. Я н-не могу.

– Тогда ты потеряешь ребёнка, – слезы побежали у неё по щекам, и она покачала головой. – Нет. Я не могу этого допустить.

Выпрямив спину, она перевела взгляд на Джемму.

– Я уеду завтра. Как только договорюсь, чтобы меня забрали.

– Сегодня же вечером, – сказала Джемма.

– Завтра! – проревел Холден, ярость и отчаянье исказили его голос до неузнаваемости. – Ты, эгоистичная с-сука!

– Не груби мне, Сет Вест. Я еще не отменила свой прием у врача…

Холден сжал челюсть. Всё его тело так напряглось от ярости, что ему отчаянно захотелось кому-нибудь врезать, причинить кому-нибудь боль, чтоб кто-нибудь избил его до полу смерти, до полной отключки, а потом он проснулся бы и обнаружил, что это был лишь чудовищный кошмар.

– Хватит, Джем, – произнес Клинтон. Он встал и, выйдя из-за стола, направился в дом. Прежде, чем за ним захлопнулась дверь, он оглянулся на нее. – Я никуда тебя не повезу.

– Отлично, – сказала она и, скрестив руки на своей полной груди, повернулась лицом к Холдену. – Завтра. Мне так даже лучше, поскольку мне ещё нужно собрать свои вещи. Я переезжаю к тебе, Сет. Мне надоело жить в доме моей матери, и я бросаю свою работу в «Дэйри куин». Теперь ты должен обо мне позаботиться.

– Не дави на меня, Джем.

Она пожала плечами, последний раз бросила на Гризельду победный взгляд и пошла в дом вслед за Клинтоном.

Холден схватил Гризельду за руку и потащил ее вниз по ступенькам, мимо гаража, назад к своему грузовику. Как только они сели в машину, он повернулся к ней. Каждый удар его сердца причинял ему страдания, его жизнь вдруг превратилась в сущий ад, в котором от него уходила женщина, которую он любил.

– Гри, ты никуда не поедешь. Н-нам нужно поговорить.

Глава 26

На долю Гризельды выпало достаточно горя. Мать ее не любила и, в конце концов, бросила, отца она никогда не знала, ее переводили из одной приемной семьи в другую, и едва ей удавалось привыкнуть или найти с кем-то общий язык, как ее снова выдергивали и перебрасывали в новое место. Её похитили, держали в темном подвале и избивали. Она сбежала из ада и тут же снова вернулась в систему патронатного воспитания. Став взрослой, она позволяла пользоваться ее телом без любви и не протестовала, когда с ней жестоко обращались. Горе. Она знала о нём не понаслышке. Знала гораздо больше, чем многие другие.

Но ей никогда не приходилось чувствовать ничего похожего на боль, свалившуюся на нее от осознания того, что она стоит между Холденом и его ребенком. Жизнь его ребенка полностью зависела от ее отъезда, и ее решение было быстрым и окончательным, потому что она любила Холдена, более того, она уже любила этого ребенка, так же сильно, как и он.

Она лучше всех на свете знала о его сокровенном и давнишнем желании быть отцом.

И она знала, что он никогда ей не простит, если, в конечном итоге, вместо своего ребенка выберет её.

Слова «Я уеду!» были вырезаны из ее разбитого сердца тем же самым ножом, которым врач той клиники собирался опустошить живот Джеммы. Жизнь за жизнь. Счастье Гризельды в обмен на ребенка Холдена. Это была честная сделка. Но, Боже, это ранило до глубины души.

Они возвращались в его дом в гнетущем молчании, звуки их шагов отдавались на лестнице зловещим маршем смерти.

Две недели, пока Гризельда была с Холденом, слезы свободно лились у нее из глаз – это был признак любви, доверия, веры, надежды – но сейчас у нее в глазах не было слез. Много лет назад она научилась сдерживать их, чтобы избежать наказания. Она научилась их глотать, соль разъедала ее внутренности, пока она не начинала корчиться от боли. Как сейчас. Прямо как сейчас.

Холден закрыл за ними дверь квартиры и притянул ее в свои объятья. Он долго прижимал ее к себе, и она неподвижно стояла рядом с ним, безвольно опустив руки вдоль тела.

Наконец она прошептала:

– Мне нужно воспользоваться твоим телефоном.

– Зачем?

– Мне нужно позвонить Майе и попросить её приехать за мной.

– Нет! – воскликнул он. – П-пожалуйста, нет.

Затем выдохнул:

– Г-гриз…

Отстранившись от него, она почувствовала невозмутимое и необъяснимое спокойствие.

–Да, – мягко сказала она.

– Ты оставляешь меня.

– Да.

– Мы можем всё уладить.

– Нет, не можем. Не сейчас, когда она всё ещё может навредить твоему ребёнку.

Гризельда протянула руку, в ожидании телефона.

Неожиданно Холден опустился на колени и, взяв в руки её ладонь, взглянул на неё покрасневшими, какими-то стеклянными глазами, в которых читались боль и отчаянье.

– Я умоляю т-тебя, не уезжай.

И все те слёзы, которые она только что с таким трудом глотала, вырвались у неё изнутри и пролились потоками горя.

– Холден, пожалуйста. Пожалуйста, не делай это для меня ещё сложнее.

– Не уезжай, – взмолился он, неотрывно глядя на неё, и она увидела, как у него по щеке пробежала слеза. – Она передумает.

– Ты не можешь знать наверняка.

Она опустилась на колени перед Холденом и коснулась ладонью его щеки.

– Мое пребывание здесь только усугубит ситуацию. Думаю, мне следует уехать. Тебе нужно всё с ней уладить, а нам с тобой нужно… подождать.

– Я ждал тебя десять гребаных лет! – закричал он, уронив голову ей на плечо. – П-пожалуйста, Гриз.

– Не могу. Я не встану между тобой и твоим ребенком. Холден, если она причинит вред этому ребенку, чтобы насолить тебе, ты меня возненавидишь. Это нас погубит. Сейчас мы должны сделать так, как лучше для этого ребенка. Мне нужно уехать. Хотя бы, на время.

Наклонившись, он протянул к ней руки и обхватил ладонями ее лицо.

– Я люблю тебя. В-всем своим сердцем, всем своим существом, я тебя люблю. Б-без тебя у меня нет будущего. Н-нет семьи. Н-нет любви. Н-нет жизни. Я снова умру. Я умру без твоего сердца, бьющегося у меня в груди, Г-гриз. Н-не д-делай этого. Д-дай ей д-день или д-два, ч-чтобы ус-спокоиться!

– Не стоит так рисковать, – сорвавшимся голосом произнесла она. – Дай мне телефон. Перед моим отъездом у нас останется ещё немного времени, чтобы побыть вместе.

Он убрал руки с её лица, вытащил из заднего кармана телефон и бросил его на пол между ними. Поднявшись, он с досадой и огорчением посмотрел на нее.

– Я этого не вынесу.

– Тогда выйди на время, – сказала она. – Пойди прогуляйся. Возвращайся, когда будешь готов.

Он кивнул, резко повернулся и, хлопнув дверью, вышел из квартиры.

Дрожащими пальцами она взяла телефон и набрала номер Майи.

– М-майя? – прорыдала она, как только её подруга сказала «алло». – Это… Зельда.

***

Холден шёл по главной улице, утопающей в лучах вечернего солнца, мимо вереницы деловых зданий в маленький парк рядом с мэрией. Сев на скамейку, он ссутулил плечи и в отчаянии опустил голову.

Она уезжает. Его Гриз, его любовь, его девочка уезжает. Завтра она исчезнет, и он снова останется совсем один.

Только на этот раз он останется не с воспоминаниями о мертвой девочке. Он останется наедине с осознанием того, что единственная женщина, единственный человек, которого он когда-либо любил, живет и дышит всего в двух часах езды отсюда. И ему не дали быть с ней.