Текст книги "Никогда не отпущу тебя (ЛП)"
Автор книги: Кэти Регнери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)
Мы прошли долгий путь вместе, ты и я.
И вот я снова скучаю по тебе. Иногда мне кажется, что большую часть своей жизни я провела, тоскуя по тебе, хотя, возможно, я неправильно смотрю на вещи. Потому что как бы странно это не звучало, но у меня такое чувство, что даже когда мы расстались, мы все время были вместе. Понимаешь, о чем я?
Завтра начинаются занятия в колледже, и я жутко боюсь.
Но потом я вспоминаю о тебе, о том, где ты сейчас, и обо всем, через что мы прошли… тогда я говорю себе, что смогу это сделать.
Ты придаёшь мне сил, Холден.
Я всегда чувствую, что ты рядом со мной, даже если ты далеко.
Держи руку на буквах.
БПТСБЛТВ
Гри
Хо
***
26 августа
Дорогой Холден,
Я справилась.
Сегодня прошёл мой первый день в колледже.
Морпех, ты влюблен в девчонку из колледжа.
БПТСБЛТВ
Гри
***
29 августа
Дорогой Холден,
Телефоны сегодня молчат, поэтому я решила написать тебе еще одно письмо. Ты получишь от меня много писем. Надеюсь, что это ничего, потому что они в основном бессвязные и, скорее всего, не такие уж интересные. Прости. Я буду очень стараться.
Я прочитала в интернете об учебном лагере новобранцев, и он показался мне просто ужасным, с этими постоянными криками и манипулятивными играми. А потом мне в голову пришла странная мысль, но думаю, ты поймешь, что я имею в виду. Помнишь, когда мы были у Калеба Фостера? Он все время на нас кричал – и избивал – и мы никогда не знали, когда он снова на нас набросится. Я слышала звуки шаркающих по лестнице сапог, и даже не могла предположить, что мы сейчас будем делать: слушать проповедь, драить пол или получим ремнем по спинам. Вот я и подумала, что, может быть, учебный лагерь не стал для тебя таким шоком, как для других новобранцев, потому что, в некотором смысле, ты там уже был, только ты был ещё маленьким, и мы были совсем одни. А теперь ты большой и сильный, и это твой выбор, а не тюрьма.
Возможно, это бред? Пусть так. Но знаешь? Я не думаю, что после того детства, какое было у нас с тобой, можно остаться совершенно нормальным.
Майя нашла группу поддержки для тех, кто рос в приемных семьях, и я туда пошла. В основном я молчала. И уж точно не говорила о Калебе Фостере. Я не готова. Хотя и пытаюсь открыться, и верю, что когда-нибудь смогу рассказывать об этом людям, не испытывая при этом боли. Руководитель группы всегда говорит: «Для этого нужно время». Мне это нравится. Мне тоже нужно время.
От следователя, который работал над делом о нападении Джоны, я слышала, что оно было предано в суд, и Джону приговорили к восьми годам. Я, наверное, смалодушничала, отказавшись давать показания, но мне показалось, что для обвинительного приговора вполне достаточно фотографий и улик. Я больше никогда не хочу его видеть. Никогда и ни за что. Какое счастье, что эта глава моей жизни наконец-то закончилась.
Вчера я получила твою открытку. И хотя на ней нет ничего, кроме твоего адреса, я знаю, что ты касался ее своими руками, и поэтому положила ее себе под подушку. Я читала, что новобранцы любят получать фотографии своих подружек. У тебя уже есть одна на руке, но, на всякий случай, вот тебе ещё.
На ней я улыбаюсь, потому что думаю о тебе.
БПТСБЛТВ
Гри
***
2 сентября
Дорогая Гри,
Сегодня воскресенье. Ура!
Я, наконец, получил все тринадцать твоих писем, и сегодня, прежде чем отправиться начищать обувь и гладить форму, у меня выдалось немного свободного времени, чтобы написать тебе подробное, длинное письмо. Я представляю, что провожу это время с тобой, ангел, поэтому буду им наслаждаться.
Во-первых, я должен тебе признаться, что я постоянно пялюсь на твою фотографию. Ты самая красивая женщина из всех, когда-либо созданных Богом, но ты и так уже об этом знаешь.
Во-вторых, ты даже не представляешь, что значат для меня твои письма. Они не скучные. Они удивительные. Пожалуйста, продолжай их присылать.
Гриз, только читая твои письма, я становлюсь слабым, но потом сразу же обретаю новые силы. Пробегая глазами по написанным тобою словам, я представляю себе твое лицо, вижу, как движутся твои губы. Иногда я так по тебе скучаю, что это напоминает форменное помешательство, но я перечитываю твои письма, и мне становится лучше. Клянусь, я их все выучил наизусть в первый же день, как получил.
Возвращаясь к твоему первому письму: во время нашей последней встречи в Джорджтауне ты ничего не испортила. То утро было для меня райским блаженством, и я упивался каждой его секундой, даже когда мы ссорились. Я знаю, у тебя проблемы с доверием, но для меня много значит то, что ты стараешься с этим справиться. Я знаю, что это тяжело, Гриз. Не забывай, я там был, прямо там, вместе с тобой. Я знаю, чего ты лишилась. Я знаю, что ты пережила. Не потому, что ты мне так сказала, а потому, что я это помню. И когда я здесь устаю или у меня сдают нервы, то, как ты и сказала, я вспоминаю время, проведённое на ферме Калеба Фостера, но я думаю не о себе. Я думаю о тебе, той маленькой девочке с косами цвета янтаря, которая делала те дни сносными, когда это было практически невозможно. Мысли о тебе заставляют меня двигаться вперед, потому что мы заслуживаем шанса стать счастливыми, но мы сами должны сделать так, чтобы это с нами произошло.
Когда у меня здесь выдается спокойная минутка, что, прямо скажем, случается нечасто, то я, как и ты, вспоминаю прежние времена и прихожу к выводу, что вся моя жизнь тесно связана с тобой. Тебя не было со мной тогда, когда я рос в доме моих родителей, но мечта о тебе уже была. Я хотел, чтобы в моей жизни был кто-то такой, как мать в жизни моего отца. Я хотел любить женщину и относиться к ней как-то по-особенному. Заходить в магазин за образцами духов, чтобы, когда я вечером приду домой, сделать ей приятное. И вот именно таким мужем я когда-нибудь стану для тебя, Гриз. Тем, кто, как может, старается сделать тебя счастливой. Я сейчас не делаю тебе предложение или типа того, не пугайся. Я просто говорю о том, что даже до нашей встречи, я уже знал тебя.
Вот ты и студентка, Гризельда Шредер, и теперь моя очередь гордиться. Но у меня есть одна претензия: где мои сказки? Ты что, забыла мне их прислать?
Расскажи мне о своих занятиях и о том, что ты читаешь. Я хочу знать все. И как там Пруденс? Скажи ей, что теперь Король-Солнце лысый, как бильярдный шар.
Я рад, что ты пошла с Майей в группу поддержки. Продолжай. Если получится, постарайся раскрыться. Тебе нужно время, Гри. Всем нам нужно время.
Первый полёт был удивительным и чумовым. Ты летишь по воздуху в десятитонной металлической капсуле! Когда-нибудь мы непременно сделаем это вместе. Обещаю.
Я знаю, что ты рада за меня относительно Ханны. Я получил письмо от Клинтона, он помогает Джемме на курсах подготовки к родам. Я сказал ему, чтобы он предпринимал любые шаги, чтобы с ней сблизиться, всё, что считает нужным. Думаю, у этих двоих есть будущее. Только не говори им, что я тебе это сказал (Подмигиваю).
Прости, что во всех моих письмах за последние две недели будет всего по паре строк. Но ты получишь их все и сразу, и сейчас я объясню тебе, почему они такие короткие. Я пишу эти строки украдкой, в темноте после отбоя. Я делаю это потому, что люблю тебя, и потому, что обещал.
Здесь очень непросто, Гриз. Так непросто, что я и представить себе не мог. Я вижу парней в гораздо худшей форме, чем я, но блин, они борются. Это безумие, но хочешь верь, хочешь нет, мне, вообще-то, здесь интересно. Мне нравятся все, что касается физической нагрузки – отработка приёмов, строевая подготовка, тренировки. Но кроме этого, здесь приходится много учиться. Гораздо больше, чем я думал.
Нам нельзя разговаривать, когда мы захотим, и черт, меня просто бесит, когда какие-нибудь ребята поговорят, а потом из-за них нам всем приходится бросаться на пол и делать отжимания. Один парень сбежал – просто ушел посреди ночи – потому что не выдержал.
Я мечтаю о том, как закончится курс новобранца.
Я мечтаю о том, как наступит ноябрь.
Я мечтаю о тебе, мой ангел.
Держи руку на буквах.
И пришли мне сказку.
БПТСБЛТВ
Твой Холден.
***
6 сентября
Дорогой Холден,
СЕГОДНЯ Я ПОЛУЧИЛА ТАВОИ ПИСЬМА! Все! Все тринадцать!
Я с удовольствием прочла о твоём полёте на самолете и о самом первом дне в учебном лагере. Мне даже понравились письма, в которых не было ничего, кроме букв «БПТСБЛТВ», потому что это означало, что ты думал обо мне.
Похоже, что в лагере новобранцев действительно очень тяжело, но я так горжусь тобой, Холден, – каждую минуту каждого дня. В субботу я была на почте, и туда зашел морской пехотинец. Он был в парадной форме (вероятно, из-за торжеств по случаю Дня труда), и все, о чём я могла тогда думать, это, каким же красивым будет в ней Холден. Когда я вспоминаю о том, как мы рылись в грязи на ферме Калеба Фостера, я просто умираю от гордости. Холден, мы ведь не просто выжили. Мы не просто прошли через это. (Я поняла это в своей группе поддержки. Некоторые дети просто проходят через приемные семьи, а некоторые становятся намного крепче и продолжают жить полноценной жизнью. Мы прошли не только приемные семьи, но и плен Калеба Фостера, и теперь мы будем только крепче.)
Кстати о Фостере. Вчера произошло нечто невероятно странное, и я никак не могу выкинуть это из головы. После занятий, профессора Фостера встретила какая-то женщина, он её обнял и назвал Рут. Клянусь Богом, он сказал «Рут», и я это не придумала. Я спросила у сидящего рядом со мной ассистента, кто эта женщина, и он мне ответил, что это жена профессора Фостера. Теперь-то, конечно, до меня дошло, что Фостер это фамилия этой Рут по мужу (и в детстве её, наверное, звали Рут Смит или что-то вроде того), но я до сих пор в некотором замешательстве. Ну и, просто на тот случай, если тебе ещё интересно, профессора Фостера зовут Билл. А это значит, что я тревожусь по пустякам.
Сейчас мы проходим книгу «Кентерберийские рассказы» Джеффри Чосера, и её очень трудно читать (прим. «Кентербери́йские расска́зы» – произведение поэта Джеффри Чосера, написанное в конце XIV века на среднеанглийском языке). Мне постоянно приходится разбираться, что всё это значит. Вчера вечером я прочла такую строчку: «Зачем любовь грехом сильна, коварством?». И я задумалась о Сете и Рут, о тебе и обо мне, о том, как они любили друг друга, и как любили друг друга мы, а Калеб Фостер был уверен, что мы все грешим. А мы не грешили, и они не грешили, и единственным грешником из всех был он. Мне кажется, что если бы я когда-нибудь встретила настоящих Сета и Рут, то поняла бы их, а они поняли бы нас. Это, конечно, бред, потому что они давным-давно сгорели в том амбаре, но иногда мне снится, что они не погибли.
А тебе ещё снится ферма Фостера? И страшно ли тебе, когда ты видишь её во сне? Холден, с тех пор, как я тебя нашла, мои кошмары, по большей части, исчезли. В основном, мне снишься ты. Как ты держишь меня в объятьях и твой ангел прижимается к моей груди и рядом с моим бьётся твоё сердце.
Будь сильным.
Держи руку на буквах.
Безумно
По
Тебе
Скучаю.
Буду
Любить
Тебя
Вечно
Гри
ХО
Глава 36
Октябрь обещал быть тяжелым.
Не смотря на то, что Холден, как и все остальные новобранцы, уже, по большей части, привык к учебному лагерю, он жутко тосковал по дому – дому, который определял для себя просто-напросто как Гризельда – и, к тому же в конце месяца ему предстояло суровое испытание. Испытания этого он не боялся – пятьдесят четыре часа изнурительных упражнений должны были сломать, построить и научить – но они олицетворяли собой кульминацию лагеря новобранцев, с последующим через несколько недель выпуском.
После выпуска и десятидневного отпуска, его ждали еще три недели подготовки в Кэмп-Леджен в Северной Каролине, а затем перелёт в Форт-Силл в Оклахоме для обучения в группе огневой поддержки. Через месяц в Силле он направлялся еще на месяц в Калифорнию для обучения в EWTGPAC, после чего следовало его назначение на постоянное место службы (прим. EWTGPAC – Тихоокеанская учебная группа экспедиционных операций, США). И поскольку он выбрал для себя артиллерию, существовала практически стопроцентная вероятность, что его назначат в Твентинайн-Палмс или Кэмп-Пендлтон в Калифорнии.
В Калифорнии.
Не в Джорджтауне, где Гризельда наладила свою жизнь, вкупе с местом для жилья, друзьями, работой и, самое главное, колледжем, а в Калифорнии, на другом чертовом конце страны.
У нее так хорошо все складывалось, что он еще не рискнул рассказать ей, что жизнь почти наверняка приведет его на Западное побережье. Она наконец-то снова начала посылать ему сказки, и ей ужасно нравился колледж. Она стала наставницей нескольких девушек, присланных в агентство «Няни на Девятой», и по-прежнему посещала вместе с Майей группу поддержки для тех, кто прошел через приемные семьи. По ее письмам он чувствовал, что она становится все сильней и уверенней, всё больше верит в себя и в них как пару. Он отчаянно старался не разрушить всё, чего она с таким трудом достигла.
Но с другой стороны, он не хотел больше ждать, когда они, наконец, будут вместе, и десять дней отпуска были единственным свободным временем, до его назначения на постоянное место службы. Это означало, что если он хочет укрепить их отношения – а именно этого он и хотел больше всего на свете – ему необходимо сделать это во время их ближайшей встречи в ноябре.
Другими словами, он собирался сделать предложение. И если она согласится, то уехать в школу пехоты женатым мужчиной и встретиться с Гри в марте на постоянном месте службы уже не как с подругой, а как с женой.
Он знал, что это означало, чего он от нее просит, и это его беспокоило. Он просил ее за десять дней принять судьбоносное решение и посвятить свою жизнь ему. Он просил ее пожертвовать своей собственной жизнью и переехать в Калифорнию. Он просил ее покинуть свой дом, друзей, работу, учебу и выбрать жизнь с ним.
Не то, чтобы она не могла поступить в колледж в Калифорнии. Она могла бы. Она могла бы, стоило Холдену настоять, и он помог бы ей в поиске работы, если это то, чего она хотела. И, чёрт возьми, Корпус морской пехоты предоставил бы им жилье и все остальные льготы, которые прилагаются к проживанию на военной базе.
Вот только выберет ли она его?
Сможет ли бросить все, что имеет, и выбрать его?
Он не знал. Он не знал, хватит ли ей сил распрощаться со своей прежней жизнью, при том, что взамен она получит лишь его. В последнее время это не давало ему спать, но он не видел другого пути. Он мог бы взять отпуск весной или летом, если подаст прошение до того, как его перебросят в первую шестимесячную поездку в Песочницу, также известную как Ближний Восток. Но если честно – ну и да, немного эгоистично – он хотел, чтобы она как можно скорее была с ним. Он хотел, чтобы она с самого начала присоединилась к нему в этом новом захватывающем приключении. Он хотел, чтобы она всегда была рядом, где бы он ни находился, ждала его каждый вечер, когда он возвращался с учений, а пока был в отъезде, жила на базе вместе жёнами других военных. Он полжизни прожил без нее. И теперь хотел всю оставшуюся жизнь прожить вместе с ней.
– Эй, почтальон, – сказал Текс, один из его сослуживцев, когда Холден в воскресенье днем вошёл в казарму. – Что, отправлял очередное письмо своей девушке?
От того количества писем, что он писал и получал (а также из-за того, как свирепо и отчаянно он дрался, когда был «в ударе»), его инструктор стал называть его «Рядовым почтальоном», и это прозвище так к нему и прилипло (прим. Здесь игра слов. В английском слово «Postal» означает «почтовый», а также «безбашенный», «сумасшедший»). Он не возражал. На самом деле, это было даже здорово, поскольку постоянно напоминало ему о преданности Гри и их совместному будущему.
– Нет, – ответил Холден. – Твоей маме. Потому что видел, как она пялилась на мою задницу, когда тебя высаживала.
– Оооо, слив засчитан, – сказал его друг Грэм, поставив утюг на гладильную доску и одобрительно хлопнув Холдена по ладони, когда тот проходил мимо.
– Да ты умник, Крофт.
– Приближается неделя хозяйственных работ, – бросил Холден, взглянув через плечо в сторону Текса. – Слышал, рядовой, тебя хотят отправить в прачечную.
И конечно Текс на это повёлся.
– Это почему?
– Узнали, что ты виртуозно отстирываешь свои обосранные трусы.
– Пошел ты на х*й, Крофт, – в ярости процедил Текс и, показав Холдену средний палец, вышел из казармы.
– Когда-нибудь он тебе врежет, – сказал Грэм, аккуратно складывая свои выглаженные брюки.
– Не люблю, когда он высказывается на счёт моей девушки, – произнёс Холден, лежа на нижней койке и глядя вверх на фотографию Гризельды, зажатую между прутьями металлической опорной рамы двухъярусной кровати. – Хрен с ним.
– Ты ещё ей не говорил? О том, чтобы пожениться? Переехать в Калифорнию?
Грэма, который сразу же после назначения на своё первое постоянное место службы собирался жениться на своей школьной подружке Клэр, также как и Холдена определили в артиллерию, хотя он предпочел бы быть членом экипажа орудийной бригады. Существовала большая вероятность, что они будут служить вместе, ну или, по крайней мере, рядом.
Холден покачал головой.
– Ещё нет.
– Они могли бы подружиться с Клэр, – сказал Грэм, оперевшись на койку Холдена. – Она из Индианы и не знает в Калифорнии ни единой души. Они вроде как в одинаковом положении. Я имею в виду, если Гризельда согласится. Они обе подняли ставки и направились на запад, чтобы выйти замуж за морпехов.
Холден кивнул.
– Да. Я… Я дам тебе знать, как поговорю с ней. Эй, спасибо, старик.
Он наблюдал за тем, как Грэм развернулся и направился к своей койке. Наверняка, чтобы написать Клэр очередное письмо или подготовиться к итоговому письменному экзамену, который им придётся сдавать уже через несколько недель.
Холден напряженно всматривался в ярко-голубые глаза Гризельды и, замерев от волнения, думал: «Милая девочка, ты согласишься? Скажешь мне «да»«?
***
Гризельде очень нравились занятия в колледже.
Нравились даже гораздо больше, чем она себе представляла. Она любила обязательное чтение, хотя оно было для нее настоящим испытанием, обмен мнениями и новые способы мышления. И не смотря на то, что ее бесспорными фаворитами, были лекции по английской и американской литературе, она также очень дорожила и прочными знаниями, полученными ею на занятиях по критическому анализу и структуре английского языка. Хотя ей пришлось признать, что всё же было в профессоре Фостере что-то такое, что по-прежнему не давало ей покоя.
Его лицо не казалось ей знакомым.
И его звали не Сет.
И все же время от времени, очень редко, она улавливала в правильной и интеллигентной речи профессора Фостера едва заметную гнусавость. Она была такой незначительной, что могла показаться почти надуманной, но пару раз он сказал «твой», как «вои», и она была готова поклясться, что, по крайней мере, один раз точно слышала, как вместо «снова» он произнёс «нова». Лёгкий акцент моментально врезался ей в мозг, и оба раза ей приходилось успокаивать и убеждать себя в том, что это из-за фамилии Фостер у нее совсем помутилось в голове, и ничего более.
Погрузившись в свои раздумья о профессоре Фостере, она не услышала, как дверь комнаты открылась, и внезапно у изножья кровати возникла широкая улыбка Пруденс.
– Пру! – воскликнула Гризельда. – Ты меня напугала!
– Я только что вернулась из школы. Мама готовит мне перекусить.
Гризельда села, отпихнула в сторону книги и тетрадь, и похлопала ладонью по кровати.
– Как дела в школе?
Пруденс присела рядом и пожала плечами. Воротничок ее свежей белоснежной сорочки коснулся мочек ее ушей.
– Хорошо, наверное.
– Ты ведь не позволяешь Сибил Льюис действовать тебе на нервы, верно?
Сибил была трудным ребенком одного известного конгрессмена и главной соперницей Пруденс в дорогой частной школе, которую она теперь посещала.
– Нет. Но было трудно не рассмеяться, когда на перемене она шлепнулась и ободрала себе коленку.
– Надеюсь, что тебе это удалось, – сказала Гризельда.
Пруденс пожала плечами.
– После того, как я поем, ты расскажешь мне сказку?
– Прости, малыш, – проговорила Гризельда. – Я получила небольшую отсрочку на эту письменную работу и к пяти часам должна занести ее в кабинет к профессору.
– А что значит профессор?
– Учитель.
– Как миссис Симмонс?
– Вроде того. Иди, перекуси. Если я вернусь вовремя, то расскажу тебе сказку перед сном, хорошо?
– Хорошо! – Пруденс выбежала из комнаты, закрыв за собой французские двери.
Гризельда откинулась на спину и взглянула на фотографию в рамке, стоящую на прикроватной тумбочке: Холден в своей униформе, его красивое лицо непривычно мрачное. Потянувшись за фото, она улыбнулась и прижалась губами к стеклу, затем перекатилась на живот и уставилась на него.
– Я безумно по тебе скучаю, – прошептала она, проводя пальцем по контуру его губ. – Я буду любить тебя вечно.
Она все ждала, когда Холден поговорит с ней об их будущем, но не хотела отвлекать его от лагеря новобранцев и как-либо подталкивать к тому, чтобы он связал свою судьбу с ней, пока Джемма еще не родила. Он еще даже не получил назначение. Не мог же он позвать ее куда-то, если не знал, куда его направят.
Иногда ее одолевали сомнения – она больше не терзалась, не бросит ли он ее ради Джеммы, но вдруг он решил, что жизнь морпеха будет более захватывающей, если он пока поживет один, и предпочел не торопиться и не связывать себя обязательствами. Со своей стороны, больше всего на свете ей хотелось быть неразрывно связанной с Холденом. На всю жизнь. Навсегда. Даже если ради этого ей пришлось бы покинуть Джорджтаун, Маклелланов и Майю. Даже если ради этого ей пришлось бы бросить колледж. Даже если это означало, что взамен она получит только жизнь с Холденом, потому что, на самом деле, именно этого она и хотела больше всего на свете.
Еще раз поцеловав его фотографию, она поставила ее на место и взяла с кровати работу, которую редактировала, когда к ней зашла Пруденс. Гризельда взглянула на часы. Было четыре часа. Если выйти сейчас, ей как раз хватит времени, чтобы к пяти быть в кабинете профессора Фостера.
Достав из шкафа куртку, она засунула листы в конверт, взяла ключи и направилась к двери.
***
Сорок пять минут спустя Гризельда, вслед за милой женщиной среднего возраста, поднималась по ступенькам здания Колледжа гуманитарных и естественных наук.
В автобусе по пути в колледж, она открыла и прочитала последнее письмо Холдена.
10 октября
Дорогая Гри,
Я по тебе скучаю. Я так сильно по тебе скучаю, что иногда кажется, будто мы расстались не на месяцы, а на годы. Я знаю, что ты хочешь приехать на торжественный выпуск, и я тебя за это обожаю, ангел, но лучше не трать деньги и не пропускай занятия. После церемонии я первым делом отправлюсь в округ Колумбия и в дороге напишу тебе сообщение. Не то, чтобы мне не нравились Сабрина, Рой и Пру, но я даже рад, что на День благодарения они уедут на Род-Айленд. Можешь считать меня эгоистичным козлом, но мне нравится мысль о том, что ты будешь полностью в моём распоряжении. Хорошенько высыпайся, Гри. Обещаю, что как только я вернусь домой, у нас не будет такой возможности.
Ты можешь себе представить, что испытания уже через три недели? Признаюсь, я немного нервничаю. Из того, что я понял, это самая тяжелая часть обучения, и не у всех морпехов получается ее пройти. Испытания продолжаются в течение трёх дней и включают в себя сорок пять миль беспрерывного движения строевым шагом, курсы отработки боевых действий на полосе препятствий и воинские учения. Практически без сна. Все должны работать сообща. Все должны стать слаженной командой. Молись, чтобы я не переломал себе кости, потому что даже если это произойдёт, я продолжу идти, но черт, но это будет больно. Я даже сейчас благодарен, за все те драки, что провел в бойцовском клубе. Никогда не сдавался, даже когда было просто адски больно. Уверен, что всё смогу выдержать. Я буду думать о тебе, мой ангел. Я знаю, что каким-то неведомым образом, ты будешь со мной.
Мне понравилась твоя последняя сказка. Похоже, что Король-Солнце и Миледи Звезда очень скоро смогут зажить, наконец, «долго и счастливо». А как насчет нас, Гриз? Думаешь, мы сможем? Все, чего я хочу от жизни, – это чтобы ты всегда была рядом со мной. А ты тоже этого хочешь?
Напиши мне поскорее, ангел. Твои письма помогают мне держаться.
БПТСБЛТВ
Холден
В автобусе она трижды перечитала письмо, то и дело, прикасаясь кончиками пальцев к написанным им словам. В той части, где он писал о том, что им не удастся поспать, ее дыхание участилось, а прочитав, что он хочет провести с ней всю свою оставшуюся жизнь, она почувствовала, как глаза наполнились слезами.
Но почему они еще не продумали твердый план относительно их совместного будущего? Он никак не мог сомневаться в ее чувствах к нему, да и она не сомневалась в его чувствах к ней. За время, проведенное вдали друг от друга, их связь только усилилась, а Гризельда укрепила свою веру в их с Холденом совместное будущее. Она уверена в том, что их чувства сильны и искренни, но для того, чтобы изменить жизнь, требуются действия, а ни один из них даже не попытался об этом заговорить. Войдя в здание за шагавшей впереди нее женщиной, она глубоко вздохнула и приказала себе набраться терпения. Через пять недель он вернется домой. Тогда у них будет время обо всем поговорить.
Идущая перед ней женщина остановилась у кабинета профессора Фостера и дёрнула дверную ручку. Обнаружив, что дверь заперта, она тихонько постучала, затем повернулась к Гризельде. Это была Рут, жена профессора, которую Гризельда пару раз видела после занятий.
– Здравствуй, милая. Ты тоже ищешь профессора Фостера? Никому не говори, но когда дверь заперта, значит, он дремлет.
Гризельда поймала себя на том, что внимательно разглядывает лицо женщины в поисках ее возможного сходства с Калебом Фостером, и так ничего и не обнаружив, сказала:
– Мне надо отдать ему письменную работу.
– Хочешь, я ему передам? О! Вот уже и он.
Дверь слегка приоткрылась, и из-за нее показалась голова профессора Фостера.
– Ты рановато, любимая.
Она пожала плечами и улыбнулась мужу.
– Я была неподалёку, Сет. Подумала, вместе пойдём домой.
Гризельда не почувствовала, как из рук выскользнул конверт, но ясно ощутила, как от резкого вздоха у нее свело легкие и стало нечем дышать. Всё её тело била дрожь, мир вокруг завертелся – все быстрее и быстрее – так быстро, что она практически ничего не могла разглядеть. Она протянула руку и коснулась гладкой, окрашенной бетонной стены рядом с дверью профессорского кабинета. Прижав ладонь к прохладному камню, Гризельда припала к стене и, наконец, сделала прерывистый, судорожный вдох.
– Милая? Милая, ты в порядке?
Голос женщины показался ей искаженным и каким-то далеким.
– Сет, кажется, ей плохо. Помоги мне усадить ее на стул.
Профессор подхватил ее с другой стороны, и Сет вместе с Рут привели ее в кабинет, закрыв за собой дверь.
Глава 37
Её осторожно усадили на стоящий в кабинете у профессора диван, и спустя мгновение в руке у Гризельды возник стакан воды.
– Милая, ты больна? Тебе нужен врач?
Гризельда сделала глоток, и мир, наконец, перестал крутиться.
Рядом сидела Рут Фостер, а прямо перед ней стоял профессор – Сет? Уильям? – Фостер. Она посмотрела на него, пытаясь отыскать хоть что-то, отдалённо напоминающее Калеба Фостера, но и в его лице не обнаружила никакого сходства. Профессор Фостер был чисто выбритым мужчиной с добрыми глазами и аккуратно подстриженными седыми волосами. Его лицо слегка тронули морщины, но оно всё ещё оставалось очень привлекательным, и сам он совсем не был таким большим и страшным, каким много лет назад казался Гризельде его старший брат.
Она опустила глаза и отпила ещё немного воды, пытаясь осмыслить то, что в глубине души давно уже знала, то, что каким-то образом чувствовала еще с того дня, когда профессор Фостер после занятий назвал свою жену Рут: Сет и Рут не погибли при пожаре много лет назад – они просто воспользовались этим, чтобы убежать. А теперь? Они сидели здесь, в одной комнате с Гризельдой.
– Вас зовут Сет? – задыхаясь, просила она.
Профессор Фостер кивнул.
– Это мое второе имя. Уильям Сет Фостер.
– Вы не погибли при пожаре, – сказала Гри, сделав глубокий вздох. Она откинулась на спинку дивана и какое-то время смотрела на своего профессора, а затем на женщину рядом с ней, которая стала бледной, словно призрак.
– Что? – спросила Рут, отшатнувшись от Гризельды и бросив на Сета изумлённый взгляд. Он спокойно посмотрел на жену, потом снова на Гризельду. На его лице не дрогнул ни один мускул.
– Что вы имеете в виду, мисс Шредер? – сдавленным голосом произнёс он.
– Моё полное имя не Зельда. А Гризельда, – медленно проговорила она, пристально глядя в глаза Сету, пытаясь увидеть в них проблески узнавания. Ничего подобного. Она повернулась к Рут. Тоже ничего. Они не знали ее имени. Они не знали, что с ней произошло.
– В 2001 году меня вместе с моим приёмным братом похитил человек по имени Калеб Фостер и в течение трех лет держал в плену на своей ферме в Западной Вирджинии.
Рут ахнула. Гризельда слегка приподняла подбородок и перевела взгляд на профессора Фостера.
– Я знаю, что это вы. Его брат и сестра. Вы Сет и Рут Фостер.
Сет закусил нижнюю губу и тяжело задышал.
– Он мертв, – тихо добавила она, гадая, а знают ли они. – Калеб Фостер умер в Орегоне много лет назад.
Веки Сета дрогнули, и он с облегчением закрыл глаза. Когда он их открыл, то стеклянным взглядом уставился на Рут.
– Он мертв.
Рут кивнула, сделала глубокий вздох и прерывисто выдохнула.
– Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь, кто мы такие?
– Калеб Фостер звал меня Рут. Мальчика он называл Сет. Эти имена трудно забыть, – Гризельда с сочувствием посмотрела на Рут. – Я сожалею о том, через что Вам пришлось пройти.
– Через что пришлось пройти мне? Боже мой, что случилось с тобой? – спросила Рут.
– Он похитил меня и моего приемного брата Холдена в июле 2001 года.
– О, Господи, – выдохнула Рут.
– Вообще-то, к нему в грузовик мы сели добровольно. Мы подумали, что он родственник нашей приемной матери. Он не крал нас, но держал в заложниках. Заставлял работать. Пытался нас… перевоспитать. Он думал, что мы – это вы.
Профессор Фостер пододвинул стул и сел напротив Гризельды и Рут, сложив пальцы у подбородка и устремив на нее серьезный взгляд.
– Я пытаюсь разобраться. Ты хочешь сказать, что, когда ты была ребёнком, наш старший брат, Калеб, тебя похитил и удерживал у себя на ферме?
– Да, – сказала она. – Можете об этом почитать.
Гризельда прищурилась, подумав, что рано или поздно они должны были прочитать о похищении, как-то о нем узнать.
