Текст книги "Никогда не отпущу тебя (ЛП)"

Автор книги: Кэти Регнери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Холден промолчал. Тогда она подняла глаза и увидела, что он улыбается ей с таким ласковым выражением лица, что у нее ёкнуло сердце.

– Неудивительно, – произнес он. – Я всегда думал, что ты будешь замечательной мамой.

У нее в голове пронеслись его слова из далекого прошлого: «М-м-мы будем самыми лучшими p-родителями на свете, Гри», и она почувствовала, как по телу разлилось тепло. Она задела его свободной рукой, но не отошла, поэтому это происходило снова и снова, от чего у нее по руке каждый раз пробегала сладостная дрожь.

– Что еще?

– Я люблю свою работу.

– Расскажи мне о ней, – сказал он, его пальцы, словно дразня, слегка касались ее ладони.

– Я работаю с восьми до шести, с понедельника по пятницу. Дом находится в Джорджтауне, и он такой красивый, Холден – просто как из какого-то фильма. У нее в ванной комнате маленькие мыльца в виде птиц, и они пахнут… ну, как чистый свежий воздух и розы. Все идеально. Все восхитительно. Сабрина – она мой босс – почти каждый день в разъездах, и остаемся только мы с Пру. Я готовлю ей обед, вожу ее в парк, занимаюсь ее стиркой. Иногда я…

– Представляешь себе, что это твой дом и твой ребенок.

Гризельда улыбнулась и кивнула, отдавая должное его проницательности.

– Это ведь безобидно, верно?

– Ты всегда любила придумывать, Гри.

– Она такая счастливая малышка, и это не какие-то там фантазии, Холден. На свете действительно есть дети, которые растут в безопасных, прекрасных местах, и я это просто обожаю. Я обожаю смотреть, на что похоже настоящее счастливое детство маленькой девочки, – она сказала это безо всякой жалости к себе, но испугалась, что это прозвучало именно так. – Не то, что бы я… В смысле, мое могло быть еще хуже, я так полагаю. Ты получаешь то, что получаешь…

– …И не обижайся, – закончил Холден, удивив ее тем, что помнит фирменную фразу миссис Филлман. Словно прочитав ее мысли, он добавил: – Я н-не очень-то любил миссис Филлман.

Гризельда повернулась к отделу женской одежды, пробегая глазами по стеллажам со скидками в поисках шорт четвертого размера. Не поворачиваясь к Холдену, она спросила:

– Как думаешь, что было между ней и Билли?

Присмотрев три пары джинсовых шорт, она положила их в корзину и взглянула на Холдена. Его лицо помрачнело, на скулах заходили желваки. Прежде чем ответить, он пристально посмотрел ей в глаза.

– Она его совращала.

Гризельда вздрогнула. Она, конечно, догадывалась, но услышать подтверждение этому, было ужасно.

– Почему ты так в этом уверен?

– Потому что, когда это происходило, я притворялся, что сплю.

Она поморщилась и протянулась к нему, чтобы дотронуться до его руки. Он подошел к ней.

– Боже, Холден.

Ее пальцы скользнули по руке Холдена и сжали его ладонь.

– Пока я там жил, такое случилось всего один раз, – произнес он. – Но я там пробыл всего три ночи.

Его пальцы обхватили ее ладонь, и она сделала шаг назад, притянув его за собой в пространство между стеллажами футболок, которое создавало иллюзию более уединенного места.

– Мне так жаль.

– Н-не жалей меня. Пожалей Б-билли. Быть любимчиком – дорогое удовольствие.

– Он был подлым. Билли. Он был таким подлым, – сказала Гризельда, вспоминая восторженные взгляды, которые бросала миссис Филлман на Билли в зеркало заднего вида их микроавтобуса, и ей стало противно.

– Знаешь, что хуже всего, Гри? Я был рад. Я был так чертовски б-благодарен, что там он, а не я. Как, черт возьми, это звучит?

– Нет, – вымолвила она, сжимая его руку и подходя ближе к нему. – Нет, это не справедливо. Ты был маленьким ребенком. Ты не желал Билли ничего плохого. Ты просто хотел, чтобы тебя оставили в покое.

Холден опустил глаза и уставился в пол.

– Все эти годы, что мы провели вместе, и ты никогда мне не говорил, – тихо произнесла она.

– Я з-знал, что ты боялась Калеба, – сказал он. – Ну, знаешь, что он сделает с нами нечто-то подобное. Я не хотел давать тебе дополнительные причины для, эм, беспокойства.

Он защитил ее от этого. Точно так же, как неоднократно защищал ее своим телом, мужественно снося предназначавшиеся ей побои. Переполненная чувством благодарности, она выпустила из пальцев корзину и, притянув к себе Холдена, обняла за шею. Его руки, сильные и теплые, с готовностью обхватили ее, слегка прижав к груди, и он зарылся лицом ей в волосы. Она почувствовала, как его сердце бешено заколотилось напротив ее сердца, и не могла понять, являлось ли это результатом страшных воспоминаний или лихорадочного возбуждения от того, что они стояли, прижавшись друг к другу. Но объятие, изначальным мотивом которого было утешение, очень быстро поменяло для Гризельды свой истинный смысл, едва она прислонилась к его телу, буквально в один момент ощутив полную готовность и возбуждение.

Ее дыхание стало прерывистым, она сплела пальцы на горячей коже его шеи, почувствовав как рук слегка коснулись завитки его шелковистых темно-русых волос. Немного выгнув спину и сильнее прижавшись к его телу, она положила щеку ему на плечо, и ее теплое дыхание тронуло его шею.

– Никто и никогда не заботился обо мне так, как ты, – прошептала она совсем рядом с его ухом.

***

Холден задрожал, ее слова отдались у него в мозге искрами удовольствия, разливая по всему телу тепло. Его сердце билось у ее груди, и он с силой зажмурил глаза, борясь с волнами парализующих чувств и безрассудных желаний.

После такого длительного отсутствия сильных эмоций, его жутко пугал этот внезапно нахлынувший на него водопад чувств. Его пугало то, как сильно он ее хотел, в то время как понятия не имел, как она воспримет его попытку к сближению. Он безумно хотел ее любить. Он безумно хотел ее целовать. Но ни один из вариантов не был безопасным, поскольку в неподходящий момент, любой из них мог спровоцировать ее уход.

Он попытался сделать глубокий вдох, но собственное дыхание показалось ему неуверенным и рваным. Ее волосы пахли солнцем и мылом, а сладкие изгибы казались просто нереальными. Прежде, чем прошептать ему эти слова, она выгнулась, и ее груди уперлись ему прямо в грудную клетку, от чего его гиперчувствительное, перевозбужденное тело уже балансировало практически на пределе своих сил.

Открыв глаза, он отстранился от нее, осознавая, что у него пылает лицо, а глаза, наверное, потемнели до черноты. Руки упали вдоль тела, грудь поднималась и опускалась от прерывистого дыхания.

– Я, э-э, я пойду куплю бинты и все остальное, – задыхаясь, сказал он. – В-встретимся на кассе?

Она почти незаметно вздрогнула, проведя языком по сухим губам, ее большие голубые глаза испытующе скользнули по его лицу. Он прекрасно понял, что это означало: ее смутило его внезапное отторжение и потрясло то, что между ними произошло. Его кожа пылала и жаждала ее прикосновений, но что-то, как напоминание, кольнуло там, где на руке были разбросаны связки подсчитывающих знаков, поэтому он опустил глаза и отошел в сторону.

– Увидимся позже.

– Да. Конечно, – озадаченно сказала она.

Он поднял голову и поймал ее за тем, что она покусывает эту ее нижнюю губу, словно непреднамеренный вызов. Прежде чем передумает и, схватив ее, словно пещерный человек, отымеет прямо по середине «Тагерта», Холден развернулся и быстро ушел.

Дело в том, что в отношении женщин, Холдену практически никогда не приходилось прибегать к самоконтролю. Если ему нравилась женщина, а ей нравился он, то он ее трахал. Жестко, быстро, не спеша, обстоятельно. В мужском туалете. Стоя у стены. В чужой квартире. В кузове его грузовика. В зависимости от настроения его техника менялась, но терпение – нет. У него его почти не было. Ему оно почти не требовалось. У него было натренированное тело и привлекательная внешность, и что хуже всего, ему было абсолютно насрать на всех этих женщин, и видимо именно это влекло к их нему сильнее всего.

Держать Гри на расстоянии вытянутой руки стало для Холдена настоящим испытанием воли. Это вынуждало его развивать в себе целый спектр неведомых ему навыков: терпение и выдержку, чтобы дождаться женщину, которая была ему действительно не безразлична. Черт побери, женщину, которую он практически боготворил.

Он бросил взгляд в сторону женской одежды и с удовольствием отметил, что она не смотрит ему в след с оскорбленным видом, и пошел в аптеку через отдел канцелярских товаров. Вдруг что-то привлекло его внимание: слова «Литературный дневник», черно-белые на красном фоне. Взяв с полки записную книжку, он пролистал её, глядя на чистые, хрустящие страницы, и задумался, а записывала ли она когда-нибудь свои сказки. Сунув тетрадь подмышку, он стал просматривать ручки и выбрал пару из тех, что показались ему лучше и изысканнее остальных и стоили немного дороже. Взяв с собой записную книжку и ручки, он повернул назад в сторону средств первой медицинской помощи, спустя час грудь и бок снова заныли. По всей вероятности, с прогулкой по магазину он слегка переборщил.

Как только он добрался до стоек с пластырями, у него в кармане загудел телефон. Вытащив его свободной рукой, он взглянул на экран и поморщился. Телефон разрывался от звонков – одно за другим на него сыпались сообщения от Джеммы, и они были отнюдь не веселыми.

*БАНЫЙ СУКИН СЫН!

Сет, ты уехал из города, ни слова мне не сказав?

Со своей гребаной приемной сестрой?

Тебе лучше позвонить мне прямо сейчас и объяснить, что, черт возьми, происходит.

Нам НУЖНО поговорить.

Я не шучу.

Холден вздохнул, еще раз взглянул на телефон, затем отключил его и засунул обратно в карман.

Ему не хотелось заморачиваться, но присутствие Гризельды, уже что-то в нем изменило, и он был вынужден признать, что чувствует себя немного не в своей тарелке. Уезжать из Чарльзтауна, не поговорив с Джеммой было очевидной трусостью. Ему следовало остановиться у «Дэйри куин», чтобы порвать с ней и со всей ясностью дать понять, что между ними все кончено (прим. Dairy Queen – сеть закусочных быстрого питания).

Откровенно говоря, Холден понятия не имел, почему он не отшил Джемму гораздо раньше. Он ее не любил. На самом деле, она даже не особенно ему нравилась. В старшей школе, год или два, она была девушкой Клинтона, но у них там что-то не сложилось, и после окончания школы она уехала. Несколько месяцев назад, перед Рождеством, она вернулась домой и положила глаз на Холдена. Сначала Холден из уважения к своему другу держал дистанцию, но Клинтон поклялся, что эта история давно в прошлом, и он совсем не против, если Холден проведет с ней время. К тому же, она была настойчивой. И умной. Она быстро поняла, что если хорошенько вымоется, а во время секса будет помалкивать, то кончит раз в десять больше.

Но Холден и Джемма совершенно друг другу не подходили – у них не было практически ничего общего. Им обоим нравилось напиваться по пятницам и долго спать по субботам. У них были общие друзья, такие как Клинтон и несколько других его школьных приятелей, и они оба жили одной и той же ограниченной, скучной жизнью с дерьмовой работой и тому подобным. Но Джемма не знала, что в глубине души Холдену значительно больше нравилось рисование и чтение, а не тягачи и драки. Она не знала, что его вполне устраивала тишина и, чтобы ее заполнить, ему совсем не требовалось все время врубать громкую кантри-музыку. Она не знала, что он презирал постоянную болтовню реалити-шоу. И она не знала, что ему было глубоко насрать на ее волосы, ногти и одежду. Сказать честно, ему вообще на нее было глубоко насрать. Вот если бы она позвонила ему – прямо сейчас – и сказала, что встречается с кем-то другим? Холдену стало бы только легче.

И, как только бы он с ней порвал, она прочла бы все это в его глазах, обиделась бы, устроила сцену. В ближайшие несколько месяцев она ходила бы в «Мешок и утку» и рассказывала всем подряд, каким самовлюбленным ублюдком оказался Сет Вест. Ну, и? Какой нормальный мужик добровольно ввяжется в этот гребаный спектакль? Струсил бы он, коснись дело гнева Джеммы Хендрикс? Безусловно. Он бы просто стал ее избегать.

Если, конечно, его не захотела бы Гри

Если, конечно, Гри не захотела бы, чтобы он принадлежал только ей.

И тогда он сказал бы Джемме то, что должен сказать, и к черту все, что она там будет говорить или думать до конца его дней. Если бы Гри всецело принадлежала ему, остальной мир мог провалиться к дьяволу, и он бы этого даже не заметил.

Взяв Адвил, бинты, пластырь, антисептическую мазь и маленькие ножницы, он уложил все это на записную книжку и направился к кассе, ища глазами Гризельду.

Отыскать ее не составило большого труда.

Казалось, будто его сердце, тело, душа были так точно на нее настроены, что даже если бы она находилась где-нибудь в радиусе сотни миль, он бы ее почувствовал. Он бы просто почувствовал, и все в нем устремилось бы к мельчайшей ее частичке.

Она опасливо ему улыбнулась, от чего ему стало немного не по себе, но он посчитал, что даже если ему не суждено коснуться ее, поцеловать или заняться с ней любовью, просто находиться рядом с Гризельдой было на много приятнее, чем проделывать все это с любой другой женщиной. И это действительно было так.

«Вот дерьмо, – подумал он, ухмыляясь ей в ответ, – а ведь это, бл*дь, на самом деле так».

– Думаю, я все взяла, – сказала она, помахав корзинкой. Его глаза скользнули вниз и расширились, когда поверх футболок и шорт он заметил кучу пестрых лифчиков. Атласный ярко-розовый, черный кружевной, бирюзовый и белый. Белый с небольшим розовым бантиком посередине и – твою ж мать – такие же трусики.

Стиснув челюсти, он поднял на нее глаза и постарался вежливо улыбнуться, чувствуя, как в джинсах напрягся его член.

– Что там у тебя? – спросила она, двигаясь в очереди и не подозревая об овладевшей его телом химической реакции.

Холден взглянул на медицинские принадлежности, скрывающие под собой записную книжку. Внезапно он почувствовал себя неловко из-за своего подарка, словно какой-то двенадцатилетний пацан, влюбленный в красивую девочку. И это натолкнуло его на мысль, что когда-то давно он был двенадцатилетним пацаном, влюблённым в красивую девочку. Эту девочку.

– Ничего особенного. Так, по мелочам.

– Как загадочно, – сказала она, сверкнув глазами. – Не забудь, я верну тебе деньги.

«Нет, не вернешь», – подумал он, но, не желая с ней ссориться, просто кивнул.

Она протянула ему свою корзину.

– Ты не возражаешь, если я быстренько сбегаю в уборную?

– Иди.

Он забрал у нее корзину, и она улыбнулась ему, после чего направилась к сотруднику магазина, чтобы спросить, где находится уборная. Плавно покачивая бедрами, она поменяла направление и направилась к маленькому кафе. Он смотрел на нее, пока она совсем не скрылась из виду, во рту все пересохло, а сердце буквально выпрыгивало из груди. Он чертовски ненавидел выпускать ее из поля зрения.

– Сэр? Сэр, вы готовы? – обратился к нему стоящий за кассой мальчишка в красном комбинезоне.

Подняв глаза, Холден понял, что подошла его очередь, и выложил на ленту свои вещи, затем принялся за корзину. Он достал ее новое белье, стараясь не выглядеть странновато, держа его в руках, но не в силах подавить череду навязчивых образов, в которых все эти вещи касались ее сокровенных, скрытых мест. Бирюзовый – ее сосков, маленький розовый бантик – места, у нее под пупком, белый хлопок целует ее…

– Наличными или кредиткой?

– Что? А. Наличными.

– Восемьдесят шесть, пятьдесят.

Холден вытащил из заднего кармана бумажник, отсчитал пять двадцаток и передал их кассиру, когда тот закончил складывать вещи в пакеты.

– Ваша жена – просто красотка, – сказал парень, протягивая Холдену сдачу и указывая подбородком на идущую назад Гризельду.

– Моя…? – спросил Холден, в замешательстве переводя взгляд с Гризельды обратно на кассира.

– Ваша жена. Горячая штучка. Повезло.

Холден тихо рассмеялся, удивленный тем, как это звучит, и протянул руку, чтобы парень высыпал в нее банкноты с монетами.

Ваша жена.

Ваша жена.

Ваша жена.

Слова рикошетом отдавались в голове у Холдена. Совершенно ошарашенный, он с ухмылкой уставился на кассира, когда вдруг почувствовал, как рядом скользнула Гризельда, задев его своим бедром.

– У нас все в порядке? – прощебетала она, улыбаясь просиявшему парню и забирая у него два протянутых ей полиэтиленовых пакета.

Холден повернулся и посмотрел на нее, его сердце колотилось и рвалось из груди.

– Да. У нас все отлично.

Глава 18

– Сколько нам еще ехать? – спросила Гризельда, забравшись в красный грузовик и пристегиваясь.

– Минут сорок, плюс-минус, – ответил он, сев за руль и поморщившись от боли.

– Тебе больно.

– Я приму еще таблетку Адвила. Отдохну, когда приедем.

– Хочешь, я поведу? – спросила она, достав из пакета пузырек с Адвилом и открывая его.

Он покачал головой и, взяв с ее ладони две коричневые таблетки, проглотил, не запивая.

– Нет. Я справлюсь.

– Ладно.

Он взглянул на свой ремень безопасности, затем на лобовое стекло и, стиснув зубы, потянулся вперед, чтобы повернуть ключ в замке зажигания.

– Ты не пристегнут, – сказала она, и тут ей пришло в голову, что, фиксируя тело, ремень, скорее всего, тревожил его рану на боку.

– Я в порядке, – произнес он.

– Нет, не в порядке. Дай, я тебе помогу, – сказала она, отстегнув свой ремень безопасности, и скользнула по сидению, пока не прижалась ногами к его ногам. Опустив взгляд на их соприкоснувшиеся бедра, она услышала его почти беззвучный вздох, и от этого сердце забилось в два раза быстрее. Ее глаза метнулись вверх по его груди к совершенно каменному лицу, его неподвижные глаза смотрели прямо перед собой, все тело замерло, а мышцы напряглись. Ладони с силой сжали руль, ободранные костяшки пальцев побелели и застыли, и весь он сосредоточился и натянулся, словно к чему-то приготовился.

Или к кому-то.

«Боже мой, – подумала она. – Это я на него так действую?»

– Холден, – прошептала она.

Он к ней не повернулся. Его ноздри немого раздувались, он медленно сглотнул.

Потянувшись рукой к его ремню безопасности, она развернулась, задев своей грудью его рубашку и почти скользнув ухом по его губам. Гризельда склонилась над ним так близко, что услышала его тяжелое, прерывистое дыхание. Так близко, что уголком глаз заметила, как дрогнули его веки, когда его грудной клетки коснулся затвердевший сосок ее левой груди.

Она набросила на него ремень безопасности, слегка откинувшись назад, чтобы его пристегнуть. В кабине раздался громкий щелчок, но она не сдвинулась с места. Казалось, все пространство машины наполнилось жаром и электричеством. Словно единственной силой, препятствующей возгоранию, была их одежда, и если они случайно соприкоснутся кожей, то оба тут же вспыхнут.

– Гриз, – сказал он. Его голос был низким, лицо напряженным. – Если ты не отодвинешься…

– О, – пробормотала она, задыхаясь от накрывшего ее желания.

Наконец, он склонил голову и взглянул на нее, его потемневшие, неистовые глаза оказались близко, так близко к ее собственным, буквально обрушились на них.

– Пожалуйста, – попросил он ее.

Она скользнула языком по своим пересохшим губам, и его взгляд опустился на ее рот. Холден закрыл глаза и напряженно сглотнул.

– П-пожалуйста, Гри, – прошептал он. – У меня не осталось гребаных сил.

Прозвучавшее в его голосе отчаяние привело ее в движение. Пулей отскочив на свое место, она потянулась за своим ремнем безопасности и быстро его пристегнула, неотрывно глядя прямо перед собой, пока он завел грузовик и, не сказав ни слова, выехал со стоянки.

По дороге из Мартинсбурга между ними воцарилось напряженное и задумчивое молчание, и чтобы хоть как-то отвлечься, Гризельда опустила стекло и облокотилась на окно.

Когда этим утром она поцеловала его в шею, то почувствовала натянувшую его джинсы эрекцию, но он даже не попытался ее поцеловать, хотя она явно к нему подкатывала. Ей было стыдно, что она так поторопилась пообещать, что больше его не поцелует, а он снисходительно отшутился. Ей все время хотелось дотронуться до него, и она ничего не могла с этим поделать – когда они были в «Тагерте», она снова обняла его, прижавшись к нему всем телом. Было очевидно, что он среагировал на нее физически, однако и в этом случае, не воспользовался ситуацией. Более того, он ее оттолкнул и оставил одну посреди магазина. И вот сейчас опять, она могла поклясться, что его тело отозвалось на ее близость, но он снова оттолкнул ее, практически умоляя больше к нему не прикасаться.

И хотя Гризельда была твердо убеждена в том, что он питает к ней интерес и хочет провести с ней некоторое время, она заметила, что он с трудом себя сдерживает, практически боится до нее дотронуться. Ну да, они спали рядом, но, пожалуй, это было определенной данью их долгожданной встрече – в духе тех времен, когда они оба были детьми. Он, естественно, ничего не предпринял, а она была в его постели, черт подери. Он ведь мог.

Девушка тяжело вздохнула, вспомнив о ромашке у него на кухонном столе, и в голове мелькнуло лицо Джеммы.

«Он кричит во сне твое имя… Его девушка… Я с ним уже шесть месяцев».

«Возможно, в этом дело, – подумала она. – Его влечет ко мне, как, вероятно, влечет к каждым девяти женщинам из десяти, но он верен своей девушке».

«Тогда зачем он едет в уединенный дом, чтобы провести несколько недель наедине с тобой?» – в надежде вопрошало ее сердце.

«Потому что вы друзья детства, прошедшие вместе тяжелые испытания, – сыпал аргументами разум. – Потому что ему, точно также как и тебе, необходимо навсегда закрыть эту тему».

Дружба.

Закрыть тему.

Она отчаянно воскрешала в памяти события последних двух дней, но, несмотря на то, что их бешено влекло друг к другу, Холден не сказал и не сделал ничего такого, что выходило бы за рамки заветной дружбы к… чему-то большему. Он хотел узнать, что произошло с ней, он хотел, чтобы она узнала, что произошло с ним, он хотел узнать, счастлива ли она. Но, независимо от того, как сильно ей хотелось добавить в его слова определенный подтекст, на самом деле в них, по всей вероятности, не было ничего подобного.

Он просто держал ее за руку… совсем как тогда.

Он просто лежал рядом с ней… совсем как тогда.

И в то время как она в глубине души наивно надеялась, что он сможет увидеть и полюбить в ней женщину, на деле оказалось, что он видел и любил в ней лишь свою воскресшую приемную сестру, свою дорогую подругу детства.

Гризельда крепко зажмурила глаза, поморщившись от неловкости и разочарования.

«Несмотря на Джемму, его влечет к тебе, – твердил ей с левого плеча дьявол. – Ты могла бы ускорить ход событий. Более восьмидесяти зарубок у него на руке говорят о том, что он, в конце концов, сломается».

«Но он не твой, – возражал с правого плеча ангел. – Кроме того, если он тебе небезразличен, ты так с ним не поступишь. У него есть девушка. Он явно пытается остаться ей верным. Если он тебе действительно дорог, ты будешь его поддерживать. Ты сделаешь все, что только можно, чтобы помочь ему принять правильное решение».

Она взглянула в его красивое лицо, пытаясь сквозь синяки и раны разглядеть в сидящем рядом с ней мужчине мальчика, которого она любила. Может быть, он не мог стать ее мужчиной, но он хотел быть ее другом, и если это все, что он мог ей предложить, значит, она это примет.

***

Холден свернул на подъездную дорогу, ища глазами световые отражатели, указывающие на скрытый проезд к дому Квинта. Радуясь, что им не пришлось слишком долго трястись по ухабистой, грунтовой дороге, он подъехал к деревянному дому, стоящему посреди тихой, большой, утопающей в полевых цветах поляны, и заглушил двигатель.

Сам дом, построенный из бревен светлого дерева и украшенный зелеными ставнями, был совсем небольшим. В нем имелась крытая веранда, на которой по обе стороны от выкрашенной зеленой краской входной двери лениво раскачивались от полуденного ветерка два кресла-качалки.

До этого Холден уже пару раз приезжал сюда с Квинтом и Клинтоном, чтобы поохотиться по выходным, и он знал, что внутри дома есть общая гостиная с небольшой кухней, обеденным столом, дровяной печью, диваном и двумя стульями. В задней части дома находилась крошечная спальня с двуспальной кроватью и практичная ванная комната, без всяких излишеств. Грубая деревянная лестница вела из гостиной в мансарду, где лежали два запасных двуспальных матраса для непредвиденных гостей. Не смотря на то, что все пространство составляло, наверное, всего 80 квадратных метров, Квинт периодически сдавал дом в аренду компаниям до шести человек, но Холден не представлял, как шесть человек могут нормально перемещаться в таком тесном помещении.

В доме не было никаких электрических проводов – печь и холодильник работали на пропане, а генератор, рассчитанный на малогабаритные помещения, вырабатывал достаточно энергии для бесперебойной работы микроволновки, нескольких лампочек и пары розеток. Это место не было каким-то изысканным, но Квинт с Клинтоном поддерживали его в хорошем состоянии. Ему стало интересно, что думает о доме Гризельда, и первый раз после того, как она застегнула на нем ремень безопасности, он повернулся и посмотрел на нее.

Она разглядывала дом сквозь лобовое стекло грузовика.

– Он похож на кукольный домик… или заколдованную избушку. Я уж решила, что он сделан из конфет.

Он не мог сдержать улыбку, потому как Гризельда, разумеется, представила старый охотничий дом в романтическом духе и превратила его в нечто очаровательное и причудливое, вроде заколдованного кукольного домика.

Взглянув сквозь лобовое стекло, он увидел дом ее глазами: маленький и очаровательный, как будто из волшебной сказки.

– Возможно, – сказал он.

– Он мне нравится, – тихо произнесла она.

Девушка расстегнула ремень безопасности, но не двинулась с места.

После того, как она наклонилась к нему, чтобы застегнуть ремень, и он предупредил ее, что еще чуть-чуть, и он набросится на нее с поцелуями, она держалась от него на расстоянии. То, как она, словно ошпаренная, кинулась на свое место, могло говорить лишь об одном: он оказался прав насчет того, что она не желает ввязываться с ним в какие-либо отношения, и на счет того, что совсем отпугнет ее, если не будет и дальше проявлять терпение и самоконтроль.

И все же, у него оставалась последняя ниточка надежды. Утром она поцеловала его в шею, разве нет? Да. А в магазине обняла и прижалась к нему всем телом. Ее к нему влекло – в этом он был уверен. Но также она сказала ему, что совсем сбита с толку. И он не хотел еще больше все усложнять. Он хотел, чтобы ей было с ним комфортно.

«Время и терпение», – напомнил он себе и наклонился, чтобы тоже расстегнуть ремень безопасности.

– Что ж, думаю, нам надо…

– Да. Я возьму пакеты и продукты. Почему бы тебе просто не пойти и немного отдохнуть?

– Я могу помочь…

– Нет. Я настаиваю. Иди отдохни. Поспи. Через час я разбужу тебя, чтобы поесть хот-догов, – сказала она, подарив ему легкую улыбку.

– Ты уверена? Мне немного не по себе от того, что тебе придется заниматься всем одной.

– Я выгляжу так, будто имею что-то против? – поддразнила она.

«Ты выглядишь прекрасно. Ты выглядишь потрясающе. Ты выглядишь как девушка моей мечты».

– Не, – сказал он. – Ты выглядишь такой же решительной, как та маленькая девочка, которая каким-то образом перебралась через Шенандоа.

Она вздрогнула, судорожно глотнув воздух. Ее глаза в ужасе распахнулись, а губы приоткрылись от прерывистого дыхания.

– Холден…

Он немедленно понял свою ошибку. Они еще не говорили о ее побеге, и когда он так бесцеремонно упомянул об этом, то увидел всю беспредельность испытываемой ею вины, исказившей ее лицо.

– Я не имел в виду ничего плохого, Гри. Просто в последний раз я запомнил тебя именно такой.

У нее дрогнули губы.

– Я должна была… Я должна была остаться. Я должна была вернуться назад, – сказала она, и на ее глаза навернулись слезы. – Мне очень жаль. Холден, мне чертовски жаль. Мне не следовало убегать.

– Н-нет, – сказал он, протянув руки к ее плечам, и легким рывком развернул ее к себе лицом. – И н-не смей мне больше этого говорить. Никогда. Тебе удалось удрать. Да ты хоть представляешь, как я рад, что ты сбежала? Я каждый день до конца своей жизни буду благодарить Бога за то, что ты сбежала, выжила и снова меня нашла.

Слезы текли у нее по лицу и, сжимая пальцами ее плечи, он почувствовал, как в едином порыве с ней у него самого защипало в глазах.

– Я сказал тебе бежать, и ты убежала. Ты убежала, Гри, и я р-рад. Я счастлив, что ты это сделала. Мне н-н-не ж-ж-жаль, и мне н-н-не…

– Дыши, – сказала она, склонив голову набок и прислонившись щекой к тыльной стороне его ладони. Она закрыла глаза, вздохнув, наконец, полной грудью.

Холден смотрел на нее, наслаждаясь прикосновением ее нежной щеки к его коже. Потребовалась вся его сила, чтобы не скользнуть руками вниз и не притянуть ее к своей груди. Но он этого не сделал. Он будет ее ждать. Он готов ждать вечно, если это необходимо для того, чтобы она просила его прикосновений, жаждала их.

Наконец, Гризельда открыла глаза и, сделав глубокий вдох, улыбнулась ему. Она смотрела на него так, будто здесь только что произошло что-то волшебное, ее плечи немного подрагивали от легкого и счастливого смеха, и Холден мог бы поклясться, что отныне и до конца своих дней, в его жизни не будет ничего более прекрасного, чем улыбка Гризельды в этот миг.

– Спасибо, – прошептала она, слезы по-прежнему текли у нее по лицу. – Большое спасибо, Холден. Спасибо.

– За что?

– За то, что простил меня.

Он покачал головой.

– Мне не за что тебя прощать.

– Нет, – прошептала она, слегка повернув голову, чтобы прижаться губами к тыльной стороне его ладони.

– Гриз, – выдавил он из себя, в голосе послышалась боль и мольба.

Она подняла глаза, словно опомнившись, кивнула ему, затем оторвалась от его ладони, и он быстро убрал руки с ее плеч.

Сделав глубокий, прерывистый вдох, она вытерла лицо ладонями и повернулась к нему.

– Кукольный домик?

– Да, – сказал он, выудив из джинсов ключи и протянув ей. – Ты иди.

Она кивнула и вылезла из грузовика. А Холден смотрел ей вслед, моля Бога и всех ангелов на небесах подарить ему нечто большее, чем просто месяц с ней.

***

Холден лежал в дальней спальне, поэтому Гризельда могла не спеша распаковать продукты и разложить всю одежду на пустых полках бельевого шкафа, стоящего между спальней и ванной комнатой. Квинт купил им несколько совершенно роскошных излишеств – кроме молока, макарон с сыром и батона хлеба, он принес десяток яиц, свежие фрукты, упаковку куриных ножек и пачку замороженных котлет. К тому же, порывшись в кухонных шкафчиках, Гризельда нашла несколько основных продуктов, таких как мука, сахар, растительное масло и специи. Она усмехнулась, подумав, что может окунуть куриные ножки во взбитое яйцо и обжарить, обваляв их в муке. Это, конечно, не изысканный пир, но на много лучше, чем хот-доги, и если ей не изменяла память, Холден любил жареную курицу.