Текст книги "Жизнь в белых перчатках"
Автор книги: Керри Махер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)
Глава 7
Компания «Юнайтед Артистс», занимавшаяся съемками, поселила Грейс в отель «Шато Мармон» на бульваре Сансет. Длинношеий коридорный со срезанным подбородком вручил ей ключи и сказал почтительно, но и с вызовом:
– На прошлой неделе там останавливался Богарт.
Мол, а вы, дамочка, кто такая?
Может, Грейс и была новичком в Голливуде, но даже она знала, что «Шато Мармон» то и дело становился пристанищем для разных звезд первой величины. Говоря по совести, когда Джей сообщил, где ей предстоит жить, у нее дыхание перехватило от восторга. Не в пример всяким низеньким и кривеньким домишкам, сколоченным из древесины и оштукатуренным, белое здание отеля действительно походило на шато или даже на небольшой замок. Внутреннее убранство в стиле ренессанс гармонировало с балками и панелями из темного дерева, железными люстрами, драпировками с геральдическими лилиями и стрельчатыми арками.
Ее номер оказался просторным, с большой кроватью, отдельной гостиной и панорамным окном, из которого открывался потрясающий вид на окрестности. Взгляд блуждал по заросшим соснами зеленым холмам с цветными вкраплениями разношерстых построек: среди них были и розовые в испанском стиле, и белые в греческом, и современные. Все главные дороги окаймляли вездесущие пальмы, улицы в любой час шумели моторами автомобилей с глянцевито поблескивающими яркими кузовами.
А над всем этим возвышался купол невероятного калифорнийского неба, которым она так восторгалась, когда была здесь в последний раз. Казалось, оно больше, чем в других местах, хоть Грейс и понимала, что это ерунда, небо – оно небо и есть. Но в Калифорнии его светлая голубизна производила впечатление абсолютно безграничной.
Однако этот вид не успокаивал. В то первое утро Грейс, которая плохо спала ночью, стояла у окна, вцепившись в лацканы махрового халата, глядела в разверзнутую перед ней бездну и чувствовала себя совершенно разбитой. Она заказала завтрак в номер и попыталась еще поспать, хоть и знала, что из этого ничего не выйдет. Какой-никакой аппетит был только к кофе и соку, сочетание которых означало бунт пищеварительной системы, пусть даже сок выжимали из апельсинов, растущих на этих самых холмах. Калифорния казалась абсолютно сюрреалистичной.
Грейс хотелось бы, чтобы с ней был Джин, но он занимался своими делами в Нью-Йорке. Всего пару дней назад они вместе ужинали, а казалось, уже прошел месяц. Джин сказал, что скоро будет «на Западе», – теперь ей нравилось, как он это говорил, обозначая одним-единственным словом весь этот край солнца, апельсинов и странных фальшивых «шато».
По дороге в студию она попыталась вязать в присланной за ней машине, но никак не могла сосредоточиться на пряже цвета фуксии. Плохой знак. Обычно вязание ее успокаивало. Прибыв к павильону с частично установленными декорациями с гобеленовой сумкой, набитой принадлежностями для вязания, в очках, Грейс почувствовала себя настоящей деревенщиной, пусть даже и одетой в накрахмаленную белую блузку, темно-синюю юбку-брюки и балетки на веревочной подошве – наряд, методично подобранный в соответствии с «калифорнийским стилем» в интерпретации журнала «Вог».
Рука Гэри Купера была мозолистой (именно такой ей и представлялась рука его героя шерифа Кейна), а рукопожатие – крепким, но не слишком сильным. Вокруг рта и над бровями на его загорелой коже залегли глубокие морщины. Он с готовностью приветствовал Грейс улыбкой и словами:
– Рад наконец-то с вами познакомиться, мисс Келли.
– А я с вами, мистер Купер, – ответила она, удивляясь, что вообще заставила себя заговорить и надеясь, что голос не выдаст ее нервозность.
– Пожалуйста, зовите меня просто Куп.
Гэри показался ей добрым. По возрасту он был близок к ее отцу, тем не менее Грейс предстояло сыграть его жену. Она улыбнулась и кивнула:
– А вы зовите меня Грейс. Пожалуйста.
После этого они приступили к работе. Сидя в режиссерском кресле напротив Грейс, Купера, Томаса Митчела, Ллойда Бриджеса и Кэти Хурадо, кудрявый Фред Циннеман попросил каждого в нескольких фразах описать, каким тот видит своего героя и как хочет его сыграть. Грейс была очень благодарна за такой подход к делу еще и потому, что он давал ей возможность не только лучше понять каждого персонажа, но и разобраться с тем, как его представляют актеры, а как – сам Фред. Он даже посоветовал Гэри не играть шерифа слишком уверенным человеком, сказав со своим легким австрийским акцентом:
– Уилл Кейн – человек, который действует на пределе своих возможностей. Я хочу видеть перед камерой не Гэри Купера, а мужчину, готового умереть, чтобы спасти свой город, даже если этот город повернулся к нему спиной.
Благодаря этому замечанию Грейс почувствовала себя лучше и, когда пришел ее черед, заговорила медленно и неуверенно, опасаясь, что ее точка зрения прозвучит слишком нескромно, ведь она считала свою героиню главной в фильме:
– Эми Кейн – новобрачная, которая хочет начать жизнь с чистого листа, выйдя замуж и забыв о насилии, сопровождавшем ее ранние годы. А потом обнаруживает, что бежать от прошлого невозможно, и чувствует опустошение.
– Вот именно, опустошение, – сказал Фред, встретившись глазами с Грейс и удерживая ее взгляд, – но она также находит в себе стержень, когда понимает, что должна прийти на помощь мужу. Она не может бежать. Она должна сражаться.
– Да!.. – выдохнула Грейс, осознав, что их с режиссером видение Эми во многом совпадает.
Слово «стержень» большинство людей использовало бы для описания персонажа Кэти Хурадо, самостоятельной и обольстительной владелицы салуна Хелен Рамирес, но когда Фред произнес его применительно к Эми, у Грейс почти перестало крутить живот. Ей все еще требовалось понять, как играть Эми в паре с мужчиной, который куда старше и опытней, да еще в непривычной обстановке. Работа на телевидении научила Грейс корректировать мимику и голос, которые перед камерой казались более резкими, чем на сцене, но большой экран – совсем другое дело. Она надеялась лишь на то, что Циннеман и Купер сумеют направить ее в нужное русло. По крайней мере, Грейс вроде бы смогла настроиться на позитивный лад.
Голливудская машина по производству слухов умудрилась приписать ей связь чуть ли не со всеми артистами, за исключением Джина, единственного, с кем у нее действительно был роман, неизменно песоча ее в колонках о светской жизни. Стоило ей, здороваясь, поцеловать кого-то из актерской братии на вечеринке и уж тем более в ресторане за отдельным столиком, как какой-нибудь сидевший в засаде фотограф фиксировал этот момент и публиковал с заголовком: «Что происходит между Грейс Келли и Гэри Купером?» (или Марлоном Брандо, или Грегори Пеком).
Некоторые сплетни, впрочем, задевали за живое. Судя по всему, кое-кто из ее бывших однокашников по Академии решил скормить прессе пикантные истории из ее прошлого. В одной статейке рассуждали о готовности Грейс прокладывать себе путь наверх через постель, ссылаясь на ее связь «с одним из преподавателей Академии» и цитируя ее неназванного соученика, сказавшего: «Всем известно, что Келли готова на все, лишь бы получить роль. Если она нацеливалась на какую-нибудь роль, у всех остальных шансов не было». Эта колкость привела Грейс в ярость, ее захлестнуло гневом, хотя раньше казалось, что она оставила подобные приступы в прошлом, садясь на самолет в Калифорнию. «Одним из преподавателей» был Дон, и она его любила! Он стал первым после дяди Джорджа человеком в ее жизни, с которым она могла обсуждать то, что действительно дорого ее сердцу. Конечно же, она была к нему неравнодушна! И она упустила гораздо, гораздо больше ролей, чем получила. Сколько раз она тосковала по утрам в постели, зализывая раны, нанесенные ее самолюбию! Но статьи представляли ее безжалостной гарпией, ни дня в своей жизни не страдавшей.
– Это безумие, – сказала она дяде Джорджу, когда они сидели в очень традиционном доме у поля для гольфа в Палм-Спрингс, куда он перекочевал недавно вместе с Уильямом. Благодаря кондиционеру тут царила благословенная прохлада. – Похоже, газетчики и их источники сочиняют что хотят!
– Если бы ты подписала контракт со студией, там дали бы окорот прессе, – ответил Джордж.
– Неужели ты хочешь, чтобы я дала какой-нибудь студии столько власти над собой? Да, студия может контролировать то, что попадает в газеты, но тогда у меня не будет права голоса насчет того, что она сообщит репортерам.
– Боюсь, студии в нашем деле необходимы, – пожав плечами, проговорил он.
– Должен же быть другой путь, – покачала головой Грейс и пригубила розовый лимонад.
– Фамильная строптивость Келли! – засмеялся Джордж. – Мне это нравится. Посмотрим, что ты сможешь сделать.
– Строптивость у меня по обеим линиям, – уточнила Грейс. – Майеров тоже трусоватыми не назовешь.
– Совершенно верно, – согласился Джордж. – Но будь осторожна, Грейс. Многие актеры пытались противостоять студиям и проиграли. Не уверен, что оно того стоит.
– Знаю, знаю, Бетт Дэвис и все такое… – Грейс закатила глаза.
– Грейс, – твердо сказал Джордж, – Бетт Дэвис очень высоко ценилась, когда пыталась избавиться от контракта, и потерпела поражение. Ее почти уничтожили.
– Я планирую избежать подобной участи, не подписывая этих проклятых контрактов, – сказала Грейс, выпрямляя спину и по-новому складывая салфетку на коленях. – И в любом случае, когда съемки закончатся, я полечу в Нью-Йорк работать с Сэнфордом Мейснером и постараюсь вернуться на Бродвей. Голливуд не для меня. Начнем с того, что я не выношу жару.
Носить в павильоне костюм Эми Кейн было ужасно. Последние несколько недель Грейс провела в многослойной одежде из толстого хлопка и шляпе: снимались сцены в пыли. Носоглотка саднила, говорить правильно было трудно. Хуже того, она чувствовала, что плохо справляется с работой. Фред снова и снова переснимал сцены с ее участием, и даже после его слов «Снято! Хорошо» ей казалось, что он не в восторге. Вначале она обращалась к нему за советами, но он всегда был так поглощен работой с операторами и декорациями, что времени на Грейс у него почти не оставалось.
– Ох уж эта решимость молодости… – легкомысленно протянул дядя Джордж. – Мне бы хотелось, чтобы ты была в Калифорнии, неподалеку, Грейс. Народ здесь куда… терпимее к не таким, как все. Обнаружилось, что тут я больше ко двору, чем в Филадельфии с ее провинциальным мышлением и даже чем в Нью-Йорке, хоть он и претендует на космополитизм.
– Но разве тебе не везет с молодой публикой Нью-Йорка? Ты же в одной обойме с Эдит Уортон[10]10
Американская писательница.
[Закрыть].
– Боюсь, для Артура Миллера и Теннесси Уильямса[11]11
Американские драматурги.
[Закрыть] я слишком стар. Да, я знаю Нью-Йорк Эдит Уортон, там я принят, насколько это вообще для меня возможно. А вот вам, более молодым, я неинтересен. Здесь же я в своей тарелке.
Грейс стало неуютно из-за этой меланхолии, обычно не свойственной дяде.
– А где Уильям? – спросила она. – При нем ты всегда пободрее.
– Ну, он пошел предаваться новообретенной страсти к гольфу, – ответил Джордж. – Оттого-то мы тут и поселились. – Он махнул рукой на бесконечную зелень за внушительными окнами.
– Ясно, – проговорила Грейс. – Ты тоже играешь?
– Иногда. По большей части мне нравится проводить время в одиночестве.
– У тебя вызревают какие-то новые проекты? – с энтузиазмом поинтересовалась Грейс, действительно желая услышать ответ, но еще и надеясь вывести дядю из печального настроения.
Ей не повезло.
– А знаешь что? – сказал Джордж, поднимаясь с дивана и тем самым прекращая разговор. – Я проголодался, а Мария сообщила, что сделала к ланчу свой знаменитый салат с крабами и авокадо.
Дурная слава, которая благодаря газетчикам пошла о Грейс и ее любовных похождениях, оказалась такой громкой и всепроникающей, что просочилась в филадельфийскую прессу. И не успела Грейс оглянуться, как родители прислали Лизанну погостить у нее в «Шато Мармон» в качестве компаньонки. Сестры Келли провели на бульваре Сансет пару веселых вечеров, а потом старшей пришлось уехать на натурные съемки в засушливую калифорнийскую глушь.
– Ты не попадешь в неприятности, пока меня не будет? – с понимающей полуулыбкой спросила Грейс.
Накануне вечером Лизанна отчаянно флиртовала с помощником официанта в ресторане, располагавшемся во внутреннем дворике «Шато». Сама Грейс недавно обнаружила, что «Шато» с высокими стенами, густой живой изгородью из олеандров и бугенвиллей и главным входом, через который пускали далеко не всякого, – одно из немногих мест, свободных от представителей прессы. Возможно, «Юнайтед Артисте» оказали ей большую услугу, поселив именно сюда, в своего рода сейф, куда запросто не проникнешь. Поэтому она стала чаще здесь обедать и ужинать.
– Обещаю каждое утро ходить в церковь и каждый вечер читать Библию, – отшутилась Лизанна.
Грейс открыла было рот, чтобы сказать, как разозлятся родители, если сочтут, что она разлагает младшую сестру, но Лизанна оборвала ее:
– Да расслабься ты! Все со мной будет в порядке. И в любом случае никто тут не знает, кто я такая. Я могу делать что захочу и не переживать о родителях.
В этом был смысл. Грейс даже позавидовала сестре.
А сама она под безжалостным палящим солнцем изо всех сил старалась воплотить перед камерами образ Эми, вдохнуть в него жизнь, наполнить каждое слово и каждый жест разочарованием и отвагой своей героини. Но это было сложно. Фред продолжал отпускать реплики вроде: «Перебор» или «Слишком слабо», и Грейс никак не могла разобраться, что к чему. А у Купа и Кэти все получалось так легко… О, как же она завидовала пылкой беспечности Кэти! Ее спина была прямой, как шест, но движения оставались плавными и мягкими, а низкий выразительный голос мог в мгновение ока из самоуверенного стать соблазнительным, и наоборот.
Под конец особенно изнурительного дня, когда Грейс смыла с лица и волос пыль и собралась без ужина рухнуть в кровать, в дверь ее гостиничного номера постучали. Плотнее завернувшись в халат, она открыла и увидела Кэти в облегающем темно-синем платье с уложенными волосами и накрашенными губами.
– Давай сходим выпить, – предложила она.
– Замечательная идея, но… – проскрипела Грейс, голос которой пострадал от сухой жары.
– Отговорки не принимаются, – грозя пальцем, заявила Кэти. – Встречаемся внизу через десять минут.
С этими словами она удалилась, оставив Грейс гадать, что заставило коллегу навести на себя такой лоск ради выпивки в салуне заштатной провинциальной гостиницы, где они остановились. Гостиница эта напоминала декорации Дикого Запада на территории киностудии «Уорнер Бразерс», где снимались некоторые сцены, и сперва казалась очаровательной. Однако теперь в конце каждого дня Грейс ловила себя на том, что ей хочется сбежать в какое-нибудь место посовременнее и пороскошнее. И что она многое отдала бы за шикарный ресторан с кондиционером и джин-тоником в хрустальных бокалах. Словно в знак протеста, она надела джинсы, туфли без каблуков и футболку с коротким рукавом, наплевав, что такой наряд демонстрирует ее фигуру как она есть: слишком ровную там, где должны быть изгибы, слишком хрупкую там, где предполагаются выпуклости. Вдобавок Грейс нацепила на нос очки в черепаховой оправе «кошачий глаз».
Кэти ждала ее, сидя у стойки на высоком круглом табурете с кожаной обивкой. Многие члены съемочной группы тоже были в баре или ресторане, но из ведущих актеров никто больше не присутствовал, и Грейс это порадовало. Усевшись справа от Кэти, она заказала джин-тоник и слегка приободрилась, когда его быстро подали в красивом тяжелом стакане. Кэти пила нечто прозрачное со льдом, Грейс попыталась угадать, что это, но сообразила, что слишком плохо знает коллегу, чтобы делать какие бы то ни было предположения.
– Тебе идут очки, – заметила Кэти. – Очень жаль, что ты не можешь надевать их во время съемок.
– И не говори, – согласилась Грейс, хотя работать полуслепой давно вошло у нее в привычку. Во время съемок обходиться без очков оказалось еще проще, чем на сцене, потому что все было к ней ближе. Такие вот маленькие радости.
– Вероятно, если бы ты видела лучше, то сумела бы немного расслабиться, – предположила Кэти.
Грейс вздохнула:
– Так заметно, что я напряжена?
Кэти сочувственно улыбнулась:
– Прости, но я поэтому и позвала тебя выпить в такое место. – Она обвела взглядом обитое деревянными панелями помещение, где пахло застарелым дымом и виски. – Подумала, тебе не повредит слегка развеяться.
Услышав в заявлении Кэти намек на критику, Грейс ощетинилась. Она слышала нечто подобное все чаще и чаще, об этом писали в газете, говорили в летнем театре, и до нее доходило, будто что-то такое проскакивает даже в «примечаниях» Эдит. Реплики о том, что она выглядит замороженной или напряженной (в более доброжелательной версии – сдержанной и аристократичной), были даже смешны, учитывая ее происхождение. Может, отец и сколотил состояние на стройматериалах, но в жилах ее семьи течет кровь ирландских католиков, и этого ничем не перешибить.
Как бы там ни было, ей не нравилось, что к ней приклеивают ярлыки, начиная с тех времен, когда в Академии ее называли девушкой с обложки. Все эти ярлыки не имели с ней ничего общего. Ей нравилось думать, что в правильном платье и с правильным сценарием она сможет сыграть как Кэти в «Ровно в полночь». Это как раз и означало быть разносторонней актрисой.
– Я развеялась. Спасибо, – сказала Грейс, понимая, что смысл ее слов противоречит интонации. А потом добавила уже мягче: – Я просто очень устала.
– Раньше я тоже говорила, что устала, если дела шли не так, как мне хотелось, – сообщила Кэти.
Грейс и рада была бы на нее разозлиться, но коллега говорила ровным голосом, без всякого ехидства и явно хотела помочь.
– Ну, – начала Грейс, – я действительно устала, но ты права, это и отговорка тоже. Если честно, я толком не понимаю, что я тут делаю. – Стоило начать, как слова полились сплошным потоком. – Персонаж Купа для меня слишком пожилой, до сих пор я снялась только в одном фильме, и вот оказываюсь у режиссера, у которого не находится на меня времени, а на самом деле мне хочется вернуться в Нью-Йорк, прослушиваться там на роли в спектаклях и надевать по вечерам пиджак, будь он проклят. Ведь уже, мама дорогая, сентябрь на дворе. Ненормально в такое время помирать от жары.
Кэти засмеялась:
– Ну вот, наконец-то показалась настоящая Грейс Келли. С этой девушкой мне хочется сойтись поближе. Я, кстати, согласна, что твоя героиня слишком молода для Купа, но разве такие вещи не происходят сплошь и рядом? Разве молодые красотки не оказываются в паре с мужчинами поопытнее и постарше? Как будто девушкам нужно, чтобы ими руководили и направляли их.
– С такой точки зрения я не смотрела, – призналась Грейс. Но Кэти была права: взять хоть Хамфри Богарта и Лорен Бэколл (да и Ингрид Бергман, раз уж на то пошло). Или Вивьен Ли и Кларка Гейбла. – Только вот непохоже, чтобы Фред или Куп были заинтересованы в том, чтобы меня направлять, – подчеркнула она.
– Так не проси их, а займись этим сама.
– Это, конечно, очень вдохновляет, – вздохнула Грейс, – но я понимаю, что мне нужно еще многому учиться.
Она чувствовала себя раскисшей, словно под кожей у нее не было ничего, кроме воды, никакого костяка. Кэти же производила впечатление человека, кожа которого куда толще и под ней скрывается литой скелет.
– Разве кто-то из знаменитых американских учителей актерского мастерства не сказал, что нужно просто играть каждую роль вот отсюда? – Кэти постучала во груди, там, где сердце.
– Это сказал Ли Страсберг, – уточнила Грейс, – но не все с ним согласны. Лично я – нет. Мне нравится играть тех, кто совсем на меня не похож, притворяться другими людьми. – Говоря это, она снова почувствовала себя той пятилетней девочкой, которая при помощи мягких игрушек, кукол и картонных коробок превращала свою спальню в волшебные дальние страны.
Кэти пожала плечами:
– Можно играть непохожих на тебя людей, но лишь до тех пор, пока ты способна услышать биение их сердец в своем сердце. Что Грейс Келли может дать Эми Кейн?
– Это очень хороший вопрос.
– Так что тебе мешает?
– Ожидания. – Она не успела даже подумать, а ответ уже слетел с ее губ. – Я снимаюсь в фильме с легендарным Гэри Купером. Люди ждут от меня… я даже не знаю…
– Что ты будешь сиять, как звезда?
– Да, чего-то в этом духе.
Кэти допила свой загадочный напиток и сделала бармену знак, чтобы он принес еще.
– Что ты пьешь? – спросила Грейс.
– Текилу. У них есть хорошая, из Мексики.
Грейс никогда не пробовала текилы со льдом. Казалось, это что-то ужасно экзотическое и изысканное. Когда Кэти принесли заказ, Грейс увидела надетый на край стакана большой ломоть лайма. Кэти подтолкнула к ней стакан:
– Попробуй и закуси лаймом.
Когда Грейс поднесла стакан к губам, там звякнули льдинки. Прозрачная жидкость словно огнем обожгла пересохшее горло, а потом губы ужалил сок лайма.
– Ты, Кэти Хурадо, более сильная женщина, чем я, – закашлялась Грейс, ставя стакан перед новой подругой.
– Не более сильная, – возразила Кэти. – Просто… более крепкая.
Грейс не слишком поняла, в чем разница, но не собиралась этого признавать. Так или иначе, она радовалась компании Кэти и тому, что не лежит сейчас в постели с накрученными на бигуди волосами, бесполезно и нервно вопрошая себя, что принесет завтрашний день. Продолжая разговор, они обнаружили, что в детстве любили одни и те же фильмы («Газовый свет» был у обеих безусловным фаворитом), и делились забавными историями о жизни актеров за пределами сцен и съемочных площадок. Кэти рассказала одну особенно уморительную, о том, как во время очередной вечеринки Кэри Грант устроил клоунаду, завершившуюся жонглированием.
– Ты ни за что бы не поверила, что это тот же человек, который играл в «Дурной славе» и «Филадельфийской истории».
Их смех прервался, когда к ним подсел Куп с мокрыми волосами, пахнущий лосьоном после бритья.
– Простите за вторжение, леди, но, кажется, мне пора наконец-то угостить вас обеих выпивкой.
– Да ну, Куп! – отозвалась Грейс. Чуть захмелевшая, с Кэти в качестве союзницы, она действительно расслабилась и была не прочь пофлиртовать. – Я думала, вы никогда не предложите.
Потом они около часа все втроем сидели за столом, где к ним присоединились другие участники съемок, смеялись, обменивались остротами, пили текилу и ели бифштексы с печеной картошкой и салатом в соусе рокфор. Это было именно то, чего ей недоставало в Голливуде, – настоящее товарищество, сопровождаемое ощущением, что все они – члены одной семьи, пусть даже и на короткое время. Такое ощущение обычно (и часто почти сразу) возникало у театральной труппы, особенно в летних театрах.
Хотя после еще одного джин-тоника и мексиканского пива под стейк Грейс и перестала пить, она все равно набралась смелости исполнить номер вроде тех, которыми развлекала когда-то друзей по «Барбизону» и Академии. Все началось с того, что Куп, дразня, припомнил ей появление на съемочной площадке в очках и с сумкой, полной вязальных принадлежностей:
– Тогда я повернулся к Тому и говорю: «Ну и ну, у нас тут школьная училка в модном наряде».
На это Грейс ответила хорошо отработанной имитацией персонажа Евы Арден, мисс Брукс, всеми любимой саркастичной учительницы английского языка из растянувшегося на много лет радиосериала. Через пару минут истории о необходимости очков все ее слушатели сползли под стол от хохота.
Отправляясь в постель гораздо позже, чем следовало бы, Грейс впервые за очень долгое время чувствовала себя довольной. Возможно, дядя Джордж о чем-то догадывался. Возможно, в конце концов ей все-таки удастся полюбить Голливуд.
