Текст книги "Жизнь в белых перчатках"

Автор книги: Керри Махер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

* * *

После свадьбы во дворце воцарилась жуткая тишина. Грейс одна отправилась в Рок-Ажель, нуждаясь в целительном прикосновении высоких трав и луговых цветов. Перед отъездом она сказала остальным членам семьи, что будет рада каждому, кто захочет к ней присоединиться. Никто не вызвался, и она отбыла, прихватив с собой новый томик от «Шекспир и компания» – стихи ирландца Шеймаса Хини. Грейс недавно заинтересовалась литературой Ирландии, перебросив к ней мостик от поэзии Йейтса.

Стоял теплый летний денек, и Грейс расположилась у себя в студии в окружении охапок свежих цветов, которые собиралась засушить и пустить на аппликации, потому что это успокаивало и доставляло удовольствие. От неожиданности она вздрогнула, когда от дверей донесся голос Стефании:

– Мама!

– О господи! – воскликнула Грейс, резко оборачиваясь и хватаясь за пустившееся в галоп сердце. – Стефи! Очень рада тебя видеть, но и удивлена тоже.

Младшая дочь рассмеялась. Она была достаточно похожа на Каролину, чтобы Грейс вновь почувствовала печаль, которая преследовала ее с самой свадьбы.

– Извини, да сказала Стефи, – но я хотела... Я подумала, может, мы составим друг дружке компанию?

Грейс чуть не разрыдалась от потрясения. Ее красивая, популярная дочка наверняка отклонила множество приглашений в куда более гламурные места ради Рок-Ажеля и общества своей матери, бывшей актрисы. Пройдя по комнате, она обняла Стефанию:

– Лучше просто не придумаешь! Я очень рада, что ты приехала.

– Хочешь, помогу тебе с цветами?

Это предложение тоже было неожиданным. Грейс гадала, какие еще приятные сюрпризы готовит этот вечер. Поговорить с дочерью о цветах и вместе повозиться с ними было заманчиво, но рисковать не хотелось: вдруг Стефании это наскучит и ей никогда больше не захочется проводить время с матерью? Поэтому Грейс сказала:

– Вообще-то я проголодалась, а ты?

Они провели час в почти деревенской кухне: шинковали свежую зелень и крошечные помидоры, которые перед этим вместе собрали с грядок, кипятили воду для пасты, перекусывали местным козьим сыром, чесночными гренками и газировкой. А еще обменивались забавными историями с недавней свадьбы, и Стефи рассказала о девочках из своей школы и о том, что ее не приглашают на некоторые вечеринки и прогулки. Конечно, ей это не нравилось.

– Мне не всегда действительно туда хочется, но я хочу, чтобы меня звали.

– Да, – согласилась Грейс, – когда зовут, это всегда приятно.

Она припомнила, как перестала получать приглашения на регулярные голливудские вечеринки, когда перебралась в Монако. Конечно, она не смогла бы их посетить, но было бы так здорово ощутить, что друзья сильно по ней скучают и поэтому все равно приглашают. А так она казалась себе всеми покинутой. Правда, в последние годы ей пришлось отклонить множество приглашений, и это ощущение забылось, но сейчас она постаралась изо всех сил посочувствовать дочке и показать, что понимает ее.

Когда перед каждой из них стояло по тарелке с дымящимися ароматными спагетти с зеленью и обжаренными в масле анчоусами, уже стемнело.

– Посмотрим, нет ли по телевизору хорошего кино? – предложила Грейс.

Когда Стефи с нетерпеливой улыбкой согласилась, они перебрались в гостиную, уселись там, скрестив ноги, и Грейс стала при помощи новинки, пульта дистанционного управления, переключать каналы в поисках достойного фильма. Такой нашелся спустя всего несколько минут, причем настолько удачный, что Грейс заподозрила вмешательство небес. Показывали «Римские каникулы» с Одри Хепбёрн, и от начала прошло не больше пятнадцати минут.

– Ты его уже смотрела? – спросила Грейс у дочери, которая с жадным вниманием уставилась на экран. Та, проглотив порцию своей пасты, замотала головой. – Позор на мою голову, если так. Это обязательный к просмотру фильм.

Ах, если бы с ними была и Каролина! Во время первой рекламной паузы Грейс рассказала, что они пропустили.

– Значит, – словно не веря своим ушам, переспросила Стефания, – это правда? Про принцессу маленькой европейской страны, которая хочет сбежать от привычной жизни?

– Да, – подтвердила Грейс, которой самой едва верилось в такое совпадение.

Впервые она смотрела этот фильм, когда он только вышел, в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году, и было ей двадцать три года – ровно столько, сколько самой Одри. Грейс отчетливо помнила, как сидела в темном зале, смотрела, как принцесса Анна наслаждается мороженым, новыми сандалиями и озорной стрижкой, этими маленькими проявлениями свободы, которые сама Грейс легко могла себе позволить в любой момент, едва только выйдя из кинотеатра. Она даже не подозревала, что через три года молодая актриса, которая сейчас завидовала сыгравшей главную роль коллеге, променяет эти самые проявления на ту жизнь, которую Одри изображает в фильме.

Сейчас, спустя двадцать пять лет, Грейс смотрела на экран вместе с собственной маленькой принцессой и смеялась узнаваемости ситуаций, когда оберегаемая принцесса Анна в обществе покоренного ее наивным обаянием Джо Брэдли, которого сыграл Грегори Пек, попадала во всевозможные передряги по всему Риму. Когда фильм подошел к концу и Анна приняла решение вернуться к чопорной жизни монархини со всеми этими парадными обедами и интервью, которые она ненавидела, Грейс и Стефания принялись сморкаться и вытирать глаза салфетками. Наконец замелькали финальные титры, мать и дочь посмотрели друг на друга, безудержно расхохотались и босиком отправились на кухню есть мороженое.

– Жалко, что Каролина не встретила Джо Брэдли… – задумчиво протянула Стефания.

«Я только что подумала то же самое», – мелькнуло в голове у Грейс, но вслух она сказала:

– Уверена, Филипп устроит ей замечательный медовый месяц. И, может быть, однажды Джо Брэдли встретишь ты.

Стефани разулыбалась. Грейс никогда не видела ее такой взбудораженной и беззаботной одновременно.

– Это было бы здорово, – произнесла дочь.

Потом Грейс лежала в постели посреди бархатной тьмы, в открытые окна лилась симфония сверчков и цикад, в углу комнаты негромко жужжал вентилятор, а ее сердце наполнялось благодарностью. Ей пришлось много от чего отказаться, и вот жизнь наконец-то стала кое-что возвращать. Место в правлении киностудии, поэтические чтения и теперь – близость с дочерьми, которой она всегда так жаждала. Может быть, брак Каролины долго не протянет, но даст Грейс возможность поддержать ее и стать ближе с остальными двумя детьми.

Не успеет она оглянуться, как и Стефания станет взрослой женщиной. Тогда, быть может, другой режиссер, того же калибра, что и Хичкок, пришлет ей новый сценарий. И пусть Ренье говорит, что ему угодно, и неважно, что там велит клочок бумаги, подписанный десятилетия назад. Ее любимых выросших детей никому уже не удастся забрать, и никто не помешает им сесть в самолет до Калифорнии. А они так и сделают. Наверняка.

Глава 39
1981 год

Двадцать пять лет. Их так называемая свадьба века состоялась четверть столетия назад. А этой весной английский принц Чарльз женится на леди Диане Спенсер, и эта свадьба объявлена самой грандиозной в истории бракосочетаний со времен их собственной. Так странно считаться невестой, на которую равняются другие, особенно если сама едва помнишь, как носила то платье, позировала для тех фотоснимков, шла к алтарю и царственно склоняла увенчанную фатой голову. Даже на нее саму производили впечатление собственные фотографии, которые до сих пор мелькали в газетах и журналах, подтверждая, что она была невестой из волшебной сказки. Однако они не могли передать страстное желание каждой молекулы ее тела поскорее оказаться на борту яхты Ренье и уплыть от всего этого подальше.

В тот день Грейс должна была познакомиться с леди Дианой на поэтических чтениях, которые устраивались в честь ее жениха, принца Чарльза, в Голдсмит-холле. Ей хотелось, улучив момент, увести этого молодого человека в сторонку и попросить ее быть добрым к юной невесте, которая на всех фотографиях до единой выглядела как перепуганный кролик. К тому же, как и все в ее кругу, за исключением разве что самой Дианы, Грейс слышала, что Чарльз по-прежнему поддерживает связь со своей давней возлюбленной.

Скатившись с мягкой, как перина, кровати в лондонском отеле, Грейс прошла в ванную и посмотрела на свое отражение в зеркале. Каждое утро она надеялась увидеть нечто иное, особенно если за ночь она, как в этот раз, неоднократно воспользовалась туалетом. Да, она не оставляла надежду, что тело и черты лица не будут оплывшими, что лишняя жидкость утекла из нее по длинным трубам в канализацию.

Но каждое утро ее ждало разочарование. Она едва узнавала себя. Парижский эндокринолог, которого она регулярно посещала, как и обещал, назначил ей самые современные средства для поддержки женщин в период менопаузы. Когда Грейс жаловалась, что от этих пилюль ее лицо и тело делаются похожими на подушки, наливаясь водой, он твердил, что такой эффект уйдет, нужно просто набраться терпения. Терпение, терпение. Она так устала постоянно ждать! Силы небесные, да когда уже она снова станет похожей на себя?!

Несмотря на все превратности судьбы, в ней имелось нечто стабильное: отражение в зеркале никогда ее не подводило. На него можно было положиться. И теперь, когда каждое зеркало, в которое она смотрела, словно стало кривым, это сбивало с толку и обескураживало, ведь до сих пор лицо было единственным, что никогда не вызывало у нее протестов. Всю жизнь она избегала солнца, не курила, не пила слишком много коктейлей и не ела слишком много десертов. Иногда соблюдение правил давалось нелегко, но в результате ее лицо всегда хорошо выглядело. А теперь вот оно изменилось, и Грейс переживала не просто удар по суетному самолюбованию. Скорее это напоминало кораблекрушение, высадку на необитаемый остров, где нет ничего привычного и нельзя защитить и поддержать себя обычными средствами, которые тут уже не работают. Нужно было придумывать что-то новое.

Такая перемена сводила ее с ума, и хотя она отнюдь этим не гордилась, но справиться с собой тоже не могла. В последнее время, после нескольких месяцев неожиданного затишья, последовавшего за прошлогодним разводом Каролины с Филиппом Жюно, она слишком критично относилась к дочерям.

Сразу после развода Грейс со старшей дочерью были словно две принцессы из детской книжки, которые заперлись у себя во дворце от всего света. Грейс гладила Каролину по голове, когда та плакала. Они забирались под одеяла, смотрели кино и ели шоколадное мороженое, затевали долгие прогулки по холмам в окрестностях дворца – так Грейс в возрасте дочери гуляла с Ритой по холмам возле Свитцера, – а потом плавали в бассейне, чтобы освежиться. Вдвоем составили план возвращения Каролины к жизни: магистратура, Париж и работа в Ассоциации друзей детей, куда можно было направить свою энергию.

«Я хочу все время что-то делать и даже думать не желаю о мужчинах», – сказала тогда Каролина матери. Полная надежд, Грейс взяла в ладони красивое лицо дочери и проговорила: «Я очень тобой горжусь».

Но прошло едва полгода, и имя Каролины снова замелькало в таблоидах в связи с посещениями клубов и вечеринок, пристрастием к неподобающим нарядам. Хуже того, Стефания, похоже, пошла по стопам старшей сестры. И Ренье изменил свое мнение, сочтя, что Грейс лучше поселиться с дочерями в Париже.

– Они должны себя блюсти! – раздраженно заявил он.

Вот и все, что он сказал на эту тему, потому что направлял всю свою родительскую энергию на Альби, который вскоре должен был закончить Амхерст и все сильнее интересовался спортом, которым всегда увлекался и раньше. Он даже занялся малоизвестным олимпийским видом спорта под названием бобслей.

– Можешь такое вообразить? – похохатывал Ренье. – Принц самой солнечной страны Европы едет на зимнюю олимпиаду!

– В этом есть ирония, – признала Грейс. – Но его дедушка гордился бы.

Впрочем, она сомневалась в своей правоте, потому что внук Джека Келли был скорее дилетантом, чем целеустремленным спортсменом. Альби делал успехи во многих видах спорта, и Грейс это радовало и обнадеживало. Памятуя о Келле, чья фанатичная преданность гребле не давала ему наслаждаться жизнью, Грейс никогда не понуждала сына выбирать между теннисом, плаванием и легкой атлетикой. Уже не в первый раз она тихо порадовалась, что отец умер прежде, чем смог вынести какое-нибудь суждение о ее детях. Ей хватало его голоса, который звучал у нее в голове даже из могилы. А потом из-за таких мыслей у нее неизбежно возникало чувство вины.

В душе Грейс массировала кожу с большим куском ароматного мыла, и все ее одутловатое тело покрылось большими пенными пузырями. Потом обжигающе-горячие струи воды унесли эти пузыри в слив. Она вздохнула. Скоро приедет визажистка и сделает что сможет с ее лицом. Как же она тосковала по тем дням на съемочной площадке, когда приходилось просить, чтобы не накладывали слишком много грима! Теперь приходилось следить, чтобы макияжа было не слишком мало.

Когда цоэтические чтения завершились, Гвен Робинс расцеловала Грейс в обе щеки под мягким желтым светом, падавшим на мраморную лестницу Голдсмит-холла. В последнее время они переписывались и перезванивались по поводу создания совместной книги о цветах, но месяцами не встречались.

– До чего чудесно тебя видеть! – воскликнула Грейс, крепко сжимая руки подруги, которые, как и ее собственные, выдавали возраст: прохладные, с не слишком упругой тонкой кожей и выделяющимися костяшками пальцев. Кольцо, подаренное Ренье супруге четверть века назад, теперь то и дело переворачивалось бриллиантом вниз. – Не могу дождаться, когда завтра встретимся нормально.

Она всегда стремилась не назначать слишком много встреч перед выступлением, предпочитая как следует порепетировать или почитать другие стихи того же поэта, проникнуться их атмосферой. Поэтому она продлила пребывание в Лондоне, чтобы провести время с Гвен и другими друзьями, которые тоже тут оказались.

– Что думаешь? – шепнула Гвен на ухо Грейс, кивая на Диану.

Та стояла рядом с Чарльзом в строгом синем платье, явно призванном подчеркнуть белизну кожи и тонкие ключицы, однако ее плечи были ссутулены, а нос смотрел в бокал с газировкой, словно она собиралась туда нырнуть.

– Хотела бы я отправить ее к Эдит и Сэнди на уско-ренный курс по ношению одежды. Заодно подучилась бы вести себя, как подобает принцессе, когда не чувствуешь себя таковой, – сказала Грейс, сердце которой болело от жалости к этой юной лебедушке.

Как же разительно отличалась она от Каролины и Стефани, которые никогда не жались к стеночке и всегда смотрели в направленные на них камеры, выпрямив спины и вскинув подбородки! Может быть, подумалось Грейс, это потому, что ее собственные дочери росли, всегда будучи в центре внимания, а Диану только-только втянули в такую жизнь. Отчего это произошло, вопросов не возникало, ведь она была очень мила. Грейс только хотелось бы научить ее прятать смущение и неуверенность.

К сожалению, разговор с Гвен оказался недолгим. Почти сразу их окружили графы, герцоги и актеры Королевской шекспировской компании. Каждый рассыпался в похвалах, задавал вопросы или приглашал выступить где-нибудь еще. Наконец Грейс удалось, извинившись, сбежать в дамскую комнату. Там она обнаружила Диану, которая, шмыгая носом и сдерживая слезы, пыталась длинными мягкими руками поправить перед зеркалом лиф платья. Девушка выглядела такой расстроенной, что Грейс подошла к ней с вопросом:

– Я могу чем-то помочь вам?

– Нет, если только не сумеете ослабить платье, – тихо проговорила Диана, голос которой звучал несколько гнусаво от слез. – Меня заставили надеть слишком маленький размер.

– Да, это ужасно, – согласилась Грейс.

Нежно, насколько могла, она обхватила девушку в районе бюста и попыталась сдвинуть ткань платья, чтобы в нем стало удобнее, но оно будто приклеилось к коже.

– Оно не поддается, – сообщила Диана.

– Может, вам станет легче, если я скажу, что вы выглядите в нем совершенно великолепно. Ни за что не подумаешь, что оно вам мало, – заверила Грейс.

Хотя две женщины смотрели друг на дружку в зеркале, а не глаза в глаза, Диана все равно избегала взгляда собеседницы. Грейс удивилась, поняв, что, несмотря на свой возраст и очевидный лишний вес, ни за что на свете не поменялась бы местами с этим очаровательным юным созданием.

– Они никогда меня не слушают, – пожаловалась Диана, голос которой звучал теперь чуть отчетливее.

Грейс так хотелось ей помочь!

– Я всегда считала, что важно, чтобы те, кто взял надо мной верх, ни за что не догадались бы об этом по моему поведению, – сказала она, пытаясь придумать какой-нибудь совет на все времена, но не справившись с этой задачей.

Диана вздохнула, будто совсем не понимая, о чем это ей говорят.

– Потом станет легче? – спросила она, наконец подняв глаза и встретившись с Грейс взглядом. Пытливым, испуганным, грустным. Эта девушка хотела знать правду, нуждалась в ней.

Грейс обняла ее и рассмеялась самым теплым смехом, на который оказалась способна.

– Милая моя девочка, – проговорила она, – боюсь, потом станет только хуже.

Подбородок Дианы дрогнул.

– Но вы сможете с этим справиться, – твердо заявила Грейс. – В один прекрасный день вы станете королевой Дианой. А пока что, если поймете, что становится труднее, звоните мне.

Будущая принцесса кивнула, храбро сглотнула и потянулась к коробке с салфетками, которая стояла перед ними на столике. Потом, вытерев нос и промокнув под глазами, ответила:

– На это вы можете твердо рассчитывать.

– Если вам понадобится место, чтобы передохнуть и прийти в себя, мои двери всегда для вас открыты. – Грейс погладила ее по спине.

Диана снова кивнула. И когда обе они вернулись на поле боя, младшая из них держалась чуть прямее, чем раньше.

* * *

– Ты правда не поедешь? – недоверчиво спросила Грейс, держа в руке самую обычную открытку с приглашением на свадьбу Дианы и Чарльза. – Я думала, будет забавно для разнообразия посетить очередную так называемую свадьбу века и вместе посмеяться над абсурдностью всего происходящего.

Ренье пожал плечами и взял со стоявшего возле его локтя блюдца пригоршню миндаля. Съев несколько орешков, он отхлебнул скотча с содой. Они сидели в патио Рок-Ажеля, вокруг буйством розового и оранжевого полыхал закат, на столе, за которым они впоследствии собирались поужинать, стояла ваза с луговыми цветами.

– Они не приехали ни на нашу свадьбу, ни на Каролины, – ответил муж. – Не вижу причин заставлять себя туда ехать. Вспомни, Грейс, каким ужасом была наша свадьба. Эта обещает быть ничуть не лучше, но на ней-то я присутствовать не обязан.

Грейс почувствовала, как ее одолевают разнообразные эмоции: ее расстраивала недальновидность Ренье, задевало, что он не видит, как отлично можно позабавиться, явившись с ней именно на эту свадьбу, обижала его обычная эгоистичная мелочность. Все это, объединившись, вспыхнуло в груди жарким газовым пламенем. Возненавидев этот внутренний костер, она бросила в него еще и злость на себя, подумав: «Сама ты эгоистичная! Может, он прав». И еще: «Почему у него такой спокойный вид?!»

– Если тебе это так важно, – сказал Ренье таким обыденным, таким непринужденным тоном, будто они обсуждали турнир по гольфу, – поезжай сама. Или возьми Альби. Ему полезно побывать на таком мероприятии.

– А если меня спросят о тебе?

– Скажешь, что я нездоров, – Ренье щелкнул пальцами, и Грейс почти увидела, как у него над головой зажглась лампочка. – Идеальный вариант: ответим, что приедем мы оба, но в последнюю минуту я что-нибудь подхвачу, – он покашлял для пущей наглядности, – и тебе придется взять вместо меня Альби.

– Я бы лучше поехала с тобой. Потанцевали бы… – проговорила она дрогнувшим голосом.

Странно, она уже много лет не хотела ходить на светские мероприятия с Ренье и уж тем более не нуждалась в нем. Почему он вдруг понадобился ей именно сейчас?

Ренье цокнул языком:

– Ладно тебе, Грейс. Мы это уже проходили, правда? К тому же ты сама знаешь, что без меня тебе будет веселее.

– Неправда! – запротестовала она, и горло словно опалило огнем эмоций.

Но, может, муж прав? Грейс очень не хотелось это признавать.

– Повеселимся вместе у Фрэнка в следующем месяце, – сказал Ренье другим тоном: менее покровительственным, более заботливым.

Интересно, подумала Грейс, он увидел ее искреннее огорчение и постарался утешить или ему просто надоела эта сцена и он хочет поскорее с ней покончить? Видит бог, ей тоже этого хотелось. Но иначе.

Ренье был рад поехать к Фрэнку и Барбаре Синатра, потому что там все просто и знакомо. Там он ничем не рискует. К тому же и вечеринка будет посвящена ему. Ладно, им. Двадцать пятой годовщине их свадьбы.

Грейс вздохнула:

– Хорошо, тогда я прослежу, чтобы Альби ничего не планировал на конец июля.

«А также посмотрю, нельзя ли устроить в Англии еще одни поэтические чтения», – подумала она, и эта мысль слегка притушила пылавший у нее внутри пожар.