Текст книги "Жизнь в белых перчатках"
Автор книги: Керри Махер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)
Глава 17
Прямо из Лос-Анджелеса Грейс полетела в Бого-ту, столицу Колумбии, на съемки «Зеленого огня». Ей хотелось бы так же предвкушать встречу с Южной Америкой, как это было с Африкой, но у нового фильма отсутствовал тот потенциал, а у его актерского состава – та взаимная приязнь, которые отличали работу над «Могамбо».
Олег предложил поехать с ней, и она отказалась – разговор у них вышел очень деликатный. Но он, похоже, был сильно занят работой в Нью-Йорке и не испытывал особых сомнений в преданности Грейс, а потому не стал спорить или, хуже того, пытаться заставить ее почувствовать себя виноватой из-за отъезда.
В Колумбии было жарко и полно насекомых, на съемочной площадке – невероятно пыльно. Принимая по вечерам душ, Грейс приходилось намыливаться дважды, прежде чем сбегавшая в слив вода становилась чистой.
Она каждый день говорила себе, что это цена за участие в «Деревенской девушке». Иногда она с сарказмом думала: «Дор Шэри должен радоваться, что я католичка по воспитанию и мыслю соответственно»
К счастью, через десять дней страдания закончились, а потом она вернулась в Голливуд для завершения съемок.
– Во всем этом был один положительный момент, – сказала Грейс Рите, когда они сидели, задрав ноги, в своем прекрасном, защищенном от москитов внутреннем дворике. – Я пришла в восторг от возвращения в Калифорнию. Просто дождаться не могла, когда самолет сядет, я приеду сюда, увижу тебя и схожу в бар «Мармон».
– Выпьем за это! – предложила Рита, чокаясь с ней стаканом коктейля «Лонг Айленд» на основе ледяного чая, приготовленного в честь возвращения подруги.
Завершение работы над «Зеленым огнем» радовало еще сильнее благодаря тому, что в мае планировалась поездка во Францию для съемок следующего фильма Хичкока под названием «Поймать вора», главную мужскую роль в котором предстояло сыграть не кому-нибудь, а самому Кэри Гранту.
– Даже если меня посадят на цепь, я все равно сорвусь с нее и уеду с тобой на юг Франции, моя радость, – заявил Олег, когда она сообщила, куда поедет дальше.
Грейс засмеялась и не стала пытаться его отговорить. Она и сама собиралась пригласить его. При одной мысли об Олеге, Хиче, Кэри и весне на Ривьере Грейс сияла от радости.
На премьере «В случае убийства набирайте “М”» Рэй Милланд вел себя как истинный джентльмен. Их роман ушел так далеко в прошлое, что, пока они запросто целовали друг друга в щеки, а потом слегка провокационно позировали перед камерами, между ними не проскочило ни единой искры. «Должно быть, я по-настоящему полюбила Олега», – подумала Грейс.
На этот раз на красной дорожке ей, в отличие от былых премьер, уделили куда больше внимания. Стоило лишь замелькать вспышкам, как журналисты принялись тыкать ей в лицо своими микрофонами и засыпать вопросами.
– Ожидать ли нам, что мистер Кассини подарит вам кольцо?
– Вы предвкушаете работу с Кэри Грантом?
– Вы уже собираетесь продавать свою нью-йоркскую квартиру?
Грейс старалась отделываться вежливыми, но расплывчатыми ответами.
– Я слишком занята, чтобы думать о переездах.
– Мистер Кассини замечательный человек, но мы с ним пока в самом начале пути!
– Мне невероятно повезло, что мистер Хичкок дал мне шанс сыграть с прекраснейшими ведущими актерами. – С этими словами она слегка коснулась руки стоявшего рядом с ней Рэя Милланда.
Усаживаясь в зале, чтобы наконец посмотреть фильм, Грейс чувствовала себя совершенно вымотанной.
Но усталость мигом испарилась, когда зазвучали арфы и барабаны, и под эту драматичную мелодию Дмитрия Тёмкина на экране появились вступительные титры. Ее имя, имена Рэя и других участников съемок были написаны заглавными золотыми буквами с неровными краями на фоне телефонного диска – белого, с черными и многозначительно красными символами. Увидев себя на экране, Грейс впервые не съежилась и не почувствовала инстинктивного желания отвести глаза.
Костюмером в этом фильме была не Эдит, а Мосс Марби, и сработал он абсолютно безупречно. Его наряды так и играли на фоне солидной лондонской квартиры – взять хотя бы красное кружевное платье Грейс, безупречный контрапункт обстановке, который недвусмысленно говорил о страстях, бушующих под благообразными личинами персонажей. Во время сцены, когда ее героиня встает с постели, чтобы ответить на звонок, без халата, Грейс рискнула посмотреть на сидящего через проход Хича и очень обрадовалась, что он быстро взглянул на нее в ответ и подмигнул.
К концу сеанса Грейс едва могла дышать. Если этот фильм настолько хорош, трудно даже вообразить, каким прекрасным окажется «Окно во двор».
А потом буквально в мгновение ока она очутилась во Франции, в ресторане расположенного на холме средневекового городка Сен-Поль-де-Ванс. С ней были Олег, Хич, Кэри Грант и его жена Бетси Дрейк, Джон Уильямс и Бриджит Обер, а на столе во всем своем великолепии разместились паштет, оливки, устрицы, багеты, розовое вино и шампанское – и это только первая перемена блюд! Режиссер заранее предупредил всех, что в обед они празднуют свой общий успех.
– Это место – настоящая жемчужина, Хич, – сказал Кэри, который уже обзавелся сильным загаром для роли Джона Роби, ранее известного как Кот, пытающегося избавиться от своей былой славы похитителя драгоценностей. – Как ты его нашел?
– Андре Базен упомянул его при мне.
И вправду волшебное место, молча согласилась Грейс. В стороне от шума и суеты городов, прямо на побережье сияющего синевой Средиземного моря. Ресторан не из тех, что можно непочтительно упомянуть в журнале для путешественников.
Да и сам по себе Сен-Поль-де-Ванс был сокровищем, выложенным булыжником. Его узкие каменные здания карабкались вверх по склону достаточно высоко, чтобы из них открывался захватывающий вид на окрестные холмы и города.
С тем же голодом, с которым упивалась здешними деликатесами, Грейс вглядывалась в раскинувшуюся перед ней панораму: виноградные лозы, вьющиеся по оливковым холмам вдалеке, маленькие коттеджи фермеров с пасущимися вокруг козами и овцами, роскошные отели и песчаные пляжи у воды, кремовые шато среди тенистых деревьев, тут и там виднеющиеся на склонах. Здесь она по-настоящему ощущала, что находиться во Франции – не то что в Ницце или Каннах, где пальмы и роскошные магазины немного напоминали Голливуд. Это сходство очень удивило ее. Даже жилые улицы этих городов с их прячущимися за оградами домами, сумбурно разбросанные по выжженным солнцем прибрежным холмам, напоминали о землях, пролегающих между Суитцер-авеню и «Шато Мармон».
– Я хотел должным образом поблагодарить тебя за то, что ты вышел из отставки, – обращаясь непосредственно к Кэри, добавил Хич, и в его голосе слышалась добродушная ирония.
По тому, как прозвучало слово «отставка», показалось, что здесь замешана какая-то их общая давняя шутка.
Кэри поднял бокал:
– Как я мог отказаться от такого сочетания: любимый режиссер, Прованс и возможность сыграть перевоспитавшегося злодея в паре с несравненной мисс Келли?
– Вы мне льстите, – проговорила Грейс, чувствуя, как к щекам приливает кровь.
– Кэри всегда берет роли, если предстоит сыграть с одной из ведущих актрис, – заметил Хич. – Это, моя дорогая, своего рода крещение.
– Может, нам нужно завести тебе специальный воротничок, каку священника, – сказала Бетси, искоса, с ухмылкой глядя на мужа.
– Я всегда думал, что он мне пойдет, – безмятежно отозвался Кэри.
Грейс подумала, что в ее партнере по фильму есть что-то чересчур лощеное. Хотя и не вызывающий антипатии, он настолько преуспел в искусстве быть учтивым и многоопытным Кэри Грантом, что казалось, словно под этой оболочкой не осталось никакого содержания и, если оболочка треснет, рассыплется вся прекрасная статуя.
Когда он ей улыбнулся, она почувствовала исходящую от него теплоту, впрочем довольно поверхностную. Грейс трудно было объяснить это даже самой себе, но она видела наглядный пример того, как опасно слишком долго быть кинозвездой, своего рода предостережение. Впрочем, ни Кларк, ни Рэй, ни Куп не производили на нее такого впечатления, хотя снимались так же давно, как Кэри. Ей стало любопытно, в чем же загвоздка с мистером Грантом.
Грейс наблюдала за Олегом. Не проявятся ли признаки той тревожной ревности, которая терзала его несколько месяцев назад? Но, когда Хич спросил его об ателье и о том, собирается ли он работать во Франции или просто будет при Грейс, он выглядел совершенно спокойным.
– Я собираюсь мотаться в Париж и обратно. По сути, я должен бы поблагодарить вас за то, что вы дали мне повод приехать сюда и заняться делами, которыми я до сих пор пренебрегал.
Обед продолжался в том же праздничном настроении, пока внутренний дворик не накрыла тень здания и все не наелись до отвала.
На следующий день явилась Эдит Хэд с сундуками платьев от лучших парижских кутюрье, и когда Грейс еле-еле застегнула то, что с самой узкой талией, заметила:
– Могу я предложить, чтобы Хич устроил следующий пир на весь мир уже после окончания съемок?
Грейс знала, что Эдит права, и не только потому, что некоторые платья оказались слишком тесны, – из-за тяжелой пищи и изобилия вина она была какой-то вялой, хотя накануне вовсе не чувствовала себя пьяной. Сегодня с самого утра она питалась лишь кофе и фруктами. Ей хотелось быть достойной костюмов Эдит. Они выглядели так изысканно, а роль избалованной светской львицы Фрэнсис Стивенс требовала изрядного количества нарядов. Грейс хотелось получить удовольствие от каждого из них, и поэтому она наказала себе старательно следить за тем, что ест, какой бы соблазнительной ни была местная кухня.
Последующие дни и недели отличались фантастическим совершенством. Все, включая съемки и то, чем кормили всех, кто в них занят, пикники с Олегом, долгие прогулки по окрестным фруктовым садам и пляжам, купания ранним утром и поздним вечером, чтобы не загореть так же сильно, как Кэри, хотя Грейс и признавалась себе, что вначале ее кожа стала бы цвета вареного омара, – все это благодаря роскоши и элегантности окружающей реальности напоминало чудесный сон. И пусть в строгом смысле этого слова Грейс и Олег были не дома, они прекрасно устроились, с удивительной легкостью добившись идеального баланса между работой и любовью.
Ежедневно участвуя в съемках в обществе Хича и Кэри, Грейс наслаждалась каждым мгновением брызжущего непринужденным остроумием фильма, который они делали, пока Олег день или два работал в Париже или не так далеко, в Каннах или Ницце. Потом они встречались в конце дня, чтобы поужинать, а иногда и потанцевать или сходить в театр. В выходные дни брали напрокат велосипеды, собирали все для пикника и ехали осматривать окрестности. Как-то раз купались голышом в холодном пруду, окруженном дикой лавандой.
Хотя Олег больше не был религиозен, однажды в воскресенье он повез ее в город Ванс на мессу в часовню Розер, где сквозь витражные окна, выполненные по эскизам Анри Матисса, на голову священника, таинственно бормотавшего молитвы на латыни, лились яркие лучи голубого, зеленого и желтого света. Когда они, преклонив колени во время молитвы «Отче наш», произносили на древнем языке слова, выученные еще в детстве, которое прошло за много тысяч миль друг от друга, Олег взял Грейс за руку, и она почувствовала себя по-настоящему благословленной Богом. Вот она, та самая жизнь, для которой Грейс предназначена, и она благодарила Всевышнего за то, что он указал ей это.
Ближе к концу съемок они сидели за поздним ужином в ресторанчике, знаменитом своим кассуле[24]24
Рагу из бобов с мясом,
[Закрыть], и Грейс, вздохнув, спросила:
– А нам обязательно возвращаться?
– Я как раз об этом же думал, – ответил Олег, – Этот месяц во Франции стал одним из лучших в моей жизни. У меня никогда не было столько творческих идей, я никогда не работал так продуктивно и, я£г он сжал под столом ее руку, – никогда так не влюблялся.
Грейс опять вздохнула:
– Так жаль, что я не смогу остаться здесь и работать.
– Почему же? Мы сделали бы нашим главным местом жительства Ниццу и оставили за собой квартиры в Нью-Йорке и Калифорнии.
– Нашим? – произнесла Грейс, не в силах скрыть надежду.
При одной мысли об общем с Олегом главном месте жительства не где-нибудь, а на юге Франции у нее дух захватило от восторга.
– Ты тоже этого хочешь? – спросил он все так же серьезно и искренне.
– Больше всего на свете, – сказала Грейс. Но так ли это было? Она жаждала быть с Олегом, хотела, чтобы дни ее поисков и неустроенности завершились, и поэтому добавила: – Но не думаю, что у меня хорошо получится жить сразу в трех местах.
– С этим можно разобраться позже, – мягко проговорил Олег. – Пока что достаточно знать, что мы хотим одного и того же.
– Действительно?
– Действительно.
Наклонившись к Грейс, он нежно поцеловал ее в губы, и она почувствовала, что этот поцелуй сулит ей все, о чем только можно мечтать.
Глава 18
Когда Грейс и Олег вернулись в Штаты и вместе посетили голливудскую премьеру «Окна во двор» в августе 1954-го, о них узнали все, кто до сих пор не знал. Для этого события Грейс и Эдит выбрали платье – отголосок того, что надето на Лизе Фермой в первой сцене с ее участием. Тех же цветов, но как бы в зеркальном отображении: широкий белый воротник-пелерина, демонстрирующий ключицы и кожу под ними – ровно настолько, насколько нужно, а дальше – плотный черный атлас, обтягивающий сверху и струящийся внизу длинной свободной юбкой. Руки и плечи покрывал загар, приобретенный на юге Франции, и Грейс нравилось, как белые перчатки контрастируют с теплым оттенком ее кожи.
Весь вечер она чувствовала воодушевление – оттого, что наконец-то вот-вот увидит долгожданный фильм, что появилась на премьере под руку с Олегом. Даже позировать фотографам было – приятно, ведь ее наполняла гордость. Фильм не разочаровал. Во время съемок Грейс подозревала, что в нем будут напряжение и щекочущая нервы загадка, и не ошиблась в этом. Порой она втайне поражалась дерзости собственной игры и даже надеялась, что ей теперь удастся изменить сложившееся мнение о Грейс Келли. «Инженю больше нет», – думала она. Когда в кинотеатре, разрушая чары, зажегся свет, зрители повскакивали на ноги и принялись аплодировать. Все в зале обменивались поцелуями и искренними поздравлениями, и Грейс была на седьмом небе от счастья.
– Ты сыграла великолепно, – шепнул ей на ухо Олег.
Однако на следующий день, когда Грейс мечтательно перемещалась по кухне на Суитцер-авеню, готовя простой ужин для них с Ритой, позвонила Пегги и сразу взяла быка за рога:
– Ты говорила маме с папой про Олега?
– Ну да, я о нем упоминала, – сказала Грейс, чувствуя, как аппетит отступает под наплывом тошноты.
– Ну так вот, они прочли утренние газеты, увидели ваши фотографии, мама позвонила мне и спросила, что происходит.
Грейс вздохнула, удивляясь, каким спокойным вышел звук, хотя ее чувства были далеки от спокойствия. Этого-то она и боялась. В разговоре с матерью она упомянула Олега лишь однажды и очень коротко, перед отъездом во Францию. Чтобы неизбежные расспросы не спугнули ее растущего чувства, Грейс никак не намекнула на их близость, и теперь боялась, что совершила серьезную ошибку.
– И что сказала мама? – спросила она Пегги.
– Для начала поинтересовалась, не связалась ли ты опять с евреем.
Грейс застонала:
– И что ты ответила?
– Ответила, что не знаю.
– Пегги!
– Ну что? Я и правда не знаю.
– Если честно, Олег не слишком религиозен. Он рос в русской православной семье, а это почти что католики.
– Ах да, папа сказал, что слышал, что Олег русский. Коммунист.
Грейс: уронила голову на руки. Похоже, ей следовало получше обхаживать родителей и не давать им обзаводиться таким количеством нелепых идей, от которых они потом не желают избавляться. Выпив для подкрепления сил чашку кофе, она вновь глубоко вздохнула и позвонила матери.
– Мама, я так по тебе скучала! Не могу дождаться, когда вы посмотрите «Окно во двор».
– Твой отец хочет знать, когда выйдет фильм про войну с Уильямом Холденом.
– Вроде бы в декабре, – ответила Грейс, обескураженная уверткой матери. И добавила, не видя смысла тянуть, ведь обе они знали, зачем она на самом деле звонит: – А еще я мечтаю кое с кем вас познакомить.
– С мистером Кассини?
– Мама, он чудесный! Такой умный, и успешный, и добрый. Он…
– Он что, русский?
– По рождению да. – Грейс казалось, что кровь забурлила у нее в жилах и теперь ее распирает изнутри. – Но, мама, его семья бежала из России. Он вырос в Италии и переехал в Америку лет двадцать назад.
Мать хранила молчание, видимо раздумывая.
– Мне нравятся его модели, – сказала она наконец. – Пару месяцев назад я видела в журнале несколько его платьев. Но твой отец…
Лучик света, крохотная надежда, которую внушили Грейс эти слова, наполнили ее душу облегчением, поэтому она перебила Маргарет, не дав той сказать ни слова об отце:
– Приезжай в Нью-Йорк, мама. Походим по магазинам, и я представлю тебе Олега. – Она надеялась, что добавлять «только без папы» ни к чему, это и так ясно. – А еще я подыскиваю новую квартиру и буду рада твоим идеям.
– Ну, – проговорила мать, и Грейс поняла, что на том конце провода уже приводится в действие новоиспеченный план, – мне нужно взглянуть на календарь и переговорить с твоим отцом. На днях я тебе перезвоню.
* * *
Когда Грейс с матерью подошли к столику в «Палм Корт», который зарезервировали для чаепития, Олег встал и галантно поцеловал затянутую в перчатку руку Маргарет Келли.
– Теперь я вижу, откуда у Грейс эта очаровательная привычка всегда носить белые перчатки, – сказал он, отодвигая для нее стул.
Грейс едва могла дышать. Хоть они с матерью довольно приятно провели день в больших магазинах вроде «Сакс», «Бергдорфс» и «Бонвит Теллер», ей никак не удавалось перестать нервничать и суетиться.
– Для леди важно следить за собой и быть на высоте, – сообщила Маргарет Олегу. – То, как она заботится о своих руках, – отличный показатель ее самоуважения.
Грейс помнила этот урок еще с детства. Странно было снова его услышать. Теперь она надевала перчатки просто по привычке, даже не задумываясь. Они были необходимым аксессуаром к любому ее наряду, пусть даже недавно ей стало известно, что ее неизменные перчатки стали темой для обсуждения модных журналов.
– Я полагаю, – продолжила мать, – что модельеру следует знать такие вещи.
Грейс внутренне съежилась, но улыбнулась.
Невозмутимый Олег радостно проговорил:
– Конечно же, я это знаю, миссис Келли. Я очень серьезно отношусь к благополучию дам и много думаю о том, как одеть их для каждого момента их жизни, уместно и элегантно.
Маргарет, не зная, как вести себя с человеком, который не встал на дыбы от одной из ее колкостей, спряталась за меню и сосредоточилась на нем. Следующий час прошел в напряжении, разговор быстро перескакивал с темы на тему: новые фильмы (Грейс ни в одном из них не снималась); погода; какую собаку Грейс следует завести (мать настаивала на бладхаунде, а Олег – на том, что нужно подобрать бездомную). Под конец заговорили о выпечке на пятиярусной подставке, кто какую больше любит: пирожные с лимонным кремом, или печенье, или вообще сэндвичи без корок. Грейс захотелось сбежать от матери в Дубовый зал, располагавшийся чуть дальше по коридору, и там основательно напиться. Однако у них была назначена встреча с риелтором и просмотр квартиры на Семьдесят четвертой улице.
– Он не для тебя, – бросила мать, как только они остались наедине, вернувшись в квартиру, где Грейс пока что жила.
Дочь окинула взглядом свою мебель, простую и однотонную, и поняла, что ее обстановка ничего не говорит о Грейс Келли. Говоря по правде, тут было полно всего, что некогда стояло на Генри-авеню, например журнальные столики и кресла, которые мать сбагрила ей, когда несколько лет назад переделывала свой дом. Грейс сделала мысленную пометку, обставить следующую квартиру так, как нравится именно ей.
– Мама, нам обязательно говорить об этом сейчас?
Я вымоталась, – сказала Грейс, сбрасывая туфли-лодочки и закидывая ноги на диван.
– Ты должна услышать это, Грейс, – заявила Маргарет. – Он недостаточно мужественный для тебя. Он целыми днями думает о дамских нарядах.
– Ты имеешь в виду, что он недостаточно мужественный для папы? – спросила Грейс. – Я-то думала, что работа Олега покажется замечательной любой женщине.
– И это его замечание насчет перчаток! – сказала мать, скривившись, будто попробовав что-то омерзительное на вкус.
– А с ним-то что не так?
– Он льстец, Грейс. Он ненастоящий.
– Я не согласна, – возразила Грейс, понимая, что в ее голосе звучит мольба, и будучи не в силах это изменить. – Ты встретилась с ним всего один раз. Ты не дала ему настоящего шанса.
Маргарет покачала головой:
– Мне всегда хватает одного раза. Я все поняла насчет Дона Ричардсона и все понимаю про Олега Кассини.
Грейс ничего не ответила. Ей хотелось заплакать, но делать это в присутствии матери она отказывалась.
– Но, – мать испустила вздох, – тебе ведь уже не восемнадцать. Ты и сама убедишься, что я права.
Делу не помогло и то, что Олега совершенно не заботило мнение Маргарет Майер Келли.
– Я знаю, что не понравился ей, – сказал он два вечера спустя, когда они ехали на такси в оперу. – И не сомневаюсь, что для тебя это большое разочарование. Но, на самом деле, какое это имеет значение? Мы взрослые люди. Ты – независимая женщина.
«Неужели?» – засомневалась Грейс.
Она чувствовала некоторую независимость, когда подписывала документы на новую квартиру на Пятой авеню, нанимала декоратора и вырезала из журналов снимки понравившихся ей комнат. А потом Грейс наконец-то взяла щенка.
Когда подруга Салли сказала, что у ее приятеля-заводчика есть на продажу пудель из последнего помета, Грейс ухватилась за такую возможность и привезла маленького Оливера к себе домой. Крошечный кучерявый черный комочек дрожал и скулил всю ночь на лежанке в кухне, поэтому она свернулась клубочком рядом с ним на старом диване, и они урывками спали вместе до утра.
Наутро одуревшая от бессонной ночи Грейс стояла на Мэдисон-авеню с кульком рогаликов, едва помня, как она их купила. Оливер вопросительно посмотрел на нее с другого конца поводка, Грейс встретилась с ним взглядом и заплакала. Потом подхватила его на руки, влетела в дом, взбежала по лестнице, ворвалась в свою старую квартиру – новую придется еще несколько месяцев приводить в порядок – и разрыдалась. Что она наделала? Она не может заботиться об этом маленьком создании. Она не состоялась как театральная актриса и не может – просто не может – выйти за того, кого не одобряют ее родители. Это превратило бы ее жизнь в сплошное страдание. Так что не такая уж она, в конце концов, независимая.
Пока Грейс плакала, Оливер лизал ей пальцы на ногах. Потом она подхватила его на руки и дала ему облизать свои влажные щеки. Затем глотнула едва теплого кофе, откусила от рогалика, встала и наполнила кормушки: одну – водой, другую – кормом, который звонко сыпался в керамическую емкость, заставив малыша в предвкушении завилять хвостиком. Глядя, как он с головой нырнул в свою мисочку, Грейс улыбнулась. Но на сердце лежала тяжесть, в груди горел пожар, и трудно было сделать глубокий вдох.
Сидя за кухонным столом, она взяла телефон и позвонила самым близким нью-йоркским друзьям – Джуди с пташкой Джеем, Пруди, Дону и Аве с Фрэнком, которые как раз были в городе, – с просьбой приехать, прихватив какой-нибудь еды навынос и вина, и приготовиться к ее любимой игре в шарады. Они устроили спонтанную веселую вечеринку и все по очереди гладили Оливера, а потом выводили его по серьезным собачьим делам, пока шла нешуточная игра в шарады. Слава богу, никто не спросил, где Олег. Когда вечером Грейс упала в постель, Оливер удовлетворенно прикорнул у нее в ногах, и она подумала, что, быть может, все в конце концов наладится.
Но когда на следующий день они с Олегом шли по Центральному парку, а рядом трусил Оливер, Кассини вдруг резко произнес:
– Я слышал, у тебя вчера была вечеринка.
– Ну, это начиналось не как вечеринка, но, наверно, в конце концов что-то такое как раз и вышло, – ответила Грейс, и что-то у нее в животе мучительно сжалось от чувства вины, ведь Олега она не пригласила.
Хуже того – как она объяснила бы ему, зачем собрала у себя гостей? Ведь ей требовалось почувствовать, что жизнь может быть счастливой и без него.
– Мне казалось, что ты вчера допоздна занят на работе, – быстро добавила Грейс в качестве извинения: уж это действительно было полной правдой.
– Да, – ответил он, – но мог бы попытаться освободиться пораньше.
Она поцеловала его в щеку, надеясь побыстрее закончить этот разговор:
– Прости, милый. В следующий раз обязательно так и сделаем. Ты же знаешь, что больше всего на свете мне нравится быть с тобой.
– А как Дон, он хорошо провел время? – гнул свое Олег.
«Ой-ей-ей», – подумала Грейс, и все внутри у нее теперь бурлило и булькало при виде этих знакомых признаков ревности, которые ни с чем не спутаешь. Некоторое время они отсутствовали, и вот появились опять.
– Олег, когда дело касается Дона, тебе не о чем тревожиться. Он просто старый друг. – Грейс не понимала, откуда Кассини вообще узнал о вечеринке.
– Он мигом тебя в постель уложит.
– Ничего подобного, в этом смысле он меня вообще не интересует.
– Да ну? Знаешь, что он сказал, когда мы встретились в «Метрополитен»? Он подошел очень близко, чтобы больше никто не услышал, и спросил, любишь ли ты до сих пор, когда тебе щекочут коленки сзади.
– Что?! – Вопрос сорвался с ее уст, прежде чем она успела себя остановить.
– Он – ревнивый и завистливый тип, Грейс. Мне не нравится, что ты приглашаешь его на вечеринки, особенно когда они происходят на твоей территории и народу немного. От этого создается ложное впечатление.
«Это Дон ревнивый? Да кто бы говорил!» – захотелось ей крикнуть.
– Дон – просто друг, который многие годы помогал мне и был ко мне добр. Я не могу взять и выбросить его из своей жизни, – сказала она, стараясь говорить ровно. – Теперь он для меня скорее учитель, вроде Сэнди или Хича. Ты ведь не ревнуешь к ним, правда?
– Я не в восторге от того, как Хич поглядывает на тебя, когда ты не смотришь, но он слишком важен для твоей карьеры, чтобы от него избавляться.
– Избавляться?.. – Беседа быстро выходила из-под контроля.
– И ты никогда не спала с Хичем или Сэнди, – бесцеремонно заявил Олег. – Во всяком случае, мне ничего об этом не известно.
– И что это должно означать? – Ее лицо пылало даже несмотря на холод, а руки дрожали.
Грейс пожалела, что рассказала Олегу о своих бывших любовниках, но вначале он так ее поддерживал, так понимал! Ей и в голову не приходило, что в дальнейшем он может использовать эту информацию против нее. Она наверняка больше никогда не совершит такой ошибки.
– Это означает, что я не знаю, что на самом деле было у тебя со всеми этими мужчинами на всех этих съемках. А теперь ты пригласила Хауэлла Конанта, чтобы он фотографировал тебя на Ямайке? В купальнике? Да ладно тебе, Грейс, что я, по-твоему, должен об этом думать?
– По-моему, ты должен доверять мне, Олег.
Оливер потянул поводок, пытаясь заставить Грейс идти дальше по дорожке, но она словно приросла к месту.
– Как я могу тебе доверять, если ты хочешь позировать как какая-нибудь фривольная натурщица для пин-ап открыток?
Грейс закатила глаза:
– Как ты мог такое сказать, Олег? Конечно, Хауэлл не будет снимать ничего подобного! Я хочу сделать кое-что совсем новое.
– Ты хочешь продемонстрировать публике, что ты вовсе не ледяная королева. Ладно, но для этого необязательно становиться шлюхой!
Все ее тело окоченело.
– Как ты меня назвал? – прошептала она и увидела на его лице сожаление и нечто еще. Похожее на панику.
– Прости меня, Грейс. Я неправильно выбрал слово.
Оливер не нашел лучшего момента, чтобы броситься на пучок травы и заскулить. Олег посмотрел на него, нахмурился, потом потянулся к руке Грейс, и та немедленно ее убрала. Она хотела отвернуться и уйти, но приросла к месту. Сердце колотилось так громко и быстро, что Грейс почти лишилась способности мыслить. Хотя какая-то ее часть опасалась, что он прав – что-то в ней всегда восставало против правил, которым ее учили в детстве, – она не могла заставить себя стыдиться этого так, как хотел Олег.
– Грейс… – взмолился он тихо.
Не встречаясь больше с ним взглядом, Грейс старательно смотрела на Оливера. Как она сможет так сильно любить Олега после того, что он только что ей сказал? Как она может до сих пор хотеть, чтобы Олег обнял ее, как в тот вечер, когда он показал ей рисунок платья для премии «Оскар»? Должно быть, он думал о том же самом, потому что произнес:
– Скоро объявят номинантов на премию киноакадемии, и я чувствую, что ее дадут тебе за роль в «Деревенской девушке». Я понимаю, кто ты на самом деле, Грейс. Ты самая талантливая женщина из всех, кого я знаю.
Наконец она подняла на него глаза:
– Лестью таких слов не загладить.
– Дай мне возможность искупить вину. Пожалуйста.
Преодолев желание сбежать, Грейс нагнулась и взяла Оливера на руки, держа его, как младенца. Он зевнул, демонстрируя крохотные острые зубки и высунув язычок. Обнимая щенка, она немного успокоилась.
– Давай отведем его домой, – сказал Олег, протянул руку и вначале потрепал уши Оливера, а потом погладил его мягкую головку.
– Я сама отведу его домой, – поправила Грейс. А потом, почти задыхаясь от нахлынувших чувств, добавила: – Я позвоню тебе, когда вернусь с Ямайки.
