Текст книги "Жизнь в белых перчатках"

Автор книги: Керри Махер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

Глава 12
1952 год

– Вы правда сделали заказ на суахили? – спросил Кларк Гейбл.

Грейс покраснела и хихикнула. Голос Кларка звучал в точности как во всех его фильмах, покровительственно и немного гнусаво. С такими особенностями речи мало кому удастся оставаться сексапильным, но ведь это же Кларк Гейбл: темные волосы, загорелое лицо, аккуратно подстриженные усы и так далее. И плечи у него широченные, как с удовольствием заметила Грейс. Роскошный типаж, даром что по возрасту годится ей в отцы.

– У меня было довольно много времени в самолете, чтобы поучить этот язык, – ответила она, расстилая на коленях салфетку.

– Грейс мастерица по части подражания, так что меня не удивляет, что у нее и к языкам талант, – добавила Ава Гарднер, с которой Грейс пару раз встречалась на вечеринках в Голливуде. Приятно было вновь ее увидеть, да еще в таком прекрасном настроении, да еще с мужем, Фрэнком Синатрой.

– Не мог же я упустить шанс совершенно бесплатно повалять дурака в Африке, – сказал Фрэнк Кларку, когда тот удивленно приветствовал его в холле их отеля.

– Я должен это увидеть! – заявил Кларк, не сводя с Грейс своих знаменитых глаз.

Та, смутившись, снова покраснела и уткнулась взглядом в салфетку. Неужели она действительно здесь, в Африке, снимается в фильме Джона Форда с Кларком Гейблом, ужинает в обществе Авы Гарднер и Фрэнка Синатры?

– Ой, нет, – затрясла головой она, глядя в тарелку и чувствуя, как пылают щеки, – мне нужно выпить гораздо больше, чтобы начать кого-нибудь изображать.

– Ну так, ребята, тогда давайте нальем ей еще! – воскликнул Кларк, схватил со стола бутылку вина и наполнил до краев и без того почти полный бокал Грейс.

– Мистер Гейбл, в городе, откуда я родом, для мужчин вроде вас, которые пытаются споить дам, есть специальное название, – приняв вид благовоспитанной леди, жеманно проговорила Грейс.

– Дорогуша, вы сможете называть меня, как вам угодно, если сегодня вечером изобразите нам Гэри Купера.

Грейс сглотнула:

– Там видно будет.

Фрэнк поднял свою бутылку с пивом:

– Отлично сработано, Кларк!

Их вечер продолжился в том же веселом ритме под самым звездным небом, которое когда-либо видела Грейс, – в раскинувшейся над головами черноте теснились мириады крошечных белых огоньков. Компания расположилась в плетеных тростниковых креслах патио, наслаждаясь знойной ноябрьской ночью. Невозможно было поверить, что вдень отъезда Грейс из Нью-Йорка там шел снег, и вот она уже сидит здесь, одетая в льняное платье. Еще сложнее было поверить в то, что через несколько дней ей исполнится двадцать три года. В каком-то отношении она чувствовала себя совсем девчонкой, жаждущей одобрения Кларка Гейбла и переживающей из-за того, что может и не получить его, и при этом одновременно казалась себе древним существом с единственным желанием уйти и хорошенько выспаться перед предстоящей работой. Сейчас она предпочла дать волю девчонке, а потому выпила ровно столько вина, сколько нужно, чтобы расслабиться, и зевала, прикрывая рот рукой.

Перед тем как они прикончили десерт, Грейс приняла вызов Кларка, изобразив почти бессловесную пародию на Купера в роли шерифа Кейна, от которой все смеялись до упаду.

– Да! – воскликнул Фрэнк, одобрительно хлопая в ладоши. – Думаю, он именно так и выглядел.

– Как будто у него запор? – смеялась Ава.

– Это ты сказала, моя радость, не я. – И он страстно поцеловал жену в губы.

Находчивость и остроумие актеров создавали на съемочной площадке замечательную обстановку. Хотя для съемки большинства сцен требовалось множество дублей, потому что Джон Форд оказался таким же взыскательным, как Циннеман, никто не жаловался. Ведь было так приятно посидеть в тени раскидистых кенийских дубов или посмотреть животных в загонах и узнать побольше об этих слонах, обезьянах и даже львенке от худых местных жителей, которые за ними ухаживали. Кожа этих мужчин, как отметила Грейс, была настолько черной, что Форди и Жозефина по сравнению с ними казались почти такими же белыми, как она сама.

Еще нескольких местных жителей наняли, чтобы помогать режиссеру на съемочной площадке, и Грейс чувствовала себя очень неловко от того, как с ними обращались. Когда один из них, всегда приходивший в свежевыглаженной белой рубашке и брюках защитного цвета, задал вопрос оператору, тот отбрил его со словами:

– Если будет время, потом объясню.

Грейс сильно сомневалась, что это «потом» когда-нибудь наступит.

Все великолепные рестораны, в которых они питались, были заполнены исключительно белыми иностранцами вроде нее, а работали там чернокожие, молча наполнявшие стаканы водой, убиравшие тарелки, подававшие верхнюю одежду. Грейс было интересно, что сказала бы об Африке Жозефина.

Грейс больше всего нравилось ночевать в гостиницах: тамошние кровати и температура воздуха в номерах годились для жизни куда лучше, чем так называемые роскошные хижины возле реки, где они иногда спали. Но хижины были хороши тем, что помогали Грейс и другим актерам проникнуться духом своих персонажей, которые жили в непривычной для них дикой африканской среде, – конечно, за исключением Кларка, постоянно игравшего мужчин, способных легко справляться с лишениями, а потом привести себя в порядок лучше какого-нибудь опрятного интеллектуала, лишив того шансов завоевать сердце девушки.

Грейс гадала, сможет ли когда-нибудь сыграть роль вроде той, что досталась Аве. Та, знойная и ироничная, носила капри и блузки, расстегнутые именно так, чтобы выглядеть чувственной, ее короткие волосы являли взорам как раз такую шею, которую всякий мужчина захочет целовать и целовать, спускаясь губами к ключицам. У Грейс были подозрения, что подобная роль самой ей светила только на Бродвее, где рамки амплуа не столь жестки, как в кино, и артисты могут вырваться из накатанной колеи. Чтобы блистать в качестве героини-любовницы на большом экране, у нее была недостаточно пышная грудь, и неважно, что она умела говорить с хрипотцой, как будто выкуривала за день пачку сигарет. «Это просто не твое, Грейс. Не будь такой глупышкой», – казалось, твердил в ее голове целый хор знакомых голосов.

Для съемочной группы настали хорошие времена: днем они продуктивно работали на съемках «Мо-гамбо», вечерами ели, пили, шутили, играли в карты и шарады. Так прошли день рождения Грейс, День благодарения и Рождество, накануне которого был день рождения Авы, который тоже принес много радости. Однако к концу года ощущение новизны происходящего стало притупляться. Дело в том, что сценарий, честно говоря, был так себе, к тому же все подустали и начали скучать по удобствам своих американских домов. Грейс и сама грезила о своей ванне с ножками в виде птичьих лапок, наполненной горячей водой.

Все гадали, вытащат ли фильм режиссура Форда такая звезда, как Гейбл, ну и, конечно, сделанный по мере сил скромный вклад всех остальных. Стояла жара, все нянчились с укусами насекомых или больными животами, ставя под подозрение ту или иную пишу либо отказываясь от коктейлей со льдом, если бедный официант не мог дать гарантию, что воду для них трижды прокипятили. Фрэнк, которому было особо нечем себя занять, стал пить слишком много пива, раздражая Аву своим желанием постоянно держать ее при себе, когда она не участвовала в съемках.

– Мне нужно немного побыть одной, понимаешь? – сказала она Грейс в дамской комнате гостиницы, старательно крася полные губы вишневой помадой и поправляя глубокое декольте, чтобы оно выглядело особенно эффектно.

Грейс подвела губы коралловой помадой, одернула кружевную юбку-карандаш и устало подумала, что разница в цветах и стилях отражает также и разницу между ними самими – как на экране, так и вне его.

Как-то в один из первых вечеров пятьдесят третьего года Грейс и Кларк остались одни за ресторанным столиком, на белой скатерти которого еще стояла посуда после недавнего ужина. Кларк курил одну из своих сигар, распространявшую вокруг запахи табака и гвоздики.

– Как твои дела, Келли? – спросил он, глядя не на Грейс, сидящую за два стула от него, а на завитки белого дыма, выпущенные им в ночь.

– У меня все хорошо, спасибо.

Она помолчала, внезапно ошутив, что в животе порхают бабочки. Не стоило признаваться Кларку Гейблу, что иногда по утрам ей до сих пор приходится щипать себя, чтобы убедиться: все это происходит на самом деле, а не во сне, она именно там, где она есть, именно с теми людьми, которые ее окружают.

– Мне нравятся фильм и все в нем, и каждый день я получаю какие-нибудь новые сведения. Ты знал, например, что слоны узнают себя в зеркале и избегают есть листья с определенных деревьев, потому что не любят муравьев, которые там обитают?

Кларк усмехнулся:

– Твой энтузиазм просто восхищает, Келли.

Это прозвучало как-то… не то чтобы покровительственно, нет. Скорее, ностальгически.

– А как насчет тебя, Кларк? Ты получаешь удовольствие? – спросила Грейс.

– Здешнее общество для меня интереснее съемок, – ответил он, чуть улыбаясь. Эта полуулыбка выглядела одновременно и сладкой, и горькой. – Ты не забыла, что я уже снимался в этом фильме больше двадцати лет назад? Когда тебя второй раз снимают в одном и том же кино, понимаешь, что ты динозавр. А чтобы ты выглядел моложе, тебе подбирают партнерш того же возраста, что и в прошлый раз.

– А мне кажется, это говорит о том, что ты не сдаешь своих позиций, – возразила Грейс. – И разве не здорово думать о том, что все мужчины твоего возраста хотели бы оказаться на твоем месте?

Кларк засмеялся и поднял глаза к небу:

– На самом деле это не так. Не совсем так. Я – фантазия, так же как и ты. Дамы хотят быть со мной, джентльмены хотят быть мной. Но только те два часа, пока идет фильм. А после его окончания все с радостью расходятся по домам к своим супругам и мясным рулетам.

Она подняла бровь:

– Ты хочешь сказать, что и сам бы пошел домой к мясному рулету?

– Может быть, – ответил он, а потом рассмеялся (явно над самим собой) и добавил: – Не слушай меня, Келли. Я просто старый болтун.

Вдохновленная их внезапной доверительностью Грейс спросила:

– А как ты думаешь, что я за фантазия?

– Это легко. Ты – светская девушка-недотрога. Слишком прекрасная, чтобы действительно добиваться тебя, но в интимные моменты своей жизни мужчины будут думать о тебе всякие гадости.

– Они же вроде бы счастливы со своими мясными рулетами?

– Ты поймала меня, Келли. Да, они счастливы. Но в минуты недовольства они могут предаваться фантазиям о ледяной Грейс Келли и о том, как могли бы заставить ее оттаять.

– Оттаять? Какой ужас. Неужели меня действительно так воспринимают?

– Это хорошо, Келли. Мало кто из девушек может делать то, что делаешь ты. Вивьен могла, но в версии погорячее, она словно готова была ошпарить того, кто подойдет слишком близко. – Он произнес это с таким восхищением, что Грейс страшно захотелось понять, чем оно вызвано.

– А на твой взгляд, я могла бы сыграть роль вроде Авиной?

– Пойми, ты задаешь неправильный вопрос. Тебе надо бы спросить, для чего тебе нужна такая роль. Ведь ты – недосягаемая, ценный трофей. Зачем становиться соседской девчонкой?

– Потому что это вызов, который интересно принять, – честно призналась она. – Я хочу быть разносторонней актрисой.

Тут Кларк добродушно расхохотался, и Грейс почувствовала себя двенадцатилетней дурочкой.

– У каждого из нас есть свои ограничения, – сказал он. – Когда-нибудь ты поймешь, что тебе незачем размениваться на то, чего у тебя нет. Достаточно того, чем ты обладаешь. – И он глубоко затянулся сигарой.

Они еще несколько минут посидели в молчании, и Грейс расстраивалась из-за того, что не может придумать слов, благодаря которым она показалась бы не такой молодой и наивной. Кларк докурил сигару, с довольным видом затушил ее и повернулся к Грейс со словами:

– Пора в постель.

Его взгляд задержался на Грейс лишь на миг дольше, чем следовало, и она почувствовала, как каждый дюйм ее кожи словно охватило пламя. Интересно, каково ей было бы, если бы эти широкие плечи ритмично двигались над ее плечами? Внезапно ощутив себя прекрасной, желанной, могущественной, она посмотрела на Кларка в ответ, надеясь, что в ее взгляде отчетливо читается приглашение. Служебный роман с Кларком Гейблом? Да какая же девушка устоит перед такой перспективой?

Но он зевнул, поднялся, положил ей на плечо большую теплую ладонь и произнес:

– Спокойной ночи, Келли.

Потом, не глядя на нее больше, он направился в сторону своего номера, оставив Грейс недоумевать, что же, ради всего святого, произошло сию минуту между ними.

• • •

После этого случая Кларк держался еще более от-страненно, как будто внезапная близость, возникшая, когда они остались наедине – и которая благодаря приложенным им усилиям никогда не повторится, – повернула внутри него какой-то тумблер. Теперь он неукоснительно придерживался тона доброго дядюшки, давал непрошеные советы, трепал ее по плечу или по голове и не упускал случая поддразнить. Грейс тоже подтрунивала над ним в ответ, но это было утомительно.

И, если совсем уж по совести, обескураживало. Конечно, она не воображала себя в роли подруги жизни кинозвезды такого масштаба, но мысль о флирте, о сбитых простынях и встающем над саванной солнце была так убедительна и соблазнительна, что Грейс казалось, словно она оплакивает конец романа, который никогда не начинался.

«Когда-нибудь твое воображение доведет тебя до беды», – когда-то сказал ей отец. «Скорее, оно разобьет мне сердце», – думала Грейс, когда вместе с остальными летела из Найроби в Лондон для завершения съемок.

К середине марта она вернулась в моросящий дождем Нью-Йорк, причем впервые в жизни была не в восторге от этого. Привычные занятия с Сэнди, телепостановки, прослушивания на Бродвее с неизбежными ранящими отказами, дотлевающие воспоминания о Доне и Джине, не говоря уже о других невесть куда подевавшихся поклонниках и влюбленных, – все это навевало тоску. Грейс обнаружила, что жаждет вернуться к будоражащей гонке последних месяцев, когда ее сбил с ног голливудский сон про Джона Форда, Кларка Гейбла и Африку, и вдобавок выяснилось, что она нужна «Эм Джи Эм» так сильно, что там готовы даже пересмотреть их драгоценный контракт, лишь бы ее не перехватила какая-нибудь другая киностудия.

Ее держали на плаву мысли о предстоящей осенью премьере «Могамбо», о воссоединении с коллегами по съемкам. А пока она твердила себе, что нужно прекратить воображать, как Джей вот-вот позвонит и предложит ей великолепный новый сценарий. С чего бы вдруг? Он наверняка слишком занят для возни с трудной клиенткой, продолжающей говорить «нет» Голливуду ради возможности прослушаться у нью-йоркских режиссеров, которым и даром не нужна. К тому же он только что женился. Еще одна свадьба, думала Грейс с раздражением, о котором она никому не сказала ни словечка, понимая, что это определенно неподобающее чувство. Еще более оскорбительной ситуация становилась оттого, что молодая жена Джея, Джуди Балабан, дочь президента «Парамаунт Пинчере», была на три года моложе Грейс. Да ради всего святого, неужели ей суждено быть не только неудачливой бродвейской актрисой, но и старой девой вдобавок?

Обычно Грейс не была склонна себя жалеть, но, подолгу гуляя ранней весной пятьдесят третьего года в Центральном парке и мечтая, чтобы на ветвях деревьев и кустарников поскорее появились розовые и белые цветы и зазеленели листья, она спрашивала себя: «Ну почему не я? Что со мной не так?»

«Почему ты не можешь стать похожей на Пегги?» – звучал в голове непрошеный ответ, произнесенный голосом отца, а иногда – голосом Кларка Гейбла, и это было так абсурдно, что она начинала смеяться. Да и сам по себе вопрос был абсурдным – даже более абсурдным, чем в детстве, когда он казался правомерным, а порой даже абсолютно уместным. Тогда сестра оказывалась королевой каждого бала, звездой любого соревнования, любой спортивной команды. На ее туалетном столике в беспорядке громоздились призы и наградные ленты, которые отец периодически сгребал, садясь возле кровати Пегги и пускаясь в воспоминания о том, как гордился своей Ба, когда та победила в каком-либо забеге или получила какой-нибудь вымпел за заслуги перед школой.

Теперь, однако, Грейс спрашивала себя: «А кто сейчас Пегги?» Ведущая активную светскую жизнь филадельфийская жена, мать двух милашек-близняшек Мэг и Мэри. Она так занята теннисом, дочерьми, которых нужно беспрерывно возить на всевозможные кружки и частные уроки, и общением с коллегами Джорджа и друзьями по загородному клубу, что у нее едва ли остается время хотя бы написать сестре. А еще, напомнила себе Грейс, это не Пегги только что вернулась из Африки.

И все же… Почему она до сих пор завидует сестре?

«Чужой газон зеленее только с виду. Прекрати».

Поэтому она собрала волю в кулак, отправилась на свадьбу Джея и обнаружила, что влюбилась в его молодую жену, шумную веселую блондинку, до смешного прагматичную в отношении «индустрии», всю жизнь ее окружавшей. Просто она познакомилась со многими знаменитостями, еще не зная, что они знамениты, и ее не удивляло, когда Монтгомери Клифт или Люсиль Болл заскакивали на огонек за сочувствием, чтобы выпить чайку или чего-нибудь покрепче. Для нее они были просто людьми. Не будь Джей так явно влюблен в невесту, Грейс могла бы счесть, что им движет холодный расчет, ведь человеку его профессии выгоден брак с хорошей приятельницей многих звезд, но он смотрел на Джуди с таким обожанием, что сомнений в его чувствах не возникало.

Грейс понравилось, что Джуди – настоящая патриотка Нью-Йорка, которая больше всего на свете любит, потягивая коктейли, наслаждаться выступлением Кей Томпсон в «Плаза» или посещать по средам утренние спектакли на Бродвее, когда там дают новинки.

– Надеюсь, Джей не захочет перевезти меня на Левый берег, – сказала она Грейс при первом знакомстве. – Вряд ли я смогу расстаться с «Баром Бемельманс». Если мне становилось грустно, я говорила матери: «Пойдем поболтаем с Мэдлин», и она везла меня в «Карлайл»[19]19
  «Бар Бемельманс» находится в отеле «Карлайл» на Манхэттене. На его стенах изображены сценки из книг о девочке Мэдлин, которые пользовались большой популярностью.


[Закрыть]. Конечно, никакой Мэдлин там не было, но казалось, что она в любой момент может войти! В общем, мама брала мартини, а я – горячий шоколад, и бармен клялся, что Мэдлен пила в Париже точно такой же. Я до сих пор иногда заказываю горячий шоколад. Конечно, после мартини.

Она засмеялась, и Грейс засмеялась вместе с ней, потому что «Карлайл» был одним из ее любимых мест, и по той же причине: настенная роспись Людвига Бемельманса так напоминала картинки из любимой детской книжки, что и не хочешь, а вспомнишь шаловливую малышку Мэдлин, вечно нарушавшую правила и доставлявшую столько хлопот учительнице мисс Клавель. Сидя среди причудливых рисунков Бемельманса, Грейс никогда не чувствовала себя сиротливо или одиноко.

Они быстро стали звать друг дружку пташкой Джуди и пташкой Грейс, и эта новая дружба стала ярким событием весны, когда город наконец-то постепенно расцветал. К маю по всему Риверсайд-парку уже вовсю цвели вишневые деревья, и Грейс как раз вернулась с прогулки по продуваемой ветром западной набережной с чувством, что в жизнь может войти что-то новое, свежее, когда зазвонил телефон.

– Пташка Грейс?

– Приве-ет, пташка Джей. Как ты себя чувствуешь в этот чудесный весенний денек?

Он засмеялся:

– Рад слышать твой веселый голос.

– Ну, я вытряхиваю из волос розовые лепестки, и тут звонит мой агент, надеюсь, с хорошими новостями, так что я решила примерить счастливое выражение лица.

– Так уж вышло, что у меня правда есть хорошие новости. Ты ведь знаешь Альфреда Хичкока, да?

Пульс Грейс бешено зачастил.

– Конечно, я знаю его фильмы. Мне нравится «Дурная слава». Тот, кто любит Ингрид Бергман так же сильно, как я, не может не знать режиссера, который так талантливо раскрыл ее артистизм.

– Ну так он просит тебя участвовать в пробах для его следующего фильма «В случае убийства набирайте “М"». Правда, для этого «Эм Джи Эм» придется уступить тебя на время «Уорнер Бразерс», но не думаю, что тут возникнут проблемы. Хичкок видел твою старую пробу для «Такси» и, похоже, считает, что ты можешь стать его следующей Ингрид.

– Нет… – с трудом выдохнула она. Ноги вдруг стали ватными.

– Да. Заметь, ты в точности на нее похожа. Вы обе…

– Если ты скажешь «ледяные блондинки», я тебя убью, пташка Джей.

– И в мыслях не было говорить ничего подобного.

Я собирался сказать «белокурые дамы высочайшего класса».

Грейс засмеялась, хотя и сомневалась, что этот вариант хоть чем-нибудь лучше.

– Когда мне ехать?