Текст книги "Жизнь в белых перчатках"
Автор книги: Керри Махер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)
Глава 27
Дом родителей Грейс на Генри-авеню превратили в по-добие съемочной студии. Спальни и ванные переделали в комнаты отдыха и гримерки. Всю мебель из красного дерева в гостиной отполировали до блеска, тщательно протертые фарфоровые светильники, вазы и всякие прочие безделушки сверкали, занавески были отглажены, а подушки взбиты. К большому огорчению хозяйки дома, фотографы переставили несколько столиков и других антикварных вещиц – «для гармонии и максимального эффекта». Хула на ее вкус была единственным, что расстраивало Маргарет Майер Келли в этот хаотичный день. В остальном при подготовке пресс-конференции она выглядела более довольной и целеустремленной, чем даже во время свадеб остальных своих детей. Грейс услышала, как мать говорит отцу:
– Разве это не изумительно? Наш дом, нашу семью, наш старый маленький Ист-Фоллс будут транслировать на весь мир!
«Да, – с иронией подумала Грейс, – похоже, мама быстро прониклась международной концепцией предстоящей свадьбы».
Ей удалось на несколько минут уединиться в своей прежней комнате наверху. Сколько слез она пролила тут ребенком из-за школьных подруг, а потом из-за парней… Дон! Казалось, со времен саги с его участием прошла целая жизнь. Мать не выбросила ненаглядных кукол Грейс, которые так часто по вечерам скрашивали ее одиночество. Они были такими послушными, засмеялась она про себя, вспоминая, как разыгрывала с ними разные сценки. Каждое лето Грейс брала их с собой на море, чтобы они и там составляли ей компанию, и время оставило свои следы на веках их открывающихся и закрывающихся глаз и на губах, с которых местами облупилась краска. От воспоминаний о днях, проведенных в обществе кукол, у нее защипало глаза, а нос заложило. «Не дури», – сказала она себе и промокнула глаза и ноздри бумажной салфеткой, спасая пудру и тушь для ресниц.
Подошел Оливер, гавкнул, требуя внимания, и Грейс рада была рассмеяться, присесть на корточки и погладить его, пока он вилял хвостом. Впрочем, лизнуть ей лицо, как он это обычно делал, в этот раз ему не позволили. Она как раз возилась с песиком, когда Ренье просунул голову в приоткрытую дверь:
– Можно к тебе?
– Заходи, пожалуйста. Не закроешь ли дверь?
Прежде чем отсечь шумы дома, Ренье свистнул Оливеру и вывел его из комнаты. Потом он подошел к Грейс, взял ее руки в свои, и, опустив глаза, она увидела удивительное кольцо с бриллиантом, подаренное им накануне. Камень был таким большим и сверкающим, что на него хотелось смотреть целыми днями, но его размер смущал ее. В том, что касалось ювелирных украшений, Грейс старалась избегать показной роскоши и оставаться в рамках хорошего вкуса. Впрочем, она же была не замужем, а, по ее представлениям, одинокие девушки должны носить жемчуг. Бриллиант – камень замужних, что бы там ни утверждал хит Мэрилин. Но ей все равно было любопытно, что скажет Эдит, когда увидит этот ее бриллиант от Картье. Мать, к примеру, заметила: «Как хорошо, что ты достаточно высока ростом для такого украшения». И в ее голосе слышалась неприкрытая зависть.
– Милая, – проговорил Ренье, – мне хотелось всего лишь тебя поцеловать, но, боюсь, меня побьет та женщина, которая красила тебе губы.
Грейс засмеялась:
Думаю, ты прав.
– Ты готова? – спросил он.
Она сделала глубокий вдох, а потом выдох.
– В той же степени, что и обычно. Хочется поскорее разделаться с этим цирком и поехать с тобой в Калифорнию. «Где я смогу работать и забыть обо всем этом безумии», – добавила она мысленно.
– Но там нас наверняка поджидает другой цирк?
– И да, и нет. Конечно, нас станут фотографировать, но вреда от этого никакого, раз уж мы официально помолвлены. А сейчас там, – Грейс указала в сторону лестницы, спустившись по которой им придется ответить на множество интригующих публику вопросов, – как всем сообщили, состоится наша главная пресс-конференция. И я надеюсь, что после нее нас на некоторое время оставят в покое.
– Я тоже на это надеюсь, хоть и жалею, что мы не в Монако. Там бы у меня была возможность лучше контролировать все это… все это безумие.
– Звучит волшебно, – согласилась она.
Жить в замке – а они официально договорились жить именно там («наконец-то как взрослые», – пошутил в разговоре с ней Ренье) – было просто мечтой, которая становилась явью. Грейс не могла дождаться, когда толстые крепостные стены отгородят их с любимым мужчиной от шумихи, сопровождавшей ее с самого начала кинокарьеры.
– Из тебя выйдет просто великолепная княгиня, – сказал Ренье, аккуратно целуя ее в щеку, чтобы не испортить макияж. Жар его дыхания и запах хорошего одеколона заставил ее вздрогнуть от вожделения. – Все девушки станут тебе подражать.
– Мне достаточно, если так будут себя вести наши дочери, – ответила она, краснея от подобного предположения. Просто чудо какое-то: все, что говорил Ренье, было идеально, почти как если бы он читал по сценарию.
Он открыл было рот, чтобы ответить, но тут снизу закричали: «Время!», и кто-то настойчиво забарабанил в дверь спальни:
– Грейси! Пора!
Это была Пегги. Участие старшей сестры в пресс-конференции не планировалось, но она все равно пришла, чтобы помочь все организовать и в случае необходимости отвлечь отца.
Грейс и Ренье переглянулись (в их взглядах читалось: «Давай с этим покончим»), совершенно синхронно вздохнули и рассмеялись.
– Мы уже становимся похожи, – отметил он, и справедливость этого замечания согрела ей душу.
Рука об руку они спустились по лестнице, позволили оператору усадить их по своему усмотрению – на диван, в окружении родителей Грейс и отца Такера. Потом впустили репортеров, которые ждали снаружи, и те с ручками и блокнотами наготове сгрудились среди осветительных приборов и камер. Затем камеры заработали, и все, включая отца Грейс, стали давать выверенные и отрепетированные ответы на заранее подготовленные вопросы.
– Мисс Келли, что вы первым делом совершите, став княгиней?
– Наверняка это будет не какое-то одно действие. Меня ждут многочисленные обязанности. Я собираюсь обсудить этот вопрос с князем Ренье, и мы вместе решим, с чего начать.
– Князь Ренье, что вам больше всего понравилось в Америке, если, конечно, не считать вашей прекрасной невесты?
– Мне очень нравится, что тут такие открытые люди. Меня замечательно приняли в доме Келли и в доме их хороших друзей Остинов. Я заметил, что даже в Нью-Йорке люди в магазинах и на улицах дружелюбны и всегда готовы помочь.
– Мистер Келли, каково это, когда ваш зять – князь?
– Просто камень с души упал. Наконец-то Грейс выходит замуж, и не за кого-нибудь, а за князя.
Потом один из репортеров прорвался с вопросом, которого не было в сценарии:
– Мисс Келли, когда вы вернетесь в Голливуд? Ваши контрактные обязательства перед «Эм Джи Эм» выполнены лишь наполовину, я прав?
Грейс почувствовала, что кровь отлила от щек куда-то к кончикам пальцев на ногах. Когда они с Ренье получили список вопросов, то вычеркнули из него все, что имело отношение к ее карьере, хоть и не стали обсуждать почему. Грейс понимала, что говорить на эту тему сейчас не нужно, ни к чему хорошему это не приведет. Вот после того, как она произведет на свет наследника и, на всякий случай, еще одного ребенка – хотя Грейс смешило то, что она вообще оказалась в такой ситуации, – это будет совсем другой разговор. А сейчас ее лучшим оружием снова стало умолчание.
Теперь же, когда вопрос был задан, она почувствовала, как напрягся сидящий рядом Ренье, увидела, как он прищурился и чуть выпятил нижнюю губу, но не обиженно, а решительно. Грейс засмеялась, будто услышав чудесный комплимент, и открыла рот, чтобы ответить что-то вежливое, но уклончивое, вроде «Как мило, что вы спрашиваете о моей работе, но, конечно, сейчас у меня на уме только предстоящая свадьба». Однако Ренье заговорил первым, твердо и раздраженно:
– У княгини Монако есть куда более важные обязанности, чем сниматься в кино.
Грейс продолжала натянуто улыбаться, хотя с губ готово было сорваться резкое: «Разве не киносъемки свели нас с тобой?» Но она проглотила эту фразу, будто слишком большой кусок праздничного пирога. «Молчи, Грейс, – сказала она себе. – Споры ни к чему не приведут». Отпустив взгляд, чтобы не видеть ни Ренье, ни репортеров, ни кого бы то ни было еще, она уставилась на свое кольцо, сверкающее на пальце, как калейдоскоп света и обещаний.
Где-то на задворках сознания возникла идея упаковать все свои куклы и отправить в новый дом, в Монако. Она внесла это в мысленный список дел. У нее возникло ощущение, что время от времени ей может понадобиться проверенная компания.
* * *
Она выждала целый день, прежде чем поднять эту тему. Да и как было не поднять ее, если все друзья, прочитавшие статью, стали звонить, требуя от нее ответа. Самой возмущенной была Рита, заявившая:
– Грейс, ты слишком упорно трудилась, чтобы отказаться от актерства ради какого бы то ни было мужчины.
– Я не считаю это отказом ради мужчины, – откликнулась Грейс, чувствуя, что ищет оправдания для Ренье, как всю жизнь искала их для отца. «Ничего страшного! Со мной все в порядке!» – Для меня это семейные приоритеты. И в любом случае я не верю, что он сказал это всерьез.
– Пожалуй, тебе лучше все-таки рассмотреть такую возможность, – предупредила Рита.
По правде говоря, больше всего Грейс досаждало воспоминание о том, как отец хлопнул Ренье по спине, как только режиссер сказал: «Снято!»
– Отлично сработано, Ренье! – сказал отец своему будущему зятю. – Добро пожаловать в нашу семью.
А мать не сказала вообще ни слова о том, что выяснилось во время интервью.
– Ренье… – неуверенно начала Грейс.
Они были в его комнате отеля, и князь собирал вещи для поездки в Лос-Анджелес.
– Что, любовь моя? – машинально откликнулся он, хмурясь на переполненный портфель.
«Напоминает сумку фирмы “Марк Кросс” из “Окна во двор”», – тоскливо подумала Грейс.
– Я не хотела говорить об этом, но чувствую, что должна. – Она надеялась привлечь таким образом внимание Ренье, но тот по-прежнему хмурился на портфель. – Мне не слишком понравился наш ответ на вопрос о моей карьере. – Она сказала «наш» ответ, а не «твой», чтобы это не прозвучало как обвинение.
Репье на миг закрыл глаза, вздохнул, лотом закрыл портфель и подошел к кровати, где Грейс лежала, приподнявшись на локте и стараясь выглядеть как можно непринужденнее.
– Моя дорогая, – промолвил он, опускаясь рядом с ней, – я тоже недоволен. Начнем с того, что этот вопрос, конечно, вообще нельзя было задавать. Надо же понимать, что он способен принести одни только неприятности.
– От него не должно быть неприятностей, – с надеждой проговорила Грейс.
Она села на кровати и скрестила ноги. В этот холодный январский день на ней были брюки.
– На мой взгляд, – продолжил Ренье, ласково беря ее руку, – мы оба должны войти в этот брак чистыми. Незачем обременять подданных грузом нашего прошлого. Мы с тобой создадим нечто новое. Мы хотим иную жизнь, иную семью, не похожую на те, из которых мы вышли. Разве для этого не лучше всего начать с чистого листа?
Очень многое в этих словах перекликалось с чувствами самой Грейс и даже вторило ее мыслям о чистоте ее любви к Ренье. И все же… все же ей казалось, что из одних и тех же предпосылок они делают совершенно разные выводы. Она вдруг растерялась и не понимала, что на это сказать.
– Я согласна, – проговорила она наконец, потому что ведь так оно и было, правда ведь? – Но я не хочу, чтобы создавалось впечатление, что мы считаем работу в кино совершенно неважным делом. Это оскорбит многих людей, которые мне дороги.
– Я совершенно не хочу оскорблять тех, кого ты любишь, – серьезно произнес он. – Ты должна бы понимать это.
– Не сомневаюсь, что это так, но… – Боже милостивый, да что она пытается сказать?
Грейс чувствовала, что не может заявить о самом главном: о том, что хочет продолжать сниматься. Ей было ясно, что сейчас Ренье на это не согласится. Всем своим существом она чувствовала, что нужно дождаться подходящего времени. Ренье ведь так ее любит! Неужели он пожелает запретить ей то, что сделало ее такой, какая она есть, что, по сути, создало ее, нынешнюю? Она должна верить в его любовь. И она верит. Грейс потянулась к Ренье и поцеловала его в губы.
– Ты не против, – проговорила она, – если отныне на подобные вопросы буду отвечать я? Я знаю, как лучше подобрать слова, чтобы мои друзья и коллеги поняли, что мы имеем в виду.
Он поцеловал ее в ответ, а потом отстранился и сказал:
– Я всецело за. С удовольствием передам эти полномочия моей прекрасной невесте.
Следующий поцелуй был глубже, и пусть разговор не убедил Грейс окончательно, ей хватало доверия Ренье. На данный момент. Но разве существует хоть что-то, кроме того, что есть здесь и сейчас? Она позволила Ренье обнять ее и в кольце его рук почувствовала себя любимой и желанной, наполненной блаженным предвкушением каждого его последующего действия.
* * *
Праздники закончились, на северо-востоке страны воцарился свинцово-серый холод середины зимы. Грейс с огромным облегчением проснулась в номере голливудского отеля и распахнула занавески навстречу голубому небу, сулящему солнечный свет и тепло. Ренье ради соблюдения приличий снял номер чуть поодаль от нее. Каждое утро они заказывали завтрак и ели его в дружеском молчании, намазывая тосты, подливая кофе и обмениваясь газетными листами, пока ей не приходило время собираться в студию. Ее просто распирало от счастья, она не могла дождаться, когда начнутся съемки «Высшего общества», где предстояло встретиться с Эдит, Бингом и Фрэнком.
Стоило ей выйти на съемочную площадку, все, от Бинга до гримеров и портних, бросились к ней с объятиями. В воздухе звенели поздравления, а Бинг даже достал бутылку «Вдовы Клико» и под возбужденный гул голосов хлопнул пробкой. Потом разлил шампанское по бокалам, долил доверху апельсиновым соком и поднял тост, провозгласив своим красивым голосом певца:
– За Грейс Келли, будущую княгиню Монако! Надеюсь, ты знаешь, что для нас ты всегда была не меньше чем принцессой.
– Точно-точно! – закричали все, сдвигая бокалы.
В этот момент Грейс не хватало лишь Эдит. Но та, возможно, еще не пришла на съемочную площадку. Фрэнк поймал Грейс за левую руку и, долго и пристально посмотрев на кольцо от Картье, присвистнул:
– Ну и ну! Отличное средство заставить парня почувствовать себя болваном – показать ему булыжник на пальце женщины, который надел туда другой мужчина.
Она засмеялась и поцеловала его в щеку.
– Ты кто угодно, только не болван.
Вскоре после этого Грейс обнаружила Эдит у себя в гримерной.
– Эдит! – воскликнула она, пересекая комнату, чтобы обнять подругу. – Ты пропустила шампанское.
– Не люблю его до полудня, – ответила Эдит с необычной уклончивостью, от которой у Грейс стало теснить грудь.
– Итак!.. – Она бурно и радостно вздохнула, чтобы продемонстрировать, что не обижена на подругу. Впрочем, у нее возникло ощущение, что упоминать о феекрестной сегодня не стоит, чтобы не нарваться на нечто похуже, чем обычное ворчание. – Что ты сегодня для меня приготовила?
С совершенно деловым видом, без всяких биббиди-боббиди, Эдит помогла ей примерить несколько нарядов для первой сцены с Трейси Лорд и остановилась на брюках из верблюжьей шерсти и рубашке.
– Непринужденно и богато. Отлично годится для виллы в Ньюпорте. И вот это тоже оставь, – сказала она, постукивая карандашом по кольцу Грейс.
– Ты так думаешь? – переспросила та, взволнованная мыслью о съемке с обручальным кольцом на пальце.
– Я хотела взять кольцо напрокат у «Тиффани», но там мне предложили только камни вполовину меньше этого. А ведь Трейси собирается выйти за магната. В любом случае на экране камень покажется меньше.
Ошибиться было невозможно – в ее тоне звучала неприязнь. Как и все, Эдит порой бывала не в настроении, но процесс одевания любимых актрис обычно выводил художницу из этого состояния.
– Эдит, – осторожно поинтересовалась Грейс, – что-то случилось?
Эдит вздохнула и скрестила руки на груди. Похоже, она тоже тщательно обдумывала слова.
– Этот фильм действительно станет для тебя последним, Грейс?
– Конечно, нет!
– Но князь Ренье, похоже, абсолютно в этом уверен. Я читала интервью.
Грейс старательно избегала газет и журналов, потому что не хотела больше ничего читать об этом проклятом интервью.
– Ну что ты, Эдит! Ты же знаешь, что газетчики все передергивают.
– Я так поняла, это точные слова князя? «У княгини Монако есть куда более важные обязанности, чем сниматься в кино». Как можно тут что-то передернуть?
– Он передумает, Эдит.
Грейс в этом не сомневалась. Он ведь полюбил кинозвезду, а не домохозяйку или дилетантку из загородного клуба.
Эдит вглядывалась в подругу куда пристальнее, чем требовал наряд. А потом сказала:
– Грейс, мужчины в основном привыкли получать от женщин то, чего они хотят, без всяких возражений. А Ренье к тому же растили князем, поэтому он еще сильнее, чем большинство, ориентирован на… полную к нему лояльность.
– Он совсем не такой, Эдит, честное слово. Он ко мне прислушивается. Мы хотим от жизни одного и того же.
– А он прислушивается, когда ты хочешь от жизни не того, что он?
– Да, конечно, – мгновенно ответила Грейс, хотя, не успев даже закончить, сообразила, что они с Ренье редко хотят разного. Но все же во время разговора о брачном контракте он к ней прислушался. И пообещал, что именно она будет впредь беседовать с прессой о своей карьере. А еще они сходятся в представлениях о семейном счастье, для них важны одни и те же вещи, и в этом Ренье куда ближе к ней, чем любой мужчина из ее прошлого.
– Хорошо, – ответила Эдит. – Значит, – добавила она, и в ее голосе зазвучали знакомые твердые, но вполне дружелюбные нотки, – давай обсудим твое свадебное платье. Я уже знаю, что мне его не сшить, потому что заплатить за него намерен Дор, чтобы продемонстрировать щедрость «Эм Джи Эм» (хотя, конечно, на самом деле они весьма прижимистые ребята), но могу намекнуть, что сказать тем, кого он наймет. И я бы замолвила словечко за Хелен Роуз.
Биббиди-боббиди.
Все снова встало на свои места. Пока Эдит суетилась с очередной кипой нарядов, в голову Грейс закралась странная мысль: кто же сыграет Мэгги в «Кошке на раскаленной крыше», после того как эта пьеса сойдет с бродвейской сцены, если ей самой это будет уже недоступно? Если она о чем-то и жалела, так это 6 том, что не сможет участвовать в этой экранизации; ей очень хотелось исполнить эту роль. «Но я ничуть не меньше хотела стать женой и матерью, – сказала она себе. – И как-никак я выхожу за князя. Вечно мне хочется слишком многого, – пожурила себя Грейс. – Нужно радоваться тому, что есть».
Глава 28
Если тысяча девятьсот пятьдесят пятый год закончился на самой высокой ноте, то пятьдесят шестой начался не слишком благополучно. В январе, когда она в последний раз работала над фильмом под своей девичьей фамилией и наслаждалась этим, а еще – теплым солнцем Западного побережья, местной кухней и обществом Ренье, мать приняла возмутительное решение дать эксклюзивное интервью «Моя дочь Грейс Келли: ее жизнь и романы» издательскому тресту Херста. Это означало, что оно появится в доброй половине главных газет страны! Грейс не могла припомнить, чтобы когда-нибудь так злилась.
– Мама! – кричала она в трубку телефона после выхода последней части интервью, уже не в силах сдерживать гнев. – Ты выражаешься, как неопытный психолог! «Добившись такой славы, Грейс, скорее всего, уже не могла обрести счастья с соседским парнем», – процитировала она отрывок из первой статьи. – Ты опускаешь имена некоторых моих бойфрендов из уважения к их личной жизни, но как насчет моей личной жизни, а, мама?! – Она почти задыхалась от собственных слов, а ее тело содрогалось от гнева.
– Понятия не имею, почему ты так сердишься, – беззаботно ответила Маргарет. – Я не хотела, чтобы грязные сплетни о тебе производили впечатление фактов, которые твой князь может посчитать правдоподобными. И подумала, что лучше пресечь их на корню. Я же не сказала ни слова неправды, верно? И постаралась скрыть кое-что из того, что, подозреваю, тоже было.
– Да, мама, ты говорила, что мое имя «связывают» со знаменитыми артистами, но ты не можешь ничего подтвердить или опровергнуть, потому что не знаешь, что было на самом деле! Но в любом случае речь не об этом! Ты не имела права рассказывать прессе о моей жизни! Ты же моя мать! – всхлипнула Грейс. – Предполагается, что в тяжелые времена ты должна быть на моей стороне.
– Я твоя мать и должна делать то, что для тебя лучше. Вот что предполагается. И твой отец со мной согласен, – парировала Маргарет.
«Я буду совсем другой матерью!» – поклялась себе Грейс, швыряя трубку на рычаги и гадая, какую роль сыграл в этом мерзком демарше отец. Не он ли убедил мать дать интервью? Это скорее в его стиле – порочить в прессе среднюю дочь. Невероятно, но Ренье, увидев статьи, лишь посмеялся.
– Матери не идеальны, – с удивительным спокойствием и даже вроде бы слегка забавляясь, сказал он. – К тому же она любезно завуалировала, что там было у тебя с Гейблом и остальными. А гонорар за интервью пожертвовала на благотворительность. – Потом, когда Грейс расплакалась, он ласково провел ладонью вверх-вниз по ее спине и добавил: – Я рад, что могу помочь тебе отстраниться от этой… неприятности.
Тебе больше не нужно в одиночку справляться с такими ситуациями.
Почему же, услышав это, она еще сильнее захотела плакать?
* * *
К четвертому апреля, когда Грейс поднялась в Нью-Йорке на борт лайнера «СС Конститьюшн», она вымоталась и похудела почти на десять фунтов, напряженно пытаясь осчастливить всех и каждого своей свадьбой. Жизнь была не просто вихрем, она превратилась в настоящий торнадо. В ней присутствовали последние мероприятия, которые непременно нужно посетить, и длинный список неотложных дел. Прощальные ужины по всему Нью-Йорку и Голливуду. Грейс упаковала все необходимое из родительского дома и из нью-йоркской квартиры, такой замечательной и нежно любимой, в которой ей почти не довелось пожить. Она снялась в «Высшем обществе», записала сингл «Настоящая любовь» с Бингом и побывала на церемонии вручения «Оскара», где как лучшая актриса прошлого года имела честь вручить золотую статуэтку Эрнесту Боргнайиу за главную мужскую роль в «Марти», а потом в последний раз повеселилась на вечеринке со своими голливудскими коллегами.
Все это время она фантазировала о морском путешествии в Монако. Оно виделось ей сплошным удовольствием в обществе лучших друзей и родных. Ужины, танцы, шоу, палубный хоккей… Но выяснилось, что на корабль каким-то образом оказались допущены репортеры. Они десятками накинулись на Грейс и самых любимых ею людей, как стая голодного воронья налетает на кукурузные поля.
– Если не хотите довести меня до нервного срыва, сделайте так, чтобы они ко мне не приближались! – прошипела она Моргану Хадгинсу, пресс-агенту «Эм Джи Эм», который сопровождал ее в плавании.
Грейс постаралась, чтобы в голосе прозвучала нетерпеливая, почти истерическая страстность, поэтому Хад-гинс воспринял ее слова всерьез.
Пришлось пойти на ряд ухищрений и организовать несколько мероприятий в каютах попросторнее других, но Грейс все Же удалось расслабиться и славно провести время с друзьями, пока продолжалось это восьмидневное путешествие через Атлантику. «Я заслужила немножко радости», – сказала себе она однажды ночью, после того как их компания засиделась допоздна, распевая песни и разгадывая шарады.
Она обнаружила, что присутствие репортеров имеет свои преимущества. Например, это был идеальный предлог избегать родителей и встречаться с ними, лишь чтобы в очередной раз сфотографироваться вместе, улыбаясь и взяв их под руки.
Ближе к концу путешествия она пригласила будущих подружек невесты – пташку Джуди, Мари и Пегги – к себе в каюту на ланч и маникюр. На столе стояли сэндвичи, чай со льдом и птифуры, а также лаки всевозможных оттенков красного и розового.
– Ты должна лучше есть, пташка Грейс. Нельзя питаться только бутербродами и холодным чаем, – сказала Джуди, которая явилась первой.
– Да, – вздохнула Грейс. – Я слишком похудела за последние несколько месяцев.
– Да у тебя и так ни унции лишней не было! – воскликнула подруга.
– Не знаю, что и делать… – Грейс действительно приводила в отчаяние потеря веса. – Виню во всем мать и эти предательские статьи.
– Ну, я согласна, что статьи ужасны и неуместны, но… ты не можешь винить ее за попытку позаботиться о себе. Ты скоро сама станешь матерью и должна будешь подавать хороший пример.
Грейс вздохнула и подумала, что Джуди, которая уже стала матерью, возможно, права, но тем не менее сказала:
– Надеюсь, у меня для начала будет хотя бы несколько месяцев, чтобы просто пожить замужней жизнью. И я не знаю, как мне есть, если я либо слишком занята для этого, либо одна мысль о еде… – Как деликатно сообщить, что в последние несколько недель у нее возникает рвотный рефлекс, стоит ей только подумать о пище? – … более чем непривлекательна, – закончила она не совсем точно.
– Бедная пташка Грейс… – проворковала Джуди и обняла Грейс, которая злилась на себя за то, что ей снова хочется заплакать.
Оливер, который, казалось, всегда знал, когда ее нужно спасать, подбежал и легонько напрыгнул ей на ногу. Она подхватила его на руки и позволила лизнуть себя в лицо, послав песику телепатическое сообщение: «Я тоже тебя люблю».
Скоро собрались и остальные подружки. Они смеялись, ели сэндвичи и по очереди спрашивали у Грейс, радуется она или нервничает. Расслабившись и отвлекшись в их обществе, Грейс ухитрилась съесть целый сэндвич и два пирожных, а Пегги тем временем мастерски подпилила ей ногти и покрасила их блестящим лаком сочного гранатового цвета.
В тот же вечер состоялся официальный ужин, и Грейс поморщилась, обнаружив, что за столом, полным серебра и хрусталя, ее усадили рядом с матерью. Во время коктейлей она избегала родителей и старалась уделять внимание друзьям, с которыми, как ей было известно, предстояло надолго расстаться после того, как корабль причалит в Монако и Грейс придется принять на себя обязанности будущей княгини.
От мысли о графике предстоящих мероприятий сделалось дурно, и Грейс решительно выбросила его из головы, беседуя о предстоящем Гала-бале Красного Креста в Монте-Карло, медовом месяце, который они с Ренье проведут у него на яхте в Средиземном море, и том, как она благодарна тридцати шести женщинам, которые под руководством Хелен Роуз сшили платье для предстоящего всего через неделю венчания в кафедральном соборе Святого Николая.
– Все это просто невероятно роскошно! – захлебнулась от восторга Мюриэль Гейнс, давняя подруга матери, прижав к груди руку в драгоценных перстнях.
– Да, не правда ли? Я чувствую себя счастливицей, – согласилась Грейс, надеясь, что сумела убедительно изобразить предвкушение, от которого захватывает дух.
Ведь всем остальным подобные перспективы казались роскошными, а последнее, чего ей хотелось, – это разочаровать тех людей, которые потратили столько времени и денег, чтобы помочь отпраздновать ее свадьбу. Пусть все мероприятие и превращалось в какой-то цирк с конями, Грейс порой чувствовала, каким будоражащим и волшебным выглядит оно со стороны.
Когда настала пора первой перемены блюд, она нашла свое место и принялась возиться с салфеткой и стаканом воды.
– Ты не можешь избегать меня вечно, – тихо проговорила мать, склоняясь к Грейс и понизив голос, чтобы никто больше ее не услышал. – А я даже толком не понимаю, почему ты так злишься. Разве ты не получила, что хотела?
Грейс вгляделась ей в глаза, ища там хоть малейший намек на иронию, на осознание того, что ее средняя дочь, возможно, не совсем счастлива. Если мать не способна признать, что ее интервью отдает дурновкусием, вдруг она хотя бы заметит, что Грейс страдает? И попытается утешить?
Но Грейс не увидела в Маргарет и следа сочувствия. «Я что, слишком хорошая актриса и мне удалось одурачить даже собственную мать, заставив ее поверить, что мы все попали в сказку?»
– Я не злюсь, мама, – сказала она и удивилась, обнаружив, что так оно и есть. – Я просто… боюсь. – Едва Грейс закрыла рот, ее ошеломила правдивость произнесенного.
– Ты? Боишься? – переспросила мать, глаза которой округлились от искреннего изумления. – Как может бояться единственный из детей Джона Брендона Келли, который вечно не выполнял его приказаний?
«Боже мой», – подумала Грейс, у которой даже рот приоткрылся от потрясения. Выходит, все это время, пока она страстно жаждала отцовского одобрения и надеялась на него, мать… видела, что с ней происходит?.. И ничего не делала? Не предпринимала совсем ничего, чтобы смягчить боль от слов отца? И ни разу не дала понять, что знает, как тяжело ее дочери быть Грейс Келли?
«Сейчас, сию секунду, я уплываю все дальше и дальше от всего этого», – думала она, и облегчение, которое принесла ей эта мысль, было так велико, что груз, давивший на плечи, исчез, и она смогла вдохнуть полной грудью.
– Да, мама, я боюсь, – умудрилась прошептать Грейс.
Ладонь матери легла ей на руку, прикрыв помолвоч-ное кольцо.
– Ты справишься со страхом. Ты всегда со всем справляешься, – сказала Маргарет внезапно осипшим голосом. Ее глаза на миг затуманились, Грейс заметила это, и сердце подпрыгнуло у нее в груди. Но прежде чем она успела ответить, Маргарет отвернулась и проговорила, обращаясь главным образом к меню: – У тебя будет куча времени на отдых, когда ты станешь княгиней.
