Текст книги "Жизнь в белых перчатках"

Автор книги: Керри Махер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

Глава 13

Грейс впервые встретилась с Альфредом Хичкоком в июне в одном из многочисленных непримечательных зданий, разбросанных по обширной территории студии «Уорнер Бразерс». Она слышала, что Хичкок странный, хотя никто не смог объяснить, в чем заключается эта странность. Говорили разве что о его полноте при низком росте, о скабрезном юморе, но сами по себе эти качества назвать странными нельзя, поэтому Грейс не знала, чего ей ожидать. Чтобы не спотыкаться и вообще не оказаться в неловком положении, она надела очки вместе с бирюзовым платьем от Диора, и поэтому первое, что сказал ей мистер Хичкок со своим специфическим гнусавым британским произношением, было:

– Мне никто не говорил, что вы носите очки.

Грейс моментально сняла их, и все за спиной режиссера поплыло.

– Мне не обязательно их надевать, – извиняющимся тоном ответила она.

Он оценивающе нахмурился, потом спросил:

– Вы прочли сценарий?

– О да, и еще в прошлом году смотрела спектакль. Он великолепен.

– Вот именно, – кивнул Хичкок, поворачиваясь к ней спиной и сцепляя за спиной пухлые ручки.

Его седые волосы были подстрижены так коротко, что их даже не нужно было напомаживать. По аккуратно выглаженным коричневым шерстяным брюкам и старомодному жилету поверх сшитой на заказ рубашки можно было сказать, что режиссер весьма щепетильно относится к своей внешности. Она задалась вопросом, как это сочетается с тем, что он, по слухам, человек больших страстей.

Режиссер вошел в частично оборудованный съемочный павильон, который выглядел как гостиная, которую не до конца обставили мебелью, поднял взгляд на большие камеры, размещенные на штативах и подъемных механизмах, и пожаловался:

– Они хотят, чтобы я снимал в стереоскопическом формате. Как будто я делаю ужастики для утренних сеансов. – Тут он фыркнул.

– Это уж точно не про вас, – заверила его Грейс. – Студии требуют от своих звезд всяких странных вещей. Наверное, хотят так продать больше билетов, а вырученные деньги снова вложить в нас, чтобы мы могли снимать еще больше.

– Довольно оптимистичная точка зрения для актрисы, которая сопротивлялась подписанию контракта со студией.

«Как он об этом узнал?» – подумала она.

Однако у нее уже возникло ощущение, что Альфред Хичкок выясняет каждую деталь о людях, оказавшихся в его орбите. От такого ничего не укроется. «Помни об этом, Грейс», – сказала она себе и, сомневаясь, возразила:

– Возможно. Но в конце концов я решила, что это меньшее из зол.

– Гм, – неопределенно пробормотал он. – Вас не смутит сцена, в которой вашу героиню пытаются убить? – В его голосе прозвучал тончайший намек на сладострастие.

Впрочем, Грейс порадовало, что, произнося это слова, он не глядел на нее. Заподозрив, что ее нарочно пытаются сбить с толку и это – часть проверки на пригодность для роли, она ответила:

– Ну ведь на самом-то деле меня не убьют, правда?

Режиссер, улыбаясь, повернулся к ней, между толстыми губами показались мелкие зубки.

– Нет, мисс Келли, не убьют. Но это будет отталкивающая сцена, и я собираюсь снять ее с неприкрытым варварством. Люди станут говорить о том, как я ее поставил.

Кожа Грейс немедленно пошла мурашками. Она никогда бы не подумала, что низенький толстенький человечек с мягкими, округлыми чертами лица вдруг может стать так похожим на волка. Но все же не испугалась. Ее увлекла и глубоко заинтересовала работа этого режиссера, в последние двадцать лет так блистательно распоряжавшегося лучшими талантами: конечно, Ингрид, а еще Кэри Грант, Лоренс Оливье, Джоан Фонтейн и Марлен Дитрих. Если она получит эту роль, то будет сниматься с Рэем Милландом и Робертом Каммингсом.

– Если вы пытаетесь напугать меня, мистер Хичкок, – проговорила Грейс, выпрямляя спину, – то моя работа, в которой нужно принимать вызов, воплощая всевозможные сценарии и сцены, ничуть меня не пугает.

Явно удивленный ее отвагой, Хичкок поднял брови и кивнул с… что это было – одобрение?

– Тогда начнем. Рэй! – И потом, гляди ей прямо в глаза, сказал: – И, пожалуйста, зовите меня Хич.

Грейс возблагодарила Бога, что ей не предложили делать пробу сцены убийства, которую ей только что описали. Хич попросил ее и Рэя Милланда сыграть в наполовину обставленном мебелью павильоне первую сцену фильма, а потом предложил прочесть ту часть роли, где она тайком разговаривает по телефону с любовником. Роберта Камминга, чтобы подавать ответные реплики, в студии не было, поэтому Грейс приходилось проговаривать их в голове в том темпе, который казался ей правильным, и лишь потом произносить свои.

Второй неожиданностью после парадоксальной личности режиссера для Грейс стал электрический разряд, пробежавший между нею и Рэем Милландом, когда они пожали друг другу руки. У Рэя были черные волосы и длинные острые черты лица. Он необычайно изящно управлялся со своим высоким телом. В серых фланелевых брюках и накрахмаленной белой рубашке с короткими рукавами, с роскошным баритоном и британским произношением, Рэй казался идеальным воплощением любезного английского джентльмена. Он был на два десятка лет старше Грейс, но вовсе не выглядел на свой возраст, потому что явно заботился о здоровье и внешности.

Ей сразу стало ясно, что Хичкок заметил их взаимное притяжение: он бросил на них недвусмысленный понимающий взгляд вроде тех, которыми взрослые смотрят на ворующих печенье детей, как бы обещая: «Я никому не скажу». Но, как напомнила себе Грейс, Рэй, к сожалению, был уже довольно давно женат на женщине по имени Мюриэль Вебер. Это был один из самых долгих браков в кинематографических кругах, а у Грейс не было намерения играть такими вещами. Ей просто хотелось бы не ловить на себе этих его оценивающих взглядов, которые согревали ей руки, и шею, и то место ниже пупка, безошибочно передающее в ее самую сокровенную суть сигналы о том, что она хочет кого-то, того, кто тоже хочет ее.

Прилетев обратно в Нью-Йорк, Грейс осознала, что гнала от себя мысли о Рэе на протяжении всего рейса.

Когда в конце июля она вернулась в Голливуд, чтобы приступить к съемкам, стало ясно, что он тоже о ней думал. Спустя всего три наполненных мучительного влечения дня на съемочной площадке он пригласил ее выпить и сказал, что у них с Мюриэль есть «договоренность».

Грейс сидела, скрестив ноги, на круглом барном стуле в «Формозе», не спеша попивая белое вино, а Рэй прислонился рядом с ней к стойке со стаканом скотча в руке, и серебряная пряжка его черного кожаного ремня была всего в нескольких миллиметрах от ее коленей.

– Договоренность? – сглотнула Грейс, чувствуя, как пересохло в горле. – Должна сказать, теперь я почувствовала себя чем-то вроде зарубки на столбике кровати. – Вот бы еще от этого ее перестало тянуть к Рэю!

Он наклонился к ней, и пряжка прижалась к коленной чашечке:

– Я люблю свою жену, Грейс. И наших детей, и жизнь, которую мы вместе создали. Так что я нечасто прибегаю к этой договоренности. Только когда чувствую, что оно того стоит.

Он был так близко! От него пахло табаком, мятой и каким-то пряным одеколоном, который она не могла распознать. Грейс не хотела никого так сильно со времен Африки, когда ее преследовал образ Гейбла. И, как и тогда, она понимала, что в этом случае возможен лишь кратковременный роман, который не приблизит ее к тому, что есть у Пегги. Она мечтала о семейной жизни все время, когда не мечтала о ролях на Бродвее. Но и театры, и кирпичный дом с широким газоном на миллион миль отстояли от «Формозы» и этого мужчины, физическая близость которого заставляла ее забыть себя от вожделения. Ей не было дела до всего этого, когда рядом стоял Рэй Милланд, и потому она отвела его в свой номер в «Шато Мармон», где, по счастью, им ничто не грозило.

То, что она делила постель с исполнителем главной роли, стало ее волшебной тайной, о которой хорошо было подумать в минуты покоя. Гладкие, нежные руки Милланда оказались откровением, уничтожившим застарелую ностальгию по грубым прикосновениям Джина. Она была совершенно уверена, что никто больше не знает об их свиданиях, но не сомневалась, что уж Хичу-то наверняка все известно. По счастью, он, кажется, тоже твердо намеревался хранить этот секрет.

– Бог мой, он был таким сексапильным! Мне хотелось, чтобы он хотя бы посмотрел в мою сторону, но он вечно был весь в делах, – сказала о Рэе Миллан-де Рита Гэм, когда они сидели в ее маленьком внутреннем дворике и ели тосты с помидорами.

Стоял воскресный день, и Рэй был дома, с женой и детьми. Грейс познакомилась с Ритой этом летом, на вечеринке, и они сразу нашли общий язык. Рита работала с Рэем в прошлом году на съемках фильма «Вор», и Грейс с облегчением поняла, что его «договоренность» не распространялась на Гэм, хотя и на экране, и вне его та была куда более пылкой и порывистой, чем Грейс Келли. И пусть Грейс знала, что Ритин брак с Сидни Люметом, молодым режиссером и знатоком сцены, получился не очень счастливым, она все же не думала, что приятельница изменяет мужу.

– Он и есть сексапильный, – согласилась Грейс, скрывая свою тайну даже от Риты.

Не годится кому-то ее выдавать. В конце концов, они с Ритой подружились совсем недавно, а ей, Грейс, всегда нужно время, чтобы понять, кому можно доверять, а кому нет.

– Ты что, покраснела? – широко раскрыв глаза, с игривым любопытством спросила Рита.

«Ох, нет!» Похоже, когда дело касается Рэя Мил-ланда, ей не стоит доверять собственному телу.

– Может быть, – признала Грейс, отпивая глоток воды, просто чтобы что-то делать.

– Ну, если кто-то и в состоянии о себе позаботиться, то это ты, – сказала Рита, вставая, чтобы налить себе еще стакан холодного белого вина. – Понимаешь? Ты даже почти не пьешь.

– Мне нравится полностью владеть собой, – ответила Грейс. – И просыпаться по утрам свеженькой.

Ей вспомнились времена Джина, когда она за компанию с ним пила больше, чем сейчас, и жалела об этом каждое утро. Даже когда у нее не бывало настоящего похмелья, она просто чувствовала себя туповатой и вялой.

– Вот видишь? Именно это я и имею в виду, – проговорила Рита. – Немногие девушки нашего возраста способны вывезти подобную связь. Посмотри хоть на бедную Мэрилин, а ведь она старше.

– Мне не показалось, что ее проблема именно в вине, – сказала Грейс.

Она встречалась со знаменитой блондинкой лишь дважды, на вечеринках, в частности у Джея и Джуди в Нью-Йорке, где было совсем немного народу. В Мэрилин проглядывало что-то бесконечно милое, словно в спасенном котенке, которого нужно то и дело гладить. Она в прямом смысле свернулась калачиком на диване рядом с Джуди, скинув обувь, и все мужчины в комнате жадно внимали ее рассказу о Бетт Дэвис и съемках фильма «Все для Евы». Но сильнее всего Грейс потрясло, что Мэрилин постоянно извинялась за все, начиная с того, что она устала, и кончая необходимостью воспользоваться туалетом. Мало того, она просила прощения за свою роль в фильме «Как выйти замуж за миллионера», который только должен был появиться в этом году, но уже вызвал феноменальный ажиотаж.

Грейс очень радовало, что в Академии ее заставили избавиться от привычки оправдываться. Ей было любопытно, учили ли Мэрилин тому же в «Актерской лаборатории», где та брала уроки. Возможно, учили, но побороть старую привычку она не смогла. Или – и Грейс казалось, что это предположение ближе к истине, – рассыпалась в извинениях для того, чтобы привлечь к себе как можно больше внимания: они были частью образа Мэрилин.

– Мне кажется, она какая-то потерянная, – добавила Грейс.

Рита пожала плечами. Она не была сплетницей и этим еще больше нравилась Грейс. Вероятно, ей и можно сказать про Рэя Милланда, но точно не сегодня. А приятельница сменила тему:

– Так что ты решила насчет вечеринки у Элизабет?

Грейс вздохнула. Вечеринка у Элизабет Тейлор. То, что ее пригласили, было важным событием. Но голливудские вечеринки усложняли Грейс жизнь, потому что их устраивали постоянно. Все время где-нибудь проходила вечеринка – или целых пять. А поскольку дома и отели, где их устраивали, были разбросаны по довольно большой территории, чтобы попасть туда, приходилось потрудиться: привести себя в порядок, все просчитать, вызвать такси… Во всяком случае, таким образом поступало большинство. Грейс пила так мало, что могла бы и сама сесть за руль, но тогда возникали проблемы на парковке, где ее машину постоянно запирали другие, недостаточно трезвые водители, и выехать было невозможно – она уже пару раз попадала в такую ловушку.

И вот наконец вы на месте. Даже если там царит невыносимая скука, вежливость требует остаться хотя бы на несколько часов. Если вся компания желала куда-то передислоцироваться, снова возникали проблемы с машиной и с перемещением на новое место, сопровождаемые страхом, что в конечной точке маршрута вас подкараулят жуткие газетчики, жаждущие узнать, с кем вы проводите время. Все это изматывало. А народ еще удивлялся, почему она больше не выбирается на такие мероприятия! Провести ночь с любовником куда соблазнительнее.

– Я даже не знаю, – вздохнула Грейс, взъерошивая пальцами свои тонкие волосы, чтобы подчеркнуть, сколько возни с ними будет перед вечеринкой. Довольно много, к сожалению. – А ты?

– Мне нужна работа, так что я пойду, – ответила Рита. – И Сидни тоже собирается.

«Значит, это правда». Грейс стало любопытно, придут ли Рэй с Мюриэль, и если да, то значит ли это что-нибудь. Должно быть, у Тейлор большой дом. Во многих особняках Лос-Анджелеса легко заблудиться.

– Наверное, пересижу тут, – сказала Грейс.

Рита пожала плечами:

– Как хочешь. – А потом вздохнула: – Вот бы Сидни не захотел пойти.

– Он может пойти один, – заметила Грейс.

Рита посмотрела на нее взглядом, который означал «ах, если бы!», закатила глаза к небу и проговорила:

– Погоди, вот выйдешь замуж, Грейс… И неожиданно обнаружишь, как состоявшийся мужчина, за которого ты вроде бы выходила, превратится в мальчишку, нуждающегося не только в жене, но и в матери.

Грейс вернулась в номер отеля, долго принимала ванну, а йотом уселась с книжкой на кровать. Вскоре время подошло к полуночи, и она, зевая, выключила свет. Окажись она на вечеринке с Ритой, наверняка решала бы сейчас, остаться или уйти, ведь где-то, вероятно, уже началось более блестящее гульбище. Голливуд прекрасно может обойтись без нее. Он будет и дальше буйствовать, эйфорически хохоча в ночи, и эхо окрестных золотых холмов станет до бесконечности преумножать этот смех.

* * *

– Я надеялся увидеть тебя вчера у Лиз! – рыкнул утром ей на ухо Рэй Милландза столиком на съемочной площадке, где он пил кофе со слоеными язычками.

Грейс засмеялась, как никогда довольная тем, что ее глаза не обведены темными кругами, неизбежно появляющимися после вечеринок.

– Иногда я не прочь просто почитать, Рэй, – сказала она и положила на бумажную тарелку булочку с фруктовым джемом; – И вообще, если ты так сильно хотел меня увидеть, может, и к лучшему, что я не пришла.

– Мюриэль там не было, – отреагировал Милланд на намек.

– Но нас могли увидеть другие, – прошипела она и раздраженно отошла в сторону.

Ну почему бы ей не найти себе приятного неженатого мужчину и обходиться без всех этих ухищрений?

В тот день они снимали сцену перед попыткой убийства, когда герой Рэя, по фильму муж Грейс, звонит ей среди ночи, чтобы вытащить из постели и позволить персонажу Энтони Доусона, Чарльзу Суону, подкравшись, напасть на нее. Грейс много раз перечла эту сцену, и некоторые режиссерские ремарки ее тревожили. Она была рада, что как следует отдохнула, потому что смогла перед началом съемок собрать в кулак всю свою смелость и подойти к Хичу.

Терпеливо стоя рядом, пока он заканчивал разговор с одним из операторов, она раздражалась из-за перепалки с Рэем и нервничала в ожидании момента, когда можно будет изложить свои соображения Альфреду, чтоб его, Хичкоку. К собственному удивлению, она вдруг поняла, что решила поговорить о ремарках только после того, как Рэй стал капать ей на мозги насчет вечеринки. Просто Грейс была по горло сыта всеми этими мужчинами, которые не понимают элементарных вещей. А в фильме она надеялась изменить к лучшему один момент, поэтому и решила отказаться от своего обычного молчания.

Закончив с оператором, Хич повернулся к ней:

– Доброе утро, Грейс. Надеюсь, ты сегодня в порядке? Не очень утомилась?

– Если ты насчет вечеринки, Хич, то, наверное, обрадуешься, услышав, что я провела вчерашний вечер в постели с книгой.

– Рад? – причмокнул он. – Я очень разочарован этим.

– Хич, – поговорила она с притворным ужасом, – ты имеешь в виду, что предпочел бы, чтобы я болталась по всему Голливуду, а не отсыпалась перед работой над твоей картиной?

– Лишь потому, что мне приятно наблюдать, как ты болтаешься, дорогая моя, – ответил он с волчьей улыбкой, которая тем не менее почему-то наводила на мысли о добром дядюшке.

Такое удавалось одному только Хичу.

– Ну, ты вполне можешь это вообразить, иначе какой толк в фантазии?

– Хорошо сказано, Грейс, хорошо сказано.

Хоть признавать это было и неприятно, его редкие похвалы наполняли сердце Грейс гордостью. Ей нравилось слышать их, а еще нравилось, как он порой удивляется тому, что Грейс Келли, ссылаясь на детство в семье каменщика, начинает ругаться, словно работяга со стройплощадки. Грейс знала, что он ею заинтригован, и это было замечательно: значит, есть надежда, что ее идеи воспримут всерьез.

– Я хотела обсудить кое-что в сценарии, – сказала она со всем апломбом, на который только была способна.

– Да?

– Это насчет сцены, где меня разбудил телефонный ЗВОНОК:

– И?

– Ну, в сценарии говорится, что я должна встать и надеть халат.

– А ты предпочла бы разгуливать перед камерой в трусиках?

Этой дерзостью он пытался вывести ее из равновесия, но она не собиралась этого допускать.

– Конечно, нет.

– Да уж догадываюсь. Мне никогда бы не пришло в голову поставить даму, к тому же такую же католичку, как я, в столь компрометирующее положение.

Почему-то она в этом усомнилась, но не дала сбить себя с толку:

– Но ведь леди вроде Марго не станет спать в нижнем белье. И накидывать халат, чтобы пройти к телефону в другую комнату, тоже не станет. Ведь дело происходит среди ночи, и она считает, что одна в квартире, помнишь?

– И что же ты предлагаешь? – спросил Хич, в голос которого прокралась крошечная нотка нетерпения.

– Чтобы я спала в симпатичной и достаточно скромной ночной рубашке, а потом пошла в ней отвечать на звонок.

Хич решительно задрал нос, видимо, чтобы посмотреть на нее свысока, потому что даже в туфлях без каблуков она была почти с него ростом. Грейс заметила, что несколько членов съемочной группы осторожно поглядывают на них, и задалась – пожалуй, слишком поздно – вопросом, что случается с теми, кто пытается вмешаться в работу Хичкока. По тому напряжению, которое сгустилось в воздухе, она предположила, что ничем хорошим такие вещи обычно не заканчиваются. Однако режиссер, похоже, задумался над ее словами, поэтому она добавила:

– Просто твой фильм должен быть идеальным, Хич.

Не хочется, чтобы женщины в кинотеатрах удивлялись, почему Марго утруждает себя надеванием халата, ведь это отвлечет их от истории.

По-прежнему стоя с задранным носом, Хич выждал несколько секунд, выдержав идеальную паузу, которая сделала бы честь самому Сэнфорду Мейснеру.

– Ну… я определенно не хотел бы давать дамочкам, оторвавшим мужей от телевизоров и затащившим их в кино, повод пожалеть о своем выборе. Посмотрим, как эта сцена будет смотреться в твоем варианте, Грейс. Тут ведь, знаешь ли, придется еще и о расчете времени подумать. Нужно посмотреть, как долго длится сцена без застегивания халата.

Потом он развернулся на каблуках и двумя пальцами поманил оператора.

Грейс вздохнула и почувствовала, что у нее снова забилось сердце. Она это сделала.

После того как эстетика сцены была просчитана, а ее ритм отрегулирован, Хич больше не предлагал Грейс надеть халат, и сцену сняли. Грейс не помнила, когда в последний раз так гордилась собой. Весь оставшийся день она словно парила в облаках.

На следующую ночь, в постели, Рэй Милланд сказал ей:

– Знаешь, ты ведь устроила настоящий переворот. Хич никогда никого не слушает. Он либо действительно очень сильно тебя уважает, либо так же сильно хочет с тобой переспать.

Голова Грейс по-прежнему непринужденно лежала у него на груди, когда она проговорила:

– Меня возмущает и убеждение, что интимные отношения исключают уважение, и предположение, что он станет меня слушать, только если захочет со мной секса.

– Полегче, тигрица!

– Был бы ты женщиной, совсем по-другому воспринял бы собственные слова.

– Тогда хорошо, что я не женщина. – А потом Рэй в своей обычной возмутительной манере притянул Грейс к себе и поцеловал долгим глубоким поцелуем. – Я, к примеру, – выдохнул он, – не испытываю к тебе ничего, кроме уважения и безграничного желания в очередной раз вступить с тобой в интимную связь.

Грейс подумала, что сейчас самое время замолчать и получить удовольствие.