Текст книги "Жизнь в белых перчатках"
Автор книги: Керри Махер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)
– Одобряю, – сказал Джек, и Грейс, не раздумывая, вскочила с постели и бросилась ему на шею.
– Спасибо, папа!
Отец обнял ее в ответ:
– Я желаю тебе всяческого счастья, Грейси. Мы всей семьей тобой гордимся.
Его объятие было таким крепким и любящим, что по щеке Грейс скатилась слеза облегчения, которую она едва успела вытереть, прежде чем отец отстранился.
Глава 26
На следующей неделе произошло столько важных событий, что Грейс не покидало ощущение, будто она что-то упускает из виду, будто жизнь все быстрее от нее ускользает. Тот факт, что она систематически не высыпалась, только усугублял положение; каждый вечер она решала, что выкроит на сон не меньше девяти часов, но потом вдруг обнаруживала, что лежит в постели, прислушиваясь к тому, как внутри у нее раскачивается маятник чувств, переходя от ослепительного счастья к тошнотворному страху.
Лучше всего было в Нью-Йорке, куда Ренье с ней поехал. Ей предстояло брать уроки вокала для музыкального фильма с Бингом, и эта перспектива, тревожившая ее прежде, поблекла в сравнении с новыми заботами. Там, в любимом городе, Ренье наконец-то поцеловал ее перед дверью квартиры на Пятой авеню, и Грейс с радостью обнаружила, что он знает в этом толк, понимает, как гладить ее по щекам и спине, пока их губы соприкасаются. Они довольно долго целовались, но Грейс не пригласила его зайти, хотя ее тело буквально вибрировало от вожделения и исследовательской жажды.
Во второй вечер Ренье, пригласив ее на ужин в ресторан отеля «Уолдорф-Астория», где остановился, был нервным и рассеянным. А потом вроде бы рассердился, столкнувшись со знакомым врачом, который вместе со своей медсестрой напросился погулять с ними в Центральном парке. Грейс подозревала, что знает, отчего он не в настроении, – после разговора с отцом прошло уже два дня, и она даже начала гадать, когда же Ренье собирается задать ей главный вопрос (если он вообще намерен это сделать!).
Наконец на Парк-авеню он схватил Грейс за запястье и буквально прыгнул на проезжую часть перед запряженной лошадьми каретой, оставив врача вместе с медсестрой стоять на переходе и ждать зеленого света. Затем отвел ее в самую южную часть Центрального парка, подошел к ней вплотную, нежно взял ее руки в свои и проговорил:
– Дорогая Грейс, простите, что сегодня вечером из меня такой неважный спутник. Это только из-за того, что я ужасно нервничаю, потому что хочу попросить вас – самую умную, состоявшуюся и красивую женщину из всех, кого я встречал, – стать моей женой. Вы выйдете за меня, Грейс? Пожалуйста, скажите «да».
Он походил на ребенка, который просит у Сайты какую-то особенную игрушку, и любовь к нему взорвалась в сердце Грейс, будто фейерверк.
– Да, Ренье. Да! Я за вас выйду.
Тогда он поцеловал ее. Всего в третий раз с момента их знакомства. Почему-то оттого, что они целовались лишь несколько раз, их роман еще больше напоминал волшебную сказку, которую ей так не хотелось себе рассказывать: о ней, экранной «принцессе», встретившей князя из такой далекой и прекрасной страны, что их отношения будто разворачивались на страницах детской книжки. Невинность их любви словно делала эту сказку реальностью, и Грейс казалась самой себе обновленной, точно ее прошлое стало неважным. А может, его просто никогда и не было.
* * *
Из-за чувства, что их любовь будто стирает прошлое, требование пройти гинекологическое обследование стало для нее особенно неприятным.
– Тебе нечего бояться, – сказал Ренье на второй день их помолвки. – Это просто чтобы убедиться, что ты можешь иметь детей.
Грейс посмотрела вниз, на свои руки. На левой теперь было колечко с бриллиантами и рубинами, которое Ренье накануне надел ей на палец со словами:
– Настоящее кольцо пока еще не готово, прости. Но я надеюсь, тебе будет приятно поносить пока это, временное. Я так хотел сделать тебя своей, что не мог больше ждать ни дня.
Они сидели у нее в квартире, завтракали в столовой за сияющим и практически никогда не используемым обеденным столом, и Грейс теребила край своего жакета от Диора, мимолетно призадумавшись, удастся ли ей забрать этот стол с собой в Монако, – ведь она так долго колебалась и мучилась, прежде чем его выбрать. Однако более актуальные эмоции бурлили в ней, как горячая, пузырящаяся смесь в ведьмином котле. Какая-то ее часть возмущалась предстоящим осмотром, полагая его абсурдным, – ведь если Ренье любит ее и хочет на ней жениться, то не о чем больше и говорить. Сможет она иметь детей или нет, не имеет никакого значения. Но ведь Ренье как-никак был князем. Он совершенно четко дал ей понять, что правитель Монако должен произвести на свет наследника, чтобы княжество сохраняло свою независимость. Грейс была достаточно практичным человеком, чтобы понимать: брак для Ренье – не только веление сердца, но и важнейшее деловое предприятие, пусть даже ей это ужасно не по душе.
Говоря по правде, она куда сильнее гипотетического бесплодия (ведь, в конце концов, ее мать родила четверых, старшая сестра – двоих, да и Лизанна почти наверняка уже забеременела) боялась, что князю донесут о ее утраченном целомудрии. Грейс была практически уверена, что ему и так об этом известно, в точности как она знает о его многолетнем романе с Жизель Паскаль и о том, что он, соответственно, тоже не девственник. Но смириться с тем, что обо всем узнают вдобавок его врач и священник – и, вероятно, осудят ее, как когда-то осудил Олег? Нет, нужно как-то выяснить, важен ли в данном случае этот аспект.
– Ты уверен, что только это имеет значение? – спросила она Ренье. – Могу заверить, я совершенно здорова. – Ох, да скажи все как есть, пронеслось у нее в голове. Незачем начинать брак с обмана. – Просто я… – «Ради всего святого, да говори уже», – подумала она.
Ренье снисходительно улыбнулся, и Грейс поняла, что он рад видеть, как она старается быть честной.
– Я знаю, Грейс, – спокойно проговорил он. – И если уж говорить совсем начистоту, только рад. Мне нравится твоя независимость, не говоря уже о твоей прельстительности, и ты не обрела бы таких качеств, если бы всегда была пай-девочкой. Клянусь, врача интересует вовсе не это.
«Слава богу», – подумала Грейс, и ей почти сразу стало легче.
– Хорошо, – сказала она вслух.
Обследование как таковое мало чем отличалось от обычного ежегодного медосмотра с добавлением множества вопросов, касающихся репродуктивной истории семьи. На следующее утро, когда Грейс встретилась с Ренье и отцом Такером, никто из них осмотра не упомянул. Видимо, она соответствовала всем требованиям, потому что следующая карта, касающаяся деловой стороны будущего брака, была раскрыта почти немедленно. Отец кричал ей в трубку:
– Этот средиземноморский сукин сын хочет за тобой два миллиона долларов! Как будто моей дочери недостаточно, ему еще и приданое подавай. Силы небесные, вообще-то через несколько дней наступит тысяча девятьсот пятьдесят шестой год!
– Но, папа, – начала она, жалея, что Ренье не предупредил ее об этом пункте брачного контракта, хотя о необходимости подписать этот документ сообщить успел. Сегодня она должна была получить копию. Получается, у отца его копия уже на руках? Иначе откуда бы ему знать про приданое? – Папочка, не забывай, князь Ренье из европейского правящего дома, а у них там все не так, как у нас.
– И даже не спрашивай меня насчет твоей матери, – гнул свое отец. – Она вне себя из-за того, что свадьбу нельзя устроить в Филадельфии.
Что ж, по крайней мере, к этому Грейс была готова. Перед тем как уехать в Нью-Йорк, она даже поднимала эту тему в разговоре с матерью, но та от возбуждения предстоящей помолвкой, кажется, не услышала ни слова.
– Папочка, чтобы все получилось, нам всем придется пойти на какие-то компромиссы…
– Два миллиона долларов – это не компромисс, Грейс! Это грабеж средь бела дня. Ты вообще уверена, что у этого парня есть хоть какие-то свои деньги? На что ему наши два миллиона?
Это было уже слишком. Грейс умудрилась быстро свернуть разговор, сославшись на репетицию «Высшего общества». Идти туда действительно нужно было, но больше всего на свете ей сейчас хотелось свернуться калачиком под одеялом и расплакаться. Или уснуть. Это ведь всего лишь деньги. Что они могут значить по сравнению с целой жизнью с мужчиной, который сделает ее счастливой? Когда ей в следующий раз представится такая возможность и представится ли вообще? Этой пришлось ждать так долго…
Но у нее не было времени предаваться горю. Грейс надела свои зимние перчатки и немного утешилась от вида собственных рук, обтянутых коричневой кожей, и проступавшего из-под нее временного помолвочного кольца. Она по-прежнему была самой собой.
В перерыве между уроками пения она позвонила Мари, которая, по счастью, могла встретиться с ней за обедом. Пребывая в эйфории, Грейс уже позвонила нескольким самым близким подружкам и сообщила им о помолвке, но теперь с одной из них следовало хорошенько побеседовать. И сегодня, когда Грейс в любой момент могла расплакаться, ей был нужен кто-то, кому можно признаться в страхах и разочарованиях относительно медосмотра и брачного контракта и рассказать, как повел себя отец, узнав о приданом. Они договорились встретиться у Грейс дома, потому что ей было не вынести даже мысли о назойливых репортерах, которые станут за ней охотиться. Она заказала еду в близлежащем китайском ресторане, открыла бутылку вина, а когда Мари пришла, крепко обняла ее.
– Как поживает будущая княгиня? – спросила старинная подруга. – Со времен «Барбизона» ты проделала такой долгий путь!
– Я скучаю по тем временам, – ответила Грейс, пусть и не совсем правдиво. Она скучала скорее по ощущению из тех деньков – ощущению, что все возможно, что она молода и впереди у нее куча времени.
– С тобой все в порядке, Грейс? – спросила Мари озабоченным голосом.
Зачем она вообще позвонила подруге? Неужели чтобы действительно признаться в своих страхах и удрученности? Эти чувства затопили ее и, как бурные воды, плескались внутри, грозя накрыть с головой. Если открыть шлюзы, станет намного легче!
Грейс улыбнулась и сглотнула.
– Конечно, со мной все в порядке, – проговорила она. – Я просто вымоталась.
И, пока они пили вино и ели палочками лапшу с овощами и свинину с грибами, принялась забрасывать Мари вопросами, лишь бы избежать разговора о собственной жизни. Когда подруга о чем-то спрашивала, Грейс уклонялась от ответов. «Нравится ли родителям Ренье?» А разве он может не нравиться? «Ты еще не объявила о помолвке, а пресса уже на тебя набросилась. Я могу чем-то помочь?» О, это не самое страшное! «Ты счастлива?» Счастливее и быть не может.
Пока они ели, явился посыльный с большим конвертом, на котором красовался герб Ренье, и Грейс точно знала, что в нем. Отложив его, она закончила трапезу, хотя содержимое конверта все время будто насмехалось.
– Грейс, точно все в порядке? – спросила Мари.
«Ей можно обо всем рассказать, – подумала Грейс. – Наверное, она поймет. Но кто вообще способен понять моего отца? И то, каково, прах его побери, быть невестой князя?»
– Точно, – ответила она, нервно теребя шов по краю бледно-голубой льняной салфетки. – Прости, что отвлекаюсь.
Грейс знала, что Мари чувствует: под поверхностью ее слов скрывается еще одна правда. Едва заметно подняв бровь, подруга, кажется, соображала, что сказать.
– Если тебе нужна моя помощь, Грейс, я тут. И помогу с чем угодно.
– Спасибо, – ответила Грейс осипшим от чувств голосом. Она откашлялась и добавила: – Похоже, вдобавок ко всему у меня еще и сенная лихорадка.
– Береги себя, Грейс. Я серьезно. Поспи. Съешь яблоко. Позвони и другим подружкам.
– Постараюсь, – сказала Грейс, внезапно ощутив острое желание выставить чрезмерно заботливую гостью. Из-за Мари она чувствовала себя неловко. – На самом деле я бы, может, прилегла прямо сейчас.
– Отличная идея, – поддержала Мари, гладя ее по руке.
Однако, стоило той уйти, Грейс тут же открыла недавно доставленный пухлый конверт. Там был контракт. Пробежав по нему глазами, она быстро нашла раздел, против которого возражал отец, и стала просматривать дальше, ища упоминания о запрете на актерскую работу. Ничего такого не было, однако Грейс не могла вздохнуть с облегчением, потому что обнаружила другой ужасно неприятный сюрприз: если семья по каким-то причинам распадется, дети в любом случае останутся в Монако у Ренье, а ей придется отказаться от всех прав на них. Внутри снова поднялась буря.
Грейс закрыла глаза и стала медленно, размеренно дышать, наполняя грудь воздухом. А еще молилась, как не молилась с тех пор, когда была еще маленькой девочкой, которая верила, что Бог направляет каждый ее шаг на верную стезю. Теперь она знала, что переставляет ноги сама, но сейчас, в этот самый миг, ей нужна была вся помощь, которую только можно получить. В сознании рисовались картины с ней самой, Ренье и их детьми, золотистыми от солнца, липкими от рожков с мороженым, наслаждающимися той «беззаботной порой жизни», которой не было у них с Ренье и которой они обязательно хотели порадовать собственное потомство. Буря в груди немного унялась.
Вечером, перед тем как пойти ужинать с Ренье, она готовилась позвонить отцу, надев свои лучшие боевые доспехи – изумительное платье из зеленой парчи от Эдит, жемчужные бусы на шею, бриллиантовые серьги в уши и белые перчатки на руки. К этому времени отец должен был уже успеть пропустить порцию виски, а может, и не одну.
– Папа, – сказала она, сразу приступая к делу, – я сама выплачу приданое.
– Нет, – твердо сказал отец и через миг добавил: – Что скажут люди?
– Никто не узнает, – ответила она.
– У тебя действительно есть такая сумма?
Она упивалась бы звучавшим в его голосе удивлением, в котором было больше уважения, чем смущения, если бы опять не разозлилась. «Да, папочка, мама приучала меня к бережливости – не зря ж мне вечно приходилось донашивать вещи за Пегги, – пока ты внушал, что нужно быть лучшей всегда и во всем. И я слушала. Училась».
– Я в состоянии с этим разобраться, – произнесла она вслух и подумала: «Теперь ты будешь мною гордиться?»
На другом конце провода воцарилось молчание, лишь брякали льдинки о край стакана. Потом отец сглотнул, прокашлялся и сказал более мягким тоном:
– Так уж вышло, что мы с твоей матерью как раз говорили об этом, когда ты позвонила. Мы можем дать за тобой приданое, если Ренье согласится устроить свадьбу в Филадельфии.
Грейс чуть не засмеялась над той провинциальной манерой, в которой ее родители пытались вести переговоры. Свадьба не могла состояться нигде, кроме Монако, но Маргарет Келли, похоже, не понимала, что весь мир ждет венчания в далекой сказочной стране, которой Грейс скоро станет править вместе со своим мужем.
Родители, похоже, предали забвению тот факт, что это ее свадьба, а не их. «Хотя тут, пожалуй, удивляться нечему», – с горечью подумала она. Не сомневаясь в своей правоте, Грейс так же энергично, как обсуждала с Джеем «Эм Джи Эм», настаивала на том, что заплатит сама, только бы родители не вмешивались. К тому же в контракте было для нее кое-что поважнее места свадьбы, и она не собиралась растрачивать собственный капитал на то, что не порадует никого, кроме отца с матерью.
– Папа, место определено, – сказала Грейс настолько мягко, насколько позволили ее сжатые зубы. – Венчание должно состояться в Монако. Не позовешь ли маму?
В тот же миг мать сняла трубку у себя в спальне, но не приветствовала Грейс ни словечком, только громко фыркнула.
– Мама, только подумай, как это великолепно – венчаться в кафедральном соборе с видом на Средиземное море, среди картин и скульптур, которые старше, чем Колокол Свободы[27]27
Один из главных символов независимости США, расположенный в Филадельфии.
[Закрыть]. Это будет так эффектно, так оригинально, и ты будешь матерью невесты, самой значимой из всех присутствующих женщин. Подумай только, что скажут об этом важные дамы из загородного клуба!
Она затаила дыхание, ожидая ответа.
Некоторое время было тихо. Потом заговорил отец. Он запальчиво заявил:
– Грейс права, Маргарет. Я говорил тебе раньше то же самое.
Подумать только! Казалось, от одной только перспективы этой свадьбы весь мир перевернулся вверх тормашками.
– Хорошо, – сказала Маргарет, и Грейс знала, что губы матери поджаты. – Я понимаю, что осталась в меньшинстве.
– Спасибо за понимание, мамочка! – обрадовалась Грейс. – Нам с тобой нужно поскорее посмотреть весеннюю коллекцию платьев. Хочу, чтобы для каждого мероприятия у тебя был самый красивый наряд!
Она услышала, как мать повесила трубку, и на линии остались только они с отцом.
– Я не могу допустить, чтобы ты заплатила этому парню, – заявил он. – Это просто неправильно. Как и то, что он требует приданого.
Игнорируя доводы отца, которого явно было не переубедить, Грейс перешла к плану «Б».
– Как насчет того, чтобы мы оба внесли по миллиону? Я не знаю, сколько у тебя денег, но уж точно не хочу, чтобы вам с мамой пришлось ужаться на старости лет. Зато, если у тебя возникнет желание пожаловаться своим друзьям, ты всегда скажешь, что отдал мужу Грейс целое состояние, чтобы сбыть ее с рук.
Она надеялась, что теперь можно и пошутить немножко, даже скрестила средний и указательный пальцы на левой руке, пока правая крепко сжимала трубку. Оливер терпеливо сидел у ее ног и вилял хвостиком в надежде, что его скоро покормят.
– Это так ты заключила контракт с Дором? – спросил отец.
– Примерно так. Да, – ответила она, снимая перчатку и почесывая Оливера за ухом. Он лизнул ей запястье.
– Тогда ты в большей степени моя дочь, чем мне до сих пор казалось. Решено, Грейс. Надеюсь, он того стоит.
– Стоит, папа. Вот увидишь.
Одно дело сделано, на подходе второе.
* * *
С шампанским и устрицами было покончено, и теперь перед ними стояли бокалы с гранатово-красным вином, пока они ожидали праздничного жаркого. Грейс едва ли могла позволить себе хоть кусочек этого сытного блюда после многочисленных праздничных обедов, вечного недосыпа и недостатка физической активности – из-за репортеров пришлось отменить даже долгие прогулки на свежем воздухе. В разговоре возникла короткая пауза, и Грейс поняла, что сейчас самое время поднять интересующий ее вопрос.
– Мне сегодня принесли посылку, – сообщила она так непринужденно, как только смогла.
Ренье с извиняющимся видом улыбнулся ей:
– Мне так жаль, что нашему счастью мешает бессмысленная бумажная волокита.
«Да-да, та самая бессмысленная бумажная волокита, от которой зависит моя дальнейшая жизнь», – подумала Грейс, но вслух спокойно произнесла:
– Спасибо тебе, дорогой. Я согласна. Все это сводит с ума: Хочу, чтобы ты знал, что папа был не в восторге насчет приданого, но я помогла ему одуматься.
– Я знал, что у тебя получится, – сказал Ренье, и Грейс услышала облегчение в звуках его голоса. Ей удалось избавить его от множества неприятных споров, и она надеялась, что теперь наступил самый подходящий момент для ее просьбы. – И хочу, чтобы ты знала, – продолжил он, – что, если бы это зависело от меня, мы обошлись бы без всех этих мудреных мероприятий. Но таковы требования княжества.
Грейс кивнула.
– Я целиком и полностью понимаю, к тому же знаю, как упорно ты трудишься, чтобы осовременить Монако. – Она накрыла рукой его ладонь, и он немедленно сплел ее пальцы со своими. Жест был теплым и многообещающим.
– Такое счастье, что я тебя нашел, – улыбнулся он.
Она наклонилась, поцеловала его в щеку – и задержалась, тихонько, многозначительно дыша ему в ухо и чувствуя, как напрягается его тело. Потом, отстранившись, кокетливо пригубила вино и проговорила:
– Боюсь, мама до сих пор злится, что свадьба будет в Монако, а не в Филадельфии, но, подозреваю, это пройдет, когда мы с ней хорошенько побегаем по магазинам.
– Я тоже послал твоей матери небольшой сувенир, – поспешно вставил Ренье. – Она получит его сегодня, и, надеюсь, это поможет ей меня простить.
– Уверена, так и будет, – проворковала Грейс. – Скорее всего, ей просто хочется чувствовать, что с ней считаются. Спасибо, что подумал об этом, Ренье.
– Еще я заметил, что твой отец ценит хороший виски, и поэтому послал ему ящик лучшего ирландского, а к нему – золотую фляжку. Хочется верить, он поймет, что пункт о приданом включили в контракт не потому, что я разорен.
Тут он улыбнулся, будто только что отпустил шутку, и Грейс хихикнула в ответ, но удивилась, что и отец, и Ренье рассуждают на тему приданого в одном ключе. Однако размышлять сейчас об этом было некогда, требовалось сосредоточиться. Пока что разговор шел как надо.
– Замечательно, – сказала она, перемещая ладонь на его предплечье. – Однако в посылке оказалось кое-что, о чем мне хотелось бы с тобой поговорить.
– Конечно, поговорим, – с видом щедрого дарителя согласился Ренье, сосредоточив на Грейс все свое внимание, как будто он в жизни не слышал ничего более важного.
– Но, боюсь, я не просто хочу задать вопрос, – проговорила Грейс, покусывая нижнюю губу и сложив руки на коленях. – Это насчет детей.
– Тема детей не обсуждается, – не зло, но твердо ответил он.
– Пожалуйста, попытайся посмотреть с моей точки зрения, Ренье. При нынешней формулировке, если ты умрешь, мне придется вместе с детьми остаться в Монако.
Он кивнул:
– Потому что ты станешь княгиней и будешь помогать нашему сыну править княжеством, пока он не достигнет совершеннолетия. А еще растить наших дочерей настоящими принцессами.
Грейс пришлось признать, что она не подумала о ситуации, в которой ей придется встать во главе Монако, если Ренье умрет раньше, чем их дитя повзрослеет достаточно, чтобы взять это на себя. Теперь, вместо того чтобы разозлиться или встревожиться, она испугалась. Ей не нужна была такая власть, она ее не хотела. Но в то же время не сомневалась, что сможет надеть княжескую мантию, если это поможет ее ребенку.
– Мне ужасно неприятно обсуждать такие вещи, – продолжила она, слегка меняя тактику. – Особейно неприятно потому, что я хочу лишь одного: чтобы мы оба были счастливы. Но я должна подумать и о себе. Я очень долго сама распоряжалась своей жизнью, и это включало и чтение контрактов. И, конечно, я думаю о тебе очень хорошо и верю, что у тебя нет намерения причинить мне вред. Но что, если… что, если ты захочешь меня оставить? Для меня станет еще большим оскорблением, если меня вышвырнут из твоего дома и вдобавок лишат детей. Умоляю тебя подумать об этом сейчас, пока наша любовь сильна.
Понять, о чем думает Ренье, было невозможно. Он по-прежнему внимательно слушал, но его лицо не выдавало никаких чувств, и это сильнее, чем все остальное в их необычном романе, заставило Грейс призадуматься.
Можно ли вообще выходить за человека, которого не знаешь вдоль и поперек?
«Конечно, можно», – немедленно ответила она себе. Как, должно быть, невероятно скучно идти к алтарю с человеком, успев изучить все его причуды и слабости! Куда волнующе быть в самом начале пути, когда впереди ждет множество замечательных открытий. Отец, например, был в очень большой степени человеком настроения, так же как Дон и Олег. А вот загадку Ренье еще только предстояло разгадать, и это воодушевляло Грейс.
– Ты действительно затронула важный вопрос, – наконец изрек Ренье. – И очень для меня тяжелый из-за того, в каком бедственном положении оказалась в конце концов моя собственная мать.
Грейс предвидела такую реакцию и очень надеялась, что все рассчитала правильно.
– Так что тут я с тобой согласен – до некоторой степени. Но что, если ты меня бросишь? Тогда ты фактически бросишь княжество, потому что оно, я и мои дети – это одно целое.
И снова из-за отсутствия монарших навыков она оказалась не готовой к вопросу, хотя, встав на позицию Ренье, вполне могла его понять. Ей захотелось поспорить, сказать, что он и его государство – это не одно и то же, но было ясно, что дело тут в точке зрения. Для нее, американской девушки, родившейся и выросшей в Городе братской любви[28]28
Так переводится с греческого название «Филадельфия».
[Закрыть], где в свое время была подписана Декларация независимости от монархии, князь Ренье не был единым целым с Монако. Он был мужчиной, который ее любит и которого любит она. Однако сам он, воспитанный в традициях воинов и вероломных похитителей корон, наверняка считал, что князь – это и есть княжество.
Ренье продолжил:
– Но мне понятно, что это две разные вещи – если я вознамерюсь от тебя уйти и если ты вознамеришься бросить Монако. Поэтому, – решительно кивнул он, – я попрошу своего юриста изменить пункт относительно детей. Если княгиня захочет развестись и, следовательно, покинуть Монако, она также откажется от детей. Но если брак распадется по каким-то иным причинам, у тебя останется право общаться с детьми.
Грейс, готовая даже к тому, что жених вообще не пойдет ей навстречу, понимала, что это наилучший исход разговора. Поэтому она поцеловала его в щеку со словами:
– Очень благодарна тебе, дорогой, за то, что прислушался ко мне.
А потом сменила тему разговора.
Сегодня вечером Грейс собиралась устроить Ренье еще одну проверку, причем так, чтобы он точно не догадался, что его проверяют. Для себя она решила, что, если Ренье не выдержит испытания, помолвку можно будет и отменить. Зачем выходить за человека, который обладает властью забрать у жены детей, но при этом не способен доставить ей, Грейс, удовольствие и не желает нарушить ради нее ни одного правила? Это решение и обещание, которое она себе дала, наполнили ее ощущением собственного могущества.
– Поедем сегодня вечером ко мне, – мурлыкнула Грейс в ухо Ренье, когда они сидели в такси, застрявшем в пробке по пути к Карнеги-холлу, откуда валом валил народ.
Казалось, с тех пор, как Грейс каждое утро ездила сюда на занятия в Академию, прошла целая жизнь. Она положила руку ему на колено, потом сдвинула ее так высоко, как только осмелилась, и почувствовала, как он неловко заерзал на сиденье.
– Мы не должны… – был ответ, но голос Ренье осип от вожделения, и Грейс поняла, что он рассматривает подобную возможность.
– Мы ведь скоро поженимся, – прошептала она, очень нежно покусывая его за ухо. – Если только ты не против надеть…
Он прервал ее жадным поцелуем в губы, страстность которого застала ее совершенно врасплох. Вскоре они уже лежали в ее кровати на Пятой авеню, их вечерние наряды были разбросаны на всем пути от входной двери до спальни, и Ренье с честью прошел тайное испытание Грейс. Его любовь оказалась чудесной смесью грубости и нежности, а тело – крепким и сильным. Он упивался ее длинными ногами, обхватывал ладонями маленькие груди так, словно ему больше ничего не надо в этой жизни.
Есть ли вообще вероятность, что она когда-нибудь оставит этого человека? Этого образованного, остроумного, заботливого мужчину, который к тому же стал ей великолепным любовником. Она засыпала, погружаясь в убаюкивающие грезы о Ренье и их замечательных детях, девочке и мальчике, которые пришли навестить ее во время съемок очередной картины Хичкока. Нет, лучше на бродвейскую репетицию. Тогда детям можно будет показать, как работают барабаны, при помощи которых движется занавес, – ребятишкам всегда такое нравится. Ее жизнь наконец-то станет полной.
