Текст книги "Том 21. Кто убил доктора Секса?"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

Глава 8

– Карен мертва?

Лицо Гаррета Сулливана приобрело нездоровый синевато-белый оттенок, когда он с трудом добрался до ближайшего стула и почти свалился на него.

– Она принимала ванну. – Я сам говорил с трудом. – Кто-то вошел туда и выстрелил ей в затылок с близкого расстояния из крупнокалиберного ружья. Ее мозг был разбрызган по всей стене.

– Бедная Карен! – пробормотал он. – Но почему? Я хочу сказать, кто мог пожелать…

– Ее напарник, – заявил я. – Тот, кто забрал все эти магнитные ленты, а затем убедил ее написать шантажирующие письма. Когда я разговаривал с вами раньше, я считал, что записки писала сама Карен, о чем я вам и сказал. Но я умолчал о том, что с самого начала предполагал, что у нее был партнер. Я говорил то же самое еще кое-кому. Это был своего рода тест, Сулливан. Один из троих должен был быть ее партнером по шантажу, он-то и успел добраться до Карен прежде меня. Признаться, у меня и в мыслях не было, что он ее убьет.

– Вы думаете, что ее партнером был я? – Он тоскливо посмотрел на меня. – Думаете, что я ее убил?

– Лучше скажите мне, док, где вы были после того, как я позвонил вам? – вкрадчиво спросил я.

– Здесь. – Он заморгал. – Нет, у меня нету алиби. Я был тут один. После вас ко мне никто не заходил и не звонил.

– Это делает вас очевидным подозреваемым! – бросил я. – У меня имеется свидетель, который слышал все, что я вам сообщил по телефону. К тому же вы были на той охоте с Рейнером, когда его убили точно таким же образом, каким сегодня была убита его жена.

– Я могу поклясться, что смерть Германа была несчастным случаем, – заговорил Сулливан хриплым голосом. – И я клянусь, что не убивал Карен. Я не выходил вечером из квартиры, Холман, и это чистая правда.

– Карен сказала мне, что в офис никто не входил после того, как она вернулась с похорон и решила навести там порядок, – заговорил я. – Сказала, что имелись всего две связки ключей: одна хранилась в доме, вторую вы ей вернули со всеми остальными личными вещами ее убитого мужа.

– Все верно, – согласился он, медленно кивая, – но…

– Так что ничто не могло помешать вам сначала воспользоваться ключами, войти в его офис и забрать ленты, а потом уж вернуть ключи Карен.

– Я этого не делал! – Сулливан выпрямился, глаза его широко раскрылись. – Это же безумие, Холман! Чего ради я стал бы воровать – ну какой мотив мог быть у меня для того, чтобы шантажировать этих людей?

– Я не знаю, – хмыкнул я. – Именно это мешает мне незамедлительно вызвать полицию и сдать ей вас.

Но возможно, я все же поступлю именно таким образом, Сулливан, если не смогу добиться от вас какой-то правды.

– Правды? – Он облизал пересохшие губы. – О чем?

– Доктор Секс – Герман Рейнер, – сказал я. – Вчера вечером я прослушал кусочек такой ленты, где клиентка рассказывала ему про оргию во время уикэнда, в которой участвовало пять человек, включая ее саму. Рейнер все время требовал уточнений, заявил, что нужно назвать имена конкретных людей, мол, это ей почему-то поможет. Если вы специалист по психоанализу…

– Нет, – глухим голосом сказал Сулливан, – такие сведения не могут помочь ни при каком анализе. Вас это интересовало, не так ли?

– Если это правда…

– Разумеется, это правда! – Он обтер пот со лба тыльной стороной ладони. – Послушайте, Холман. То, что Карен рассказывала про него, было правдой. Герман Рейнер был человеком, болезненное любопытство которого удовлетворялось если не созерцанием, то хотя бы описанием эротических сцен. Но к тому времени, когда я это выяснил, у меня уже появился комплекс вины, потому что я переспал с его женой. Это случилось один-единственный раз, – быстро добавил он. – Я приехал к ним повидаться с ним, но его не оказалось дома. Карен приготовила мне выпивку, стала изливать душу о своих горестях и болезнях, и не успел я опомниться, как оказался у нее в постели! – Он попытался победно улыбнуться, но у него не получилось, потому что думал он совсем о другом. – Короче говоря, она меня соблазнила, – добавил он с горестным вздохом.

– Таким образом, у вас был этот комплекс вины к тому времени, когда вы обнаружили, что Рейнер был любителем эротических сцен, – сказал я. – А как вы это выяснили?

– Как? Однажды, когда я был у него в кабинете, – смущенно заговорил Сулливан, и на щеках у него выступили красные пятна, – он сказал мне, что у него есть нечто крайне занимательное и он хотел бы, чтобы я это послушал. Потом он поставил одну из лент. Полагаю, мне следовало бы его остановить, но…

– Но в каждом из нас имеется что-то от любителя эротики, в том числе и в вас? – пришел я ему на выручку.

– Ну, нечто в этом роде, – согласился он. – Я вам солгал, конечно же он никогда не консультировался со мной, но я подумал, что должен каким-то образом объяснить вам, откуда мне известно содержание этих записей.

– Он всё дал вам прослушать?

– Не знаю… – Он пожал плечами. – Полагаю, к тому времени он уже отобрал несколько самых… смачных… с записями исповедей четырех своих клиентов.

Я почувствовал, что у меня отвисла челюсть.

– Четырех?

– Ну да, четырех. Барбары Дун, Сюзанны Фабер, Харвея Маунтфорта и Эдгара Ларсена.

– Маунтфорта тоже? А что было на его ленте?

– Всякая грязь, как у них всех, – поморщился Сулливан. – Лично я считаю, что Рейнер редактировал свои трофеи, – выбирал наиболее сенсационные кусочки из исповедей каждого.

– В таком случае расскажите-ка мне про скабрезные признания Харвея Маунтфорта.

– Ну, описание времени, проводимого им с Сюзанной Фабер, когда он был женат на Барбаре Дун. У него было кое-какое оправдание, его жена была холодной и, как он сильно подозревал, имела лесбийскую связь со своей секретаршей.

– Он ничего не сообщил о его собственных взаимоотношениях с этой особой?

Сулливан нахмурился и задумался на несколько минут.

– Что-то не припоминаю. Хотя обождите минуточку. Он что-то сказал о том, что уже после развода сообразил, какую совершил колоссальную ошибку, что единственная женщина, которую он по-настоящему любил, была Барбара Дун. Но он не надеется уговорить ее вернуться к нему, поскольку ее секретарша находится при ней постоянно.

– Что-нибудь еще?

Он твердо покачал головой:

– Нет, я в этом уверен. Большая часть его ленты посвящена описанию его свиданий с Сюзанной Фабер, оргий по субботам и воскресеньям в ее доме, ну и тому подобным вещам.

– Ладно, – сказал я ему, – вы больше ничего не забыли мне рассказать про Рейнера?

– Нет, это все. – На лбу у него опять выступили капельки пота, и руки сильно дрожали, когда он их обтирал. – Что теперь будет, Холман?

– Убийство Карен Рейнер на моей совести, – сказал я, – я, можно сказать, подставил ее под удар. Не вызвал полицию, потому что теперь ей уже ничем не помочь, а копы только помешают мне отыскать ее убийцу.

– Если вы не против выслушать меня, Холман, – Сулливан неуверенно посмотрел на меня, на его лбу снова появились бусинки пота, – мне кажется, что вы не правы. Полицию надо поставить в известность, и немедленно. Вы во всем вините себя, а возможно, вы ни при чем.

– Я уже сказал вам, что подставил ее под удар, а то, что я не предвидел, что ее партнер поднимет на нее руку, не умаляет моей вины. И кроме того, вы не представляете, что я пережил, обнаружив ее. Это надо было видеть самому. Она лежала в ванне с размозженной головой. Тело у нее окаменело, оно было холоднее воды, в которой она находилась, и когда я…

– Постойте! – неожиданно выкрикнул он.

– Что такое?

К нему явно вернулась профессиональная уверенность, он почувствовал себя снова врачом, в этом не было никакого сомнения.

– Вы настолько упиваетесь собственными чувствами и переживаниями в связи с этой сценой, Холман, что игнорируете факты. – Теперь он говорил деловито-спокойным тоном. – В котором часу вы мне звонили? Около половины десятого?

– Примерно, но какое…

– А в котором часу вы обнаружили тело Карен?

– Приблизительно в полночь.

– И оно было холодным как лед, говорите вы? Вам показалось, что даже холоднее воды, в которой она лежала?

– Точно, но…

– Я имею все основания уверять, что Карен никогда не принимала холодных ванн, – заговорил он вкрадчивым голосом. – Температура тела начинает снижаться сразу же после смерти, но, если опустить тело в горячую воду, процесс замедляется. Однако, по вашему мнению, убийцу вынудило действовать ваше сообщение о том, что будто вы имеете сведения о том, что автором записок шантажирующего содержания является Карен. Мне вы об этом заявили в четверть десятого. А когда остальным двоим?

– Одному тогда же, потому что он присутствовал при моем телефонном разговоре с вами, – медленно произнес я, – третьему чуть позже.

– В таком случае, если один из этой троицы убил ее, это не могло быть сделано задолго до десяти, – продолжил он уже совершенно спокойно, – а тело Карен не могло стать на ощупь холодным как лед всего за пару часов, не так ли? Я даже сомневаюсь, что за два часа смогла бы полностью остыть вода в ванне!

– Вы имеете в виду, что Карен была мертва еще до того, как я позвонил вам из квартиры Ларсена? – пробормотал я.

– Я получил свой врачебный диплом задолго до того, как стал специализироваться на психиатрии, – сообщил он бодрым голосом. – Даю вам слово, Холман, что раз тело было холодным как лед, значит, Карен умерла не за два часа до этого, а гораздо раньше.

– Спасибо! – сказал я ему без особой радости. – Вы сняли меня с крючка.

– Надеюсь, что и себя тоже.

Его бледное лицо довольно скоро стало приобретать естественную окраску.

– А теперь не считаете ли вы, что лучше вызвать полицию?

– Пожалуй, но с этим можно подождать еще пару минут… Если Карен не была убита из-за моей неосмотрительности, то почему же ее убили?

– Разве не дело полиции в этом разобраться?

– Либо ее партнер перестал ей доверять, опасаясь, что она все разболтает, либо…

– Либо? – поторопил меня Сулливан через пяток секунд.

– …либо у нее вообще не было никакого партнера, – неожиданно сообразил я. – Возможно, ей было известно что-то такое, что могло установить личность шантажиста.

– Так почему же она вам об этом не сказала раньше?

Голос у него звучал слегка раздраженно, как будто он утомился от рассуждений со мной.

– Может быть, она сама не представляла, что знает шантажиста. Но зато этот человек опасался, что она сообразит?

– Я считаю, что вам нужно вызвать полицию, затем лечь в постель и проспать часов десять подряд. Вы не сможете логически рассуждать, пока не остынете в эмоциональном плане, Холман, можете мне поверить!

– Возможно, вы и правы, – неохотно согласился я.

– Я хочу, чтобы и вы, и полиция имели ясные головы, из чисто эгоистических соображений. Я до сих пор убежден, что Рейнер погиб случайно, это был самый настоящий несчастный случай. Но теперь, когда Карен убили аналогичным образом из такого же оружия, уже кажется, что и то был не несчастный случай, и я становлюсь подозреваемым номер один в обоих убийствах.

Я вернулся в дом в Бел-Эйр, чтобы вызвать полицию. Ничего не менялось оттого, что они не знали о том, что труп я обнаружил еще за час до этого, но зато я, умолчав об этом, избежал необходимости отвечать на массу каверзных вопросов. Мне казалось, что и без того их будет достаточно. В тот день Билл Карлин, мой приятель, дежурил. Возможно, это несколько упростит дело, возможно, и нет. Как только он пообещал мне прибыть через двадцать минут, я положил трубку и стал бесцельно бродить по дому.

Ванна притягивала меня, как магнит, и хотя не хотелось вновь увидеть тело Карен, я все же решил туда заглянуть, чтобы убедиться, что оно по-прежнему там и что мне все это не пригрезилось. Разумеется, оно было на месте, ничего не изменилось с того момента, когда я его увидел впервые. Ее голова по-прежнему покоилась на краю ванны, безжизненные глаза были широко раскрыты, и мне так и казалось, будто она ждет, чтобы кто-то ответил на ее вопрос. И тут я заметил кое-что, что я упустил из виду в прошлый раз, когда впервые взглянул на тело. Внутренняя поверхность ее бедра была усеяна множеством следов от ожогов, как будто кто-то снова и снова прижимал к ее телу горящий конец сигареты.

Я все еще разглядывал эти зловещие следы, ясно говорящие о произведенной пытке, когда услышал, как официальные колеса зашуршали по гравию подъездной дорожки перед домом.

Объяснение с Биллом Карлином продолжалось два часа. Я сообщил ему все, что мне было известно, за исключением содержания магнитных лент, использованных для шантажа. Барбара Дун оставалась моей клиенткой, и я посчитал себя обязанным молчать про все эти сенсационные подробности как можно дольше. Карлин, который был гораздо больше лейтенантом, чем просто Биллом, в конце концов отпустил меня с миром, напутствовав обычными словами о том, что теперь это уже «забота криминальной полиции», так что мне следует держаться подальше. Домой я вернулся лишь к четырем часам, последовал совету доктора и сразу же лег спать. Я проспал без задних ног целых шесть часов, спал бы, наверное, и дольше, но меня разбудил телефон.

– Рик? Это Барбара Дун. – Голос ее звучал напряженно. – Мне необходимо вас видеть. Немедленно.

– Вас навестила полиция?

– Да, я знаю про то, что миссис Рейнер убита! – нетерпеливо пробормотала она. – Но дело не в этом. Кое-что другое.

– Что именно?

– Я не могу говорить об этом по телефону… Пожалуйста, приезжайте сюда как можно скорее. Дело срочное. – И она повесила трубку.

Я приехал приблизительно через час. Дверь мне отворил Ларсен. Мне показалось, что он осунулся и позеленел. Он проводил меня в гостиную, как будто я был гробовщиком, явившимся с целью лицезреть дорогую ему усопшую.

Барбара Дун бросила на меня яростный взгляд, ее фиалковые глаза можно было охарактеризовать любым эпитетом, за исключением «ласковые». Она снова облачилась в черные брюки и свитер, будто собиралась заняться прокладкой новых дорог. По выражению ее лица я мог предположить, до чего ей не терпелось прогуляться туда-сюда по физиономии Холмана в туфельках на каблуках-гвоздиках!

– Черт побери, для чего я вас наняла?! – Это было сказано мне вместо приветствия. – Теперь уже вмешалась полиция, убита вдова Рейнера, и что же вы предприняли, чтобы этому помешать?

– Полиция не знает, что записано на ленте, – сказал я. – Единственное, что им известно, так это то, что ее использовали, чтобы вас шантажировать.

– Это просто восхитительно, не так ли?! – Ее тощее тело задрожало от ярости. – Они пока еще не знают, что записано на ленте. Но зато это известно человеку, использующему ее для шантажа. И он будет и дальше заниматься этим, пока вы с идиотской ухмылкой на лице изнываете от безделья!

– Что еще случилось? – осторожно спросил я.

– Покажите ему, Эдгар!

Она повернулась ко мне спиной и принялась расхаживать взад и вперед по комнате широкими энергичными шагами.

– Вот, – сдержанно пояснил Ларсен, подавая мне листок бумаги, – было доставлено посыльным сегодня утром.

Я прочитал:

«Вы достаточно долго покрываете грязью экран. На следующей неделе объявите о своем уходе со сцены, иначе публикации на первой странице всех газет потребуют этого без вашего участия».

Я вернул записку Ларсену.

– Полиция это видела? – спросил я.

Барбара Дун моментально остановилась и повернулась ко мне, ее лицо превратилось в неподвижную маску.

– Не будьте болваном! Вы воображаете, мне хочется, чтобы они это видели и начали задавать разные неделикатные вопросы? Плохо уже то, что мне пришлось показать им первую записку.

– Пожалуй, нет, – вежливо пробормотал я.

– Ну? – Надо было видеть ее убийственный взгляд! – Ну и что вы намерены предпринять в этом отношении, великий специалист?

– Что-нибудь сделаю…

– И поторопитесь, – процедила она сквозь стиснутые зубы, – или же это будет последний ваш выход. Это я могу вам обещать с определенностью!

Я ухмыльнулся, подумав, что она переоценивает свои возможности, учитывая конъюнктуру, но решил не затрагивать эту тему, а просто спросил Ларсена:

– Вы тоже получили новую записку?

– Нет, – покачал он головой. – Только Бэбс.

– Это интересно…

– Просто потрясающе! – Она едва не задохнулась от ярости. – Выходит, теперь я являюсь единственным объектом внимания шантажиста? Что прикажете мне делать? Плясать от радости?

– Скажите, почему вы разошлись с Харвеем Маунтфортом? – спросил я ее.

Она с минуту смотрела на меня.

– Какая жестокость! Но какое отношение это…

– Подлинной причиной, явился тот факт, что вы уличили его в том, что он вас обманывает с Сюзанной Фабер?

Она на мгновение прикрыла глаза:

– Нечто в этом роде. Какая разница?

– Пока не уверен. Возможно, никакой…

Она вновь устало прикрыла глаза.

– «Возможно, никакой»! – Ей удалось очень точно воспроизвести мою интонацию. – Выведите его отсюда, Эдгар, прежде чем я окончательно взбешусь и придушу его собственными руками!..

Ларсен неуверенно шагнул ко мне, но сразу же остановился, заметив выражение моего лица.

– Может быть, вы оба поладите позднее, – пробормотал он неуверенно, – когда слегка остынете?

– Выброси его отсюда вон! – Голос Барбары поднялся на целую октаву. – Вон!

Я собрал воедино растерянные было остатки достоинства и медленно двинулся к двери, как будто я сам уже намеревался уходить. И тут она произнесла одно словцо, когда я был уже на пороге комнаты, от которого у меня в полном смысле слова волосы поднялись дыбом. Я никогда не воспринимал Барбару как леди, но нужно глубоко нырнуть в сточную канаву, чтобы выкопать употребленный ею шедевр и ввести его в активную лексику…

Дверь кабинета была уже полуоткрыта, поэтому я просто толкнул ее и вошел внутрь. Марсия Роббинс сидела за письменным столом, занимаясь какими-то бумагами. Она выглядела самым настоящим личным секретарем, прекрасно воспитанным и энергичным. Она была в белой блузке и черной юбке, причесана стильно, но без экстравагантности. Стекла ее очков блеснули, когда она подняла голову и бросила на меня какой-то весьма отчужденный взгляд.

– Вчера вечером всем своим видом вы показывали, как вы рады возвращению домой, – напомнил я ей. – Вы казались мечтой холостяка, когда уютно свернулись на ковре с интересной книжкой, а всеми своими округлостями выглядели такой счастливой и женственной, что буквально просились на обложку мужского журнала.

Она вспыхнула до корней волос:

– Вы отвратительная личность, Рик Холман!

– Вчера вечером я вообразил, что все это было проделано ради старины Харва. – Я неприятно улыбнулся. – Каким же наивным бываю я иногда!

– Если вам не доставляет удовольствия изводить меня, – прошептала она, – тогда переходите ближе к делу.

– Все дело в том, что вы вовсе никого не ждали. Вы наслаждались нормальным вечером дома, верно?

Она медленно кивнула:

– Ну и что в этом такого?

– Лишь позднее до меня дошло. Когда я сообразил, что вы просто с удовольствием отдыхали в домашней обстановке, а не ожидали, когда старина Харв с грохотом ввалится в комнату, я понял, чей это дом.

– Я ничего не понимаю! – проговорила она как бы безразлично, но при этом старательно смотрела в сторону.

– Мне нужно все разложить по полочкам? – неохотно спросил я. – Сказать, что связь между вами и Барбарой Дун, начавшаяся еще когда вы с ней развлекались летом в Коннектикуте, никогда так и не прекращалась? Что продолжающееся «родство душ и тел» явилось действительной причиной развода между ней и Маунтфортом? Вы хотите, чтобы я продолжал?

– Нет… – Ее голос дрожал. – Пожалуйста, не надо.

– Хорошо, – с облегчением произнес я. – Тогда поговорим о старине Харве. Он был одним из пациентов Рейнера. Его исповедь записали на ленте, как и всех остальных. И тоже шантажировали. Разве не из-за этого он приходил к вам? Почему он вваливался в это французское окно? Вовсе не для каких-то физических действий, так как такого рода связь между вами невозможна, а потому, что в известной степени вы или ограждали его от шантажиста, или же пытались оградить!

– Да. – Она глубоко вздохнула. – Для Харвея главное – его карьера. После развода он сообразил, что совершил величайшую ошибку, потому что, раз он больше не был интимно связан с Барбарой, его успехи быстро пошли под гору. И Харвей решил, что самое разумное – вновь с ней сойтись. – Насмешливая улыбка искривила ее губы. – Забавная ситуация, не правда ли, мистер Холман? Он явился ко мне за помощью. Он говорил, что это будет лишь формальный брак, он не будет затрагивать моих взаимоотношений с Бэбс вообще. Но это обеспечило бы ему защиту, послужило бы надежным щитом против всяких инсинуаций и полупрозрачных намеков. И это было отнюдь не лишено смысла!

Она сняла свои очки и стала механически их протирать маленьким шелковым платочком, ее близорукие голубые глаза наверняка едва различали меня.

– Затем начался шантаж, – печально произнесла она. – Бэбс получила кусочек ленты, указывающий на начало наших взаимоотношений. Харвей – кусочек, который напоминал ему, как он подробно обсуждал эти взаимоотношения с доктором Рейнером и считал их причиной неудачи его женитьбы. В его записке от шантажиста было сказано, чтобы он оставил все надежды вновь жениться на Бэбс и в наказание за мерзкое поведение на уик-эндах Сюзанны Фабер женился на мне. – Она рассмеялась неприятным смехом. – Потому что, видите ли, женившись на мне, он прервет противоестественную связь, существующую между мной и Бэбс, поскольку ей будет в точности сообщено все, что он в свое время высказывал об их браке.

– Поэтому он прибежал к единственному другу, который у него был в данной ситуации, к вам, – подсказал я.

Марсия кивнула:

– Я велела ему держаться в стороне. Никому ничего не говорить о полученной им записке. Я почти не сомневалась, кто был этот шантажист, и если бы у меня была возможность разоблачить его перед Бэбс, все было бы кончено до того, как он был вынужден что-то предпринять.

– Вы считали шантажистом Ларсена?

– Ох уж этот дорогой Эдгар…

От ее улыбки у меня прошла дрожь по спине.

– Его всегда так тревожили мои взаимоотношения с Бэбс! Он постоянно волновался, что в один прекрасный день она рассчитает его и сделает меня своим менеджером.

– Полагаю, обстановка осложнилась, когда она наняла меня?

– По его настоянию, обратите внимание! – Она снова надела очки, и стекла блеснули, очевидно понукаемые ее яростью. – Да, весьма осложнилась.

– Надо думать, по этой причине вы позвонили Барбаре Дун, представились Сюзанной Фабер и сообщили ей, что магнитные ленты находятся у меня и я пытаюсь использовать их для вымогательства?

– Я была уверена в том, что Ларсену придется притвориться, что он и ее намерен шантажировать, – заявила она без тени смущения, – как он притворялся, будто шантажируют его. А у Сюзанны всегда про запас имелся какой-нибудь верзила с железными мускулами. Я подумала, что, если он вас хорошенько изобьет, это может навсегда отбить у вас охоту мешаться в подобные дела. – Марсия вздохнула с непритворным сожалением. – Однако из этого ничего не получилось, не так ли?

– Скорее, едва не получилось, – буркнул я, вспоминая события в ванной. – Вы даже не представляете, как бы я хотел, чтобы все получилось!

Она безмятежно улыбалась, не испытывая ни малейших угрызений совести.

– В вас сосредоточилось все, что я ненавижу в мужчинах, мистер Холман.

– Ну что же, надо признать, что вы сделали все, чтобы решить вопрос по-своему, Марсия, – с уважением заметил я. – Ставлю вам высший балл за прилежание. И могу добавить, что созерцание вашей голой спины доставило мне вчера большое удовольствие.

Она оскалила зубы и зарычала, как разъяренная кошка, и это в некоторой степени я воспринял как компенсацию за ту трепку, которую я получил по ее милости от Лероя.

– Есть еще одна мелочь, – пробормотал я, поворачивая к выходу.

– Какая же? – Ее голос звучал совершенно равнодушно.

– Вы ошибаетесь в отношении Ларсена.

– Ошибаюсь? – Она посмотрела на меня почти с паническим выражением. – Что вы имеете в виду? Я не могу ошибаться. Конечно, именно Эдгар…

– Ошибаетесь! – повторил я злорадно. – В тот момент, когда миссис Рейнер убивали вчера вечером, я находился вместе с Эдгаром в его собственной гостиной и звонил по телефону.