Текст книги "Том 21. Кто убил доктора Секса?"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

– Что? – переспросил я.

– Делали грязную работу. Например, убили Терри Вуда, потому что старику потребовалось убрать его с дороги, а мокруху пришить мне.

Вот опять, с тревогой отметила частичка моего сознания. Та же манера, что вчера у Монахана. Даже не любительство, а старомодное представление о крутизне и устаревшие клише, заимствованные из диалогов ночных фильмов по телевидению.

– Неправда, – отрицал я. – Но вы ведь все равно не поверите.

Монахан нетерпеливо хохотнул.

– Можно тут стоять до скончания века, слушая это дерьмо, Майкл!

– Тогда пойдем в гостиную и выпьем? – предложил я.

Линдерман неуверенно нахмурился.

– Без шуток, Холман. Нам нужен только предлог!

– Какие уж тут шутки, – устало сказал я. – Вам уже все ясно. Но может, я сумею убедить вас в обратном. Не совсем уверен, но постараюсь.

– За кого ты нас принимаешь? – выкрикнул Монахан. – По-твоему, мы идиоты?

– Убеди меня, что ты лично – нет! – огрызнулся я. – Скажи-ка, что я хотел и узнал от тебя.

– Имя Терри Вуда и его адрес.

– Зачем?

– Чтобы найти его и убить, вот зачем!

– Как вы узнали о смерти Вуда?

– Ну-ну! – нетерпеливо прорычал Линдерман. – Прочли в утренней газете.

– Должно быть, прозевали строку, где сказано, что, когда его нашли, он был мертв уже тридцать шесть часов?

Наступила длинная неловкая пауза, затем Монахан снова вскинулся:

– Это еще не доказывает, что ты его не убивал, Холман.

– Да, конечно, – презрительно заметил я. – Я убил его, а через пару дней решил выбить его имя и адрес из тебя и при этом не забыл назваться своим настоящим именем. – С беспечным видом я обратился к Линдерману: – Может, все-таки зайдем и выпьем?

Может, я и убедил Монахана, но по выражению лица Линдермана понял – нужно расстараться куда больше, чтобы заронить в него даже тень сомнения. Внезапно я почувствовал, что катастрофически старею, просто стоя рядом с этими парнями.

– Ладно, – буркнул Линдерман. – Но, как я предупредил, без шуток.

Когда мы вошли в гостиную, Монахан вскрикнул, схватил с крышки бара пустой пистолет и с ликующей ухмылкой оглянулся на меня.

– Потерял бдительность, Холман! Или рассчитывал успеть первым? – Он взглянул на пистолет, и его глаза расширились. – Это… это мой!

– Из него ты вчера прострелил картину, – кивнул я.

– Дай сюда, – коротко сказал Майкл.

– Он же мой, – возразил Монахан.

– Говорю, отдай! – В голосе Линдермана звучала ярость.

Лицо коротышки потемнело, однако в конце концов он нехотя протянул пистолет другу рукояткой вперед. Линдерман выхватил оружие из руки Монахана и спрятал в карман пиджака.

– Не собираешься представить меня своим друзьям, Рик? – вежливо спросил Тео Олтмен.

Друзья молча уставились на него, и через несколько секунд их пристальное разглядывание привело режиссера в замешательство. Тео заерзал в кресле, потом решил, что, возможно, будет лучше, если он встанет.

– Олтмен! – Слово прогремело как выстрел, потому что Линдерман почти выплюнул его.

– Неудобно как-то получается, – мягко сказал Тео. – Мы разве знакомы?

– Майкл! – Глаза Монахана вспыхнули. – Ты ошибался! Настоящий расклад в этой комнате, оба вместе, сразу, как на тарелочке! – Он почти истерически расхохотался.

– Заткнись! – Линдерман не сводил глаз с Олтмена с того самого момента, как его увидел. – Майкл Линдерман. Это мой друг, Шон Монахан.

– Рад, что мы наконец вернулись к началу, – едко заметил Тео. – Но разве мы уже встречались?

– Недооцениваете свою известность, – иронично произнес Линдерман. – Кто не знает блестящего кинорежиссера Тео Олтмена? Самого Бичевателя! Еще на пороге я услышал свист бича!

– Мы сто раз снимали эту сцену, и ты сто раз играл неправильно, так что будем снимать еще сто раз, пока не сыграешь, как надо! – дико захихикал Монахан.

Тео разглядывал их с озадаченным выражением лица. Я посочувствовал ему: он видел, что над ним смеются, но не понимал почему.

– Что будете пить? – спросил я, идя к стойке бара.

– Шотландское, – сказал Линдерман. – Оба. Мистеру Олтмену – мартини, восемь к одному, с привкусом лимона.

– Мистер Олтмен скрупулезен во всем, от спиртного до секса, – подавился смехом Монахан. – Человек, который заставляет жену полчаса мыться, прежде чем пустит в свою постель, поистине скрупулезен, правильно?

На лице режиссера появилось выражение загнанного зверя.

– Как вы узнали?.. – Он судорожно сглотнул. – Я хочу сказать, что это? Если шутка, может, посвятите в нее?

– Вот краткая версия, Тео, – объяснил я. – У Флер Фалез был роман всей жизни с Майклом. Она открывала ему сердце и душу, он задавал наводящие вопросы, а его друг Монахан в это время записывал все на магнитофон.

– Кто тебя просил? – хмуро обернулся ко мне Майкл.

– Кажется, только что прозвучали прямые цитаты с одной из лент, – продолжал я, игнорируя грубость Линдермана. – Послушай и посмейся, Тео. Ребята знают о твоей жизни с Флер все, до самой последней интимной детали.

– До самой последней встречи в Малибу, – тихо добавил Линдерман. – Сколько Терри Вуд просил за фотографии, Бичеватель? – Он стиснул зубы. – Просто хочется знать, во сколько он оценил свою жизнь!

Красные пятна вспыхнули на лице Олтмена, он посмотрел на меня.

– Вуд? Ты только что упоминал это имя, Рик! Я еще сказал, что даже не слышал о нем. Что за чертовщина здесь происходит? – Его рот на миг приоткрылся, и я понял, что сейчас он приходит к какому-то неизбежному идиотскому выводу. – Еще одна часть заговора!

Я не встречал этих двоих, а ты говоришь, что они знают все детали моих отношений с Флер! Чего вам надо? – Теперь его язык заработал вовсю. Тео просто давился словами и брызгал слюной. – Хотите довести меня до безумия?!

– В ту ночь Флер позвонила и назначила встречу на вершине скалы, – сказал Линдерман, все еще очень тихо. – Не отрицайте, Бичеватель, потому что звонил я.

– Он никуда не пошел, если бы сообщение якобы от Флер передал какой-то незнакомец, – возразил я.

– Правильно, – засмеялся Монахан.

Наконец до меня дошло.

– Вы отдали отцу не все записи, – сказал я Линдерману, – некоторые придержали?

– Лучшие, – бесстрастно отозвался он. – Те, что приятно послушать дождливым вечером. Особенно понравился рассказ о том, как Олтмен вставал на колени и просил отхлестать его кожаным ремнем, а когда она отказалась, он разрыдался!

Я увидел, что лицо режиссера приобретает ярко-фиолетовый цвет, и тут же вмешался.

– Вы вырезали из лент нужные слова и монтировали их! А потом позвонили и, как только он ответил, пустили смонтированную ленту, а потом повесили трубку.

– Жизнь скучна; захотелось взбодриться, – равнодушно произнес Майкл. – Добрая старая Флер пригодилась еще раз. Мы послали Терри на скалу, чтобы он спрятался в кустах и запечатлел трогательную сцену для потомства.

– А в последний момент позвонили Флер и предложили встретиться над обрывом?

– Эта баба перерезала бы горло ради меня, – самоуверенно заявил Линдерман. – Только попроси.

– Но ее падение со скалы немного осложнило ситуацию? – продолжал я.

– Когда Терри вернулся, то сказал, что пришла только женщина. Она потеряла равновесие и упала с обрыва. На единственном кадре только она – после того как ее вытащили. Блум предложил за него двести долларов, и, если бы я захотел, негатив был бы мой. Но я сказал, пусть продает.

– Терри, конечно, соврал, – сказал я. – Кто-то все же появился, и он сделал хорошие четкие снимки. Именно поэтому его и убили. Кто бы ни пришел в ту ночь к обрыву, ему не понравилась перспектива платить Терри Вуду всю оставшуюся жизнь.

– Не пытайся меня надуть, как моего старика, Холман! – с нажимом бросил Майкл. – Мы тебя поняли правильно! Только ошиблись в связях. Это не ты и старик, это ты и Бичеватель.

– Перед вашим появлением, – сказал Олтмен, изнемогая от старания выразиться как можно яснее, – я сказал Холману, что не пришел на скалу. Меня там не было, понимаете? Признаю, на миг был польщен, что после стольких лет Флер обратилась ко мне за помощью! Но позже задался вопросом: а стоит ли нам встречаться? И в конце концов решил не ходить. В любом случае у меня уже было назначено на этот вечер важное свидание, так что я просто сдержал слово.

– Напрасно стараешься! – ответил Линдерман.

– Непонятно? – Ярость снова овладела Олтменом, и вместе со словами опять полетели плевки. – В тот вечер я отправился на ужин в дом Майлса Беннета и оставался там до самого конца, до полуночи. Нас за столом было двенадцать человек. Если не верите, позвоните Майлсу и спросите его. Недостаточно Майлса, узнайте имена других гостей и позвоните им!

– Брось трепаться! – презрительно сказал Линдерман. – В полицию за убийство Терри мы тебя сдать не можем – у самих рыльце в пушку. Но еще кое на что способны, Бичеватель!

– Эй! Знаешь, Майкл? – Монахан даже охрип от волнения. – Может, он получит удовольствие? – Он дико захихикал, глядя на Олтмена. – Компенсацию за отказ Флер отлупить его кожаным ремнем, а?

Губы Тео тряслись, он незряче глянул на Линдермана.

– О чем это вы?

– Сравняем счет за Терри, – пояснил Линдерман. – Не трусь, Бичеватель! Ничего страшного! Всего каких-то пара месяцев в больнице и несколько швов.

– Слегка перекроим тебе лицо и часть внутренностей, – прокудахтал Монахан.

– Не смейте поднимать на меня руку! – зашипел Олтмен. – Предупреждаю, я вооружен! – Снова его правая рука отчаянно завозилась в кармане пиджака и показалась оттуда с пистолетом.

– Ах, вооружен? – коротко рассмеялся Линдерман. – Я тоже. – Майкл извлек из кармана оружие. – Мексиканская ничья! Только у тебя кишка тонка выстрелить, а мне запросто! – Он медленно наступал на Олтмена с нескрываемым презрением на лице.

– Не подходи, стреляю! – выкрикнул Олтмен, но дрожь невероятного ужаса в голосе лишила слова их действия.

– Нужно только нажать спуск! – подсказал Линдерман.

– Послушайте! – вмешался я. – Что это за балаган? Сцена из фильма категории «Б»? Если все на минуту успокоятся, то…

– Не лезь, Холман, – рявкнул Линдерман. – Или испробую этот пистолет на тебе.

– Не получится, – рявкнул в ответ я. – Он не…

Тут это и произошло. Линдерман оказался в пяти футах от режиссера, с точки зрения Олтмена – слишком близко. Тео издал свой дикий клекот, зажмурился, поднял пистолет и нажал спуск. Пуля разбила мраморную крышку моего лучшего стола и отскочила в стену. Звук выстрела ошеломил обоих. Это была трагедия ошибок, слишком скоротечная, чтобы даже попытаться ее остановить.

Тео открыл глаза и с облегчением увидел, что промахнулся. Линдерман, думая, что теперь он выстрелит снова, быстро прицелился в грудь Тео и нажал спуск. Щелчок пустого пистолета прозвучал как гром. По внезапному ужасу в глазах режиссера стало ясно – он понял, что спасен благодаря невероятной случайности, которая больше не повторится. Олтмен поднял пистолет на длину руки, направил на Линдермана, и на этот раз не закрыл глаза. Он жал на спуск, пока не кончились патроны. Пули рвали клочья из рубашки, выбрасывая розовые и красные облачка. Линдерман отступил на пару шагов и полуповернулся к Монахану. Ужас застыл в его глазах. По рубашке растекалось пятно крови. Затем он рухнул на пол.

– Нет, – захныкал Монахан. – Нет, нет, нет!

Бичеватель внезапно разразился истерическим плачем и отбросил пистолет. Я подумывал вылить на обоих ковш воды, но затем решил, что шесть унций чистого виски помогут больше. Понадобилось добрых десять минут и еще больше виски, чтобы Тео хоть немного пришел в себя. Тем временем я подошел и взглянул на Майкла Линдермана поближе. Тело было залито кровью, и она все еще текла и текла. Очевидно, Майкл умер раньше, чем коснулся пола.

Бледный, дрожащий Монахан все еще жался спиной к бару, но, похоже, его ум снова заработал.

– Я не хотел убивать! – Сжав лицо руками, Тео упал в кресло, и голос его напоминал тоненький плач заблудившегося в ночи ребенка. – Подумал, что в следующий раз его пистолет непременно выстрелит и…

– Знаю, Тео, – спокойно произнес я. – Мы оба тому свидетели.

– Правильно, – выдавил Монахан.

– Один я знал, что пистолет не заряжен, – сказал я. – Нужно было пораньше вмешаться.

– Все случилось так быстро, – жалобно простонал Монахан. – Сперва казалось шуткой, затем…

– Разумеется, – проскрипел я. – Но это случилось. Ничего не изменишь, и чем дольше я не вызываю полицию, тем труднее нам придется.

Олтмен поднял заплаканное лицо и дико взглянул на меня.

– Но ты же сказал, вы оба свидетели, что я не собирался убивать.

– Правильно, Тео. – Я подавил внезапное желание подойти и врезать ему между глаз. – Это самооборона. С ней проблем не будет. Нам нужно срочно придумать причину для полиции.

– Почему просто не сказать правду? – спросил Тео.

– Хочешь, чтобы записи о твоей интимной жизни с Флер стали доказательствами в суде и все их прослушали? – рявкнул я.

Он поежился:

– Нет!

– И я хочу быть замешанным не больше него, – торопливо сказал Монахан. – Догадываюсь, что и вы тоже, Холман.

– Возможно, подойдет такой вариант… – сказал я. – Между вами стояла кровь, Тео. Вражда из-за Флер, этого признания не избежать. Когда-то вы были на ней женаты и все еще любите ее. Линдерман недавно в нее влюбился и хотел жениться. Вы категорически возражали, посчитав, что он недостаточно хорош для нее из-за образа его жизни. – Я бросил взгляд на Шона. – Майкл имел собственный доход или полагался на старика?

– Он получал деньги из траста, который основал для него старик, когда Майклу исполнился двадцать один, – ответил Монахан. – Но старик все еще может отменить траст в любое время.

– Замечательно! – сказал я. – Тео, ты угрожал отправиться к его отцу и сообщить о развратной жизни сына, если тот не бросит идею жениться на Флер. Дошло до открытых угроз друг другу. Двое ваших друзей, я и Монахан, подумали, что ситуацию может разрешить личная встреча. Встречу назначили на сегодня, здесь, в моем доме. Первыми приехали Майкл и Монахан. Я заметил, как оттопырен его карман, и заставил отдать пистолет. Затем вынул патроны и положил пистолет на крышку бара. Ты появился позже. Спор перерос в ссору – вы оба кричали как сумасшедшие…

Потом Майкл решил тебя напугать. Он схватил пистолет, зная, что он не заряжен, и сказал, что застрелит тебя. Когда он нажал спуск, ты испугался, думая, что это только осечка, и следующим выстрелом он тебя убьет. Потом – и только потом! – ты выхватил собственный пистолет и выстрелил в него. Ты даже не знаешь, сколько выстрелов сделал. Охваченный страхом, ты хотел только одного – не дать себя убить.

– Звучит здорово! – заметил Монахан.

– Воняет! – честно признался я. – Но если мы втроем много раз будем повторять одно и то же, то избежим неприятностей. Доктор не допустит их к Флер даже на расстояние крика, а только она может подтвердить или опровергнуть наши объяснения. Полицейские им не поверят, но шансы, что они все-таки примут их, достаточно велики.

– Почему? – надтреснутым голосом спросил Тео.

– Потому что так намного проще, – рявкнул я на него. – Хочешь еще поплакать, Тео, тогда валяй! Когда придет полиция, настоящие слезы на твоем лице будут весьма кстати!

Глава 8

Я прислонился к стенке лифта и взглянул на часы. На них было двадцать пять десятого, и я не поверил своим глазам. Казалось, мы проторчали в полиции по крайней мере двенадцать часов. Тео оказался для нас ценным приобретением. На первый же вопрос лейтенанта он снова закатил истерику и обливался слезами, словно взбесившийся городской фонтан, чем произвел на детективов неизгладимое впечатление. К тому же он не забыл рассказать ту историю, о которой мы договорились, и придерживался ее последующие четыре раза, когда речь заходила об обстоятельствах гибели Майкла Линдермана. Монахан делал то же самое. Из принципа полицейские устроили мне дополнительную пару кругов и ушли. Лейтенант вежливо спросил меня, где найти мисс Фалез, и я сказал, а потом как бы невзначай добавил, что, возможно, ему предварительно лучше связаться с доктором Калпеппером. Он спросил почему и скис, когда я все в точности объяснил. Полицейские не купились на мой обман, но уже склонялись к мысли повозиться еще пару деньков, а затем отправить дело в архив с грифом «Закрыто» на обложке.

Двери лифта распахнулись, и я вошел в просторный офис на десятом этаже «Виндзор-Армс», где горела только одна затененная лампа, оставляя в глубокой тени большую его часть. Несколько мгновений я ждал, пока глаза привыкнут к темноте, затем увидел над одним из кожаных кресел ровную струйку дыма от сигары.

– Полагаю, вы знали, Холман, что я буду ждать здесь, пока не получу известий от вас! – произнес будто издалека голос. – Но вы могли позвонить мне и с дороги, мистер Холман.

– Ваш сын мертв, мистер Линдерман, – сказал я ему.

Казалось, от долгого молчания тени сгустились, но дымок сигары не шелохнулся. Я закурил сигарету, и чирканье спички прозвучало в тишине словно небольшой взрыв.

– Следовало прислушаться к сомнениям. – Голос звучал спокойно и все еще отрешенно. – Как умер мой сын, мистер Холман?

– Мучительно, – сказал я. – В него попало четыре или пять пуль. Он не ожидал такого исхода, до самого последнего мгновения так и не понял, что произошло.

– Его убили вы, мистер Холман?

– Нет. Произошел несчастный случай. Никто не хотел его убивать и меньше всего – тот, кто стрелял.

– Хотелось бы услышать подробности.

У отца есть право знать каждую деталь, подумалось мне, и я не скрыл ничего, а когда кончил рассказывать, опять воцарилось молчание.

– Вы сделали все, что от вас зависело, мистер Холман.

– Нет, – прорычал я, – в том-то и дело, что нет! Знаю, что не сделал!

– Простите, не понимаю. – Голос Линдермана звучал почти ласково.

Я прошел в глубь комнаты и включил другую лампу; тени стремглав побежали назад, забиваясь под мебель. Затем я повернулся к креслу и увидел, что он смотрит прямо перед собой с бесстрастным, похожим на посмертную маску лицом.

– Когда Майкл увидел в моей гостиной Олтмена, он не поверил своим глазам и был не только удивлен – ошеломлен! Затем, оправившись от удара, они с Монаханом, очевидно, пришли к выводу, что это в самом деле он.

– Не уверен, что следую за ходом вашей мысли, мистер Холман.

– Узнав о гибели фотографа, они поняли – Терри солгал, что на вершину скалы Флер пришла одна. Кто-то встретил ее, он-то и получил фотографии, по его мнению, слишком ценные, чтобы отдать их Майклу только для развлечения. Фотограф погиб, потому что использовал снимки для шантажа того, кто встречался в тот вечер с Флер. Майкл его знал, и Монахан тоже.

Я закурил новую сигарету и ждал, что Линдерман что-то скажет. Затянувшееся молчание стало явным признаком того, что реакции на мои слова пока не будет, и я продолжал:

– Ребята, конечно, знали, что дали Олтмену прослушать поддельную запись голоса Флер, назначив свидание в Малибу. Почему же их так удивила мысль о Тео – убийце фотографа? Если только, – приостановился я на мгновение, – он не единственный, кто слышал эту фальшивку?

– Соблаговолите, пожалуйста, разъяснить свою мысль, мистер Холман!

– С удовольствием, – сказал я. – Они не могли быть уверены в том, кто пришел, только в одном случае – если звонили нескольким людям и не могли знать наверняка, кто убийца. Существовала альтернатива, поэтому, увидев Олтмена в моей гостиной, они пришли к выводу, что ошиблись в выборе.

– Вы проверяли, кому именно они давали прослушивать поддельную запись? С Монаханом, я имею в виду?

– Не было необходимости, – сказал я. – Это были вы, мистер Линдерман.

– Строберг, – прошептал он. – Моя фамилия – Строберг!

– Что вы сделали, отобрав ленты у Майкла? Раз за разом прослушивали их здесь, в этом офисе? Влюбились в бестелесный голос? Или впали в вуайеризм?

– Не знаю, – ответил он. – Да и какая теперь разница. Надо было вовремя догадаться, что Майкл утаил часть записей, а я, глупец, поверил ему!

– Что произошло той ночью на вершине утеса? – спросил я Линдермана.

– Конечно, я поверил, что со мной говорит Флер! У Майкла, должно быть, ушло немало времени на поиск сочетания нужных слов! Флер сказала, что у нее серьезные неприятности и она может обратиться только ко мне, только меня любит. Она звонит из дома, но звонить ей оттуда не следует, потому что ее могут заподозрить в чем-то другие. И назначила встречу на скале…

Он внезапно засмеялся, и смех прозвучал как-то скрипуче.

– Я испытал бурю чувств! Совсем недавно она меня ненавидела за попытки открыть правду о Майкле и вот прониклась моими истинными чувствами и ответила на них. Я пришел рано и расхаживал под дождем в приподнятом настроении. Наконец послышались ее шаги, и на фоне ночного неба появился силуэт. Я раскрыл объятия, она побежала прямо в них и прижалась ко мне. – Внезапно его голос изменился. – Уже в следующий миг она сказала: «Любимый, как я рада! Обещай, что больше меня не покинешь, Майкл!» Внезапно я ощутил приступ ужасного отвращения и инстинктивно оттолкнул ее. Она, наверное, поскользнулась на влажной траве, потому что вдруг потеряла равновесие и с ужасным криком упала с края скалы. И с того самого момента, как я оттолкнул ее, вокруг вдруг непрерывно стали взрываться яркие вспышки света.

Я был уверен, что она мертва, разбившись о камни под скалой. Оглядываясь теперь назад, думаю, что, сорвавшись в пропасть, Флер на несколько минут потеряла рассудок. Во всяком случае, я связал загадочные вспышки света с появлением адского огня. И знал, что стал невольным убийцей – только что по моей вине погибла любимая женщина… и эти огни я принял как должное возмездие. Мне стало невыносимо страшно, и я решил: если останусь стоять там, над обрывом, то в любой миг меня может настичь вечное проклятие! Поэтому я бежал, бежал со скалы не разбирая дороги, продираясь сквозь заросли, несколько раз тяжело падая, но поднимаясь снова и снова, пока спустя какое-то время снова оказался на шоссе…

– А потом фотограф запросил слишком дорого? – предположил я.

– Мы так и не дошли до обсуждения цены, мистер Холман. – Голос Линдермана словно сломался при одной мысли об этом. – Он послал мне отпечатки с первым письмом. Я посмотрел на них, и тошнота подступила к горлу. Там было запечатлено все до последней детали: слепая ненависть, исказившая мое лицо, когда я отталкивал Флер; ее полный ужаса взгляд, когда она теряла равновесие и падала с обрыва; и самый ужасный кадр – голый, бессмысленный страх на моем лице! И я решил, что никто из смертных не имеет права видеть лицо человека, попавшего в экстремальную ситуацию. Но этот ничтожный мелкий слизняк шантажист не только видел, но и запечатлел все своей камерой!

– И вы договорились встретиться в его квартире, чтобы обсудить цену выкупа? – спросил я. И, не дождавшись ответа, опять задал вопрос: – Чем вы убили Вуда?

– Фотоаппаратом. Первое, что подвернулось под руку. Позже, по дороге домой, я Доставил его в автомобиле на одну из свалок. Негативы и фотографии, конечно, немедленно сжег.

– Что вы собираетесь делать теперь, мистер Линдерман?

– Вы, мистер Холман, уже дали полиции объяснение, и, очевидно, оно вполне удовлетворило их. Может, теперь оставим все как есть?

– Нет. Это невозможно.

– Но поймите, даже если вы скажете правду, вряд ли вам поверят. Где доказательства?

– Монахан даст показания, – сказал я устало. – Он знает, что сфабрикованную ленту давали прослушать и вам, и Олтмену. Когда Флер придет в себя, она непременно вспомнит, с кем встречалась на скале. Если будет нужно больше, у Олтмена железное алиби на ту ночь: он был на приеме.

Линдерман, по-прежнему сохраняя невозмутимый вид, спросил:

– Вас интересуют деньги, мистер Холман? Любое количество денег. Пожалуйста, не стесняйтесь! Подумайте о сумме, которая вас устроит, и добавьте еще два ноля!

– На сей раз деньги меня не интересуют, – сказал я.

– Тогда остается только одно. – Он тихо вздохнул. – Думаю, это называется возмездием…

– Что-то вроде этого, – согласился я.

– Сколько у меня в запасе времени?

– Немного, – ответил я. – Совсем немного, если задуматься, мистер Линдерман.

– До утра?

– Не дольше, – подтвердил я.

– Сейчас это для меня целая вечность. – Он засмеялся. – Когда вы мне не позвонили, я понял: что-то идет не так. – Линдерман поднял правую руку, и я заметил, как тускло блеснул пистолетный ствол. – Даже подумывал убить вас, предчувствуя, что вы раскрыли мою тайну. Но потом понял, что это привело бы только к дальнейшим осложнениям. – Он поднял сигару, выпустил долгий клуб дыма, лениво поднявшийся вверх, и аккуратно положил окурок в пепельницу. – До свидания, мистер Холман. Пожалуй, не буду провожать вас к лифту, не возражаете?

– Нет, – сказал я. – До свидания, мистер Линдерман. Когда в следующий раз увидите мистера Строберга, передайте ему мои наилучшие пожелания.

Лифт уже ждал. Я вошел в кабину, дверь плавно закрылась. Когда мой указательный палец коснулся кнопки вестибюля, из просторного офиса в лифт проник глухой звук выстрела.

Я воспользовался одним из телефонов-автоматов в вестибюле, чтобы позвонить в дом на скале. Трубку долго не снимали, наконец кто-то ответил, но голос определенно не принадлежал очаровательной блондинке.

– Это Рик Холман, – представился я.

– Здравствуйте, мистер Холман. Это мисс Коллинз.

– Могу я поговорить с мисс Доннер?

– Нет, мистер Холман. – В голосе сиделки звучало сочувствие. – Приходил доктор Калпеппер и сказал, что мисс Фалез сегодня стало лучше. Настолько, что он сразу же перевез ее в частную больницу. Доктор думает, что в ближайшие дни мисс Фалез будет в состоянии провести психоанализ. Мисс Доннер ее сопровождает и пробудет в лечебнице по крайней мере всю первую неделю.

– Ясно, – хмуро сказал я. – Рад слышать, что мисс Фалез пошла на поправку. Спасибо, мисс Коллинз.

Пришлось ехать домой в Беверли-Хиллз, где я наконец-то мог вдоволь повеселиться, преследуемый мыслью о том, как выглядел труп Майкла Линдермана на полу моей гостиной. Или для смены декораций представил себе тело его отца, осевшее набок в кожаном кресле с аккуратным отверстием в голове, и пистолет, так и оставшийся в его скрюченных пальцах.

Первое, что я сделал по возвращении, – налил полный стакан бурбона. Со временем я могу превратиться в настоящего алкоголика, решил я; но, по крайней мере, это лучше, чем просто стоять здесь, ощущая, как стареешь. Кровь Майкла Линдермана не закапала ковер, отметил я и поздравил себя с практичным – если не черствым – и совершенно бессмысленным наблюдением. Раздался звонок в дверь, но я не поверил своим ушам. Однако звонки не прекращались, и мне пришлось поверить. Уродливой альтернативой всему случившемуся была потеря рассудка. Я нерешительно открыл входную дверь, потому что в Беверли-Хиллз темнеет около десяти вечера и, возможно, посетитель прилетел прямо с кладбища и выбрал мой дом как возможность получить хлеб и кров. Я, конечно, защитил бы свою яремную вену, однако не знал, где она располагается.

Мимо, словно не замечая меня, проплыла Полина в неизменных темных очках. Я закрыл дверь и последовал за ней в гостиную.

– Не выходит? – спросил я понимающе. – Насчет… фортепьяно?

На меня недобрым взглядом уставились огромные темные очки.

– Есть шанс, – желчно бросила она, – что, если возьмусь по-настоящему, то верну свой мило невинный восемнадцатилетний образ, но между нами всегда будет стоять чертов рояль. Джордж обвинил меня, что в свободное время я трахалась с концертирующим пианистом.

– В ре миноре?

– При чем тут это?!

– Я только спросил, – беспомощно ответил я.

– В общем, Джордж выставил меня со всем моим барахлом и всем прочим. Чего он не выносит, так это концертных пианистов.

– Тебе надо подкрепиться, – торопливо подсказал я.

– Так же, как и тебе, и в стакане того же размера.

Спустя несколько секунд я с вежливой улыбкой подал ей бурбон.

– Чем теперь займешься, Полина?

Понизив уровень жидкости в стакане на добрый дюйм, она неохотно отняла его от губ и спокойно сказала:

– Вступлю в партнерство с тобой. Я не жадная. Пятьдесят на пятьдесят будет прекрасно. Мой вклад – мозги.

– Предложение уже отозвано! – воскликнул я.

– Обманщик! – презрительно бросила Полина. – Только не отвертишься! Мне двадцать один, юридически я имею право на все: это по твоей вине Джордж меня бросил!

Вряд ли эти аргументы могли фигурировать в суде, но я не собирался вдаваться в подробности сейчас.

– Ладно, – сказал я, – обсудим.

Она кивнула.

– С утра.

– Собираешься провести ночь здесь, у меня?

– Где же еще?

– Располагайся в спальне, а я переберусь в комнату для гостей, – буркнул я.

На мгновение она просто застыла на месте от удивления. Затем сняла темные очки, и на меня недоуменно уставился здоровый глаз без синяка под ним. Я вежливо взглянул в ответ и увидел в нем лукавый огонек, который тут же сменило недоумение. Полина на мгновение отвернулась и положила очки на крышку бара. Когда я снова увидел ее лицо, оно выражало твердую решимость.

– Ты симпатяга, Рик, – сказала она. – Но дурак!

– А? – еле слышно отозвался я.

– Кажется, мне следует привести доказательства, – огрызнулась Полина. – Бери свое виски и садись на кушетку!

Я послушался и терпеливо ждал, пока уровень бурбона в ее стакане опустится еще на дюйм. Затем она подошла ближе и встала передо мной.

– Смотри внимательно!

Полина сняла пиджак и позволила ему упасть на пол. Под ним оказалась прозрачная блузка, сквозь которую открывался вид бело-розовых прелестей и которая доходила до верхней части бедер. Ниже, на месте трусиков, проглядывало неясное белокурое пятно. Она расстегнула пуговицы и сбросила блузку. У меня перехватило дыхание, в чреслах началась давно знакомая боль.

У Полины оказалось упругое и гибкое тело. Соски стояли торчком, под пушком дельты нежно розовела щелка. Она повернулась спиной, и я едва удержался от искушения сжать в ладонях мучительно желанные полушария ягодиц.

– Ну вот, Рик, – весело сказала она. – Хочешь спать один в гостевой комнате, твое право. Но раз мы партнеры, по-моему, будет справедливо напомнить, что пятьдесят процентов меня – твои.

– Какие именно?

– Ну? – Она быстро пожала плечами, и ее крепкие высокие груди сочувственно дрогнули. – Наверное, те, которыми заинтересуешься в данный момент.

– Чем хороша комната для гостей – в нее можно поселить гостя в любое время, когда он появится, – поспешно сказал я. – А нас, партнеров, не потревожат в спальне.

В спальне Полина опустилась на колени рядом с кроватью, где я лежал, взяла мой увеличившийся кол в руку, поцеловала кончик и прижала его к щеке.

– Когда тебе рассказать о рояле? – спросила она. – До или после?

Мои руки были закинуты за голову.

– Когда захочешь, моя сладкая, – прошептал я. – У нас вся ночь впереди, и мое жгучее любопытство может еще немного повременить.