Текст книги "Том 21. Кто убил доктора Секса?"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

Глава 9

Внутри дома раздались первые аккорды симфонии Кардосса, и через несколько секунд парадная дверь отворилась, и пара синих глаз обеспокоенно воззрилась на меня.

– Она еще не высохла, – сообщила Париж-Индиана.

– Что?

– Ваша одежда.

– Я пришел не за своими вещами, Мари. – Я одарил ее чисто французской дразнящей улыбкой. – Я явился на свидание с мамзель Фабер.

– О! – Она вытаращила глаза.

– У вас всегда до невозможности грязные мысли! – заявил я суровым тоном. – Мне же говорили, что обитатели Индианы не скрывают свои сердца в узких платьях из черного атласа, а хранят их в специальном футляре из чистоты и невинности.

– До свадебной церемонии – да! – Она подняла к потолку глаза. – А после этого мы такие, какими нас научат быть.

Я вошел в передний холл, она заперла дверь, затем повернулась ко мне лицом и провела руками по своим блестящим черным бедрам.

– Послушайте! – прыснула она от смеха. – Вы были чертовски правы в отношении жеребца в глубокой ванне. Пришлось позвать меня на помощь, чтобы выловить его оттуда.

– Надеюсь, его «конский хвост» не пострадал? – вежливо осведомился я.

Она затряслась от смеха:

– Наверное. Статую они сегодня утром починили, сейчас она выглядит как новенькая. А вот про Лероя этого не скажешь.

– Рад это слышать, – заявил я совершенно искренне. – Я имею в виду Лероя, конечно… Где я могу найти мамзель Фабер?

– В опочивальне, разумеется. Где же еще?

– Благодарю.

Я двинулся к лестнице.

– Желаю хорошо провести время, Чарли! – холодно крикнула она вдогонку.

Я остановился на мгновение возле двух запертых дверей, собрался с духом и ринулся в роскошную опочивальню. Троноподобная кровать пустовала, голубое покрывало под белым пологом было аккуратно натянуто. Но уже через пяток секунд мягкий музыкальный голосок достиг моего слуха:

– Рик, дорогуша? Это вы?

Голос раздавался из-за белой двери, на которой был изображен золотой сатир. Я медленно двинулся туда, в голове у меня раздавался предупреждающий звонок, поскольку я взвешивал возможность того, что меня вновь заманят в какую-нибудь ловушку, где мне придется вспоминать события вчерашнего вечера. Когда я вошел в облицованную черным кафелем ванную комнату, я не увидел там ничего успокоительного.

Вспененная масса пузырьков воздуха пучилась над поверхностью огромной ванны, а посредине торчала голова с пирамидальной прической и плечи блондинки-тигрицы.

– Неужели они все еще не закончили съемку вашей пузырчатой ванны в студии? – удивился я.

– Не глупите, дорогой! Вам это не идет. – За этим последовал обязательный взрыв смеха. – Эта сцена тянется до половины фильма.

– Мне следовало самому об этом догадаться, – покачал я головой. – А где Лерой?

Сюзанна взяла в руки колоссальную губку нежно-голубого цвета и провела ею от плеча по руке вниз, проложив широкий просвет между пузырьками и выставив напоказ обольстительную грудь с розовым соском.

– Вчера вечером вы были очень скверным по отношению к бедняжке Лерою, дорогуша Рик! – просюсюкала она, но этого ей показалось недостаточно, она снова прыснула так, что ее грудь затряслась от избытка чувств. – Он все еще болеет.

– Я тоже, – буркнул я и моментально почувствовал спазму в почках.

– Причем все это оказалось ужасной ошибкой! – Ее младенчески-голубые глаза посмотрели на меня с легким упреком. – Я крайне переживаю из-за этого, Рик, дорогуша, честное слово!

В доказательство губка проложила второй широкий просвет в пузырьках, чтобы я мог полюбоваться и второй грудью.

– Забудьте об этом, – сказал я ей. Мне с большим трудом удалось отвести взгляд от двойников-магнитов в ванне, но я все же заставил себя посмотреть на гипсового сына Пана. Его хвост снова был гордо задран вверх от основания спины, конкурируя с «конским хвостом» на голове Лероя.

– Я вижу, хвост ему прилепили на прежнее место, – заметил я, чтобы завязать разговор.

– К счастью, вы отбили его очень ровно и аккуратно. Никаких осколков. – Новый взрыв конвульсивного хохота принялся сотрясать обе ее груди. – Наверное, это было большой удачей и для Лероя тоже?

– Наверное… Я хотел вот о чем спросить: получили ли вы сегодня утром новую записку от шантажиста?

– Конечно! Можете не сомневаться!

Сюзанна раздраженно швырнула в воду губку, в результате чего на черный кафель выплеснулось целое море мыльных пузырьков, и это мне живо напомнило о разбрызганном головном мозге Карен Рейнер на стене в ее ванной комнате.

– Что в ней сказано? – спросил я.

– Это какое-то безумие! – выкрикнула она. – Там говорится, что если я не заявлю о своем немедленном уходе из кинобизнеса…

– Барбара Дун получила точно такую же записку, – сказал я.

– Это становится уже невыносимым, – произнесла она напряженным голосом. – Вчера вечером была убита бедная миссис Рейнер и все такое! Сегодня на целый час задержали съемки, пока я была вынуждена отвечать на сотню дурацких вопросов копов. Кто-то должен что-то сделать, чтобы положить этому конец. – Она с надеждой посмотрела на меня. – Рик, золотко, вы хоть приблизительно представляете, кто является шантажистом?

– У меня есть кое-какие соображения на этот счет, – признался я, – но мне требуется ваша помощь, Сюзанна, чтобы расставить все по местам.

– Правда? – Ее глаза загорелись. – Это потрясающе! Как я могу вам помочь?

– Может быть, вы сумеете рассказать парочку недостающих фактов, – сказал я. – Ведь вы можете знать о людях, причастных к этой истории, что-то такое, о чем я не имею ни малейшего понятия.

– Наверняка! Нечего и думать! – Она села прямо в воде и выжидательно уставилась на меня. – Задавайте же свои вопросы, дорогуша!

– Это займет какое-то время, – сказал я, ухмыляясь. – Если вы не против, я сначала приготовлю себе выпивку.

– Да, конечно. Приготовьте заодно и мне ромовый коктейль, если только не трудно.

Я прошел к бару и занялся напитками. Гипсовый Бахус наблюдал за мной с явным одобрением. В поднятой руке он уже держал кубок, по-видимому обдумывая тост.

– Я вижу, и ему тоже вы приделали на место руку? – заметил я.

– Ненавижу возле себя разбитые и поломанные вещи, просто противно на них смотреть, Рик, дорогуша! – Опять дурацкий смех. – По всей вероятности, это еще один из моих заскоков, а? Точно так же, как я должна чувствовать себя чистой с головы до ног. И потом, я не выношу запаха жареного бекона.

– Да, в вашем характере полно всяких комплексов, Сюзанна. – Я ей подмигнул, поражаясь собственному терпению. – Но зато второй такой хитроумной и обманчивой обертки, в которую вы завернуты, пожалуй, больше нигде не найти!

– Вот так комплимент, Рик! – Она прижала руки к грудям и сжала их. – Ну как прикажете его понимать?

Я поставил ее бокал на кафельный край опущенной ниже уровня пола ванны, потом вернулся к бару и уселся там.

– Если бы мой ум не был занят этим делом, я бы, наверное, никогда бы не стал задавать вам таких вопросов.

– Не сомневаюсь, это так, дорогуша. – Но по тону ее голоса было ясно, что этого разговора она бы с удовольствием избежала. – Когда мы закончим нашу беседу, вы получите вознаграждение за свой комплимент. Сможете взять полотенце и хорошенько обтереть упаковку, если пожелаете!

– В таком случае давайте покончим с делами, пока вы не простудились.

– Я слушаю, дорогуша!

Я рассказал ей про Карен Рейнер и про то, что она мне сообщила о своем покойном супруге и его приятеле докторе Сулливане. О том, что Сулливан рассказал про них всех. Про всю ту мешанину правды и лжи, которую состряпали жертвы шантажа, пытаясь скрыть истину об их взаимоотношениях, которые и служили, в первую очередь, основанием для вымогательства. Как я в конечном итоге пришел к выводу, что именно Карен Рейнер была шантажистом, но что у нее должен был быть партнер. Я посчитал, что ее партнером мог быть один из троих, ну и задался целью заставить их перейти к открытым действиям, сообщив, что будто бы я располагаю доказательствами вины Карен и намерен ее разоблачить. Поэтому я позвонил Сулливану в присутствии Ларсена, таким образом «позаботившись» о них обоих. Затем я рассказал об этом Марсии Роббинс, не сомневаясь, что она все это незамедлительно передаст третьему подозреваемому, Харвею Маунтфорту. Но когда я приехал домой к Карен и нашел ее мертвой, я стал винить в ее гибели самого себя, пока Сулливан не объяснил, что она наверняка уже была мертва в то время, когда я звонил ему.

Сюзанна торжественно кивнула:

– Все это звучит ужасно запутанно, Рик, дорогуша. Я хочу сказать, что кто бы ни был ее партнером, он все еще продолжает свой шантаж, верно? Записка, которую я получила сегодня утром, и Барбара Дун тоже получила такую же…

– Вчера вечером Сулливан велел мне принять снотворное, потому что я не смогу ясно думать, пока эмоционально не остыну. Так он выразился. Похоже, что вплоть до сегодняшнего утра я так и не смог размышлять логично, пока мне не позвонил Билл Карлин… Он связался с полицией, желая выяснить, существует ли возможность рассматривать смерть Рейнера как преднамеренное убийство. Они недавно ответили ему по междугородному телефону и сообщили, что на днях к ним явился девятнадцатилетний юнец и во всем cознался. Он рассказал, что заметил, как что-то осторожно передвигается в зарослях густого кустарника, и не подумав выстрелил туда. Когда он нашел тело Рейнера и сообразил, что натворил, то в панике бросился бежать. Но его замучили угрызения совести, как он объяснил местным копам, поэтому он явился с добровольным признанием. Принес с собой свое ружье, сличили пули, и все совпало идеально.

Я выпил немного бурбона, она же сидела, выпрямившись в воде, и не сводила с меня глаз, как будто была самой прилежной ученицей в классе.

– И вот после этого я уже стал рассуждать вполне логично, – продолжал я. – Было с достоверностью доказано, что Рейнер погиб в результате несчастного случая, то есть что никто не планировал его убить с целью добычи этих магнитных записей. Примерно тогда я сообразил, что я с таким усердием старался выяснить все сложные взаимоотношения между жертвами шантажа, так прилежно разыскивал «осложненного» шантажиста, «осложненного» убийцу и «осложненные» мотивы, что в результате упустил целый ряд простых фактов.

– Каких фактов, золотце? – Сюзанна широко раскрыла глаза в предвкушении сенсационных сообщений.

– Сулливан мне ясно сказал, что Карен Рейнер была эмоционально неуравновешенной особой, крайне взвинченной. Она мне сообщила, что в офис мужа никто не забирался, все оставалось в полном порядке, когда она обнаружила исчезновение магнитных лент. Существовало всего два комплекта ключей, один в ее доме, а второй Сулливан возвратил ей вместе с остальными личными вещами доктора. Чего стоила одна ее необдуманная, я бы даже сказал – немыслимая попытка бросить подозрение на Сулливана и как бы шантажировать саму себя!

– О чем это вы, дорогуша? – Она вперила в меня свой младенческий взор.

– Вы же помните, когда вы посчитали меня шантажистом, вы спросили, не хочу ли я получить какие-то деньги? – подмигнул я ей. – Это замечательный вопрос, который стоит задать любому шантажисту, золотко! Карен Рейнер хотела одного – она пыталась наказать пациентов своего мужа за их «грехи» в ее понимании Барбара Дун должна была отказаться от фильма, который она намеревалась создать; вы должны были отказаться от этого роскошного дома; Ларсен пожертвовать деньги на благотворительность. Каждый должен был искупить свою вину.

– Так вы считаете, что все время это была Карен Рейнер? – медленно спросила Сюзанна.

– Правильно, – подтвердил я, – и это было настолько просто, что я ничего не заметил!

– А что в отношении ее партнера?

– У нее не было никакого партнера.

– Тогда кто же ее убил, Рик, дорогуша? – Она недоуменно пожала плечами. – И кто теперь продолжает нас шантажировать?

– Я и в этом разобрался, – медленно произнес я. – Пока я изо всех сил старался как можно больше усложнить происходящее, одна из жертв шантажа решила загадку без всякого труда: она поняла, что этим занималась Карен Рейнер, поэтому навестила ее дом вчера вечером, в полном смысле слова пытала ее, пока та не сообщила, где спрятаны ленты, а затем убила несчастную.

– Одна из жертв шантажа? – Сюзанна часто-часто заморгала. – Которая же?

– Я решил, что это должен быть человек, лишенный всяких комплексов, – ответил я откровенно, – достаточно находчивый, изобретательный и безжалостный, не отягощенный моральными соображениями. Кто-то, кто не остановится для достижения своей цели ни перед чем. Кто-то, имеющий собственного частного боевика, которому, например, можно спокойно поручить избить меня до полусмерти, решив, что я был шантажистом. Некто вроде вас, куколка!

– Меня?.. – Губы ее предательски задрожали. – Вы сошли с ума, Рик!

– Вы не смогли устоять перед искушением завладеть этими магнитными лентами и использовать их для того, чтобы погубить некоторых людей, которых ненавидите, – продолжал я ровным голосом. – Людей вроде Барбары Дун. Если вам для этого нужно было убить Карен Рейнер, ну и что из этого? Сущие пустяки!

– Я думаю, что вы больны! – прошипела она. – Помешались!

– Убежден, что все это достаточно просто проверить, – сказал я. – Эти записи вы должны были спрятать где-то поблизости, тут, в своем доме.

Я отошел от бара, схватил кубок, зажатый в поднятой руке Бахуса, и с силой швырнул его на пол. Послышался звук, отдаленно напоминающий щелчок, рука Бахуса отделилась от плеча, а из образовавшегося отверстия выкатился небольшой ролик магнитной ленты.

– Лерой! – завопила Сюзанна пронзительным голосом.

Мне показалось, что золотой сатир отделился от двери и устремился в комнату, когда дверь распахнулась и закачалась взад-вперед на петлях, а дверной проем неожиданно заполонила гора мускулов. Не предвещающая ничего хорошего ухмылка искривила его губы, так что физиономия Лероя приобрела отталкивающе издевательское выражение, а в руках он держал, скорее всего, винтовку «магнум» 257-го калибра.

– Лерой! – Позабыв о наготе, Сюзанна Фабер поднялась во весь рост, не обращая внимания на покрывающую ее мыльную пену. – Лерой! Он…

– Знаю, беби, – произнес он напряженным голосом, – я все слышал за дверью. Не сомневайся, я о нем позабочусь!

Он направил на меня дуло винтовки, я же одновременно с этим швырнул в него правую руку Бахуса. Она угодила Лерою в физиономию, удар был настолько сильным, что он отшатнулся назад, едва удержавшись на ногах, винтовка неудержимо заплясала у него в руках, а затем раздался громоподобный выстрел. Силен, его собственный двойник, разлетелся на мелкие кусочки: пуля угодила ему в грудь. Я скользнул за бар и присел на корточки, в руке у меня уже был мой тридцать восьмой, который я почти машинально выдернул из кобуры.

Лерой злобно выругался, затем винтовка вновь выстрелила. Пуля проделала бороздку в верхушке бара, едва не оторвав голову гипсовой Венере, стоявшей у стены в дальнем конце ванной комнаты. Я, пригнувшись, добрался до конца бара, напрягся и прыгнул по-звериному, приземлившись где-то футах в шести в стороне. Пуля Лероя просвистела на пару футов левее и сбила с пьедестала крылатого Меркурия, который грохнулся в ванну. Сюзанна завопила от ужаса, едва устояв на ногах под напором гигантской волны. Я выстрелил в Лероя, но мне его почти не было видно сквозь пенистую завесу, отделившую меня от него.

Сюзанна Фабер в ужасе смотрела на меня, ее пирамидальная прическа рассыпалась, космы мокрых волос закрывали все лицо. Опять испустив безумный, вопль, она помчалась сквозь водяной экран к своему защитнику.

– Лерой! Спаси меня! Он…

Грохот его следующего выстрела оглушительно ударил по моим барабанным перепонкам. Сюзанна неожиданно остановилась вполоборота ко мне. Ее глаза были широко раскрыты от ужаса: очевидно, она не могла поверить в случившееся. Струя крови била ключом из рваной раны в ее левой груди, окрашивая весь живот, смешиваясь с мыльной пеной на коже. Это было ужасающее зрелище! Затем она упала на пол, а когда остатки выплеснутой из ванны воды окатили ее тело, я снова увидел Лероя.

Он напряженно смотрел на одного меня: очевидно, все остальное перестало для него существовать, главное – поймать меня на мушку, но вдруг он поскользнулся на залитом мыльной пеной кафеле и выронил винтовку. Та с грохотом стукнулась об пол. Он по-звериному взвыл и даже закрыл глаза. Видимо, пуля из моего тридцать восьмого поразила его в тот момент, когда рот у него был раскрыт, потому что она прошла сквозь его нёбо и застряла где-то в мозгу. Кровь фонтаном хлынула у него изо рта, затем его колени подогнулись, и он рухнул на пол.

Его последний выстрел, убивший Сюзанну Фабер, очевидно, был чисто рефлекторным, подумал я.

В помещении неожиданно сделалось очень тихо. Я сделал глубокий вдох и медленно осмотрелся. Суровое лицо Зевса сердито смотрело на меня: видимо, он был вне себя от мысли, что простой смертный оказался свидетелем сумерек богов.

Я вставил ленту в магнитофон и нажал на кнопку.

«Нет никакой причины испытывать отвращение или нежелание обсуждать данный случай, мисс Дун, – раздался хорошо знакомый голос, – уверяю вас…»

Я нажал кнопку остановки и нажал другую, на которой было написано «Стирание». Рычажки заработали, лента легко и бесшумно стала перематываться, устройство, уничтожающее запись, работало превосходно.

– Рик, вы чудотворец! – воскликнула Барбара Дун в восторге. – Я не знаю, как вас и благодарить. Мы все перед вами в неоплатном долгу.

– Она права, это касается нас всех, – забасил Ларсен. – Признайтесь, черт возьми, как вам удалось вынести ленты из дома Фабер, не сообщив об этом полиции?

– Они знали, но я договорился с лейтенантом Карлином. Он человек разумный, впрочем, то же самое можно сказать про большинство копов. Дело было закрыто, убийцы Карен Рейнер уже были мертвы, так что никакого судебного процесса не будет. Так зачем же без веского на то основания беспокоить жертв шантажа?

– Теперь я понимаю, – Харвей Маунтфорт смущенно откашлялся, – что я глубоко ошибался в отношении вас, Холман. Я бы хотел извиниться и поблагодарить вас.

– Ну так и извинитесь, – усмехнулся я.

– А? – Он растерянно заморгал, затем его квадратная челюсть сжалась. – Ох! Понимаю! Ну что же, благодарю.

– Имеется кое-что более существенное, чем просто наша благодарность, Рик, – весело заговорила Барбара Дун. – Марсия, этот чек у тебя?

– Конечно.

Стекла очков одобрительно блеснули в мою сторону, когда Марсия Роббинс протянула мне чек.

– Надеюсь, вы посчитаете это вознаграждение достаточным, Рик? – самодовольно спросила Барбара.

– Уверен, что да, – равнодушно ответил я и сунул чек в бумажник, даже не соизволив взглянуть на него.

– Ну-у…

Ей не удалось скрыть своего разочарования, что я не представил ей возможности сыграть роль щедрой дамы высшего света.

– Мне думается, это событие необходимо отметить, – пробормотала она растерянно.

– Правильно! – согласился Ларсен. – Я сейчас приготовлю напитки. Назовите-ка каждый свою излюбленную отраву. Рик, старина, вы первый!

– Вы можете меня исключить, как, вероятно, Сэм Голдвин никогда не говаривал, – ответил я. – Мне нужно спешить.

– Вы уходите? – Марсия была просто шокирована, как будто от одной мысли о такой возможности у нее разболелось сердце. – Но вы не можете сейчас уйти! Я хочу сказать, вы же наш почетный гость, Рик.

– Ну что же, – благодушно ответил я, – поскольку вы так к этому относитесь, можете выпить мою порцию.

Внезапно все стихло, когда я двинулся к выходу, потом меня окликнула Барбара:

– Рик?

Я повернулся и посмотрел на нее. Она стояла, очень высокая и прямая, совсем как мужчина. Рядом с нею грациозная Марсия Роббинс выглядела очень аппетитной и очень женственной, настоящая пышечка. Они обвили руками друг другу талии, а Ларсен и Маунтфорт изо всех сил старались «не замечать» этого, но было ясно, что такая поза все равно начала их сильно беспокоить. Это означало, что все приходит в норму. Ноготь Ларсена зарылся в роскошной растительности над его верхней губой: по всей вероятности, к нему с новой силой вернулись тревоги о том, как долго ему удастся оставаться в должности менеджера Барбары Дун. Что касается Харви Маунтфорта, то его плотно сжатые губы и выдвинутая вперед челюсть говорили, что он сильно сомневается в возможности склонить Барбару на вторичный брак с ним.

– Рик, дорогуша? – В голосе Барбары все же чувствовались присущие ей резковатые нотки, от приветливой улыбки веяло холодком, но она очень старалась, чтобы я этого не заметил. – Прежде чем вы уйдете, я умираю от желания задать вам один вопрос.

– Задавайте же!

– Сейчас, когда все закончилось, – заговорила она легкомысленным голосом, – что вы думаете о всех нас? Я хочу услышать ваше откровенное мнение. Скажите нам правду.

Все четверо выжидательно смотрели на меня, а губы Барбары Дун были готовы мило запротестовать, когда я закончу. Я поочередно взглянул на их лица и произнес одно-единственное слово. То самое, которым сама Барбара Дун обозвала меня в то утро. То непотребное ругательство, от которого у меня встали дыбом волосы на голове, а чтобы до конца осмыслить его значение, надо было глубоко погрузиться в сточную канаву.

После этого я вышел в передний холл и закрыл за собой дверь, чтобы больше не видеть их шокированные рожи.

Была уже полночь, когда я припарковал машину на подъездной дорожке к моему собственному дому и зашагал к парадному входу. Не успел я добраться до ступенек, как над ними зажегся свет, а дверь распахнулась до того, как я извлек из кармана ключи.

Я стоял с открытым ртом, уставившись на черное атласное одеяние и на сапфировые глаза, которые умели смотреть на тебя удивительно холодно.

– Добрый вечер, мсье! – произнесла она по-французски и с холодной улыбкой распахнула передо мной дверь.

Я вошел в собственный дом, сильно сомневаясь, что все это мне не снится. Мари шла сзади. В гостиной всюду были задернуты занавеси, радио было настроено на какую-то мелодичную негромкую музыку. Приготовленный заботливой рукой бурбон с кубиками льда появился неизвестно откуда и был сунут мне в руки, стоило мне опуститься на кушетку, а из кухни доносились такие запахи, что у меня сразу же слюнки потекли.

– Мсье желает съесть отбивную по-американски и салат из свежих овощей? – очень учтиво осведомилось видение в черном атласе. – Все уже на столе.

– Отбивная по-американски? – переспросил я, чтобы скрыть недоумение.

Она была само терпение:

– Хрустящая корочка снаружи, сырая внутри.

– Именно этого мне больше всего и хочется в данный момент, – пробормотал я мечтательно. – Я понимаю, что вы не плод моего воображения, потому что моя мечта не была бы затянута в такое платье. Поэтому, если вас не обидит мой вопрос, – какого черта вы тут делаете?

– Я высушила и вычистила вашу одежду, все отпарила и убрала в стенной шкаф, – с олимпийским спокойствием сообщила Мари. – У меня было хорошее место, сто пятьдесят долларов в неделю и все платья, которые ей надоели, а она надевала их всего лишь один раз, помните? – проворчала она. – Так надо же было вам явиться и убить ее! Ладно, с этим я еще могу смириться. Но вы оставили меня без работы, не предупредив заранее, так что теперь вы нашли мне новую, правильно?

– Я нашел? – Я посмотрел на нее растерянно. – Где?

– Да вот здесь, – заявила она со звериной ухмылкой, – сто пятьдесят в неделю, ну и я заберу себе кое-какие надоевшие вам спортивные рубашки, договорились?

– Мари, золотце!

Я намеревался улыбнуться ей, но выражение ее глаз сказало мне, чтобы я не валял дурака.

– Я же холостяк. У холостяков не может быть горничной, в особенности такой соблазнительной, как вы!

– Почему?

– Люди начнут злословить, – сказал я печально.

– А вас очень волнуют их разговоры?

– Это будет всего лишь началом, – принялся я объяснять. – Через некоторое время разговоры прекратятся, начнется бумажная волокита. Люди начнут строчить жалобы и посылать их губернатору. Низенькие старые дамы с посиневшими носами из ассоциации «Сохраним наш Беверли-Хиллз в чистоте и благочестии» примутся пикетировать мой дом. Мальчишки станут висеть на заборе и…

– У вас нет никакого забора! – уточнила она.

– Вы же знаете, что за народ эти мальчишки! – Я шумно вздохнул. – Они его соорудят.

– Значит, вам надо понять, как изменится к лучшему ваше существование, когда вы обзаведетесь горничной! – решительно заявила она. – Конечно, вам надо взвесить мое предложение со всех сторон. Я имею в виду, что наем горничной приносит не только комфорт и беззаботное существование, я уж не говорю о колоссальном статусе! Но нужно учесть и привилегии нанимателя.

– Я боюсь, что эта идея неприемлема, Мари! – заявил я решительно. – Вы сошли с ума, если серьезно… Постойте, а какие это «привилегии нанимателя»?

– В особенности по отношению к горничной из Индианы, – сказала она хрипловатым голосом. – Я имею в виду, наниматель имеет полное право ждать от нее, что она поощрит его действия в соответствии с обычаями и привычками ее племени.

– Да-а?

Я медленно втянул в себя воздух, чтобы восстановить циркуляцию крови.

– Например, если бы вы были моим хозяином, тогда бы вы имели право знать ответ на тот вопрос, который вы мне задавали о моей форме, помните?

– Вы хотите сказать… – Я на мгновение утратил дар речи. – Вы имеете в виду, носит ли горничная-метиска черное шелковое белье под атласной униформой?

– Конечно… То есть если бы вы были моим хозяином…

– Вы наняты! – воскликнул я.

Ее руки исчезли за спиной, послышался характерный звук раздвигаемой «молнии», затем черное атласное одеяние неожиданно легло мягкими складками вокруг ее щиколоток.

– Таков первый шаг по обычаям нашего племени, – сказала она воркующим голосом.

На ней были надеты лишь черный бюстгальтер без бретелек, поддерживающий великолепную грудь, и атласные трусики, туго обтягивающие округлые бедра. Ноги у нее были длинными и изящными, а что касается коленок, то я просто не смог бы подобрать для них точного эпитета.

Я вскочил с места, издал дикий, воинственный клич, обхватил ее за талию, взвалил, как трофей, себе на плечи и понес в спальню. Мне казалось, что это выглядело как начало безоблачного сезона любви, и, естественно, я стремился провести его как можно лучше!