Текст книги "Том 21. Кто убил доктора Секса?"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

Глава 7

Эдгар Ларсен жил на окраине Вествуд-Виллидж и, разумеется, был сильно удивлен, увидев меня у себя около девяти вечера. Я вернулся домой после визита в потерявшую покой «Симфонию», снял одежду Лероя, переоделся в собственную и проглотил пару сандвичей, а уж потом разыскал листочек, который вручила мне Марсия Роббинс, с адресом Ларсена. Почему-то он не казался мне человеком, который мог жить в таком месте, но, возможно, он откладывал деньги себе на черный день.

На нем была клетчатая рубашка с открытым воротом и зеленые вельветовые брюки. Со своими роскошными черными усами, бронзовой от загара лысиной и крупными белыми зубами, которые я по-прежнему ассоциировал с могильными камнями, он напоминал мне первопроходцев, которые зарабатывали сказочное состояние на каких-нибудь каучуковых плантациях в Малайе или где-то в другом экзотическом месте, а затем возвращались к старушке Англии, приобретали себе где-то в захолустье старинный замок и жили припеваючи, ну а соседи, естественно, злословили, что такой выскочка совратил не только местную почтмейстершу, но вдобавок с десяток порядочных женщин.

– Привет, Рик, – обрадованно загудел он. – Вот так сюрприз! Входите же и разрешите приготовить вам чего-нибудь выпить.

– Благодарю.

Я прошел следом за ним в дом. Внутри все оказалось гораздо лучше, чем можно было предположить снаружи: покои состояли из трех частей – большая общая комната, спальня и ванная.

– Садитесь. – Он жестом указал на кушетку. – Что предпочитаете, бурбон или скотч?

Он отворил погребок, встроенный в разделяющую стенку, за которой скрывалась кухонька.

– И что же это принесло одинокого охотника в мои владения в столь поздний час? – весело осведомился он.

Я понаблюдал за тем, как он старательно приготавливает нам напитки, добавляя в них аккуратные кубики льда. Надо было видеть, с какой тщательностью он сравнивал их количество, – ни дать ни взять хирург, орудующий за операционным столом и проверяющий пульс больного, прежде чем взяться за скальпель.

– Пара вещей, – ответил я. – У меня не было возможности осведомиться, не получили ли вы записку с утренней почтой, потому что Барбара Дун все время находилась поблизости.

– Весьма тактично с вашей стороны, Рик, я вам за это благодарен.

Он осторожно принес мой стаканчик к кушетке, как это сделал бы пьяный официант, внезапно вынужденный обслужить клиента.

– Один бурбон со льдом!

Он с явным облегчением вздохнул, когда я принял на себя дальнейшую судьбу стакана, затем вернулся за собственным. Я молча ожидал, пока он благополучно не преодолеет опасное расстояние между погребком и креслом. Надо было видеть, какое облегчение отразилось на его физиономии, когда он опустился в кресло.

– Черт подери, вы совершенно правы: я получил сегодня такую записку! Хотите взглянуть?

– Конечно.

– Она в спальне. Извините, на минутку?

Он опустил осторожно бокал на пол рядом с креслом, затем поднялся. А секунд через тридцать возвратился с запиской. Я развернул ее и прочитал:

«Вы не лучше, чем шлюха, делами которой управляете. Пришло время расплачиваться за прошлые грехи. Отдайте двадцать тысяч долларов на благотворительность в течение двух последующих недель, или же ваша карьера будет закончена».

Я снова сложил записку и поднял на него глаза. Он внимательно наблюдал за мной, держа свой стакан обеими руками.

– Надо думать, что другого шантажиста, столь пекущегося о благе человечества, просто не существует! – сказал я, ухмыляясь.

– В этом нет ничего забавного, – возразил он раздраженно. – Поскольку речь идет о моих кровных деньгах, Рик. Начать с того, что мне весьма трудно их зарабатывать!

– Обратите внимание на такой момент: шантажист желает, чтобы благотворительность выиграла за счет вашей неосторожности, но Барбару Дун наказывают за ее грехи.

– Как я считаю, это все части одного плана, – заговорил он более напористо, – той самой схемы, о которой я говорил вам вчера. Они охотятся на Бэбс, разумеется. Но они опасаются сосредоточивать свои нападки на ней одной, потому что в этом случае их намерения были бы чересчур очевидными.

– Так вы предполагаете, что магнитные ленты находятся у Марсии Роббинс и Харви Маунтфорта? – спросил я педантично. – А их целью является создание невыносимой обстановки для Барбары Дун, чтобы она была вынуждена согласиться вторично выйти замуж за Маунтфорта?

– Правильно!

– А шантажирование вас – всего лишь мера предосторожности, чтобы отвлечь в сторону подозрения?

– Конечно, – тут он шумно зевнул, демонстрируя два ряда своих крупных могильных камней, – ну и получили огромное удовольствие, отвесив мне такую оплеуху.

– Я хочу поговорить с Маунтфортом, – сказал я. – Вы не знаете, где он живет?

Ларсен пожал плечами:

– Нет, с тех самых пор, как он стал экс-мистер Дун! Но если вы желаете побеседовать с ним сегодня вечером, могу поспорить, что вы найдете его в доме Бэбс.

– Откуда такая уверенность?

– Потому что Бэбс находится на обеде в студии и не вернется домой до утра. А это значит, что весь дом в распоряжении малютки Марсии. Могу поспорить, что они с Маунтфортом сейчас развлекаются на ковре в гостиной.

– Пожалуй, стоит попытаться, – кивнул я, – если только они ответят на дверной звонок.

– Вам об этом не придется беспокоиться, Рик. – У него затрепетали усы. – Вот вам мой ключ от входной двери.

– Спасибо… Кстати, Сюзанну Фабер тоже шантажируют. Ей предложено пожертвовать дом на нужды благотворительности в течение двух последующих недель, в противном случае…

– Возможно, эти двое внебрачных ублюдков все же не развлекаются на ковре в большой гостиной, – сурово произнес он. – Пожалуй, они просто лежат там в истерике при мысли о том, что мисс Фабер и я свихнулись к этому времени от горя.

– Барбара Дун звонила вчера утром Сюзанне и сказала ей, что магнитные ленты находятся у меня, ну и что я стал прирабатывать шантажом, – сообщил я совершенно равнодушно.

– Это сказала Бэбс? – Он вытаращил глаза. – Фабер, видимо, рехнулась!

– Я ей сказал, что звонил кто-то другой, назвавшись Барбарой Дун.

– Это сука Роббинс, кто ж еще? – рявкнул он.

– Есть еще один кандидат – вдова Рейнера, – напомнил я.

– Кто? – Он с минуту оторопело смотрел на меня. – Я даже не знал, что он был женат!

– Она ненавидела его самого и всех его клиентов, – продолжал я, – потому что все они, по ее словам, были безнравственными, отвратительными, развращенными.

Я с минуту помолчал, чтобы до него дошло значение сказанных мною слов.

– Она эмоционально неуравновешенная, чтобы не сказать большего. Я бы сказал, что все эти записки вполне соответствуют ее эмоциональному настрою.

– Ну-у… – Его палец с идеально наманикюренным ногтем углубился в черные джунгли над верхней губой. – Полагаю, мне не стоит спорить с экспертом, Рик, но я все же по-прежнему ставлю на комбинацию Роббинс – Маунтфорт.

– Я задался целью все выяснить! – упрямо произнес я. – Мне слишком дорого обошлось участие в этом расследовании, и сегодня необходимо во всем разобраться.

– На самом деле? – Он с неприкрытым восхищением взглянул на меня. – Вы действительно предполагаете, что сумеете это сделать, Рик? Сегодня, я имею в виду. В таком случае у вас совсем немного времени.

– Времени более чем достаточно… Вы не против, если я воспользуюсь вашим телефоном?

– Сколько угодно, старина! Аппарат на полочке над погребком.

Я прошел к перегородке, нашел телефон и позвонил домой доктору Сулливану. Прошло несколько минут, прежде чем ответили.

– Доктор Гаррет Сулливан? – формально осведомился я.

– Да.

Услышав его отрывистое «да», я порадовался, что я не один из тех несчастных, обращающихся к нему по поводу серьезной травмы или непреодолимого желания выброситься из окна.

– Это Рик Холман!

– Итак?

– Если виноват в вашей вчерашней бессоннице, то я счел своим долгом… сегодня сделать все, чтобы вы выспались, доктор.

– Не понимаю? – Голос его прозвучал настороженно’. – Что это означает?

– Означает, что я почти уверен, что вы совершенно правильно диагностировали психическое состояние Карен Рейнер, – сказал я. – Я уверен, что она забрала магнитные ленты из офиса мужа, а теперь пытается использовать их для какого-то причудливого «морального шантажа», чтобы заставить бывших пациентов своего супруга расплатиться за их прежние грехи.

– О?..

Наступила напряженная тишина; мне показалось, это продолжалось очень долго, затем он сказал:

– Не могу сказать, что я рад это слышать, мистер Холман. Бедная Карен! Но я должен признать, что испытываю огромное чувство облегчения. Вчера вечером вы меня страшно переполошили, поэтому крайне признателен за этот звонок. Вы же понимаете, что любой врач оказался бы легко уязвимым в подобной ситуации, а уж человек моей профессии – особенно.

– Именно поэтому я и посчитал необходимым позвонить вам сегодня же, доктор.

– Вы уже виделись с нею? – спросил он деланно равнодушным тоном.

– Нет еще, но, располагая теми доказательствами, которые у меня есть, теперь я не дам ей никакой возможности отвертеться.

– Понятно… – После недолгого колебания он спросил: – Это означает полицию?

– Нет. Единственно, что необходимо мне, – это уничтожить записи. Раз это будет сделано, мои клиенты будут удовлетворены, да и я тоже. Не сомневаюсь, доктор, что вопрос о судебном преследовании даже не возникнет.

– Рад это слышать!

Он подождал и, убедившись, что я не собираюсь ничего добавлять, сочувственно произнес:

– Ну что ж, еще раз благодарю за звонок, мистер Холман, поверьте, я это оценил.

– Мне это доставило удовольствие, – ответил я в тон ему. – Спокойной ночи, доктор!

– Спокойной ночи, мистер Холман.

Я положил трубку на место, обернулся и увидел, что черные усы беспокойно вздрагивали.

– Проклятие, Рик! – заворчал Ларсен. – Вы говорили так, как будто уже все решено. Но это же не вдова Рейнера…

– Нет. Ну и что из этого? Мой бизнес – расставлять ловушки и вносить смуту в души людей, Эдгар, – ответил я с легким смешком.

– Вы хотите сказать, что разыграли его? – Его пальцы сами собой потянулись к усам. – Но зачем?

– Если он не отреагирует на все ловушки и сомнения, которые я приготовил для него, – бодро объяснил я, – то это значит, что для него они явились неоспоримым фактом, и эту ночь он будет спать спокойно. А вот если он отреагирует иначе, дорогой мой Ларсен?..

– Ну и что тогда? – заворчал он еще громче. – И перестаньте говорить загадками, как в какой-то старинной мелодраме, хорошо? Ведь здесь речь идет и о моем деле!..

– Это докажет, что он отнюдь не честный человек, так?

– Да идите вы к черту! Надеюсь, что Маунтфорт не забыл прихватить с собой дробовик, так что разнесет вам затылок в один момент!

– Эдгар, – я неодобрительно покачал головой, – ну разве можно так говорить?

Впервые в жизни я почувствовал себя специалистом, нанятым для того, чтобы раздобыть улики для начала бракоразводного процесса, когда припарковал машину за квартал от дома Барбары Дун и двинулся неслышной походкой по подъездной дорожке. Слова Ларсена о том, что эта пара занимается любовью на ковре гостиной, приобрели в моем сознании гиперболические размеры, а излишне живое воображение тут же предложило графическую интродукцию сюжета.

Я воспользовался ключом Ларсена от входной двери, чтобы проникнуть в дом, и бесшумно закрыл за собой входную дверь.

Когда я проходил мимо кабинета, направляясь в передний холл, из-под его двери не просачивался свет, но зато он горел в гостиной. Естественно, я широко распахнул дверь и стремительно вошел внутрь.

Единственный обитатель, правильнее сказать – обитательница этой комнаты посмотрела на меня. Так вот она выронила книгу, которую читала, и быстро перевернулась на живот.

– Вы всегда лежите на ковре в такой позе, когда читаете? – спросил я с любопытством.

– Убирайтесь! – произнесла она, задыхаясь от ярости. – Какое право вы имеете вот так врываться в дом и… и…

– Если бы я знал, что вы имеете обыкновение читать книги лежа на ковре в костюме Евы, я бы непременно постучал, – солгал я. – А где же Харвей?

– Откуда, черт возьми, мне знать, где он?! – возмутилась она. – И почему вы не торопитесь убраться отсюда, пока я не вызвала полицию?

– Для этого вам придется подняться, – задумчиво произнес я, – и пройти через всю комнату к телефону, верно? – Я только что не облизнулся. – Валяйте, вызывайте полицию, милочка! А я сяду и обожду их приезда. Игра стоит свеч, уверяю вас!

От ярости у нее все тело дрожало. От этого зрелища на улице бы замерло всякое движение. У Марсии Роббинс были всюду столь соблазнительные округлости, они бы совратили любого святого. Особенно впечатляющими были два упругих холма у основания ее спины. Именно в этот момент я понял, что заставило Харвея Маунтфорта столь часто пользоваться французским окном в кабинете. На его месте я бы делал то же самое, даже не стал бы тратить времени на проверку, заперто ли оно на шпингалет или нет.

– Вы, должно быть, родом с Гавайев? – спросил я уважительно.

– Что?

Ее глаза яростно сверкнули.

– Это же видно даже без юбки, сплетенной из травы.

Ее перестало трясти, она на несколько минут зажмурилась, но я все равно чувствовал, что злоба буквально сочится из всех пор ее великолепного тела.

– Уйдете вы отсюда или нет?! – Она поперхнулась, ее душило сознание собственного бессилия. – Прошу вас, наконец!

– Я заглянул сюда ради небольшого разговора, – признался я. – Вам не стоит волноваться, Марсия, ведь вы видите, я ни капельки не смущен.

– Вы не смеете…

От нахлынувшего вновь приступа ярости она отчаянно заколотила ногами по ковру.

Я невозмутимо уселся на ближайший стул и закурил.

– Что нового? – осведомился я.

– Ну ладно! – процедила она сквозь плотно стиснутые зубы. – Придет и мой черед, Холман, а когда такое случится, уж я…

– Не сомневаюсь, мы найдем, о чем поговорить, – перебил я ее, – у нас есть темы, представляющие живейший интерес для нас обоих.

Она растерянно посмотрела на меня, издала звук, похожий на рыдание, затем закрыла лицо ладонями.

Я прищелкнул пальцами:

– Например, общие знакомые. Какой-нибудь симпатичный скандальчик, это ведь всегда бывает интересно… Давайте поговорим, к примеру, об Эдгаре Ларсене, а? Мы с ним знакомы, но он мне не приятель, так что я не стану переживать, если мы с вами растерзаем его на кусочки. Он же не ваш друг. Но вам это, очевидно, уже известно?

Она осторожно подняла голову и недоверчиво посмотрела на меня, но мои слова ее явно заинтересовали.

– Припомните ту теорию, которую я обрисовал совсем недавно. Вам и Харву. Ну, о том, что продырявить голову доктору Сексу мог сам Харв, а потом вы вместе с ним похитили ленты из кабинета доктора Секса и занялись бизнесом вымогательства? Догадываетесь, кто автор этой теории? – Я улыбнулся во весь рот.

– Ларсен? – напряженно спросила она.

– Верно!

Я рассказал ей, как мнимая Барбара Дун позвонила Сюзанне Фабер и сообщила, что шантажистом являюсь я и как ей следует использовать своего силача приятеля, дабы тот «убедил» меня отказаться от подобных планов. Рассказал ей и про Карен Рейнер тоже. Она слушала все это напряженно и сосредоточенно.

– Итак, – наконец подошел я к финалу, – по моему мнению, голос мнимой Барбары Дун принадлежал либо Карен Рейнер, либо вам. Вообще-то я рассчитывал застать здесь старину Харва, поскольку уверен, что он не так скрытен, как вы, и я собирался его хорошенько разозлить, чтобы в запальчивости он кое-что мне выложил…

– А почему вы считаете, что это должна быть либо вдова Рейнера, либо я? – холодно осведомилась Марсия. – Во-первых, откуда вы знаете, что Фабер говорит правду? Что она все это не придумала?

– Это не она, – твердо заявил я. – Иначе чего ради она со своим мускулистым телохранителем стали бы поджидать меня вчера вечером на пороге моего дома?

– Об этом я ничего не знала. Но существует и альтернатива: Фабер говорила правду.

– Вот это чистая бессмыслица. Начнем с того, для чего Барбаре Дун было меня нанимать, а после этого немедленно звонить Фабер и просить ее прибегнуть к услугам своего телохранителя, чтобы напугать меня?

– Возможно, нанять вас посоветовал ей кто-то другой, тот же Ларсен. И ей пришлось с этим согласиться. Если бы Барбаре в руки попали эти ленты, она бы тут же усмотрела превосходную возможность поквитаться с Фабер. Именно из-за нее произошел развод. Барбара обнаружила, что Харвей обманывал ее с Фабер. Неужели вы об этом не знали?

– Нет, – сказал я, – но все же чего ради она захотела бы шантажировать Ларсена, помимо Сюзанны Фабер?

– По той же самой причине, по которой она притворилась, будто шантажируют ее, – заявила Марсия. – Чтобы отвлечь подозрения.

– Все это хорошо, но я по-прежнему считаю шантажисткой Карен Рейнер.

– Меня абсолютно не интересуют ваши предположения. Я хочу одного: чтобы вы немедленно убрались отсюда.

– Если вы попросите меня об этом вежливо, я так и быть смогу отвернуться, пока вы сходите за халатом или чем-то другим.

– Большое дело! – Она злобно сверкнула глазами, но тут же спросила: – Вы говорите серьезно?

– Конечно, но если вы попросите вежливо и мило.

Она скрипнула зубами:

– Рик, пожалуйста, не могу ли я сходить за халатом?

– Почему же, конечно! – улыбнулся я. – А я посижу здесь с закрытыми глазами, пока вы сделаете это.

– Но если вы по забывчивости откроете глаза, обещаю, что я вырежу у вас сердце тупым ножом! – мило прощебетала она.

Я действительно зажмурил глаза, до меня долетали едва различимые звуки, как будто бы где-то скреблась мышка, затем захлопнулась дверь. Я снова раскрыл глаза и закурил сигарету, потом подошел к телефону и осторожно приподнял трубку. Раздались два тихих щелчка: это Марсия закончила набирать номер на параллельном аппарате наверху, в трубке раздался телефонный гудок, потом загудел сам Харвей Маунтфорт.

– Харви? – заговорила Марсия очень тихо, но напористо. – Слушай! Здесь Холман. Вошел в дом минут пятнадцать назад. Барбара, должно быть, дала ему свой ключ.

– То, что ему требуется, – это добрый удар по носу! – свирепо заявил Маунтфорт. – Я сейчас приду и сделаю это.

– Нет! – запротестовала она. – Именно этого он и хочет. Он ищет тебя. Оставайся в стороне, слышишь, Харв?

Она быстро передала ему содержание нашего разговора, а когда закончила, на другом конце провода воцарилась тишина.

– Теперь ты понимаешь, Харв? Я не знаю, чего добивается Холман, но я ему не доверяю. Так что держись подальше от него, слышишь?

– Слышу, Марсия, – медленно ответил он. – Но до меня не доходит. Какого черта он собирается делать?

– Говорю тебе: я не знаю! – нетерпеливо бросила она. – Но я сейчас спущусь к нему и постараюсь выяснить. Потом перезвоню, о’кей?

– О’кей, – хмыкнул он и положил трубку.

Я дождался, когда она тоже положит трубку, и аккуратно поместил свою на рычаг. Разговор оказался пустым, единственной фразой, показавшейся мне значительной, был вопрос Харвея: «Какого черта он собирается делать?» – поскольку, откровенно говоря, я сам не знал, что на него ответить.

Я прошел в передний холл и уже практически приоткрыл входную дверь, когда услышал позади себя возмущенный голос:

– Разве хорошо так поступать, Рик Холман?

Обернувшись, я увидел Марсию Роббинс. Она стояла у подножия лестницы.

Черный шелковый халат был плотно затянут вокруг ее талии.

– Вы уже уходите, даже не попрощавшись со мной? – Стекла ее очков возмущенно блеснули. – Разве так делают, Рик Холман?

– Я знаю, когда следует удалиться, – ответил я ей печально. – Когда я вытащил пустышку, вот когда.

– О чем это вы толкуете?

Я вышел на крыльцо, решительно закрыл за собой дверь и прошел к машине. Неожиданно в голове моей мелькнула одна мысль, которая заставила меня вернуться и позвонить в звонок. Дверь отворилась так быстро, что были все основания предположить, что моего возвращения ожидали.

Руки Марсии дернули за пояс на талии, черный халат соскользнул к ее ногам, предоставив мне возможность полюбоваться глубокой впадинкой между ее грудями и крутым изгибом бедер.

– Почему бы вам не вернуться назад с холода, Рик? – спросила она мягким чувственным голосом. – Возможно, мы найдем общий язык?

– Я вернулся, чтобы задать один вопрос, – пояснил я. – Что происходит между вами и Харвеем Маунтфортом такого, что заставляет его без конца врываться к вам сквозь французское окно? Ларсен уверяет, что это секс, но, когда я только что об этом подумал, решил, что это бессмыслица. Мне это напоминает комедийный эпизод в старых порнографических фильмах. Старина Харв мог бы разыгрывать подобные сцены, но это совершенно не ваш стиль.

Она снова завернулась в свой халат беспомощным жестом, как будто подумала, что ее обнаженное тело не способно отвлечь меня от работы, что же, дескать, еще остается бедной девушке?

– Вы… – Губы у нее предательски дрожали. – Вы и ваши грязные мысли!..

– Значит, раз он врывается в кабинет не для того, чтобы быстро поразвлекаться на ковре, – грубо заговорил я, – так чего же ради он тогда является? Может быть, у вас есть общие интересы? Не так ли?

Ничего не ответив, она резко захлопнула дверь у меня перед носом. Немного подождав, я снова пошел к машине и направился домой.

В доме стояла мертвая тишина, когда я выдвинул ящик бюро и достал свой тридцать восьмой вместе с наплечной кобурой. По большей части, когда я оказываюсь по ночам в доме один, дом мой по-приятельски перешептывается со мной, но, очевидно, к оружию у него такое же отношение, как и у меня: дом нервничает. Когда ты берешь с собой пистолет, то знаешь, что тебе будет необходимо в кого-то стрелять. И эта мысль действует на меня угнетающе, хотя я каждый раз неизвестно кого заверяю, что делаю это только для самозащиты. А мое подсознание тут же задает еще один противный вопрос: «Так ты уверен, что кто-то первым собирается выстрелить в тебя?»

Я закрыл глаза всего на мгновение и совершенно ясно представил себе, как один неортодоксальный психиатр пробирается на четвереньках сквозь заросли тростника, с завидным упрямством надеясь добраться до дичи. А тут другой малоопытный охотник, видя, как что-то движется в зарослях, без раздумий стреляет в него. И после этого моментальный переход: другой охотник, настойчиво следящий за головой психиатра с помощью мощного оптического прицела, выжидает в сотне ярдов от него удобный момент, чтобы спустить курок. На таком расстоянии убийство человека теряет свою специфику, его можно даже сравнить с уничтожением назойливого муравья…

Я заставил себя потрясти головой и сказать себе, что все это ровным счетом ничего не значит. Возможно, Рейнер был убит преднамеренно, но, возможно, и нет. В данный момент я не мог с уверенностью сказать, как это было на самом деле. Но мой ум безжалостно заявил, что если он был убит, то возможно и еще одно убийство.

Я перестал прислушиваться к внутреннему голосу и выскочил поспешно из дому, чтобы сесть в машину.

Я нажал на тормоза на красной подъездной дороге дома в Бел-Эйр приблизительно в полночь и бегом поднялся на ступени парадного портика. Все окна были темными, поэтому я нажал на кнопку дверного звонка и не снимал с нее палец. Секунд через тридцать, когда ничего не произошло, я потерял терпение и стал барабанить кулаками по двери. Она содрогалась под моими ударами, стараясь показать, что не привыкла к такому грубому обращению, так что под конец я ударил по ней плечом – и пораженная таким неуважением дверь распахнулась. Я нащупал выключатель, вошел в передний холл и зычно закричал: «Карен! Карен?»

Ответа не последовало, поэтому я заглянул в гостиную, но она была пуста.

Я заглянул поочередно во все комнаты, выкрикивая ее имя. Когда я поднимался по лестнице, последние проблески разума уговаривали меня, что Карен куда-то уехала, – возможно, навестить старого друга, или посмотреть кинофильм, или же провести несколько деньков с сестрой на Лонг-Бич. Существовал миллион логических объяснений тому, почему ее нет дома. Но ни одно из них ровным счетом ничего не значило, потому что где-то в тайниках моего мозга, куда никогда не добирались резонные соображения, таилась уверенность, что Карен наверняка дома, так что рано или поздно я ее разыщу.

Я нашел ее в ванной комнате рядом со спальней. Она лежала в ванне, откинув голову на бортик. Лицо Мадонны из цветного стекла было бескровным, темные глаза были широко открыты и выжидательно смотрели на меня, как если бы каким-то образом я знал ответ на ее вопрос. Ее потрясающе красивое тело было холодным как камень, даже холоднее воды, в которой она лежала. Я запустил пальцы в ее коротко постриженные волосы и осторожно приподнял голову. На выложенном кафелем полу темнела густая лужа, а на облицованной кафелем стенке был розовый след в тех местах, куда долетели кусочки мозга…

Кто-то выстрелил ей в затылок с близкого расстояния из крупнокалиберной винтовки.