Текст книги "Том 21. Кто убил доктора Секса?"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

– Сейчас я, пожалуй, не смогу вам сообщить много: только то, что о магнитных лентах справлялись нимфоманка Сюзанна Фабер и некий Ларсен.

– Это интересно, – притворно оживился я, желая во что бы то ни стало заставить вдову продолжить разговор.

– Человек, который был с Германом на охоте, – наш старый друг, тоже психиатр, Гаррет Сулливан. Я убеждена, что он не смог бы убить. Лично я считаю, что кто-то нанял профессионального убийцу, хорошенько проинструктировав его, как придать убийству вид несчастного случая. И все было проделано без сучка без задоринки.

– Может быть, мне стоит поговорить с Сулливаном? – предложил я. – Вы не будете возражать, если я ему скажу, что вы сообщили мне его имя?

– Нет! – решительно возразила она. – Держите меня в стороне от этой истории, Рик, слышите? Тот, кто нанял профессионального убийцу, однажды может нанять его вторично, а мне вовсе не улыбается перспектива быть пристреленной в кустарнике, как это случилось с Германом.

– Ладно.

Она допила свой коктейль одним большим глотком.

– А теперь проводите меня домой, пожалуйста. У меня был утомительный день, а когда я начинаю размышлять об атмосфере, насквозь пропитанной грязью, которую создал вокруг себя Герман, мне не терпится принять ванну.

Я расплатился за напитки, и мы вышли на пронизанный солнцем Сансет-бульвар, после чего я повез ее домой.

Дом находился на Бел-Эйр, это было солидное и довольно дорогое жилище, но отнюдь не какая-нибудь сногсшибательная вилла. Припарковав машину у подъездной дорожки из красного гравия, которая незадолго до этого была тщательно вычищена и полита, я намеревался показать Карен, что я настоящий джентльмен, выскочить первым из машины, чтобы распахнуть для нее дверцу, но она опередила меня: сама вылезла наружу, проворно захлопнув дверцу за собой.

– Благодарю вас, – сказала она торопливо. – Дайте мне знать, если вам что-то удастся выяснить, хорошо, Рик?

– Разумеется. А вы, в свою очередь, если вспомните о чем-то, что покажется важным, сообщите мне.

– Да. – Она бросила на меня какой-то задумчиво-тревожный взгляд, затем просунула голову в раскрытое окошко машины так, что при этом ее платье туго натянулось на теле и под эластичной тканью четко обрисовалась высокая грудь. – Не думаете ли вы, – проговорила она отрывисто, – что вам следовало бы пройти вместе со мной в дом и немного повозиться?

– Нет, – выдавил я с трудом. – Но все равно – спасибо.

Она быстро побежала прочь.

Это меня ни капельки не тронуло. Я аккуратно развернул машину, воспользовавшись шириной покрытого гравием подъездного пути, и лишь пару минут спустя сообразил, что только что упустил возможность присоединиться к Ассоциации оргий избранных обитателей Беверли-Хиллз. Должно быть, я помешался. Впрочем, возможно, дело объяснялось проще: чтобы быть принятым в эту ассоциацию, требовалось сначала сойти с ума. Так что я просто был близок к тому, чтобы выполнить это условие.

Я вернулся в свой собственный маленький скромный офис в Беверли-Хиллз. Помимо стаканчика спиртного, который был мне совершенно необходим, я испытывал непреодолимую потребность спокойно посидеть и немного подумать. Возможно, чтобы справиться с самым настоящим приступом истерии.

Но когда я прибыл на место, то обнаружил, что решать буду не я, потому что возле дома стояла сине-серая «альфа-ромео», а это означало, что у меня гости.

Гость, а точнее, гостья, прислонясь к столбику фронтального портика, курила сигарету, воткнутую в длиннющий зеленый мундштук. Это была блондинка, сложенная так, как сложена «Вечная женственность» Пеберри. На ней была надета зеленовато-желтая шелковая блузка, на которой было расстегнуто вполне достаточно пуговок для того, чтобы предоставить возможность всем любителям подобных зрелищ полюбоваться водораздельчиком между двумя округлыми крепкими грудями, и белые брюки, с помощью какого-то чуда туго натянутые на потрясающие бедра. Надо думать, белая ткань была подвергнута какой-то специальной обработке, чтобы выдержать такой напор женской плоти.

– Привет! – Соблазнительница разъединила губы, предназначенные для поцелуев, и продемонстрировала зубки, созданные как бы специально для того, чтобы покусать в ответственный момент мочку уха партнера. – Могу поспорить, что вы – Рик Холман, верно?

– Верно, – согласился я, – а вы… На мгновение я было… но потом я зажмурился, мысленно снял всю вашу одежду и тогда понял, что вы Сюзанна Фабер.

– Ох, здорово!

Новый приступ смеха заставил заходить ходуном два холмика-близнеца.

– Полагаю, мне следует обуздать свое разыгравшееся воображение и спросить, что привело вас сюда? – спросил я вежливо.

– Сейчас мы перейдем к этому, ах вы, озорник!

Постоянный визгливый смех начал действовать мне на нервы.

– Я хочу, чтобы вы сперва познакомились с моим приятелем.

– С приятелем? – удивился я.

– Ну да, он находится прямо за вами! – вновь хихикнула она.

Я очень быстро повернулся, и действительно, как она и сказала, прямо за моей спиной находился он. Возможно, он только что материализовался из воздуха, но не исключено, что он скрывался на заднем сиденье ее машины. В любом случае он носил обувь на каучуковой подошве, потому что я совершенно не слышал его шагов. Внешне он представлял собой плотную массу сверхразвитых мускулов, которые загораживали ландшафт, едва этот тип оказывался перед вами. Его физиономию следовало использовать в качестве камнедробилки, и было похоже, что именно таким образом ее уже использовали прежде. Поверх всей этой горы мускулов был натянут свитер, а пара узких брюк держалась вообще неизвестно на чем, поскольку бедра у этого типа полностью отсутствовали. Глядя на него, трудно было определить, являлся ли он подарком природы для одинокой женщины или был гомосексуалистом.

– Это Рик Холман, – в очередной раз прыснула от смеха Сюзанна Фабер. – Рик, я хочу, чтобы вы познакомились с моим хорошим другом Лероем.

– Лероем? – буркнул я.

– Лерой хочет вам кое-что сказать. – Она вытянула руку с мундштуком и выбила из него пепел о верхнюю ступеньку моего крыльца. – Ведь я права, Лерой?

– Да, – громыхнула басом гора мускулов. – Секс умер, Холман.

– Если с вами случилась такая беда, примите мои соболезнования, – произнес я сочувственно, – но не обращайтесь ко мне со своими интимными проблемами, Лерой. У меня своих собственных больше чем достаточно.

– Он имеет в виду, что умер старый доктор Секс, – продолжая хихикать, пояснила резвушка Фабер. – И перестаньте валять дурака, вы, несносный человек!

– Секс умер, – пробасил Лерой снова, – и не годится, чтобы кто-то совал нос в его могилу, понятно вам?

– Вы хотите сказать, что вам было бы желательно, чтобы я перестал разыскивать записи, которые так встревожили мисс Фабер? – спросил я.

– Да, именно! – ответила вместо него красотка напряженным голосом и на этот раз без очередного взрыва смеха. – Объясни ему все остальное, Лерой!

– Пожалуй, придется… – И бицепсы его стали надуваться. Зрелище было впечатляющим, как если бы вы наблюдали за появлением нового острова из глубины океана. – Чтобы вы отнеслись к ее словам серьезно, Холман!

Бицепсы надулись еще сильнее, пальцы сжались в кулак, и потом он нацелился им в мое лицо. Естественно, я без особой спешки отклонился и направил свои напряженные пальцы правой руки глубоко в его солнечное сплетение. Затем, прежде чем он успел сложиться пополам, я довольно сильно ударил ребром ладони по его кадыку, чем пресек какой-то совершенно звериный вой, которым сопровождалась первая часть моей самообороны.

– Во всем виноваты все эти третьеразрядные фильмы, которых вы наплодили уйму, – произнес я почти миролюбиво.

– Что? – Ее пальцы с такой силой сжимали мундштук, что косточки побелели. – Какого черта вы тут бормочете?

– Спектакль, разыгранный Лероем, – пояснил я. – Диалог же полностью заимствован из какого-нибудь боевика, из тех, которые без конца показывают уже в ночное время.

– Вы причинили ему боль! – завопила Сюзанна Фабер. – Он же убьет вас за это!

– Не сегодня, – заверил я. – И вообще, с ним ничего особенного не произошло, можете не волноваться. Просто какое-то время он будет чувствовать себя неважно.

– Неважно? – Ее сильно накрашенное лицо исказилось от ненависти. – Как, вы еще смеете?..

Мундштук выпал у нее из рук, она набросилась на меня, неистово размахивая кулаками в воздухе. Я выбросил вперед правую руку, слегка согнув пальцы, и ее правая грудь оказалась аккуратно зажатой в моей ладони. Я слегка усилил нажим и таким образом удерживал ее на безопасном расстоянии, в то время как ее ногти безуспешно пытались добраться до моего лица.

– Я всегда был сторонником серьезных тренировок. – Я почти ласково улыбнулся, глядя в ее искаженное от злости лицо. – Вы часто сюда приезжаете, мисс Фабер?

Глава 3

Гаррет Сулливан совершенно не соответствовал моим представлениям о психиатре. Для этого он выглядел слишком здоровым. Я бы скорее представил его на борту вертолета, обслуживающего какие-то Богом забытые места, куда иначе не доберешься. Крепко сбитый розовощекий детина, которому, возможно, судьба отпустила слишком много силы и здоровья. Как я считал, ему было лет сорок. Шапка густых русых волос, не начавших седеть даже на висках. Добрые карие глаза, которые заставляли тебя почувствовать в нем верного друга, которому можно спокойно доверять даже до того, как ты обменяешься с ним рукопожатием. А оно было достаточно твердым и уверенным.

– Вы сказали, что это очень важно, мистер Холман, – заговорил он с подкупающей искренностью. – Это что-то связанное с Германом Рейнером?

– Верно, – ответил я. – И я бесконечно благодарен вам за то, что вы нашли возможность повидаться со мной сегодня же вечером.

– Устраивайтесь поудобнее, – сказал он, – выпьем?

– Бурбон со льдом, спасибо.

Я уселся в кресло экзотического вида из ротанга, которое будто бы предназначалось для какого-то мандарина и было наверняка сделано в одной из мастерских кустарей-умельцев, окружающих Вилширский бульвар. Квартира доктора находилась на тринадцатом этаже нового высотного здания, декор был определенно восточным – под стать огнедышащему дракону, нарисованному масляными красками над ложным камином.

Доктор вернулся от бара с наполненными бокалами, протянул мне мой и уселся во втором ротанговом кресле против меня.

– Бедняга старина Герман! – произнес он для начала. – Я ведь был вместе с ним на той охоте, когда произошел несчастный случай. Вы знаете об этом? До сих пор не уверен, что когда-нибудь мне захочется снова отправиться на охоту…

– Как это случилось? – вежливо спросил я.

– В лесу мы с ним разошлись в разные стороны, – медленно заговорил он. – Герман был новичком, это был его первый выезд на природу. Но он шел уже третий день, и я боюсь, его утомили все мои добрые советы и наставления на протяжении первых двух… – Он невесело усмехнулся. – Объедините двух психиатров: они ведь ни за что не станут поучать друг друга, а тут… Так или иначе, но на третий день Герман настоял на том, что станет действовать самостоятельно. Я пытался его отговорить, но он заупрямился, и было ясно, что мне его не переубедить. Итак, мы ушли из охотничьего домика в восемь утра и разошлись в разные стороны. А где-то около половины двенадцатого прибежал ко мне запыхавшийся владелец и сообщил про несчастный случай. Кто-то из других охотников наткнулся на тело Германа час назад. Хозяин с трудом меня разыскал.

– Что с ним стряслось?

– Он погиб от выстрела в затылок. Полицейский хирург установил, что смерть наступила примерно в половине одиннадцатого. Его обнаружили лежащим посреди густого кустарника. Поверите ли, подобные вещи случаются очень даже часто! Какой-нибудь болван с ружьем в руках замечает, что что-то шевелится в чаще леса, и принимается стрелять, даже и не подумав выяснить, дичь это или нет.

– Удалось выяснить, кто это сделал?

– Нет. – Он медленно покачал головой. – Они проверили всех, кого смогли найти поблизости, но их пули оказались другими. Офицер, возглавлявший расследование, предположил, что человек, подстреливший беднягу Германа, обнаружил, что натворил, и тут же либо постарался поскорее оттуда убраться, либо запрятал свое ружье в таком укромном месте, где его никто не смог бы разыскать.

– Хорошенькое дело! – покачал я головой. – Человек умирает, а тип, виновный в его гибели, спокойно и безнаказанно исчезает с места происшествия?

– Да. – Его карие глаза оценивающе уставились на меня, и недавняя доброжелательность полностью исчезла. – Почему вы интересуетесь смертью Германа, мистер Холман?

– У меня появилась клиентка, которая в прошлом была его пациенткой, – пояснил я. – Он имел обыкновение записывать на магнитофон их беседы у него на приеме. После его смерти ленты исчезли, а она жаждет заполучить их назад.

Он поморщился:

– Так вон оно что! Шантаж, очевидно?

– Кто знает?

– Крайне сожалею, мне бы очень хотелось вам помочь. – Он слегка пожал плечами. – Совершенно очевидно, что сам Герман не стал бы мне болтать про своих клиентов и их проблемы. И я не имел представления…

– Он был одним из тех людей, чье болезненное любопытство удовлетворяется если не созерцанием, то хотя бы описанием эротических сцен, – холодно прервал я. – Позднее он проигрывал эти записи снова и снова ради острых ощущений. Вам это было известно?

– Герман?! – Он казался искренне потрясенным. – Боже упаси, не имел ни малейшего представления! Вы уверены?

– Я получил эти сведения из весьма авторитетного источника.

– Весьма авторитетного? О, вы имеете в виду Карен Рейнер, его жену?

– Верно.

Он протер глаза ладонью, потом посмотрел на меня весьма неодобрительно:

– Я бы на вашем месте не обращал большого внимания на то, что говорит Карен, мистер Холман.

– Почему?

– Потому что… ну… у нее имеются собственные проблемы… – Он снова принялся протирать глаза, на этот раз даже не пытаясь скрыть своего раздражения. – Проклятие! Я не хочу быть втянутым в эту историю, но в то же время мне совершенно не хочется, чтобы пострадала репутация такого человека, как Рейнер. Он был превосходным доктором и первоклассным психиатром. Ну а его жена… Скажем так: она эмоционально неуравновешенна.

– Что это значит?

– Это значит, что она нуждается в помощи психиатра, – коротко ответил он. – У нее не все в порядке с головой, если уж вам необходимо это знать, – он презрительно посмотрел на меня, – а я полагаю, вам это знать не мешало бы.

– Она считает, что ее муж погиб не в результате несчастного случая.

– Но это же нелепо!

– Почему? – рассудительно заговорил я. – Один из самых надежных способов убить человека – это придать его смерти видимость несчастного случая. А какое место является для этого наиболее подходящим? Лес, где сколько угодно никуда не годных охотников.

– Но чего ради кому-то понадобилось убивать Германа?

– Эти ленты ведут к элите Голливуда, – сказал я. – Для шантажиста это целое состояние.

– Тогда зачем было убивать Германа, чтобы их раздобыть? – сердито спросил Сулливан. – Почему просто не выкрасть их из его кабинета?

– Потому что это означало бы, что дело с самого начала будет передано полиции, – терпеливо разъяснил я. – Рейнер бы их вызвал, они бы установили значение записей и имена людей, которые оказались бы в затруднительном положении.

– И все же это не кажется убедительным, – проворчал он. – Я знаю, что Карен смотрит на случившееся иначе. Но к ней нельзя подходить с обычными мерками! Вообразить такое! Кто-то, мол, организует убийство Германа во время охоты… – Тут он внезапно умолк, посмотрев на меня широко раскрытыми глазами. – Черт побери! Но она ведь не допускает, что это я его убил, нет?

– Не знаю, – ответил я не слишком любезно. – Даже если да, то в настоящее время она чересчур перепугана, чтобы говорить о чем-то определенно.

– Но это же… – Он сделал глубокий вдох, заставляя себя успокоиться. – Я находился очень далеко, когда его нашли.

– Его нашли через час после убийства, – сказал я. – А где были вы, когда он умер? И можете ли вы это доказать?

– Я был за несколько миль от этого места, и я… нет, доказать это невозможно.

– Ну вот, сами видите, как обстоят дела, доктор! – произнес я спокойно. – Конечно, не стоит из-за этого терять сон. Полиция, очевидно, не сомневается в том, что это был несчастный случай. Так что дело будет закрыто, если только на свет Божий не всплывут какие-то новые факты…

– Новые факты, – проговорил он сдавленным голосом.

– Ну, эти исчезнувшие магнитные ленты, которые можно использовать для шантажа, – они ведь являются уликами, не правда ли? – объяснил я весело. – Для кого-то они являются весомым поводом для убийства доктора, верно?

– Видимо… – Ему удалось изобразить на лице подобие усмешки. – Для человека, который желает, чтобы я утратил сон из-за этой истории, вы проделали бесподобную работу. Выяснили все возможное, чтобы превратить меня в человека, страдающего бессонницей.

– Ну а почему вы-то должны беспокоиться? – принялся я его успокаивать. – Ведь вы же понятия не имели об этих записях.

Лицо у него мгновенно застыло, затем он как бы нехотя сделал медленный выдох – так, будто хотел, чтобы это не стало заметным.

– Когда я заявил об этом несколько минут назад, мистер Холман, я посчитал вас за человека, который сует свой нос в дела, совершенно его не касающиеся, и не намеревался вас вообще ни о чем информировать. Но за последние несколько минут мое отношение к вам изменилось.

– Дальше?

– Я знал про эти записи. Некоторые даже слышал, – медленно произнес он. – Герман использовал меня в качестве консультанта по некоторым проблемам. Это были чисто профессиональные консультации, конечно. Я с удовольствием помогал ему, и он настаивал, чтобы я получал за это щедрую плату. – Он сделал глоток из своего бокала и с несчастным видом посмотрел на меня. – Теперь, вы понимаете, почему я по вашей милости так быстро утратил покой. Если его собственная жена настаивает, что его убили потому, что кому-то захотелось воспользоваться этими лентами с целью шантажа, тогда я оказываюсь, мягко выражаясь, в весьма затруднительном положении.

– Какого рода проблемы у миссис Рейнер? – спросил я.

– Вообще-то обсуждать эти проблемы не совсем этично… – Он увидел выражение моего лица и поморщился. – Но поскольку она никогда не была моей пациенткой, а при сложившихся обстоятельствах… – Он откашлялся. – Я не знаю детально о характере ее проблем, для определения потребовался бы целый ряд анализов. Но, говоря в общем, у нее неустойчивая психика. Она – патологическая врунья… – Неожиданно он покраснел. – Полагаю, вы ожидали, что в моем положении я скажу нечто подобное, но это чистая правда, мистер Холман. Разумеется, не изучив как следует пациента, диагноз поставить невозможно, но с большой долей вероятности можно предположить, что у нее имеются параноидальные тенденции, причем появились они уже Довольно давно. Я никогда раньше не говорил об этом с Германом по совершенно очевидным соображениям-, но каким образом он мог терпеть ее в качестве жены – для меня всегда оставалось загадкой.

– Слушаю вас, и мне невольно приходит в голову, не была ли сама миссис Рейнер в лесу в то утро и не она ли это пустила в ход пистолет, – сказал я, подмигивая.

– Она была дома в постели, когда ей позвонили по междугородному, – сказал он. – Но конечно, она могла… Впрочем, нет – лучше такого… такого не говорить!

– Могла бы нанять профессионального убийцу и поручить ему выполнить эту работу? – спросил я. – Именно это вы хотели сказать, доктор?

– Именно. – Он на мгновение прикусил нижнюю губу. – Да, вы угадали правильно…

– Какое совпадение мнений! – усмехнулся я. – О том же самом сказала мне и она. Кто-то нанял профессионального убийцу. Поэтому она страшно нервничала: человек, прибегнувший к помощи профессионального убийцы один раз, всегда, говорила она, сможет нанять его вторично.

Я допил свой бокал, поставил его на ручку кресла и затем поднялся.

– Благодарю за потраченное на меня время, доктор.

– Мне хотелось бы быть более полезным, – очень искренне воскликнул он, – в особенности сейчас, когда вы наградили меня бессонницей!

Я прибегнул к старому приему: молчал, пока не приблизился к двери, а там обернулся и произнес:

– Еще один вопрос, доктор…

Я почувствовал, что ему не нравится тон моего голоса, однако ему не оставалось ничего иного, как произнести со вздохом:

– Слушаю вас, мистер Холман.

С самым беспечным видом я спросил:

– Когда вы в последний раз спали с Карен Рейнер, док?

– Убирайтесь отсюда немедленно, – с расстановкой произнес он, – прежде чем я вышвырну вас за дверь!

Строго говоря, это был не ответ, но я не стал настаивать. Просто вышел из квартиры и аккуратно закрыл за собой дверь, ничуть не усомнившись в том, что яснее любых слов правду мне сообщила паника в глубине его глаз, мелькнувшая на короткое мгновение, прежде чем он разыграл возмущение.

В лифте у меня возникли философские мысли: как можно строить новые прекрасные здания, когда старые мерзкие грехи продолжают в них расцветать пышным цветом? По всей вероятности, единственным объяснением для такого рода рассуждений послужит то, что события этого дня загнали меня в своего рода психологический тупик. С того самого момента, когда Барбара Дун дала мне прослушать эту ленту и я узнал про один из ее прежних неосторожных поступков, факты стали накапливаться как-то уж слишком быстро. Множество разрозненных сцен стало мелькать у меня в голове: встреча со второй половиной тайны Барбары – с ее секретарем со столь обольстительной фигурой, Марсией Роббинс; затем Мадонна из цветного стекла, справляющаяся у меня, не желаю ли я немного повозиться в передней гостиной, голос ее тогда звучал настолько буднично и равнодушно, будто подобные мысли случайно мелькали у нее в голове сплошным рядом; ну и наконец, смогу ли я когда-либо позабыть смешливую пташечку Сюзанну Фабер и ее мускулистого приятеля Лероя?

Затем я не без удовольствия вспомнил то, каким приемом мне удалось удержать ее на расстоянии вытянутой руки, хотя эта приятная сценка закончилась потоком злых женских слез, когда она забралась в свою небольшую синюю машину. Я великодушно засунул Лероя на заднее сиденье, поскольку у него все еще были серьезные респираторные проблемы, затем проследил взглядом за тем, как они уехали прочь и растворились в стране Фантазии, выходцами из которой, несомненно, являлись.

Я поехал домой и оказался там около половины девятого.

Интервью с Гарретом Сулливаном было достойным завершением беспокойного дня, так что я намеревался расслабиться и дать себе отдых хотя бы до утра. Прежде всего я занялся приготовлением сложного напитка. Мне оставалось добавить в него пару кубиков льда, когда раздался дверной звонок.

Признайтесь, кто радуется посетителю, когда неизвестно, кто он такой, да и к тому же является в самое неподходящее время?

Я отворил входную дверь и уставился на пышные черные усы, которые минутой позже растянулись и зашевелились, обнажив два ряда жемчужно-белых зубов.

– Рик Холман? – осведомился густым баритоном владелец разбойничьих усов и зубов, которые своим видом говорили: «Мне не требуется дантист».

– Да, это я, – ответил я весьма осторожно.

– Эдгар Ларсен, – представился он. – Разрешите войти?

– Пожалуйста, – без всякого энтузиазма проворчал я, отступая в сторону.

Когда он вошел, гостиная как будто немного съежилась. Это меня не удивило: у меня самого появилось ощущение, будто я слегка усох возле него. Он был громоздким решительно во всем: огромные усы и лошадиные зубы были всего лишь составными частями этого человека-горы. В нем было около сотни килограммов, но толстым его назвать было бы неправильно. Его абсолютно лысая голова была бронзовой от загара, а внушительные усы чуть ли не достигали ушей, а затем плавно спускались вниз.

– Я управляющий делами Барбары Дун, – объявил он с величайшей гордостью, как будто сообщал об этом целому миру, – но, видимо, это вам уже известно, Холман?

– Она упоминала об этом сегодня утром. – Я тоже ощерился, хотя зубы у меня были помельче и парочку мне уже пришлось в свое время запломбировать. – Вы приятель этого шарлатана, не так ли?

По его глазам было видно, что данный эпитет не привел его в восторг, но, будучи человеком воспитанным, он ухитрился выжать из себя подобие улыбки:

– Весьма оригинально, Холман! Никто не предупредил меня, что у вас такое потрясающее чувство юмора. А то бы я захватил свою записную книжку с длиннобородыми анекдотами.

– Почему вы не присядете, мистер Ларсен? – предложил я. – И потом, зачем такая официальность?

Зовите меня либо Риком, либо просто мистером, договорились?

– Как вам угодно. – Он опустился, как идеально отрегулированный лифт, на ближайшее кресло. – В таком случае пусть будет «Рик», хорошо? – Ряд зубов – могильных камней – сверкнул на мгновение под усами. – Хотя у меня есть основания предполагать, что мы с вами не станем закадычными друзьями, однако считаю нужным сообщить, что именно я рекомендовал вас Бэбс.

– А что, доктор Секс и вас записал на магнитофон? – осведомился я.

– Откуда у вас такие мысли?

– Это же логично. Таким образом, вы будете из кожи лезть вон, чтобы вернуть не только ее ленты, но и собственные.

– Существует одно довольно устаревшее слово, которое вас характеризует очень точно, Холман, – «несносный».

– И вы все еще переживаете из-за своих записей? – сказал я.

– Да. – Он внимательно наблюдал за мной. – Если записи Бэбс станут достоянием публики, это погубит ее карьеру и мою тоже, поскольку я ее управляющий. Если же будут обнародованы только мои – пострадаю я один, ее это не заденет.

– Вы порядочный сукин сын, но достаточно откровенный. А как насчет выпивки? – спросил я.

– Мне бакарди со льдом и кружочек лимона, – ответил он. – Я бываю откровенным лишь в тех случаях, когда ничего иного не остается, как, например, сейчас. Мне не нравится ваша излишняя развязность, но в данный момент приходится с ней мириться. И все же хотелось бы дать вам совет, Рик, после чего я смирюсь с необходимостью выносить ваши оскорбления: я ненавижу бить «слегка» и если буду вынужден это делать, то информирую, что я чемпион-тяжеловес.

Я приготовил ему новый напиток, добавил еще кубик в свой согревшийся, а затем устроился на кушетке против него.

– Ладно, – произнес я, усмехнувшись, – как насчет того, чтобы вы сами подобрали свою перчатку, а я отложу оскорбления до другого раза?

– Разумное предложение, – кивнул он. – Я тоже, как и Бэбс, получил меморандум о прошлой своей глупости сегодня утром, и тоже спецдоставкой. – В его тяжелых глазах вспыхнул едва различимый огонек, а указательный палец принялся машинально прохаживаться по тщательно взлелеянной растительности над верхней губой. – Чье-то смачное напоминание о прошлом. Анализ специалистом одного необузданного уик-энда, проведенного в обществе известной актрисы, которая весьма успешно притворялась добродетельной служительницей муз. Ее тога действительно украшена несколькими «Оскарами», а она любит больше всего на свете упиваться воспоминаниями о бурном прошлом… Ах, все эти признаки не желающего спокойно умереть, остаться в прошлом… – Он шумно вздохнул. – Когда я вспоминаю об этом теперь, все это представляется настоящей истерией. Бедный старина Рейнер, видимо, был начисто лишен чувства юмора, раз не уничтожил эти записи. И тем не менее не хотелось бы, чтобы эти ленты стали достоянием гласности.

– Не было ли вместе с лентой какой-нибудь записки? – спросил я.

– Нет, только пакетик. Точно такой же, как и у Бэбс. – Он улыбнулся. – Отправивший их человек прекрасно понимал, что все мы будем в панике. Одно несомненно: он прекрасно разбирается в психологии.

– Вы хотя бы догадываетесь, кто этот таинственный «он»?

– Одно несомненно – это не посторонний человек. Он знал о существовании магнитных лент. Наткнуться на них случайно не мог никто, их выкрали из кабинета Рейнера преднамеренно. Ни я, ни Бэбс до сегодняшнего утра даже не догадывались о том, что док использовал этот чертов магнитофон. В известном смысле я даже рад, что проклятый ублюдок умер, – таким образом он избавил меня от необходимости ухлопать его!

– Но вы ведь явились сюда в столь поздний час не только для того, чтобы излить свое негодование?

– Верно! – Последовал новый белозубый зевок. – Вы продемонстрировали чудо проницательности, догадавшись об этом, Рик! В самом деле я завернул сюда, подчиняясь непреодолимому желанию познакомиться с вами. Вы уже слышали о магнитной ленте, которую получила Бэбс?

– Разумеется.

– Вы услышали имя другой девушки или Бэбс выключила магнитофон до этого?

– Она его действительно выключила, но, поскольку я познакомился с ее секретарем, мне не надо было быть гением, чтобы догадаться, о ком шла речь.

– Хорошо… – Но выглядел он слегка разочарованным, когда сказал: – В гаком случае вы поняли, что между ними до сих пор сохранились довольно близкие отношения, переступающие пределы обычных взаимоотношений между нанимателем и нанимаемым? Я не думаю, что это то же самое, что было в прошлом, но не исключено, что их связывает даже нечто худшее. Своеобразная пуповина, причем не знаю, на чем она зиждется, – на ненависти или чем-то еще более скверном.

– Вы предполагаете, что Марсия Роббинс может быть причастна к исчезновению записей?

– Да, но не осмеливаюсь сказать об этом Бэбс. – Он подарил мне широкую откровенную улыбку. – Потому что не уверен, что даже такие отличные взаимоотношения, как у нас с Бэбс, выдержат подобное напряжение.

– Почему Марсия Роббинс?

– Но ведь я только что рассказал вам о…

– Вы ведете со мной какой-то псевдопсихологический разговор, – нетерпеливо буркнул я. – У вас должны быть какие-то более веские основания.

– Возможно, вы слышали о том, что они называют «компенсацией», Рик? Вы прослушали частично ленту, и несложно догадаться, что малютка Марсия, оказавшись однажды с подходящим партнером, станет забывать об этой полосе жизни. Наверное, она уже успела сменить нескольких, а когда Бэбс стала регулярно являться на приемы к психиатру, не сомневаюсь, что Марсия нашла несколько благовидных предлогов навестить его офис с каким-то якобы срочным сообщением, настолько важным, что она вынуждена была передать его лично…

– Возможно, она просто совала нос в чужие дела? – высказал я предположение. – Или, может быть, возникло желание выяснить, не стала ли Барбара сплетничать про коннектикутскую историю?

Он расхохотался:

– Рик, а вы хитрец! Но тут вы все-таки ошибаетесь. Эта девочка не проиграла. Вне всякого сомнения, у нее была связь с Рейнером.

– Ну что ж, возможно, вы и правы, – согласился я. – И полагаю, в настоящее время у нее тоже есть приятель?