Текст книги "Том 21. Кто убил доктора Секса?"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Картер Браун
Кто убил доктора Секса?

Кто убил доктора Секса?
(Пер. с англ. П. В. Рубцова)

Глава 1

– Все это необычайно трудно объяснить, Рик. – Она нервно рассмеялась. – Полагаю, в данный момент меня страшат мысли о моей сексуальной жизни со всеми ее интимными тайнами! Почему-то они все больше и больше преследуют меня. Особенно те грехи, в которых я уже покаялась. Поверьте, они достаточно тяжкие…

Она отвернулась и пошла к окну, сопровождаемая едва различимым шуршанием длинного платья, обволакивающего ее стройные ноги. Она была высокой и худенькой, по фигуре напоминающей юношу, с грудью более плоской, чем вчерашнее суфле, и у меня возникло почти изумление при мысли, что у нее вообще могла быть хоть какая-то сексуальная жизнь – уж не говоря о греховной! Но то, что она совершенно не привлекала меня, вовсе не означало, что она не могла привлекать черт знает сколько других людей. В противном случае ее рейтинг никогда бы не поднялся до той высоты, которой он достиг в настоящее время. Если не считать, к примеру, Элизабет Тейлор, Дорис Дей и Сандру Ди, то на первом месте оказывалась эльфоподобная Барбара Дун, глядящая на вас огромными фиалковыми глазами.

– Грехи, в которых вы уже покаялись?.. – повторил я следом за ней, несколько удивленный.

Она подняла обе руки, чтобы пригладить свои иссиня-черные волосы, которые и без того были аккуратно разделены прямым пробором и плотно прилегали к голове, образуя на затылке большой узел-.

– Ну… – Она медленно повернула голову на длинной грациозной шее. – Я же, естественно, предполагала, что он будет вести себя как врач или священник. Понимаете, тайна исповеди и все такое прочее, не правда ли?

– Да, – кивнул я.

– Вообще-то он был врачом. Я имею в виду, что он не принадлежал к тем наглым самозванцам, которые прежде всего обзаводятся шикарным офисом и кушеткой, именуя себя «аналитиками»! – В голосе у нее слышались одновременно и смущение, и какой-то вызов. – Я хочу сказать, что у него был врачебный диплом и все такое.

Тьма понемногу рассеивалась.

– Как я понимаю, он был психиатром?

– Точно! И превосходным. Если бы он не помог мне, я бы никогда не смогла… – Тут она прикусила нижнюю губу. – Ладно, это не имеет значения. Но я ему рассказала решительно все. Все без утайки. Так сказать, расставила все точки над «і» и перечеркнула каждое «і». Картина получилась весьма выразительной и откровенной.

– Воображение отказывает мне, – пробормотал я на всякий случай. – Итак, вы ему все выложили? Что было потом?

Она беспомощно пожала плечами:

– Он умер.

– Черт знает, что за история!

– Несчастный случай! – резко произнесла она. – Пожалуйста, не умничайте. Мне вовсе не требуется остроумие и шуточки Рика Холмана, да еще за такую цену!

– Что за несчастный случай и когда? – спросил я.

– Две недели назад. – Она кисло улыбнулась. – Он был любителем охоты, одним из этих бездельников, которые утверждают свое мужское достоинство, удаляясь в лес и убивая беззащитных животных, понимаете?

– Давайте не будем рассуждать о кровожадных видах спорта… Как все произошло?

– Кому-то показалось, будто бы какой-то зверь продирается сквозь кусты, и он туда выстрелил. – Она фыркнула. – Он не промахнулся, только это был не разъяренный олень, а несчастный доктор Секс.

У меня от изумления глаза полезли на лоб.

– Доктор Секс? – пробормотал я.

– Его все так звали. В действительности же он был Рейнером, доктором Германом Рейнером. Родом из Вены.

– Господи, сколько же людей занимаются шарлатанством!.. – вздохнул я. – Неужели у него были пациенты?

– К нему все обращались! – рассердилась она. – Я имею в виду людей с положением.

Это сужает круг пациентов доктора Секса максимум до десятка человек, решил я. Учитывая статус кинозвезды, которым обладала Барбара Дун, она бы не многих причислила к разряду «людей с положением».

– Вы хотите сказать, что Рейнер был целителем душевных и прочих недугов звезд и звездочек в том небольшом кругу, где вы вращались?

– В этом году – да, – кивнула она. – В прошлом году это был Йога, за год до этого – Йогурт, если не перепутала. Ну а в следующем году кто знает, с какими увлечениями мы еще столкнемся?

– Во всяком случае, этот эскулап впоследствии им больше не потребуется? – рассмеялся я довольно непочтительно, но тут же поперхнулся под осуждающим взглядом фиалковых глаз. Сменив тон, я продолжил: – Так когда же вы узнали о нарушении профессиональной этики или что там еще стряслось?

– Сегодня утром в письме.

Она встала и двинулась по огромной гостиной, легким кивком повелев мне следовать за ней. Мы остановились у великолепного приемника с магнитофоном, который, возможно, мог наливать и горячий кофе, если нажать на требуемую кнопку. Возможно, да… и это меня не удивило бы. Я увидел небольшую катушку с магнитофонной лентой, приготовленную для прослушивания. Барбара с негодованием ткнула в нее перламутровым ногтем, как будто это было нечто оскорбляющее ее достоинство и лишь по недоразумению оказавшееся в ее жилище.

– Ее принес посыльный сегодня утром, – пояснила она. – Вот послушайте!

С минуту она нажимала на разные кнопки, затем бобина стала вращаться.

«– Нет не стоит испытывать отвращение или нежелание обсудить данный случай, мисс Дун, – как будто прямо в ухо заговорил громкий властный мужской голос, – уверяю вас, временные лесбийские связи не являются большой редкостью в жизни многих женщин.

– Дело в том, что я никак не могу преодолеть смущение, доктор, – раздался в ответ приглушенный голос Барбары. – Я хочу сказать, как-то неудобно беседовать об этом с мужчиной…

– Вы не должны видеть во мне мужчину, – теперь в елейном мужском голосе сильнее проявился иностранный акцент, – я просто врач, стремящийся вам помочь, и вы должны думать обо мне только в этом плане, не иначе. Скажите мне, как все это произошло. Когда случилось? Сколько вам тогда было лет?

– Двадцать. – Барбара отвечала очень тихо и нерешительно. – Я работала в летней театральной группе в одном из этих огромных сараев, приспособленных под концерты, в Коннектикуте. Вместе со мной там была другая девушка, на пару лет моложе меня. Весьма привлекательная блондиночка с потрясающей фигурой, не очень высокая, но все в ней было пропорциональным и соблазнительным. Полагаю, она была полной моей противоположностью, и мужчины отпускали всегда разные реплики по этому поводу, когда видели нас рядом. Она привлекла меня с первой минуты, едва я ее заметила. Потом мы с ней поселились в одной комнате. Однажды мы вернулись с ней поздно ночью из театра и…»

Барбара ткнула пальцем в какую-то кнопку, голос моментально умолк.

– Достаточно! – напряженно произнесла она, – это не все, но ведь вовсе не обязательно слушать запись до конца, чтобы разобраться в сути.

– Да, пожалуй.

– Если бы мне пришло в голову, что доктор Секс записывал все эти сеансы… – Она свирепо поджала губы, а помолчав, добавила: – Во всяком случае, теперь уж слишком поздно!

– Выходит, что после смерти доктора кто-то добрался до его записей и теперь пытается их использовать для шантажа? – высказал я предположение. – Сколько они хотят?

– Не знаю.

– Что? – Я в недоумении воззрился на нее: – Но вместе с пленкой должна была быть прислана записка, требующая…

– Больше ничего не было. Одна лента, аккуратно завернутая в маленький пакетик, на котором были написаны мое имя и адрес.

– Значит, пока вы не знаете, с какой целью это было вам прислано, – протянул я. – Может быть, они прибегли к какой-то особой психологической атаке собственного изобретения? Вручат вам ленту, чтобы сначала вы хорошенько себя взвинтили, а потом уж применят нажим? Вам следует по этому поводу обратиться в полицию. Они организуют прослушивание вашего телефона и…

– Вы сошли с ума? – Она едва не сорвалась на крик. – Да вы только представьте себе, как я вот тут стою, лента звучит, а я наблюдаю за физиономиями целой своры фликов, которые все слушают и таращат на меня глаза?

– Мне ясно, что вы имеете в виду, – промямлил я. – Хорошо, никакой полиции. Что же тогда? Вы желаете договориться с шантажистом?

– Не будьте идиотом, Холман! – холодно отрезала она. – Вы же не хуже меня знаете, что это будет нескончаемый процесс, пока из меня не высосут решительно все. Запись можно размножить, так что, даже если в конце концов я и заполучу оригинал, кто сможет гарантировать, что они не настряпали себе кучу дубликатов?

– Да, конечно, – согласился я.

– Я обратилась к вам потому, что в Голливуде и его окрестностях вы считаетесь большим мастером налаживать чужие дела, – язвительно произнесла она. – О вас говорят как о человеке, который может без всякого шума устранять любые неприятности и впоследствии умеет держать язык за зубами. Так что уладьте и это дело, мистер Фиксатор! Выясните, у кого находится эта запись, и раздобудьте ее, но только после того, как убедитесь, что у них не осталось ни единого дубликата. Ну и придумайте что-то такое, чтобы у них впредь не появилось охоты трепать языками по этому поводу.

– Послушать вас, так вы поручаете мне сущие пустяки. – Я слегка вздохнул. – Сначала я должен обнаружить шантажиста, кем бы он там ни был, потом раздобыть ленту и убедиться, что не существует дубликатов, а уж затем убить этого типа, чтобы он впоследствии не смог ничего рассказать? Так?

– Я вовсе не имела в виду убийство, – капризно протянула она. – Просто считаю, что существуют разные способы заставить людей держать рот на запоре в отношении чего бы то ни было. Уверена, вы сами знаете не менее десятка.

– Вам это дорого обойдется.

– Разумеется!

Она спокойно кивнула, и на мгновение я поразился, откуда такая невозмутимость, пока не вспомнил про ее доходы. В конце концов, мы сейчас рассуждаем всего лишь о деньгах, а она могла позволить себе говорить о них так же, как я говорил, например, об арахисе…

– Вы выполните все, что я только что обрисовала, Рик, – продолжила она теперь уже почти безмятежно, – и тогда сможете назвать свою собственную цену. Я не слишком волнуюсь, во сколько мне это обойдется. Если вам понадобится прибегнуть к подкупу и коррупции, не стесняйтесь. Главное – добейтесь результатов. И быстро! В данный момент я себя чувствую так, как будто сижу на еще не разорвавшейся бомбе, которая может сработать в любой момент. И поверьте, это ощущение мне совершенно не по вкусу.

– Ладно, – сказал я, – полагаю, могу попытаться, как сказал один парень девушке, потерявшей ключ от своего пояса невинности. Где находилась контора доктора Секса?

– Все подробности вы сможете выяснить у моей секретарши, – энергично заговорила Барбара. – Через полчаса у меня состоится встреча в студии с продюсером, нам надо потолковать о следующем фильме с моим участием. А я еще даже не одета! Вы все сами разыщете, Марсия Роббинс – так зовут секретаршу. Она у себя в кабинете. Это первое помещение налево в переднем холле. Ей известно про вас, но, разумеется, не то, почему вы работаете на меня.

– Разумеется.

– И держите меня в курсе, как у вас пойдут дела.

– Конечно. – Я на секунду решил показать зубы. – Я все запишу на ленту и отправлю ее вам спецдоставкой.

– Интересная мысль! – Она с минуту задумчиво разглядывала меня. – Я вам не особенно нравлюсь, Рик Холман, не так ли?

– Совсем не нравитесь, – уточнил я.

– И у меня в отношении вас такое же чувство. – Она задумчиво прикусила нижнюю губу, как будто только что раскрыла устричную раковину и обнаружила, что там не жемчужина, а всего лишь какая-то осклизлая масса. – Так или иначе, – продолжила она, – но у нас с вами подходящие деловые отношения. Я всегда предпочитаю атмосферу взаимной неприязни с людьми, работающими около меня. В этом случае эмоциональные соображения не перекрывают продуктивность и не подменяют ее.

– Замечательная теория, – согласился я. – Она распространяется и на вашу секретаршу? Она вас тоже ненавидит?

В ее больших фиалковых глазах мелькнул непонятный огонек, но тут же исчез.

– Не знаю, – равнодушно бросила она. – Почему бы вам не спросить у нее самой?

Она закончила разговор, поспешно оставив меня одного, и мне не оставалось ничего иного, как отправиться на поиски секретарши. Первая дверь слева в переднем холле была заперта, когда я пришел туда, поэтому я вежливо постучал и подождал. Внутри раздалось неясное шуршание и шарканье, а несколько секунд спустя женский голос предложил мне войти.

Кабинет оказался небольшим, но уютным, с французским окном-дверью, выходящим на боковую террасу. В данный момент оно было широко распахнуто, и бриз теребил тяжелые занавеси, так что я подумал, не скрылся ли этим путем другой участник приглушенной суматохи, которую я расслышал за закрытой дверью. Остальную часть помещения занимали книжные полки, пара шкафов с картотекой и письменный стол, придвинутый к самой дальней стене. За столом сидела близорукая блондинка, которая напряженно разглядывала меня сквозь толстые стекла очков в блестящей оправе, как будто я был таблицей для определения остроты зрения, а она задалась целью во что бы то ни стало прочитать даже самую последнюю строчку.

– Марсия Роббинс? – вежливо осведомился я.

– Да, – ответила она, судорожно сглотнув, и ее голос почему-то произвел на меня такое же настораживающее впечатление, как и неясный звук чьих-то шагов…

– Рик Холман, – представился я, – мне хотелось бы…

– Ах да, мистер Холман, разумеется! – Она улыбнулась. Зубы у нее были снежно-белыми и совсем не напоминали зубы хищника. – Мисс Дун все мне про вас рассказала.

– Мисс Дун обо мне ничего не знает, – тут же возразил я.

– Извините. – На мгновение ее голос осекся. – Я имею в виду, она велела оказывать вам всяческую помощь, мистер Холман.

– Не подумайте, что я столь придирчив в отношении стилистики, – пояснил я добродушно, – просто мысль о том, что мисс Дун может быть известно обо мне все, кажется мне необычайно мрачной.

– Понятно, мистер Холман. – Она снова белозубо улыбнулась, и на этот раз, кажется, озорная улыбка даже вздернула уголки ее ярких губ. – Чем могу быть полезной?

– Я бы хотел получить адрес офиса доктора Рейнера, а также его домашний адрес, если они есть.

– Я их для вас приготовила, мистер Холман. – Она протянула мне листок бумаги.

– Вы удивительно предусмотрительны, мисс Роббинс, – сказал я. – Не знаете ли вы кого-нибудь из друзей мисс Дун, которые тоже обращались к нему?

Она на минуту задумалась, надув губы, солнечные лучи, проникающие через распахнутую дверь, образовали сияющий ореол вокруг ее золотистых волос.

– Ну, я почти не сомневаюсь, что мисс Фабер ходила к нему, и, как мне кажется, порекомендовал доктора мисс Дун мистер Ларсен.

– Мисс Фабер? – переспросил я. – Девушка, которая участвовала во всех этих нудистских сериалах – исключительно для зарубежных кинолюбителей, разумеется. Вы имеете в виду Сюзанну Фабер?

– Да-да, ту самую Сюзанну Фабер, мистер Холман. – Она внезапно прыснула от смеха и тут же прикрыла ладошкой рот. – Извините, я не могла не подумать о том, что доктору пришлось нелегко, когда она оказалась на его кушетке. – Даже сквозь толстые стекла было видно, как широко раскрылись ее глаза. – Ох! – Она снова зажала рот ладошкой. – Вы знаете, что я имею в виду, мистер Холман? Понимаете, когда она начала рассказывать ему про себя… О Господи! Знаете, похоже, что стоит мне только раскрыть рот, как я попадаю впросак…

– Пусть вас это не тревожит, – сказал я умиротворяюще, – все равно я опередил вас, представив себе такую картину… Что скажете про Ларсена? Кто он такой?

– Эдгар Ларсен… – Она благодарно улыбнулась мне за помощь. – Он управляющий делами мисс Дун.

– Может быть, вы могли бы сообщить мне также и его адрес?

– Он здесь записан. – Она указала на листок.

– Вместе с адресом Сюзанны Фабер, очевидно?

– Правильно.

– Так я сейчас едва не столкнулся здесь с Ларсеном? – спросил я как бы невзначай.

– Извините, мистер Холман?

– Я имею в виду человека, который удалился отсюда через французское окно перед тем, как вы пригласили меня войти, – пояснил я с самым добродушным видом. – Вот я и подумал, не он ли это был?

– Боюсь, что вы ошиблись, мистер Холман. – Потрясающие по-детски чистые глаза недоуменно смотрели на меня. – До вашего прихода здесь не было никого.

– По всей вероятности, мой суперслух подвел меня, вы, очевидно, просто перекладывали бумаги у себя на столе. – Я подмигнул ей. – Мы все делаем ошибки, но мне было бы не по средствам обратиться со своими затруднениями к доктору Рейнеру для их анализа. Пятьдесят долларов в час – извините, это не для меня!

– Сто долларов в час, мистер Холман, – вежливо поправила она, – доктор был не просто психиатром, он был в моде.

– Хотелось бы мне знать, в чем была причина такой его популярности? Может, в фамилии? То ли от названия реки, то ли связано с оленем…

– Вы не заставите меня снова зажимать себе рот, – покачала она головой, – тут уж я ничего не смогу рассказать.

– Ладно, – согласился я, – полагаю, мне есть чем теперь заняться. Благодарю вас за вашу предупредительность и расторопность, мисс Роббинс. Появлюсь, когда мне потребуются новые факты.

– В любое время, мистер Холман.

Она поднялась из-за стола, чтобы проводить меня до двери, и тут я впервые получил возможность полностью оценить ее фигуру.

Марсия Роббинс действительно была очаровательной блондинкой с по-настоящему сексуальной фигурой, безукоризненные формы которой не могли полностью скрыть ни строгая белая блузка, ни скромная черная юбка. Она была не очень высокая, но во всем остальном были соблюдены щедрые пропорции, как я тут же отметил про себя. И очевидно, она была на пару лет моложе Барбары.

– Скажите мне, – сказал я, когда мы подошли к выходу, – как вам понравились летние развлечения в том году в Коннектикуте?

Она оторопело уставилась на меня, и вся кровь мгновенно отхлынула от ее лица.

– Она… она рассказала вам об этом? – прошептала мисс Роббинс.

– Без особых подробностей, но достаточно.

– Она всегда была сукой, но до этого момента я не понимала, до какой степени!

Я оставил кабинет, осторожно притворив сзади дверь, чтобы не видеть удрученное лицо Марсии Роббинс. Задавать ей те вопросы, которые мне порекомендовала Барбара Дун, не требовалось: ответ на них я уже получил.

Глава 2

Офис покойного доктора Рейнера располагался на втором этаже белого здания как раз посреди Сансет-Стрип, и я подумал, что доктор Секс выбрал подходящее место для обоснования своего бизнеса.

Дверь была открыта, поэтому я вошел в офис с чувством смутного удивления и надежды. Просторная красивая приемная с белоснежным ковром посередине и многочисленными белыми кожаными креслами и диванами, расставленными по ее периметру.

Одним словом, у меня сложилось мнение, что Ассоциация оргий избранных обитателей Беверли-Хиллз собиралась проводить ежегодно общие встречи, и эта белая приемная была создана именно для этого.

Из-за двери, отделанной тиковыми панелями, долетел негромкий шорох, и на этот раз я уже не был настолько наивен, чтобы предварительно постучаться, я прямиком вошел во внутреннее святилище с его звуконепроницаемыми стенами, очевидно, для того, чтобы магнитофонные записи получались безукоризненными, и резко остановился, упершись взглядом в колоссальную кушетку, обитую белой кожей, – наверняка из того же гарнитура!

До меня не сразу дошло, что слабый шуршащий звук производила особа, сидящая за письменным столом несимметричной конфигурации, разбираясь в груде бумаг, лежавших перед ней. Я подумал, что это должно послужить наглядным уроком Холману, чтобы он впредь отказался от дурной привычки не доверять людям еще до того, как с ними встретиться.

Это была брюнетка лет тридцати пяти, с коротко подстриженными волосами и бескровным ликом Мадонны, выполненным как бы из цветного листового стекла. Когда она подняла на меня глаза, я убедился, что они были темными, но совершенно лишенными жизни. Если ее лицо в течение какого-то времени было мертво, ее тело, в особенности крепкие, торчащие вперед груди, туго натянувшие мягкий шерстяной материал, были необычайно живыми.

– Да? – прозвучало ее бархатистое контральто.

– Вы секретарь доктора Рейнера? – спросил я.

– Нет, – она слегка улыбнулась, – всего лишь его вдова.

– Простите за неожиданное вторжение, миссис Рейнер, – извинился я.

– Пустяки. Я все еще пытаюсь навести порядок в его делах. Он никогда не был силен в бумажной волоките, все эти истории болезней в кошмарном состоянии. – Взглянув на возвышающуюся перед ней стопку историй болезни, она беспомощно пожала плечами. – Полагаю, мне следует поручить заняться этим какому-то опытному человеку. Сама я не вполне уверена, есть ли среди них что-то конфиденциальное, но, видимо, остаются какие-то моральные обязательства перед его бывшими пациентами…

Эта мелодия была создана для меня, и надо было быть совершенным болваном, чтобы за нее не ухватиться.

– Рик Холман, – представился я, – а явился сюда как представитель одной из бывших пациенток вашего супруга, миссис Рейнер. Мою клиентку волнуют кое-какие магнитофонные записи…

– Боже, опять! – Она на мгновение закрыла глаза, потом тяжело вздохнула. – Мистер Холман, вы уже третий за сегодняшнее утро. Все являются по тому же самому поводу: магнитофонные записи.

– О? – изобразил я удивление.

– Боюсь, что вам я смогу сказать то же самое, что сказала им. Мне известно, что мой муж использовал магнитофон при своей аналитической работе, потому что он здесь, спрятан в столе. Но никаких записей я до сих пор не обнаружила.

– Очень плохо, – покачал я головой. – Моя клиентка страшно обеспокоена.

– То же самое сказали и двое других пациентов моего покойного мужа, которые были здесь до вас, – сухо заметила она. – Мне кажется, вы какой-то частный детектив, мистер Холман? На адвоката вы не похожи.

– Какой-то, – согласился я.

– И мне не составляет труда догадаться, что раз бывшие клиенты Германа неожиданно забеспокоились в один и тот же день из-за исчезновения бобин с магнитофонными записями, значит, эти записи весьма некстати появились в каком-то другом месте?

– Вы удивительно сообразительная особа, миссис Рейнер! – воскликнул я.

Ее темные глаза презрительно остановились на мне.

– Не разыгрывайте комедию, мистер Холман. Могу представить, как должны звучать эти записи. Уверена, что, если они окажутся в соответствующих руках, это будет настоящий динамит. А дело выглядит таким образом, будто это и случилось.

Она помолчала, бесцельно перебирая бумаги.

– Мне не хотелось бы думать, что Герман оставил наследство шантажисту, мистер Холман!.. Возможно, он даже не предполагал, что он что-то может после себя оставить, – во всяком случае, так скоро. Если записывание на магнитофонную ленту было нормальной частью его работы…

– Кто-то знавший об этом пробрался сюда сразу же после его смерти и все похитил?

Миссис Рейнер согласно закивала:

– Мне тоже в голову приходила такая мысль, мистер Холман.

– Есть у вас какие-нибудь предположения относительно того, кто бы мог это сделать?

– Нет, – решительно отрезала она, – но я охотно потолкую с вами о таких возможностях, мистер Холман. Только не здесь. – Она усмехнулась. – Вы согласитесь угостить меня бокалом вина?

– С большим удовольствием!

Мы прошли через пышную приемную, спустились вниз по лестнице и вышли на освещенный бульвар, где совершенно официально двадцать четыре часа в сутки царил закат, недаром его назвали Сансет-бульвар – бульвар Заката. Спустя минут пятнадцать мы уютно устроились в крайней нише полутемного бара, и перед нами на столике стояли бокалы с «Дайкири» и бурбоном с кусочками льда.

– «Зло, порожденное людьми, зачастую живет после них», – неожиданно произнесла миссис Рейнер строчку из Шекспира. – Мне отвратительна эта мысль в связи с Германом, мистер Холман. Он принес людям достаточно много зла при жизни. Было бы несправедливым, если оно будет их преследовать и после его смерти.

Услышать такое от молодой женщины, овдовевшей всего две недели назад, было несколько неожиданно. Я не нашелся что можно было бы ответить и промолчал.

Она осторожно сделала глоток «Дайкири», как будто считала необходимым сперва убедиться, не отрава ли это, потом снова повернула ко мне застывшее лицо.

– Вы знаете, как все они его называли? – В ее голосе звучала горечь. – Секс. Доктор Секс! Главный шарлатан, который в действительности был крупным специалистом в распутывании всяческих завихрений и отклонений голливудских звезд любой величины. Они только что не набрасывались друг на друга, лишь бы оказаться на этой кушетке и выложить ему свои мерзкие секреты. Но Герман для этого был слишком умен. Он имел дело лишь с крупными именами. Когда тебя посещают звезды первой величины, ты как бы становишься символом статуса, к тому же они чувствовали себя почти что оскорбленными, если его гонорар не превышал хотя бы в два раза общепринятый. Мой муж заработал уйму денег за короткое время, мистер Холман. Грязные, зловонные деньги, и заработал он их таким же грязным, зловонным способом! – Она брезгливо повела плечами. – Я все еще чувствую, как эта грязь пристала ко мне и никак не может отстать.

– Не надо так переживать, мистрис Рейнер, – попытался я успокоить собеседницу, – то, чем занимался ваш муж, не имеет никакого отношения к вам.

– Еще как имеет! – не согласилась она. – Он делал все, чтобы я была в курсе дел. Хотя я не раз объясняла, что не хочу ничего этого знать. Умоляла его держать все эти гадкие секреты при себе. Было время, когда я затыкала уши и с воплями выскакивала из дому. Но на Германа это не действовало. Понимаете, он сам был болен, болен психически. Он принадлежал к разряду наиболее мерзких любителей удовлетворить свое болезненное любопытство, те созерцали эротические сцены, попросту подглядывая в окна других людей, чтобы увидеть их раздетыми. А он заглядывал в мысли и души этих людей. Он раздевал их до самых потаенных уголков, если таковые у них имелись. И никак не мог понять того, что мне не хотелось участвовать в его делах, – они меня возмущали! Он искренне воображал, что все люди устроены так же, как он.

– Очень сожалею, – пробормотал я.

– Жалко вам? – фыркнула она. – Кого и за что? Меня? Я бы могла ополчиться на него в любой момент, когда мне заблагорассудится, но у меня, должна сознаться, не хватало духа. Легкая жизнь слишком много значила для меня. Я любила тратить деньги, какими бы грязными они ни были!

– Зачем вы все это говорите мне? – спросил я ее. – Какой смысл мучить себя сейчас такими мыслями? Он же умер!..

– Потому что, если вы хотите помочь своей клиентке, вы должны понять, как обстояли дела у Германа. С самого начала. Вам следует разобраться, что за человек он был, понимаете?

– Разве это так важно?

– Не прикидывайтесь дурачком, – устало произнесла она. – Или в вас я тоже ошиблась? Внешне вы не похожи на доверчивого простака! Если вы не поймете Германа, вам не понять историю с лентами. Они требовались ему вовсе не для работы – они были придуманы и созданы исключительно ради его удовольствия.

– Что вы имеете в виду? – спросил я на всякий случай.

– Герман использовал все эти записи точно так же, как некоторые люди используют телевидение или радио, – пояснила она. – Исключительно для собственного развлечения. Он прослушивал их снова и снова, хотя все уже знал наизусть. Сидел с горящими от восторга глазами и упивался самыми тошнотворными интимными признаниями, и у меня нет сомнений, что он наслаждался. Когда ему не удавалось заставить меня сесть и прослушивать вместе с ним, он начинал вслух сравнивать и сопоставлять наши собственные интимные отношения в рамках брака с тем, что ему соизволил описать с мельчайшими подробностями один из его очередных мерзких клиентов…

Миссис Рейнер внезапно замолчала, и по ее щекам заструились слезы. Она с жадностью схватила свой бокал и отпила «Дайкири». Я закурил и подождал, когда ей удастся взять себя в руки, потом знаком подозвал официанта. Молчание продолжалось до тех пор, пока перед нами не появились новые бокалы. Она перестала вытирать глаза.

– Крайне сожалею, – пробормотала она ровным голосом, – полагаю, все это накапливалось внутри у меня давно, но больше подобных эмоциональных взрывов не будет, не сомневайтесь.

– Не переживайте из-за этого, – сказал я. – Если желаете поговорить о чем-то еще…

– Нет! – Она яростно затрясла головой. – Мне надо, чтобы эти ленты были найдены и уничтожены. Мне это необходимо не менее, чем вашей клиентке. Возможно, даже больше. Но я только начинаю понимать, в чем вы намереваетесь разобраться, мистер Холман, а если вы сами этого не осознали, то у вас нет ни единого шанса на успех.

– Ну и в чем же?.. – холодно спросил я.

– В убийстве, – произнесла она.

Я не отводил от нее глаз, пока она пила из бокала, на этот раз явно не подумав о возможности отравиться. Лицо как у стеклянной Мадонны, подумал я, когда увидел ее в первый раз. В ней действительно было что-то от этого образа – даже тогда, когда так вот плевала в физиономию своего умершего супруга.

– Я с самого начала знала, что это убийство. – В голосе ее звучала твердая убежденность, которая раз в десять достовернее любой истерики. – Но тогда это не имело значения, понимаете? Уж если какой-то человек и заслужил смерти, так это мой муж, Герман Рейнер. Я подумала, что это должно было быть делом рук одной из его жертв, из так называемых клиентов, которых он доводил до такого умопомрачения, что в конечном итоге кто-то из них решил ему отомстить.

Я не могу винить за это. Бывали моменты, когда я сама готова была его прикончить, если бы у меня хватило на это решимости.

– Так это была не случайная смерть во время охоты?.. – пробормотал я.

– Такова официальная версия, – отчеканила она, – но я не сомневаюсь, что это было убийство. Полиция ничего не заподозрила, а я, естественно, не хотела, чтобы у них возникли какие-то подозрения. В то время мне было это совершенно безразлично. Это теперь выяснилось, что похищены не только ленты с записями. Сейчас-то я думаю, что гибель Германа едва ли явилась лишь актом мести. Но это уже совсем другое дело…

– Я очень рад, что вы так серьезно относитесь к этому вопросу, мистрис Рейнер, – заговорил я, тщательно подбирая слова. – Итак, может быть, мы вместе сможем работать по…

– Да! – бросила она. – И, Бога ради, перестаньте называть меня «мистрис Рейнер». Это одна из вещей, которую я хочу полностью забыть. Отныне называйте меня просто Карен.

– Понятно, Карен. – Я попробовал дипломатично улыбнуться, но, по-моему, из моей затеи ничего не вышло, и я ограничился тем, что неуклюже пробормотал: – Меня зовут Рик.

– Хорошо, Рик.

Ее спокойные глаза минуту внимательно вглядывались в меня, но, очевидно, они не обнаружили в моей персоне ничего притягательного, да и мое имя Рик не произвело на нее благоприятного впечатления.