Текст книги "Том 21. Кто убил доктора Секса?"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Я отпустил рубашку, приставил к его груди ладонь и с силой толкнул. Он пятился, теряя равновесие, пока не наскочил на стену. Я поднял пистолет с пола и, взявшись за ствол, медленно стал наступать на него.

– Рукоятка сберегает руки, которые могут понадобиться для лучших вещей в жизни, – небрежно произнес я, подойдя поближе. – У тебя свои зубы, Шон?

Он прикрыл лицо рукой в защитном жесте и крепко зажмурился.

– Нет, не надо! – Казалось, слова выскакивали из него помимо его желания. – Я понял: вам нужен Терри Вуд. Он живет в Западном Голливуде.

– Адрес?

– Дом с наружными лестницами, третий этаж. – Монахан отбарабанил номер улицы, словно только и хотел, что угодить мне.

– Забираю пистолет с собой, – сообщил я ему, – не хочется, чтобы ты случайно вышиб себе мозги, когда я вернусь.

В его широко открытых глазах появился неподдельный ужас.

– Вернетесь?!

– Если имя и адрес не соответствуют действительности – обязательно! – пообещал я. – И выбью тебе все зубы, по два зараз.

– Все честно, – быстро сказал он. – Клянусь!

Я спрятал пистолет в боковой карман, поднял с пола бумажник и был готов к дороге. Когда я вышел из комнаты, Монахан проводил меня внимательным взглядом, все еще прижимаясь к стене. Пять минут спустя, сидя за рулем автомобиля, я мысленно вздрагивал, вспоминая разыгранную в гостиной банальную сцену. Но успокаивал себя тем, что так хотел Шон Монахан – возможно, повлияли воспоминания детства о дешевом гангстерском фильме – и, вероятно, я разочаровал бы его, если бы не подыгрывал в том же стиле.

Когда я поставил машину перед жилым домом в Западном Голливуде, уже стемнело. Свет уличных фонарей отражался от потрепанных фасадов – похоже, улица так далеко скатилась по наклонной плоскости, что ей уже наплевать на остальную часть квартала. Я поднялся по скверно освещенной лестнице на третий этаж и нажал кнопку звонка. Из квартиры в ответ не последовало ни звука, и я нажал еще пару раз с тем же результатом. Мой блестящий импровизаторский ум осенила идея – может, следует постучать? Однако едва костяшки моих пальцев коснулись дерева, как раздался слабый щелчок, и дверь приоткрылась.

Я вошел, пошарил по стене в поисках выключателя, зажег свет и закрыл за собой дверь. Квартира состояла из гостиной, спальни, ванной и кладовки, переделанной под кухню. Пара древних деревянных картотечных шкафов в спальне выглядела сиротливо и голо. Все ящики были опрокинуты на пол, и по всему полу раскиданы не менее десяти тысяч фотографических карточек. Сам фотограф лежал на спине, растянувшись поперек кровати, и, когда я взглянул на него поближе, мой желудок тут же взбунтовался: единственной узнаваемой чертой оказались вьющиеся светлые волосы. Кто-то беспощадно наносил ему удары традиционным тупым предметом и жестоко забил до смерти: лицо превратилось в неописуемое месиво.

В самом начале можно было логически предположить, что фотограф не случайно оказался в Малибу во время подъема Флер Фалез на вершину скалы. Но после рассказа Линдермана-Строберга о Майкле Линдермане и Шоне Монахане разумней показалась догадка, что фотограф мог быть связан с ними. Догадка подтвердилась в разговоре с Монаханом всего полчаса назад. Но кто-то добрался до Терри Вуда раньше и первым убил его. Майкл Линдерман, машинально подсказал мне мой мозг, но тут же подкинул противный вопрос: а зачем? Ответа не было, поэтому я оставил всякие попытки догадаться, еще не начав размышлять.

Слегка сжав зубы, я протянул руку и коснулся плоти фотографа, холодной как лед, но легко подавшейся под моими пальцами, а это свидетельствовало, что фотограф мертв уже довольно давно.

Глава 5

Я поставил кабриолет на поворотном круге рядом с одиноко стоящим «линкольном», затем поднялся по внутренней лестнице в дом. Когда я вошел в гостиную, Арлен Доннер с дружеской улыбкой повернулась от бара. Ее светлые с медным отливом, расчесанные на пробор волосы падали на плечи. Она была в широком свободном кафтане с броскими зелено-белыми завитушками, и, когда обернулась, я разглядел под кафтаном контуры ее тела. Похоже, под ним ничего не было, что открывало передо мной весьма заманчивые перспективы. Стараясь делать это не слишком явно, я проследил очертания полного бедра почти до самого паха, где все становилось черным и таинственным. Распиравшие яркий материал груди слегка подпрыгивали при движении, производя одновременно томное и чувственное впечатление.

– Готовлю бурбон, – объяснила она. – Я – человек предусмотрительный.

– Редкое качество в женщине, а даже с такого расстояния я вижу, что ты – женщина. – Сев на кушетку, я закурил. – Как прошел твой день, женщина?

– Уныло, как всегда, – беззаботно ответила она. – Как твой?

– Тяжело.

Блондинка принесла бокалы, отдала мне мой, затем уселась на другой конец кушетки лицом ко мне, подвернув под себя ногу. Бедро выдавалось наружу, сжимая округлость, отделявшую его от обольстительного компаньона. Блондинка машинально поглаживала кафтан на животе, и мне чудился слабый шелест.

– Обедал, Рик?

– Я не голоден. – Вид мертвого фотографа отбил мне весь аппетит.

– Сейчас позову повара, он что-нибудь приготовит.

– Нет, виски вполне достаточно, – сказал я. – Как Флер?

– Все так же. Приходил доктор, но сказал мало – фактически, только что вернется завтра.

– Как его зовут?

– Калпеппер.

Имя прозвучало как удар колокола. Калпеппер не только имел солидную профессиональную репутацию, но вызывал восхищение возмутительно высокой платой, взимаемой со знаменитостей, и количеством добровольной работы, которую он бесплатно выполнял в центральной городской клинике.

– Мисс Коллинз – его идея? – вскользь спросил я.

Арлен кивнула.

– Мне показалось, самый безопасный способ найти хорошую сиделку – это обратиться к нему. Я слышала, доктор Калпеппер рекомендует только лучших.

Итак, похоже, маленькая теория Полины об Арлен-злодейке приказала долго жить. Я надеялся, что в этот момент Полине изменила ее умелая техника, и Джордж по крайней мере неделю будет носить на себе следы ее зубов.

– Рик? – Я повернул голову и увидел, что небесно-голубые глаза смотрят на меня с легким удивлением. – Возвращайся – где бы ты ни был.

– Извини. – Я глотнул бурбона. – Даже если скажу, о чем думал, едва ли ты поймешь сложность мыслительных процессов, которые привели меня к данному конкретному выводу. Я сам едва их понимаю.

– У меня родилась захватывающая идея, – сказала она слегка отчужденным голосом. – Почему бы нам не завести нечто, известное под названием «беседа»? Знаешь, как это делается? Сначала ты говоришь что-то, понятное мне, и я, таким образом, получаю возможность ответить тебе.

– Не выйдет, – ответил я, – но если хочешь, давай попробуем.

– Я целый день слонялась по дому, не имея другого занятия, кроме как поразмышлять, – сказала она. – Мне не давало покоя одно: откуда Тео Олтмен знает, что случилось с Флер?

– Ему сказала ты, – буркнул я.

Рука Арлен дрогнула так внезапно, что коктейль выплеснулся на подушки.

– Что?!

– Или так думает Тео, – ответил я, не повышая голоса. – Разве не так он полагал, когда появился вчера вечером?

– Как ты узнал? – Ее голос охрип. – Тео клялся, что вчера именно я позвонила ему и подробно рассказала всю историю. Он бы не пришел, если бы не мои слова о том, что Флер о нем спрашивала. Затем, после того как он попытался войти в комнату Флер и мисс Коллинз остановила его, он впал в гнусное состояние, а я наотрез продолжала отрицать, что звонила ему. Вот почему меня так обрадовал твой приход, Рик. Еще пять минут, и – я честно думаю – Тео перешел бы к насилию. Он вел себя ужасно, словно переживал один из самых унизительных моментов своей жизни и…

– Возможно, так и было, – подтвердил я.

– Это моя ошибка, – закончила Арлен. – Знаешь что? Ты самый возмутительный тип, которого я имела несчастье встретить в своей жизни!

– Почему? – небрежно поинтересовался я.

– Сначала напугал меня утверждением, что это я звонила Олтмену; затем даже не потрудился ответить на мой вопрос, сидишь с высокомерной ухмылкой на лице, словно уже знаешь все ответы; и, наконец, когда я пытаюсь сообщить тебе нечто важное, не даешь даже закончить!

– Такой сексуальной девушке?! – Я опустил руку на ее крепкое, трепетное бедро.

Прикосновение вызвало слабый отклик в области паха, показавший, как к этому моменту я был уже наэлектризован.

– Я даже не возражаю на твои оскорбления.

– Можешь хоть на миг стать серьезным? – сказала она убийственным тоном. – Признавайся, откуда узнал, что, по мнению Тео Олтмена, это я сказала ему о Флер?

– Обоснованная догадка, – без зазрения совести солгал я. – Кто бы ни предупредил его, он хотел сохранить свою личность в тайне. Но кому безоговорочно поверит Тео? Притвориться Флер нельзя, потому что она слишком больна и слаба для телефонных переговоров. В благородство Джорджа Блума Олтмен не поверит, значит, на подозрении остается только преданный секретарь.

Арлен нахмурилась.

– Но зачем кому-то его так обманывать?

– Хороший вопрос, и у меня нет на него ответа, – сказал я, невольно в который раз восхищаясь макиавеллиевским умом простушки Полины.

– Так или иначе, – слегка просветлело лицо блондинки, – я рада, что все закончилось.

– Рано радуешься, – отрезал я. – Олтмен вернется.

– Почему? – воскликнула она. – С какой целью?

– Взгляни на проблему с его точки зрения. Олтмен не подвергал сомнению подлинность звонка и, вероятно, часами упивался мыслью, что, угодив в беду, бывшая жена все-таки вспомнила о нем. Наконец кто-то любит Бичевателя ради него самого. Но, примчавшись сюда, он видит, что стал жертвой обмана. Флер его не вызывала, его даже не подпустили к ней, а ты все отрицаешь. И в разгар событий появляюсь я. Теперь ему не важно, звонила ты или нет. Дело в том, что кто-то же звонил, и вдобавок мой приезд: заговор вдруг обрел более определенные контуры. Олтмен не из тех, кто может просто все бросить и уйти. Он вернется, и тому будет немало причин: выяснить, все еще здесь ли я, а возможно, ради новой попытки увидеться с Флер. Сейчас он даже способен усомниться в ее болезни… Может, она тоже всего лишь часть заговора против него.

– Спасибо, мистер Холман, – решительно поблагодарила Арлен. – Вам потребовалось всего десять минут, чтобы испортить целый вечер. Я рисовала в воображении нечто уютное и теплое – немного выпивки, немного веселья и только мы вдвоем. – Она хрипло рассмеялась. – Похоже, я лишилась моего по-детски доверчивого ума!

– Все еще впереди, не унывай, – успокоил я. – Если Олтмен сегодня и появится, когда-нибудь он все же уйдет.

– К тому времени мои нервные окончания будут валяться по всему ковру, разорванные на мелкие кусочки, – горько вздохнула Арлен. – Благодарю покорно!

– Сегодня я беседовал с Харви Линдерманом, – сообщил я, и мой голос при этом звучал очень непринужденно. – Он сказал, что одно время ты встречалась с его сыном?

– Да, с Майклом. – Арлен отвечала столь же непринужденно, но не сумела сдержать блеска в глазах.

– По словам старика, он просто зверь.

– Это правда, – тихо сказала Арлен. – Неразборчивый в средствах, безжалостный – он именно такой. Но в Майкле есть великолепное обаяние темной ауры, перед которым за шестьдесят секунд может растаять любая девушка, если только он пожелает! – Ее большой рот искривила горькая усмешка. – Я навсегда запомню Майкла Линдермана как опыт самый необыкновенный!

– Что помешало продолжению этого уникального эксперимента? – спросил я.

– Похоже, я ему наскучила. – Горечь перешла из улыбки в голос. – Пока я воображала, что у нас роман века, он спокойно канул в неизвестность. Ни телефонных звонков, ни даже открытки. Думаю, Майкл просто не верит в прощания. После пары месяцев без единого слова от него даже такая ясноглазая мечтательница, как я, сообразила, что все кончено. Но, – пожала она плечами, – пока это продолжалось, было хорошо.

– А если он вернется? – поинтересовался я. – Что ты почувствуешь тогда?

– Я?.. Трудно сказать. Возможно, магия темной ауры будет действовать снова и снова, но, по крайней мере, на этот раз я хоть знаю, что ненадолго. Глубоко в душе я очень подозреваю, что Майкл пользуется женщинами, как большинство мужчин – бритвенными лезвиями. Когда в четвертый раз лезвие слегка затупится, его выбрасывают и берут новое. – Глаза Арлен сузились, она подозрительно взглянула на меня. – Как это тебе удалось заставить меня разговориться? Может, теперь перейдем к опыту твоей сексуальной жизни? Чтобы все по справедливости!

– Моя сексуальная жизнь сейчас на нуле. – Я печально вздохнул, и мое медленно разворачивающееся хозяйство сочувственно дернулось. – Увы и ах. Я забыт.

Тихий, настойчивый сигнал зуммера прервал Арлен посреди еле сдерживаемого приступа смеха.

– Телефон у ворот! – воскликнула она в отчаянии. – А вдруг это Тео Олтмен?

– Впусти его, – сказал я.

– А если он взбесится?

– Не волнуйся, я натравлю на него мисс Коллинз, – холодно ответил я.

– Так я и поверила! – огрызнулась она.

Через несколько секунд Арлен вернулась в гостиную, подхватила свой бокал и направилась к бару.

– Ворота я открыла, – бросила она через плечо, – и, пока он здесь, больше пальцем не пошевельну. Замру у бара и буду только пить.

– Черт возьми, а мне что делать? – поднимаясь, жалобно спросил я. – Только настроился, и вот, пожалуйста, ты решила напиться.

Арлен бросила на меня презрительный взгляд, от которого по спине пробежали мурашки.

– Не столько напиться, – сказала она хрипло, – просто согреть душу.

Я усмехнулся.

– Так-то лучше.

В гостиную решительным шагом вошел Бичеватель; его полуприкрытые веками серые глаза оценивали ситуацию. Сегодня вечером он надел красно-коричневый костюм, желтую рубашку с соответствующим карманным платком, тщательно измятым для придания ему большей небрежности, и широкий галстук в красно-белую диагональную полоску.

– Все еще орудуете метелкой, Холман? – Он поймал меня на мушку своего массивного крючковатого носа, затем навел по ней глаза. – Удивительно, сколько грязи можно найти в одном месте!

– Что с вами? – спокойно спросил я. – Сломались астрономические часы или?..

– А! Вот и она! – Олтмен перенес внимание на дальний конец гостиной. – Вы знаете, какой я люблю мартини, не так ли?

– Если хотите, – не оборачиваясь, глухо ответила Арлен, – готовьте его сами!

– Пропало чувство гостеприимства? – Он тонко улыбнулся. – Понятно. Треволнения с больным в доме, и Холман все время шныряет под ногами. Как сегодня Флер?

– Примерно так же, как и вчера, – ответил я.

– А вы быстро тут освоились, не так ли? – Тео перевел взгляд на меня, и его полуприкрытые глаза блеснули. – Назначены официальным представителем дома Фалез? Имеете что-нибудь добавить к этому загадочному бюллетеню, Холман? Или я с остальными крестьянами должен ждать, пока завтра утром в десять на воротах повесят королевский указ?

– Сегодня доктор сказал, что она слишком больна и слаба для приема посетителей, – без обиняков объяснил я. – Он говорил то же самое и вчера. Полагаю, вы можете свободно перевести это в формулировку: «Состояние за последние двадцать четыре часа не изменилось».

– Реальность соображений доктора вызывает у меня немалые сомнения, – тихо произнес режиссер. – Может, все это плод воображения Арлен? Или оружие, чтобы помешать мне увидеться со своей бывшей женой?

– Зато мисс Коллинз не создана ничьим воображением. – Я усмехнулся. – Хотите снова попытаться проникнуть, минуя ее, в спальню Флер, ради Бога!

Режиссер упрямо сжал губы.

– Мне нужно выпить. Приехал в это Богом забытое место, исключительно руководствуясь чувством милосердия, и вот получаю отказ в элементарном гостеприимстве. Это невыносимо!

Арлен оторвалась от бара и подошла к нам, с новыми бокалами в обеих руках.

– Бар там, – бросила она, проходя мимо Олтмена. – Пожалуйста, не стесняйтесь, делайте себе любой коктейль, который предпочитаете. – Блондинка подошла к кушетке и села. – Вчера вечером вы напугали меня, мистер Олтмен, – бесстрастно сказала она. – Вы обвинили меня во лжи, а я говорила истинную правду. И сделала бы почти все, что ни попросите, из страха перед насилием. Но это вчера, а сегодня я вас больше не боюсь. Так что идите и смешивайте свой мартини!

– Глупое недоразумение. – Режиссер бросил на меня быстрый взгляд. – Слышали о нем, Холман?

– Слышал.

– Пожалуй, смешаю стаканчик. Признаюсь, вчера я встревожился, поскольку Арлен отрицала, что звонила мне днем, – монотонно продолжал он, занимаясь приготовлением мартини. – Многовато для одного раза. Совершенно неожиданная реакция Арлен на мой приезд, почти высокомерный отказ сиделки пропустить меня к Флер… И ваше внезапное появление показалось мне слишком своевременным, Холман. Поэтому, – он осторожно направился назад, балансируя с бокалом в одной руке, – если я действовал подозрительным образом, это, по крайней мере, объяснимо. Согласны?

– Полностью, – сказал я сердечно, чем привел его в легкое замешательство. – Мне бы тоже не очень понравилось, если бы меня выставили перед людьми полным дураком.

Олтмен судорожно вздохнул, и я услышал слабое шипение.

– Кто бы ни звонил, не думаю, что он выставил меня полным дураком, – тщательно выговаривая слова, произнес он. – В конце концов, сообщение оказалось правдой. Только имя звонившего – фальшиво.

– Не совсем так, – ответил я. – Думаю, вы согласитесь, что после того, как вы ни разу не посетили вашу бывшую жену за все время пребывания ее в лечебнице, сама мысль, что Флер призывает вас к себе, несколько смешна!

– Вы обладаете очень специфическим чувством юмора, Холман, если думаете, что в этом есть что-то смешное, – отрезал режиссер. – И кстати, вы передали мои слова Джорджу Блуму?

– Какие? – Я недоуменно взглянул на него.

– Что мысль о новом возвращении Флер – полный абсурд!

– О, эти? – слабо хихикнул я. – Разумеется, передал.

– И что он сказал?

– Что все готово, что его ничто не может остановить и что, очевидно, из астрономических часов у вас в голове недавно выскочили несколько пружин…

– Блум – выживший из ума идиот! Но рад слышать, что вы быстро передали ему мое сообщение, потому что теперь я точно знаю, кто ваш клиент.

– А разве я вчера не сказал? – неопределенно взглянул я на него. – Могли бы и спросить.

Лицо режиссера покрылось легкой паутиной мелких пятен. Олтмен поджал губы и уткнулся в стакан, словно кроме наслаждения вкусом мартини, его больше ничто не интересовало. Бичевание оказалось игрой, в которую может играть каждый, и я решил, что пришло время попрактиковаться и мне.

– Сочувствую вам, – сказал я вежливо. – В том смысле, что вот вы, владелец прав на фильм об истории жизни Флер, и все такое. Временами, должно быть, тяжко сидеть и думать: а вдруг умрешь раньше.

– Закройте свой грязный рот, не то я… – Усилие, с каким ему удалось восстановить контроль над собой, было очевидно. – Вот чего вы хотите? – прошептал он. – Вот почему Блум вас нанял? Запугиванием вырвать у меня права на биографию! – Пятна на его коже расплывались все более и быстро приобретали темно-красный цвет. – Не выйдет! Так и передайте ему. – Голос Олтмена становился громче и все более скрипучим. – Этот детский заговор, чтобы обманом отобрать у меня мое по праву, обречен на провал. Обречен, понятно? – Полуприкрытые глаза загорелись фанатичным огнем. – Когда придет время этого фильма, его буду снимать я, Тео Олтмен, понятно? Это будет произведение чистого искусства, классика, мерило успеха всех будущих поколений кинематографистов! А не какая-то дрянная коммерческая поделка – единственное, на что способен Джордж Блум. – Фанатичный блеск в его глазах внезапно сменился хитрым прищуром. – Все ясно. Война нервов, да? Идиотский заговор, начавшийся со звонка Арлен о несчастье с Флер, затем его полное отрицание вчера вечером, ненастоящая сиделка, не допускающая меня к Флер, внезапное появление профессионального чистильщика – человека, который делает все в угоду хозяевам киностудий… Сначала будете меня мучить, пока я не дойду до полного отчаяния. Затем триумфально представите совершенно здоровую Флер и распустите слух об этом по всему миру кино. Наконец-то Бичеватель получил по заслугам! Таков ваш замысел? Если не свести его с ума, то, по крайней мере, хоть сделать посмешищем на студиях.

Цвет лица Тео теперь стал ярко-фиолетовым, и, вместо надсадного крика от переполнявших его чувств, он едва выговаривал слова.

– Не выйдет! Никогда не сработает, потому что даже объединенные мозги изобретателей этого жалкого заговора никогда не сравнятся с интеллектом Тео Олтмена! – Он взглянул мне в лицо, и внезапно веки его поползли вверх, а глазные яблоки, казалось, вот-вот выскочат из орбит от необъятности его ненависти. – Что скажете, Холман?!

– У вас слюна на галстуке, – вежливо заметил я.

В горле режиссера заклокотало, и он запустил бокалом в открытый камин. Зазвенело разбитое стекло, вскрикнула Арлен. Олтмен повернулся и, громко топая, вышел из комнаты.

– В гараже есть дополнительный выключатель ворот, – тонким голосом заметила блондинка. – Когда Тео спустится, наверняка вспомнит.

– Понимаю твой вчерашний испуг, – сказал я ей.

Неожиданно Арлен вздрогнула.

– Вчера не сравнить с сегодня. Если бы он вел себя так вчера, я бы выпрыгнула из ближайшего окна в надежде, что упаду на самый мягкий камень. – Мгновение она прислушивалась, и я уловил отдаленный вой. – Ага, – сказала она. – Вспомнил-таки о переключателе!

– Ну, – улыбнулся я ей, – теперь предлагаю как заговорщик заговорщику – выпьем?

Арлен медленно подняла голову и взглянула на меня, словно видела впервые.

– Мне казалось, что Тео вот-вот потеряет рассудок и его придется выносить отсюда в смирительной рубашке. И в этом виноват ты, Рик! Все время давил и давил на него – издевался, оскорблял, высмеивал, намеренно ранил самолюбие, пока не уничтожил его окончательно – Тео сошел бы с ума, если бы не уцепился за дикую идею о нашем участии в заговоре. – Взгляд блондинки похолодел. – Ты этого добивался, Рик? Довести его почти до безумия?

– Скорее, чтобы убедиться, насколько он уже к нему близок, – сказал я.

– По-твоему, это ответ? – прошептала она.

– Во всяком случае, честный, – огрызнулся я. – Когда ты успела принять другую сторону?

– Пытаясь объяснить, я только зря трачу время, – тихо сказала Арлен. – Речь пойдет о сострадании, а это слово вряд ли найдется в твоем словаре. – Она встала с кресла. – Не пора ли спать? Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Арлен.

В дверях она обернулась.

– Останешься на ночь?

– Не думаю, – ответил я.

– Скорее всего, утром мы не увидимся. – Она говорила с вежливой улыбкой, очевидно приберегаемой для продавца, неправильно отсчитавшего сдачу. – Поэтому говорю «до свидания» сейчас.

– До свидания, Арлен. – Я позволил блондинке повернуться и выйти в холл, глядя, как плавно покачиваются ее бедра, затем произнес – достаточно громко для ее слуха: – Кажется, ты еще не согрелась.

Арлен вздрогнула и демонстративно скрылась из моего поля зрения. Я взял пустой бокал и отнес к бару. За второй порцией бурбона я все еще сам с собой дебатировал вопрос: ворваться в комнату и изнасиловать ее или забыть обо всем. Проблема с насилием, благоразумно размышлял я, в том, что к нему следует приступать с полной серьезностью. Постараться сохранить даже малейший признак чувства юмора, и тогда можно закончить до начала. Внезапно передо мною возникла четкая картина: я врываюсь в комнату, спотыкаюсь о проклятую скамеечку для ног и вываливаюсь из окна. Так или иначе, успокаивал я себя, если моя догадка верна, очень скоро возникнет более предпочтительная альтернатива.

– Знал ведь, что я вернусь, не так ли? – гневно сказал голос более предпочтительной альтернативы через несколько минут.

– У меня была только надежда, – усмехнулся я своему искаженному отражению в одной из бутылок, выстроившихся вдоль стенки бара. – Скорее, даже пылкая мольба!

– Ты сказал, что я недостаточно согрелась. – Арлен произнесла это так, что я убедился: осталось только подсечь рыбу. Но для полного успеха требуется осторожность. – Хотел, чтобы я услышала, не так ли? Словно гарпуном между лопаток.

Я поставил стакан на крышку бара и медленно обернулся. Арлен стояла всего в паре футов от меня – руки на бедрах, большой рот кривится в высокомерном презрении, а небесно-голубые глаза горят ожиданием. При каждом вздохе ничем не скованные молочные железы блондинки поднимались и падали с восхитительной свободой. Я схватил ее за руки и потащил к двери.

– Что это? – почти беззвучно спросила она уже в холле. – Молниеносное изнасилование?

– И такая мысль посещала, – признался я. – Но игра, в которой участвует только один игрок, – совсем не забавна. Где наша комната?

– А зачем тебе? – Она подождала пару секунд, но, поскольку я не ответил, поспешно добавила: – Первая дверь направо, и, если по дороге наткнемся на мисс Коллинз, – улыбнись!

Как только мы вошли, я закрыл дверь, и блондинка облегченно вздохнула.

– Слава Богу, не встретили старую летучую мышь! Я бы умерла со стыда.

– Зачем переживать о мелочах? – тихо произнес я. – Меня волнуют более важные вещи – эта блузка расстегивается, раскрючивается, развязывается или?..

– Сбрасывается, – игриво закончила она шепотом. – Вот так.

Онемев от восхищения, я смотрел, как она опустила руки, захватила полы своего кафтана и сняла его через голову одним быстрым, отработанным движением, подтверждая мою догадку, что под ним ничего нет. Мягкий свет ночника тонко подчеркивал захватывающее дух великолепие полных грудей со стоячими коралловыми сосками и отражался от аккуратного треугольника волос между бедрами. Под медным пламенем едва намечалась щелка.

– Не знаю. – Она бросила кафтан на ближайший стул и сердито взглянула на меня. – Я готова и жду, а ты все еще в галстуке.

– Сейчас догоню! – пообещал я, удивленный легкостью, с которой сумел отлепить язык от нёба.

Изумляясь своей скорости, я избавился от одежды, а тем временем мой прут стал необуздан и изготовился к будущей схватке. Я протянул руки и обнял ее.

Ко мне приникло мягкое и в то же время упругое тело, возбуждая еще больше, так что от яиц вверх поползла приятная тяжесть. Ее таз восхитительно прижался к моему, а груди вдавились в мою грудь. Мои руки скользнули к ягодицам Арлен и крепко захватили их, прижав еще крепче. Мой твердый кол, зажатый между ними, требовал облегчения. Я медленно опрокинул Арлен на кровать. Мы упали вместе, я сверху, и пришлось немного побарахтаться, чтобы вернуться в наши, так сказать, прежние позиции. Ее лицо стало мягче, но в затуманенных глазах мерцал волчий огонек. Когда моя рука поползла вниз и, захватив мое бушующее хозяйство, ввела его в сырую, губчатую путаницу между ног блондинки, она обхватила мой торс ногами. Ощутив вначале некоторое сопротивление, я толкнул сильнее – и вдруг оказался внутри. Ее ножны обхватили меня, гладкие и шелковистые. С тихим стоном Арлен выгнулась, принимая меня по самую рукоять. Наши тела двигались в унисон, ритм учащался, и наша страсть взлетела до невыносимых высот. Ее стоны отдавались в моих ушах. Арлен взяла мою руку и прижала ее к верхней части вагины так, что я ощущал, как вхожу и выхожу из нее. Извиваясь подо мной всем телом, она не отпускала ладонь, и подушечка моего пальца лежала прямо на клиторе.

Быстро и плавно мы вознеслись к самой вершине чувств. Ногти Арлен раздирали мне спину, но я не чувствовал боли. Между стонами она выкрикивала непристойности, сжимая пальцами мои ягодицы. Затем мы достигли пика. Мы больше не могли подниматься и дрожали вместе на краю пропасти. Попытка удержаться на этой высоте не удалась, и мы понеслись через край в темную, гулкую пустоту. Сразу после падения глаза Арлен открылись, и в них проявился взгляд, который я мог описать только как смесь страха и ненависти. Затем, так же быстро, как появился, он исчез, сменившись выражением явного экстаза, и, пока наши соки текли и смешивались, мы слились в крепком объятии.

Много позже, когда я лежал, позволяя блаженной удовлетворенности глубоко проникнуть в мои кости, меня поцеловали в щеку теплые податливые губы.

– Знаешь что, Рик? – еле слышно прошептала она. – Я только начинаю согреваться.