Текст книги "Криминальная история христианства. Том 2"

Автор книги: Карлхайнц Дешнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 49 страниц)

Католический клир желает «своеобразного крестового похода» против вандалов

От притесняемых католиков трудно было ожидать симпатий по отношению к государству их гонителей, хотя они и заверяли власти в своей покорности: ведь Гелимер был узурпатором. А католическую церковь не заботила судьба этого слабого государства, которое к тому же было к ней не слишком-то расположено. Поэтому при Тразамунде католики в немалой степени склонялись даже к мавританскому князю Кабао-ну и поддерживали с ним тайные сношения. По крайней мере, в своей борьбе против Тразамунда он делал ставку на поддержку со стороны его католических подданных: он заигрывал с католическим клиром, восстанавливал оскверненные Тразамундом католические храмы – и достиг успеха. «Большая часть (вандалов) была перебита преследовавшими их врагами, некоторые были пленены, и лишь немногие вернулись домой из этого похода» (Прокопий)¹²³.

Не подлежит сомнению, что католический Рим желал уничтожения вандалов-ариан. Еще в 519 г., в год решительной смены власти в Византии, папа Гормизда ставил перед новым императором вопрос о его политике в отношении государства вандалов, в плане интересов католицизма. Но даже добрый католик Юстин тогда уклонился от ответа¹²⁴.

Мечты клерикалов о военной интервенции не вызывали восторга ни у придворных, ни у военных, ни у чиновников финансового ведомства. Еще жива была память о Гейзерихе, этом ужасе морей, и о судьбе военной экспедиции Василиска. Кроме того, армия только что вернулась из персидского похода. И хотя война с Персией была завершена, чтобы можно было сосредоточить все силы против вандалов, тронный совет выступил решительно против этого: война с Персией истощила финансы, боевой дух армии был низок, а вандальская военно-морская мощь по-прежнему пугала. Все эти достаточно веские причины, казалось, уже изменили планы Юстиниана, хотя он, без сомнения, очень хотел вернуть Северную Африку, поскольку ее политическое и экономическое значение все еще было велико, а сам император был очень религиозен¹²⁵.

Но тут активизировался католический клир, как живой, так и перешедший в мир иной, и даже сам Господь Бог. Ибо Он, по утверждению одного византийского епископа, которого считали «агентом влияния» его африканских собратьев, повелел ему попрекнуть императора медлительностью и пообещать ему поддержку всевышнего в деле освобождения католиков от вандальского ига. «Сам Бог поможет ему стать владыкой Африки» (Прокопий), И тут на первый план выступил покойный епископ Лаетий Нептский, который, претерпев при Гунерихе мученичество, «вдруг победоносно вознесся на небеса» (св. Исидор Севильский). Он явился Юстиниану во сне и тоже убеждал его начать войну. Сверх того, священники вели подстрекательскую пропаганду, со всех амвонов вещая о действительных и мнимых зверствах «еретиков»¹²⁶.

Короче, вряд ли подлежит сомнению, что для Юстиниана главной побудительной причиной к войне было «освобождение католиков Африки» (Кейджи/ Kaegi), что император начал войну «в первую очередь по религиозным соображениям» (Каверо/ Kawerau), как «своеобразный крестовый поход» (Диль/ Diehl), как «священную войну с арианами» (Вудвард/ Woodward). Несомненно, что «для Юстиниана религиозный аспект был основным и дал решающий импульс к войне… которая завершилась истреблением народа вандалов» (Шмидт/ Schmidt). «Большая часть ответственности за развязывание истребительных войн того времени ложится на католическое духовенство… Влияние церкви простиралось вплоть до последней деревушки» (Рубин/ Rubin)^,27.

Разве подобный воинственный раж (католического) клира столь уж удивителен и невероятен? Разве для этого не было серьезных причин? И разве универсальной и непреходящей причиной не является та, на которую папа Агапет (535-536 гг.) указывает в письме к императору Юстиниану: «Я приношу бесконечную благодарность нашему Богу за то, что в Вас пылает такое рвение к преумножению католического народа. Ибо там, где Ваша империя расширяет свои границы, тут же начинается рост и Вечного Царства»? Как раз в те дни на торжественных богослужениях в едином порыве молились о сокрушении врагов империи и веры: «Hostes Romani nominis et inimicos catholicae religionis expugna»¹²⁸.

И как раз тогда Юстиниан нижайше склоняется перед Римом: «Мы всегда стремились хранить единение с Вашим Апостольским Троном и сохранять единство церкви. Ибо во всех наших делах мы заботимся о том, чтобы Ваша честь и авторитет Вашего трона преумножались». Папе Иоанну II (532-535 гг.) оставалось лишь восхищаться тем, что правитель в своем религиозном рвении, «припадая к церковному праву, относится к римскому престолу с подобающим почтением, все ему докладывает и всегда действует во имя единства с ним»¹²⁹.

«…Мы несём вам мир и свободу!»

В июне 533 г. по приказу императора флот из 500 транспортных судов и 92 военных кораблей вышел в море. На судах находилась армия, численностью от 15 до 20 тысяч человек, среди которых были герулы и гунны. Константинопольский патриарх Епифаний перед отплытием воссылал небу мольбы о благословении столь богоугодного дела, лично благословил войска и прочитал все «надлежащие молитвы» (Прокопий). Главнокомандующим был Велизарий, добрый католик и бравый солдат – «рыцарственный христианин, у которого учение его Спасителя было не только в голове, но и в крови» (Тисс). И это несомненная истина, ибо только такой человек мог во время восстания «Ника» порубать как бумажных солдатиков не то 30, не то 50 тысяч человек, правоверных христиан, чтобы один человек (назвать его диким зверем – значит оскорбить зверя) удержал корону! Этот величайший полководец своего времени и, так же как император, крестьянский сын был горячо любим своей солдатней. Как водится: вместе с ним отправилась в путь его жена Антонина, энергичная, хотя и несколько одиозная персона, подруга императрицы, изменявшая преданному ей до самозабвения полководцу с его приемным сыном Феодосием, что происходило с любезного соизволения благочестивой Феодоры. Кроме них на борту был начальник штаба Велизария евнух Соломон, крепкий профессионал, недолюбливаемый за свою строгость, а также классик византийской исторической науки Прокопий, который между 527 г. и 540 г. сопровождал Велизария в персидском, африканском и итальянском походах в качестве секретаря. Не единожды он усматривает в стратегии своего шефа перст Божий, более того, считает ее продиктованной непосредственно Господом¹³⁰.

Византийцам, по крайней мере косвенно, помогали готы – их следующая жертва. Убийство сестры Теодориха Амалафриды и шести тысяч ее слуг и охранников не было забыто. А Амаласвинта, дочь и преемница Теодориха, первая женщина-правитель в истории германских народов, по всей видимости, позволила Велизарию сделать остановку на Сицилии, превратить ее в базу своего похода, а также послала ему подкрепление¹³¹.

Война, которая уже в Константинополе была объявлена религиозной войной против «еретиков» вандалов, таковой отчасти и была. На Сардинии и в Триполи тут же начались восстания – католики хотели избавиться от ига ариан. В Салекте, первом городе, занятом Велизарием через два дня после высадки в Северной Африке 30 или 31 августа 533 г., ворота были открыты перед ним по приказанию местного епископа. В первую очередь полководец стремился наладить контакты с католическим клиром, хотя наличие в его войске около тысячи солдат-ариан, по большей части из федератов, принуждало его проявлять тактичность. Церкви неукоснительно щадили. А в одном повсюду распространяемом воззвании Юстиниана даже утверждалось, что борьба ведется не с вандалами, а с «тираном» Гелимером и, разумеется, «во имя Господа». «Мы ведем войну не с вами, но лишь против Гелимера, вашего жестокого тирана, от которого хотим освободить вас! Ибо мы несем вам мир и свободу!»¹³²

Юстиниану повезло даже больше, чем кто-либо (за исключением его самого и его попов) мог надеяться. Правда, уже во время плавания погибли 500 солдат, причиной чего стал некачественный хлеб, на котором решил сэкономить префект Иоанн. Император не наказал его за это, поскольку правил благодаря его политике выжимания всех соков. И если широкомасштабная военная экспедиция 468 г. окончилась полным поражением, то маленькая армия Велизария овладела Северной Африкой в темпе блицкрига – военное «достижение», каких империя давно уже не знавала. Высадка была осуществлена в начале сентября 533 г. в 200 километрах южнее Карфагена у Капут Вады. Флот вандалов, которого так опасались, под командованием брата короля Гелимера Цазона, с отборными войсками направлялся в это время на подавление восстания на Сардинии, где бунтовщик Годас, передавшийся было императору, был побежден и казнен. Другие вандальские части были задействованы на юге против мавров. Несмотря на все это, Гелимер сумел бы со своим все еще превосходящим византийцев численностью, но гораздо менее опытным войском, 13 сентября окружить и уничтожить противника у Декимона, в 14 километрах от Карфагена, если бы не его нерешительность и отчаяние, охватившее его при виде убитого брата¹³³.

Вандалы не сомневались в своей победе, в королевском дворце в Карфагене уже сервировали торжественный обед. Их план на сражение предусматривал, что брат короля Аммат будет атаковать византийцев у Декимона по фронту, отряд из 2 тысяч под командованием Гибамунда ударит с левого фланга, а сам король с основными силами – с тыла. Велизарию ничего не было об этом известно, и только невезение вандалов спасло его от гибели. Дело в том, что Аммат явился на место сражения на шесть часов раньше остальных и с частью своих сил немедленно напал на авангард византийской армии. Он потерпел поражение, сам погиб, а большинство из его обратившихся в бегство солдат также было уничтожено. Почти одновременно с этим 600 гуннов Велизария обрушились внезапной атакой на 2000 человек Гибамунда и изрубили их. Сам же Гелимер так спешил, что в наступательном раже не заметил, как перегнал основные силы Велизария. Теперь, вопреки первоначальному плану, он натолкнулся на пе редовые части сильно растянувшейся византийской армии. Под ударом значительно превосходивших их численностью вандалов, они бежали к основным силам Велизария. Тот решительно остановил бегущих и повел армию на Гелимера¹³*.

Прокопий, который весь этот день находился в свите Велизария, описывает решающее сражение, которое в конечном счете предопределило гибель не только вандалов, но и остготов Италии: «Я озадачен. Мне совершенно не понятно, как Гелимеру, уже державшему победу в руках, удалось подарить ее неприятелю… Ведь если бы Гелимер без промедления преследовал разбитого противника, то, как мне кажется, и Велизарий не устоял бы, и мы бы безнадежно проиграли. Столь велико было превосходство вандалов и страх, который они нагнали на римлян. А если бы он поспешил к Карфагену, то без особого труда перебил бы Иоанна и его воинов… Но он не сделал ни того, ни другого. Пешим спустившись с вершины холма на равнину, он увидел труп своего брата (Аммата). Он издал крик отчаяния и занялся приготовлениями к погребению. Так он навсегда упустил решающий момент.

Велизарий же вышел навстречу своим бегущим солдатам, рявкнул им: «Стой!», приказал построиться, покрыл их отборной бранью. Узнав о гибели Аммата и о преследовании (вандалов) Иоанном, выяснив все подробности о ландшафте местности и о неприятеле, он атаковал Гелимера и вандалов Варвары же, покинувшие боевые порядки и не ожидавшие никакого нападения, опрометью пустились в бегство и потеряли многих людей. Резня продолжалась до глубокой ночи»¹³⁵.

15 сентября Велизарий вошел в Карфаген. «Мы вкушали блюда, приготовленные для Гелимера, пили его вино, нам прислуживали его слуги – вся трапеза еще накануне была приготовлена для него. Вот яркое подтверждение того, что судьба играет с человеком, что наша воля бессильна против нее!»¹³⁶

В четырех днях езды от Карфагена король собрал остатки своих разбитых войск, получил немалое подкрепление от мавров, а также пополнился войсками поспешившего вернуться с Сардинии Цазона, но не дождался никакой помощи оружием от остготов, которые еще до прибытия посланника Гелимера узнали о его поражении от заезжего торговца. При Трикамаруме, о котором ныне известно лишь, что он находился в 30 километрах западнее Карфагена, в декабре 533 г. произошло последнее отчаянное сражение. В ходе третьей атаки византийцев пал брат Гелимера Цазон, вандалы, сражавшиеся, как львы, обращены в бегство. Бегущих поголовно истребляют вплоть до глубокой ночи. В конце концов «не осталось ни одного вандала, которого можно было поймать, кроме тех, кто укрылся в храмах». Все, повествует Прокопий, «было приведено в наилучший порядок…» Самому Гелимеру удалось спастись у дружественных мавров и укрыться с небольшим отрядом в недоступном горном районе на границе Нумидии. Несколько месяцев спустя он был окружен там и сдался. Католические победители в битве при Трикамаруме не только завладели несметными сокровищами, награбленными по всему Средиземноморью, но и «цветущими и ослепительно прекрасными телами» вандальских женщин и девушек и ошалели от алчности¹³⁷.

Вот что сообщает византийский хронист и очевидец событий: «Так как нищие римские солдаты внезапно стали обладателями несметных сокровищ и удивительно прекрасных женщин, они обезумели и, казалось, не могли насытить свою похоть. Переполняемые неожиданно свалившимся на них счастьем, они бродили, точно пьяные, как если бы каждый из них думал только о том, чтобы припрятать свое богатство где-нибудь по пути в Карфаген. Исчезло всякое подобие военного порядка. Поодиночке или по двое, подстегиваемые надеждой на еще большую добычу, они по всей округе рыскали по ущельям, пещерам и другим опасным местам. Страха перед врагом или перед Велизарием больше не было. Жажда обогащения овладела ими настолько, что они не могли думать ни о чем другом»¹³⁸.

Папские поздравления с «расширением царства божия», или «Все они были нищими»

После победы большинство мужчин вандалов погибло, женщины и дети были обращены в рабство, а король был доставлен в Константинополь, где летом 534 г., во время парада на ипподроме, ему, лишенному пурпурного облачения, пришлось пасть ниц перед императорским троном. В качестве вассала он окончил свои дни в большом поместье в Галате. Обратиться в католицизм, за что ему сулили большие почести, он отказался. Его плененных единоплеменников включили в состав византийской армии; большинство из них – так назывемые vandali Justiniani – в составе пяти конных полков оказалось на персидской границе. Одному полку все же удалось бежать назад в Африку, после того как при перевозке по морю у острова Лесбос они напали на корабельную команду. В Африку были направлены крупные воинские контингенты, укреплены порты и города; повсюду, даже в глубоком тылу были построены сильные крепости¹³⁹.

Католической церкви, славившей Юстиниана как освободителя из «столетнего плена», была немедленно возвращена вся ее недвижимость, а также ее главенствующее положение. Она в одночасье вновь превратилась из гонимой в гонительницу. Ведь теперь католический клир сотрудничал с новыми властями точно так же, как арианский – со старыми. Вновь резко нападали на язычников, донатистов и евреев, которых теперь категорически лишали синагог. Но важнее всего, что гибель вандальского государства означала гибель вандальской веры. Правда, сам Юстиниан, теперь подумывавший о нападении на остготов, склонялся к умеренной религиозной политике. Но африканскому епископату и папе Агапету удалось переубедить его. Указом от 1 августа 535 г. Юстиниан лишил ариан их храмов, запретил им богослужения, назначения епископов и прочих духовных лиц, а также изгнал ариан с государственной службы. Он выступал и против других некато-ликов¹⁴⁰.

Даже католический «Справочник истории церкви»/ «Handbuch der Kirchengeschichte» соглашается: «Меры, предусматривавшиеся указом в отношении ариан, донатистов. евреев и язычников, были чрезвычайно суровы. Они должны были закрыть свои Божьи дома и отказаться от любых религиозных обрядов; им запрещались любые собрания – им приходилось довольствоваться только правом на жизнь. Папа поздравил императора с подобным усердием во имя расширения Царства Божьего»¹⁴¹.

Конечно, даже после массового истребления вандалов, арианство в Северной Африке продолжало существовать, к тому же пополнив свою паству готами из войск Велизария. Но и они, обманутые при дележе земель, а в религиозном отношении сильно притесняемые, как и уцелевшие ванадалы-ариане, в конце концов, после длительных и тяжелых сражений были побеждены, а вышедшие за них замуж вдовы вандалов были сосланы. Прокопий пишет: «В мое время от вандалов на их родине не осталось и следа. Так как они были малочисленны, то они либо были раздавлены соседствующими варварами, либо добровольно растворились среди них, так что исчезло даже их название». «Так, в 534 г. было стерто с лица земли государство вандалов, – торжествует архиепископ Севильи Исидор, – просуществовав от Гундериха до падения Гелимера 113 лет»¹⁴².

Но это не означало, что в Африке воцарился мир, как с военной, так и с политической точки зрения. Византийская администрация, по большей части, была коррумпированной, а налоговый гнет был столь тяжким, что с тоской вспоминалось великодушие вандалов. С колонами обращались намного хуже, чем при «варварах», и даже состоявшие из ариан собственно византийские воинские подразделения оказались еще в худшем положении, нежели все прочие, которым платили всего лишь с опозданием. Короче, недовольство среди широких масс нарастало. К мятежам и восстаниям добавились нападения извне¹⁴³.

Уже в 534 г. византийские соединения под командованием небесталанного, но жестокого magister militum Соломона, преемника Велизария, воевали с многими племенами кочевников. При этом погибали целые кавалерийские части императорской армии. Правда, в 535 г. Соломону удалось уничтожить свыше 50 тысяч прорвавшихся до центрального Туниса берберов, но уже последующие годы, наряду с новыми нашествиями кочевников, ознаменовались непрерывными и ожесточенными солдатскими мятежами. Прокопий так завершает свою «Вандальскую войну»: «Несчастной стране не суждено было обрести длительного спокойствия. Соломон погибает в бою с маврами; его племянник Сергий, назначенный на его место, ненавидим всеми и не в состоянии утвердиться. Юстиниан шлет своего племянника Ареобинда для восстановления порядка. Но этот принц – что угодно, но только не военный; он пал жертвой военного заговора, возглавляемого неким Гонтарисом, который становится тираном. Тут начинается полный хаос; всякий командир помышляет о том, чтобы стать правителем Африки; вероломные убийства, разбои и грабежи становятся обыденным делом. В конце концов, Гонтарис, вокруг которого сплотились последние уцелевшие вандалы, погибает вместе с ними в бою против армянина Артабанеса, получившего от Юстиниана военную власть (magisterium militare) над всей Африкой. Его преемник Иоанн подавляет последние очаги восстания… Мало кто уцелел из жителей Африки; и наконец, после столь ужасных мучений, они обрели мир. Но какой ценой! Все они были нищими»¹**.

О «Великой охоте на Готов» и еое-что об «Охотниках»

В государстве вандалов-ариан католики преследовались долго, а временами и чудовищно, что вне всякого сомнения, стало одной из причин его гибели. Но остготы-ариане не знали никакого религиозного фанатизма. Теодорих заполучил Равенну, конечно же, кровавым и достаточно вероломным образом, но после этого его внешняя политика всегда была миролюбивой. Обладая фактически полной независимостью, он признал главенство Константинополя, а в своей внутренней политике делал ставку на примирение между римлянами и германцами. Этот человек, которого во время его единственного посещения Рима в 500 г. встречал весь клир во главе с папой, демонстрировал терпимость, особенно по отношению к католикам. Если манихеи при Теодорихе неоднократно высылались из Рима, если язычникам за совершение жертвоприношений грозила смертная казнь, то папы всегда могли свободно общаться с епископами за пределами Италии. Они и их епархии имели такую самостоятельность, которой не знали многие поколения. Они были свободнее, чем «при любом правоверном императоре» (Пфайльшифтер). И все же остготов истребили еще более жестоко, чем вандалов. Их государство просуществовало всего лишь шестьдесят лет, с 493 г. по 553 г., причем больше половины этого срока во главе его стоял Теодорих¹⁴⁴.

Пока он пребывал на вершине власти, и Константинополь, и Рим, и император Анастасий, и папа, и сенат – все жили в добром согласии с ним. Он постоянно поддерживал Рим, в том числе предоставлением ежегодно 200 фунтов золота для содержания в порядке стен города. Папа Симмах получал деньги даже из личной казны короля. Но когда в последние годы жизни Теодориха Юстин и папа объединились и на Востоке начались гонения на ариан, среди католиков Италии усилились антиготские настроения. В средневековой церковной традиции Теодорих – «еретик», тиран и дьявол. Уже у папы Григория I и Григория Турского – его место в геенне огненной¹⁴⁶.

Король, который скончался не оставив сыновей, назначил преемником своего внука Аталариха. Регентшей при восьмилетием Аталарихе стала его мать, дочь Теодориха Амаласвинта (526-534 гг.), приказавшая убить трех знатнейших готов по подозрению в заговоре. После смерти юного Аталариха (октябрь 534 г.) она вышла замуж за последнего мужчину из рода Амалеров – своего двоюродного брата и смертельного врага Теодата (534-536 гг.), а тот, вопреки всем принесенным клятвам, весной 535 г. сослал ее – свою супругу, двоюродную сестру и соправительницу – на крохотный островок посреди озера Больсена, где она и была задушена по его приказанию¹⁴⁷.

По всей видимости, к этой кровавой игре приложила руку ревнивая и хитрая императрица Феодора, а ее муж, император Юстиниан, использовал убийство как предлог для выступления в качестве мстителя Теодату, по аналогии с его местью Гелимеру. Без всяких колебаний «руками того же полководца он обрушил на готов меч, на котором еще не засохла кровь вандалов» (Иордан). А вот с точки зрения Гризара «совершил героические дела… редкостные в военной истории»¹⁴⁸.

Предводительствуя семью тысячами воинов, двумястами гуннскими всадниками и тремя сотнями мавров (позднее армия была значительно усилена), Велизарий поначалу захватил всю Италию почти мгновенно, хотя интриги при императорском дворе препятствовали ему не меньше, чем ревность самого Юстиниана. Уже в конце 535 г. ему почти без сопротивления досталась вся Сицилия, владычество готов над которой было чисто номинальным. Он с легкостью овладел Катанией, близ которой армия осуществила высадку, Сиракузами и, на конец, Палермо. Удалось и вторжение в Южную Италию. Не встретив серьезного сопротивления, «так как ему удалось привлечь высший католический клир на сторону Византии» (Дэвидсон/ Davidsohn), он начал продвигаться на север. (Города Этрурии сдались имперским силам добровольно.) Однако Неаполь упорно обороняли, прежде всего евреи, опасавшиеся фанатизма католиков. Лишь после того как шестьсот воинов из числа осаждавших сумели проникнуть в город через пересохший акведук, город был взят. Началась страшная резня, продолжавшаяся даже в церквах. По свидетельству Прокопия, византийцы, сражавшиеся под знаменем креста, «убивали без жалости всякого, кто попадался им, невзирая на возраст. Они врывались в дома, уводили детей и женщин в рабство; грабили все без разбора». Гунны убивали даже многих, нашедших убежище в церквах. (Когда Тотила отбил Неаполь, он пощадил не только горожан, но и византийский гарнизон.)“⁹

В те дни Святым отцом был Сильверий (536-537 гг), сын папы Гормизды. 20 июня 536 г. готский король Теодат насилием и подкупом сделал его епископом Рима, так как Сильверий поддерживал тайные сношения с «еретическими» готами. Их он, так же как и многие его прелаты, опасался меньше, чем цезарепапизма католического императора. К тому же готы были ближе, и власть была в их руках. А когда в ноябре вместо двуличного, тайно столковавшегося с Юстинианом Теодата на трон вступил полководец Витигис (приказавший убить Теодата, изгнавший его жену, а для легитимизации своей власти женившийся, против ее воли, на внучке Теодо-риха Матасвинте, которая была на тридцать лет моложе его), папа Сильверий, «святой муж с твердым характером» (католик Даниель-Ропс/ Daniel-Rops) присягнул на верность новому королю готов – а вскорости отправил гонцов к Велизарию, чтобы вызвать его в Рим. После этого, в ночь на 10 декабря 536 г. св. Сильверий, обязанный своим папством готам, презрев свои клятвы, приказал открыть южные ворота Рима (porta Asinaria), находившиеся поблизости от Латерана, перед армией Велизария, которая дошла от Неаполя до Рима. Тогда же небольшой готский гарнизон покидал Рим через северные ворота города (porta Flaminia), а римляне восторженно приветствовали византийцев как освободителей от арианской «ереси», надеясь на восстановление Римской империи¹⁵⁰.

Но когда весной 537 г. Витигис обложил Рим со 150 тысячами воинов, а Велизарий смог противопоставить ему только лишь 5 тысяч солдат, этот св. папа с твердым характером, как всегда готовый к любой перемене власти, видимо, вспомнил, что вообще-то, он был папой готов. Во всяком случае, он был заподозрен в намерении сдать готам окруженный Рим. Прокопий пишет: «Поскольку подозревали, что архипастырь города Сильверий замышляет предательство, то он (Велизарий) тотчас отослал его в Элладу, а вскоре после этого назначил другого епископа по имени Вигилий»¹⁵¹.

Схоластик Марк и преторианец Юлиан представили подложные послания Сильверия к готам. А новый папа, диакон Вигилий, раздувал подозрения в адрес своего предшественника. Собственно говоря, Вигилий, папский апокрисиарий в Константинополе, претендовал на папский престол еще до Сильверия, тем более что папа Бонифаций II (530-532 гг.) намекал, что хотел бы видеть его своим преемником, но отказался от этого, поскольку синод выразил протест. Тогда Вигилий прибыл в Рим из Византии слишком поздно – папский престол, который он должен был получить по плану императрицы Феодоры, уже был занят¹⁵².

Императрица за 700 золотых (septem centenaria) подкупила диакона, чтобы он, став папой, покровительствовал монофи-зитам. «Епископский трон и деньги – вот что он любил», – говорил его коллега, карфагенский диакон Либерат, который при создании своего исторического труда располагал надежными источниками. (Для справки: возведение большого собора в то время обходилось в 200 золотых.) После того как Вигилий согласился вручить Велизарию его долю этой суммы – сошлись на 200 золотых – полководец 11 марта впервые пригласил его к себе в императорский дворец на Пинцио. «Он вошел во дворец в одиночестве – и больше его не видели», – патетически сообщает Либерат и намекает, что причиной свержения Сильверия стали обвинения в его предательских связях с готами. Это находит подтверждение и в других источниках: у псевдо-Аммиана и Прокопия, так что это «не подлежит никакому сомнению» (Хильдебранд/ Hildebrand). «Скажи, господин папа Сильверий, – вопрошала 21 марта жена Велизария Антонина, возлежа на подушках у ног своего мужа, – чем мы провинились перед тобой и народом Рима, что ты хочешь отдать нас в руки готов?» После этого Велизарий, гарантировавший Сильверию безопасность, приказал облачить его в монашескую рясу, объявил низложенным и сослал в Патару, в Сирию. Уже на следующий день, 22 марта, Вигилий был избран, а в ближайшее воскресенье, 29 марта, посвящен в папы.

Но когда Юстиниан вернул Сильверия, тем самым расстроив планы своей жены (представитель Вигилия в Константинополе диакон Пелагий, также подкупленный Феодорой, по просьбе папы пытался воспрепятствовать этому, но тщетно), папа Вигилий перехватил по дороге своего предшественника и с помощью своих подручных отправил его в новую ссылку на Понцианские острова. Уже через несколько недель, 2 декабря 537 г., он скончался в муках – двое доверенных рабов Вигилия уморили голодом эту «жертву смутного времени» (католики Зеппельт/ Швайгер // Seppelt/ Schwaiger)¹⁵³.

Имя несчастного страдальца св. Сильверия, который незадолго до своей кончины отказался от папского престола в пользу своего убийцы, вскоре было овеяно легендами. Его могила стала местом паломничеств, и на ней, натурально, происходили чудеса. В молитвах к нему взывали о заступничестве в бедах, которых ему самому избежать не удалось, и только смерть спасла его. В Риме, где весь клир некогда предал его и, пусть под давлением Велизария, сделал папой Вигилия, принялись за реабилитацию Сильверия и превозносили его как мученика. На этом фоне было сподручнее критиковать Вигилия и даже сочинить жалобу, в которой он обвинялся в сопричастности к свержению Сильверия¹⁵⁴.

Однако папа Вигилий, которому еще предстояло хлебнуть горя с Юстинианом, для начала в первом же сохранившимся от него послании к императору открыл у того «не только императорские, но и пастырские таланты» и с восторгом приветствовал в его лице того, кто «покорил столь многие народы не столько силой оружия, сколько силой веры». Все это говорилось тогда, когда император вел жестокую истребительную войну, вооружившись далеко не молитвословом¹⁵⁵.

Между тем готы под руководством Витигиса уже целый год, до марта 538 г., осаждали Рим. Они вновь и вновь шли на приступ с таранами, осадными башнями и лестницами. Вновь и вновь сформированные Велизарием из конных гуннов и мавров специальные отряды совершали опасные вылазки. Окрестности города: усадьбы, виллы, роскошные дворцы – все было опустошено. В Риме были разрушены прекраснейшие архитектурные творения греков и римлян, а камни, добытые из этих невосполнимых шедевров искусства, обрушивались на головы осаждавших готов. К тому же свирепствовали зной, голод и эпидемии. Лица сенаторского сословия платили золотом за отвратительную колбасу из мяса падших мулов. Осажденные получили экстренную помощь из Константинополя. Но две тысячи всадников из подкрепления под командованием Иоанна, «кровавого пса», по выражению хронистов, истязали в Пицене готских женщин и детей, чьи мужья и отцы стояли под Римом. После почти семидесяти отбитых приступов, Витигис отступает, понеся колоссальные потери. А армия Велизария, превосходящая готов как в тактике, так и в вооружении, занимает почти всю Италию до долины реки По¹⁴⁶.