Текст книги "Криминальная история христианства. Том 2"

Автор книги: Карлхайнц Дешнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 49 страниц)

28-й Канон

Принятие двадцати семи канонов прошло для Рима почти без проблем (если не иметь в виду каноны 9 и 17, расширявшие права константинопольских патриархов). Но на заседании 29 октября был принят последний, «28-й канон», который доставил догматическим победителям: «Великому» Льву и папству – жесточайшую головную боль, церковно-правовую и церковно-политическую. Ведь этот канон стал «глубинной причиной всех будущих разногласий… и остается таковым по сей день» (Делгер/ Dolger)¹⁵⁹.

Епископское собрание, видимо, подобным способом отомстило Риму, навязавшему ему при помощи императора догматическую формулу, и узаконило верховную власть патриарха Константинополя на всем Востоке. Ссылаясь на третий канон Второго Вселенского Собора (Константинополь, 381 г.), наделивший Константинопольского епископа «почетным верховенством», правда, вслед «за римским епископом», Халкидонский Собор теперь «уравнял в привилегиях» патриархов Рима и нового Рима (Константинополя). Кроме того, Константинополь получил право – в силу «издавна существующей традиции» (consuetudinem, quae ex longo iam tempore permansit) – посвящения в сан в епархиях Азии, Понта и Фракии. Это значило, что в этих епархиях епископ Константинополя получал право рукоположения в митрополичий сан. Тем самым, он кроме почетного верховенства обретал и юрисдикцию над огромной территорией на Востоке. Хотя за старым Римом и сохранялось право первенства, новый Рим получал такие же привилегии. Папские легаты, по-видимому, не имевшие инструкций для обсуждения конституционно-правовых вопросов, сознательно, но недальновидно проигнорировали решающее заседание, а на следующем – выразили самый решительный протест. В ответ на требование комиссаров представить каноны, на которые ссылались обе стороны, Пасхазий процитировал шестой канон Никеи, правда, в сфальсифицированной римской редакции. Этот канон в латинском варианте, датируемом 445 г., озаглавленный «De primatu ecclesiae Romanae», начинается со слов: «Римская церковь всегда обладала верховенством (primatum)». Однако эти слова представляют собой интерполяцию, т. е. позднейшую вставку, поскольку они отсутствуют в константинопольском варианте того же самого канона. Легат Луценций, епископ Геркуланума, усомнился в добровольности подписей и утверждал, что от-цов-синодалов одурачили, что они были принуждены, введены в заблуждение и поставили свои подписи под давлением. Ответом ему стало многогласное, если не единодушное «Никого не принуждали!» Некоторые верховные пастыри засвидельствовали, что они подписывались добровольно и не имеют возражений против принятого решения. Императорские секретари все скрупулезно внесли в протокол, затем состоялось голосование – и 28-й канон, вопреки протестам римской делегации, был принят: «Зачитанное одобрено всем синодом».

Естественно, Лев I был явно доволен решениями Собора, но лишь в той части, где они касались веры, «in sola fidei causa». Но вообще-то римлянин не желал уравнения в правах Рима и Константинополя, новой имперской столицы. В письме императору он признавался, что был «болезненно удивлен», когда дух тщеславия вновь нарушил едва восстановленный мир в церкви. Ведь в церковных делах должны царить иные, нежели в светских, принципы, «alia ratio est rerum saecularium, alia divinarum». Фактически же 28-й канон соответствовал принципу, четко сформулированному еще Антиохийским синодом (328/329 гг.), согласно которому цивильный статус территории определяет и ее церковный ранг. С императором Лев вел себя сдержанно, а вот с другими: св. Пульхе-рией, патриархом Анатолием и Юлианом Косским – он бушевал. Обуреваемый властолюбием, «архиепископ» Рима, как его славили синодалы после окончания Собора, не одобрял стремления Константинополя к верховенству, в сердцах называя зто: «необузданной алчностью», «безмерным превышением полномочий», «дерзким самомнением», «неслыханной наглостью» и попыткой (как говорится в письме к константинопольскому патриарху Анатолию, которому он писал, пожалуй, особенно резко) «подорвать самые святые каноны. Видимо, тебе почудилось, что настал благоприятный момент, чтобы, подчинив себе александрийский престол, который потерял свое второе по рангу место, и антиохийскую церковь, утратившую свое третье место, обесчестить всех митрополитов»'⁶⁰.

Александрийское «папство» было сокрушено Римом в союзе с императором. Ныне же Лев, по всей видимости, опасался «папства» константинопольского, столичного. Опасался всерьез, поскольку Рим даже на Западе перестал быть столицей Империи; ею стала Равенна. Превознося Никейский Собор как «особо божественный» и уличая константинопольского патриарха Анатолия в «низменном властолюбии», Лев разносит в пух и прах Константинопольский «Вселенский» Собор 381 г. Он полагает, что «ровным счетом ничего не значит», если для собственной выгоды процитирована «рукопись, которую шестьдесят лет назад якобы сочинили какие-то епископы» – документ, который ни один из предшественников Анатолия не доводил до сведения апостольского трона. «Этот заведомо ущербный и давным-давно канувший в Лету (!) документ, ты теперь, по прошествии стольких лет, пытаешься подкрепить, выманив у братьев (халкидонских синодалов) мнимое одобрение…» В то время как греческая церковь в общем и целом придерживалась 28-го канона, Лев объявил (в письме к императрице Пульхерии) одобрение его епископами «недействительным» и отменил его «силой авторитета блаженного апостола Петра полностью и навсегда» (in irritum mittimus et per auctoritatem beati Petri apostoli, generali prorsus definitione cassamus)¹⁶¹.

Даже иезуит Алоиз Грильмайер/ Alois Grillmeier откровенно признает, что 28-й канон интересовал папу «явно больше, чем догматический итог Собора». Он признает, что Лев «нимало не вникал в реальное положение в восточных церквах»¹⁶².

При всем при том, этот папа делал вид, что он чрезвычайно заботливый и самоотверженный человек. «Я ощущаю себя настолько проникнутым любовью к сообществу братьев, – писал он своему константинопольскому сопернику, – что не удовлетворю просьбы ни одного из них, если знаю, что это пойдет ему во вред…» И не раз Лев маскировал под братскую любовь к ближнему свое безмерное честолюбие. Например, борясь против св. Илария Арльского (Галлия) – очередное противостояние двух святых – он завершает свое послание галльским епископам нижеследующими словами: «Мы боремся за право рукоположения в ваших провинциях, но делаем это не для себя, как, возможно (!), по своему обыкновению пытается представить Иларий, дабы ввести вас в заблуждение; мы взяли на себя заботу хранить это право для вас, дабы не было места новшествам и дабы никто не дерзнул свести ваши привилегии на нет»¹⁶³.

Кем же был этот папа, упрекавший, зачастую справедливо, других епископов, даже святых, в самонадеянности и дерзости, сам же без всяких на то оснований произносивший дерзкие речи, как ни один из римских епископов до него? Скрывавшийся под маской альтруиста, создававший видимость заботы о сохранении привилегий других епископов, при этом отнимая их?

Глава 5
Папа Лев I (440-461 гг.) «…авторитарная личность»

Данисль-Рогс¹

«… до Льва I на троне Петра не было ни одного епископа исторического масштаба».

Фердинанд Грегоровий²

«Он рычал, и трусливые сердца животных начинали дрожать». Надпись на надгробии Льва I, сделанная папой Сергием I в 688 г ³.

«Обыгрывая его нмя, вплоть до наших дней его славили как льва от колена Иудина – восхваление, которого он не заслужил. Его правильнее сравнивать с лисицей».

Иоганн Галлер⁴

«Лев – первый папа старых христианских времен, о котором известно, что он имел ясную и четкую папскую идею… Она исходила из того факта, что римский епископ является преемником апостола Петра. Из этого Лев сделал вывод, что он обладает теми же полномочиями, которыми Христос наделил апостола».

Католический теолог Альберт Эрхард⁵

«Это учение о верховенстве… Лев Великий так превосходно подал, что оно и по сей день остается становым хребтом папства».

Вальтер Ульманн⁶

О месте рождения Льва I. его родителях и его образовании ничего не известно. «Лучшее, что мы можем предложить – не более чем догадка» (Джелленд/ Jalland). Старые католические авторы охотно приписывают ему очень знатное происхождение, подобно тому, как «еретикам», когда нет достоверных данных – «низкое». Предположительно, Лев родился в конце IV в. В большинстве списков «Liber Pontificalis» он называется урожденным тосканцем. На право считаться местом его рождения больше всего претендует Вольтерра. Там даже в 1543 г. каждого, кто не отмечал торжественно 11 апреля, день поминовения Льва, облагали денежным штрафом в 48 солиди!⁷

Проспер Тирон Аквитанский, который при Льве был сотрудником папской курии, называет его родиной Рим, да и сам Лев говорил о Риме: «мое отечество», что, правда, может пониматься в более широком смысле. Достоверно лишь то, что уже при своих предшественниках Целестине 1 и Сиксте III Лев был диаконом «апостольского трона» и уже тогда имел большое влияние. Даже Кирилл Александрийский радел за него. Галла Плацида, регентша Западной Римской империи направила его летом 440 г. в Галлию, чтобы уладить конфликт между полководцем Аэцием и наместником Альбиной. Пока архидиакон Лев выполнял эту миссию, он был избран папой и посвящен в сан по возвращении 29 сентября 440 г.⁸

Папа Лев I читает проповеди о своём первенстве и призывает мирян к смирению

Историческое значение этого папы в том, что он укрепил папское верховенство. Почти не имея опоры на традицию, если не считать его непосредственных предшественников, он беззастенчиво, систематически и последовательно укреплял и расширял папские притязания на власть.

Для их обоснования и популяризации им использовалась, в первую очередь, петродоктрина. Правда, весь Запад, включая Африку к тому времени уже был ознакомлен с нею. Но Лев эксплуатировал ее в хвост и в гриву, возведя до папского абсолютизма (plenitudo potestas), до «петрологии». Он не преминул сдобрить ее элементами языческой римско-имперской идеологии с примесью соответствующего «придворного церемониала». Лев непрестанно говорит о Петре. Вновь и вновь он ставит его во главу угла. После чего уравнивает римских епископов с ним. Он превращает их в «совладельцев» петровских почестей, а затем – ив его «наследников». Термин: «наместник» Петра, возникает в это же время. При помощи этих понятий Лев отождествляет себя с Петром и в юридическом смысле, претендуя на все вытекающие из этого полномочия. Используя всевозможные смелые экзегетические трюки, он уподобляет Петра, «глашатая апостолов» самому Иисусу, делает его сопричастным власти Бога, чтобы таким способом наделить и папу частью этой власти. Там все пребывает «в неизбывной сопричастности». Ибо устами папы глаголет Петр. Внимающий папе услышал Петра, услышал Христа, услышал Бога! «Когда мы доводим до слуха Вашей Святости наши предостережения, верьте, что это говорит Тот, представителем которого мы являемся (cuius vice fungimur)».

Если Петр, по Киприану, владеет первенством inter pares*, то теперь Лев возвышает Петра над всеми. Он снова и снова подчеркивает и превосходство Петра, и папские претензии на руководство, и то, что римский престол – престол престолов, sedes apostolica и глава церкви. При этом он извращает предание, утрирует его. выдвигая совершенно новые притязания. В этих целях он использует даже императора Валентиниана и женщин императорского дома, которые по его просьбе направляют письма в Константинополь. То, что содержится в этих письмах касательно римского первенства, далеко превосходит все ранее сказанное на эту тему. Один лишь римский епископ, и никто иной, является «наместником Петра». Авторство этого пассажа, пожалуй, принадлежит Льву (правда, не исключено, что он уже был употреблен в 431 г. в Эфесе папским легатом Филиппом). Петр, «за которого мы управляем» – первое pluralis maiestatis*’ в истории папства. Таким образом, римский епископ «не только обладатель римского престола, но и глава всех епископов». Ему обязаны повиноваться все, включая предстоятелей всех патриархатов (maiores ecclesiae). Он призван «править всей церковью»,

"Inter pares (лат.) – среди прочих (здесь: апостолов). (Примеч.

peg-1

‘Pluralis maiestatis (лат.) – преувеличение величия. (Примеч.

peg-)

быть «князем всей церкви», «всех церквей на земле». Лишь «антихрист или дьявол» стал бы спорить с этим. Тот же, кто усомнится в его верховенстве (principatum), «ни на йоту не умалит» его достоинства, «но лишь низвергнет себя, преисполненного высокомерием, в ад». Кто тут чем преисполнен – совершенно понятно, как бы Лев ни подчеркивал свою незначительность, недостойность и несостоятельность – короче, «indignus haeres»*. Сей муж, который основательно поднаторев в римском праве, вывел из понятий о сопричастности и наследовании тесную правовую взаимосвязь между папой и Петром, неразрывное единство теологии и права, Библии и юриспруденции – сей муж предусмотрительно доводит до логического завершения печально известную формулу, которая словно бы витала в воздухе: «достоинство Петра не умалится и в недостойном наследнике» (etiam in indigno haerede). Католик Кюнер/ Kuhner добавляет, что так «может быть оправдано все, вплоть до преступления»⁹.

Неутомимо папа Лев подчеркивал всемогущество пап, а значит, и свое собственное. Об этом он постоянно писал и читал проповеди. «Во всем мире лишь один Петр был призван стать главой всех апостолов, всех избранных народов, всех отцов церкви». «Во всем мире ищут спасения у трона святого Петра». Лев славит Петра как «камень» и фундамент, как «привратника Царства Небесного», как «судию, карающего и милующего». Лев пишет, что хотя все епископы и обла дают «единым достоинством», но никак не «равны по чину». Так, мол, обстояли дела уже между Петром и другими апостолами: «хотя все они были одинаково избраны, только ему одному было дано превосходство». Лев доходит не только до утверждения, что приговор Петра «имеет силу и на небесах», но и утверждает, что он, папа, отправляя свою должность, обладает «непреходящей благодатью всемогущего и вечного Архипастыря», который «равен ему (!) и равен Отцу»¹⁰.

Самонадеянность – выше некуда. Но Лев уже в своей вступительной папской проповеди 29 сентября 400 г., с которой начинается традиция подобных проповедей, отнюдь не скромно ликует вместе с псаломщиком: «Он благословил меня, сотворивши надо мной великое чудо…» А сразу вслед за этим издает радостный крик, что Господь «возвеличил» его, возведя «на высшую ступень»“.

Овечкам же он настоятельно рекомендовал смирение!

'Indignus haeres (лат.) – недостойный наследник. (Примеч. ред.)

«Ведь торжество Спасителя, победившего дьявола и весь мир, проистекает только из смирения». (Лев часто и очень образно живописует дьявола и ад – гораздо чаще, чем небеса; от них проку меньше.) Лев утверждает: «Все (!) учение христианской мудрости, возлюбленные братья, состоит не в пышных словах и хитроумных толкованиях, равно как и не в стремлении к славе и почестям», – их он приберегает для себя и ему подобных, – «но в истинном и добровольном смирении». Смирение предназначалось подданным, зависимым, эксплуатируемым. Остается только напомнить, что уже в V в. римский епископ был крупнейшим землевладельцем во всей Римской империи¹².

Папа Лев I – кто он?

От него сохранилось большее литературное наследие, нежели от любого предыдущего папы: 90 наставлений, праздничных проповедей, проповедей на пост или на Страстную неделю. (Ни от его предшественников, ни от непосредственных преемников проповедей не сохранилось.) Кроме того, до нас дошло множество его писем, из которых 114 посвящены его восточной политике. По проповедям, «возлюбленные братья», характер этого человека уяснить не так-то просто. Все проповеди Льва коротки, а некоторые – первая, шестая, седьмая, восьмая, тринадцатая и восьмидесятая – исключительно коротки, как будто он брал пример с Флавия Кира. 173 письма (из которых около 20 – не подлинны, а 30 вообще адресованы ему) к тому же, в большинстве своем, вышли из канцелярии, а следовательно, являются, прежде всего, продукцией Проспера Аквитанского, увлекавшегося богословием южногалльского автора, друга Августина и ярого борца с пе-лагианами. «С большой долей достоверности» можно допустить, что к Просперу восходит теологическая суть именно тех «великих, имевших общегосударственное значение посланий, которые прославили имя Льва на Западе и Востоке», – пишет Иоганн Галлер/ Johannes Haller, предварительно подчеркнув: «Искусственная форма, которой так дорожили в те времена упадка, звенящий пафос, так мало говоривший изобилием громких слов, ритмичная интонация, своим благозвучием завораживающая слух и скрывающая скудость и слабость мысли – по меньшей мере все это в равной степени могло принадлежать как слуге, так и хозяину»¹³.

Во всяком случае, Лев, державшийся столь самовластно, большой поклонник «апостольского» (!) придворного церемониала, столь помпезно пропагандировавший примат Рима и называвший «трон Петра» «объектом трепета» (materia trepidationis), был типичным «хозяином», духовным повелителем, которого папа Николай 1, один из его самых значительных последователей, в 865 г. в письме византийскому императору Михаилу сравнивает с «львом от колена Иудина» (Откр., 5,5), который «открывал свой рот – и потрясал всю землю, даже императоров». Сколь бы сильно ни было преувеличение, сколь бы ловко, чтобы не сказать лицемерно, он ни прикрывал библейскими изречениями свое властолюбие и свои постоянные требования беспрекословного повиновения, называя себя при этом «учеником смиренного и кроткого Учителя», говорящего: «Возьмите иго Мое на себя, и научитесь от Меня: ибо Я кроток и смирен сердцем… Ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф., 11, 29-30) – в действительности Лев был абсолютно не евангелической натурой. В письме от 10 октября 443 г. к епископам Кампании, Пицена и Тусции он выражает беспокойство, что «повсюду» (passim) рабов руко полагают в пресвитеры. Он решительно запрещает возводить в духовный сан лиц, которые «не имеют надлежащего происхождения». Когда-то христиане в значительной части состояли из лиц подобного происхождения! Теперь же папа запрещает возвышение «жалких рабов» (servilis vilitas) до священнослужителей, поскольку не пристало испытывать перед Богом того, кто даже не прошел испытания у собственного господина. Лев I «Великий», учитель церкви, высокое происхождение превращает в обязательное условие духовной карьеры. Он проклинает посвящение рабов, как преступление против святости священнического сана и прав господ! Так церковь приноравливалась к рабовладельческому обществу поздней Римской империи, ярчайшим представителем которого сама же и являлась. Христианское государство охотно приняло это к сведению. Всего несколькими годами позже – связь очевидна – Валентиниан III издает указ, запрещающий возведение рабов, колонов и других зависимых лиц в духовный сан!¹⁴

Со своими собратьями-епископами Лев I также высокомерен. Он приказывает. Он должен приказывать. Ибо один возвышается над всеми. Вот он и дает почувствовать им, что он выше, что он превосходит их, что он стоит «по воле Господа на высоком посту». Он повелевает и доселе независимыми от Рима прелатами. Например, митрополитом Аквилеи, которому он даже угрожает. Он распоряжается и испанскими епископами Галльские епископы уже не называют его, как прежде, «Твое Братство», но – «Ваше Апостольство» (apostolatus vester). Ero величают и «corona vestra». Плюс ко всему множественное число при обращении становится общеупотребительным¹⁵.

Подобным же образом Лев обращался и со своими коллегами. Например, в Галлии, где епископы Арля и Вьенны оспаривали друг у друга право на митрополичье достоинство. Мы лишь бегло коснемся предыстории этого спора.

Св. Лев против Св. Илария

В начале V в. епископское кресло Арля (Арелата), одного из важнейших городов Запада, «галльского Рима» (gallula Roma), занял Герое. Он был учеником св. Мартина Турского и, по свидетельству Зосимы, добился епископского сана угрозами и насилием. Утвердить свое положение ему удалось лишь при поддержке узурпатора Константина III, который с 409 по 411 г. владел Арлем. Поэтому вполне правдоподобно, что Герое предоставил, как пишет Созомен, загнанному в угол узурпатору убежище в соборе Арля и даже посвятил его в священнический сан, что не спасло того от казни. Вскоре после этого Герое вместе с епископом Лазарем из Экса, обвиненном в тяжких преступлениях, оказались, вследствие своего политического интриганства, в палестинской ссылке. Но и там они интриговали против Пелагия, даже формально выступив против него в обширном послании (кн. 1, стр. 426)¹⁶.

Преемник Героса, влиятельный, но впоследствии убитый Патрокл (412-426 гг.), тоже «фигура крайне подозрительная» (Дюшесн/ Duchesne), который взошел на епископский трон Арля, поддерживаемый правительством своего друга Констанция III, посадил на папский престол Зосиму. Папа немедленно отблагодарил епископа Патрокла «целым рядом существенных привилегий» (католик Баус/ Baus). Первым же своим декретом от 22 марта 417 г. – через четыре дня после восшествия на престол! – он обеспечил Патроклу «широкую митрополичью власть» и сверх того наделил его правом верховного надзора «над всеми церквами Галлии» (католик Ланг-гертнер/ Langgartner), возможо, в качестве немедленной расплаты за помощь при выборах папы¹⁷.

Епископ Патрокл подвел под свое кресло «церковно-исторический» фундамент петродоктрины. Ирония истории в том, что сам Рим, а именно, папа Иннокентий I, распространяет ложь, будто все церкви в мире основаны Петром или его учениками. Это работало на идею о примате Рима, но одновременно приводило к конфликтам пап с другими охочими до власти священнослужителями. Епископ Патрокл придумал ученика Петра св. Трофима Арльского и возвысил его, никогда не существовавшего, до миссионера Галлии и основателя Арелатской церкви, а самого себя, при поддержке папы Зоси-мы – до митрополита. Епископы Марселя, Нарбонны и Вьенны немедленно выразили протест и отказались подчиняться римскому решению, хотя их «вызывали на ковер» и пытались приструнить. Прокл Марсельский был смещен, что спустя несколько десятилетий привело к серьезному конфликту между папой Львом I и одним из преемников Патрокла Иларием Арелатским, которого папа окончательно лишил его митрополичьих прав, и без того урезанных предыдущими папами¹⁸.

Архиепископ Иларий (429-449 гг.), настоящий святой католической церкви (поминается 5 мая), происходил из знатной, политически влиятельной семьи. Сначала он был монахом в Леринском островном монастыре, затем, с помощью своего родственника и предшественника епископа Гонората, был произведен в епископы, хотя и противился этому, если можно верить его биографу, который сообщает, что св. Иларий постоянно, даже зимой, путешествовал босиком и имел единственное, очень скромное облачение, под которым была власяница. Он выкупал пленных, основывал монастыри, строил церкви. Во время поста он порой три часа подряд читал проповеди и горько рыдал, если с кем-то из его близких случалось несчастье. С другой стороны, как утверждал св. Лев, св. Иларий с оружием вступал в города, в которых умирал епископ, чтобы навязать им преемника из своей свиты. А когда епископ Проект лежал при смерти, святой, мол, явился и рукоположил нового епископа – Импортуна. «Он был столь нагл, что не мог дождаться кончины брата-епископа», – язвил Лев. Вопреки ожиданиям, Проект выздоровел, и горожане пожаловались на Илария: «Он удалился прежде, чем мы успели осознать его появление». Митрополит был скор и на отлучение от церкви. Подобное поведение Илария, который «не имеет степенности, подобающей священнослужителю, а ищет славы, носясь с места на место», было не по душе Льву. Двое святых противостояли друг другу, что не так уж редко, даже если речь идет о двух учителях церкви (кн. 1, стр. 150). И так же, как у не святых, старшая карта бьет младшую¹⁹.

Римлянин опасался энергичного и красноречивого коллеги и зарождающегося патриархата Арля, а также независимой галльской церкви, поскольку за Илария выступала и объединившаяся с ним аристократия Галлии, настроенная против знати Италии. Поэтому, когда случился конфликт Илария с Проектом, а также с епископом Хелидонием, которого Иларий сместил, поскольку тот женился на вдове, – Лев пошел в лобовую атаку. «Он жаждет подчинить вас своей силе (subdere), – писал Лев епископам Вьеннской провинции, – а сам терпеть не может покорности (subiectum) св Петру», «и не благоговеет перед св. Петром, а произносит дерзкие речи…» Св. Лев обвиняет св. Илария в «тщеславии и растущем самомнении». Он утверждает, «что он раб своих страстей», что он «не желает подчиняться никакому закону и ограничивать се бя божественными установлениями», что он совершает «недозволенное» и пренебрегает тем, «на что должен обращать внимание…» Когда арелатец в 445 г. пытался договориться со Львом по-хорошему, для чего среди зимы пешком перевалил через Альпы – «бесстрашно вошел он в Рим, без коня, без седла, без плаща» (Vita Hilarii) – Лев взял его под стражу и созвал синод. Иларий бросил в лицо собранию гневные оскорбления, «которые ни пристало мирянину произносить, а епископу выслушивать» (quae nulus laicorum dicere, nulus sacerdotum posset audire), и удалился восвояси. Властолюбивый архиепископ, чьим аскетизмом восхищалась вся Галлия, любимец большинства своих коллег, которому поначалу все удавалось, теперь пал жертвой еще более властолюбивого Льва. Римлянин оставил за тем, кто удалился «позорным бегством» и «подло претендует на власть», лишь право на собственную епархию, которое тот вскоре также потеряет.

Лев не смещал любимца публики Илария (как впоследствии утверждалось во вьеннской фальшивке). Чтобы придать законную силу своим действиям, он, как ему было свойственно, заручился поддержкой государства. Поставленный в известность «надежным свидетельством достопочтенного римского епископа Льва» об «abominabilis tumultus»* в церквах Галлии, император Валентиниан III 8 июля 445 г. повелел, под угрозой штрафа в десять фунтов золотом, «на все времена» повиноваться его приказам, равно как авторитету апостольского трона, и отдал распоряжение наместникам провинций силой доставлять противящихся этому епископов на суд римского епископа – «в соблюдение всех прав, которыми наши предки наделили римскую церковь»²⁰

Лев I особенно напирал на долг правителя, который у него часто фигурирует как «custos fidei» ⁴⁶46
  Custos fidei (лат.) – хранитель веры. (Примеч. ред.)


[Закрыть], защищать церковь. Он объявлял это чуть ли не главнейшим признаком императорской власти. Ведь власть монарха – от Бога, следовательно, он получил ее не только для управления миром, «но прежде всего (maxime) для защиты церкви». Папство всегда будет считать это важнейшей задачей государственной власти! А из этого всегда вытекает уничтожение или, как минимум, подавление инаковерующих²¹.

Отныне Лев повелевал епископами Галлии, правда, лишь в южной ее части, где прежде правил император через своего наместника Аэция. Но и там назревала катастрофа.

Иларий же скончался в 449 г. от тяжелой болезни, которая стала следствием его зимнего перехода через Альпы. Весь Арль горевал, все хотели прикоснуться к его святому телу, так что возникла опасность, что оно будет разорвано на куски. А Лев теперь поминал «sanctae memoriae» ⁴⁷47
  Sancta memoria (лат.) – светлая память /Примеч. ред.)


[Закрыть] покойного.