Текст книги "Криминальная история христианства. Том 2"

Автор книги: Карлхайнц Дешнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 49 страниц)

Через несколько лет после изгнания манихеев из Рима, папа принялся за присциллианство в Испании. Тамошний епископ Турибий из Асторги (Asturia Augusta) обнаружил во время своей ознакомительной поездки по стране приблизительно в 445 г., что они продолжают существовать, и в шестнадцати главах поведал об их важнейших «ересях».⁵⁷

Доклад испанского епископа был сравнительно корректен, во всяком случае, его информация была значительно объективнее, чем папская реакция не нее. Потому что Лев «подогнал простое деловое сообщение под свою схему и создал искаженную картину присциллианства, приравняв его к манихейству» (Гендлер/ Haendler)⁵⁸.

И в этом случае римлянин делает обобщения в присущей ему манере: что не от папы, то – от дьявола. Вновь он мечет громы и молнии против «этой проклятой ереси», «отвратительной секты», «безбожного бешенства», которое вновь «разрушает всякую нравственность, узы брака и уничтожает все божественные и человеческие нормы». Ведь однажды, в 385 г., первая смертная казнь христиан христианами в Трире (кн. 1, стр. 374) возмутила христианский мир, и реакция на смертный приговор даже «среди виднейших епископов… была однозначно отрицательной (католик Баус/ Baus). Но этот, такой гуманный, умеренный, Лев, ханжеский рупор милосердия, упразднения всякой мести, угроз, какой-либо ненависти, столь речистый проповедник прощения и Благой Вести для «всех», любви к ближнему и к врагам, человек, который учит, что Иисус не хочет, чтобы его защищали с оружием в руках – этот человек теперь в восторге от позорного трирского деяния и страстно оправдывает ликвидацию Присциллиана и его сподвижников. «По праву (merito) наши отцы, во времена которых разразилась эта безбожная ересь, по всему миру прикладывали все мыслимые усилия, чтобы уничтожить это безбожное безумие во всей Церкви; и мирские владыки так чурались этого дерзкого вздора, что поразили авторов и очень (!) многих учеников мечом публичных законов». Лев «Великий» сумел почти цинично подчеркнуть всю выгоду подобных убийств «еретиков»: «Эта строгость, которую удовлетворял епископский суд, долгое время шла на пользу церковной кротости, избегающей кровавых наказаний, и строгие законы христианских правителей все же поддерживают ее в этом, так как те, кто страшатся наказывать телесно, часто прибегают к духовным средствам излечения». Лев созвал в Галисии церковный форум против присциллиан, но полностью искоренить их ему не удалось. Сто лет спустя, в 565 г., синод в Браге, являвшейся в V-VI вв. столицей свевов, продолжая дело Льва, выдает на гора не менее семнадцати анафематизмов против все еще многочисленных в Испании присциллиан и требует от епископов более активной борьбы с «ересью»⁵⁹.

Лев «Великий» дьяволизирует евреев

Куда реже, чем антиеретические действия этого папы, документами зафиксированы или даже просто упоминаются его антиеврейские выпады. Тем не менее Лев I принадлежит к длинному ряду юдофобских отцов церкви: от Иустина, Иринея и Киприана до Афанасия, Евсевия, Ефрема, Иоанна Златоуста, Иеронима, Илария, Амвросия и Августина (кн. 1, гл 2; там же, стр. 377, 439).

И для такого благородного, кроткого и умеренного Льва евреи – всего лишь глупцы, слепцы и безумцы, их священнослужители «забыли Бога», их книжники «глупы», их знания «совершенно ничтожны», а их ученость – «невежество». «Их разум не в силах осознать то, что они почерпнули из Священного Писания. Ведь у их глупых раввинов истина вызывет досаду, а их ослепленные книжники свет превращают в тьму». Лев постоянно пользуется и поныне столь любимыми этой церковью черно-белыми клише, неуклюжими плакатными лозунгами и примитивнейшими сектантско-оболванивающими пропагандистскими кампаниями. И как водится, на одной стороне – «мрак невежества», на другой – «свет веры»; на одной – сражаются «сыны тьмы», на другой – сияет «свет истины»; вновь и вновь все та же отвратительная схема: «несправедливость… против справедливости», «ложь против истины», «ослепление» против «мудрости»⁶⁰.

Этот папа постоянно упрекает евреев в смерти Иисуса.

Всякий раз он бичует в своих проповедях их «лишенных совести вождей и забывших долг священников»: «их священники думали лишь о том, как бы совершить преступление против Иисуса». Все они, «преисполненные неистовства отцеубийственной ненависти, видели лишь одну цель», все они «уравнены жестокостью». И, наконец, Пилат «выдал безбожному народу кровь Праведника…»⁶¹.

Следуя идее Нового Завета, Лев обвиняет евреев и оправдывает Пилата, римлянина, «хотя тот и пошел на поводу у разъяренного народа…» Ибо именно «евреи своими послушными сатане руками» распяли «Его непорочно зачатую плоть на кресте», «их безбожие» было «тверже скал и всех могильных плит». Напротив, «солдаты Рима обнаружили большую готовность поверить в Сына Божьего…» «На вас, на вас, лживые евреи, на вас, забывшие Бога вожди народа, лежит вся тяжесть этого святотатства» и «вся ответственность». «Несправедливость, которую принял на себя Пилат, приговорив Господа к казни, а солдаты – исполнив его приказ, делает вас еще ненавистнее в глазах людей»⁶².

«В то утро для вас, евреи, солнце не взошло, а закатилось. Ваши глаза не увидели привычный свет, но ужасное ослепление охватило ваши безбожные сердца. Это утро сокрушило ваш Храм и ваши алтари, лишило вас закона и пророков, уничтожило ваших царей и первосвященников и превратило все ваши праздники в вечный траур, ибо пагубно и жестоко было ваше намерение предать смерти «Творца жизни» и «Владыку всего прекрасного», «вы, тучные быки, вы, многие теляти, вы, рычащие бестии, вы, злобные псы»⁶³.

Лев неоднократно уподобляет евреев диким зверям, а также волам, быкам; он поносит «упрямую и слепую ненависть тучных быков и дикость неукрощенных молодых бычков», он называет их «рычащими хищными зверями», алчущими «крови праведного пастыря»⁶⁴.

Папа Лев «Великий» без устали клевещет на евреев. Он постоянно поносит их, «разъяренных гонителей», «убийц», «богохульников», «безбожников», «безбожных евреев», «безбожных и неверующих евреев», «ослепленных плотью евреев», «преступных евреев»; он клеймит «кровожадных старейшин» и народ, «науськанный и слепой», «ослепленный и непримиримый», «необузданный, смотрящий в рот первосвященникам» (точно так же, как католический народ смотрит в рот своим папам на протяжении уже многих веков!). Лев постоянно говорит об их «гнусном деянии», их «святотатстве», их «таком чудовищном преступлении», о «бешеной злобе евреев», «слепоте евреев», «злобности евреев», «косности евреев», «косности и жестокости безбожников». У него всегда фигурируют: «глупые книжники», «забывшие Бога священники», «слуги и наймиты» сатаны. Они «порочны», «лицемерны», их речи полны «ругательств», «хулы» и «бессмысленных издевательств». «Разъяренные евреи причинили Иисусу все, что только хотели». По Льву, они метали во «Владыку всего прекрасного» смертоносные снаряды своих речей и отравленные стрелы своих слов Он вновь и вновь напоминает об их крике: «Распни его, распни его!». «Из этого вы должны признать вашу порочность». «Значит, по праву вы прокляты обоими Заветами». Для папы Льва эти деяния евреев – «пре будут отвратительными до конца времен»⁶⁵.

Такие оргии ненависти не могли не отравить христианский народ, не привести к ужесточению законодательства против евреев, к конфискации или сожжению их синагог еще в античности (кн. 1, стр. 377), к беспрерывным погромам средневековья и Нового времени. Уже в 1988 г. католик Кремер Бадони пишет, имея в виду папу Льва I: «Не случайно именно при его понтификате увидели свет строжайшие дискриминационные государственные законы. Римские императоры никогда не вмешивались в религиозные дела, если верующие сохраняли политическую лояльность. Именно церковь навязывала им новую политику нетерпимости»⁶⁶.

Подстрекательство Льва и церкви против евреев, как «убийц Бога», тем более нелепо, поскольку евреи всего лишь исполняли Божью волю. Ведь Бог желал быть убитым ими! Ведь он хотел таким способом спасти мир! Ведь за целую вечность до этого он предвидел всю процедуру – по меньшей мере с той поры, когда его «план спасения» кое в чем не удался («чета прародителей», беда с «первородным грехом», «всемирный потоп» и др). Стало быть, евреи всего лишь исполнители. Они были, самому Льву это известно, избраны Богом, чтобы «содействовать делу Спасения», поскольку к нему привела именно их «неправедная жестокость». Для «великого» папы они, хотя и являются объектом «отвращения, но все же и источником радости». Правда, что-то не очень заметно, чтобы они вызывали радость у него и прочих «знаменитых» святоотеческих болтунов-антисемитов. Жаль тратить слова на описание абсурда богословия, которое призывает ненавидеть евреев и преследовать их (часто, слишком часто вплоть до уничтожения), но одновременно обязано им всем!⁶⁷

«Звёздный час человечества»

Вершины славы Лев достиг в 452 г., когда гунны под предводительством Аттилы после кровопролитного сражения на Каталаунских полях, близ Пуатье, одного из крупнейших побоищ в европейской истории, внезапно вторглись в Северную Италию через незащищенные перевалы Юлийский Альп. Они пронеслись через Аквилею, Милан и Павию, грабя и опустошая все на своем пути. Их царь Аттила, наряду с Гейзерихом, с которым он ладил и находил взаимопонимание, без сомнения, был одним из величайших правителей своего времени. Однако уже тогда гуннов считали чем-то вроде недочеловеков, подобно тому, как в нацистской Германии воспринимали русских. Латинские хронисты изображают их низкорослыми, с удлиненными черепами, раскосыми глазами и темной кожей. Они были облачены в звериные шкуры и без седел носились, как черти, на своих диких невысоких лошадях, сея террор и смерть… «Пусть Иисус впредь держит подобных бестий в отдалении от римского мира!» – заклинал св. Иероним. В 452 г. несколько императорских посланников: консул 450 г. Геннадий Авьен, бывший префект Тригеций и епископ Лев – поспешили навстречу агрессору и в Минцио близ Мантуи, между озером Гарда и рекой По уговорили Аттилу повернуть назад, после чего этот «бич Божий» отказался от дальнейшего наступления.

По этому поводу пролито много чернил. И не случайно о двух других посланниках речь практически не ведется. Но только и исключительно – о Льве, который сам, впрочем, упоминает об этом событии один-единственный раз и очень коротко. Его чествовали (что, скорее христианская легенда, нежели исторический факт), как освободителя Италии от гуннских орд. Рассказывали даже, что в тот момент, когда папа обратился к Аттиле, для его поддержки в воздухе возникли фигуры апостолов Петра и Павла. Рафаэль увековечил «Звездный час человечества» (Кюнер/ Kuhner) в своей знаменитой фреске, которую он в 1512-1514 гг. создал для жилых покоев Ватикана. При Иннокентии X аналогичный сюжет использовал Альгарди при возведении надгробного алтаря Льва. Когда отец Кассиодора (крупного государственного деятеля при Те-одорихе Великом, а впоследствии монаха) и Карпилио, сын Аэция, при подобных же обстоятельствах добились отступления войска гуннов, это привлекло куда меньше внимания. У Мантуи Аттилу остановило вовсе не красноречие Льва – такому человеку какой-то римский епископ вряд ли мог внушить больше страха, чем римский сенатор – но недостаток продовольствия и фуража, эпидемии, волнения в тылу, незащищенные коммуникации и трудности использования кавалерии в гористом ландшафте Центральной Италии, а также угроза нападения на Паннонию, сердцевину гуннской империи, со стороны Восточной Римской империи, а возможно, и память о внезапной смерти Алариха вскоре после взятия им Рима⁶⁸.

Во всяком случае, в грядущих столетиях столь многие католические владыки нимало не заботились о папских пожеланиях – так с какой же стати такой человек как Аттила должен был пойти навстречу как раз папе Льву и предпринять столь важные и имевшие столь серьезные последствия шаги? Неужели царь гуннов так сильно обрадовался, как пишет Проспер Тирон, «присутствию высшего князя церкви (!), что отказался от дальнейшего ведения войны, пообещал сохранять мир и отступил на берега Дуная»?⁶⁹

В наше время католики продолжают по этой причине славить Льва, как спасителя Европы, считая V век «поворотным пунктом в истории Запада и церкви». Ибо: «в бушующем море великого переселения народов папа Лев I стоял, подобно скале под ударами волн. Его так и хочется назвать «папой католического действия». И для «УСИЛЕНИЯ» своего вывода католический теолог Йозеф Фукс/ Josef Fuchs помещает на отдельной странице 19-а «ИЛЛЮСТРАЦИЮ: папа Лев I «Великий» защитил людей в естественной сфере: I. спас Запад от уничтожения гуннами…», а на следующей странице 19-6 Фукс помещает «ИЛЛЮСТРАЦИЮ: церковь защищает наше человеческое достоинство, предостерегая от коммунизма…». Такова современная точка зрения на исторические события в этом «Руководстве для преподавателей закона Божьего», которое «все пронизано отношением автора к corpus Christi mysticum (таинству причастия), как пишет О. Бергер/ О. Berger⁷⁰.

Аттила возвратился в Паннонию и скоропостижно скончался уже в следующем, 453 г. в первую брачную ночь с, предположительно, германской девушкой, быть может, прекрасной принцессой бургундов Ильдекой, то ли выпив слишком много вина, то ли от любовного изнеможения – одна из известнейших первых брачных ночей в истории и мировой литературе. Для гуннов это была, пишет Герман Шрейбер/ Hermann Schreiber, «смерть истинного гунна, поистине царская смерть». Ибо они были не только неустрашимыми воинами, но и обладали «достаточной мудростью и жизнелюбием, чтобы считать счастливым того, кто умер в миг наивыс шего наслаждения». Шрейбер совершенно справедливо восхищен тем, что никому из гуннов не пришло в голову обвинить молодую женщину. «Даже через тысячу лет Ильдеку пытали бы до тех пор, пока она не созналась бы, что она ведьма и вызвала смерть Аттилы злыми любовными чарами»⁷¹.

Но, по-видимому, в ближайшем окружении царя их взаимная любовь была настолько хорошо известна, что не возникло никаких подозрений в убийстве, тогда как в византийской традиции, в традиции Запада, у монахов-хронистов, в христианских героических сказаниях и поэмах обвинение в убийстве было в порядке вещей⁷².

Вообще, на благочестивом Западе, едва ли случайно, царили весьма искаженные, ложные представления о гуннах.

Разумеется, в кровопролитных войнах они покоряли целые народы. Но побежденных не превращали в бесправных рабов, как зто практиковалось христианами (так, что крестьянство зачастую своим христианским владыкам предпочитало турок). Этносы, вошедшие в состав гуннской империи, получали равные с гуннами права, более того, в некоторых случаях правители отдавали предпочтение им, а не собственным азиатским племенам. «Это, конечно же, исключительное явление в истории человечества, – пишет Мишель де Ферди-нанди/ Michael de Ferdinandy, – и тем не менее предельно просто объяснимое: для победившего кочевника повергнутый враг, если он не оказывается вероломным или предателем, тут же становится другом… Вождь же побежденного или добровольно покорившегося народа получает место в совете великого хана. И это делается не для проформы. Король остготов Валамер стал ближайшим другом Аттилы, а король гепидов Ардарих, к тому же, был объявлен преемником Аттилы… И германцы хранили верность памяти своего прежнего великого повелителя…» – кстати сказать, человеку, который сражался с «Божьим мечом» в руках, мечом гуннов⁷³.

Три года спустя Лев I не смог произвести особого впечатления на вандалов.

Тогда Петроний Максим 16 марта 455 г. на глазах у многих заколол императора Валентиниана III, осквернителя его семейной чести, и принудил его вдову Евдоксию к вступлению в брак с ним. Евдоксия, однако, призвала короля вандалов Гейзериха, после чего его флот появился в устье Тибра. В Риме разразилась паника. Теперь Лев вышел навстречу вандалам. Но очередного «звездного часа» не получилось. Завоеватели грабили Рим – избегая поджогов и убийств – в продолжение четырнадцати суток по всем правилам искусства. Папе пришлось собственноручно выдать драгоценнейшую церковную утварь. Император Максим и его сын погибли во время бегства, которому Гейзерих не препятствовал. Предположительно, Максим был убит собственным телохранителем. Тела отца и сына были растерзаны народом и сброшены в Тибр. Вандалы угнали с собой тысячи пленных, среди которых была императрица Евдоксия с дочерьми Евдокией и Плацидой, и увезли бесценные произведения искусства, многие из которых были навсегда утрачены во время кораблекрушения⁷⁴.

Похоже, ни поведение Льва, ни его набожность не произвели на римлян особого впечатления. Ведь сам высокий проповедник сокрушался: «Чрезвычайно опасно, если люди неблагодарны по отношению к Богу, если они не хотят помнить о Его благодеяниях, если, будучи наказаны, они не проявляют раскаяния и не выказывают радости, получая от Него спасение… Мне стыдно произнести (pudet dicere), но я не имею права молчать: языческих идолов почитают больше, чем апостолов. Бессмысленные зрелища посещаются исправнее, чем церкви святых мучеников»⁷⁵.

У Льва I были все основания заявить: «Достоинство святого Петра не умаляется недостойными наследниками» (Petri dignitas etiam in indigno haerede non deficit). От этого старинного, достаточно неуклюжего софизма католицизму с течением времени, по понятным причинам, все труднее отказываться. И, разумеется, Лев, который мог заявить, что церковь «чурается кровавых наказаний» и препоручает их христианским владыкам, «под страхом смерти подвигая людей на духовное исцеление», самого себя ни в коей мере не считал недостойным. А церковь причисляет этого инквизитора античности к своим величайшим папам. Он стал святым, а папа Бенедикт XIV в 1754 г. провозгласил его учителем церкви. Более того, он был прозван «Великим»! «Смирение, кротость и любовь ко всем людям были основными чертами святого архипастыря, поэтому почитали и любили его императоры и князья, высокие и низкие, язычники и дикие племена» (Донин/ Donin)⁷⁶.

Глава б
Борьба в Церквах и вокруг них до императора Юстина (518 г.)

«Монофизитство стало национальной религией христиан Египта и Абиссинии, а в VI в. господствовало также в Западной Сирии и Армении; несториаиство, с его сомнениями в Богоматери, распространилось в Месопотамии и Восточной Сирии. Это имело важное политическое последствие: половина Египта и Ближний Восток приветствовали в VII в. арабов как освободителей от религиозного, политического и финансового ига византийской столицы»,

К. Босл'

«…Самое резкое осуждение халкидонского символа веры, как декрета, навязанного восточным церквам, определяет историю следующих двух веков, в период от 451 г. по приблизительно 650 г. То есть, от Халкидона до наступления ислама: этот период открывают ужаснейшие народные восстания и монашеские бунты именно в Египте, Палестине и, отчасти, в Сирии против халкидонского символа веры, а концу этого периода в Армении, Сирии, Египте и Абиссинии наличествуют хорошо организованные национальные монофизитские церкви, преисполненные лютой ненависти к греческой имперской церкви Византин».

П. Каверо²

Восток в огне, или «…Дьявол, ты и Лев»

Великий Собор, который часто сравнивали с «разбойничьим Собором» и который Харнак/ Наrnack называет, «в отличие от разбойничьего Собора – разбойничьим и предательским», не принес спокойствия. Напротив, он скорее вызвал волнения. Он явился отправной точкой многих новых бед, скандалов; он стал причиной продолжающегося и по сей день раскола, причем каждая из сторон, как водится, считает «ортодоксальной» и «правоверной» именно себя.

Халкидонский Собор был Собором имперской церкви, а его решения стали имперскими законами. И поскольку новое учение воспользовалось искусственными терминами: сущность, природа, субстанция (usia, physis, hypostasis) – которыми греческие философы издавна пользовались достаточно произвольно, то перед спекулянтами и спорщиками от богословия открылись практически безграничные возможности не слышать и не понимать друга друга, а также обвинять друг друга в ереси. К тому же введенное латинское понятие «личность» (от греческого: prosopon) не имело одного значения и вызывало, в особенности на Западе, споры вплоть до кончины папы Григория I в 604 г.³

Мы, естественно, не станем обсуждать послехалкидонское развитие с «его вдохновляющим воздействием на духовные истоки христологии» (Грильмейер/ Grillmeier). Боже упаси! Нас интересует самая малость: церковно-политические последствия, непрерывные религиозные ссоры, защита «правоверности», «ереси», вечная вражда между церковниками, вся та ненависть, кровь, восстания, использование военной силы, прежде всего в Палестине и Египте, ссылки, заточения, политические убийства, длившиеся десятилетиями конфликты между императорами и папами, покуда, наконец, по прошествии семидесяти лет папа Гормизда не объединился с императором Юстином I – все то, что, разумеется, никогда не приводит, к миру, но лишь усугубляет гонения⁴.

Теперь Халкидонскому церковному собранию быстренько приписали склонность к несторианству. Синодалов даже обзывали несторианцами, а позднее и «дифизитами» (т. е. сторонниками «двух природ»). Ведь именно приверженцы св. Кирилла обнаружили, что его христологию проигнорировали в Халкидоне, а акцент на различение двух природ, сделанный Львом, представляет собой несторианство в чистом виде и чудовищную «ересь»! (В действительности, и поныне преданный проклятию Несторий в богословско-историческом смысле практически подготовил христологическую формулу Халкидона, он приветствовал формулировки Льва и понимал их, как оправдание собственных взглядов, в то время как папа вместе с Собором вторично проклял сосланного в пустыню Нестория! Ныне даже иезуит Вильгельм де Врие/ Wilhelm de Vries, похоже, признает, что соборы несторианской церкви в Персии V-VI вв., быть может за исключением Собора в Селевкии 486 г., исповедуют «совершенно корректную христологию».)⁵

Таким образом, неприятие Халкидона исходило вовсе не от несториан. Оно шло от монофизитов Египта, где преемники раскольничьих патриархов существуют и поныне, в никогда не прерывавшейся последовательности, и Сирии – цитаделях монофизитства, где даже монашество, столь пылко почитаемое народом, исповедовало монофизитство. Оно шло от монофизитов Аравии и Абиссинии, куда после 451 г. бежало огромное количество сирийских христиан. Оно шло из Персии и Армении и вызвало отделение целых народов Востока от католицизма. Ведь в VI в. на южном побережье Средиземного моря процветало множество христианских сект: севериане или феодосиане, юлианисты или гайанисты (по-иному: фантазиасты), распавшиеся на ксиститов и акси-ститов, ниобиты, тетратеиты, тритеиты и др. Эта ситуация в VII в. оказалась на руку исламу, арабы захватили Палестину, Сирию и Египет, чем, отчасти, поспособствовали возникновению национальных церквей, существующих и сегодня.

На протяжении всего средневековья монофизитские епископы, теологи и историки подвергают нападкам «лжеучение лицемерного Собора», «грязную веру еретического Собора», как в начале IX в. пишет епископ Тагрита Абу Раита, для которого «невежественный Маркиан» всего лишь «второй Иеровоам». Несколько позже копт Севир Эшмунский в своей «Книге Соборов» утверждает, что императрица влепила Диоскору в Халкидоне «сильную пощечину», что дало повод к «продолжению издевательств над Диоскором». Вот и «Энциклопедия теологии и церкви»/ «Lexikon fur Theologie und Kirche», прославляя Пульхерию как «наследницу духа ее деда Феодосия I», не забывает упомянуть о ее физической силе.

Согласно яковитскому историку Бар-Эбрею (1225-1286 гг.), крупнейшему автору своего народа, святая, вопреки данному ей обету девственности, имела сексуальные отношения со своим мужем, а согласно Несторию – и со своим братом Феодосием. (Фактически в античности, когда некоторые проявления ее властолюбия стояли перед глазами современников, Пульхерию не считали святой. Вышеупомянутая «Энциклопедия» сообщает, что ее почитание «обнаруживается лишь на чиная со средних веков».) Игнатий Ну (Noo), яковитский патриарх начала XVI в., говорит о Халкидоне как о «проклятом Соборе», который «проклят устами Господа», и утверждает, что Диоскор заявил «другу дьявола» императору Маркиану: «Довольно того, что у этого Собора три главы: дьявол, ты и Лев»⁷.

Не будем о дьяволе – но Пульхерии, Маркиана и Льва оказалось достаточно для того, чтобы после такого, в общем и целом успешного для Рима Собора весь Восток был объят пламенем.

После того как архиепископ Александрии Диоскор в ноябре 451 г. был сослан в Пафлагонию, христианское население города, получив известие об исходе Собора, восстало, и часть александрийского гарнизона была заживо сожжена в церкви, прежде бывшей храмом Сераписа, где она пыталась укрыться. Маркиан призывал александрийцев к единению со «святой и католической церковью правоверных». «Тем самым вы спасете свои души и совершите богоугодное дело». Однако вскоре он запретил дальнейшую агитацию против Халкидона и установил для «еретиков» длинный перечень наказаний, очень резко повелев: «Licet iam sacratissima» (разрешено только святейшее). Бывший приближенный Диоскора архидиакон Протерий (451-457 гг.), который теперь предал патрона, был в ноябре 451 г. возведен в патриарший сан всего лишь четырьмя, такими же как он, отступниками-епископами. Лишь после кровопролитных уличных боев ему удалось воссесть на патриаршем троне, который он удерживал с благословения папы и при помощи сильного военного отряда. Народ монахи и многие клирики продолжали хранить верность Диоскору, а Протерий, «истинный ученик апостолов», по выражению папы Льва I, опирался в основном на императора Маркиана. Вскоре после кончины императора, последовавшей в январе 457 г., в Александрии, как мы вскоре убедимся, разразились еще более сильные волнения, в которых и на этот раз больше всех отличились монахи⁸.

На Востоке именно монахи разжигали сопротивление Халкидону. Существовали, правда, монашеские группы, неустанно агитировавшие в его пользу. Так или иначе, но обе стороны монахи сражались в «первых рядах» (Бахт).

В Палестине еще до окончания Собора вспыхнул кровавый монашеский бунт. Вожаки монахов Роман и Маркиан, а также монах Феодосий, бывший антипатриархом Иерусалима в 451-453 гг., благочестивый сторонник и последователь Диоскора, устраивавший беспорядки еще в Халкидоне. во главе десяти тысяч фанатиков-аскетов захватил Иерусалим и удерживал его около двадцати месяцев, а затем бежал на Синай. Честолюбивый Ювеналий, иерусалимский патриарх в 422-458 гг., которого монахи справедливо обвиняли в нарушении «клятв и обещаний» и предательстве богословских взглядов Кирилла, лишился своего престола. В 431 г. в Эфесе он немало поспособствовал Кириллу, а для обоснования своих притязаний на патриаршее достоинство и для расширения своей епархии за счет Финикии и Аравии представил фальшивые грамоты. В 449 г. он вместе с Диоскором был одним из авторитетнейших руководителей «разбойничьего Собора» в Эфесе и первым из 113 епископов высказался за реабилитацию Евтихия, которого находил «абсолютно правоверным». В Халкидоне же он переметнулся на другую сторону. Он позорно предал своего старого союзника Диоскора, поддержал решение о его ссылке и реабилитации Флавиана. Теперь он – стоит ли упомянуть о том, что на Востоке он считается святым (поминается 2 июля)? – сломя голову ринулся к императору в Константинополь.

Феодосий, поддержанный народом и монашеством, занял теперь кресло иерусалимского патриарха. Монахи сжигали дома и бесчинствовали. Возвратившийся из Халкидона епископ Скифополя Севериан и его свита были забиты ими до смерти. И это был не единственный убитый ими епископ. Многие епископства оказались в руках монофизитов, которые вскоре овладели всей Палестиной. Вскоре они, однако, были изгнаны оттуда, правда, не без вмешательства армии. Это было настоящее побоище. В финансировании восстания принимала участие и императрица Евдокия, вдова Феодосия II. с 443 г. жившая в Иерусалиме. Рассорившись с двором, она противостояла нападкам Пульхерии, своей ненавистной золовки, и Маркиана на Евтихия. Благодаря Евдокии, ее влиянию и интригам, от Ювеналия отложились едва ли не все монастыри вокруг «святого города». Пребывая в Риме, папа как мог выступал против наймитов антихриста – «банд лжемонахов», о чем он в ноябре 452 г. писал Юлиану Косскому, не преминув упрекнуть пустившегося в бега Ювеналия. Еще за два года до этого Лев возражал даже против упоминания при богослужении имени Ювеналия, наряду с именами Диоскора и Евстафия Беритского. А ведь этого великого фальсификатора и перебежчика Господь за его усердное миссионерство сподобил рукоположить в 425 г. в «первые епископы кочевий» вождя одного бедуинского племени. Впоследствии он. вполне заслуженно, удостоился «почести алтарей» и стал святым. Но в январе 454 г. Льву пришлось поблагодарить государя за то, что тот силой вернул Ювеналию его кресло А 4 сентября того же года он подстрекал самого патриарха к более решительным действиям. Лев потребовал также искоренения евтихиан. Всех их, подобно приверженцам Диоскора, следовало отправлять туда, где они будут преследоваться по закону и, таком образом, будут обезврежены⁹.

Император Маркиан, услужливый помощник Пульхерии и папы, который ценил в нем сочетание «царской власти со священническим рвением», еще в Халкидоне обнародовал меры против всех, отвергающих его символ веры: высылка из столицы простых частных лиц, а также смещение военных и клириков. Он считал возможным применение и других наказаний. Только с февраля по июль 452 г. он издал четыре декрета в подкрепление и развитие решений Собора. Четвертый из этих указов – а именно, от 18 июля 452 г. – был направлен прежде всего против «евтихиан». Указ запрещал их собрания, учения, проповеди, им запрещалось рукоположение епископов и священников, а также устройство монастырей. Он запрещал им иметь священников, а монахам-евтихианам создавать любые объединения. Он отказывал им в праве завещать и наследовать имущество, они подлежали высылке из Константинополя, а клирики и монахи евтихиане должны были покинуть пределы империи. Тем, кто предоставит им прибежище, грозила конфискация имущества и высылка за пределы империи. Слушатели их проповедей облагались штрафом в десять фунтов золота. Евтихианам он уготовил участь «еретиков» и манихеев. Их антихалкидонские писания подлежали сожжению, а те, кто хранит и распространяет их – высылке из империи. Вскоре Маркиан и военная сила установили «правоверие»¹⁰.