Текст книги "Криминальная история христианства. Том 2"

Автор книги: Карлхайнц Дешнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 49 страниц)

О смирении князя Церкви

Исаак и его сторонники также обвиняли патриарха в заносчивости и гордыне, что вряд ли было несправедливо. Святой, священник Всевышнего, как и множество подобных ему, не отличался скромностью. Он не только проповедовал: «Он (Бог) явил нас миру, потому что мы звезды… потому что мы, как ангелы, шествуем среди людей…»; он не только учил: «Нет ничего могущественнее церкви, человече… Церковь сильнее неба… Небо существует ради Церкви, а не Церковь ради неба!» Он даже императора называл «холопом» Бога и кичился, что епископ – тот же князь и даже «еще достопочтеннее, чем тот (император). Ибо даже императорская особа святыми законами поставлена ниже (духовного) авторитета епископа». Он бахвалился, что «священник превыше короля», что «даже королевская особа подчинена власти священника… что этот – больше государь, чем тот». Он мог даже воскликнуть: «Правители не снискали таких почестей, как предстоятели церквей. Кто первый при дворе, кто первый и в обществе женщин, и в домах сильных мира сего? Нет чина выше, чем у него»¹⁸.

И, естественно, патриарх желает, чтобы духовный сан почитали в любом случае и постоянно, «каким бы ни был его носитель». Если бы подобное требование высказал и отстаивал любой «мирской» тиран – он утонул бы в море насмешек. Шулерство самого низкого пошиба, которым прикрывают любую аморальность, любую подлость, но оно по вкусу всем овечкам, прежде всего, глупейшим, т. е. большинству. Пусть эта церковь возглавляется таким множеством негодяев, пусть она обогатилась за счет непомерной эксплуатации и обрела могущество чудовищным разбоем – сама она всегда безупречна, она свята. Просто сказочно! (Ср. кн. 1, стр. 238.) И не ради себя добивается князь церкви, чтобы вокруг него увивались, чтобы им восхищались, ах, не будем думать столь мелочно и своекорыстно: «Мы хотим почитания, но не ради нас самих – Боже упаси!» Нет, вы вдумайтесь, взывает «Златоуст», покровитель проповедников, который – об этом всегда следует помнить – разрешает даже ложь ради спасения души, подкрепляя это примерами из Ветхого и Нового Завета. «Вдумайтесь, здесь речь идет не о нас, но об архипастырском служении; не о той или иной личности – а о епископе! Внимают не мне, но моему высокому сану!» «До тех пор, пока мы восседаем на этом кресле, пока мы занимаем место архипастыря, мы обладаем и саном, и властью, даже если мы этого и недостойны». Повторимся; сказочно! Это их аргументы и по сей день. И по сей день массы ловятся на это. Нет, им самим почести не нужны. Они совсем простые, скромные, чистосердечные. Они – «всего лишь люди». В их лице надлежит почитать только Господа, а Он превыше всего¹⁹.

Итак, у Иоанна Златоуста были враги, а его умудренный опытом соперник Феофил, которого в Александрии не случайно прозвали: «АтрЬаПах» (хитрый лис), разыгрывал против него любую карту, какую только мог, и отбирал у него козырь за козырем. Вместо того чтобы защищаться, он перешел в наступление и, обвинив Иоанна в «ереси» Оригена, давно проверенным способом перевел борьбу в догматическое русло.

Отец Церкви Епифаний, Собор AD QUERCUM и убийства в патриаршем дворце

Зимой 402 г. александриец спустил на константинопольского патриарха отца церкви Епифания Кипрского из Сала-мина (Констанции), закоренелого борца с «еретиками» (кн. 1, стр. 141). Бахвалясь, Феофил писал ему, что церковь Христа «мечом Евангелия снесла головы выползшим из своих нор змеям Оригена и уберегла от пагубной эпидемии святое воинство нитрийских монахов». Епифаний, пресловутый автор «Панария» – «Аптечки» (с лекарствами от всех ересей) – издал боевой клич против Оригена, к которому он пристреливался и раньше: этот спорный теолог старой церкви в «Панарии» зарегистрирован под N 64. К тому же, приверженцы Оригена сильно досаждали Епифанию в его собственной епархии. Спиритуалистическая направленность Оригена, его символическая экзегеза казались тому не выдерживающими никакой критики. Между тем даже многие католики находят у знаменитого епископа удручающую скудость силы духа; пылкое, но не светозарное рвение – можно подумать, что все христианство берет свое начало не от скудости ума и нервов («failure of nerve», как писал Мюррей/ Murray), характерных для поздней античности.

Уже в 390 или 392 г. Епифаний, аттестованный Вторым Никейским Собором 787 г. как «патриарх правоверия», отправился в Иерусалим; симпатии тамошнего епископа были на стороне Оригена. Выступая перед местной общиной, Епифаний осудил оригенизм и призвал иерусалимского архиепископа Иоанна отступиться от Оригена, «отца Ария, корня всех ересей». Он непрестанно требовал от него безусловного проклятия для «ереси». Тогда Феофил еще пытался посредничать, для чего направил в Иерусалим своего старинного конфидента и убежденного оригенца Исидора. Феофил поддержал иерусалимского епископа в его распре с монахами Вифлеема, которые тщетно ожидали от того проклятия Оригена. Теперь же александрийский патриарх вызвал в Константинополь кипрского митрополита, который прежде клеймил Фео-фила как «нарушителя спокойствия» и «еретика», а теперь величал «всесвятейшим». Епифаний примчался на корабле с Кипра, собрал подписи против Оригена и снова принялся травить Иоанна Златоуста, который, мол, покрывает «ереси» Оригена. Он делал все, чтобы добиться смещения патриарха, но потом, убоявшись угроз последнего, обратился в бегство и умер в открытом море 12 мая 403 г., возвращаясь домой. Одновременно Феофил установил контакты с получившими нагоняй прелатами своего соперника и бесцеремонно клеветал, подкупал и лгал. Он посылал деньги придворной клике; подделал, с помощью епископа Севериана из Габалы и его приспешников, проповеди Иоанна, наполнив их всевозможными колкостями в адрес императрицы Евдоксии, распространил их, чтобы таким способом нанести удар патриарху²⁰.

Летом 403 г. после успешной подрывной деятельности своих друзей и помощников Феофил, наконец, и сам появился на Золотом Роге. Перед отъездом он не преминул заявить; «Я отправляюсь ко двору, чтобы свергнуть Иоанна». Он прибыл в сопровождении монахов и 29 египетских епископов, приве зя с собой много золота и драгоценных подношений для окружения императора, и остановился в предместьи Константинополя, во дворце уже разъяренной Евдоксии – через год она умрет от выкидыша. Затем, многонедельными усилиями он перетянул на свою сторону – что вызвало общественный скандал – большую часть клира Константинополя, включая и некоторых епископов. Напрасно император предписывал Иоанну Златоусту начать судебное разбирательство против Феофила, тот сам открыл в сентябре в Халкидоне (ныне: Кадикёй), напротив столицы, на азиатском берегу Босфора соб ственный собор. Он проходил в Дубовом дворце (ad Ouer cum), который незадолго до того был выстроен Praefectus praetorio Руфином, а после его свержения и убийства перешел в собственность императора. В обвинительном заключении перечислялось 29 проступков святого учителя церкви (в том числе: лично избивал до крови клириков или отдавал приказы о подобных избиениях, продал множество драгоценных камней и т. д из церковной казны. Этот список участник синода аббат Исаак дополнил еще 17 пунктами, в частности: приказал высечь и заковать в кандалы монаха Иоанна, похитил чужие вклады)²¹.

Сам обвиняемый не явился, но прислал вместо себя трех епископов. Их жестоко избили, а одному – надели на шею цепь, предназначавшуюся Иоанну Златоусту, которого, в случае его появления, намеревались немедленно отправить прочь на грузовом судне. И действительно, после многих заседаний «отцов» смещенный ими, он был под покровом ночи доставлен на судно, но на следующий день реабилитирован. Евдоксия восприняла выкидыш как Божью кару. Униженного с триумфом возвернули. Между константинопольцами и александрийцами начались столкновения, вплоть до кровопролития. Народ искал Феофила, чтобы сбросить его в море. Вместе со своими викарными епископами и аббатом Исааком, который опасался возвратившегося врага, Феофил спасся бегством в Египет. Однако оставшаяся часть клики Феофила продолжала в столице агитацию против Иоанна, а сам Феофил ударил по нему яростным памфлетом. А вот попытка убийства не удалась: слуга священника Эльпида, которому заплатили около 50 золотых, успел заколоть в патриаршем дворце кинжалом четверых человек, прежде чем был схвачен. Но его заказчики остались в тени. Затем против Иоанна были задействованы военные. Император отказался принять от него причастие. Грабежи и убийства продолжались. В конце концов, правитель, скорее благосклонный к Иоанну, но находящийся в зависимости от Евдоксии и подстрекаемый враждебным Иоанну духовенством, отправил его в вечную ссылку.

Поджог Святой Софии. Конец Иоанна и «иоаннитов»

Когда июньской ночью 404 г. Иоанна грузили на судно, для него готовился еще и фейерверк: с моря он видел как вспыхнул храм Св. Софии, церковь премудрости Божьей, а вместе с ней и великолепный сенатский дворец. (Происхождение пожара, который начался с епископского трона и уничтожил собор дотла, до сих неясно. Враждующие стороны взаимно обвиняли друг друга.) Вообще-то, храм Св. Софии, во флигеле которого размещалась резиденция патриарха, вторично пострадавший во время восстания «Ника», в 532 г., после восстановления все более превращался в «мистический центр Империи и церкви», «небо на Земле», «любимое жилище Господа». Он был переполнен шедеврами искусства и реликвиями, а кроме того, снабжен «всем необходимым для поддержания святыни и ее клира» (Бек/ Beck)²².

В тот год, когда Иоанн отправился в ссылку, патриарх Феофил в очередном пасхальном послании вновь обрушивается на Оригена, который «вкладывал в уши простодушных и легковерных ложь своих вкрадчивых аргументов». Он призывал: «Итак, всякий, кто хочет встретить праздник Господа, должен презреть фантомы Оригена». И завершает со свойственным ему беззастенчивым лицемерием: «Помолимся же за наших врагов, возлюбим же наших гонителей». Спустя два года, когда сосланный Иоанн ковылял в мир иной, александриец послал ему вдогонку пасквиль, в котором поверженный конкурент фигурирует, как одержимый нечистыми духами, как чума, безбожник, Иуда и сатана, безумный тиран, отдавший свою душу дьяволу, враг человечества, чьи преступления похлеще разбойничьих. Христиане тогда говорили об этом памфлете: «это – чудовищно; непрерывно повторяющиеся проклятия ужасают»²³.

Св. Иероним, однако, пришел в восторг от столь необузданной хулы на св. Иоанна. Недаром он похвалялся в одном из своих писем Феофилу: «правоверие впитано мною с молоком матери». Более того, он перевел грязный пасквиль. Ведь «папа Феофил, – свидетельствует Иероним – смело и не стесняясь в выражениях доказал, что Ориген – еретик». Он позаботился о распространении в Риме этого потока ненависти александрийца. В сопроводительном письме он превозносит Феофила и самого себя: «Твое произведение – и мы это с восторгом отмечаем – послужит на пользу всем церквам… Прими же твою книгу, она и моя тоже, а еще вернее – наша…»²⁴

Лучшим доказательством того, что теология была лишь ширмой церковной политики, а Ориген – лишь предлогом для низвержения Иоанна Златоуста, служит поведение Феофила. А именно: едва его противник был устранен, он тут же забыл о своей антипатии к Оригену, которого он на протяжение многих лет столь ядовито представлял еретиком. «Его часто видели погруженным в чтение Оригена, а если по этому поводу высказывали удивление, он имел обыкновение отвечать: «Труды Оригена подобны лугу, на котором растут красивые цветы, но попадаются и сорняки; дело только в том, чтобы суметь их различить»²⁵.

За ссылкой Иоанна последовало damnatio memoriae. Его имя было вычеркнуто из диптихов – официальных церковных книг Александрии, Антиохии и Константинополя (вероятно, в подражание государственному обычаю). Еще три года изгнания, переводов с места на место, вплоть до самых отдаленных уголков Империи, хроническая болезнь желудка, частые приступы лихорадки, нападения разбойников. Правда, он имел и поддержку, и помощь, его навещали и у него было достаточно денег. И 14 сентября 407 г. – кончина в Команах (ныне: Токат), где прежде возвышался знаменитый храм богини Анаис, в котором служили тысячи жрецов и иеродулов’. В послании из ссылки к Олимпию Фракийскому, святому греческой и латинской церквей, Иоанн Златоуст признавался, что никого не боится так, как епископов, за исключением немногих²⁶.

Тем временем не только в столице, но и повсюду начались дикие гонения на «иоаннитов»: бесчисленные аресты, пытки, ссылки, денежные штрафы, доходившие до 200 фунтов золотом. Утверждается, что осенью 403 г., после смещения Иоанна, в константинопольских церквах сотни монахов были перебиты прихожанами. Многие монахи бежали в Италию – «трагедия, еще более удручающая, поскольку организована католическими епископами» (Хааке/ Нааске)²⁷.

Загнанный в угол патриарх (в Кесарии Каппадокийской епископ однажды натравил на него целую ораву монахов), не признавая примата Рима, апеллировал к епископам Рима, Милана и Аквилеи посредством идентичных посланий. Однако за три дня до того, как они были получены, у папы уже появился нарочный от Феофила. Позднее прибыл второй гонец с пространным оправдательным письмом александрийца, в котором содержались следующие слова об Иоанне Златоусте: «Он убивал слуг святых», он – паршивый (contaminatus), безбожный разносчик чумы; безумный, жестокий тиран, насто– ³³33
  Иеродул (греч.) – священный раб. Раб, принадлежащий божеству. (Примеч. ред.)


[Закрыть] лько глупый, что бахвалится тем, что отписал свою душу дьяволу для прелюбодеяния (adulterandum)!»

В ответ Иннокентий 1 заявил в идентичных письмах, направленных обеим сторонам, что он согласен с ними! Перед императором Гонорием он ставит вопрос о созыве Вселенского Собора. Но совместная делегация императора западной части Империи и папы, из пяти человек, в составе которой были и Эмилий из Беневента как руководитель, Венерий из Милана и Хромаций из Аквилеи, столкнулась с издевательствами уже при въезде в Афины. Точно так же с ней обошлись и в Константинополе. К императору Аркадию она не была допущена, а, напротив, арестована, ее члены были заключены в различных замках на побережье. После неудачной попытки их подкупа, дабы они отказались от Иоанна Златоуста и вступили в союз с его преемником Аттиком, они были выдворены. После четырехмесячного отсутствия они возвратились (в Италию) и поведали о «вавилонских бесчинствах». Самому же изгнаннику-жалобщику, который взывал к папе о «скорейшей помощи» и который являлся причиной «этого хаоса и ужасной бури в церкви», Иннокентий 1 отправил всего лишь утешительное письмо, призывавшее к терпению и покорности Божьей воле и славившее преимущества чистой совести. Позиция Иннокентия в результате была представлена с точностью до наоборот в мужественных, но сфальсифицирован ных посланиях папы к императору (и в мнимых оправданиях последнего)²⁸.

Через тридцать лет, в конце января 438 г. Феодосий II распорядился о торжественном перенесении праха Иоанна Златоуста в апостольскую церковь Константинополя, а отттуда, после ужасного захвата города латинскими христианами, прах был перемещен в римскую церковь Св. Петра. И там, где об Иоанне напоминает большая статуя, он покоится и поныне²⁹.

Тогда жизнь епископов, о чем свидетельствует не только пример судьбы Иоанна, куда больше подвергалась опасности со стороны христиан, нежели в свое время со стороны язычников. Не менее четырех епископов одного из городов Фригии были один за другим убиты своей паствой. Лишь потому, что народ приветствовал на ипподроме весьма популярного поэта и префекта Константинополя Флавия Кира громче, чем самого императора, Феодосий разжаловал его, лишил состояния и насильно сделал епископом (хотя и подозревал, что тот язычник) той самой заслужившей наказания общины Фригии, памятуя о печальном конце четырех непосредственных предшественников. Но Кир с легкостью завоевал сердца своей дикой паствы исключительной краткостью проповедей: его первая проповедь состояла из одной единственной фразы. В 451 г., когда климат при дворе снова казался благоприятным, он оставил свою духовную должность³⁰.

Учитель церкви Иоанн Златоуст был уничтожен. Патриарх Феофил Александрийский вышел победителем. Его преемник и племянник, учитель церкви Кирилл, открыто противился реабилитации св. Иоанна Златоуста и еще долгое время «был убежден в его виновности» (Библиотека отцов церкви/ Bibliothek der Kirchenvater). Он сравнивал его с Иудой и отказывался внести его имя в александрийские диптихи – списки имен почивших святых, которые зачитывались на евхаристии. Лишь в 428 г. он крайне неохотно уступил настояниям Нестория, нового верховного пастыря Константинополя, и согласился на внесение имени Иоанна в александрийские диптихи. «Умолчу об Иоанне, чей прах ты ныне против воли почитаешь», – подчеркивал в свое время Несторий, обращаясь к своему противнику Кириллу. И тогда Кирилл, применив подсмотренные у дядюшки методы, сверг этого нового патриарха Константинополя³¹.

Патриарх Кирилл против патриарха Нестория

Всего через несколько дней после кончины Феофила на патриарший трон взошел Кирилл Александрийский (412-444 гг.), не без труда одолевший своего конкурента архидиакона Тимофея. Этот святой, якобы движимый «не жаждой власти и не личными соображениями, но исключительно чувством долга и рвением к сохранению чистоты вероучения» (кардинал Гергенретер/ НегдепгбШег), на деле оказался «новым фараоном» и стал олицетворением властолюбивого иерарха. Он был хитер и беспощаден, как ни один александриец до него. Он переплюнул Деметрия и даже Афанасия. Св. учитель церкви держал под контролем египетскую торговлю зерном и приумножил свое богатство при содействии жестоких монашеских банд. При нем процветала самая беззастенчивая симония; он продавал епископства самым гнусным людям. Он преследовал евреев в таких гигантских масштабах, что его можно, без преувеличения, назвать инициатором первого «окончательного решения». В 428 г. его собственные клирики – для Кирилла они были всего лишь ничтожными личностями из «кучки дерьма Александрии» – обратились с жалобой к императору, обвинив его в чинимом насилии.

Император переадресовал жалобщиков, в том числе произведшего на него особое впечатление монаха Виктора, к столичному патриарху Несторию. Но Кирилл упредил грозящий ему процесс, следуя «благородному» примеру своего предшественника и дяди, истребительным крестовым походам которого против «ереси» и язычества он был свидетелем, а в пресловутом, свергшем Иоанна Златоуста «Соборе под дубом» (403 г.) и участвовал лично. Стремление его константинопольских коллег-конкурентов к самостоятельности было ему и прежде не по душе; и вот, так же как его предшественник Феофил (и преемник Диоскор), он продолжил борьбу со столичным патриархатом за сохранение собственного господства. Когда Несторий (возможно, по желанию императора) должен был провести судебное разбирательство в отношении Кирилла, он обвинил Нестория в «еретичестве». Он приписал ему дурные и ошибочные взгляды. Он утверждал, что тот «причинил зло всей церкви и внедрил в народ семена новой и чуждой ереси». Короче, он действовал в соответствии с испытанной тактикой своего предшественника и учителя Афанасия и своего дяди Феофила: немедленно переводить церковно-политическое противостояние и борьбу за власть в область религии. Это облегчалось тем, что уже давно существовали теологические разногласия между Александрийской и Антиохийской школами. Несторий, приверженец, а возможно, и ученик епископа Феодора Мопсуестийского, основоположника радикальной антиохийской христологии, вышел из Антиохийской школы³².

Несторий, которым открывается – это звучит многообещающе! – «классический период христологических споров» (Грильмейер/ Grillmeier), то есть продолжающаяся два с половиной века и охватившая практически весь мир война, родился не ранее 381 г. в семье персов в Германиции (ныне: Мараш). Его жизнь чем-то напоминает жизнь его предшественника Иоанна. Несторий был монахом в монастыре Евпрепия близ Антиохии. Его сделали священником, «так как он обладал приятным голосом и красноречием» (историк церкви Сократ). Однако, согласно старой «Энциклопедии католической теологии» Ветцера/ Вельте // Wetzer/ Welte, у него не было «высшего духовного образования. Со стороны его образ жизни казался безупречным. Он редко бывал на людях, сидел дома над книгами, а одеждой, изнуренностью и бледностью придавал себе вид мужа строгих нравов. Благодаря этому, он вскоре широко прославился»³³.

Как некогда Иоанн Златоуст, Несторий, в силу своей славы проповедника, а также благодаря Феодосию, устранил других претендентов и 10 апреля 428 г. достиг патриаршего трона Константинополя. Он тут же обрушился на евреев и «еретиков», но пощадил пелагиан, что не прибавило ему симпатий Рима. По всему патриархату начались волнения, а кое-где дело дошло до кровопролития. «Дай мне, о император, землю, очищенную от еретиков, и за это я дам тебе небо. Уничтожь вместе со мной верящих ложно, и я вместе с тобой уничтожу персов!» Так восклицал Несторий уже в своей первой проповеди. Он безжалостно нападал на иноверующих христиан, схизматиков, «еретиков», новациан, апполинари-стов и прочих «сектантов». Уже через пять дней после своего посвящения в сан он приказал уничтожить арианский храм, в котором проводились тайные моления. Его подожгли, причем в огне погибли и соседние дома. Столь же фанатично он боролся с македонианами или духоборами, которых он лишил молелен в столице и на Геллеспонте. «Болтливый враг еретиков, неосторожный карьерист, но человек не лишенный благородства…» (Харнак/ Hamack). А император, ужесточив 30 мая 428 г. уголовное законодательство, сделал законной погромную деятельность своего патриарха^3,1.

Но вскоре сам Несторий приобрел репутацию «еретика».

Об этом позаботился Кирилл, которому этот столичный соперник, по-видимому, казался слишком значительным и влиятельным. Продолжая старую вражду между двумя патриаршествами, Кирилл вознамерился свергнуть Нестория так же подло, как его предшественник и дядя сверг Иоанна Златоуста.

И как всегда в подобных случаях, повод для теологических разногласий отыскался быстро. Он, в принципе, не должен был никого затрагивать, но вскоре им были затронуты церкви Востока и Запада. Единственно, что породило его, так это, согласно Эриху Каспару/ Erich Caspar, «тлевшая ненависть и ненасытная страсть к уничтожению, с которой Кирилл преследовал и добивал противника». Но даже такой исследователь истории догматических учений как Рейнольд Зееберг/ Reinhold Seeberg подчеркивает, что вряд ли Кирилла подвигли на борьбу теологические разногласия с Несторием и антиохийской школой, которую он представлял и которая до того времени считалась вполне равноценной (александрийской). Дело было в личных противоречиях, прежде всего, в церковно-политических мотивах, в постоянном соперничестве с Антиохией, а еще больше – с Константинополем. Положение александрийского архиепископа было сравнимо только с положением римского. Но Рим далеко, а кроме того, с Никей-ского Собора является, в большей или меньшей степени, союзником. Антиохия же и возвышающаяся столица находились ближе; и прежде всего нужно было подчинить Константинополь. При этом Кирилл вторично поставил ту же трагедию, которую его дядя и предшественник уже однажды разыграл против Иоанна Златоуста. На этот раз – против Нестория. «Но если Феофил, – пишет Зееберг/ БееЬегд, – обвинил своего врага в оригенизме, потому что тот защищал гонимых Феофилом оригенцев, то Кирилл объявил ересью само учение своего врага и тем самым добился не только того, что константинопольского патриарха стали считать еретиком, но и того, что всю антиохийскую школу взяли под подозрение. Это был блестящий политический ход, ибо удар с одинаковой силой был нанесен по обоим соперникам Александрии. То, что Кирилл в этих схватках искал союза с Римом и обрел его, вполне вписывается в церковно-политическую традицию. Антиохийская теология пала жертвой этой политики»³⁵.