Текст книги "Любовь по контракту, или Игра ума"

Автор книги: Карина Тихонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

Карина Тихонова
Любовь по контракту, или Игра ума

Любовь моя, цвет зеленый, Зеленого ветра всплески. Далекий парусник – в море, Далекий конь – в перелеске...

Ф. Г. Лорка.

Я – адвокат. Если бы я писал книгу о себе, то назвал бы ее именно так. Не знаю почему. Наверное, потому, что такое название нынче весьма в ходу.

«Я – женщина», – сообщало название книги, выставленной на самое видное место книжного развала возле моего дома. Особа, запечатленная на фотографии, состояла из одних глаз и зубов. Впрочем, вру. В доказательство названия прилагались увесистые аргументы женского достоинства.

Если я напишу книгу о себе, назову ее «Я – адвокат» и буду вынужден подтвердить название иллюстрацией, то читатели увидят довольно скучного зануду с посредственной внешностью. Именно поэтому ничего подобного я делать не собираюсь. А название, которое вы прочитали, мне невольно подсказала одна из участниц событий.

Итак, все началось чудесным апрельским днем. Присутственных дней в коллегии адвокатов всего два. Сегодня я был свободен и собирался отлежаться на диванчике и дочитать недавно купленную книжку Пелема-Вудхауза. Поэтому телефонный звонок воспринял с большим неудовольствием и несколько секунд колебался, стоит ли отвечать. Наконец чувство долга победило, и я снял трубку.

– Слушаю, – сказал я недовольно.

– Господин Старыгин? – вежливо спросил женский голос на другом конце провода.

– Он самый.

– Добрый день.

– Добрый.

– Вас беспокоит секретарь благотворительного фонда «Целитель»

Я сморщился. Мелькнула в памяти какая-то ассоциация с этим словом, но я не вспомнил какая.

– Слушаю вас, – повторил я.

– Не могли бы вы подъехать в наш офис? Генеральный директор хочет поручить вам защиту наших интересов...

Я почесал нос. Пропал выходной.

– А почему ваш генеральный директор сам не может приехать ко мне?

– Директор очень занят. Все ваши передвижения по городу будут оплачены отдельно, – внушительным тоном ответила дама.

Золотые слова. Слушал бы и слушал...

– Диктуйте адрес, – велел я, вооружаясь ручкой. Женщина продиктовала координаты фонда, осведомилась, в котором часу я смогу подъехать, вежливо поблагодарила меня и отсоединилась. Насколько я мог судить, это была не слишком молодая, грамотная дама с высшим образованием и хорошими манерами. Возможно, мне повезло с подзащитными.

Работа есть работа, а клиентов в нашем деле выбирать трудно. У меня только два принципа: не беру дел об изнасиловании и любом преступлении против детей. Не то чтобы я так любил женщин и детей, но это принцип, твердо вбитый тетушкой, вырастившей меня после гибели родителей. Она научила меня ненавидеть людей, покушающихся на слабых.

Проработав в адвокатуре столько, сколько проработал я, то есть пятнадцать лет, начинаешь понимать, что мир, находящийся за решеткой, мало отличается от нашего. В нашем мире тоже есть свои границы, просто они невидимы глазу или отодвинуты на более широкое расстояние. А в том, другом мире, тоже есть иерархия: свои герои, свои изгои, своя элита и неприкасаемые. В моей практике были убийцы, внушающие невольное уважение, и вполне респектабельные граждане, никогда не признающие себя виновными, и тем не менее вызывающие сильнейшие рвотные спазмы. Впрочем, эмоции скоро проходят, и остается только профессиональное любопытство. Если бы я решил создать полотно под названием «Суд идет», то изобразил бы судью, читающего книгу с руническими знаками Закона, прекрасными в своей неразборчивости, обвинение – в виде солнца, освещающего страницы, а адвоката – облаком, затемняющим написанное. В этом, как мне кажется, суть нашей профессии.

Затемнение может быть грубым. Есть целая когорта моих коллег, специализирующихся на представлении криминала. Они не брезгуют прямым давлением на судей: шантаж, подкуп, угроза безопасности для близких и друзей. Они добиваются своей цели почти всегда, но расплачиваются за это, становясь изгоями в профессиональной среде. Их никогда не нанимают крупные бизнесмены для ведения серьезных дел с внушительными гонорарами, их не продвигают по карьерной лестнице и, конечно, они никогда не бывают гостями на наших скромных профессиональных посиделках, будь то день юриста или день рождения начальника коллегии. Что касается меня, то этот способ ведения дел всегда вызывал у меня приступ естественной брезгливости. И совсем не потому, что я так высоко морален. Просто применение грубой силы в деле, требующем воображения, эрудиции и игры ума, говорит о полном отсутствии последнего. Тень, проходящая по книге закона, должна быть неосязаемой и достаточно темной, а как этого добиться – вопрос профессионализма и человеческой этики.

Может быть, я чересчур оптимистичен, но меня в суде любят. Адвокат отечественного разлива – это совсем не говорливый и неразборчивый в средствах герой американских детективов с хорошо подвешенным языком. Умение связно излагать свои мысли, конечно, приветствуется и в нашем судопроизводстве, но это не главное. Главное – знать психологию людей и уметь искать общие интересы и компромиссы на пути к нужному приговору. Вот этим я овладел почти в совершенстве. Поэтому идиотический принцип «на работу – как на праздник» в отношении меня вполне уместен. Но я отвлекся.

Несколько слов о себе, просто для справки, чтоб потом не возвращаться. Зовут меня Никита Сергеевич Старыгин, фамилией, именем и отчеством я обязан отцу, потомственному донскому казаку, приехавшему на обучение в город-герой Москву и застрявшему тут благодаря моей матери. Родителей я помнил очень плохо. Они попали в аварию и погибли, когда мне.было неполных шесть лет, поэтому боль потери меня миновала, как ни цинично это звучит. Воспитала меня сестра отца, тетя Настя, переехавшая после похорон в мою квартиру на Берсеневской набережной. Сейчас я понимаю, что это было большой удачей. Я не попал в детский дом, получил первоклассное образование и научился различать хорошее и плохое в довольно раннем возрасте по принципу черного и белого. Тетя Настя воспринимала мир только в этих двух цветах, а оттенки были уже моим собственным приобретением ближе к нынешнему возрасту, то есть ближе к сорока. Кстати, мне сорок один год.

Соседки по дому были твердо убеждены, что моя тетушка притащилась в Москву с одной-единственной корыстной целью: захапать московскую квартиру. Но я понимал и раньше, и сейчас, что все эти предположения – просто глупости. Тетя Настя не была для этого достаточно хитра. Сейчас я точно знаю, что моя тетка просто принесла себя и свою жизнь в жертву племяннику, оставшемуся сиротой. И не потому, что ждала материальной выгоды и благодарности, а потому, что без громких слов считала это своим прямым долгом. Каковой и исполнила с тщанием и любовью. Сама она так и не вышла замуж, хотя вполне могла это сделать, не родила своих детей, хотя страдала от этого нереализованного женского предназначения, и отдала мне все, что могла отдать: свою любовь, свою несокрушимую жизненную стойкость, готовность выслушать и понять и чудесную способность воскресать после неудач. Когда она умерла, а это произошло десять лет назад, я вдруг ощутил, что остался совершенно один, несмотря на то, что тогда еще был женат и имел сына Дениса.

Кстати! Женитьба была единственным тетушкиным делом, за которое я ее не благодарил, и состоялась оттого, что моя кратковременная университетская пассия забеременела. Это происшествие во времена нашей юности уже не являлось поводом для похода в ЗАГС, но тетя Настя с ее крестьянским обостренным чувством справедливости настояла на выполнении долга порядочного мужчины. В результате в одной упряжке оказались два человека, стремившихся в противоположные стороны. Я хотел учиться, делать карьеру, много путешествовать по миру и общаться с разными интересными людьми. Алла, волею тети Насти моя супруга, стремилась печь пироги, убирать дом, вязать шарфики и носочки и рожать детей. До сих пор не могу понять, что подвигнуло ее поступать на юридический факультет МГУ. Да еще если учесть, что перед поступлением туда нужно было два года отработать в судебной системе! Я, например, отбыл свой срок в гражданском суде Краснопресненского района в должности секретаря на бракоразводных процессах. Не знаю, может, тогда я и заработал хроническое отвращение к институту брака, как к таковому. Мне даже ночью снилось, что одна половина города беспрерывно разводится с другой. Но я опять отвлекся, простите...

Так вот, наши жизненные принципы не совпали ни в одном пункте. Родив Дениса, Алла немедленно ушла в бессрочный академический и декретный отпуск. Университет, брошенный на втором курсе, она так и не закончила. Сейчас подвизается секретарем в какой-то юридической фирме, но ее оттуда тихо выживают молодые и длинноногие, у которых, к тому же, хватило ума получить законченное высшее образование. Жизнью Алла, естественно, недовольна, а себя считает жемчужиной, попавшей в навозную кучу. Все претензии ей, на мой взгляд, следовало обратить к себе самой, и вовремя, когда еще можно было что-то исправить. Женщины! Послушайте меня! Никогда не растворяйтесь в мужчине! Никогда не растворяйтесь даже в детях, как бы вы их ни любили и какими бы замечательными они ни были! Имейте свое собственное дело, свои деньги, свои интересы в жизни и свой круг общения, независимые от мужа! Пускай даже он будет богат, как Гейтс, щедр, как Гарун-аль-Рашид, и предсказуем, как времена года. Иначе потом, к сорока годам, вы вдруг обнаружите, что супруга не привлекают ваши габариты пятьдесят четвертого размера, даже вкупе с домашней кулебякой, у выросших детей есть свои интересы и находятся они вне дома. Работающие подруги отмахиваются от вашего нытья и со словами, «мне некогда», устремляются на решение собственных проблем. Что тогда вам останется? Смотреть сериалы и вздыхать по упущенным возможностям. И виноваты в этом будете только вы сами.

Вот уже семь лет, как мы с Аллой не живем вместе, развод оформили пять лет назад, но она до сих пор встречается со мной по такому сугубо деловому поводу, как алименты, с укоризненно-страдальческой миной. Алла уверена, что я загубил ее жизнь, и переубедить ее не дано никому, даже господу богу, уверяю вас! Моя бывшая и ему заткнет рот на том суде, где мы оба будем присутствовать в качестве соответчиков

Денису стукнуло девятнадцать, и он довольно отвязный молодой лентяй. А может, мне так кажется, как и большинству отцов, переживающих конфликт поколений. Дэн, как мы его сокращенно называем, учится на платном курсе экономического факультета Плехановки, куда его запихнул, конечно, плохой отец, носит одежду из бутиков, опять-таки купленную на мои грязные алименты, и водит свою девушку в кафе на карманные деньги, которые для меня являются полумесячным лимитом. Впрочем, Дэн относится ко мне довольно снисходительно, а на мое брюзжание по любому поводу он чихать хотел. Наверное, я все же люблю сына, если, несмотря на все сказанное, еще не потерял желания видеться с ним.

Ну вот, пока я заполнял семейную анкету, мы успели доехать до нужного дома. Им оказался старый особнячок на окраине Москвы с множеством дощечек на входе. Я вышел из машины и внимательно прочитал написанное, скорее повинуясь привычке уважать слово, чем из любопытства.

Нужная мне фирма находилась на втором этаже и называлась фондом «Целитель». В памяти снова слабо мелькнула какая-то ассоциация с этим фондом, но я так и не смог вспомнить, о чем идет речь. Просто поднялся наверх и толкнул обитую дермантином дверь с надписью «Приемная».

Секретарша за столом произвела на меня приятное впечатление уже потому, что не была длинноногой красоткой в юбке до пупка. Напротив, она оказалась пожилой приятной дамой со старомодной «улиткой» на затылке, одетой в строгий костюм из хорошей шерсти. Она радостно приветствовала мое появление и сообщила, что Марина Анатольевна давно ждет. Я еще раз незаметно окинул взглядом довольно скромно обставленную приемную и вошел в смежный с ней кабинет с надписью «Ген. директор».

Сначала я не увидел ничего из-за яркого весеннего солнца, бившего в окно прямо напротив входа, и заслонился от него ладонью. Потом глаза немного привыкли к яркому свету, и я заметил слева от входа массивный письменный стол, а за ним – человека в белой рубашке и клетчатом пиджаке. Почему-то мне показалось, что это мужчина.

– Простите, – сказал я тоном сдержанного недовольства, – можно задвинуть штору? У меня больные глаза.

– Да ради бога! – небрежно разрешил голос, неожиданно оказавшийся женским.

Я дошел до конца комнаты и, придвинув друг к другу плотные, тяжелые шторы, создал в кабинете уютный полумрак. Так стало гораздо лучше. Вернулся к столу и развернул к себе кресло посетителя.

– Вы позволите?

– Прошу...

Ну вот, этикет соблюден, теперь можно послушать, что мне имеет предложить потенциальная клиентка, а заодно и рассмотреть Марину Анатольевну в подробностях. Надо признаться, что на внешность женщины я внимания практически не обращаю. Меня интересует ее общий интеллектуальный уровень (чтобы знать, как разговаривать) и платежеспособность (чтобы знать, сколько запрашивать). Судя по убранству офиса, фонд «Целитель» не был особенно преуспевающим проектом его создателей. Хотя в наши демократические времена внешность часто бывает обманчива. Итак, что представляет собой Марина Анатольевна?

Я присмотрелся. Или я начинаю слепнуть от старости, или Ген. Директору фонда «Целитель» не больше двадцати. Что ж, очевидно, любовница крутого мэна, решившая поиграть в деловую женщину. Нужно будет узнать по своим каналам, что это за фонд такой и чем он занимается.

– Кофе, чай, минералка? – предложила девица любезно.

– Минералку. Если можно, без газа.

Девица кивнула и выбралась из-за стола. Я с удивлением увидел, что на барышне, в придачу к клетчатому шерстяному пиджаку, надеты бледно-голубые джинсы с черным ковбойским ремнем и такие же ковбойские туфли. Судя по голливудским фильмам, так одеваются в Америке менеджеры среднего звена. Мужчины, а не женщины. Очевидно, молодая особа демонстрирует независимость от условностей. Что ж, генеральный директор может себе это позволить.

Девица принесла и поставила на стол поднос с двумя высокими стеклянными стаканами и открытой бутылкой «Боржоми». Разлила воду и подвинула ко мне один стакан. Я отхлебнул. Минералка была с газом, но я не сделал замечания.

– Что ж, – начал я беседу, – давайте знакомиться. Меня зовут Никита Сергеевич.

Привычная пауза. Обычно в этом месте собеседник, демонстрируя эрудицию, восклицает, «как Хрущева», но на этот раз замечания не последовало. Может, барышня слишком молода, чтобы знать, кто такой Хрущев, а может, просто не любит банальностей. В таком случае, очко в ее пользу. Ваш ход, мисс.

– Меня зовут Марина Анатольевна, – представилась девица на полном серьезе.

Опять-таки, как вам будет угодно. Я тоже предпочитаю сохранять дистанцию в отношениях с клиентами.

Представившись, барышня замолчала. Я решил не помогать ей, а просто сидел и с удовольствием рассматривал свою визави.

Молода. Пожалуй, даже очень молода для человека, нуждающегося в адвокате. Выглядит на двадцать, значит, по примерным прикидкам имеет за плечами двадцать пять зим и весен. Назвать ее хорошенькой не поворачивается язык. Хорошенькой в личном словаре я обозначаю типовую игрушку с тремя извилинами, включая и ту, на которой сидят. У барышни, расположившейся напротив меня, лицо человека интеллектуального и обогащенного житейским опытом. Как сказал бы один мой приятель, лицо, «обезображенное мыслью». Глаза смотрят недоверчиво и проницательно. Чувствуется, что за ними идет напряженная работа по отслеживанию скрытых интересов собеседника. А так – симпатичные глазки темно-карего цвета. Может, линзы.

Прямые темные волосы до плеч. Открытый лоб. Хорошая ровная кожа. Минимум косметики. Я поймал себя на том, что описываю привлекательную девушку так, как будто фоторобот составлю. Остается только добавить, что особых примет не заметил. Ничего не поделаешь, профессиональная привычка.

– Я хотела нанять вас для ведения дела об убийстве.

Я ободряюще кивнул и положил портфель на колени, готовясь достать бланк контракта. Впрочем, пока не ясно, кто кого убил.

– Адвокат понадобится вашему родственнику? – спросил я.

– Сестре... по несчастью, – ответила барышня. И уточнила:

– Любовнице моего мужа.

Чего не выношу совершенно – это когда женщины начинают острить. Женщина с хорошим чувством юмора – такая же редкость, как белая ворона. Некоторые, возможно, сочтут меня консерватором. Могу ответить только одно: «Увы!»

– Девушка, у меня мало времени, – сказал я раздраженно. – Давайте обойдемся без шуток.

– Да какие шутки! – рассеянно ответила Марина Анатольевна. – Ей помощь нужна!

– А кого она убила?

– Моего мужа, – спокойно ответила барышня. Подняла глаза к потолку, что-то посчитала и добавила:

– Позавчера.

Я оторопел. Ген. директор фонда «Целитель» был, несомненно, большим оригиналом. Или, правильнее сказать, большой оригиналкой. Бывали случаи, когда мужчины нанимали меня для защиты своих жен, убивших их любовниц. Но случая, подобного сегодняшнему, я припомнить не мог. Веселая вдова, ничего не скажешь.

Пока я размышлял, барышня сняла телефонную трубку, набрала номер и поговорила с кем-то на хорошем английском. По правде говоря, английского я не знаю, но могу отличить на слух хорошее произношение от плохого. Да и со словарным запасом Марина Анатольевна не затруднялась: стрекотала, как пулемет. Тогда я решил, что этот небольшой спектакль разыгран специально для меня, чтобы произвести впечатление.

– Ну, что? – вопросила барышня, закончив разговор, – возьметесь?

– Мне нужно посмотреть материалы дела, – ответил я уклончиво. Что-то во всей этой истории меня настораживало.

– А потом?

– Потом я вам скажу, согласен или нет. Если я соглашусь, мы подпишем контракт...

Я вынул из портфеля типовой бланк договора и протянул его через стол. Барышня приняла лист и бегло пробежала его глазами.

– А гонорар? – спросила она, указав на прочерк в пунктах договора.

– Это зависит от каждого конкретного случая, – ответил я. – В среднем, сто долларов в день.

– Ого!

Барышня подняла бровь, демонстрируя ироническое уважение.

– Есть варианты дешевле, – холодно сказал я.

– Меня интересует качество услуг.

– Меня тоже, – ответил я, утомленный бесплодным разговором.

– Давайте так. Я вкратце расскажу, что произошло, а вы мне скажете, возьметесь за дело  или нет.

Я кивнул и сел поудобнее.

– Значит, так...

Марина Анатольевна немного подумала, покрутила в пальцах ручку и, поглядывая в сторону, начала рассказ.

– Мой муж был владельцем фонда. Вы, наверное, знаете его по телевизионным программам.

Она вопросительно посмотрела на меня. Я пожал плечами.

– Ну, как...

Барышня явно оскорбилась.

– Вацлав Левицкий!

Мне стало неловко. Судя по ее реакции, я обязан был знать эту фамилию, но я не знал.

– Я почти не смотрю телевизор.

– Ах так! – сразу успокоилась барышня. – Тогда понятно... Мой муж был экстрасенсом. Настоящим, не липовым, – быстро уточнила она, заметив мою невольную гримасу. – Вацек занимался целительством очень много лет, но фонд создал тогда, когда мы поженились, два года назад.

– А сколько вам лет? – спросил я деловым тоном.

– Двадцать пять.

Я удовлетворенно улыбнулся про себя.

– Передача, про которую я говорю, выходит уже больше года по первой программе. Раз в неделю, по воскресеньям, вместо программы «Здоровье». Вацек отвечает... отвечал на вопросы зрителей и бесплатно принимал одного больного. Люди приезжали со всего мира. У Вацлава действительно был талант. К тому же он был профессиональным врачом.

Она побарабанила пальцами по крышке стола.

– Вы любили мужа? – спросил я, немного изменив стандартную формулировку.

– Когда мы только поженились, любила.

– А потом?

– Потом разлюбила, – равнодушно сообщила Марина Анатольевна. – При всех своих талантах Вацек был большой сволочью в отношении женщин. Как и все мужчины, – не удержалась она от колкости, вызывающе сверкнув глазами в мою сторону.

Я сочувственно промолчал. Не повезло малышке.

– Он изменял мне все два года нашего брака. Сначала я переживала, потом поняла, что это глупо, и перестала переживать. Я занялась делом. Передача, кстати, это мой проект. Я же нашла и спонсоров, которые оплатили эфирное время. Через меня проходит вся документация фонда. В общем, Вацек жил в свое удовольствие, а я ему создавала для этого условия.

Мне стало смешно. Тоже мне, невинная жертва...

– А почему вы не разошлись?

– Зачем? – спросила она, пожимая плечами. – У нас было деловое соглашение, которое устраивало обоих, так что...

– Понятно.

– Так вот, я все это говорю для того, чтобы вы поняли: никакой враждебности к той дурехе, которая его убила, я не питаю. Мне ее жаль. С Вацлавом нас связывали только партнерские, деловые отношения. Мы уже давно жили отдельно.

Она снова сделала паузу. Реакции что ли ждала? Я состроил умное лицо и понимающе кивнул. Дело-то житейское.

– Позавчера утром мне позвонила Юлька. Это любовница мужа, – пояснила вдова будничным тоном.

– Та, которая его убила?

– Да. Так вот, она позвонила мне домой и сказала, что убила Вацлава. Я приехала к нему на квартиру и обнаружила тело с дыркой на лбу. Мне пришлось вызвать милицию и Юльку забрали. Она подписала признание. Все.

Действительно, куда короче? И все-таки что-то не давало мне покоя.

– А кто вам посоветовал нанять меня?

– Друзья, – сразу ответила Марина Анатольевна. Она явно ждала этого вопроса. – У вас репутация крепкого профессионала.

Я хмыкнул. Возможно, она пыталась сказать мне комплимент, но сказала совсем другое. У нас есть общие знакомые в профессиональном мире. Интересно кто?

– Ну, хорошо. Марина Анатольевна, я съезжу к вашей... знакомой и поговорю с ней. Заодно и дело почитаю. Потом мы созвонимся и договоримся о дальнейших действиях.

– Согласна, – ответила барышня. Написала что-то на листке бумаги и протянула мне.

– Это фамилия, имя и отчество вашей подзащитной, она сейчас в Бутырках. А это... – она протянула второй прямоугольный листок, – моя визитка. Здесь все телефоны, по которым меня можно отыскать. Звоните в любое время.

– Постараюсь прямо сегодня, – пообещал я, принимая листики.

– Нет, – отказалась она. – Сегодня у меня похороны и поминки.

Таким тоном говорят: «Сегодня у меня трудный день». Возможно, вежливость обязывала меня принести соболезнования, но я не стал этого делать. Вдова в них явно не нуждалась.

– Что ж, желаю вам успехов, – не удержался я от иронии и поднялся с места.

Марина Анатольевна слегка усмехнулась, правильно истолковав намек.

– Спасибо, вам того же, – ответила она мне в тон.

Нет, она мне совсем не понравилась. И я подозреваю, что чувство было взаимным.

Я вышел из кабинета и бесшумно прикрыл за собой дверь. Секретарша встретила мое появление улыбкой. Улыбалась она искренне, как старому знакомому, но без фамильярности. В отличие от мадам начальницы, она мне определенно нравилась.

Я подошел к столу и немного помолчал, рассматривая настольный календарь с видами экзотического острова.

– Скажите, до которого часа вы работаете? – спросил я просто для того, что бы что-то сказать.

– Обычно до шести, – с готовностью сообщила дама. – Но сегодня до трех.

– Ах, да, – спохватился я, – сегодня же похороны...

Она кивнула, не увидев ничего необычного в моей осведомленности. В конце концов, я только что вышел из кабинета Ген. директора, где у нас состоялась приватная беседа.

– Забыл, во сколько похороны?..

– В четыре, – напомнила секретарша. – В церкви на Востряковском кладбище.

Я поблагодарил ее улыбкой, распрощался и вышел из приемной. Сел в машину и медленно поехал в сторону центра.

День сегодня выдался просто упоительный, и остатки рабочего настроения растворялись в теплом солнечном свете. По дороге я остановился у небольшого скверика, вышел из машины и неторопливо побрел по аллее, вдоль которой уже начали распускаться первые весенние цветы.

Купил мороженое, ободрал хрустящую бумажную упаковку, присел на скамейку и с наслаждением принялся смаковать лакомство.

Весна кокетничала со мной. Подмигивала солнечными лучами, нежно ерошила волосы теплым, вкусно пахнущим ветром, убаюкивала тревоги, как близкая женщина. Я очень люблю весну и немного боюсь ее. В это время года я начинаю чувствовать свое одиночество гораздо сильнее, чем в остальные девять месяцев.

Мимо прошли парень с девушкой. Девушка беззаботно размахивала небольшой джинсовой сумочкой, которую несла в руке, и оживленно что-то рассказывала. Спутник смотрел на ее очаровательное подвижное лицо с преданностью и обожанием пса. Они прошли мимо, не удостоив меня взглядом, зато я долго провожал их глазами. Попытался снисходительно усмехнуться, но сразу же бросил глупое притворство перед самим собой.

Я им завидовал. Немного. Завидовал нерастраченным иллюзиям, нетронутой молодости, завидовал свежести их чувств и главное – уверенности в том, что юность будет длиться вечно. Счастливые. Счастливые...

Я вздохнул и посмотрел на мороженое, таявшее в руке. Настроение было немного грустным, но не испорченным. Как сказано у классика, «печаль моя светла».

Итак, вернемся к нашим баранам. Я откусил большой кусок шоколадного лакомства и осторожно начал перекатывать его во рту. Я сознательно не стал задавать вопросов странной девице по имени Марина Анатольевна. Не исключено, что за дело я не возьмусь. Во всяком случае, не возьмусь до тех пор, пока не отловлю того, кто вывел ее на меня. Или наоборот, меня на нее.

Возможно, кому-то покажется странным такое количество предосторожностей. Но существует великое множество подводных течений в нашей профессии, которые обязательно нужно знать, хотя бы в целях самосохранения. Иначе затянет на глубину – и поминай как звали. Пример? Пожалуйста!

Два года назад ко мне обратился клиент. Он горел непатриотичным желанием разместить свои капиталы в другой стране и выбрал для этого Латвию. Он попросил меня присмотреть для него домик в пределах пятисот тысяч долларов и грамотно оформить сделку. Я редко берусь за такие дела, но поручение очень хорошо оплачивалось, и я согласился. Связался с моим латвийским знакомым, и он присоветовал фирму, занимавшуюся недвижимостью. Мне на выбор предложили десять вариантов, каждый из которых был значительно дороже лимита, определенного заказчиком. По-видимому, риэлтеры считали, что человек, способный заплатить пятьсот тысяч, может заплатить и шестьсот. Я уже отчаялся найти нужный дом по нужной цене, как вдруг мне позвонили из Москвы. Клиент, захлебываясь от восторга, сообщил, что ему предложили дом его мечты за нужную сумму. Он велел мне поехать и посмотреть, действительно ли дом так хорош в действительности, как на фотографии. Я немного удивился, но клиент платил мне деньги не за то, что бы я удивлялся.

Дом оказался не просто хорош, а великолепен. Старинный особняк из темного камня, с огромным парковым участком и современным евроремонтом. Увидев дом, я уже не удивлялся. Я насторожился. Кое-какой опыт мне за время пребывания на месте накопить удалось, и я примерно представлял соотношение предложения и цены. Такой дом должен стоить намного дороже пятисот тысяч. Что-то было не так.

Я бросился проверять документы, но не обнаружил ничего подозрительного. У дома был один владелец, высокомерный пожилой человек, неохотно роняющий редкие русские слова. Объяснил, что решил переехать к дочери в Германию, поэтому и расстается с родовым гнездом за такие небольшие деньги. Я дотошно проверил и эту информацию. Действительно, у латыша имелась дочь, жившая в Мюнхене с мужем, все было правдоподобно. Но моя интуиция не просто предостерегала. Она ревела, как противоугонное устройство. Хуже всего было то, что мой клиент, приехавший из Москвы, пришел от дома в такой восторг, что готов был расплатиться прямо сейчас и наличными. На все мои возражения против сделки он нетерпеливо махал рукой и требовал предъявить разумные доводы, подкрепленные фактами. Этого я сделать не мог. Дом был чистым. Владелец жил в нем уже восемь лет, документы, которые я проверил в магистрате, были в порядке, и ничего, кроме подозрений, я предъявить клиенту не мог. Единственное, что мне удалось, это выпросить недельную отсрочку по оплате, и то с большим трудом.

Как говорил на экзамене мой университетский преподаватель, если не знаешь, с чего начать, начинай сначала; и я заинтересовался историей особняка.

Здание было построено в конце девятнадцатого века богатым немецким промышленником и благополучно пережило две мировые войны и национализацию. Я попытался узнать, что же стало с семьей бывшего владельца дома. Преодолевая вежливое, но ощутимое сопротивление в архивах, регистратуре и магистрате, я связался с адвокатской конторой в Германии и попросил навести справки. Поиски стоили дорого, мой клиент был страшно недоволен и начал терять ко мне доверие. Напряжение росло, но только до того момента, когда наконец пришел ответ.

Наследник фабриканта был не просто жив. Он, оказывается, имел все необходимые документы, удостоверяющие, что, дом принадлежал его семье до национализации. По закону о реституции, действующему в Латвии, это означало, что собственность должна быть возвращена бывшему владельцу без всяких оговорок. Я связался с наследником по телефону, и он поведал мне через переводчика, что совсем недавно, буквально месяц назад, вернулся из Латвии, где заявил и доказал свои права на дом. Правда, латыш, который считался раньше владельцем дома, попросил о небольшой отсрочке. Немец не возражал. Надо же человеку найти себе новое жилье. Тем более, что за эту отсрочку латыш пообещал заплатить ему десять тысяч долларов. О том, что дом попадает под закон о реституции, было прекрасно известно и в магистрате, где я проверял документы, и в регистратуре, и в адресном бюро. Никто не сказал мне об этом ни слова.

Мой клиент, узнав обо всем, на несколько минут лишился языка. И слава богу, потому что когда он снова обрел дар речи, мне пришлось заткнуть уши. Интрига была проста, как пять копеек, но провернуть ее можно было только с русским лохом, который лично, надо полагать, оккупировал Латвию и подавлял ее свободолюбивый народ.

Много говорится о клановости кавказцев. Уверяю вас, эта их особенность просто ничто в сравнении с клановым национализмом прибалтов. Честно говоря, меня удивляют эти бесконечные разговоры о русской оккупации со стороны народа, который время своей государственной независимости может пересчитать на сутки. Полистайте исторические справочники. Сколько они были под немцами? А под поляками? А под шведами? То-то и оно. Но претензии обращены только в одну сторону, а с немцами у них, как недавно выяснилось, общие культурные корни.