Текст книги "Xамза"
Автор книги: Камиль Яшен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 39 страниц)
А в Коканде продолжал работать курултай рабоче-крестьянских депутатов. На трибуне стоял председатель Вадильского райисполкома Шохобиддин Насыров.
– Товарищ Назири совершенно правильно предупреждал нас о том, что мы не должны допускать в своей работе опрометчивых действий, – говорил Насыров. – Здесь некоторые люди позволяли себе шутки в адрес товарища Назири. Но, может быть, эти люди забыли о том, что товарищ Назири делал революцию в этом городе, что благодаря его личным усилиям был свергнут Кокандский мухтариат. Так я напоминаю об этом!.. Мы не должны пренебрегать революционным опытом заслуженного коммуниста, мы должны прислушиваться к его советам! Товарищи! Обычаи целого народа не могут быть изменены единичными и нетерпеливыми действиями отдельных личностей. Это работа всей партии, всего государства. Ярким примером своевольного и неумелого вмешательства в эту работу является деятельность в одном из кишлаков нашего района всем вам хорошо известного поэта Хамзы Хаким-заде Ниязи. Со всей ответственностью советского руководителя заявляю, что товарищ Хамза вообще взялся не за свое дело. Мы, практические работники, не берем на себя смелость давать советы товарищу Хамзе, когда он сочиняет стихи и газели. Так почему же он вмешивается в нашу работу? От этого и получается тот самый вред, о котором говорил товарищ Назири...
– Доказательства! – крикнули из зала.
– Есть доказательства! – уверенно вытянул вперед руку Шахобиддин.
Хамза, хмуро слушавший до этого Насырова, не глядя на сцену, поднял голову.
– Вот заявление, поступившее в районный исполнительный комитет Вадила от населения Шахимардана, – поднял Насыров над головой лист бумаги. – К этой жалобе приложили пальцы сто восемь человек. Все они батраки Шахимардана. Они пишут, что Хамза нашел общий язык с шейхами. Особенно он сблизился с неким Гиясходжой, с которым его часто можно встретить в горах. Хамза, сообщают они, даже на улицах задерживает дочерей и жен дехкан и насильно заставляет их снять паранджу. А если кто-нибудь из них сопротивляется, то он начинает угрожать своими полномочиями, полученными им якобы от самого товарища Ахунбабаева. Все эти действия Хамзы, пишут люди, оскорбляют женщин и девушек Шахимардана...
Хамзе вдруг как-то неинтересно и скучно стало слушать Насырова. Беспокоило только одно. Что это? Подделка? Или кому-то действительно удалось состряпать такую бумажонку?
– Ты лжешь!! – закричал Амантай.
– Нет, не лгу! – стукнул кулаком по трибуне Шахобиддин. – В этом письме также говорится о том, что, проповедуя везде новую жизнь и новую мораль, сам Хамза выгнал из дома свою жену, чтобы жениться на молодой!.. И это правда! Я сегодня сам видел жену Хамзы здесь, в Коканде, на базаре! Значит, правда и все остальное.
– Алиджан! – кричал Амантай. – Что ты сидишь? Иди расскажи, как все было на самом деле?
Алиджан рванулся к сцене. "Надо бы мне самому выступить", – вяло подумал Хамза, но какое-то безразличие овладело им – он не мог заставить себя принять участие во всей этой мышиной возне.
– Разрешите? – обратился Алиджан к председателю, поднимаясь на сцену.
Председатель кивнул.
– Дело было так, – повернулся Алиджан к залу. – Большинство наших батраков не умели тогда ни читать, ни писать. Им показывали эту бумагу и говорили: это заявление в район о том, чтобы в нашу лавку привозили больше товаров. Приложи палец.
И они прикладывали, не ведая, о чем эта бумага, которую сочинили наши шейхи... Но теперь такая история больше не может повториться, потому что товарищ Хамза почти всех бедняков и батраков нашего кишлака обучил грамоте в открытой им школе...
– А на молодой он женился? – крикнули из зала.
Алиджан сжал кулаки, шагнул к самому краю рампы.
– Эту девушку зовут Санобар! Она моя невеста!.. Товарищ Хамза хочет помочь ей научиться петь, потому что у нее хороший голос! Товарищ Хамза хочет помочь ей поступить в музыкальное училище!.. Товарищ Хамза научил нас не бояться шейхов! Товарищ Хамза научил нас жить общей жизнью, интересами артели! Товарищ Хамза научил нас жить по-новому, по-человечески!.. – Алиджан обернулся к трибуне, на которой все еще стоял Насыров: – А тебя, Шахобиддин, если ты посмеешь где-нибудь еще раз произнести эту сплетню, я разорву на куски!
– Это оскорбление! – крикнул Насыров.
– Дать слово Хамзе! – кричали из зала. – Пускай сам все расскажет!
Хамза быстрой походкой уже шел между рядами.
Когда он поднялся на сцену, в зале раздались аплодисменты.
Хлопали не делегату курултая, не участнику дискуссии о коллективизации. Хлопали любимому поэту, стихи которого для многих сидевших в зале в свое время стали началом поворота к новой жизни.
– Товарищи! – энергично начал он, и глаза его засветились молодо и весело. – Советская власть и на втором десятилетии своей жизни продолжает одерживать одну победу за другой!..
Еще совсем недавно Шахимардан – этот далекий горный кишлак – был гнездом религиозного фанатизма, суеверий и предрассудков. Сейчас с этим покончено! В Шахимардане организован колхоз, построена красная чайхана, поставлен памятник Ленину.
Мы провели с гор канал и приступаем к созданию общественной системы арыков. Большинство наших женщин и девушек уже сняли паранджу... Наша артель берет обязательство образцово провести сев и собрать хороший урожай... Мы шли, идем и будем идти этим путем. И никому нас с него не свернуть!..
На этот раз дастархан был разостлан на той самой террасе, которая висела над пропастью. В предвечерних сумерках фиолетовые вершины гор были окрашены последними лучами уже зашедшего за край земли солнца.
Сегодня собрались только свои, шахимарданские. Шел доверительный разговор. И святой Миян Кудрат предался воспоминаниям о тех временах, когда он сам еще был здесь смотрителем гробницы.
Но всех интересовали будущие события. Все выжидательно смотрели на хазрата, надеясь, что для своих он откроет какие-то особые секреты.
– За границей все готово, – многозначительно произнес наконец Миян Кудрат. – Но знаете, уважаемые, что великий аллах ниспошлет нам победу только в том случае, если прибытие войск ислама будет поддержано всенародным восстанием. Сигналом к восстанию всего народа станет разрушение гробницы по инициативе Хамзы.
– Но Хамза, насколько я знаю, как раз не хочет допустить разрушения гробницы, – удивленно поднял брови Бузрук-ишан.
– Надо внушить народу, что Хамза хочет разрушить гробницу, что он получил приказ из Самарканда от Ахунбабаева, – насупился хазрат. – Очень важно, чтобы все поверили в это.
Только тогда народ поднимется на защиту ислама. А разрушат гробницу люди нашего славного Нормата-курбаши. Вам всем на это время придется уйти в горы. Я тоже буду находиться в горах.
Когда все будет окончено, вернемся обратно... Во время военных действий никого из нас, кроме Гиясходжи, не должно быть в Шахимардане.
– Мой хазрат, – поинтересовался Бузрук-ишан, – кто будет у нас главой нового государства?
– Наше новое государство будет возглавлять достойный человек. Кандидатура еще не намечена, но я думаю, что это будет верный слуга ислама.
– Хазрат, – спросил Гиясходжа, – а где Алчинбек Назири?
Миян Кудрат вздохнул.
– Я не хотел раньше времени говорить вам об этом, но, видно, придется сказать. Сегодня ко мне прибыл гонец из Коканда от моей семьи. Он привез печальную весть...
Все напряженно подались вперед.
– Алчинбек Назири арестован. В последнее время он слишком дерзко бросал вызов судьбе и рисковал там, где можно было бы обойтись без всякого риска. Аллах наказал его. Все в этом мире происходит с божьего ведома.
Все молчали. Никто не знал, что говорить.
– Он не выдаст нас? – осторожно спросил Бузрук-ишан.
Гиясходжа рассмеялся:
– Вы как ребенок...
– Зато вы очень взрослый! – обозлился Бузрук-ишан. – Пустили меня по миру... Я не хочу терять последнее. Если Назири назовет мое имя...
– Помолчите, – поморщился Гиясходжа.
– Рисковать можно только в том случае, – угрюмо сказал шейх Исмаил, когда от тебя не зависит жизнь других людей. Но когда в твоих руках находится такое дело, как наше, риск – это преступление.
– Очень справедливые слова, – подал наконец голос паломник из Гилгита, до этого сидевший молча. – Алчинбек Назири поставил под удар всю нашу организацию.
– Я должен сказать вам, – вздохнул Миян Кудрат, – что нам всем, очевидно, придется молиться за Алчинбека Назири...
– В каком смысле? – никак ничего не мог понять Бузрукишан. – Разве он уже умер? Или раскрыл все тайны?
– Как вы смеете подозревать в измене одного из самых верных наших сподвижников? – искренне возмутился Миян Кудрат. – Алчинбек Назири предпочтет смерть предательству!
– У погонщика своя цель, а у верблюда своя, – забыв о всяком почете, сердито забормотал Бузрук-ишан. – Допрос в ГПУ – это не беседа за пловом. Может продать, может продать...
– Ну, хватит вам скулить! – прикрикнул паломник. – Сказали – не продаст, значит, не продаст.
– Один из наших великих святых Идрис-алахис-салом, пребывающий на четвертом небе, начертал в книге судеб все деяния, которые совершат истинные мусульмане ради спасения исламской веры, – торжественно произнес Миян Кудрат, приложив руки к груди и закрыв глаза. – Ангелы Мункар и Накир, выйдя к воротам рая, будут за это встречать каждого правоверного...
Гиясходжа отозвал в сторону хромого дервиша. Миян Кудрат проводил их напряженным взглядом.
– Что с Назири? – глухо спросил он.
– А вы разве не слышали? Он арестован.
– Я не об этом... К чему все эти разговоры об ангелах Мункаре и Накире?
– Жизнь Алчинбека Назири приближается к своему пределу...
– Послушайте, Сайд Агзамхан, или как вас там... Вы можете мне толком объяснить, что происходит?
– Наш Миян Кудрат – великий человек. Он предвидел провал Назири. И принял необходимые меры. Курьер, приехавший сегодня к хазрату, сообщил, что можно быть спокойным.
Назири никого не выдаст.
– Он мертв?
– Это дело ближайших часов. Завтра приедет еще один курьер. От него все узнаем.
– Так будет со всеми?
– Так будет с теми, кто личные амбиции будет противопоставлять общей цели. Ислам не терпит индивидуалистов.
Миян Кудрат продолжал тревожно следить за ними.
– Вы напрасно нервничаете, Гиясходжа, – сказал паломник. – Лично вам ничего не угрожает. Возьмите себя в руки.
– Это плохое предзнаменование, – сказал Гиясходжа.
– Что именно? – прищурился хромой дервиш.
– Потеря Алчинбека.
– Такие потери неизбежны. Борьба есть борьба. Без жертв не обойтись.
Курултай Кокандского вилайета завершил свою работу.
В одной из комнат общежития делегатов готовились к отъезду домой Хамза и Алиджан – собирали вещи, связывали книги, купленные для школы. Здесь же сидел на табуретке грустный Амантай – ему предстояло ехать в Самарканд, его избрали делегатом на республиканский съезд Советов.
Хамза подошел к нему и протянул большой конверт:
– В Самарканде передашь этот пакет лично товарищу Ахунбабаеву. Попроси его от имени дехкан приехать к нам во время сева. Скажи, что я буду ждать его.
– Было бы лучше, если вместо меня избрали бы вас, – сказал Амантай. Или нас обоих. Вернулись бы в Шахимардан вместе. А то что я там буду делать один? Все еще перепутаю.
– Ничего, ничего, – утешал его Хамза. – Верно сделали, что избрали тебя. Я сам просил об этом. Ты же представитель шахимарданских батраков. От имени их должен говорить ты, а не я... А потом, твое дело молодое, много еще придется выступать.
Так что учись. Все впереди.
– Хамза-ака, надо торопиться, – напомнил Алиджан, – на поезд опоздаем.
– Интересно, застанете вы Мияна Кудрата в Шахимардане или нет? – сказал Амантай. – Успели они там что-нибудь натворить без нас?
И в эту минуту распахнулась дверь и в комнату вбежала Зульфизар.
– Хамза!
Хамза молча обнял Зульфизар.
Амантай и Алиджан, взяв книги и вещи, вышли.
– Простите меня, Хамза-ака! Я была не права! Только здесь я поняла, что не могу жить без вас! – заплакала Зульфизар.
Хамза все так же молча гладил ее рукой по голове.
– Подождите меня немного, я быстро сбегаю за своими вещами. Поедем вместе. Теперь я никого не боюсь! Всегда буду с вами. Вы не обиделись на меня?
– Нет, не обиделся, – грустно улыбнулся Хамза. – Но ехать вместе, наверное, не получится. Во-первых, времени в обрез, ты не успеешь, мы опаздываем на поезд. А во-вторых, после Ферганы дальше придется добираться верхом, тебе будет неудобно.
– А как же я?..
– Приезжай через два дня. Я попрошу Алиджана, чтобы он встретил тебя на станции.
Зульфизар с тоской смотрела на мужа, будто видела его в последний раз.
– Хорошо, – вытерла она слезы, – два дня потерплю. А потом будем вместе всю жизнь. И никогда не будем расставаться.
– Никогда, – согласился Хамза.
– Хамза-ака, поезд уйдет! – крикнул с улицы Алиджан.
– Бегу, – тихо ответил Хамза, не трогаясь с места, пристально глядя на Зульфизар.
6
Амантай сидел один в опустевшей комнате общежития и читал учебник русского языка.
Дверь распахнулась. На пороге стоял Рустам Пулатов.
– Уехал?! – тяжело дыша, спросил он.
– Кто? – не понял Амантай.
– Хамза!
– Уехал.
– Когда?
– Утром. Я сам их проводил.
– С кем он поехал?
– С Алиджаном, секретарем нашего сельсовета.
– А ты кто?
– Председатель Шахимарданского сельсовета.
– Почему с ним не поехал?
– Я в Самарканд еду, на съезд.
– Надо задержать его в Фергане!
– А что случилось?
– Его могут убить!..
На телеграфе Кокандского вокзала Рустам Пулатов ждал ответа из Ферганы. Амантай с белым лицом сидел в углу.
– Алчинбеку в тюрьме сунули в еду яд, – нервно ходил по комнате Пулатов. – Сумели все-таки, мы прохлопали... Когда он понял, что его отравили свои, что жить осталось недолго, начал говорить... Многое успел рассказать... А под конец сказал, что Хамзу должны убить... Видно, свои же, сволочи, и передали, чтобы порадовать...
В служебное помещение вместе с начальником станции вошел телеграфист и сообщил, что Хамза два часа назад выехал из Ферганы в Шахимардан.
– Паровоз мне! – приказал начальнику станции Рустам Пулатов. – И зеленую улицу до Ферганы!..
Присел к столу, быстро набросал телеграмму, протянул телеграфисту.
– Немедленно передайте в Фергану в отдел ОГПУ!.. – Повернулся к Амантаю: – Давай со мной!
В Фергане Хамза и Алиджан взяли своих оставленных несколько дней назад в караван-сарае лошадей и выехали через степь на Вадил.
Впереди лежал Шахимардан.
Степь дарит человеку недолгую, но все-таки отрешенность от суеты бытия. Хамза был молчалив и задумчив.
Дорога снова тянулась через те места, где проходила юность его отца. Здесь же начинал свою жизнь и его дед Халбай.
Хамза знал, что дед был очень бедным человеком. Батрачил ради куска лепешки и миски похлебки в день долгие годы. Ходил в рубище и заплатах. В каких только байских домах не гнул спину... Говорят, что для йигита мало и семидесяти ремесел. Дед Халбай перепробовал чуть ли не половину из них.
Летом, когда пятки горят от земли, а мозги плавятся от солнца, работал на прополке рисовых полей, в страду косил пшеницу, осенью собирал хлопок, зимой возил на арбах перегной на поля бая Хуррама, который, не желая упускать неутомимого и выносливого йигита, выделил ему на своем дворе хибаркуразвалюху.
Пришло время – Халбай женился. Молодая жена вместо медового месяца с утра до ночи обслуживала четырех байских жен – носила десятки ведер воды, стирала кучи белья и платьев, готовила еду на целую ораву детей числом никак не менее двадцати ртов.
Потом у Бибиджан родился сын ибн Ямин, отец Хамзы...
Сын! Сладкий плод жизни, благо дома, радость родителей, их счастье, утешение и блаженство. Недаром в народе говорят: дом с детьми – базар, дом без детей – мазар, могила. Дети – золотая цепь, связывающая прошлое с будущим навеки. Ими нетленна и вечна жизнь.
Халбай продолжал работать на байском поле. Он стал к тому времени искусным мастером дехканского труда, познал многие секреты получения хороших урожаев. Ему были известны все виды прополки и потребность различных посевов в воде в разные времена года. От стариков перенял он способы борьбы с болезнями и вредителями растений, на удобрения для злаков брал землю с тысячелетних холмов, где испокон веков пасли скот, а там, где близко подступали к поверхности подпочвенные воды, сажал кукурузу и джугару. У всех посевы только еще всходили, а Халбай уж занимался первой прополкой, у других дело доходило до первой прополки, а Халбай завершал вторую. Раньше всех вывозил он на базар дыни, морковь, огурцы. Конечно, вся выручка шла в байский карман, но кое-что перепадало и Халбаю. И он упорно копил деньги для сына, чтобы отдать его на учебу мулле.
Сам Халбай, конечно, был совершенно неграмотен – не умел ни читать, ни писать.
Но ибн Ямин родился под несчастливой звездой. К моменту его появления на свет у Бибиджан и Халбая не было даже люльки. Старшая жена Хуррама отдала батракам люльку своего первенца, чтобы болезни, напасти и несчастья обошли ее любимца и поразили ибн Ямина.
То ли из-за этого "колдовства", то ли из-за чего другого, но в отрочестве ибн Ямин действительно сильно заболел. И все деньги ушли не на учебу, а на лечение. Халбай показывал его многим знахарям и лекарям, но ничего не помогало. После долгих мытарств один лекарь-табиб из интереса взялся лечить ибн Ямина и увез его с собой в Самарканд. Лечение продолжалось несколько лет. Ибн Ямин подрос и одновременно со своим выздоровлением овладел многими тайнами лекарского искусства.
Он вернулся из Самарканда в родной кишлак и сам начал лечить людей. Родителей его уже не было в живых.
От своего исцелителя ибн Ямин привез знаменитые медицинские книги Авиценны и Бируни. Одни только их названия внушали трепет и уважение.
Молодой табиб большинство своих больных лечил бесплатно.
Тиф, черную лихорадку, язвы, воспаления – все эти и многие другие недуги исцелял ибн Ямин в своем кишлаке и в округе. За бескорыстие, любовь к людям, преданность своему ремеслу и веселый нрав он получил в народе прозвище "Хакимча-табиб".
Женившись, ибн Ямин переехал в Коканд. Пошли дети. Жена ибн Ямина Джахон рожала каждый год. Десятым ее ребенком был Хамза.
Никто не знал, почему отец дал ему не свою фамилию и не деда, а прадеда – Ниязмухаммада.
Хамза Хаким-заде Ниязи родился в 1889 году в городе Коканде в махалле Салкашон в квартале Худжанд.
Сейчас, весной 1929 года, в сороковой год своей жизни, он ехал через вадильскую степь в Шахимардан, навстречу своей смерти.
Был март. Небо над степью заволакивало тучами.
Паровоз мчался вперед на всех парах. Машинист выжимал предельную скорость. Но Рустам Пулатов требовал прибавить еще.
Амантай, стоя голый до пояса на тендере, яростно помогал кочегару подгребать уголь. Топка пылала ярким пламенем, языки огня рвались наружу. И, глядя на огонь, Пулатов вспомнил, как однажды, много-много лет назад, Степан Соколов подвозил на своем паровозе его и старшего брата от Коканда до ближайшей станции. Они тогда батрачили с Умаром неподалеку от этой станции у местного бая.
И неожиданно Рустам Пулатов разрешил себе вспомнить все подробности смерти старшего брата.
Он знал, что в дни мухтариата Умар был захвачен басмачами и зверски избит. С окровавленной головой, пробитой прикладом винтовки, его привели на допрос к Эргашу. Несостоявшийся хан Коканда тогда еще надеялся стать верховным правителем. Он занимал роскошный дом, принимал гостей, обильно угощал их. Допрос пленного Эргаш как раз и захотел провести перед очередными гостями, за дастарханом.
Избитый Умар еле стоял на ногах. Эргаш потребовал у него сведения о рабочих отрядах, расположенных в кокандской цитадели. Умар молчал.
Тогда пьяный Эргаш предложил ему сесть за дастархан и подкрепиться, может быть, после этого развяжется язык?
Гости сочувственно захохотали.
– Я не могу есть эту еду, – сказал Умар.
– Почему же? – удивился Эргаш. – Хорошие лепешки, вкусный плов... Мы можем, а ты не можешь...
– Где вы видите лепешки? – спросил Умар.
– Да вот же они, лежат перед тобой на дастархане.
– Это не лепешки, – сказал Умар, – это головы людей, которые ты отрубил, Эргаш.
Хозяин дома чуть не подавился бараньей костью.
– Что ты сказал, негодяй?
– А это не плов, – продолжал Умар, – а человеческая кровь.
И кебабы – это тоже кровь! У вас у всех рты в крови, лица в крови, чалмы и халаты в крови! Вы же кровососы, а не люди!
– О аллах! Что говорит этот дьявол? – зашумели гости. – Эргаш, как ты можешь позволить ему так унижать нас? Отрежь ему его поганый язык!
– Поклонись! – рявкнул Эргаш. – Попроси прощения!
– Нет, я никогда не кланялся грязи, – сказал Умар, – а ты, Эргаш, хуже грязи.
Несколько басмачей набросились на Умара, пытаясь заставить его нагнуть голову. Но Умар, выставив вперед свою литую грудь грузчика, стоял неколебимо, как скала.
– Проси пощады! Поклонись! Не то я прикажу отрубить тебе уши! неистовствовал Эргаш.
Еще несколько человек пытались согнуть шею Умара, но он не шевельнулся. Шея у него была могучая, как ствол столетнего карагача.
– Разруби его пополам, Эргаш! – визжали гости. – Сломай ему позвоночник! Пусть его голова лежит на земле, если он не хочет кланяться!
– Поклонись! – завопил Эргаш. – В последний раз говорю!..
– Такие, как я, не кланяются, – сверкнул глазами Умар. – Не кланяются и не просят пощады.
Эргаш махнул рукой. Басмач со свирепой рожей ударил Умара широким ножом. Хлынула кровь.
– Только не здесь! Только не здесь! – заволновался один из гостей. – Я не выношу крови и стонов!
– Стонов не будет, – заскрипел зубами Умар, зажимая рукой рану, – не надейтесь...
– Четвертовать! – приказал Эргаш.
Басмач ударил Умара секачом по ногам.
Умар упал. Лицо его исказилось судорогой невыносимой боли.
Но он молчал.
Палач отрубил Умару руки; он плавал в луже собственной крови, но рот его был упрямо сжат.
– Руби голову! – крикнул Эргаш.
Палач взмахнул секирой...
Умар умер, не издав ни единого звука.
...Рустам Пулатов знал, что в тот день среди гостей Эргаша, на глазах у которых мучительно погиб его старший брат, были Миян Кудрат и шейх Исмаил.
Хамза и Алиджан ехали по ущелью над пропастью. Там, где дорога сужалась, они держались друг за другом; где расширялась – снова съезжались, продолжая разговаривать.
Хамза любовался горными пейзажами.
Около небольшой поляны остановился, спрыгнул с коня, раскинул руки и лег на траву. От земли веяло дыханием весны.
Хамза перевернулся на спину и стал смотреть в голубое небо.
И в эту секунду послышался грохот.
Хамза быстро поднялся и отбежал в сторону. Сверху летела огромная глыба, увлекая за собой мелкие камни.
– Обвал где-то случился, – сказал Хамза, садясь на коня. – Большая глыба сорвалась.
– Глыбы не всегда сами срываются, – нахмурился Алиджан, – иногда им помогают сорваться.
– Но эта, во всяком случае, сорвалась сама, – улыбнулся Хамза. – Да и кто здесь будет целиться в нас?
Алиджан ничего не ответил. Долго ехали молча.
– Возможно, моего молчаливого друга одолевают какие-то сомнения насчет этого камня-самоката? – шутливо сказал Хамза. – Алиджан, что ты так насупился?
– Этот камень, наверное, упал сам, – ответил йигит. – Но другой может упасть уже и не сам... Да и этот почему-то катился прямо на нас.
– Все может быть, – согласился Хамза, став сразу серьезным. – Будем осторожнее.
– Скажите, Хамза-ака, – спросил Алиджан, – почему вы не согласились заночевать в Вадиле? Утром отправились бы.
– Почему? А потому, что и там мог бы "случайно" сорваться с горы камень, нацеленный прямо на нас.
– В Вадиле? – удивился Алиджан. – Да там же и гор-то никаких нет. Откуда там камню взяться?
– Плохой человек везде камень может найти.
В Фергане Пулатова ждал конный отряд чекистов. Рустам связался по телефону с командованием нескольких воинских частей и, коротко изложив ситуацию, вернулся к отряду.
Рысью взяли с места. На выезде из города их ждал Амантай, успевший забрать свою лошадь из караван-сарая. Почти весь отряд вел за собой в поводу запасных лошадей – об этом тоже было в телеграмме. Поэтому двигались быстро, надеясь предотвратить то, о чем страшно было даже подумать.
В одном из ущелий, неподалеку от Шахимардана, сосредоточился отряд Нормата-курбаши.
– Сегодня вы будете изображать из себя батраков, – говорил Нормат, стоя на камне. – Огнестрельного оружия с собой не брать, только ножи и кинжалы. На закате все должны быть в Шахимардане, около гробницы святого Али. Командовать вами будет вот этот человек. – Он показал на стоявшего рядом КараКаплана. – Будете делать то, что он прикажет. Всю хорошую одежду с себя снять, золотых вещей в карманах не иметь. Выступаем через полчаса. Мы идем на святое дело ради спасения ислама. Аллах акбар!
– Аллах акбар!.. Аллах акбар!.. – нестройным хором повторяли басмачи. Аллах акбар!..
Их было около трехсот человек. Они шли в Шахимардан для того, чтобы разрушить гробницу и дать сигнал к началу восстания.
Хамза и Алиджан приехали в Шахимардан под вечер и сразу пошли в сельсовет. Там был только один Гиясходжа.
– С приездом, товарищ Хамза, – сказал он, вставая.
– Спасибо. Ну как тут у вас дела?
– Все ушли рыть новый арык... Да, кстати, пришло письмо из райисполкома, просят сегодня же составить опись имущества гробницы. Кого пошлем на это дело? Все на арыке...
– Пока народ не вернулся с работы, потерпят в райисполкоме, – сказал Хамза.
– А можно сделать так, – предложил Гиясходжа, – сейчас тут есть трое наших комсомольцев. Вполне хватит для описи имущества гробницы.
– А кто из комсомольцев не вышел на арык? – поинтересовался Алиджан.
– Исхак, Курбан и Сайд.
Хамза сел за стол, посмотрел на Гиясходжу.
– Хорошо, идите. Я попозже тоже подойду. Если задержусь, закройте гробницу на замок, а ключ и акт принесите сюда...
Вокруг мазара стояла густая толпа "паломников". Это были переодетые басмачи Нормата-курбаши. Двери гробницы были открыты.
– Народ, – обратился Алиджан к паломникам, – райисполком принял решение закрыть гробницу! Сейчас мы составим опись...
– Мы недопустим разрушения гробницы! – закричал КараКаплан.
По его команде толпа "паломников" пришла в движение.
Раздались крики:
– Собаки!
– Предатели веры!
– Мусульмане, бейте их!
– Смерть тем, кто попирает могилу святого Али!
В комиссию полетели камни.
– Мусульмане! – закричал Гиясходжа. – Нехорошо оказывать сопротивление властям. Перестаньте!
– Начинайте! – приказал Кара-Каплан басмачам.
"Паломники" бросились к мазару. Со всех сторон в стены гробницы полетели камни. Мгновенно были разбиты двери. Вытащили покрывало, которым была накрыта могильная плита, зеленое знамя святого Али, и тут же разорвали в клочья.
– Что вы делаете? Прекратите! – закричал изумленный Алиджан.
Его сбили с ног, отшвырнули в сторону.
– Мы не допустим, чтобы неверы опоганили гробницу!
Смерть предателям веры! – раздавались крики "паломников".
Хамза, проводив комиссию, остался один. Надо бы сходить домой, переодеться, но идти в пустой дом не хотелось.
Он взял со стола какой-то список. Сверху было написано:
"Список враждебных элементов, подлежащих высылке из Шахимардана".
Хамза прочитал список, вычеркнул несколько фамилий.
И в эту минуту в сельсовет ворвался окровавленный Гиясходжа.
– Там фанатики избивают комсомольцев!
Хамза выбежал на улицу. Было уже темно. Он побежал к гробнице. Превозмогая усталость, задыхаясь, бежал он вверх.
Хамза был уже недалеко от гробницы, когда из-за угла навстречу ему выскочил Кара-Каплан.
– Ты узнал меня, Хамза? – захрипел он. – Это ты прогнал меня из Коканда! Ты отнял у меня все, сделал нищим, ты растоптал мою жизнь! Если не помнишь, то я тебе напомню.
Вот!
И он ударил Хамзу кинжалом.
Хамза рухнул на землю. Сквозь уходящее сознание услышал вдали топот конских копыт, увидел мелькание огней, которые приближались все ближе и ближе.
Какие-то факелы окружили его. Собрав последние силы, он взглянул на людей, державших факелы.
– Люди... – произнес он слабым голосом.
Толпа замерла.
Пересохло в горле. Хамза, зажимая рукой рану, встал, несколько раз облизнул губы.
– Вас обманули, вы поддались клевете врага... – Каким-то сверхъестественным усилием он еще удерживался на ногах. – Все равно вам не задушить новую жизнь! У вас в руках камни, но ноги у вас дрожат, глаза мечутся... Вы и сейчас боитесь меня... – Перед глазами потемнело, голова закружилась. – Я жил ради своей страны, ради своего народа...
Кто-то поднял факел, кто-то крикнул: "Бей!"
В Хамзу полетели камни...
...Неожиданно он увидел себя на вершине скалы. Шахимардан лежал внизу. Горы окаймляли горизонт. Над их вершинами всходило солнце... И Хамза ощутил себя птицей, свободной вольной, взлетающей над скалой... Он летел над Шахимарданом, над горами, над землей... Он летел навстречу солнцу...
Горы взметнулись вверх и опрокинулись. Все стихло.
И вдруг тишину нарушил гул сотен голосов. Отчетливо слышен был стук конских копыт. Отряд Пулатова на рысях входил в Шахимардан. А за ним двигалось огромное количество конных дехкан. Непонятно, каким образом, но известие о том, что шейхи хотят убить Хамзу, распространилось по всем кишлакам, через которые проезжал отряд. И люди устремились в Шахимардан спасать человека, которого они все знали, песни которого они пели. Но было уже поздно.
Почти все "паломники" во главе с их курбаши были схвачены в тот же день в Шахимардане и в его окрестностях. В перестрелке с чекистами нашли смерть Кара-Каплан и Гиясходжа. Паломник из Гилгита, Миян Кудрат и шейх Исмаил, пытавшийся уйти в сторону границы, были задержаны. Воинские части блокировали все очаги восстания. Исламское войско Фузаила, не получив известия о начале восстания, не перешло границу.
Честолюбивым планам генерала Маллисона – создать новый доминион Британской империи – не суждено было сбыться.
В том же году состоялся суд над участниками контрреволюционного заговора в Шахимардане. Миян Кудрат, шейх Исмаил, британский подданный Арчибальд Лоу (настоящая его фамилия была Ричардсон), Нормат-курбаши и еще семь главарей отрядов басмачей были приговорены к расстрелу.
Кишлак Шахимардан сейчас называется город Хамзаабад.
На скале, на том самом месте, где когда-то стояла гробница святого Али, высится беломраморный мавзолей Хамзы.
Внутри мавзолея, на надгробной плите, высечено:
"ХАМЗА ХАКИМ-ЗАДЕ НИЯЗИ
1889 – 1929 гг.
ПЕРВЫЙ УЗБЕКСКИЙ НАРОДНЫЙ ПОЭТ, ДРАМАТУРГ
И ОБЩЕСТВЕННЫЙ ДЕЯТЕЛЬ"
Чуть ниже – другая надпись:
"ОН ЖИЛ ГРАЖДАНИНОМ. УМЕР СОЛДАТОМ.
ИМЯ ЕГО, КАК СИМВОЛ ЛЮБВИ, БУДЕТ ЖИТЬ ВЕЧНО".
Над могилой Хамзы часто поет Санобар, – это передают по радио песни в исполнении народной артистки республики Санобар Шадмановой.
...Все великое в мире дышит бурями.
