Текст книги "Xамза"
Автор книги: Камиль Яшен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 39 страниц)
Из толпы уже раздавались злобные голоса:
– Уничтожить их!
– Сбросить со скалы!
– Закидать камнями!
– Оставь нас в покое, Хамза. Уезжай туда, откуда явился!
Положение было критическим.
И в этот момент через площадь мазара метнулась женская фигура и бросилась к Хамзе.
Это была Зульфизар.
Хамза не поверил своим глазам – Зульфизар осталась в Фергане и должна была приехать только через неделю. Как она оказалась здесь?
– Стойте! Стойте! – кричала Зульфизар, прорываясь сквозь толпу.
Вид городской женщины – молодой, стройной, очень красивой и совершенно не похожей на местных жительниц – произвел сильное впечатление. Дервиши остановились. Многие верующие смотрели на Зульфизар, широко разинув рот, ее лицо было совершенно открыто. И настолько привлекательным, настолько прекрасным, настолько соединяющим в себе все человеческие представления о земной женской красоте было это лицо, что на людей как бы напало оцепенение.
Многие впервые в жизни видели так близко от себя "чужое"
открытое женское лицо. И какое лицо! Большинство находившихся на площади мазара верующих никогда в жизни не видело такого лица, потому что считали женскую красоту порождением дьявола.
И сила удивления и восхищения перед красотой, естественная для человека, оказалась сильнее религиозной силы, навязываемой ему. Люди стояли неподвижно и, может быть, не отдавая себе отчета в своем состоянии, любовались Зульфизар.
Никому даже не пришла в голову мысль о том, что она без паранджи.
Даже шейх Исмаил был неподвижен. Даже он, повидавший на своем веку многих красавиц, был поражен красотой Зульфизар.
А Зульфизар в эту минуту действительно была прекрасна, бесподобна, всесильна!
...Она скучала в Фергане без Хамзы и решила ехать раньше.
В дороге, чтобы не возникали осложнения, закрывала лицо косынкой. В кишлаке Вадил наняла арбу. Ее городской костюм убедил возницу в том, что перед ним важная особа.
В Шахимардане, в сельсовете, ей показали дорогу к дому, где жил Хамза. Дорога лежала мимо лестницы в скале, которая вела к мазару. И в тот момент, когда Зульфизар проезжала мимо, с лестницы скатился какой-то человек, крича о том, что поэт Хамза с двумя йигитами пришел разрушать святой мазар и за это верующие сейчас убивают его.
Сердце подсказало Зульфизар, что это правда. Зульфизар знала Хамзу.
Птицей взлетела она на скалу. И снова сердце, только оно одно – любящее женское сердце – подсказало ей, как надо поступить, какие слова говорить. Любовь определила ее действия, любовь помогала ей.
– Что вы делаете, Хамза! Как вы посмели оскорбить священный мазар? Вай, смерть моя, что же это будет? Разве можно опрокинуть стену, ударяясь о нее лбом?.. Покайтесь, Хамза-ака!
Склоните голову перед гробницей! Ради нашей любви, покайтесь!
Не дай бог стрясется что-нибудь!.. Разве можно тягаться с ними?!
Лучше покайтесь! И мы избавимся от беды!.. Смотрите, какой у них вид! Я боюсь!.. Если дорога я вам, покайтесь!
И она зарыдала.
Зульфизар, конечно, не сознавала и не понимала, что говорит, к чему призывает мужа. Между каждыми двумя словами она вставляла только одно слово – "покайтесь!". Она не могла знать, в чем вина Хамзы, чем он оскорбил гробницу... Она не знала этого и, возможно, не хотела знать. У нее просто не было времени понимать что-либо. Она знала одно – ей надо спасать мужа.
И слезы красавицы разрядили обстановку. Слезы жены стали раскаянием Хамзы. Толпа отхлынула от него.
Хамза был растерян, ошеломлен. Ничего похожего никогда не ожидал он от Зульфизар. Он уже не думал о том, как она оказалась здесь. Слова жены о покаянии жгли ему лицо. Перед кем он должен был каяться?.. У него в глазах потемнело, закружилась голова. Ему показалось, что сейчас здесь произошло что-то страшное. Он будто услышал, как все смеются над ним.
Шейхи, дервиши, верующие, мазар, гробница, святые реликвии на стенах усыпальницы, рога животных и прочая дребедень, знахарское тряпье, подвешенное к ветвям чинары, – все, казалось, хохотало над ним, все плыло перед глазами. И ветер нес хохот с горы на гору, и хохот, отражаясь эхом от неба, летел над всей землей, над всей вселенной...
Хамза почти потерял сознание. В туманной пелене увидел он около мазара толпу шейхов и дервишей... Маленькие людишки в полосатых халатах с уродливыми, как у чертей, лицами, в огромных чалмах кривлялись, строили ему рожи, хохотали, перебирали четки, трясли бородами, проклинали кого-то... Вдруг все они превратились в огромных чудовищных дивов и захохотали еще сильнее. Их хохот превратился в грохот, сотрясающий горы и скалы, в ураган, в катастрофу...
Так было уже однажды. Почти тридцать лет назад, когда он мальчишкой приезжал сюда с отцом. Неужели действительно ничего не изменилось за эти тридцать лет? Неужели все было напрасно – жизнь, борьба, страдания, странствия, гибель друзей, смерть близких, революция, фронты, стихи, песни, пьесы, музыка, память, высокие минуты отказа от своего личного ради большого, широкого, общего...
– Что же ты сделала, Зульфизар, – горестно шептал Хамза, – что ты сделала?.. Что стряслось с тобой, что случилось?
Почему ты поверила этим проходимцам? Почему я должен был каяться перед этой нечистью?.. Они рвут тело народа клещами, они сосут кровь людей, а мы должны отступать перед ними?.. Да лучше было бы умереть сейчас здесь, чем отступить... Вокруг – Советская власть, вокруг люди строят новую жизнь, а здесь как в старом подвале все затянуто паутиной... Это они должны каяться перед нами, что мы все еще позволяем им играть в их подлые игры и обманывать народ!
Зульфизар, закрыв лицо косынкой, плакала на плече у мужа.
Шейхи и дервиши исчезли. Толпа верующих расходилась.
Подошли Алиджан и Амантай.
– Увели Санобар, – сказал Алиджан.
Хамза молчал.
– Надо вниз идти, – сказал Амантай, – чего зря здесь стоять...
Хамза обвел тяжелым взглядом лица обоих йигитов.
– Запомните этот день, – глухо сказал он. – Это было наше поражение. Мы пошли в бой малыми силами. И проиграли. Но мы все равно победим. Надо копить силы.
3
Что-то случилось с Зульфизар – она купила у матери Алиджана старую паранджу. Видно, душа ее надломилась около мазара. Не было больше сил ходить по кишлаку с открытым лицом, сопротивляться осуждающим взглядам, злобным выкрикам, зловещему шепоту в спину.
Однажды, в сумерках, когда паломники уже начали расходиться с площади перед гробницей, Зульфизар, закутанная в паранджу, приблизилась к мазару и, встав под тутовником, считавшимся здесь деревом чудес, начала молиться. Она просила у святого Али прощения за себя и за Хамзу. И вся ее поникшая, печально согбенная фигура как бы говорила о том, что раскаяние, которое она переживает, искренне.
Какой-то незнакомый человек подошел к тутовнику и остановился с другой стороны дерева. Лица его не было видно.
Несколько минут он тоже молился, а потом вдруг сказал, обращаясь к Зульфизар:
– Не терзайте себя, сестра. Все будет хорошо... Он остынет, образумится.
Зульфизар стояла молча, не отвечая.
– Не спрашивайте моего имени, – продолжал незнакомец, – я ваш друг и хочу благополучия вам и вашему мужу. Когда появляется новая женщина, мужчина часто теряет разум.
Но я думаю, что Хамза-ака справится со своим чувством Хотя именно здесь, в горах, сделать это трудно. Обстановка, как говорится, располагает – горы, луга, долины, уединение...
Наши девушки рано перенимают у природы обаяние и поэзию – прыгают здесь с камня на камень, как козочки, пьют воду из родников.
– О чем вы говорите? – не выдержала Зульфизар.
– Я повторяю – не беспокойтесь и не тревожьтесь. Какие бы красавицы они ни были, никто из них не стоит даже вашего пальца. Разве откажется от вас Хамза ради дочери простого дехканина?
– Я ничего не понимаю, – тихо сказала Зульфизар. – Зачем вы все это говорите мне?
– Я только утешаю вас и говорю, что все ваши подозрения напрасны. Дочь Шадмана хоть и красавица...
– Дочь Шадмана? Санобар? Какое она имеет отношение ко мне?
– Но ведь весь скандал-то начался из-за нее. Разве вы еще не знаете? В тот день, когда шейх хотел оставить Санобар у себя, ваш муж вступил в пререкания с этим почтеннейшим человеком. Именно из-за этого его чуть было и не закидали камнями. Но вы спасли его... Шадман пожертвовал свою дочь мазару, а товарищ Хамза поднял скандал... Вот в чем дело.
А в горах они встретились совсем случайно...
– Что, что? Они встречались в горах?
– Так говорят люди... Но вы же сами знаете, что товарищ Хамза человек очень жизнерадостный и приветливый. Он с каждым человеком находит общий язык. Просто однажды он играл в горах на тамбуре, а Санобар подпевала ему...
Отсюда и пошли все слухи.
Что-то застряло в горле Зульфизар, она не могла произнести ни слова. Обида и тоска рождались в ее сердце.
– Но вы не должны верить этим слухам. Если дамля Хамза и встречался с этой девушкой, то всего несколько раз. Не нужно придавать этому серьезного значения. Товарищ Хамза, наверное, не будет жить тут у нас в глуши слишком долго, его, вероятно, назначат на более высокую должность...
"Неужели, прожив без меня так мало, – подумала Зульфизар, – он влюбился в какую-то простушку? Нет, это невозможно, он не может предать меня... Он может увлечься, как всякий поэт, но не изменить... А почему же тогда он заступался за нее перед шейхом? Хамза упрям, если уж задумает что-то, не отступится, пойдет напрямик... О всевышний, не сбивай его с пути, усовести его, сохрани нашу любовь! Но разве ей что-нибудь угрожает? Что случилось? Что я знаю конкретно?
Почему я верю всем этим разговорам? Кто этот человек? Как его имя? С какой целью открывает он мне все эти тайны?"
– Стоит вам только уехать из Шахимардана, – сказал незнакомец, – и ваш муж навсегда забудет дочь Шадмана.
Просто не верится, что, имея такую жену, как вы, он мог обратить внимание на эту Санобар.
И, повернувшись, он быстро исчез за углом мазара.
Это был Гиясходжа.
Зульфизар медленно спускалась вниз с площади мазара.
Противоречивые чувства боролись в ее сердце. Неожиданно она ощутила вражду и почти ненависть к Хамзе. И тут же пришла ревность. "Нет! Хамза мой! – чуть было не сказала она вслух. – Никому не отдам его! Тем более какой-то Санобар.,.
Я же актриса, меня знает весь Узбекистан! А кто такая она?
Ну, пусть моложе, но петь-то она не может лучше, чем я?"
Какой-то человек, появившись сбоку на лестнице, столкнулся с ней.
– Смотреть же надо! – крикнул он с досадой. – Сделай дырку в своей парандже, если совсем ослепла!
И прыжками начал спускаться вниз по ступеням.
У Зульфизар навернулись слезы. Она закрыла глаза. Где-то в отдалении возникла Санобар, горная козочка... Прыгнула со скалы на скалу... А рядом стоял Хамза, улыбался загадочно, насмешливо...
"Чем быть женой бесчестного, лучше быть вдовой честного", – вспомнилась почему-то пословица.
Спустившись в кишлак, Зульфизар почти бегом устремилась к дому. Свернула в узкую и кривую улочку. Из ближайшей калитки вышел высокий человек в белом камзоле и такой же белой чалме. Зульфизар узнала шейха Исмаила. Он тоже узнал ее.
– Тяжело быть красивой женщиной и женой поэта одновременно, поучительно и ласково сказал шейх. – Но когда на душу давит груз печали, можно избавиться от него, только усердно предаваясь молитве. Помни, дочь моя: чтобы осуществились твои желания, надо много молиться. И тогда святой Али услышит тебя.
Зульфизар согнулась в низком поклоне. Шейх величественно прошел мимо нее и скрылся за поворотом улицы.
Подходя к дому Алиджана, Зульфизар сняла паранджу. Вот и маленькая площадка перед калиткой. Прямо на земле сидели человек десять бедняков и батраков. Перед ними стоял Хамза.
Зульфизар, отвернувшись от мужчин, замедлила шаг.
– Друзья, – говорил Хамза, – я не хотел раньше времени печалить ваши сердца, но теперь надо сказать всю правду до конца. Ташпулата больше нет, он погиб... Рука врага, дотянувшись из Шахимардана до Самарканда, убила его...
– Кто убил его? – вскочил батрак Камбарали.
– Преступник сумел скрыться, но его преступление все равно будет раскрыто... Ваш друг не смог встретиться с товарищем Ахунбабаевым. Но ваше письмо попало в руки Юлдаша Ахунбабаева. Он знает обо всем и будет поддерживать нас. Мы опираемся на линию партии. Давайте вместе подумаем, как изменить вашу судьбу к лучшему. Давайте наметим, что нам нужно прежде всего сделать, чтобы организовать колхоз...
Зульфизар быстро прошла в дом.
В комнате, которую они занимали с Хамзой, на полу поверх камышовой циновки была постлана старая войлочная кошма. На низком столе посредине комнаты лежали рукописи и нотные тетради. В углу на четырех кирпичах лежал широкий деревянный щит. Это была кровать.
Зульфизар села. Зажгла лампу. Тусклый ее огонек вызывал невеселые мысли. Зачем она приехала сюда? Что будет делать в этой глуши?
Вошел Хамза. Бросил долгий взгляд на жену. Опустился на войлок.
– Зульфизар...
– Я слушаю вас, Хамза-ака...
– Я одного не понимаю, зачем ты ходишь к мазару? Все еще хочешь помирить меня с шейхом Исмаилом?
– Шейх Исмаил святой человек...
– Этот святой поджег гробницу святого Али и погубил отряд красноармейцев!
– Это неправда! Я не верю в это! Так не могло быть!
– Если не веришь мне, можешь спросить у любого в Шахимардане, и каждый тебе скажет, что шейх Исмаил своей рукой заживо сжег Степана Соколова и его красноармейцев.
Это живодер, прикидывающийся святым!
Зульфизар вскинула голову. Черная молния сверкнула в глазах.
– Вы все еще никак не можете забыть этого родственника своей русской жены?
Хамза поднялся, подошел к кровати, сел рядом, обнял Зульфизар, повернул ее лицом к себе.
– И это говоришь ты, которая прошла со Степаном через пески Каракумов и чуть было не погибла вместе с ним от бандитов Азизхана? Ты, актриса революционного театра, которая вместе с нами сражалась на фронтах гражданской войны против басмачей?.. Ты не должна больше никогда говорить так.
В мире нет у меня человека более близкого, чем ты... Зачем обидела меня? Будто вонзила кинжал в спину... Когда ты просила меня там, перед мазаром, чтобы я покаялся перед шейхами, мне было очень стыдно... Я не узнавал тебя, Зульфизар... Что случилось с тобой? Ты жена борца, революционного поэта – и вдруг испугалась каких-то проходимцев, претендующих на святость? Шейх Исмаил – сама подлость! Не верь тому, как он выглядит внешне со своей огромной чалмой на голове! Он самый настоящий мошенник!
Зульфизар заплакала.
– Вы думаете, мне легко здесь? Кругом незнакомые люди, каждый лезет со своими советами... Все говорят, что шейх Исмаил – потомок святого Али. А вы говорите, что он живодер...
Кому мне верить? Я боюсь за вас...
– Ты должна верить только мне! Меня прислала сюда партия, я представляю здесь государственную власть... Мы должны создать здесь колхоз вопреки сопротивлению духовников...
Партия приказала мне бороться со всеми паразитами, фанатиками и прочими негодяями, которые живут обманом народа.
Ты – моя жена, мой самый близкий друг, которому я доверяю больше всего. Поэтому ты должна преодолеть свою робость перед всей этой религиозной чепухой и во всем поддерживать меня. Ты должна быть моей первой помощницей. Без твоей помощи мне будет очень трудно.
Зульфизар пристально смотрела в глаза мужа и не замечала в них ничего такого, что намекало бы на измену.
И тем не менее она спросила:
– Я и в самом деле дороже всех для вас? Вы по-прежнему любите меня? Ни на кого не променяете? Говорите правду, Хамза-ака?..
– Конечно, иначе и быть не может. Ты же сама знаешь, как я люблю тебя.
– А Санобар?
– Санобар? – удивленно переспросил Хамза. – А при чем тут Санобар?
– Вас видели вместе с ней... Вы встречаетесь с ней в горах?
Хамза улыбнулся. Может быть, ему не надо было этого делать... Зульфизар сразу вытерла слезы.
– Я встретился с ней несколько раз совершенно случайно... – Заметив, что жена слушает его с недоверием, Хамза сказал горячо: – У Санобар природный дар актрисы и замечательный голос. Она очень талантливая девушка! Ты бы лучше помогла ей, чем ревновать. Для этого нет никаких оснований. Санобар почти ребенок.
Кто-то постучал в дверь. Хамза, поднявшись с кровати, пересел на кошму.
– Входите! Дверь открыта...
На пороге стоял Амантай. Он держал в руках высокий, грубовато сколоченный стол. За ним Алиджан нес две табуретки.
Последним с большой керосиновой лампой вошел батрак Камбарали.
Зульфнзар поднялась и вышла из комнаты на половину матери Алиджана.
– Что это? – с недоумением оглядел Хамза вошедших. – Откуда?
– Стол Алиджана, табуретки мои, – сказал Амантай. – Они вам больше нужны, чем нам. За высоким столом удобнее писать, чем за низким. Примите наши скромные подарки и извините за то, что так поздно побеспокоили вас.
– А лампу прислал мой хозяин, Гиясходжа, – добавил Камбарали.
– Напрасно старался твой хозяин, – улыбнулся Амантай. – Как-нибудь и с лампой обошлись бы, достали сами. А то ведь, чего доброго, свет лампы шейха будет мешать Хамзе-ака писать правду-истину.
Йигиты дружно захохотали.
– Не помешает, – засмеялся и Хамза. – Лампу сделали русские рабочие, мы нальем в нее керосину из Баку, который добыли азербайджанские рабочие, и тогда она будет светить правильно.
Камбарали присел около полки с книгами.
– Вай, буй, сколько книг! – обернулся он к Хамзе. – Неужели вы все это прочитали?
– Я много книг прочитал. Эти самые нужные.
Хамза сел рядом с Камбарали, взял с полки три книги и, показывая их Камбарали, сказал:
– Вот эти я люблю больше всех остальных. Сколько ни читай их, все время хочется читать снова.
– А кто их написал?
– Вот эту – Алишер Навои. Эту – великий русский поэт Пушкин, а третью тоже русский поэт, Владимир Маяковский.
Он живет и работает в Москве. Я хотел бы с ним встретиться когда-нибудь...
Показывая Камбарали книги, Хамза совсем было забыл об Амантае и Алиджане.
– Почему стоите? Садитесь, – пригласил он их, – теперь здесь есть на чем сидеть.
– Боимся утомить вас, Хамза-ака, – сказал Амантай, – мы придем в другой раз.
– Нет, нет, так не пойдет. Садитесь, – настаивал Хамза.
– Смерть Ташпулата поразила нас, – вздохнул Амантай, садясь на табуретку. – Вы сказали, что в его комнате нашли полбутылки водки? Но Ташпулат эту штуку никогда даже в рот не брал.
– Если бы дядя Ташпулат был жив, он помог бы вам, – сказал Алиджан. Он рассказал бы все, что видел и знал.
– Он мне и так все "рассказал"...
– Но ведь вы его не встречали, – с удивлением поднял голову Камбарали, вступая в разговор.
– Я прочитал тетрадь его воспоминаний...
– Я записывал эти воспоминания, – сказал Алиджан.
– Я знаю... У тебя есть вкус к изложению. Как знать, может быть, со временем ты станешь писателем или поэтом... Но сейчас, пока расследование не закончено, об этом никто не должен знать.
Пусть пока враги думают, что Ташпулат унес с собой свою тайну.
А то могут помешать расследованию. Договорились?
Все трое – Алиджан, Амантай и Камбарали – молча кивнули.
– Теперь давайте думать, с чего будем начинать...
– Надо гнать из сельсовета людей шейха Исмаила, – твердо и решительно сказал Амантай.
– Правильно. Товарищ Ахунбабаев, когда я уезжал из Самарканда, говорил мне то же самое.
– В самом деле? – обрадовался Амантай.
– Так что у тебя одинаковое классовое чутье с главой нашей республики... Теперь второй вопрос: как поведет себя народ, когда мы начнем менять состав сельсовета?
– Смотря какой народ...
– Меня интересуют бедняки и батраки.
– Если будет закрытое собрание для самых бедных, то почти все бедняки и батраки будут вместе с нами. А если открытое – могут оробеть.
– Тогда надо будет предварительно поговорить со всеми бедняками и батраками и объяснить им, чего мы от них хотим.
– А где говорить? В сельсовете Валихан сидит. Если собраться на площади, шейхи помешают. В любом же доме поместятся не больше десяти пятнадцати человек.
– Если бы у нас была красная чайхана, – задумчиво произнес Камбарали, как в Фергане или Вадиле...
Все переглянулись.
– Очень верно! – хлопнул Хамза себя по колену. – Надо начинать со строительства красной чайханы! Там мы сможем говорить с народом обо всем, и никто не помешает. Там же будем проводить занятия кружка по ликвидации неграмотности. Вот Алиджан – молодой грамотный комсомолец... Будет учить людей вместе со мной. Красная чайхана станет опорным пунктом против мазара.
– А что, если для строительства чайханы объявить хашар на весь кишлак? Тогда за день-два построили бы, – предложил Амантай.
– Валихан не допустит этого – собрать народ на хашар, – хмуро произнес Алиджан.
– А мы его заставим, пусть только попробует помешать! – подбоченился Амантай.
В день хашара на место будущего строительства собрались почти все жители кишлака. Народ соскучился по общему делу.
Работали дружно и весело. Многие пришли со своими кетменями.
Амантай и Алиджан сколотили полтора десятка деревянных носилок. И не было отбоя от добровольцев, выражавших желание носить землю на фундамент.
В середине дня появился Гиясходжа. Он притащил с собой большую и хорошо обструганную доску.
– Вот мой вклад, – сказал он Хамзе. – Очень хорошее дело придумали вы, товарищ Хамза.
– Инициатива принадлежит не мне, а вашему батраку Камбарали. Ему и выражайте благодарность, – улыбнулся Хамза.
Гиясходжа сделал вид, что не понял, о чем идет речь.
– Товарищ Хамза, я что-то чувствую себя неважно сегодня, кости ломает, поясницу согнуть не могу... Поэтому землю таскать, наверное, не смогу. Но я беру на себя обязательство обставить чайхану мебелью и достать ковры. Я уже велел своим домашним приготовить несколько ковров.
Хамза публично, при всех, пожал Гиясходже руку, и тот, очень довольный собой, ушел с хашара. Но по дороге ему встретился Валихан, и это сильно испортило настроение Гиясходже.
Он отвел Валихана в сторону.
– Осел! Как ты мог допустить это?
– А что я мог? – ворчливо оправдывался Валихан. – Хамза узнал от кого-то, что нам уже отпускали раньше средства на красную чайхану... А если он узнает, что половина тех средств ушла на гробницу? Тогда мне несдобровать...
– Дурак, мы всегда сумеем защитить тебя... Надо было соглашаться для вида на хашар, а на самом деле тянуть и тянуть.
Сослался бы на райисполком, что, мол, ждешь разрешения от них, а там председатель райисполкома Шахобиддин тоже бы начал тянуть, и постепенно все и забыли бы про хашар.
– Хамзу этим не проведешь. Он хорошо знает законы.
Если бы я попытался помешать им, то они все равно бы начали без меня. Почему наш почтенный шейх Исмаил не запретил мусульманам участвовать в стройке?
– Открыто теперь уже запрещать нельзя. Это только повредит. Шейх не может сразу реагировать на такие дела. Теперь все нужно делать с умом, осторожно, постепенно.
– А почему же тогда шейх сразу, как только приехал Хамза, запретил кричать по ночам из гробницы? – ехидно спросил Валихан.
– Потише ты, осел! – прошипел Гиясходжа. – Что ты мелешь всякую чепуху? Какое отношение имеет шейх Исмаил к ночным голосам из гробницы? Это слышен голос самого святого Али!
– Почему же наш святой Али умолк после приезда Хамзы? – не унимался Валихан. – Испугался, наверное, что Амантай, Алиджан и ваш батрак Камбарали, который не отходит от Хамзы, поймают его ночью, когда он будет выходить из гробницы?
– Не богохульничай, тупица, – прищурился Гиясходжа и нехорошо усмехнулся. – Ты совсем, что ли, рехнулся в своем сельсовете?.. Смотри, как бы тебе не поскользнуться в пропасть, когда ты погонишь в горы пасти овец...
Валихан понял, что слишком осмелел.
– Простите меня, шейх, – виновато опустил он голову. – Этот Хамза сидит у меня в печенках. Вы слышали, что он скоро собирается проводить досрочные выборы в местный Совет? Меня, наверное, переизберут. И у вас уже не будет в сельсовете такого преданного шейху Исмаилу человека, каким был я...
4
Один из домов шейха Исмаила, считавшийся его летней резиденцией, стоял в стороне от кишлака Шахимардан – у подножья холмов Шаланга. Сюда и прибыл паломник из Гилгнта, когда в кишлаке началось строительство красной чайханы. До этого, сразу после приезда Хамзы, хромой дервиш находился на далекой горной пасеке, которая принадлежала святому мазару.
Шейх Исмаил и паломник сидели на открытой веранде.
– Я вызвал вас потому, что есть новости, – сказал Исмаил. – Хамза наступает. В день открытия красной чайханы он собирается провести досрочные перевыборы в местный Совет.
– У него есть полномочия на такие перевыборы?
– Да, есть. Пришло подтверждение из области и района.
– Кто сообщил вам об этом?
– Нынешний председатель сельсовета.
Хромой дервиш молча перебирал четки. Его радужное настроение, возникшее во время поездки в Коканд и Самарканд, после жизни на горной пасеке сильно потускнело. Он бездействовал все это время. Контроль над положением в Шахимардане был практически утерян. Плохо был осведомлен он и о ходе общей подготовки к событиям будущей весны.
– Вы не баловали меня своими посланцами, – недовольно буркнул шейх Сайд Агзамхан. – Благодаря вашей осторожности я отрезан от всего мира.
– Благодаря не моей осторожности, а благодаря активности Хамзы. Он целыми днями рыскает по всему кишлаку. Мои люди не успевают следить за ним.
– Гиясходжа продолжает работать с женой Хамзы?
– Продолжает. Все ваши наставления он в точности исполняет.
– А вы сами когда начнете?
– Я уже несколько раз как бы случайно попадался на ее пути в кишлаке. Результаты очень хорошие – она ходит к мазару и молится. Ваш метод имеет успех.
– Что вы собираетесь делать в день перевыборов?
– Еще не знаю. Жду ваших советов.
– Тогда слушайте меня внимательно...
Шейх Исмаил вернулся из летней резиденции в свой главный дом в Шахимардане. Вызвал слугу.
– Извести всех доверенных людей в кишлаке о том, что они должны принять участие в открытии красной чайханы.
Слуга ушел. Шейх молитвенно провел ладонями по лицу, уверенно сказал самому себе:
– День открытия этого гнездовья безбожников станет днем позора еретика Хамзы!
И, высоко подняв голову, Исмаил направился во внутренний двор.
Когда он вошел туда, там сидели две его жены – старшая, ишан-айи, и младшая, Рукия-биби. Рукия – легкомысленная, дерзкая и падкая на наряды без умолку болтала. На голове ее была косо повязана заграничная косынка, в ушах – серьги полумесяцем, руки в браслетах, с шеи свешивался тумар медальон.
Она встала, увидев мужа, поклонилась ему, приняла от него чалму и халат. Шейх, не проявив к младшей жене никакого интереса и внимания, пошел дальше. Рукия-биби с отвращением посмотрела ему вслед и вернулась к ишан-айи.
– Наш шейх нашел для себя новую забаву, – с обидой произнесла она, скривив губы, – великую певицу Санобар.
– Женщина всегда была забавой для мужчины, – равнодушно ответила ишан-айи. – За тридцать пять лет жизни с шейхом я видела много его забав, но законная жена всегда была и остается законной и уважаемой женой.
– Сегодня я покажу этому старому развратнику, как молча проходить мимо меня. Если он явится ночью, я потребую, чтобы он купил мне кольцо с большим рубином, как у жены Мияна Кудрата. А не согласится купить, так ничего и не получит у меня.
– Согласится. Все мужчины ночью щедры на расходы, – морщинисто улыбнулась ишан-айи. – Если он войдет сегодня не к своей новой забаве, а к тебе, то будет у тебя, конечно, кольцо.
Но зайдет ли он к тебе?
Рукия вскочила, словно ужаленная змеей.
– Хоп, увидим еще! Пусть он только останется у этой певицы! Не я буду Рукия, если не выволоку его оттуда за бороду и не опозорю!
...Шейх Исмаил прошел еще через несколько комнат и подошел к маленькому, самому заднему дворику дома. Своим ключом открыл замок на калитке, осторожно заглянул внутрь. Здесь все было в зелени и цветах. Низенький столик на траве уставлен блюдами, на которых разложены лепешки, конфеты, виноград, персики. Около стола притулилась Санобар.
Как только вошел шейх, она резко подняла голову, потом сжалась в комок, закрыла ладонями лицо.
– Опять ничего не ела, – с ласковым укором произнес Исмаил. Не дождавшись ответа, он покачал головой: – Вчера ты не хотела снять паранджу и вынудила меня позвать на помощь женщин. Они силой открыли тебе лицо. Сегодня ты голодаешь, и это нехорошо. Без еды потеряешь много сил. Нельзя быть такой упрямой. Надо покориться судьбе. Сопротивляться ей грешно.
Так сказано в шариате. А что может стать с женщиной, пренебрегающей словами корана? Что может стать с ней на том свете, знаешь?
Санобар не отнимала рук от лица.
– Знаешь, что с тобой станет?
– Отец мне говорил, – прошептала Санобар, не поднимая головы, – мне будет очень плохо. Но мне и сейчас плохо.
– Презрев заповеди священного шариата, ослушавшись своего отца, ты хочешь уехать в город. А город есть пристанище всех греховников и греховниц... Кто поддастся наущениям шайтана, тому не миновать на том свете ада огненного. Он вечно будет гореть в огне, его будут жалить скорпионы и гадюки, питаться же он будет отравленными плодами ядовитых деревьев.
И его будут пытать там многие века!
Шейх умолк. Санобар легла на траву лицом вниз. Плечи ее вздрагивали, она плакала.
– Есть только один путь избавления – смириться с судьбой, – снова заговорил шейх. – Ты должна подчиниться воле своего отца. Женщина не в силах противиться проискам шайтана, он легко может околдовать ее и сбить с пути. Ты дочь одного из самых набожных мусульман нашего кишлака. Поэтому все мои помыслы отныне только об одном – уберечь тебя от грехопадения. Не каждого я удостаиваю такой милости...
Плач Санобар перешел в рыдания. Исмаил, решив поднять ее, наклонился и положил ей руки на плечи.
– Вставай! – приказал он.
Санобар, рыдая, не двигалась с места.
Шейх, теряя терпение, обхватил девушку. И вдруг услышал какой-то шорох около калитки. Быстро отдернул руки. Поднял голову и увидел Рукию, которая со злым выражением на лице смотрела на него.
Явно рассчитывая на то, что Рукия услышит его, Исмаил ласково и назидательно сказал Санобар:
– .Подумай о моих словах, дочь моя! Только смирившись со своей судьбой, ты удостоишься милости аллаха и любви отца.
Ведь недаром же говорят: благословение родителей – благословение аллаха. Вставай же и поешь, а то заболеешь. Я зайду к тебе через некоторое время и молитвами начну изгонять из тебя злых духов.
Рукия еле успела отскочить от калитки и спрятаться. Шейх, шатаясь как пьяный и весь содрогаясь от неудовлетворенного желания, прошел мимо, не заметив ее. Рукия так злорадно посмотрела ему вслед, словно бы хотела сказать: "Чтоб ты сдох, похотливый святоша, чтоб тебя свинья укусила! Ты все-таки не добился своего. Молодец, Санобар!"
На берегу реки строители возводили на кирпичном фундаменте каркасную стену чайханы. Амантай и Камбарали устанавливали двери и рамы.
