Текст книги "Xамза"
Автор книги: Камиль Яшен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 39 страниц)
Мечеть замерла.
– Хамза! – громогласно выкрикнул хазрат – час его пробил. – Подойди сюда! – И он показал рукой на место внизу перед собой, где должен был сидеть подвергающийся проклятию.
Хамза встал, сделал несколько шагов и сел, но не там, куда показывал Миян Кудрат, а метрах в тридцати от помоста. Теперь они, отец и сын, разлученные, выглядели еще более одиноко – каждый в центре двора мечети.
– Знаешь ли ты свою вину?
– Нет, мой хазрат, не знаю.
– Сейчас узнаешь.
К помосту приблизился судья Камол. Он тоже был одет нарядно, празднично, в полном соответствии с торжественным моментом обряда проклятия.
– Хазрат мой, – сказал казн, – на всех праздниках нашего Туркестана не только верующие, но даже иные ишаны и муллы, слушая певцов-хафизов и игру на тамбуре и прочих инструментах, внимают им с таким же почтением, как и молитвам в мечетях... Как можно объяснить это по шариату?
Святой Миян Кудрат хранил некоторое время молчание, затем, сверкнув глазами, оглядел передние ряды зрителей и начал степенно:
– Да будет известно всем верующим мусульманам, а также обучающимся в медресе, проявляющим великое усердие и прилежание в науках... Игра на инструментах и пение – есть занятие ничтожное. Игра на тамбуре, дутаре, сурнае, карнае и бубнах, на гармошке или граммофоне, пение бейтов и любовных газелей на любом языке, будь то фарси или тюркский, а также смех и танцы – все это абсолютно поганое дело. Присутствовать на сборищах, где происходит подобное, есть также великий грех... Хамза!
Твоя главная вина состоит в том, что ты занимался всем этим, печатал стихи в газетах, ходил в театр, сочинял песни, отвлекал тем самым народ от молитвы и бдений... Кроме того, ты взял себе в жены женщину иной веры...
Хамза встал.
– Мой хазрат, если сейчас, при стечении тысяч и тысяч правоверных, будет решаться судьба такого грешного человека, как я, подвергающегося каре божьей, то позвольте мне, обратившись с вопросами к такому великому столпу веры, как вы, просветить темные бездны моей души...
"Может быть, он упадет к моим ногам, – подумал Миян Кудрат, – приникнет глазами к пыли моих сапог и тем самым еще более возвысит силу нашей религии?"
– Я позволяю тебе задать свои вопросы.
– Хазрат мой, – почтительно начал Хамза, – я прочитал в священных книгах, что высокая и древняя культура народа Туркестана всегда проявлялась в его искусстве. В старину, много веков назад, было много обычаев, связанных с временами года.
Например, получил широкое распространение праздник навруз, которым отмечалось весной наступление нового года. Арабский историк Кисрави пишет о том, что во время навруза многие предавались танцам, а последние дни навруза завершались хоровыми песнями мужчин и женщин. Историк Наршахи также пишет о двадцатидневном праздничном базаре в Бухаре в конце года и о завершении его в двадцать первый день музыкой и танцами...
Так что же плохого, а тем более поганого есть в песнях и танцах, созданных народом, хазрат мой?
Миян Кудрат ответил сразу:
– Эти танцы изобрели идолопоклонники и огнепоклонники, то есть люди, не признававшие аллаха. А ислам есть враг идолопоклонничества – это известно каждому правоверному.
– Великий Улутбек, – продолжал Хамза, – был не только ученым, но и щедрым покровителем искусства. До нас дошли письменные свидетельства о том, что на одном из праздников, устроенном Улугбеком, одна женщина пела столь волшебным голосом, что очаровала всех... Но ведь Улугбек не был идолопоклонником, хазрат?.. А упомянутые в "Бабурнаме" Кулмухаммад Шейхнайи, Хусейн-уди, Ходжа Абдулло Марварид, Шахгули, прославившиеся как музыканты? Или сочинитель знаменитой мелодии "Чаргах" Пахлаван Мухаммед? Или певцы Басир и Хаса Али – разве все они были огнепоклонниками?
Миян Кудрат пребывал несколько мгновений в молчании, потом заговорил напористо и грозно:
– Если кто-то усомнится в исламской вере и позволит себе говорить оскорбительно о ней, то этот человек обречет себя на гибель. Ты сын мусульманина, Хамза. Не поддавайся наущениям нечисти. Кайся! Поправ веру и шариат, перейдя на путь безбожия, не пытайся унизить и оскорбить нас, верных аллаху правоверных... Уйми себя, воздержись от греховных мыслей... Если аллах разгневается на тебя, он испепелит тебя, превратит в прах.
Не становись поперек ислама, Хамза! Для чего ты пришел сюда – каяться или спорить со мной?
Хамза приблизился к помосту, на котором стоял Хазрат.
– У меня последний вопрос, – смиренно сказал он. – Если вы, хазрат, есть человек, живущий исключительно для веры, отказавшийся от соблазнов и благ мира ради любви к всевышнему, то скажите-ка, пожалуйста, зачем вам тогда ваш дом – дворец, украшенный золотой резьбой, ваши сундуки драгоценностей, запасы серебра и камней?
По мечети прошел шорох. Что ответит хазрат на коварный и едкий вопрос, как вывернется? Но хазрат был спокоен и невозмутим.
– Аллах рассыпает каждому то, что положено, – усмехнулся Миян Кудрат, и каждый собирает свою долю. Если мусульмане жертвуют во благо всевышнего, то всевышний возвращает им за одно пожертвование десять милостей. Вера исламская, мечети и медресе процветают благодаря щедрым пожертвованиям... Что же касается нас, служителей ислама, то мы всего лишь посредники, расходующие эти пожертвования во славу шариата. Ты сказал о моем доме... Но это всего лишь наследство, перешедшее ко мне от отца...
И он отвернулся от Хамзы к толпе верующих.
– Аллахамадуллиллоху ахаду вахид! – запел хазрат, воздев руки для молитвы. – Осеняемые покровительством великого и всемогущего белого царя, мусульмане Туркестана живут в счастье и благоденствии!.. Наши мечети и медресе излучают божественный свет... Да будет вечно здравствовать и процветать дом Романовых!..
Мечеть гулко повторила слова молитвы и пожелания долгих лет жизни далекому белому царю.
– Мусульмане! – Миян Кудрат вытянул руку в сторону Хамзы. – Среди нас находится человек с черной душой. Вместо того чтобы выражать благодарность за то, что мы живем в такое благодатное время, он сеет смуту и сомнения, а это не могут стерпеть приверженцы шариата. Его отца, Хакима-табиба, вы все знаете – он человек смиренный и верующий. Но тысяча сожалений, что его сын Хамза оказался негодным человеком. Отказавшись от исламской веры, он встал на путь безбожия... Во имя спасения веры, мусульмане, внимайте мне! Этот низкий человек, собрав вокруг себя подобных себе, настраивает их против белого
царя, а также против нас, приверженцев шариата и столпов веры, разбрасывает среди людей семена розни! Но ему этого мало – он печатает в газетах стихи и статьи против нашей веры, наносит урон авторитету великих людей нации, уважаемых нами... Год тому назад этот распутный человек женился на девушке-иноверке и стал отцом иноверца... Гневайтесь, мусульмане, гневайтесь!..
Хамза, слушая вопли хазрата, вдруг почувствовал усталость.
Скорее бы уж... Может быть, напрасно он задавал свои вопросы?
Нет, нет, это было нужно. Необходимо было создать впечатление, что он не так уж просто согласился на эту публичную казнь.
Теперь-то уж никто и ничего не заподозрит – он, Хамза, спорил с хазратом, защищался, сопротивлялся...
– Правоверные! Сегодня, призвав вас в свидетели, отец Хамзы ибн Ямин намерен проклясть сына!
Гул пронесся по мечети, раздались злобные выкрики фанатиков.
– Ибн Ямин! – крикнул Миян Кудрат. – Повторяй за мной... Ты, Хамза, явившийся в мир от такого честного и смиренного мусульманина, каковым являюсь я, оказался не человеком, а дьяволом!.. Повторяй!!
Ибн Ямин пробормотал что-то, а что именно – никто не разобрал.
– Громче! Громче! – требовали все те же злобные голоса. – Пусть проклинает громче!
Хазрат, раскрыв ладони, бешеными глазами смотрел на ибн Ямина.
– Повторяй за мной! – Казалось, не отец, а только один Миян Кудрат проклинает Хамзу. – Именем аллаха! Пусть все твои нечестивые дела, мой бывший сын, против тебя же и обернутся! Пусть горе будет тебе одному! Я отрекаюсь от тебя! У меня никогда не было сына! Прочь из моего дома! Я проклял тебя!
Аллах акбар!
Хазрат с яростью провел ладонями по лицу. Большинство верующих повторило это молитвенное движение. Но были и такие, кто, не двигаясь, с состраданием смотрел на старика лекаря.
– Мусульмане! – снова воскликнул хазрат. – А теперь бросайте вот сюда книги, которые безбожник Хамза почитал святыми, в которых нет ни слова святости!
Группа учащихся медресе, только что вышедшая во двор мечети, подошла к помосту, и каждый ученик бросил перед Мияном Кудратом связку книг.
Это были книги отца, которые Хамза перевез в медресе.
Хамзу словно пружиной подбросило вверх.
– Зачем сюда принесли книги?
– Они сбили тебя с пути истины! – громогласно изрек хазрат.
– Что вы собираетесь с ними делать?!
– Сжечь!.. Уничтожить! И развеять пепел!
Хамза пошатнулся. Это было неожиданно. Все, что угодно, мог предположить он, только не это.
– Отец! Отец! – в отчаянии закричал Хамза. – Они хотят сжечь наши книги!
Ибн Ямин, опустив голову, сидел обессилевший.
Подойдя к помосту, Хамза опустился на колени и, взяв одну из книг, поцеловал ее, прижал ко лбу и прошептал:
– Абу Райхан Бируни, учитель мой, простите меня, слабого и немощного сейчас...
Мечеть безмолвствовала.
Хамза стоял на коленях, положив голову на книги, плечи его содрогались.
Миян Кудрат, обернувшись, нашел шейха Исмаила и приказал глазами: начинайте!
Вспыхнуло пламя. Затрещал огонь. Клубы черного дыма потянулись вверх.
Хамза не отрывал голову от книг. Языки пламени, выбрасывая искры и пожирая страницу за страницей, все ближе подступали к нему, но он был неподвижен, голова его покоилась на книгах...
– Уведите его! – истерично закричали из толпы. – Он сгорит!
– Не подходить!! – рявкнул Миян Кудрат. – Грешник кается!
– Ибн Ямин! – кричали зрители. – Очнись! Твой сын горит!
Ибн Ямин поднял голову.
– Хамза! Сынок! Что же ты делаешь? – жалобно застонал он.
– Твой сын хочет сгореть! – потрясая руками, надрывался хазрат. Вместе со своими учителями, которые давали ему уроки безбожия!
Ибн Ямин подполз к сыну, потянул его за халат:
– Уйдем отсюда, уйдем!..
Пламя вспыхнуло с новой силой. Столб искр взметнулся вверх.
Старик, выпустив халат сына, без чувств упал около него.
Завки жил неподалеку от соборной мечети. Туда и отнес Хамза отца. Когда он шел по улице, держа ибн Ямина на руках, люди отворачивались от него.
К вечеру пришли Степан и Аксинья с Гиясом. Ибн Ямин все еще был без сознания. Он впал в забытье, в обморочный старческий сон.
– Оставайтесь ночевать, – предложил Завки.
– И то верно, – согласился Соколов.
– да и дите как нести на ночь глядя? – Аксинья качала Гияса.
Хамза в разговоре участия не принимал. Он молча сидел около отца.
Мужчины перенесли ибн Ямина в сад, на воздух. Завки начал устраивать гостей на ночь.
– Вот это ваша комната, – показал он Степану на боковую пристройку, – а семейных людей вот сюда положим, в самую большую... Тем более что их трое.
– А сами где ляжете, учитель?
– Я посижу с ибн Ямином, – вздохнул Завки.
Хамза продолжал сидеть около отца молча, отрешенно, ко всему безразличный. Казалось, что его ничего не интересует.
– Пойдем спать, – позвала мужа Аксинья. – Утро вечера мудренее.
– Утро, день, сумерки – какая разница! – вдруг взорвался Хамза. – Мы живем в ночи, во мраке, и ему нет конца! Зажигаем фонари, костры, факелы их поглощает тьма! Создаем школь, – их разрушают! Произносим лозунги – их не слышат!
А стоит мулле, как сотни лет назад, провозгласить очередной намаз – и тысячи людей опускаются на колени...
У Степана сузились глаза, но Завки положил ему руку на плечо, сжал плечо.
– Вы бы только посмотрели сегодня на эти тысячи обманутых людей! раскачивался Хамза из стороны в сторону. – На их глазах горели книги... книги! Самое великое изобретение человека... А они не шелохнувшись смотрели, как исчезают в огне великие мысли и чувства, переданные им через века... И никто даже не попытался защитить эти великие мысли и чувства...
Зачем же тогда писать книги? Чтобы будущие Мияны Кудраты сжигали их?
– Хамза, ты сказал, что все выдержишь, – напомнил Завки.
– И мне казалось, что я все выдержу, учитель, но выходит, что костра из книг я выдержать не могу.
Хамза крепился несколько секунд, потом закрыл лицо руками.
Слишком жесток и немилосерден был сегодняшний день, слишком большое напряжение пришлось пережить.
Аксинья не отрываясь смотрела на мужа. Глаза ее были затоплены любовью, страхом, тоской, ненавистью к разлуке.
Хамза оторвал руки от лица.
– Сегодня вместе с этими книгами сожгли мою молодость...
Вся моя юность прошла с этими книгами... Это были мои друзья, товарищи, мечты, надежды... Их мне подарил отец... Я учился по ним жить, понимать людей... Они мне объясняли мир, помогали, спасали...
Степан хотел что-то сказать, но Завки опять положил ему руку сзади на плечо, прошептал в затылок:
– Не надо, ничего не надо говорить... Ему очень больно, очень тяжело сейчас. Это пройдет...
Аксинья лежала рядом с мужем. Хамза смотрел в потолок.
Маленький Гияс спал около них.
– Не любишь, не любишь, – плакала Аксинья, – бросаешь нас, уезжаешь куда-то... Ты никогда не любил меня по-настоящему, я знаю! Ты любил только Зубейду. Надо было забыть ее – тут я и подвернулась... Ты все время хочешь забыться, убегаешь сам от себя...
– Ты жена мусульманина, Аксинья... А каждый мусульманин должен хотя бы один раз в. жизни побывать в Мекке.
Она обняла его, поцеловала, гладила пальцами обожженные брови...
– Сладкий мой, ненаглядный, неужели я больше не нравлюсь тебе? Неужели разлюбил, неужели все забыл, что у нас было?..
То, что может женщина, не может даже бог. Где-то далекодалеко, за краем сегодняшнего дня, за обрывом последних недель и месяцев, над цветами и травами горной степи джайляу, взошло золотое солнце. И лучи его, пришедшие из прошлого, растопили лед настоящего.
Время качнулось, отступило... Золотые волосы Аксиньи, рассыпавшись по лицу Хамзы, спрятали его от мира. Он взлетел над землей...
Завки и Соколов сидели в саду.
– Степан Петрович, – спросил Завки, – а это действительно вы дали Хамзе совет ехать в Мекку?
– Я? – удивился Степан. – А почему вы так решили?
– Хамза сам сказал нам об этом.
– Кому – нам?
– Мне и отцу.
– Больше никого не было?
– Нет, никого.
– Дело было так... Нам стало известно, что после случая на заводе, когда Хамза хотел поджечь хлопок, старый его друг Садыкджан-байвачча дал полицмейстеру Медынскому взятку пять тысяч рублей и попросил его выслать Хамзу из города. Такую же взятку байвачча дал и Мияну Кудрату, который начал готовить всю эту комедию с письмом от народа и отлучением ибн Ямина от мечети...
– Как же вы узнали об этом? О взятках и даже их суммах?
– Доктор Смольников лечит многих богатых людей в городе.
А больные разговорчивы...
– Понятно.
– И мы решили помочь Хамзе...
– А кто – мы? Если не секрет, конечно.
– От вас у меня нет секретов. Мы – это я и Смольников...
Вот так и родилась эта идея о ложном проклятии, чтобы обмануть хазрата.
– А Мекка?
– Хамза предложил сам. Мы к этому никакого отношения не имеем. Это дело тонкое, религиозное.
– Вот именно. Поэтому я и расспрашиваю вас подробно.
Если станет известно, что Хамза едет в Мекку по совету своих русских друзей, ему несдобровать. Фанатики убьют его.
– Нет, нет, это его личное желание... Думаю, что оно возникло у него вот по какой причине. После того как Хамза женился на моей племяннице, ему нужно было сделать что-то для отца во славу ислама. Как говорится, отмолить перед стариком свой грех за женитьбу на русской... А что может сильнее Мекки искупить такой грех с точки зрения ибн Ямина?.. Так и возникла у него эта мысль – поехать в Мекку. Исключительно по религиозным соображениям... А тут как раз началась вся эта карусель с Мияном Кудратом. И он решился.
– Он вам сказал о своем паломничестве после того, как вы посоветовали ему обмануть хазрата?.. Это очень важно, Степан Петрович.
– Нет, раньше... Впрочем, это могло произойти и одновременно. Сейчас уже не помню. Все совпало.
– Наверное, я не должен интересоваться этим... Но положение у Хамзы сейчас, после проклятия, очень серьезное. Вы – человек, рожденный в другой религии, и до конца не сможете понять, насколько страшен мусульманский фанатизм... Степан Петрович, паломничество Хамзы связано с выполнением какихнибудь поручений, которые ему дали вы и доктор Смольников?
Что-то вроде того, чем он, как я догадываюсь, занимался, когда его долго не было в Коканде после случая на заводе... Если это тайна, можете не говорить.
– Это не моя тайна... Но от вас, повторяю, у меня нет секретов... После того как стало известно, что Хамза хочет отправиться в Мекку, доктор Смольников специально ездил в Ташкент. И привез для Хамзы поручение...
– Значит, связано?
– Да, связано.
– Это плохо, очень плохо. Если об этом узнают...
– В Коканде об этом знают три человека – Хамза, я и Смольников. Теперь знаете вы.
– Он же поедет не один. Паломников отправляют целыми группами.
– Существует конспирация. Хамза уже владеет некоторыми ее приемами.
– Паломничество в Мекку – вершина жизни мусульманина.
Оно проверяет человека. Это главное испытание для мусульманина. Его нельзя совмещать ни с чем.
– Наше поручение – тоже испытание для Хамзы. Это будет проверка его возможностей служить революции в других странах и среди других народов. Это проверка на интернационализм.
– Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы Хамза побывал сразу в двух Мекках – религиозной и революционной...
– У революции нет одной Мекки. У революции их много. Они разбросаны по всему миру. Наверное, поэтому революционные идеи – идеи преобразования мира на справедливых началах – сильнее любых религиозных идей, вместе взятых.
– Но все-таки одна, главная Мекка должна существовать у каждого революционера.
– Она находится внутри самого революционера. В его убеждениях, в его готовности отдать жизнь для революции.
– Спасибо, Степан Петрович.
– За что?
– За то, что вы доверили мне свою тайну.
– И вам спасибо, учитель.
– А мне за что?
– Как поэт вы очень хорошо сказали, что Хамза едет сразу в две Мекки... И я уверен, что в этой поездке он достигнет нашей, революционной Мекки!
– Степан Петрович, я знаю, что Хамза переводил листовки с русского на узбекский...
– А вы догадливый человек, учитель.
– Пока он будет в отъезде, листовки могу переводить я ..
Глава восьмая
ПАЛОМНИК
1
Хамза был в дороге почти два года. За это время он прошел и проехал по дорогам Афганистана, Индии, Аравии, Сирии и Тур ции многие тысячи километров.
Вернувшись на родину, Хамза получил право на прибавление к своему имени слова "хаджи", то есть совершивший "хадж", паломничество. Высшее духовенство Коканда во всеуслышанье объявило во всех мечетях города о том, что Хамза наконец пришел к богу, обрел истину. Теперь даже Миян Кудрат и верховный судья Камол называли его не иначе как Хамза-хаджи.
Ступив на родную землю после двухлетнего отсутствия, Хамза напишет: "Повидав Кашгар, Кашмир, Бомбей, Аден, Джидду, Мекку, Бейрут, Халеб, Измир, Стамбул, ни один из них не нашел равным тебе, родина..."
Но все это будет потом, а пока впереди лежал путь, полный тревог, опасностей, испытаний и приключений.
...Однажды в Индии Хамза попал в руки солдат английского карательного отряда. Здесь только что жестоко было подавлено восстание местных жителей.
Солдаты привели Хамзу к офицеру.
– У него какой-то странный язык, сэр, – сказал сержант, показывая на пленного. – Он говорит, что идет из Туркестана в Мекку – поклониться могиле пророка Магомета.
– Вот как? – оживился сидевший рядом с офицером под парусиновым навесом длиннолицый человек с большой лысиной, которую окаймлял аккуратный венчик седых волос. – Я тоже возвращаюсь из Туркестана... Кто вы и откуда?
– Учитель из Коканда, – ответил Хамза.
– И действительно идете в Мекку?
– Да, иду в Мекку.
– А я несколько лет жил в Самарканде, изучал эпоху Тамерлана, объяснил длиннолицый. – Моя фамилия Лоу, я ученый... этнограф.
Он что-то сказал офицеру, и тот приказал солдатам развязать Хамзе руки.
– Англичане не намерены ссориться с туркестанцами, – улыбнулся Лоу.
– А вы не могли бы попросить ваших соотечественников остановить бессмысленные казни местных жителей? – Хамза размял затекшие пальцы. – Я видел расстрелянных женщин и стариков...
– Я не вмешиваюсь в политику, – поморщился этнограф, – я вам рекомендую не делать этого, если хотите добраться до могилы Магомета.
И тем не менее он опять что-то сказал офицеру, и Хамза скорее догадался, чем понял, что ученый не советует военному продолжать делать то, чему случайно оказался свидетелем иностранец.
Офицер ушел.
– Они сворачивают свой лагерь, – сказал Лоу. – Не хотите перейти на мой бивак? Он недалеко отсюда... Сказать откровенно, я уже скучаю без узбекского языка... Мог бы подвезти вас, у меня есть лишние лошади. Вы куда сейчас держите путь? В Бомбей?
– Нет, в Мадрас.
– Мне тоже нужно было бы побывать в Мадрасе... А вы знаете, господин туркестанец, вас послала сама судьба. Перед отъездом в Лондон собирался я увидеть гурудеви...
– Гурудеви, великого учителя Рабиндраната Тагора? – удивленно переспросил Хамза.
Все дело было в том, что среди адресов, данных ему доктором Смольниковым, был адрес одного из ассистентов Тагора, араба по национальности.
– Но одного меня Тагор скорее всего не принял бы, он сейчас особенно зол на англичан, – продолжал Лоу. – Мы сделаем так:
вы попроситесь на прием от своего имени, как учитель из Туркестана. А я буду сопровождать вас... И в обмен на эту услугу предлагаю бесплатную дорогу до Мадраса. Насколько я знаю, паломники всегда бывают ограничены в средствах – путь неблизкий... А по дороге будем вспоминать Туркестан, Самарканд, расскажете мне что-нибудь из жизни узбеков – то, чего я еще не успел узнать...
"Случайное совпадение? – думал Хамза. – Или щедрость дороги, в которой бывает и не такое?.. Наверное, трудно предположить здесь что-либо преднамеренное. Конечно, этот Лоу не только ученый... Но не все ли равно сейчас, кто он на самом деле?
Безусловно, нужно быть осторожным... Что же касается интереса англичанина к Туркестану, то знать истинный смысл его намерений совсем не помешает, наоборот..."
– Я согласен.
– Прекрасно!
– Итак, Англия не хочет ссориться с Туркестаном, – сказал Хамза, – а почему? Разве у них есть какие-нибудь общие цели?
– Дипломатия сильнее винтовок! – щелкнул пальцами этнограф. – Мы нужны друг другу.
– А индусы Англии не нужны?.. И пусть они умирают от залпов английских винтовок?
– Я был восхищен вашим душевным порывом, когда вы попросили остановить казни... Но, право же, мы тут бессильны – и я, и вы... Наши военные часто превращаются в кровожадных зверей... Я против их методов. Нельзя озлоблять целый народ...
И знайте главное: Англия – старый верный друг узбеков, таджиков, туркмен, киргизов. Мы от всей души желаем вам процветания.
– Почему же именно нам, туркестанцам? А не Индии, например? Вы уже двести лет оккупируете Индию, а где же процветание ее народа?
– Ах, вы не знаете Индии, мой друг! – вздохнул Лоу. – Раздоры между феодалами – каждый раджа мнит себя королем!
Сотни религий, возведение нищеты и бедности в святость, тысячи запретов, условностей, предрассудков – миллион чертей сломят здесь ноги и шею! А в Туркестане живут только мусульмане. Мы с ними легко найдем общий язык. Они сразу увидят, насколько изменится их жизнь, как только Великобритания обнимет их побратски!
– Я видел здесь, как английские солдаты разрезают ступни повстанцам и гоняют их по кругу, чтобы в раны набилась земля, началось загноение и человек потерял способность двигаться.
– Нет, нет, я совершенно не одобряю все это и говорю совсем о другом... Вы же знаете, что Туркестан отстал от Европы на сотни лет... Но английская буржуазия намного сильнее и богаче русской. Следовательно, и тот вклад, который мы готовы сделать в вашу страну, будет во много раз больше, чем то, что принесла вам царская Россия. Вы шагнете вперед, на уровень передовых государств... И все это с бескорыстной помощью старой, доброй Англии! Вас не устраивает такой вариант?
– Если б я был богатым человеком, наверное, эта перспектива показалась бы мне соблазнительной. Но я бедняк, как и девяносто девять процентов моих братьев узбеков. А бедняков всегда минует золотой дождь благодеяний.
– Каким же вы видите свой Туркестан? Что и кто принесет ему счастье?
– Счастье народа всегда в руках самого народа. Нужно только выбрать правильный путь.
– Но вы, мой друг, пока выбрали всего-навсего путь в Мекку...
– Путешествие – один из способов познания мира.
– Ну хорошо, у нас еще будет время побродить по джунглям высокой политики, – засмеялся Лоу. – В какой-то степени вы мой трофей. И мы еще не один день сможем наслаждаться беседой. Вы согласны?
– Скажите, а зачем вы, англичанин, хотите увидеть гурудеви?
– Рабиндранат Тагор – великий мудрец нашего времени.
А ведь кажется, это у вас, узбеков, есть пословица: ради одного слова мудреца стоит пройти через пять пустынь... Если же говорить откровенно, то мне хочется знать меру его ненависти к нам.
О, если бы он был более снисходительным к Британии! К ее ошибкам, просчетам, потерям... Как это помогло бы во всех делах и англичанам, и индусам!..
Тагор принял их вечером в своей загородной резиденции – так назывались несколько легких шатров, стоявших на большой поляне, примыкавшей к лесу. Вокруг горели костры, из шатров доносились молитвенные песнопения.
Шатер, в котором находился гурудеви, был ярко освещен изнутри и светился на фоне темного леса как громадный таинственный фонарь.
Слуга в хохлатом тюрбане жестом пригласил Хамзу и Лоу войти. Тагор в белых свободных одеждах сидел, опустив голову, возле пустого стола. Едва заметным кивком головы ответил на приветствия вошедших. Сделал знак слуге. Тот вынес из-за занавески и поставил на стол несколько небольших по размеру, но – это было видно по его усилиям – тяжелых статуэток, изображавших индийских богов. Лоу с интересом наблюдал за происходящим.
– Благодарю, гурудеви, за приглашение сюда и предоставленную честь видеть вас, – низко поклонился он.
– К чему вам мое приглашение?! – гневно поднял голову Тагор. – Вы делаете здесь все, что хотите! Вы считаете себя хозяевами Индии!
– Я не хочу отвечать за безумства моих соотечественников в военных мундирах, – нервно возразил Лоу. – Я ученый!
– Забирайте, что сможете унести, и уходите! – сделал резкое движение Тагор.
– Не понимаю? – удивленно поднял брови Лоу.
– Берите! – словно смахнул ладонью все стоящее на столе Тагор.
Глаза его смотрели печально и тяжело. Длинные волосы шевелились вокруг головы, как крылья. Белая борода и усы делали похожим на бога. У Хамзы защемило сердце, когда он поймал на мгновение взгляд гурудеви, – зрачки укололи нестерпимой мукой. Лицо великого мудреца и поэта было затоплено страданием.
– Это все, что осталось от храма, который недавно разграби
ли английские солдаты, – вытянул Тагор над столом обе руки ладонями вверх. – Англичанин в Индии – или убийца, или грабитель. Берите и уходите!
– Я из Коканда! – с трудом проглотил подошедший к горлу комок Хамза. Я шел сюда, мечтая о встрече с вами, гурудеви.
Лицо Тагора изменилось.
– Вы обиделись? – спросил он, и глаза его стали теплыми – иголки ушли из них.
– Среди англичан, как и у всех народов, есть и плохие, и хорошие люди, – ответил Хамза.
– Наш узбекский друг прав! – подхватил Лоу. – Я понимаю вас, гурудеви, – наши чиновники нередко ведут себя недостаточно корректно.
– Некорректно? – с презрением посмотрел на Лоу Тагор. – Англия разбухла за счет голодающей Индии! Ради процветания и возвышения британских купцов и аристократии наш великий народ пребывает в рабстве – это вы называете всего лишь некорректностью?
– Но если мы не найдем сейчас общего языка, кровь будет литься и впредь! – воскликнул Лоу.
– Колонизаторы и рабы – как нам понять друг друга? – опустил голову Тагор. – Когда Индия обретет самостоятельность, мы заставим вас уважать наши страдания...
– Вы несправедливы к тем, кто ищет дружбу, гурудеви, – вздохнул Лоу.
– С узбеками у нас давние связи, – не обращая на него внимания, сказал Тагор.
– Хорезмиец Абу Райхан Бируни написал историю вашей страны, – добавил Хамза.
– Вы решили пройти путем своих знаменитых предков? – задумчиво покачал головой Тагор. – Сегодня судьба наших народов схожа: мы живем под дулами английских пушек, вы – под дулами царских.
– Неужели англичане более жестоки, чем русские? – обернулся к Хамзе Лоу, пытаясь сменить тему разговора. – Не хотите ли вы сказать, мой друг, что царские солдаты гуманнее английских?
– В Российской империи – сто народов, и каждый томится в своей клетке, – быстро заговорил Хамза. – Русский народ страдает от гнета своих богачей так же, как и все другие. Только русская клетка побольше любой другой... Борьба за свободу у нас идет везде – и у русских, и у татар, и у грузин, и у нас, узбеков...
– Вы патриот России? – недовольно поднял взгляд на Хамзу Тагор и нахмурился. – Что же дала вам Россия? Богатство?
Спокойствие? Разве вы не ощущаете штыков царя, которые приставлены к вашей спине?
– Россия – это не только штыки, гурудеви. Это и Пушкин, и Лев Толстой, и Чайковский, и Рабиндранат Тагор!
– Я – в России? – удивился Тагор.
– Ваши стихи, гурудеви, я прочитал по-русски. На узбекский их еще не перевели.
– У нас не переводят ни русских, ни узбекских поэтов, – тихо произнес Тагор. – Сколько светильников ума и сердца не зажжено... Наверно, поэтому на земле еще столько тьмы. И не все видят, что добра в мире больше, чем зла. Как богаты наши несчастные страны и как они одновременно бедны!
– Может, ошибка в том, – придвинулся к Тагору Хамза, – что люди все время пытаются лечить болезнь, а не стараются уничтожить ее причину?
– Но какими великими должны быть врачеватели, которые поставят точный диагноз...
– Такой врачеватель уже есть! – воскликнул Хамза.
Неожиданно за стеной палатки грянул выстрел. Кто-то закричал. Ударило еще два выстрела.
Вбежал слуга в тюрбане, поклонился Тагору.
– Люди узнали, что у вас находится сахиб-инглиз!
Тагор, подобрав свои белые одежды, вышел из шатра.
– Нельзя доверять этим фанатикам! – скрипнул зубами Лоу. – Надо уходить.
Он быстро погасил светильники, поднял край шатра. Ночь полыхала вокруг огнями десятков костров.
– С этой стороны, кажется, никого нет! Скорее!
– Я остаюсь, – сказал Хамза.
– Не сходите с ума, у нас считанные секунды!
– А чего мне бояться? Я не англичанин!
– Ах, вот оно что!.. Теперь я понимаю, кто вы такой, откуда у вас все эти мысли о союзе с Россией...
