Текст книги "Фан-клуб"
Автор книги: Ирвин Уоллес
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 39 страниц)
Страх и ярость ослепили ее. Она никогда не думала, что такое может случиться. Только не с Шэрон Филдс. Этого нет, это не может происходить. Но вот он стоял над ней, ждал и сердце прыгало у нее в горле, она задыхалась. Она дико тряхнула головой, чтобы дать ему понять свое отношение к происходящему, заставить его уйти, оставить ее. Она натянула веревки и попыталась лягнуть его ногой, чтобы он знал, что она не шутит.
Все было безнадежно, она это видела. Он получил ее ответ, теперь она получает его ответ.
Он медленно расстегивал широкий кожаный пояс.
Она скрестила ноги.
– Ладно, детка, – сказал он с широкой ухмылкой, – содействия нет. Тогда так и будет. Ты сама на это напросилась.
Парализованная ужасом, она увидела, как брюки упали на ковер и он вышагнул из них. На нем были белы шорты, вздувавшиеся посередине, будто бы там был булыжник.
Она старалась упросить, умолить его – она этого не просила, не хотела, она свободна, она принадлежит самой себе, с ней никогда не обращались таким образом – почему именно она? Что он собирался ей доказать? Человеческое ли он существо? Но слова, оставаясь у нее в горле, лишь слабым мычаньем пробивались сквозь платок.
Задыхаясь, она с ужасом смотрела, как он стягивает шорты. Господи, останови его, защити, спаси меня, молилась она. Этому просто нельзя было позволить произойти. Этого не может быть. Не должно. Разве этому животному неизвестно, кто она такая?
Приблизившись, он склонился над ней. Близость его отвратительной рожи и тошнотворный запах изо рта заставили ее отшатнуться.
– Сначала сиськи, – хрипло говорил он. – Надо посмотреть на эти буфера.
По одной он стал расстегивать пуговицы на блузке. Затем притянул ее туловище к себе и распахнул блузку. Она видела, как обнажилась ее большая грудь с коричневыми кругами сосков.
– Ну, теперь посмотрим, – донеслись до нее его слова, – без бюстгальтера, а? Думаю, ты хотела, чтобы их видел весь мир. Вы только посмотрите. Таких больших и круглых я уже сто лет не видел. – Его грубые руки сомкнулись на каждой груди, разминая и растирая. Внезапно руки исчезли. – Давай не будем тратить время на предварительные разговоры.
Он быстро встал на колени на кровати рядом с ней.
Его ухмылка стала плотоядной и злобной.
– Ладно, детка, ты на меня посмотрела – как у носорога, а? Ну, а теперь моя очередь. Давай взглянем на самую известную дырку в мире.
Намереваясь сопротивляться ему до смерти, она начала поднимать ноги, чтобы сбросить его, но он схватил лапами ее поднимающиеся ноги и раздвинул их. Опустившись на нее, он прижал бедром ее левую ногу, в то время как рукой схватил ее вторую ногу и со зверской силой остановил ее.
Свободной рукой он пропустил пуговицы ее короткой кожаной юбки сквозь петли и откинул в сторону одну половину юбки, а затем и другую.
В это ужасное мгновение она попыталась припомнить, что она надела вниз сегодня утром, и вздрогнула. На ней были чертовы женские трусики, из прозрачного черного шелка, когда ленточка дюйма в два шириной идет вверх и соединяется с тонким поясом, низко располагающимся на бедрах. Это были ее самые тонкие трусики, которые едва прикрывали волосы и вульву, – лучший способ оставаться совершенно голой, чтобы ваши юбки и платья обладали ненарушенной гладкой линией. Но здесь, сейчас они были наилучшим возбудителем, она это знала.
Она мгновенно поняла, что была права.
Увидев, как загорелись его узкие глазки, когда он уставился ей между ног, она почувствовала, как его огромная штука напряглась у нее на бедре.
– Бог ты мой, – бормотал он, протягивая руку и отсоединяя сначала одну застежку, затем другую и откидывая вниз тонкую полоску шелка. Он смотрел все пристальнее, издавая восклицания, осматривая широкую подстриженную полосу волос и розовые губы влагалища. – Бог ты мой, – повторял он, – ну и красота, ну и красота, какой шикарный изысканный кусочек. Этого у тебя не отнимешь, как и у моей гаубицы.
С этими словами он быстрым движением освободил ее ноги и встал на колени прямо над ней. Освободившись, она мгновенно высоко подняла колени, надеясь оттолкнуть его ногами. Но в то время как ее ноги пошли вверх, его руки схватили ее за лодыжки. Затем, напрягшись, он широко раздвинул ее ноги, подняв их вверх к себе и раскрыв ее половые губы.
Застонав, она стала дергать удерживающие запястья веревки, глядя на его обнаженную фигуру между ногами. Он был чудовищен, ужасен. Господи, молилась она, позволь мне умереть.
– Ладно, детка, хорошо, – пел он. – Вот мы и идем.
Резко опустив ее левую ногу, он прижал ее под собой, и схватив свой твердый пенис, направил его к раскрытым губам ее вагины.
От страха она вздыхала, как пойманная крольчиха. Крепко зажмурившись, она молила про себя, чтобы произошло какое-нибудь чудо, пришло спасение или спаситель – но, нет, ответа не было, она оставалась беспомощной.
Она ощутила его между ног, он старался найти и войти в ее плоть, но, несмотря на то что давление было все сильнее, проникновения не было.
Он тихо, диким голосом ругался.
– Самая большая гильза в мире – и сухая и зажатая, как… ты, стерва, я тебе покажу.
Он убрал свой конец, но теперь в нее входило что-то другое, туда и сюда, его палец старался увлажнить ее – о, черт, черт, черт.
Внезапно палец был убран. Открыв глаза, она мельком его увидела – и внезапно он погрузился в нее, проталкивая все дальше и дальше, заполняя ее, обжигая, почти раздирая ее на части, пробиваясь все дальше.
Взорвавшись ужасом и яростью, она брыкалась и крутилась, стараясь изрыгнуть его из себя, крича пересохшим горлом. Ослепнув от слез, она стремилась отцепиться от него.
Но он забыл о ней, его не трогало ее сопротивление. Теперь он отпустил ее затекшие усталые ноги и находился полностью между ними и над ней, опустив руки ей на плечи и двигаясь как сумасшедший, длинными толчками. Скинуть его было невозможно, ее ягодицы были прижаты к кровати. Она подняла ноги и стала бить его пятками в спину, но полубессознательно поняла, что возбуждает его этим еще больше.
Он ехал на ней все сильнее и сильнее, не меняя темпа, безжалостно – только орудие его садистской злобы и победы врывалось, как кулак, в ее середину. Ее сопротивление слабело, ее бьющим ногам не удавалось вывести его из равновесия, прервать его, это только побуждало его к более глубокой, безжалостной казни.
Это было похоже на шатун, вставленный в ее плоть, движущийся туда-сюда со скоростью сто миль в час, сошедший с ума и раздирающий ее пополам.
О, Господи, без толку. Ее ноги больше не действовали. Ее душили боль и унижение, слепили слезы возмущения и ненависти. И должно же это было случиться из всех женщин именно с ней – после всех бесконечных лет борьбы за свободу, благополучие, за независимость и безопасность оказаться разбитой и разодранной на части бездумным, бессердечным и примитивным животным. О Господи, позволь мне умереть, навсегда.
Внезапно ее горящее тело наполнилось до предела, злокачественная опухоль еще раз разнесла, как на дыбе, ее половинки; она кричала во всю силу легких, но никто не слышал, затем она почувствовала как он напрягся на ней и испустил глубинный вздох, похожий скорее на стон, ощутила его алкогольное дыхание на лице и бесконечную гнилую поллюцию, заполнившую каждый уголок ее существа.
Наконец он завершил. Он опустил на нее весь вес своего костлявого тела, вздыхая и задыхаясь.
Еще полминуты, минута, и он снялся с нее. Еще одно старое доброе изнасилование к коллекции под его поясом.
– И так, это была Шэрон Филдс, – услышала она его слова.
Она лежала как мертвая, едва дыша, как покалеченное животное, неспособная больше к сопротивлению. Ее тело опустилось и поднялось вместе с матрасом, когда он встал с кровати. Она слышала, как он идет в ванную, заметила за закрытыми веками свет, услышала звук спускаемой воды.
Когда она открыла глаза, он стоял у прикроватного столика и натягивал брюки. Затем, затянув кожаный пояс, подошел к кровати и окинул ее взглядом.
– С тобой все в порядке, детка, – добродушно заметил он, – но в следующий раз ты будешь лучше. Когда ты научишься сотрудничеству, ты увидишь, насколько это лучше. Ты доставила мне некоторые неудобства. Заставила меня работать. Ты принудила меня кончить раньше, чем обычно. Но я обещаю тебе, в следующий раз мы сделаем это на всю катушку.
Она лежала, глядя в потолок, погрузившись в свои ощущения, чувствуя грязную влагу внутри и вокруг себя, снова ощущая себя на грани самоубийства.
– Ты должна признать, – говорил он, – что это не причинило тебе вреда, ничего не изменило. Так о чем же было шуметь? Все кончилось, это просто небольшое развлечение, так почему бы тебе с этих пор не расслабляться?
Она крепко закусила свой кляп и глаза ее снова заполнились злыми слезами.
Он оглядывал ее.
– Хочешь, я застегну тебе платье?
Ее глаза безразлично, не реагируя, смотрели мимо него.
Злодей пожал плечами. Он закрыл обе половинки ее юбки, не застегивая.
– Смотри, как бы ты здесь не простудилась, – потянувшись к ее затылку, он стал развязывать платок. – Думаю, ты заработала право дышать получше. – Развязав платок, он вытащил его у нее изо рта и сунул в карман. – Ну вот, детка. Лучше, не так ли?
Язык и горло ее слишком пересохли, чтобы говорить.
Она провела языком по небу и щекам, чтобы смочить, и это ей наконец удалось.
Он был уже у двери из спальни, когда к ней вернулся дар речи.
– Ты, грязный ублюдок! Чертов, мерзкий, грязный подонок! Я доберусь до тебя, я тебя кастрирую, убью тебя, если даже на это потребуется вся жизнь! Я доберусь до тебя!
Отперев дверь, он оглянулся через плечо и ответил ей широкой ухмылкой.
– Но ты уже меня имеешь, детка. Целиком и полностью, как никогда в жизни.
Издав вопль, она разрыдалась, в то время как он закрывал дверь.
Через десять минут, приготовив себе сэндвич с сыром на кухне и налив высокий бокал пива, Шивли удобно расположился на диване в гостиной, наслаждаясь поздней закуской после давно желанной сигареты. Он жевал сэндвич, потягивая пивную пену, и старался не слышать стенаний, доносившихся из главной спальни за углом.
Он считал, что ее комната достаточно изолирована от других и звуконепроницаема. Но звуки ее плача были слышны на всем пути по коридору до кухни, а теперь он слышал их в гостиной, и он подумал, что неплотно закрыл ее дверь.
Он намеревался вернуться и прикрыть дверь, чтобы отделаться от неудобств, которые она ему причиняла своим плачем, и чтобы другие не проснулись. Сначала у него промелькнула мысль не говорить им о том, что он сделал. Но потом он решил: к черту, они или узнают от нее, или обнаружат, когда он снова придет к ней следующим вечером, и, может быть, им не вредно будет узнать, что можно забыть эту ерунду о сотрудничестве и насладиться этим двухнедельным отдыхом так, как намеревался им насладиться он.
Он грыз сэндвич, пил пиво и расслаблялся, не тревожась теперь о своем поступке, кроме как только думая о ее почти нагом теле и о том, скольким людям всего мира хотелось бы обладать его возможностями и оказаться на его месте. Он думал и о том, как его старые приятели по Одиннадцатой бригаде завидовали бы ему, если б знали, но они не знали и никогда не узнают, черт бы побрал. В те дни они любили поболтать, особенно сержанты, обо всех задницах молодых вьетнамок, которые они имели, вламываясь в деревни, но черт бы побрал, ни у кого из них не было такого роскошного кусочка, как Шэрон Филдс.
Шивли с удовольствием думал об этих вещах, когда его не отвлекали всхлипывания Шэрон, и, не торопясь, доедал сэндвич, ожидая, не проснется ли кто-нибудь из остальных.
Первым, потирая глаза, вошел Йост, похожий в своей мятой полосатой пижаме на воздушный шар.
Его взгляд перешел с Шивли на коридор и источник постоянных всхлипываний. Озадаченно двинувшись к Шивли, он присел на диван рядом с ним.
– О чем шум? – спросил Йост.
У Шивли был набит рот, так что он не мог ответить сразу. Он жевал и ухмылялся и таинственно закатывал глаза в потолок. Ему хотелось растянуть удовольствие.
– С ней что-нибудь не в порядке? – настаивал Йост.
Шивли с шумом глотнул, но не успел он ответить, как его привлек дурацкий вид вошедшего старика Бруннера. Безволосый как яйцо, молочно-белый, одетый только в огромные боксерские шорты со спичками ножек под ними, он прилаживал очки и озабоченно смотрел на компаньонов.
– Мне показалось, что я услышал шум, я забеспокоился и вскочил, – сказал он, приближаясь. Он встретился с насмешливым взглядом Шивли. – Это… это была мисс Филдс, не так ли?
– Никто, кроме как, – подмигнул Шивли.
Бруннер быстро подошел и сел напротив них:
– В чем дело?
Шивли, склонив голову в сторону коридора, прислушался. Всхлипывания заметно утихли и стали прерывистыми. Шивли удовлетворенно кивнул:
– Так-то лучше. Я знал, что она утихнет.
Йост нетерпеливо потряс техасца за плечо:
– Не тяни, Шив, что случилось?
Некоторое время Шивли рассматривал их любопытствующие лица, затем положил в рот последний кусок сэндвича. Откинувшись назад, он с довольным видом чесал голую грудь.
– Ладно, друзья-приятели по Фан-клубу, я открыл первые страницы нашего полевого дневника. Вы готовы?
Йост и Бруннер склонились вперед.
– Я трахнул ее, – объявил Шивли. – Запишите это в протокол. Кайл Шивли трахнул Шэрон Филдс. Одни болтают, другие делают, и запишите, что старик Шив не говорит, а делает. И как вам это нравится?
Он сцепил руки за головой и ухмыльнулся, заметив их реакцию.
– Ты… что? – донесся неожиданный вопль из дальнего конца комнаты. Это был Адам Мэлон, с ошарашенным выражением он шлепал к ним, и рубашка развевалась вокруг его синих джинсов. – Лео, встав, только что разбудил меня, я не уверен, что понял тебя правильно, Шив. – Он остановился у кофейного столика. – Я не ослышался?
Шивли рассмеялся.
– Я как раз говорил парням: девица твоей мечты уже не девица мечты – она реальна, и еще как. Я только что зашел к ней и отлично ее оттарабанил.
– Ты не сделал этого! – крикнул Мэлон. Его шок был явно настоящим. – Она бы тебе не позволила! Черт бы побрал, Шив, лучше скажи правду…
Шивли сел, веселье ушло с его лица.
– Я не мог спать. Я все говорил себе – для чего мы здесь? Я себе ответил: я знаю, для чего я здесь. Эти чучела, с которыми я связался, это цыплята. Если я не проложу путь, то мы потеряем время и золотые мечты рассыплются в прах. Поэтому я просто встал, пошел туда и здорово ее отмутузил.
– Нет! – выкрикнул Мэлон с искаженным лицом, сжимая кулаки.
– Ты уж мне поверь, приятель. Если не веришь, иди и спроси свою маленькую секс-бомбу. Она будет свидетельствовать в мою пользу.
– Ты чертов обманщик, ублюдок, – заревел Мэлон.
Потеряв контроль над собой, он бросился мимо кофейного столика к Шивли. Техасец инстинктивно вскочил на ноги. Мэлон кинулся к нему, стараясь вцепиться в горло, но техасец был быстрее. Шагнув в сторону, он ударил правым предплечьем по вытянутым рукам Мэлона, который, потеряв равновесие, закачался на ногах, а Шивли, повернувшись на месте, полутолкнул, полуударил Мэлона в челюсть. Мэлон схватился за техасца, чтобы восстановить равновесие, промахнулся и, ошеломленный, плюхнулся на ляжки. Он начал подниматься, встал уже было на колени, чтобы снова броситься на Шивли, когда Йост, встав между ними, одной ногой прижал Мэлона к полу и руками отгородил от него Шивли.
– Хватит, ребята, достаточно! – приказал Йост.
Шивли злобно смотрел сверху вниз на Мэлона.
– Этот придурок первый начал. Я ничего не сделал.
– Ты сделал все, – завопил с полу Мэлон, грозя Шивли кулаком. – Ты все испортил, – от ярости его крики были почти бессвязными. – Ты… ты нарушил договор. У нас был договор, торжественное соглашение, как клятва на крови. Ты нарушил его за нашими спинами. Ты ее изнасиловал. Ты сделал нас преступниками.
– Ох, заткнись, – с отвращением сказал Шивли. Он сбросил себя руки Йоста. – Если ты не заставишь его захлопнуться, Говард, я намерен сделать это сам, и это не будет приятно.
– Сядь, сядь, Шив, – убеждал Йост, отталкивая Шивли к стулу, только что освобожденному перепуганным Бруннером. Йост принудил техасца сесть. – Давайте успокоимся, Шив, мы все сможем выяснить в ходе разговора.
Йост обернулся к дрожащему Бруннеру, помогавшему Мэлону встать. Бруннер, не переставая, бормотал:
– Не надо больше этого, Адам, не надо. Драка нам не поможет.
Йост энергично подтвердил:
– Он прав, Адам. Послушайся своего дядю Лео. Он прав на этот раз. Что сделано, то сделано, и нет смысла сваливать это на Шива. Он действовал импульсивно. Нам всем следует принять тот факт, что у каждого из нас своя натура. Веди себя прилично.
Мэлон ничего не ответил. Падая, он ушиб ногу и позволил Бруннеру провести его, хромающего, к дивану и усадить.
Мэлон сидел, уставившись в пол, сцепляя и расцепляя пальцы и все время покачивая головой. Наконец он поднял глаза на Шивли.
– Ладно, я думаю, что дальнейшее применение силы толку не даст.
– Это верно, – одобрительно сказал Йост.
– Но мне все же чертовски жаль, – горько заметил Мэлон. – Меня тошнит от разочарования. Кайл, ты совершил самое низкое преступление. Ты изнасиловал ее, когда она беспомощна. Ты нарушил нашу торжественную клятву ей и друг другу. Ты все испортил.
– О, черт, – сказал Шивли, – Гови, передай мне пиво. – Взяв у Йоста свой стакан с пивом, он с отвращением посмотрел на Мэлона. – Приятель, слезь с меня, ради своего же собственного блага. Не смеши мою задницу. Не делай вида, что ты единственный знаешь, кто и что должен делать. Мы в этом равны. Так что не взваливай на меня ничего такого, парень. Я пойду своим путем, а вы идите своим. Только так мы сможем договориться, как я понял.
– Но не изнасилование, – сказал Мэлон. – Такой путь ни для кого не годится.
Йост снова вмешался:
– Адам, просто нет смысла стегать мертвую лошадь. Давай оставим эту тему. С этим покончено.
– Ты чертовски прав, – сказал Шивли. – Покончено и позабыто, большое дело, подумаешь, и никакое тявканье и обвинения с твоей стороны не изменят этого и не повернут часы назад. Начиная с настоящего момента тебе придется быть реалистом. Посмотри на факты как они есть. Мне захотелось это сделать и я сделал, понятно? Я хорошо ее оттрахал. В твоей книжке волшебных сказок она может быть недотрогой, святой Шэрон Филдс. Но сейчас, у нас в кровати, она товар, который надо использовать. Прекратим этот треп о том, должны мы или не должны. Она проломлена. Отныне она – настоящий живой почетный член Фан-клуба развлечений, а не картинка у тебя на стене. Это живая задница, парень, и она готова к действию. Начиная с сегодняшнего вечера у нас пикник, траханье и веселье. И давно пора. И скоро ты будешь мне пятки лизать, не зная как меня отблагодарить.
Мэлон пришел в ярость.
– Благодарить тебя? За то, что ты совершил грязное преступление против беспомощного человека? За то, что ты нарушил свою клятву? За то, что поставил всех нас под угрозу? О черт, мне действительно тошно. – Он рассеянно похлопал себя по карману, вытащил мятую сигарету, начинил ее травкой и стал расправлять ее, пока Бруннер нервно искал ему спички.
Когда Мэлон откинулся назад, огорченно затягиваясь, Бруннер обратил лицо к Шивли. Губы у Бруннера дрожали.
– Я… не хочу усугублять ситуацию, Кайл, но я совершенно согласен с Адамом. Ты переступил наши правила. Тебе не следовало действовать импульсивно. Тебе нужно было подумать о нас, твоих друзьях. Мы, не по своей воле, оказались пособниками.
– Ну и что, если вы пособники? – буркнул Шивли, слизнув пиво с верхней губы. – Ну и ладно, наслаждайтесь этим так же, как и я.
Йост внимательно, с каким-то извращенным уважением смотрел на Шивли.
– Да, я думаю, в каком-то смысле Шив прав. – Он обращался к Мэлону и Бруннеру, стараясь говорить рассудительно. – Неплохо было бы нам всем успокоиться и понять, что у каждого из нас есть свои достоинства и слабости. Именно так люди и живут в мире друг с другом. – Он помолчал. – Есть одна вещь, за которую я Кайла уважаю. Он реалист и не зацикливается на ненужном чувстве вины. Вы его послушали, так же как и я. Дело сделано. Этого не вернешь. А поскольку дело сделано, то это меняет вещи. Мы можем смотреть на него с новых позиций.
– Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, Говард, – встревоженно заметил Бруннер.
– Я говорю, что ситуация изменилась, так что, может быть, разумно предположить, что следует изменить и отношение всех нас к этому делу. – Он повернулся на каблуках к Шивли. Было ясно, что кажущийся нейтралитет Йоста преобразился в восхищение тем, кто это совершил. – Шив, ты нас не разыгрываешь? Ты действительно пошел и оформил ее?
– Говард, почему я должен тебе врать, если все, что вам всем надо сделать, – это зайти в соседнюю дверь и убедиться самим?
– Ты сделал это, – сказал Йост таким тоном, каким другие говорят «Аминь». Он поколебался. – Ладно, Шив, ты вполне мог бы и рассказать нам – и как оно?
Мэлон скосил глаза сквозь марихуановый дым. Его голос слегка дрожал.
– Я не… не хочу… хочу слышать.
– Я интересуюсь этой информацией не для тебя, – заметил Йост с оттенком раздражения. – Я спрашиваю для себя. – Он снова обратился к техасцу. – Давай, Шив, говори. Как она?
– Великолепна. Фантастична. Настоящая езда. У меня даже шары встали.
– Ты не врешь?
– Я тебе не вру. Этот цыпленок полностью соответствует тому, как его рекламируют, если можно так выразиться. Она будоражит.
– В самом деле? А она сотрудничала?
Шивли фыркнул.
– Я пригласил ее к этому. Но не дал времени на ответ. С этих пор она станет сотрудничать лучше. Я ее немного пообтесал. Думаю, я втемяшил ей ту мысль, что плохое обращение с нами ни к чему не приведет.
– Я уверен, что ты прав, – поспешно вставил Йост. – Так значит, ты не думаешь, что она еще склонна к сильному сопротивлению?
– После того, что я ей дал? Нет. С этих пор с ней общаться не труднее, чем с чьей-нибудь бабушкой. Она сломлена, я же вам говорю. Она приручена. Мы заполучили себе маленькую домашнюю любимицу в процессе развития.
– Что ж, поскольку такому было суждено случиться, то это великолепно, – глаза Йоста блестели. – Иона выглядит так, как мы и ожидали, говоришь?
– Лучше. – Шивли оставил пустой стакан, встал и потянулся. – Гови, старик, – он дружески положил руку Йосту на плечо, – подожди, пока увидишь эту штуку. Красивее ты в жизни не видел: она даже стилизована, слегка побрита с обеих сторон, так аккуратно…
Бруннер, ветеран ночных представлений «Костюм на день рождения» Фрэнки Раффало, поглощенный разговором, предложил добавочную информацию:
– Танцовщицы и хористки обычно бреют с боков свою… лонную область, потому что это смотрится презентабельнее, когда они одевают колготки или ленточные трусики. Э, и мисс Филдс, я помню, она исполнила несколько танцев в своем последнем фильме в очень откровенном виде.
– Да, – сказал Шивли, оценивая Бруннера как потенциального союзника. – В самую точку, Лео. – Он снова по-братски похлопал Йоста по плечу. – А все остальное! На ее буфера можно вешать шляпы. Она здесь как восьмое чудо света. Но зачем тебе верить мне на слово? Иди посмотри сам.
– Я бы мог, – с энтузиазмом ответил Йост. – Я об этом и думал.
– Приятно перепихнуться, – ухмыльнулся Шивли. – А что касается меня, то пойду придавлю подушку, чего я вполне заслужил. Доброй ночи, приятели – члены клуба, увидимся как-нибудь завтра.
Зевая, он вышел из комнаты.
Йост с уважением покачал головой.
– Что бы вы ни говорили, – сказал он, ни к кому не обращаясь, – а Шивом следует восхищаться за смелость.
– Что ж, насиловать может каждый, – хрипло пробормотал Мэлон.
– Я тоже так думал, – ответил Йост.
– Не пора ли нам всем идти спать, – сказал Бруннер.
– Вы с Адамом идите, – ответил Йост. – А мне что-то не хочется. Я что-то слегка возбужден.
– Не пойдешь же ты туда? – запротестовал Бруннер.
Йост задумчиво почесал промежность.
– А почему бы и нет? Нет резона позволять Шиву обладать монополией.
Бруннер вскочил на ноги:
– Очевидно, что мы не можем делать вид, как будто бы этого зла не было и в помине. Но два зла не дают в сумме одно добро, Говард. Нам не следует мириться с преступлением, – он постарался схватить Йоста за руку. – Подумай получше. Завтра мы все протрезвеем и сможем обсудить это.
Йост отвел свою руку.
– Как выразился Шив, мы уже поговорили достаточно.
– Пожалуйста, подумай еще раз, Говард.
– Я только что так и сделал. И я проголосовал «за». Я иду посмотреть на нашу почетную гостью.
Мэлон попытался встать с дивана, но ему это не удалось.
– Гови, не надо…
Йост отмахнулся от него.
– Вы двое займитесь приятным разговором или поспите. Не ломайте ваши головы насчет меня. Это свободная страна. Один человек обладает одним голосом. Я знаю, за что я его отдаю.
Он двинулся в сторону коридора.
Она лежала на спине, слишком утомленная нападением и последовавшей затем истерикой, чтобы о чем-то думать. Она стремилась только к забытью, а оно не приходило.
Господи, как бы ей хотелось думать, что этого мира не существует, что ей снится кошмар и скоро она проснется в безопасном Бель-Эйре!
С тех пор как ее рыдания прекратились, она не слышала ни звука, не считая неровного стука ее сердца.
Сердце, пожалуйста, остановись, молила она, и освободи меня от этого.
…Сначала она услышала, как дверь спальни закрывается на защелку.
Кто-то снова вошел в комнату.
Она открыла глаза не сразу. Ей было неинтересно, который там из них. Достаточно было знать, что ее все еще не оставляют в покое.
Раньше, когда ее истерика прошла, у нее промелькнула мысль, не будет ли Злодей единственным, кто возьмет ее силой в эту ночь или потом. Скроет ли он свое подлое деяние от других? Ей казалось, что он мог бы так сделать.
Теперь, чтобы узнать, был ли это Злодей или один из остальных, она, наконец, заставила себя открыть глаза.
Рядом с кроватью стоял мясистый плотный здоровяк в мятой полосатой пижаме.
Продавец.
Его глаза с красными прожилками были направлены не в ее глаза, а на ее оставшиеся непокрытыми груди. Взгляд его казался завороженным, рот открылся, дыхание участилось.
О, Господи, простонала она про себя, он знает, они все знают. В нее уже проникли один раз. Поэтому теперь она уже не является неоскверненной, достойной благоговения, свободной от вторжения территорией. Ворота уже открыты. Публику приглашают входить. Сезон начался.
О, Господи, нет. Неужели этот вот, Продавец, и другие не окажутся более чуткими к ее переживаниям? Она стала молиться, затем остановилась.
Ее детские надежды на какие-то цивилизованные приличия и уважение исчезли, не успев сформироваться.
Продавец, все еще не глядя на ее лицо, все еще зачарованный ее грудями, возился с завязками своих пижамных брюк. Он снял их быстро и молча. Он не терял времени.
– Нет, пожалуйста, нет, – слабо запротестовала она.
Он приблизился к кровати, лихорадочно расстегивая куртку, и отбрасывая ее в сторону.
– Не надо, – молила она. – Просто потому что то, другое животное…
Он навис над ней.
– Я не делаю ничего такого, чего бы ты еще не знала.
– Нет, не надо, не надо. У меня болит там, внизу. Мне очень больно. Я была сухой…
– Нет, сейчас ты уже не сухая.
– Я измучена до крайности. Я больна. Поставьте себя на мое место. Пожалуйста, имейте сострадание.
– Я буду осторожен. Ты увидишь.
Что она видела сейчас, чего она не могла не видеть, было отталкивающее, отвратительное, голое существо над ней.
Существовал ли какой-нибудь способ вызвать у него хоть подобие благоразумия?
Все призывы будут сейчас потрачены впустую, она это знала. Слишком поздно.
Кровать осела слева от нее, так что она скатилась в его сторону, когда он стоял на коленях.
– Что вы предпочитаете, мадам? – спрашивал он. – Я стремлюсь услужить.
– Вали отсюда, черт бы тебя побрал, или я убью тебя. Только тронь меня, и я…
– Не трать время зря. Давай начнем представление.
Он тяжело опустился рядом, соприкоснувшись с нею.
Слабея, она постаралась отстраниться, но его рука была на одной из ее грудей, а волосы оказались на лице, когда он начал целовать и сосать ее соски, сначала один, потом другой. Она старалась вывернуться, но рука плотно удерживала ее на спине.
Пока он неумолимо совершал подобные действия с ее мягкими, безответными сосками, во второй раз за эту ночь она ощутила, как на ее бедре поспешно растет некая твердость.
– Кто бы вы ни были, пожалуйста, прекратите, – просила она. – Я уже больше не могу. Мне хочется умереть. Оставьте меня в покое, если вы человеческое… человеческое существо.
Его губы оторвались от ее груди.
– Поэтому я и здесь, мадам, потому что я человеческое существо.
Крякнув, он взгромоздился на нее, пока она, собрав последние силы, крепко сжимала ноги.
Теперь он делал что-то там внизу. Она ощутила, как половинки ее юбки были поочередно откинуты в стороны. На животе и верху бедер она ощутила поток холодного воздуха. На мгновение он замер, заинтригованный видом ее широкого, ярко выраженного, выдающегося вагинального холмика.
Почти непроизвольно у него вырвался возглас предвкушения и удовольствия.
Остальное случилось до странности неожиданно. Он удивил ее, потому что двигался так быстро, что захватил ее врасплох. Его быстрота была неожиданной для такой вялой внешности. Его руки вонзились между ее сжатых бедер, и он развел их широко в стороны, так что она вскрикнула от боли. Ее розовая вульва и широкие внешние губы были открыты для него, и, не успела она защитить их, как его короткий толстый обрубок уже раздвинул их.
– Нет! – взвизгнула она.
И снова в нее полностью проникли, насильно, пронзая как беспомощную олениху.
Она призвала на помощь силы, оставшиеся после встречи со Злодеем. Она попыталась отстраниться, оттеснить его коленом в сторону, но он злобно ударил ее кулаком по коленной чашечке, так что боль разорвалась у нее в голове. Мучение было невыносимым, его размеры и слоновий вес были чрезмерными, и она обмякла.
Глаза его были закрыты, со рта капало, когда он двигался вперед-назад, вперед-назад, без остановки, растягивая и жаля стенки ее вагины.
Он издавал какое-то восклицание, которое она сначала не поняла, но потом разобралась. «Восхитительно, восхитительно, восхитительно», – пел он как испорченная пластинка.
Услышав это, она ослепла от ярости. Она проклинала его, выкрикивая все плохие слова, которые знала. Едва не плача, она пыталась поднять голову и ударить его в челюсти и грудь. Ее проклятия и удары были для него, как камешки для динозавра.
Забыв о ней, он двигался в ней туда и обратно. Больше всего ей доставляло мучений не бесконечная езда, а удары его огромного тела; ее грудь, ребра и пелвис были разбиты и болели как от контузии.
Ее изувеченные колени сделали последнюю попытку причинить боль ему.