Текст книги "Фан-клуб"
Автор книги: Ирвин Уоллес
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 39 страниц)
Оставался один вопрос, и ответ на него станет известным только в конце операции: можно ли доверять ее похитителям, выполнят ли они полностью свою часть сделки?
Конечно, они были беспринципными животными, но каждый из них воспитывался в своей среде. Интуитивно ей казалось, что Йост, Бруннер и Мечтатель хотели бы сохранить свою честь при выполнении условий сделки. Если бы ее судьба целиком была в их руках, то, безусловно, через неделю она оказалась бы в Лос-Анджелесе, в безопасности, безмерно напуганная, зато живая и здоровая.
Но ее судьба зависела не от них, она знала об этом, а полностью определялась капризами и милостью Кайла – Т. Скоггинса. Это был капрал Скоггинс, не Шивли, нет, она убедилась в этом только что. Тот самый Скоггинс, стоявший у дренажной канавы, опустошавший свой смертоносный автомат, расстреливая в упор этих бедных, беспомощных детишек. Скоггинс, который сказал кому-то, что никогда нельзя оставлять живыми тех, кто впоследствии мог бы опознать вас.
Как только Шивли получит свою долю выкупа, допустит ли он существование малейшей вероятности, что она сможет опознать его?
Ее светлые надежды постепенно исчезали за облаками сомнений.
Несмотря на то что сознание ее было отуманено снотворным, она с жуткой ясностью понимала, что не может оставить вопрос своего спасения в руках Шивли. Единственная гарантия ее безопасности после всего пережитого могла появиться только в том случае, если она сумеет найти способ переложить ответственность за свою безопасность с Фан-клуба на Феликса Зигмана, полицейский департамент и Федеральное бюро расследований. Она не должна зависеть от членов Фан-клуба, дожидаться, пока они вернут ее людям, которым она доверяет. Ей следует найти способ привести этих людей к себе, где бы она ни находилась.
Где бы она ни находилась: недалеко от Арлингтона, возле озера, в уединенной местности среди холмов.
Этих примет было достаточно для любого человека, который начнет ее поиски.
Как найти способ передать эту добытую с таким трудом могущую спасти ей жизнь драгоценную информацию до того, пока не будет слишком поздно?
Одно дело – дать знать кому-то из внешнего мира, что ты находишься в руках похитителей. Конечно, это уже было бы достижением, завершением определенного акта, хорошо спланированного талантливым режиссером. Но этого было недостаточно, все еще недостаточно. Дать знать кому-то извне, где тебя содержат, – то было совсем другое дело. Однако сегодня, по крайней мере, такое задание казалось ей абсолютно невыполнимым.
Без этого третьего акта все ее исполнение роли можно было бы считать полным провалом. Все ее усилия пропали бы без толку. Без удачной развязки весь спектакль, который мог бы иметь огромный успех, будет внезапно снят из репертуара.
Она пыталась усиленно думать, но в голове была полная каша.
Мысли плавали в дремотном тумане.
Мгновенно ей вспомнился день, когда Мечтатель вернулся, посмотрев часть того старого фильма, ее фильма. Она припомнила его реакцию. Фильм не совсем плохой, даже, можно сказать, хороший, с лучшим концом, чем тот, который ждет ее сейчас. Кинофильмы всегда имеют счастливый конец. Почему же в жизни нет столь же счастливых окончаний?
Хватит о фильмах. Жизнь – единственное, что сейчас имеет смысл.
Нет счастливых окончаний в жизни, по крайней мере, для нее.
Такая усталость…
Она зевнула, повернулась на бок, натянула одеяло повыше, свернулась калачиком.
Какая жалость! Она зашла так далеко. Так мало осталось пройти, чтобы уверенно обеспечить себе свободу. И вот она наткнулась на сплошную стену. Нет способа перебраться через нее. Спрятана. Потеряна. Мертва.
Затем, проваливаясь в дремоту сквозь последний крошечный островок сознания, она увидела микроскопический, едва заметный лучик света, далеко упрятанный в прошлое. Он освещал дверцу, ведущую к свободе.
Не забудь об этом, Шэр, не забывай, пожалуйста, вспомни, когда проснешься.
Не забудь вспомнить, если не хочешь погибнуть, а ведь ты не хочешь умереть, неправда ли?
Не хочешь.
Вспомни.
Действие третье
Глава 12
В девять часов утра в понедельник, как и обычно пять раз в неделю, Феликс Зигман запарковал свой «кадиллак» на отведенное ему место в подземном гараже в роскошном доме Блэкмана на Саус Беверли Драйв в Беверли-Хиллс. За десять быстрых шагов он прошел до лифтов, вошел в современную, обшитую деревом кабину лифта с самообслуживанием, и, нажав на нужную кнопку, медленно и плавно поднялся на пятый этаж.
Обычно утром в понедельник у него было мрачное настроение – в этот день на его столе скапливались горы телефонных посланий. Похоже было на то, что его клиенты все уик-энды занимались только тем, что готовили для него горы жалоб, домашних проблем и т. п. Зигман заметил в зеркале лифта, что выражение его лица даже более мрачно, чем обычно.
Так же привычно во время этого подъема он осмотрел себя в последний раз, чтобы убедиться, что готов к неизбежному потоку телефонных звонков – ни один волосок не выбился из прически; безукоризненно чисты стекла очков, не осталось ни одной пропущенной при бритье волосинки на загоревшем, широком, властном лице. Обычно все это было прелюдией перед тем, как снять последнюю пушинку с одного из его щеголеватых, сшитых на заказ костюмов, поправить пестрый галстук и носовой платок с монограммой в нагрудном кармане пиджака и определить, нужно ли вызвать снизу мальчика-чистильшика, чтобы добавить блеска его лакированным ботинкам.
Обычно, в нормальных условиях, Феликс Зигман весьма заботливо относился к собственной персоне, но не сегодня, не в это утро и ни в одно из многих недавних утренних рабочих часов.
Тайна исчезновения Шэрон Филдс тяжко легла на его плечи. Изо всех маститых членов его «конюшни» Шэрон была самой любимой. Он обожал ее, восхищался ею, понимал ее. Единственное сожаление, которое он, убежденный холостяк, испытывал в жизни, – это отсутствие дочери. Именно Шэрон ближе всех подошла к тому, чтобы заполнить эту пустоту в его душе.
Прекрасно осведомленный о живости ее настроений, капризности поведения, импульсивных поступках (хотя все эти качества постепенно исчезали из ее характера в последние два года), он не слишком беспокоился в течение первых сорока часов ее исчезновения, хотя Нелли Райт, существо более эмоциональное, не находила ребе места с самого начала. Но, по мере того как исчезновение Шэрон продолжалось после двух дней и на третий, четвертый, Зигман начал всерьез разделять беспокойство Нелли. Зная о бесполезности общения со служащими Бюро по розыску пропавших лиц полицейского департамента Лос-Анджелеса, когда не существовало ни малейшего доказательства того, что на Шэрон могли напасть или ранить ее где-то вне дома, Зигман сделал неофициальный запрос, нанеся визит своему знакомому офицеру этого Бюро. К несчастью, весть о его визите проникла наружу – в наше время весь мир опутан проводами; оказалось, что сохранить тайну в нем практически невозможно. И только благодаря немедленному выступлению по телевидению Зигман смог предотвратить распространение этой истории, которая могла оскорбить общественную нравственность.
Но сегодня утром его озабоченность по поводу Шэрон начала перерастать в страх, весьма реальный страх, что случилось нечто весьма серьезное. Шэрон могла оказаться в смертельной опасности и не быть в состоянии связаться с ним или с Нелли. У него мелькала смутная мысль, что Шэрон могли похитить. Но прошло немало времени, а они так и не получили требования о выкупе, в результате вероятность похищения практически отпадала. Учитывая, сколько прошло времени, прикидывая, какие неприятности наиболее часто обрушиваются на человека, Зигман подумал о трех гипотетических происшествиях.
Первое. Амнезия. Эта болезнь вызывает провалы в памяти с последующей утратой личной идентичности. Конечно, эта болезнь не является обычной, распространенной. И все же, как известно, такое случалось. Можно было представить себе, что Шэрон захватили в такой период этой болезни, когда она не сознавала, кто она или откуда она идет, – и такое могло произойти по неизвестной причине или из-за какой-то мозговой травмы. Такой случай мог оказаться причиной исчезновения Шэрон. Фактически только позавчера Зигман осторожно получил консультацию у психиатра по поводу этого заболевания. И все же Феликс думал, что такая причина имеет наименьшую вероятность. Ведь если Шэрон не сознает, кто она такая, то заметившие ее бесчисленные толпы людей сразу узнали бы ее и сообщили бы об этом в соответствующие органы власти.
Второе. Кома, вызванная случайным повреждением организма. Во время своей обычной утренней прогулки она могла открыть передние ворота (висячий замок на кожухе мотора пропал куда-то) и пойти прогуляться по одной из боковых дорог Стоун-Каньон-Роуд. Ее мог сбить проезжий водитель автомобиля и сбежать с места дорожного происшествия. Ее могло сбить с ног упавшее дерево. Но вся прилегающая к ее владениям территория была прочесана по нескольку раз им самим, Нелли, О'Доннеллами в течение прошедшей недели. При этом никто из них не обнаружил ни следов Шэрон, ни принадлежавших ей вещей. Конечно, существовала вероятность того, что какой-либо пешеход или водитель наткнулся на ее тело, слишком сильно изуродованное, чтобы ее можно было опознать. А так как при ней во время утренней прогулки никогда не было никаких документов, какой-нибудь добрый самаритянин мог доставить ее в какой-либо госпиталь или малоизвестную муниципальную больницу. И там она могла находиться по сей день, в глубокой коме, под любой фамилией. Фактически Нелли навела справки во всех городских и сельских госпиталях, давая общее описание внешности Шэрон (так, чтобы ее имя и весть об их глубокой обеспокоенности не смогли проникнуть в средства массовой информации). При этом она говорила, что пытается разыскать родственницу (под фиктивной фамилией), но эти запросы не дали никаких результатов.
Третье. Побег с каким-то мужчиной под воздействием импульса. Зигману импонировала такая идея только потому, что Шэрон однажды устроила точно такую же эскападу, правда, в более юные годы. Но теперь он лишь наполовину мог поверить в такую возможность, а Нелли вообще категорически отвергала ее. Взросление и перемены, которые они наблюдали в характере Шэрон, настроение, в котором она находилась в ночь перед исчезновением, – все это придавало наименьшую вероятность такому событию из всех трех, рассматривавшихся выше. Более того, в последнее время она становилась все более разборчивой при выборе мужчин-компаньонов. Если существовал мужчина, интересовавший ее в последние годы, то Нелли или Зигман знали бы о нем и могли навести справки о его местопребывании. Нелли полагала наиболее правдоподобным, что Шэрон уехала куда-нибудь по собственной воле, отдохнуть и отделаться на некоторое время от назойливого общества, но опять-таки такое приключение вряд ли можно было считать естественным. Теперешняя Шэрон была слишком чувствительной, чтобы не думать о переживаниях близких ей людей, и, безусловно, связалась бы с ними в течение прошедшей недели.
Но сегодня… Зигман все время держал в голове срок ее исчезновения. Великий Боже, сегодня был тринадцатый день с тех пор, как она исчезла.
Тринадцатый день превращал всю историю в еще более угрожающее событие. Но при этом не было ничего противоречащего факту, что она пропала из виду, растаяла, как облачко дыма. Никакое рациональное размышление не давало никаких результатов.
Как логичный человек, Зигман гордился тем, что верил в то, что любая человеческая загадка должна иметь ответ или разумное объяснение. Как бы то ни было, человеческий мозг представляет собой наиболее эффективный компьютер на земле, и, если в него ввести правильную информацию о предыстории и реальных вариантах развития событий, он обязательно выдаст рациональные ответы. А в данном случае входная величина была известна. Шэрон Филдс. Информация и статистика о ней обширны и доступны. Вы вводите все, что известно о ее внешности, привычках, поведении, мыслях, амбициях, о ее друзьях и врагах. Вы вводите все возможное в компьютер и ждете появления распечатки. И вот когда она выходит из компьютера, оказывается, что она пуста.
Такое неудачное решение, полученное с помощью самого совершенного логического инструмента, побеждает самое понятие логики.
Так что он, бизнесмен в фирме, выдающей ответы на вопросы, оказался совершенно тупым. И с каждым проходящим днем тупел от страха и отчаяния все больше и больше.
И вот он стоял на пороге распахнутых дверей лифта, перед покрытым синим ковром коридором пятого этажа, ведущим в его шестикомнатный офис. С тяжелым сердцем Зигман вышел из лифта и направился в офис.
Из того, что он читал (а он обожал читать), ему было известно, что бывают тайны, которые так и остаются нераскрытыми. В 1809 году британский посол в Вене, Бенджамин Бэсхерст, вышел из гостиницы в Перлберге, в Германии, чтобы подойти к своему экипажу, обошел лошадей и при свете дня исчез из виду навсегда. В 1913 году писатель Амбруаз Бирс пересек границу Америки с Мексикой и исчез с лица земли. В 1930 году судья Джозеф Крейтер сел в такси, и больше его никогда не видели. И бесчисленные другие люди, от потерянных колонистов острова Роанока до команды судна «Мария Челеста».
Все они испарились в прозрачном воздухе.
Ни об одном из них никогда не стало известно хотя бы что-нибудь.
Неужели Шэрон Филдс пополнит этот список? Нет, уговаривал себя Зигман, этого не может случиться с наиболее популярной, наиболее известной, самой прославленной молодой актрисой. И все же ничто не менялось к лучшему, этот факт нельзя было игнорировать, это было утро тринадцатого дня без Шэрон.
Феликс Зигман остановился возле надписи на дубовой двери его офиса. Четкими черными буквами было написано его имя. Он почувствовал угрызения совести, прочитав под ним многообещающую надпись: УПРАВЛЕНИЕ ЛИЧНЫМИ ДЕЛАМИ, и быстро прошел в дверь.
Проходя через приемную с секретаршей и мимо каморки своего исполнительного секретаря, едва кивнув в сторону каждой из них, он вошел в свой просторный прекрасно декорированный кабинет, избегая даже взгляда на стену с фотографиями знаменитостей, казалось смотрящих на него с укоризной. Наиболее подозрительной ему показалась сегодня фотография очаровательной блондинки с надписью «Твой вечный друг, с при знательностью и любовью, Шэрон Филдс».
Он прошел прямо к своему аккуратному огромному письменному столу, заваленному телефонными сообщениями. Удобно уселся в свое вращающееся кресло с высокой спинкой и еще раз, перед началом делового дня, возвратился к своим размышлениям.
Так же, как каждое утро последних десяти дней из тринадцати, он взял трубку личного телефона с блокиратором и набрал номер Шэрон Филдс, не указанный в справочнике.
После первого же звонка ему ответили. В эти дни трубку снимали без малейшего промедления.
– Нелли? Это Феликс.
– Ты узнал что-нибудь?
– Нет, ни слова. А ты?
– Ничего, ничего. Феликс, я не представляю, переживу ли сегодняшний день. По-настоящему умираю от страха.
Он попытался успокоить ее, подавляя свое собственное беспокойство, обещал, что позвонит еще раз, позднее.
После этого он обшарил глазами все телефонограммы, в надежде увидеть фамилию Шэрон или имя незнакомого человека, который мог позвонить, чтобы сообщить информацию о ее местопребывании. Но ее имени не было видно нигде, как и ее самой. Все другие имена принадлежали знакомым клиентам, или агентам, или брокерам, или пресс-агентам различных фирм.
Пока он просматривал пришедшую почту (все конверты были аккуратно вскрыты его энергичным исполнительным секретарем, Хуанитой Вашингтон), его мозг «фотографировал» обратные адреса, пытался догадаться о содержимом писем и автоматически выдавал краткие, четкие, жестковатые ответы.
В то время как он вынимал письма из конвертов, его пальцы остановились на одном из них. Конверт не был вскрыт, что означало, что безупречная в работе Хуанита или пропустила его (!), или заметила надпись на конверте типа «Лично» или «Конфиденциально».
Конверт, действительно, оказался помеченным надписью «Личное и важное», Сделанной большими печатными буквами.
Зигман извлек конверт из папки и рассматривал его в течение минуты. Обратного адреса не было. Отправлен из Беверли-Хиллс. Дешевый конверт мог быть куплен в любой лавчонке или аптеке. Его собственная фамилия и адрес были написаны чернилами, грубыми печатными буквами.
Перевернув конверт и надорвав его, он вынул линованные, пробитые отверстиями по краю страницы, и внезапно его охватило предчувствие.
Торопясь, он раскрыл письмо и разгладил его страницы с помощью пресс-папье, лежавшего перед ним на столе.
Феликс сразу же безошибочно распознал наклонные буквы, маленькие круглые точки над «и», незаконченные петли хвостиков в «у».
Перевернул страницы и в конце последней увидел подпись – «Шэрон Л. Филдс».
Наконец-то!
Снова вернулся на первую страницу, на самый ее верх, и поспешно начал читать:
«Мистеру Феликсу Зигману, конфиденциально.
Дорогой Феликс, знаю, что ты беспокоишься обо мне. Это краткое письмо все объясняет. Оно продиктовано мне. Пишу своей рукой, чтобы доказать, что оно от меня. Меня похитили 18 июня. С тех пор держат в плену. С тобой не входили в контакт… сначала, так как вырабатывались определенные решения.
Со мной все в порядке. Меня выпустят, не причинив никакого вреда, если вы согласитесь полностью с условиями моего освобождения, установленными далее в этом письме о выкупе. Если условия вас не устраивают или изменены вами, это будет означать, что вы лишили меня жизни. Если сумма, условия оплаты и требуемая секретность не будут выполнены, меня убьют. Это – вне всяких сомнений. В этом можешь быть уверен. Условия моего освобождения перечислены ниже.
Требуемый выкуп за мою жизнь – один миллион долларов (1.000.000) наличными, в банкнотах обычного достоинства. Они должны быть по 100, 50 или 20 долларов. Общая сумма должна содержать 1000 100-долларовых купюр, 2000 50-долларовых купюр или 50000 20-долларовых купюр. Только половина купюр может быть измятой. Оставшаяся половина должна быть в приемлемом состоянии. Вплоть до 8 купюр могут иметь последовательные серийные номера, но ни в коем случае не большее количество. Совершенно запрещается, чтобы купюры имели какие-либо пометы, видимые и невидимые. Меня не выпустят до тех пор, пока каждая банкнота не будет проверена химически. Ожидается, что из-за этого время моего освобождения будет задержано на двенадцать часов. Если даже всего одна купюра окажется помеченной, это будет означать для меня немедленную гибель.
Эти банкноты следует упаковать в два коричневых чемодана, каждый из которых должен иметь небольшие размеры, чтобы можно было переносить вручную. Больший из них должен иметь размеры, не превышающие трех футов длиной и двух футов высотой. Второй чемодан должен быть меньше, но достаточно большим, чтобы вместить оставшуюся сумму денег.
Когда сумма выкупа будет готова, помести объявление в колонку „Личное“ отдела объявлений в ежедневном выпуске „Лос-Анджелес Таймс“. Оно должно появиться в выпуске утром в среду, 2 июля. В объявлении следует сообщить, что деньги у вас есть, и вы ожидаете инструкции о том, где их следует оставить. Объявление должно иметь следующий текст:
„Дорогая Люси. Все разрешилось. Я жду твоего возвращения. С любовью, отец“.
Когда объявление будет прочитано, я должна буду написать второе письмо, более краткое, которое будет передано тебе специальной доставкой по адресу твоего офиса. В нем будет сказано, когда и где ты должен будешь оставить деньги. Организуй свои дела так, чтобы быть свободным в четверг, 3 июля, и в пятницу, 4 июля, чтобы доставить деньги в любой из этих дней. Когда повезешь деньги, тебя никто не должен сопровождать или следить за тобой.
Феликс, я умоляю тебя не информировать никого об этом и последующих письмах. Если о них узнают власти, об этом станет известно здесь, а это приведет к моей немедленной казни. Моя жизнь – полностью в твоих руках. Не подведи меня.
Всегда твоя, Шэрон Л. Филдс».
Феликс почувствовал, как мурашки пробежали у него по рукам, а спина похолодела от ужаса.
Он сидел совершенно потрясенный, окаменев из-за этого письма о выкупе, испуганный его тоном. Его взгляд вернулся к письму, искал ее мольбы о спасении – если сумма, условия оплаты… не будут выполнены, меня убьют… окажется помеченной, это будет означать для меня немедленную гибель… Если о них узнают власти… это приведет к моей немедленной казни.
И в терминах, не оставляющих ни тени сомнения, она говорила ему, что ее судьба находилась в его, и только в его руках.
Если сумма, условия оплаты не будут выполнены, меня убьют.
Моя жизнь полностью в твоих руках.
Не подведи меня.
Ошеломленный Зигман утонул в своем вращающемся кресле, закрыв глаза руками.
«Боже мой», – простонал он громко.
Он был потрясен, его спокойствие окончилось, он оказался в условиях, которых никогда раньше не испытывал. Его рациональное мышление, его отношения к простым смертным как к жертвам эмоций, сам успех его деятельности, – все это основывалось на способности оставаться невозмутимым и четко мыслить в условиях любого кризиса.
Но никогда за всю жизнь он не оказывался в центре кризиса, подобного этому, который вложил в его руки власть над жизнью и смертью другого человеческого существа. Единственного человека, который был для него дороже всех, кого он знал.
Преступление, только что приоткрывшееся перед ним, было настолько неожиданным и страшным, мольба жертвы столь ужасающей, что он оставался недвижимым в течение долгих минут.
Его первой осознанной реакцией стало недоверие. Это был единственный ответ, который подсказывал ему рациональный ум. Рассматривать письмо похитителей с требованием о выкупе иначе, как шалость, мистификацию, даже как мошенничество было гораздо спокойнее, и такое отношение хотя бы немного облегчало груз ответственности, свалившейся на его плечи.
Конечно, именно таким было объяснение, – пытался он убедить самого себя, – и только таким. Кто-то из всезнаек нечаянно узнал об исчезновении Шэрон; может быть, эта ее пара, О'Доннеллы, рассказали об этом другу, которому не следовало доверять. И этот неразборчивый в средствах человек задумал жестокое дело, надеясь получить состояние, которое затребовал в этом письме.
Конечно, должно быть что-нибудь в этом духе было за этим письмом. Нормальные люди никогда не предпринимают попыток похищения кого-нибудь столь прославленного, как Шэрон Филдс. С таким же успехом можно было бы разрабатывать похищение королевы Англии или Президента Соединенных Штатов.
Зигман столь долго прожил в мире кино и вымыслов, так давно вращался в этом фантастическом мире, что автоматически ужас, подобный этому, поместил в архивы киностудий, заполненных коробками вымышленных жутких историй. Это было еще одним плодом фантазии человеческой.
Внимательно рассматривая это письмо с требованием выкупа, он пришел к заключению, что почерк автора, на первый взгляд весьма напоминающий манеру Шэрон, на самом деле был плохой имитацией ее настоящего письма.
Шум в его голове постепенно уменьшался. Ясность ума возвращалась. Если письмо было подделкой, к нему не следовало относиться серьезно. На него вообще можно не обращать внимания. Здоровый дух должен быть восстановлен, он не может нести ответственность за жизнь другого человека. Компьютеризованный день можно было продолжить.
Зигман снова выпрямился в кресле. Все же в этом деле существовала минимальная ответственность, от которой он не мог отказаться. Мистификация – письмо с требованием выкупа в один миллион долларов – должна, по крайней мере, быть рассмотрена как любое другое нормальное дело. Он обязан был внимательно изучить его. Ему следовало убедиться в существовании описанной собственности. Ему необходимо было определить, может ли он выполнить такое поручение.
Очень хорошо, он проверит его обычным способом, еще раз просмотрит письмо, чтобы почувствовать, что выполнил свой долг, прежде чем выкинуть дурацкое письмо из головы.
Он наклонился, включил переговорное устройство, вызвал секретаршу.
Раздался ее голос: «Да, мистер Зигман?»
– Хуанита, дай мне, пожалуйста, папку с корреспонденцией Шэрон Филдс за последний год. Принеси немедленно.
– Да, сэр.
Он барабанил пальцами по столу, пока с нетерпением ожидал прихода секретаря с делами. Что, дьявол ее побери, эта девчонка там делает? Казалось, прошел уже добрый час. Он взглянул на часы, стоявшие на столе. Прошла всего одна минута.
Хуанита с плотным конвертом в руке приближалась к нему, неслышно ступая по толстому ковру.
Его рука простерлась к ней и почти вырвала у нее конверт.
Он даже не счел необходимым извиниться.
– Благодарю, – сказал едва слышно, тут же положил перед собой конверт и раскрыл его.
Вдруг он осознал, что Хуанита все еще находится в кабинете и стоит перед ним у стола. Он поднял глаза и увидел, что она с беспокойством смотрит на него.
– В чем дело? – резко спросил он.
Она была смущена.
– Извините, пожалуйста. Это просто потому, что я озабочена. С вами все в порядке, мистер Зигман?
– Что это значит – в порядке ли я?
– Я… я не знаю.
– Конечно, со мной все в порядке. Чувствую себя превосходно. А теперь оставьте меня. Я занят.
Он подождал, пока дверь закрылась за ней, а затем снова склонился над конвертом. Быстро пролистав скрепленные письма (его к Нелли Райт, письма Нелли к нему от имени Шэрон), он, наконец, нашел одно, затем другое и третье, написанные ему из разных городов самой Шэрон, ее знакомым наклонным почерком.
Он отбросил конверт в сторону и положил три подлинных письма Шэрон рядом с подложным, о выкупе.
Он подробно изучил их, сравнивая одинаковые слова и даже буквы.
Через пять минут с этим было закончено.
Он знал точно.
Жизнь Шэрон Филдс была в его руках.
Вопросов не было. Письмо о выкупе было написано только рукой Шэрон и никем другим.
Его желание представить письмо мистификацией было самообманом, невольной попыткой превратить случившееся в нечто абсолютно невозможное. Но его нельзя было превратить в фантазию. Доказательство того, что это случилось на самом деле, лежало перед его глазами. Это случилось. Шэрон Филдс была похищена. За ее безопасность надо было заплатить. Невозможно скрыться от этого предложения. Деньги следовало выложить, и сделать это очень быстро.
Миллион долларов. Он занимался бесчисленными делами, где требовалось найти не один, а пять миллионов, десять миллионов. Но никогда – за двадцать четыре часа. Никогда – наличными, да еще и купюрами определенного достоинства. Кроме того, со специфическими условиями в отношении серийных номеров банкнот, с требованиями старых и новых купюр. И, что хуже всего, это надлежало выполнить под покровом строгой секретности.
Наверху компьютер поглощал входную информацию издавая быстрое, монотонное жужжание и выплевывая команды для операторов.
Ни при каких обстоятельствах он не мог даже шепотом намекнуть кому-нибудь об этом, и уж конечно, не могло быть и речи о полиции и ФБР. Эта акция должна стать операцией одного человека.
Операция Зигмана.
Ему придется сохранять все в тайне, как священнику или психоаналитику.
Но все же был один человек, которому он должен обо всем рассказать. Ему следует повидаться с Нелли Райт и поделиться с нею этим секретом. Он мог с полной уверенностью положиться на нее, не нарушая указаний похитителей или похитителя. Нелли и он были едины в своей любви к Шэрон. Это были два самостоятельных человека, но они действовали как один, когда дело касалось Шэрон.
Кроме Нелли, надо посвятить в дело еще одного человека – такого, которого можно было бы быстро ввести в курс событий, не теряя ни минуты.
Денежного человека.
Внезапно он нашел такого. У него было много кандидатов, но только один из них – подходящий человек.
Натаниель Чедберн – партнер Зигмана по гольфу на уик-эндах в Брентвудском сельском клубе и старейший президент Национального банка Саттера.
Это был подходящий человек по двум причинам.
Чедберн управлял всеми банковскими делами Зигмана, от счетов его клиентов до займов и финансирования. Их отношения были близкими и ровными уже более десяти лет. Чедберн и банк Саттера работали не только на Зигмана, они много инвестировали в кинокомпанию «Аврора-Филмз», которая снимала в своих фильмах Шэрон и имела с ней контракт.
Чедберн был настоящим финансовым гением. Он обязательно найдет, где достать один миллион наличными за ночь. Возможно, он вхож в хранилища банка Саттера. А если это не так, он все равно знает, где достать денег, даже если для этого нужно будет иметь дело с Федеральным резервом в Лос-Анджелесе. Что же касается их нелепых, поглощающих время требований – половина банкнот старых, это количество в сотнях, другое – в двадцатках и в полусотнях, различия в серийных номерах – Чедберн наверняка знает других банкиров поблизости. Он получит в обмен на эквивалентную сумму такие банкноты, которые требуют похитители.
Но имелась еще одна причина, по которой именно Чедберна можно было считать подходящим человеком, и она была самой важной из всех остальных. За всю многолетнюю дружбу Чедберн ни разу не обсуждал с ним частные дела или финансовое положение других своих клиентов. За десять лет Чедберн даже не осмелился спросить его, женат ли он или был когда-то женат. Частная контора Чедберна была столь же священна и безопасна, как исповедальня Папы в Ватикане. И, кроме того, Чедберн был единственным человеком из окружения Зигмана, который никогда не плутовал со счетом при игре в гольф. Добавим последний фактор. Возможно, он не потребует плату за услуги, или, если он должен это сделать, то примет под залог недвижимость Зигмана и его ценные бумаги, просто поверив ему на слово.
Зигман раздумывал еще над одним вопросом.
Должен ли он рассказать банкиру, зачем Шэрон понадобился этот миллион долларов? Показывать ли ему письмо с требованием выкупа? Было бы вполне безопасным сделать так, и Зигман не сомневался в этом. Но затем понял, что в таком случае нарушил бы требование Шэрон об абсолютной секретности. Потому что с того момента, как Зигман попросит деньги в долг и подчеркнет необходимость получения их наличными, банкнотами определенного достоинства и в определенном количестве, и упомянет о срочности этого дела, Чедберн будет знать все. Банкир поймет, для чего и для кого предназначался миллион долларов. Он тоже любил кино и был страстным книголюбом. Он не станет расспрашивать, и не будет необходимости рассказывать ему обо всем. Доверительность не будет нарушена, равно как и секретность.