Текст книги "Фан-клуб"

Автор книги: Ирвин Уоллес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 39 страниц)

Увлечение сексом в ранние времена вполне понятно, потому что эта тема была таинственной и запретной. Но даже в более открытые и более гуманные времена к сексу все же не относились с легкостью и естественностью. Секс продолжал оставаться предметом: завораживающим – для всех и навязчивой идеей – для многих.

Не впервые в жизни я задумываюсь на эту тему. Фактически, перед тем как был основан наш Фан-клуб, я планировал написать статью о постоянном интересе к вопросам секса в нашей культуре. Успел напечатать несколько тезисов на эту тему, которые предполагаю развить теперь…

На протяжении жизни нескольких поколений владычествует очередной гуру, который стремится освободить людей сексуально, решить их проблемы и трагедии, просветить с помощью исторических случаев и статистических исследований. Можно вспомнить таких известных в прошлом гуру, как Хэвилок Эллис, Ричард фон Крафт-Эббинг, Зигмунд Фрейд, Роберт Дикинсон; можем дойти до более современных сексуальных спасителей, от доктора Альфреда К. Кинси вплоть до доктора Уильяма Мастерса, Вирджинии Джонсон и все более современных. Но как-то никому из них не удалось осуществить это сексуальное спасение. Неуверенность и сконфуженность индивидуальной личности в вопросах секса остается нетленной во все времена, покуда человек остается существом думающим и цивилизованным, а следовательно, соблюдающим определенные законы бытия. Независимо от того, насколько информированными и раскрепощенными становятся люди в вопросах секса, они затрудняются применять в своей практике то, что пропагандируется другими. Насколько мне известно, секс является той сферой взаимоотношений, в которой современные мужчина и женщина Запада, несмотря на сексуальное воспитание и растущую открытость общества, втайне продолжают оставаться озабоченными и отягощенными проблемами в большинстве аспектов своих взаимоотношений. Вследствие эгих бесконечных забот и проблем зачарованность тайной секса остается вечной.

Никакая сексуальная свобода не может отвратить людей от тайной веры, что в сексе заключается нечто большее, нечто ускользающее, что невозможно познать. И они всегда будут искать что-то лучшее в своих сексуальных опытах, что-то недостижимое, высшее, в сравнении с тем что ощущают при общении с любым партнером. Поиски, желания, тоска по совершенному сексу, а следовательно, заинтересованность в этом вопросе, будут продолжаться бесконечно. Объясняется это главным образом тем обстоятельством, что сам сексуальный акт – настолько личное, простое и относительно кратковременное явление, что не может никогда соответствовать ожиданиям его участников.

Но хватит. Я и сам боюсь слишком увлечься вопросом секса, пока записываю эти мысли в свой блокнот. Вообще-то, что же такое секс? Думаю, Мэй Вест, один из моих ранних идолов, определила его наилучшим образом, сказав примерно так: «Секс – это эмоции, выраженные в движениях». Молодец, Мэй!

Вернусь к теме первой коллективной вылазки членов Фан-клуба. Я описал мою реакцию на совершенный сексуальный акт с Объектом в ночь последнего понедельника. Теперь – продолжение.

Вечером во вторник, когда Бухгалтер ожил в достаточной степени, чтобы присоединиться к остальным, я первым вошел к ней и мои надежды оправдались с такой же полнотой и совершенством, как и после первой встречи. Другие высказали такое же удовлетворение, но не могу поверить, что они смогли познать всю полноту женской любви, которую, как выразился сам Объект, она испытывает исключительно ко мне. Набравшись мужества, должен признаться, что моя неприязнь к коллегам по Фан-клубу, хотя и скрытая, существует по-прежнему. Она вызвана тем обстоятельством, что мне приходится делиться с ними, как в коммуне, той женщиной, которую воистину люблю и которая любит меня. Во имя справедливости заключенного нами соглашения, мне, конечно, необходимо было бы избавиться от такого к ним отношения.

Вчера, в среду вечером, а иначе говоря, в первый день второй недели нашего уникального приключения, появились некоторые отклонения от принятого всеми порядка. Механик и Страховой агент получили свою долю удовольствия после полудня, объяснив, что им захотелось вечером поиграть в карты. Хотя я никогда не имел ничего против дневных любовных свиданий, все же нахожу странным, что нормальный мужчина может предпочесть карты Объекту. С другой стороны, Бухгалтер и ваш покорный слуга совершили свои обычные посещения вечером, как всегда.

Что касается меня, то я побывал на седьмом небе, а может быть, и на восьмом, если такое существует.

А теперь, под конец, хочу записать свои впечатления о единственном случае разногласий за несколько последних дней. Имею в виду острый разговор, произошедший в последний вечер. Мне хотелось бы поскорее записать свои впечатления об этом инциденте, пока не вернулся Механик после своей автоинспекционной поездки.

В то время как никто не ожидает, что данная группа людей, происходящих из различных социальных сословий и имеющих различное генетическое наследие, может существовать в полной гармонии и согласии, все сто процентов времени (особенно живя в ограниченном пространстве), все же стоит надеяться, что эти различия могут быть сглажены посредством обсуждений на основе здравого смысла. Я обнаружил, что, когда бы ни возникали разногласия, Механик не поддается никаким логическим убеждениям. Похоже, что это человеческое создание совершенно безмозгло. Он обладает ментальностью на уровне кроманьонца, если выражаться помягче. Ссора, случившаяся накануне вечером, – классический пример его мышления или отсутствия у него такового.

После продолжительного и страстного свидания с Объектом, оставив ее заснувшей глубоким сном, решил я немного почитать, прежде чем, подобно ей, сдаться в объятия Морфея. Проходя через гостиную, я видел, что Механик и Страховой агент все еще увлеченно играют в джин-рамми. Бухгалтер сидел рядом в качестве наблюдателя.

Механик, увидев меня, сказал, что им уже надоела игра в джин-рамми и что если я присоединюсь к ним, то можно сыграть в покер или червы. Я ответил, что глубоко поглощен чтением книги Джеймса Стефенса «Золотой Кувшин» и надеюсь закончить ее сегодня, чтобы заняться затем томиком Лафкадио Хирна и сборником критических эссе об искусстве кинематографии Д. Гриффитса. Механик упрекнул меня за отсутствие чувства товарищества. Такой упрек, сам по себе, не был достаточен для того, чтобы я повиновался. Но, когда Страховой агент напомнил мне, что именно я являюсь президентом Фан-клуба и имею обязательства перед его членами, я понял, что должен ставить свои социальные обязательства выше собственных интересов. Поэтому я заявил, что рассмотрю их предложение и присоединюсь к ним, если все четверо решат играть в червы, а не в покер. Сказал им, что имею определенное предубеждение против карточных игр вообще и что в покере корысть весьма часто настолько доминирует над самой игрой, что нарушает игру и портит удовольствие от нее. Остальные не возражали против игры в червы, и я присоединился к ним за обеденным столом.

Механик налил себе и Страховому агенту спиртного. Бухгалтер и я отказались от этого сомнительного удовольствия.

Мы начали играть в червы; Бухгалтер должен был вести счет.

Механик, всегда серьезно относящийся к соревновательным делам и серьезно переживающий поражения, играл с повышенным вниманием и почти не болтал.

Это обстоятельство повлияло на общее настроение, и мы полностью отдались тасованию, раздаче, пассам, игре. Беседа между игроками едва теплилась. Но спустя три четверти часа Механик, возможно потому, что имел на двадцать очков меньше, чем его ближайший оппонент, или потому что спиртное развязало ему язык (к этому времени он опрокинул уже три бокала), пустился в разговоры о сексе вообще и об Объекте в частности.

Теперь, пятнадцать часов спустя, не могу вспомнить в точности каждое сказанное слово, но поскольку обладаю способностью хранить в памяти суть любого разговора, в котором принимаю участие, то уверен, что точно передам дух сказанного прошлым вечером.

Между шумными глотками виски Механик пустился в беседу, которая вскоре неизбежно приняла весьма оскорбительный оборот.

– Знаете ли, мы все рассказывали друг другу, насколько дружелюбна с нами эта цыпочка (имеется в виду Объект), какое великое удовольствие доставляет она в постели и как чудесно мы с ней проводим время, – начал он. – Так вот, все это верно, и я один из первых сказал, что она в полном порядке, и по-прежнему готов повторять эти слова. Так что не поймите меня неправильно, когда я скажу то, что намерен сказать. Не отрекаюсь ни от чего, что говорил раньше. И сейчас подтверждаю, что она – страстная женщина и любит это дело; фигура у нее такая, что опупеть можно, и Шэрон – действительно лакомый кусочек в постели. Но позвольте заявить следующее: продумывая все, что происходило в последнюю пару свиданий с ней после окончания акта, когда находишься в философском настроении ума, я сказал самому себе: давайте признаемся – все они одинаковы в темноте. Кто бы ни высказал когда-то эту мысль, попал в десятку.

– Бенджамин Франклин сказал это, – вмешался я. – Давая совет своему юному другу, он писал, что немолодая женщина предпочтительнее юной. Перечисляя причины такого заявления, он утверждал, что морщины и внешность не играют заметной роли, потому что, придавая значение лишь тому, что находится ниже пояса, и не обращая внимание на все, что располагается выше его, невозможно отличить молодую женщину от пожилой. А затем добавил: «Ночью все кошки серы».

– То, что пожилые лучше, – это полная брехня, – отрезал Механик, – но этот малый, Бенджи, был прав, что все дырки совершенно одинаковы в темноте, и именно эту мысль я и подтверждаю. Если вы задумаетесь над этим хорошенько, то, конечно, согласитесь со мной. Потому что вот здесь у нас находится эта суперсекс-звезда: целый мир тратит миллиарды, чтобы только посмотреть на нее, мечтает о ней, а мы заполучили ее, но что именно нам досталось, если говорить о реальных фактах? Нам досталась шикарная молодая цыпочка, с прекрасным оборудованием, так? Но не худшими прелестями обладает сотня хорошеньких цыпочек, которых я знаю. А что касается самого процесса, то в чем ее отличие от любой другой дамочки? Я имею в виду, если вы потрахались с одной и той же дюжину раз, то узнаете весь набор ее штучек – что у нее есть и что может она дать. А затем приходите к мысли, что в основном она ничем не отличается от любой цыпочки, с которой вы трахались раньше. Просто наша имеет гораздо большую известность и славу. Правильно? Хочу спросить, получаем ли мы от этой суперзвезды хоть что-нибудь особенное, чего нам не перепадало от других? Подумайте об этом. Вы получаете те же сиськи, такую же шикарную задницу, такую же соблазнительную штуку, она так же работает руками и ртом, и вопит она точно так же – ничего такого особенного я не получил от нее – ничего такого, чего бы не имел от пары сотен других шлюх, с которыми трахался раньше, от секретарш и официанток до пташек, заканчивающих школы. Фактически, если захотите, чтобы я похвастался, в свое время пару раз я столкнулся с парой пташек получше, чем эта хваленая персона.

Меня привела в раздражение несправедливая тирада Механика, но все же я решил послушать, что скажут остальные. Любопытно было знать, как они отреагируют на его признания.

К моему удивлению, первым отозвался Бухгалтер:

– Конечно, я не обладаю столь большим опытом в сексуальных отношениях, какой, кажется, приобрели вы, но, основываясь на том, что я знаю, должен сказать, что достоинства нашей хозяйки значительно превышают средние и, в некоторых отношениях, оказались весьма специфическими. Я лично нахожу ее весьма привлекательной, прекрасно сложенной, более интересной и покладистой, чем любая другая женщина, встреченная мною в жизни. Далее, она… она обладает поражающим воображение опытом в таких делах и восхитительными склонностями к экспериментам. Думаю, что эти последние качества вы оценили бы в большей степени, если бы большую часть жизни были женаты на одной женщине. Конечно, если человек бывает на роскошных банкетах каждый вечер, как мы теперь, аппетит обязательно притупляется. При постоянном потреблении шедевры непревзойденного кулинарного искусства приедаются и кажутся обыденными. Такое явление – настоящая западня. Готов признать это… – Он прочистил горло и закончил фразу. – И, возможно, некоторым образом, то, о чем говорит наш друг, символизирует это явление.

Когда я покинул ее постель вчера ночью, после совершенно великолепно проведенного времени, в моем воображении возникла та молодая обнаженная девушка, о которой я уже как-то вам рассказывал. Та девушка, которую я фотографировал, а затем вступил с ней в сексуальный контакт, в той гостиной, в Лероуз. Сознание мое опять вернулось к ней.

– Все кошки одинаковы в темноте, – рявкнул Механик раздраженным тоном.

Я ждал, когда выскажется Страховой агент.

– Это – как раз тот пример, когда мне ненавистна мысль о согласии с моим другом из Техаса. Но раз уж мы решили быть искренними, говоря о своих чувствах, вынужден признаться, что присоединяюсь к его мнению. Да, мне в голову пришло несколько мыслей сегодня днем и даже раньше, когда я трахался с ней.

Я думал: великолепно, прекрасно, но что же в этом нового? Первые несколько раз, особенно после того, как она стала сговорчивой, это волновало и казалось особенным. Наверное, потому, что это она и, кроме того, это – та женщина, которую хотят все. Но, когда с новизной и загадочностью покончено, то невольно память возвращается в прежние, достаточно хорошие времена. И тут говоришь самому себе, что она не лучше и не в большей степени необычна, чем, по меньшей мере, дюжина хорошеньких подружек, которых ты имел раньше. Фактически именно об этом я думал сегодня днем, когда протер глаза от звездной пыли. Она даже хуже, чем три, по меньшей мере, шлюхи, которых я смог припомнить. При этом не думайте, что я стараюсь принизить ее достоинства. Она может сравниться с лучшими из них. Не говоря уже о ее сиськах. Но, когда ты переполнен хорошими воспоминаниями, то хочется помечтать о перспективах в будущем. И говоришь себе – хорошо, великолепно, но я бы не назвал это национальным праздником в ее честь, не в большей степени, чем в честь любой другой девушки, с которой имел дело. Поверьте, я признаюсь вам. Сегодня, например, я шел к ней, не испытывая никакой радости. Пошел лишь потому, что так полагалось. Знал, что увижу то же, что доводилось видеть раньше с другими.

Знал, что она будет делать все то же, что и раньше. Так оно и было. Так что я получил удовольствие, но не улетел к звездам. Фактически мечтал об игре в картишки, намеченной на сегодняшний вечер.

Наступило время высказаться и мне. И я сделал это твердо, лояльно и корректно.

– Я буду среди вас одиноким инакомыслящим, – так началось мое признание. – Несомненно, я абсолютно не согласен со всеми вами. Нахожу в ней замечательную и уникальную личность. Мечтаю о встречах с ней каждую ночь. Знаю, что с каждым свиданием переживаю новое приключение. У меня тоже было предостаточно женщин. Но никогда не был знаком ни с одной, которая бы вела себя в постели столь же хорошо, как эта. Она исполнила все мои желания, которые когда-либо возникали у меня. А ведь вы знаете, какие необычные мечты я связывал с этим проектом. Она более прекрасна, чем любая женщина на земле. Добрее, милее, отзывчивее, чем все остальные. И, наконец, обладает наибольшим воображением и творческим даром в искусстве любви. Вопреки большинству своих сестер на земле, она радуется плотской любви. И любит это занятие ради него самого. Это – ее форма самовыражения. Вот почему ее любовь всегда свежа, неожиданна и переменчива. Никогда не знал и не слышал о другой женщине на земле, способной одарить так, как делает это она.

Страховой агент бросил мне вызов:

– Назови хоть один пример того, что дает она, но на что не способна любая другая женщина. Нет такого. Вся твоя беда в том, что ты смотришь на нее сквозь розовые очки. Настаиваешь на том, что она обладает качествами, которых у нее нет. Давай назови хотя бы одну-единственную вещь, которая есть у нее, но которой не было ни у одной женщины из тех, кого ты знал раньше.

Прежде чем я успел сформулировать ответ, Механик дал свой собственный:

– Есть одна вещь, которая у нее есть и которой нет ни у одной другой женщины.

– Что же это? – спросил Страховой агент.

– Деньги. Вот что это такое.

– Ну, это конечно, – согласился Страховой агент.

– Ты хотя бы имеешь представление о том, как хорошо она упакована? Знаешь, сколько она наколотила за прошлый год? Цыпочка со мной рассуждала прошлой ночью о том, как несправедливо, что одна маленькая шлюха, как она, зарабатывает так много, когда мы, остальные, не имеем почти ничего. Знаешь, она призналась, что за один прошлый год, за один только год, сколотила целый миллион? Миллион баксов!

– Чтобы быть более точным, могу напомнить вам о ее декларации о доходах, – прервал его Бухгалтер, – она заработала один миллион двести двадцать тысяч четыреста пятьдесят один доллар и девяносто центов за двенадцать месяцев прошлого года.

– Понимаешь? – сказал Механик. – Так вот, если спросишь меня, я отвечу, что в этом и состоит ее самая сексуальная часть. Вот на нее я не против наложить руки.

Мне не нравилось направление, по которому пошла наша беседа. Я решил, что наступил как раз тот момент, когда стоит повторить то, что Объект рассказал мне.

Я чувствовал, что если сейчас они поймут, насколько ценит она отсутствие корыстных целей в нашем приключении и как уважает их за более чистые мотивы, им станет стыдно и столь материалистическая беседа прекратится.

Я попросил слова:

– Думаю, что должен рассказать вам кое-что, имеющее непосредственное отношение к этому разговору. В прошлую ночь мы откровенно обсуждали с ней сложившиеся взаимоотношения между ней и нами и ее отношение к нам. Должен добавить, что Шэрон говорила совершенно искренне. Она, конечно, никак не может смириться с похищением как таковым, но все же призналась, что с тех пор как это случилось с ней, она смогла посмотреть на такой поступок более беспристрастно. И теперь, когда она привыкла к этому дому, и даже раньше, когда мы стали относиться к ней лучше, обнаружила один аспект в нашем проекте, который даже восхищает ее.

– Вот оно что! – сказал Механик. – И что же это?

– Это – чистота наших мотивов, вот что она оценила. Ей понравилась мысль о том, что мы предприняли столь рискованное приключение потому, что восхищались ею и желали ее. А совсем не из-за того, что хотели превратить ее в заложницу, чтобы получить выкуп – кучу денег. Она почувствовала, что наша идея как бы льстит ее самолюбию. Мы заигрывали с опасностью, выполняя похищение, и делали это во имя любви, а не из-за денег. Вот поэтому она и уважает нас.

Механик громко фыркнул:

– Уважает нас, что за чушь. Просто исподтишка издевается над нами. Она думает о нас как о кучке идиотов, проливших столько пота лишь для того, чтобы достичь ее укромного сладкого местечка, вместо того чтобы овладеть действительно ценной вещью – чистой наличностью, и ничем больше.

– Ты не прав, – протестовал я. – Она действительно гордится нашими отношениями. Чувствует себя по-настоящему польщенной.

– Ну что ж, черт ее подери, может быть, она и воспринимает все это как комплимент, но лично я так не считаю. Мне кажется, что мы выглядим как кучка идиотов. Знаете ли, чем больше я рассматриваю наше приключение (всю эту неделю занимаюсь этим, должен признаться), тем яснее вижу, что мы за глупцы и простофили. Так рисковать, и во имя чего? За кусочек обычной задницы и ни за что большее. Особенно когда сознаю, что любой парень в здравом уме сообразил бы, что если сделал такое и сделал так, как это всегда делается, можно иметь всю эту задницу. А если захочешь, так еще и вместе с деньгами. Черт подери, таких чудаков, как мы, свет еще не видывал.

– Ничего подобного, – настаивал я на своем. – Если бы мы сделали это из-за денег, то были бы обычными преступниками, чего нет на самом деле. Мы совершили все, что задумали, потому что являемся достойными людьми, хотевшими достичь чего-то романтического в жизни.

– Романтика… дерьмо все это, – выпалил в мою сторону Механик с очевидным отвращением. – Мы – кучка придурков, говорю я вам. Послушайте, когда парень выходит из подполья и намеренно рискует жизнью, чтобы получить добычу, его следует застрелить за это. Совершив все это всего лишь за несколько поспешных траханий, черт возьми, он затем уходит и забывает об этом. И чем он может похвастаться после? Вот если рискуешь во имя чего-то такого, что может в корне изменить всю твою жизнь, такое можно было бы назвать настоящей добычей. Вот таково мое мнение по этому вопросу. – Он кивнул в сторону спальни. – Если несколько раз мне удалось ее трахнуть в той комнате, это не значит, что моя жизнь изменится, когда мы с ней разойдемся. Но если бы мне досталась хоть часть миллионов, которые она где-то прячет, то я смог бы вернуться домой королем и изменить все свое будущее. Черт подери, она сказала мне сама, что у нее столько зелененьких, что их не истратить, доживи она хоть до девяноста. Ей следовало бы швыряться ими.

– Ну хорошо, мы ведь не собираемся стать вокруг и подбирать их, – возразил я. – Фан-клуб создавался не для того, чтобы влезать в ее финансовые дела, и давайте впредь не касаться таких вопросов.

– Ладно, малыш, хорошо, – сказал Механик, а затем одарил меня своей знаменитой усмешкой, чтобы показать, что не собирается продолжать разговоры на эту тему. – Не стоит тебе от нас отворачиваться. Ведь я не предлагаю ничего конкретного. Просто раздумывал, произносил вслух свои мысли.

– Не смей думать об этом даже про себя, – сказал я. – Давайте договоримся об этом раз и навсегда. Ее богатство – это не наше дело.

– И не собираюсь ничего делать, – ответил Механик. Он поднял бокал, отхлебнул из него и облизнул губы. – Может, это и не наше дело, но… Сейчас я знаю только одно. Как только начинаю думать обо всей ее капусте, то возбуждаюсь куда больше, чем от ее задницы.

– Ох, заткнись и тасуй, – сказал ему я. – Давайте продолжим игру.

Но я по-настоящему разозлился на него за этот бессмысленный разговор, который он начал первым. И был весьма удовлетворен, когда во время первой сдачи после возобновления игры подсунул ему даму пик время распассовки и увидел, что он завяз с тринадцатью очками.

Следующие двадцать четыре часа прошли без особых событий, и на следующий вечер все четверо собрались за обеденным столом с выпивкой перекинуться в картишки.

Даже в тот момент, когда он отбросил три карты Йосту и получил от Бруннера три штуки более высокого ранга, ум Адама Мэлона не был сосредоточен на игре.

Он просматривал мысленно прошедший день, пятницу, и ему казалось, что он ничем не отличается от других, проведенных ими в изоляции, и все же что-то необычное произошло сегодня, и это тревожило его.

Все они поздно заснули, но в этом не было ничего необычного. Они бездельничали весь скучный день. Бруннер качал головой, сидя перед телевизором в гостиной; Йост чистил свою двустволку, а затем вышел немного прогуляться. Шивли, беспокойный, как всегда, непрестанно курил, сигарету за сигаретой, затем, построгав какую-то деревяшку, стал возиться с вагонеткой, иногда прихлебывая текилу. Мэлон удовлетворился сидением на крыльце и, наконец, закончил читать роман Джеймса Стефенса.

Теперь он перебирал в уме события, имевшие место перед обедом и во время его.

До этого дня все такие часы они проводили одинаково, подчиняясь установившемуся порядку. Всегда собирались в гостиной, чтобы выпить перед обедом. Болтали о своем прошлом, работе, обменивались анекдотами. Шивли, как всегда наиболее говорливый из них, вспоминал в свойственной ему грубой манере о своих приключениях во Вьетнаме или об опытах в сексуальной акробатике со множеством женщин. Или рассказывал о своих неистовых стычках с начальством или богачами, которые непрестанно стремились унизить его, показать ему его место. В какой-то момент его монологов один или двое других исчезали в кухне, чтобы приготовить обед. Затем, проголодавшись, быстро заглатывали пищу. После еды соблюдался обычный ритуал – тянули карты для определения очередности посещения вечером спальни Шэрон Филдс.

Только однажды этот распорядок слегка нарушился: то был единственный вечер, когда Бруннеру было позволено не приходить к Шэрон, – он нуждался в отдыхе и восстановлении своих сил.

Но сегодня вечером этот распорядок был изменен в значительной степени, и Мэлон догадался, что именно это необсуждавшееся изменение поведения так обеспокоило его.

Ранним вечером, перед обедом Шивли поглотил большее, чем обычно, количество текилы, в добавление к тому, что выпил после полудня. Поэтому вместо того чтобы доминировать в предобеденной беседе, он был неестественно молчаливым и угрюмым. Более того, он не слонялся у всех под ногами, но, никому ничего не объяснив, удалился в пустую комнату, которая в эту неделю была его спальней. Обычно, когда беседу не возглавлял Шивли, его место занимал Йост, оживляя разговор своими плоскими шуточками. Но в этот вечер, когда Шивли покинул гостиную и поле боя оказалось свободно, Йост был настолько задумчив, что ни разу не высказался. Когда наступило время приготовления обеда, Бруннер, который часто сам приходил на помощь Мэлону или Йосту на кухне, на этот раз не пошевельнулся. Он остался лежать на софе, попивая из бокала и рисуя бессмысленные узоры на бумаге.

Обед также отличался от обычного. Шивли и Йост, обладавшие завидным аппетитом, или еле прикасались к пище, или вообще не проявляли интереса к тому, что им подавали. Мэлону это показалось особенно необычным потому, что он приготовил тушеную говядину – любимое блюдо Шивли, а тот съел не более одного кусочка. Мэлон почувствовал, как апатия охватила и остальных его коллег.

Но настоящая неожиданность, по крайней мере с точки зрения Мэлона, произошла после обеда.

Наступило время вытягивать карты, чтобы определить порядок посещения Шэрон.

Мэлон вытащил карточную колоду и предоставил Бруннеру возможность первым вытянуть карту. Тот отмахнулся от него, заявив, что предпочитает пропустить свою очередь, так как устал, и, кроме того, ему хотелось бы посмотреть специальную передачу по телевидению. Само по себе его заявление не было поразительным, так как Бруннер уже один раз пропустил свидание с Шэрон. Но когда Говарду Йосту была предоставлена возможность тянуть карту, когда он помедлил и, наконец, объявил, что также пропустит сегодняшнее свидание, Мэлон удивился.

– Я не нуждаюсь в траханье каждую ночь, – объяснил Йост, защищаясь. – Не собираюсь ничего доказывать. Просто не в настроении для этого, вот и все. Кроме того, предполагалось, что мы будем здесь отдыхать, не так ли? А на отдыхе никто не запрещает мне посидеть на собственной заднице некоторое время и побездельничать. Возможно, поиграю в солитер, если только Шивли не присоединится ко мне, тогда сыграем в джин.

Мэлон предложил Шивли тащить карту, но тот его проигнорировал и повернулся к Йосту:

– Ты действительно искушаешь меня, Гови. Вчера на двух раздачах тебе везло, может, стоит надрать тебя сегодня?

– Хорошо, почему бы не попытаться?

Шивли задумался над этим предложением, к растущему изумлению Мэлона, но затем повернулся к нему.

– Нет, не буду играть в карты. Разве что позже. Пожалуй, пойду к этой шлюхе. Это как бы вошло в привычку. Как бы то ни было, если видишь, что она лежит там в спальне, такая доступная, так почему же не воспользоваться этим, не повеселиться?

– Ты только вчера говорил, что она больше не доставляет тебе удовольствия, – заметил Йост. – От тебя не убудет, если пропустишь одну ночь и займешься тем, что тебе действительно хочется, – так, как поступаю я.

– А я и не говорю, что чувствую сегодня по-другому. Повторяю только, что, пока этот кусочек лежит там, я использую это обстоятельство. Рассматривайте это как физическое упражнение. Сегодня ты решил отдохнуть, Гови. Так что считай, что я решил поработать, чтобы оставаться в форме.

– Ладно, делай что хочешь.

Шивли взглянул на Мэлона:

– А как ты, малыш? Ты пойдешь в свою очередь?

– Конечно, – ответил Мэлон. – Ты же знаешь, что я всегда мечтаю о свидании с ней. Я не чувствую ничего подобного тому, что испытываете сегодня вы, мои приятели.

– Хорошо, Дон Жуан, – сказал Шивли. – Так как ты единственный из нас, кто продолжает настаивать на том, что совершенно счастлив после свиданья с ней (во что я, между нами говоря, совсем не верю), можешь идти к ней первым. Не будем тянуть карты. Иди первым, и если я все еще буду в настроении, то последую за тобой.

Мэлон пошел в спальню, нанес визит Шэрон и нашел ее более гостеприимной и открытой, чем когда-либо раньше. Затем вышел, погруженный в свою постоянно растущую любовь к ней, равно как и в сексуальное наслаждение, которым она его одарила.

Вернувшись в столовую, он обнаружил, что Шивли целиком поглощен игрой в джин-рамми с Йостом.

– Она – в твоем распоряжении, – неохотно сказал Адам.

– Да, – ответил Шивли рассеянно. – Подождем. Не мешай мне теперь.

Через две сдачи он дошел до джина, выиграл игру и двенадцать долларов и впервые за вечер обрел хорошее настроение. Приготовился погрузиться в новую игру, когда Мэлон напомнил, что Шэрон ожидает его.

– Если ты не намереваешься посетить ее, следует сказать ей об этом, – добавил Адам, – чтобы она приняла снотворное и смогла немного отдохнуть.

– Ох, дерьмо, – заворчал Шивли вставая. – Всегда находится дело, которое необходимо выполнить. Почему, черт возьми, некоторые люди никогда не оставляют других в покое?

Мэлон нашел этот вопрос праздным.

– Ты можешь и не ходить туда, Кайл. Продолжай играть в карты. Я был бы рад сообщить ей, что она уже может принять снотворное.

– Не смей указывать мне, что я должен и чего не должен делать, – вскипел Шивли. – Оставь меня в покое. – Он обратился к Йосту: – Держи колоду наготове, Гови. Я скоро вернусь.

Он пошел в главную спальню с видом преступника, отпущенного под залог, который должен встречаться с полицейским, осуществляющим за ним надзор.

Когда час спустя он вернулся в столовую, все еще в плохом настроении, раздраженный, то поглядел на Мэлона так, как если бы тот заставил его сделать что-то против воли.

– Как прошло свидание? – спросил Йост.

– А что тут можно сказать? Ты же все знаешь. Все то же, прежнее дело. Помнишь, что ночью все кошки серы. Эй, теперь, когда у Лео окончилась эта передача, как насчет того, чтобы мы все вчетвером сыграли в добрую старую игру, в червы?