Текст книги "Ричард Львиное Сердце"

Автор книги: Ирина Измайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 50 страниц)

– Луи! – её голос был горячим и срывался. – Уходи!

– Почему?

– Уходи, прошу тебя...

Рыцарь видел, как дрожат её губы. Дрожь была и в руках, сжавших его пальцы.

– Алиса, что такое? Почему я должен уйти? Ты кого-то боишься? За тобой стали следить?

– Нет. Но... Я не хочу, чтобы это было против твоей воли!

– Что было против воли? Я не понимаю...

Принцесса медленно опустила голову. Потом, не поднимая взгляда, кивнула на опустевший кубок.

– Луи... Я... Я влила тебе в вино приворотного зелья!

– Что-о-о!?

Он расхохотался бы, но она готова была заплакать, и рыцарь сдержал смех.

– Алиса! Ты веришь в эту собачью чушь?

Девушка отчаянно замотала головой:

– Луи, это не чушь! Я давно хотела, чтобы мы с тобой стали... стали, как муж и жена. Чтобы ты захотел жениться на мне во что бы то ни стало, а не только если позволит король! Я знаю: ты ничего не боишься, но ты слишком честный, ты слишком рыцарь. А я... Я тебя не стою, и ты мог это в конце концов понять. Это зелье я взяла у колдуньи. Настоящей. Пять лет назад я с помощью такого зелья соблазнила короля Генриха, отца Ричарда. Я думала... Думала, он разведётся с Элеонорой, раз уж давно с ней не живёт. Мне было шестнадцать лет, и я так хотела стать королевой! Только не презирай меня, пожалуйста...

– Я тебя не презираю.

Луи смотрел на девушку и понимал: если сейчас скажет какие-то ненужные слова, то потеряет её навсегда. Она любит его, да. Но ни за что не простит, если он покажет себя такой же свиньёй, какой, скорее всего, тогда показал король Генрих...

– Это действует примерно через полчаса, как его выпьешь. Поэтому уходи! Уходи скорее! Я не хочу, чтобы ты был моим с помощью колдовства!

– Да какое там колдовство! – Луи спокойно улыбнулся. – Сказал бы я тебе, что это такое... В наших деревнях это быкам дают, чтобы они были побойчее с коровами. А когда оно перестанет действовать, твоя ведьма не сказала?

– Утром. Ну... У кого как. Но это всего на несколько часов.

– Тогда до завтра! И не думай, что я побегу искать первую попавшуюся юбку. Как-нибудь переживу.

На следующий вечер они смеялись, вспоминая этот разговор. Алиса показала пустую бутыль, признавшись, что сразу всё вылила и долго потом читала молитвы, чтобы Бог простил ей эту выходку. А когда за окном её комнаты ночь опустила свой непроницаемый полог и дворцовая стража, шумя трещотками, прошла под стенами замка, Луи сказал:

– Боюсь, сегодня я просрочил свой уход: меня уже не выпустят. И, не дай Бог, поймают. Что скажет король? Придётся остаться! Надеюсь, ты не думаешь, что до сих пор действует бычья закваска?

Вот так они стали и в самом деле мужем и женой. Только под венец пойти не успели. Если б не его отъезд, Луи уж сумел бы устроить это. Но Алиса понимала его и не упрекала. Она действительно любила и готова была ждать, как ждала его возвращения из Крестового похода.

Луи ещё раз поцеловал надпись, вышитую её руками, и встал с постели. Он спал в штанах и рубашке, сняв лишь верхнюю одежду. И на сей раз не из-за брезгливости – на этом постоялом дворе постель оказалась удивительно чистой. Но ездить в одиночку небезопасно, а оруженосцев на сей раз взять было нельзя – разве бродячим трубадурам полагаются оруженосцы?

В сумке, поверх свёрнутой кольчуги, аккуратно засунутые в шлем, лежали кожаная фляга и мешочек с несколькими ломтями хлеба, оставшимися от ужина. Луи не хотелось лишний раз спускаться в общую комнату и звать хозяйку, поэтому он уже подумывал откупорить флягу, глотнуть вина и, закусив хлебом, пойти проведать свою лошадь. Само собою, он путешествовал не на прекрасном арабском жеребце, привезённом из крестового похода, – такой конь выдал бы его получше меча с девизом. Красивую краковую кобылу ему подобрала в своей конюшне Алиса, и молодой рыцарь согласился, что на такой лошади вполне может странствовать и небогатый рыцарь, и разжившийся некоторыми деньгами трубадур. Теперь они всё чаще попадались верхом: опять же, уж больно неспокойное время!

Однако едва граф поднёс к губам горлышко фляги, как снизу послышался шум: сперва громкий топот копыт (причём слышно было, что скачет примерно с десяток лошадей), затем высокий, но определённо мужской голос по-немецки окликнул хозяина. Тот, видимо, выбежал навстречу приезжим и что-то затарахтел, пыхтя и часто повторяя одни и те же слова. Ещё один голос, низкий и грубый, отдал какие-то приказания, и, судя по фырканью коней, всадники начали спешиваться.

Луи, за годы боевых походов привыкший не доверять случайным встречным, осторожно подошёл к окну и выглянул так, чтобы полуотворённый ставень скрывал его от тех, кто находился внизу.

На дороге перед постоялым двором топтались девять лошадей, но всадников оказалось восемь. Пятеро уже соскочили с седла и привязывали лошадей к специально вбитым неподалёку от колодца столбам. Трое ещё были верхом, и один из них держал в поводу невысокого гнедого коня с заботливо расчёсанной светлой гривой. Увидав этого конька, граф Шато-Крайон вздрогнул и напрягся: – именно на нём отправился в путешествие Блондель!

Опытный взгляд воина тотчас скользнул по седлу и бокам лошади. Так и есть! В нескольких местах на тёмной шерсти выделялись ещё более тёмные пятна. Кровь! Её было немного, но это ни о чём ещё не говорило. Всадник мог получить рану и сразу упасть с седла. Возможно, мёртвый, возможно – тяжело раненный. А, может, на его коня брызнула кровь раненного или убитого им врага. Так или иначе, Блондель с кем-то сражался...

Что до всадников, то это были определённо воины: все в кольчугах и в немецких шлемах-«шляпах», надетых на кольчужные капюшоны. Плащи тёмные, без крестов или каких-то других знаков отличия. Старшим среди них казался тот, кто отдавал приказания низким грубоватым голосом – мужчина лет сорока, густобородый, бровастый, крепкий, одетый в кольчугу более тонкой работы, чем у остальных.

Луи внимательно рассматривал небольшой отряд, стараясь понять, откуда они приехали. Скорее всего, не с той стороны, с какой он ожидал Блонделя. Стук копыт донёсся из-за леса, который накануне вечером миновал сам Шато-Крайон, а вовсе не со склона горы Штольцберг. Как же попал к этим людям конь рыцаря-трубадура, и куда девался он сам?

Ответ на свой второй вопрос Луи получил немедленно. Двое всадников, ещё сидевших в сёдлах, тоже спешились, и, взяв лошадей под уздцы, повели к колодцу. Когда кони отошли друг от друга, открылось то, что они загораживали: за спиной у одного из них оказался человек со связанными впереди руками, прикрученный короткой верёвкой к седлу. Его простая кожаная куртка была порвана на плече, рукав рубашки висел, почти совершенно отодранный, обнажая окровавленное плечо. В крови были и лицо, и свалявшиеся, потемневшие от пыли волосы – беднягу тащили на верёвке за лошадью и, когда недоставало сил бежать, тот падал и волокся по дороге.

Все эти злоключения, конечно, изменили облик пленника. Но не до неузнаваемости. И Луи сразу узнал в нём своего спутника. Да, это был Блондель!

Глава 3
Спица, кинжал и арбалет

– Вот так история! – прошептал молодой рыцарь.

Несколько мгновений он ломал себе голову: как хотя бы дать знать Блонделю, что он здесь? С одной стороны, тот наверняка помнит, где они должны встретиться. Но показаться нужно обязательно – вдруг бедняга решит, что Луи уехал или тоже попал в беду? А ему нужно приготовиться бежать: Луи не сомневался, что сейчас обязательно что-нибудь придумает.

Выручил тот же самый петух, который недавно своим бесцеремонным воплем прервал сон рыцаря. Оказывается, дурная птица всё ещё торчала на ставне окна. И, очевидно решив покрасоваться перед вновь прибывшими, опять заорала своё сиплое: «Ки-ки-ре-ке-е-е!»

Воины глянули на петуха, но не особенно им заинтересовались – они явно спешили напоить коней и, вероятно, перекусить, чтобы продолжить путь, не задерживаясь.

Зато Блондель весь содрогнулся от петушиного вопля и поднял голову, ища глазами источник этого жуткого звука. Никакие страдания, никакая боль не могли заставить настоящего музыканта пропустить мимо ушей это немыслимое надругательство над всеми канонами пения!

Луи тотчас шагнул к самому окну и появился перед товарищем, на всякий случай прикладывая палец к губам.

Блондель, к его чести, ничем не выдал волнения, только чуть-чуть сощурил глаза. Вернее – левый глаз, потому что правый совершенно затёк и был полностью скрыт лиловым синяком.

Граф меж тем внимательно наблюдал за действиями немецких воинов. Пятеро из них вошли в дом – наверняка чтобы поесть, двое поили коней, один стоял почти вплотную к пленнику, должно быть получив приказ его охранять. Что-то они узнали! Что-то такое, что заставило их ни с того ни с сего захватить простого трубадура. А ведь Блондель, в отличие от Луи, даже не брал с собой кольчугу и шлем – при нём был только простой меч, который уж никак не мог выдать своего владельца.

Но во всём этом предстояло разобраться после. Сейчас нужно было действовать, и действовать немедленно: если воины тронутся в путь, отбить у них пленника станет куда труднее.

Луи отошёл от окна и проворно оделся. При этом ухитрился заправить кольчугу в штаны (неудобно, зато не видно!) и так ловко надел поверх неё куртку и короткий пилигримский плащ, что откинутым на плечи капюшоном плаща напрочь прикрыл железный капюшон кольчуги. Шлем приходилось оставить, но его в конце концов можно напялить очень быстро. Теперь всунуть ноги в короткие сапоги, сумку на плечо – и всё.

Молодой человек, не таясь, прицепил меч, а вот лютню аккуратно спрятал в сумку – раз эти воины поймали одного бродячего трубадура, то могут заинтересоваться и вторым. Стоп! А чего наговорил им хозяин постоялого двора? Если они уже знают, что бродячий музыкант остановился здесь на ночлег, то не выпустят его, не допросив!

Опасения Луи тотчас подтвердились. Дверь его комнаты без стука распахнулась, и на пороге, пригибаясь под низким косяком, появились двое немцев. Мысленно рыцарь поблагодарил Бога за то, что успел собраться.

– Далеко пошель ехать? – на ужасном французском спросил один из воинов.

– Домой, добрые люди, домой! – радостно улыбаясь, сообщил трубадур и шагнул навстречу.

Эта улыбка и то, что он вовсе не прикоснулся к рукояти меча, даже руки к ней не протянул, ввело кнехтов[84]84
  Кнехт – распространённое сокращение слова «ландскнехт».


[Закрыть] в заблуждение. Один из них просто выставил вперёд ладонь, жестом приказывая Луи остановиться. И в то же мгновение, не успев ахнуть, и только дико выпучив глаза, начал сползать вдоль косяка на пол. Его товарищ, стремительно обернувшись, так и не понял, что же произошло – он не успел заметить торчащей между петель кольчуги, как раз против сердца, ещё одной петли – головки обыкновенной вязальной спицы. В следующий миг кулак рыцаря обрушился на его голову, и воин рухнул поперёк тела мертвеца. Ему повезло: торопясь, Луи так и не стал обнажать меч.

Граф быстро втащил обоих в комнату, затворил дверь и вновь пожалел, что на ней нет даже простой задвижки – ох уж эти постоялые дворы! Но он не собирался здесь задерживаться.

Опять выглянув в окно, молодой человек увидел почти ту же картину – двое у колодца, один рядом с лошадьми и пленником, которого никто не собирался хотя бы ненадолго отвязать от конского седла.

Теперь времени вовсе не оставалось: старший вот-вот заметит отсутствие тех двоих, что вошли вслед за хозяином в дом. Заметив – позовёт. А не получив ответа, уже не сунется к «странствующему трубадуру» так беспечно.

Быстрым движением Луи вытащил из-за голенища сапога вправленный туда кинжал, прицелился, метнул. Кнехт, стоявший возле Блонделя, всё же успел вскрикнуть. Но в это самое время заржала его лошадь, и тихий крик боли не был услышан ни у колодца, ни в доме. Охранник упал лицом вниз, и рукоять воткнувшегося ему в глаз кинжала, сразу погрузилась в вязкую лужицу крови, смешавшейся с пылью.

Луи выхватил меч, согнувшись, пролез в окно и соскочил во двор. Те, что возле колодца, не заметили его, зато увидел хозяин, как раз выходивший из низких дверей, с корытом помоев в руках. Он застыл на пороге, оторопело разинув рот, но медлил подавать голос: Луи был от него в двух десятках шагов – вроде бы и далеко, но кто ж их знает, этих франков...

Верёвку, стянувшую руки Блонделя, граф разрезал одним движением меча, кажется, как следует порезав товарища, но выхода не было – коли попался, пускай уж терпит.

Краковую кобылку из конюшни не вывести: не успеть. Однако лошади кнехтов, кажется, тоже не плохи. Особенно конь их начальника – рыжий с белым лбом, гривастый крупный жеребец.

– Скорее, Блондель! – прошептал Луи, отцепляя от пояса убитого охранника меч и привешивая его к поясу трубадура. – Давай в седло! Ты как? Не ранен? Сможешь ехать?

– Вполне, – отозвался Блондель, подходя к своему коньку.

Луи тем временем перерезал подпруги у двоих ближних к нему лошадей, жалея, что не достать остальных, и одним движением взлетел в седло рыжего. Под этим седлом болтался арбалет, что было очень неплохо, только вот зарядное устройство у этой штуковины дурное: вместо обычного оттяжного крючка – здоровенная немецкая катушка[85]85
  В XII веке использовались различные зарядные устройства арбалетов, среди которых самым распространённым был специальный, встроенный в приклад крючок, позволявший натягивать тетиву без особого усилия. Но в немецких арбалетах часто использовалась катушка: небольшой ворот, также прилаженный к прикладу. Он позволял натянуть тетиву сильнее, но зарядка арбалета занимала значительно больше времени.


[Закрыть]. Стреляет далеко, но заряжать долго, да и не зарядишь одной рукой. Луи, однако, проверил, на месте ли колчан и есть ли в нём стрелы. На сёдлах остальных воинов тоже висели арбалеты, а раз так, то неуклюжесть зарядного устройства, пожалуй, на руку беглецам – по крайней мере, не получишь стрелу в спину.

– Вперёд! – скомандовал Луи и дал шпоры коню.

Вслед раздались сразу три вопля: закричал, наконец, хозяин, и эхом отозвались двое кнехтов, толкавшихся возле колодца. Покидав вёдра, они бросились к лошадям, по пути пихнули ошалевшего крестьянина, который, шлёпнувшись в дверях, окатил себя всем содержимым корыта и тем самым лишил завтрака своих свиней.

Воины оказались верхом, когда беглецы уже мчались по дороге во весь дух. Правда, Блондель и Луи далеко уехать ещё не успели, но и преследователи не смогли пуститься в погоню: у обоих сразу же съехали набок сёдла. Кнехты, изрыгая крепкую немецкую брань, покатились в пыль, только теперь приметив своего убитого товарища, лежащего головой в луже крови.

Тем временем «трубадуры» неслись к лесу, к тому самому лесу, который вчера проехал граф Шато-Крайон, надеясь, что деревья скроют их от погони.

Оглянувшись, Луи с тревогой заметил, что Блондель всё больше отстаёт. То ли он был слишком измучен, чтобы как следует понукать коня, то ли в предшествовавшей гонке слишком измучился сам конь. Так или иначе, гнедой скакал чересчур медленно.

Граф натянул поводья и подождал, пока Блондель поравняется с ним.

– Скачи вперёд, – ответил он на вопросительный взгляд товарища. – Вон по той тропе.

– А ты? – выдохнул Блондель, в возбуждении забывая о своей куртуазной манере выражаться и запросто переходя с графом на «ты».

– Скачи, я сказал! – рявкнул Луи. – Здесь удобное место, чтобы остановить их. Быстрее, ради Бога!

К счастью, хотя Блондель и был трубадуром более, чем рыцарем, он всё же бывал в сражениях и умел, когда нужно, исполнять приказ.

Луи проводил его взглядом и прислушался. Всадники, – судя по всему, их было трое, – приближались. Из-за деревьев доносились фырканье коней и брань бровастого начальника отряда.

Шато-Крайон ещё раз навострил уши, дабы убедиться, что едут воины именно по той тропе, по которой проскакали сейчас они с Блонделем. И, дёрнув поводья, заставил рыжего жеребца отступить за ствол громадного вяза, наполовину закрывающего тропу. После этого молодой человек снял с седла арбалет и, наложив стрелу, тщательно натянул тетиву, что есть силы закрутив тугую катушку.

Едва он это сделал, в просвете зелени показались силуэты всадников.

Бровастый был, видимо, человеком искушённым. Увидав пустую тропу и громаду дерева, за которым мог притаиться враг, он поднял руку, приказывая двум другим остановиться, и сам тоже осадил коня. Больше всего в этот момент Луи боялся, что рыжий жеребец, почуяв хозяина, заржёт и выдаст присутствие беглеца. Но рыжий молчал, прядая ушами и переступая с ноги на ногу.

Бровастый что-то крикнул. Молодой рыцарь на этот раз ясно разобрал слово «арбалеты». Так! Значит, он приказал зарядить оружие. Медлить нельзя – как ни туго крутятся катушки, у него в запасе всего несколько мгновений.

Луи послал рыжего вперёд. Солнце, пронизавшее кроны деревьев косыми утренними лучами, светило в глаза преследователям, и те не сразу поняли, на каком расстоянии возник перед ними всадник. Звон тетивы прозвучал одновременно с их криками – и бровастый, согнувшись пополам, стал медленно сползать на землю.

«Кажется, я его всё же не убил! – успел подумать Луи. – Ну и железячина – даже не прицелиться как следует... А впрочем, пусть его живёт. Лишь бы отвязался!»

Кнехты что-то орали, лихорадочно заряжая арбалеты. Они ждали, что француз, подстреливший их предводителя, вновь обратится в бегство, однако Луи, напротив, дал шпоры коню и поскакал навстречу преследователям.

Зарядить арбалет успел только один из них. Но пущенная в спешке стрела лишь чиркнула рыцаря по плечу – точнее по железу его кольчуги, не причинив ему никакого вреда. Меж тем второй кнехт лихорадочно крутил катушку, словно не видя налетающего на него врага. И опомнился, лишь когда широкое белое лезвие сверкнуло ему прямо в глаза. Больше он уже ничего не увидел.

Его товарищ решил не испытывать судьбу. Развернув коня, он бросился наутёк, и вскоре стук копыт рассыпался среди шелеста листвы и гомона птичьих голосов.

Луи соскочил с седла. Держа оружие наготове, подошёл к бровастому. Тот лежал, всё так же сжимая поводья, и конь, которому он из-за этого низко пригнул к земле голову, нетерпеливо дёргал повод, стараясь освободиться. Стрела вошла немцу в бок, но, как и предполагал Шато-Крайон, не убила его – услышав шаги, бровастый повернул голову и открыл до того болезненно зажмуренные глаза.

– Кто вы такие? – спросил Луи. – Для чего вам понадобилось брать в плен мирного трубадура?

Раненый не понимал по-французски, но, видимо, догадался о смысле сказанного. Однако лишь качнул головой и, заметив склонённую к нему голову коня, выпустил поводья, давая тому свободу.

– Я сам объясню тебе, для чего они это сделали! – послышался за спиной голос Блонделя. – Едем отсюда скорее – мы должны спешить. А этот человек, возможно, и сам не знает, почему получил такой приказ. Знал тот, которому ты вогнал в глаз кинжал. Это он бил меня и допрашивал. Едем, Луи!

Молодой человек опять прислушался. Издали донеслись голоса – должно быть, двое остававшихся возле постоялого двора, теперь, сев на лошадей своих убитых товарищей, пустились вдогонку за остальными и, скорее всего, столкнулись со спасавшимся бегством арбалетчиком.

– Думаю, они найдут этого молодца, – Луи кивнул на бровастого. – И если ему ещё можно помочь, сделают это. Раз не он разукрасил вашу благородную внешность, мессир Блондель, то у меня к нему больше нет вопросов. Да и вообще добивать раненых не в моих правилах. Сто против одного, что ваши друзья втроём не станут продолжать погоню. Вперёд! До вечера будем за тридцать-сорок лье отсюда. И остановимся, когда найдём безопасное местечко, чтобы поужинать и переночевать.

– Да, – заметил трубадур, вновь вскакивая в седло. – Это смешно, но спать мне сейчас хочется больше всего.

– Лишнее доказательство вашего природного мужества, мессир! – улыбнулся Луи. – Но только предупреждаю: где бы мы ни расположились, будь там хоть перины из лучшего фламандского полотна, набитые чистейшим пухом, я не засну, покуда не услышу, что с вами приключилось, и каким образом вы угодили в западню.

Глава 4
Третий куплет

– Неподалёку от Вены расположен очень красивый замок. Его лет двести назад построили. Он называется Дюренштейн. В последние годы Леопольд Австрийский очень часто и подолгу в нём бывает. И у меня с самого начала родилось подозрение, что там он и мог бы укрыть короля Ричарда. Ещё когда я был здесь полгода назад, мне именно так и подумалось. Хотя и не было доказательств, что его величество попал в плен именно к Леопольду. А вот на этот раз мне довелось в одном венском трактире услыхать беседу двух солдат. Один рассказывал другому, что в Дюренштейне усилили охрану, потому как там содержат какого-то очень знатного пленника.

Блондель говорил, стоя на коленях возле небольшого ручейка и старательно умываясь. Шагах в двадцати от воды, среди группы невысоких, нарядно распушившихся сосенок, были расстелены плащи путников и сложены их дорожные сумки (благо сумка Блонделя так и осталась притороченной к седлу его гнедого конька, а потому не пропала).

В небольшом очажке, сооружённом из четырёх положенных крестообразно камней, трещали сухие сучья, а на деревянном вертеле аппетитно румянилась тушка тетерева, которого графу повезло подстрелить, едва они устроили привал. Если бы не эта удача, на ужин у бедных менестрелей остались бы только ломти хлеба да полфляги вина, которое так и не успел выпить Луи Шато-Крайон. Правда, молодые люди тревожились – а не устроили ли они запрещённую охоту на земле какого-нибудь барона и не грозит ли им лишиться глаз за такую дерзость[86]86
  Рыцарю подобная опасность, разумеется, не грозила бы, но в отношении простолюдинов, посмевших охотиться на землях, принадлежавших какому-либо сеньору, наказание бывало очень жестоким. Во многих местах «нарушители» действительно осуждались на лишение одного, а иногда и обоих глаз.


[Закрыть], однако лес казался достаточно диким, да и бояться здешней стражи после уже пережитой погони и схватки казалось смешно.

– Оказавшись в Вене, я узнал, что герцог Леопольд сейчас вновь в Дюренштейне, и что не так давно его посетил гонец от императора Генриха, – продолжал Блондель свой рассказ. – Это меня насторожило, и я решил попробовать проникнуть в замок.

– Пожалуй, это было слишком рискованно! – заметил Луи, поворачивая вертел над огнём и на всякий случай прислушиваясь: ему сейчас очень не хотелось неожиданных встреч и драк.

– Да, я понимал, что рискую... Но, как выяснилось, рисковал я не зря!

Рыцарь-трубадур встал и, отряхивая воду со своей куртки, подошёл к костру. Теперь, когда на его лице не было запёкшейся крови, ещё заметнее стали багровые кровоподтёки и длинная ссадина, прочертившая правую щёку. Левый глаз почти не видел, распухла и верхняя губа.

– Мессир! Я бы не советовал вам в ближайшую неделю попадаться на глаза вашей даме сердца, – усмехнулся Луи. – Дамы любят перевязывать боевые раны, но совершенно теряются, когда видят синяки. Им не втолкуешь, что стерпеть зуботычину иной раз – больший подвиг, чем получить удар мечом. Но я хочу услышать, что было дальше.

– А эта птица ещё сырая? – голодный взгляд правого глаза Блонделя алчно скользнул по тетеревиной тушке.

– Боюсь, ей ещё надо подрумяниться. – Луи снова повернул вертел. – Пока глотните вина и закусите хлебом. Ну так что же в Дюренштейне? Неужто вы и вправду туда пробрались?

– Нет, – покачал головой Блондель. – Там глубокий ров, всегда поднятые мосты и надёжная стража, которая бдит и днём, и ночью. И «всяких там бродяг-миннезингеров», как выразился начальник стражи, они не пускают – потому как дескать их милость господин герцог такого сброда не любит. Я не стал спорить и принялся слоняться вокруг замка, будто бы подыскивая место для ночёвки, но на самом деле рассматривая стены и бойницы.

С восточной стороны ров совсем узкий, зато стена высотой не менее двадцати туаз. Клянусь, – такие высокие стены я видел только в Птолемиаде, да ещё в Аскалоне[87]87
  Аскалон – средневековый город-крепость в Палестине, основанный крестоносцами, затем захваченный армией Саладина, но впоследствии взятый Ричардом Львиное Сердце.


[Закрыть]. И над стеной чуть-чуть виднеется башня – не донжон, а, скорее, более старая часть замка. Бойниц в стене я не приметил, но когда стемнело, увидел, что на чёрном фоне башни как будто колышется пятнышко света. Значит, там есть небольшое окно, и за этим окном, наверное, горит свеча. Тут меня обуяла дерзость – я достал свою лютню и заиграл. Поиграл-поиграл и стал слушать. И... Нет, вы не поверите!

В волнении Блондель умолк, взял из рук Луи флягу и отпил ещё несколько глотков. Шато-Крайон молчал, ожидая, пока трубадур справится с собой.

– Я бы и сам не поверил! – воскликнул трубадур. – Было совершенно тихо. И вот я услыхал, как сверху, прямо из той бойницы, где был виден свет, донёсся голос. Он пел песню... песню, что сочинил Ричард там, в Палестине! Песню, которую мы с ним пели вдвоём.

Луи так и подскочил:

– Ты... Вы... Ты уверен!?

– Ещё как! Да я её узнаю из сотни песен. Вот послушай!

Подтащив к себе сумку, молодой человек вытащил оттуда свою лютню, быстро её настроил, и его пальцы скользнули по струнам.

 
– Хочешь ли злата, рыцарь мой милый,
Чтоб не потратить до самой могилы,
Чтоб унести не было силы,
Хочешь иль нет?
– Что мне твоё хладное злато?
Счастлив ли всякий сильно богатый?
Прочь уходи, искуситель рогатый -
Вот мой ответ!
 

Блондель пропел эти слова и вновь пришёл в волнение, но на этот раз тотчас взял себя в руки.

– Я узнал не только слова, мессир граф! Я узнал голос, понимаете? Это был голос моего короля! Голос Ричарда!

– Так мы нашли его! – закричал Луи. И, тревожно оглянувшись, зажал себе рот ладонью. – Дальше, дальше, Блондель! Что было дальше!?

– Я запел второй куплет той же песни. Как можно громче запел:

 
– Хочешь тебя властью одарим?
Всем королям стать государем,
Миру всему стать государем
Хочешь или нет?
– Высшая власть только у Бога,
Жизнь на земле – просто дорога,
Власть на земле – смерть у порога -
Вот мой ответ!
 

Замолчав, я снова напряг слух. И ждал долго.

– И ничего не услышали? – дрогнувшим голосом спросил Луи.

– Услышал. Сверху вдруг прозвучал третий куплет песни. Третий, понимаете?

– Чего же тут не понять! – граф Шато-Крайон почти разозлился: ну что за люди эти поэты – надо о главном, а они – всё о своём! – Вслед за вторым куплетом всегда звучит третий.

– Да нет! – покачал головой трубадур. – Дело в том, что третьего куплета у этой песни не было. Понимаете? Не было и всё. Обычно в конце мы повторяли в два голоса последние четыре строки второго куплета. Их я и ожидал услышать. Но услышал совсем другое.

– Вот как! И что же пропел король? Если только вы не ошиблись, и это был действительно он.

– Это был он! У меня ведь музыкальный слух, мессир, и я никогда не путаю голоса. А голос Ричарда вообще нельзя спутать ни с каким другим. Он пропел... Я запомнил:

 
– Рыцарь, страшись! Скоро погибнешь!
В тесных сетях неведомо сгинешь,
Если меня снова отринешь!
Лучше смирись!
– Что мне с того, бес-искуситель?
Вечно со мной Ангел-хранитель,
Силы мне даст Бог Мой Спаситель.
Враг, отступись!
 

– Может быть, слова были немного иные, но именно такой. Я подумал, что, быть может, Ричард хотел поведать мне об опасности, которая ему угрожает.

– И не мог вас окликнуть, потому что либо был в комнате не один, либо под дверью стояла стража. А, возможно, он боялся за вас.

Луи опустил голову и нахмурился, обдумывая рассказ трубадура. Конечно, Блондель – человек с пылким воображением, но такое нельзя придумать. Замок Дюренштейн... Ничего себе! Луи никогда там не бывал, но слышал про эту неприступную твердыню. Туда не проникнешь незаметно и уж точно нечего думать взять его штурмом, даже будь у них армия.

– За меня он и боялся, – продолжил Блондель. – И, выходит, не зря. Поняв, какую важную тайну узнал, я решил немедленно отправиться назад, чтобы поскорее рассказать обо всём сперва вам, а потом нашей королеве. Конь ждал меня в роще неподалёку, но едва я только сел в седло, как появился конный отряд, и мне приказали спешиться. Я понял, что был замечен под стенами Дюренштейна, что, возможно, кто-то услышал, как я пел вместе с пленным королём. И если эти люди возьмут меня, всё будет кончено. Поэтому дал коню шпоры и помчался лесом во весь дух. Уже настала ночь, и я толком не знал, правильно ли выбрал направление. Конь устал, начал спотыкаться, но устали и лошади моих преследователей. В какой-то момент я даже решил, что они отстали, но они вскоре опять показались на дороге. Так мы скакали до самого рассвета. Когда вдали замаячили очертания Штольцберга, стало ясно, что я не ошибся и еду к той самой деревне, где мы с вами условились о встрече. Но тут до меня дошло, что я выдам им и вас, если прискачу прямо туда. И я направил коня в сторону, мимо деревни, и въехал в лес. В тот самый, что мы с вами сегодня миновали. Вот тут эти люди и настигли меня. Сперва я хотел обнажить меч и положиться на Волю Божию. Но их было восемь человек, они бы убили меня, и никто не узнал бы, где находится наш король. Я решился сдаться: ведь тогда оставалась хоть какая-то надежда убежать.

Этот их начальник с толстыми бровями стащил меня с седла. А второй – у которого такой отвратительный высокий голос... я хочу сказать, был такой мерзкий голос, – этот стал меня избивать. Когда я упал, он бил меня ногами. И всё спрашивал – кто я и что мне было нужно под стенами замка. Говорил по-немецки, но, думаю, он сразу понял, что я не немец. Я же твердил, что пришёл из Франции, что я простой трубадур. В конце концов ему надоело, и он сказал: «Ладно. Калёное железо развяжет тебе язык, как и всякому другому!» После этого меня привязали к седлу, и я удивляюсь, почему не расшибся до смерти о землю – ехали они довольно быстро. Ну а дальше мы оказались на том самом постоялом дворе, только подъехали к нему с другой стороны. Я ломал себе голову, как дать вам знать, – ведь проклятый хозяин тут же сообщил воинам, что у них ночует французский трубадур! И вдруг вы появились в окне. Вернее, сперва этот петух заголосил так фальшиво, что у меня чуть оба уха не отвалились, а после я увидал вас. Господи, но как же ловко вы всё это проделали! Вот уж – настоящий рыцарь! Не то что я.

– Убивать – не самое великое искусство, Блондель! – Луи снял с огня вертел и ножом сковырнул тетеревиную тушку на большой, заранее промытый в ручье, лопух. – Прошу к столу, мессир! Мы с вами заслужили свой ужин и то, что ещё осталось в моей фляге. Теперь бы только добраться до Элеоноры, а уж она сумеет придумать что-нибудь. Вы – хороший поэт и музыкант, я – хороший рубака, а она – хорошая королева И иногда мне кажется, что я променял бы половину своего умения владеть мечом и арбалетом на одну четвертушку её ума...