Текст книги "Вирус зла (СИ)"

Автор книги: Илья Твиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 55 страниц)

Оставшиеся три черные дыры моментально отыскали себе еще одну жертву в лице шарового звездного скопления, которое вот уже несколько миллионов лет являлось довольно-таки крупной единой Разумной системой, но ударить вовремя не успели. Две из них были уничтожены антигравитационными приливами, спровоцированными ансамблем кубоидов – звездными образованиями в форме правильных кубов – а третью подобным же образом, но гораздо эффектней, уничтожило само звездное скопление, которое по каким-то неведомым причинам уже несколько раз смогло отразить атаки Вируса и никак не желало подчиняться его черной воле. Звездное скопление образовало гигантскую гравитационную горку, настоящий шпиль, в полутора парсеках от последней оставшейся черной дыры. Эта горка буквально втянуло в себя пространство, уплотнило его настолько, что вакуум в этой области засиял подобно нескольким сотням звезд, а потом светящейся хлыст, как дар меча, разрезал черную дыру напополам. И тут же гравитационное взаимодействие двух половинок схлестнулось меж собой, сшиблось в невиданной, необузданной, стихийной ярости, пытаясь соединить то, что уже невозможно было восстановить как единое. Взрыв ядра галактики, незамедлительно последовавший за этим, стал кульминацией этого боя, правда, был он одним из сотен тысяч подобных явлений, протекавших по всему космосу. Взрыв ядра – это даже не взрыв сверхновой, потому что он гарантированно уничтожал всю галактику, а если у таковой имелись маленькие галактики спутники, то и их судьба была незавидна. Оставался лишь один шанс, спасти то, что еще можно было спасти, и этот шанс заключался в гигантских космических расстояниях. Когда противники уничтожали друг друга – это происходило мгновенно, но все последствия этих поединков распространялись на окружающее пространство с конечной скоростью, и по галактическим масштабам довольно медленно, поэтому у Виктора и Громова еще был шанс все исправить.

– Ты видел это? – спросил Громов у своего товарища, указывая тому на звездное скопление, только что уничтожившее последнюю из семи черных дыр.

– Видел. Вирус не может им овладеть. Почему не знаю, отсюда не могу как следует разглядеть все сцепки законов, слишком все перепутано.

– Сверхразум, – прогрохотал Громов, пытаясь оградить одних, особо активных участников космической драки от других.

– Что? – не сразу понял Виктор.

– Я говорю, Сверхразум начинает действовать.

– То есть?

– Нам удалось. Смотри не в близи него, а возьми фрагмент космоса помасштабней и ты увидишь.

Виктор резко отстранился от самого скопления, охватил своим Божественным зрением область в десятки раз превышавшую предыдущую, и увидел, наконец, то, о чем ему говорил Максим. В самом деле Сверхразум начал зарождаться и весьма активно, по крайней мере нити законов новой конструкции росли очень стремительно, и в восьмидесяти процентах случаев не только что ни рвались от воздействия Вируса, но еще и дублировались для пущей целостности. Объем космического пространства, который теперь занимал будущий Метагалактический Разум, составлял примерно шестнадцатую часть от всего Объема Домена, но этого по-прежнему не хватало для адекватного симметричного ответа Вируса. Хотя оставляло кое-какие надежды на благоприятный итог.

– Он слишком мал и слаб, – сказал Виктор, по мере сил помогая тем, кто еще не попал под виляние Вируса. На звездное скопление набросились было кубоиды, но вовремя поставленный Монадой барьер, сумел оградить его от нежелательных последствий.

Правда малым и слабым назвать Доменный Разум Гагарин явно поспешил. Трудно сказать, как было принято следующее Его решение, но оно шло в разрез с тем, что хотели Монады, поскольку грозило еще большим количеством жертв и разрушений. Доменный Разум, видимо не до конца разобравшись в ситуации, перестал изображать из себя лишь обороняющуюся сторону и попытался ответить, а так как уже на своей начальной стадии представлял из себя огромную силу, ответ этот был страшен. Начал он с кубоидов. Видимо центром Доменного Разума стало именно то звездное скопление, на которое они было набросились. Шесть ансамблей по нескольку миллионов звезд в каждом, строгой паралелепипедной формы, ничего не смогли противопоставить удару Доменного Разума, поскольку тот начал оперировать уже на уровне законов. Кубоиды один за одним просто распадались на части, теряли свои правильные геометрические очертания, превращаясь во что-то расплывчатое и аморфное, а звезды внутри них вдруг просто переставали светить, умирали, чтобы уже никогда не возродиться. Вместе с ними умирал и Разум.

– Он как младенец, – сказал Громов, суматошно соображая, что можно сделать. – Бьет все, что его обижает, и не разбирается, хороший это или плохой. Для него сейчас все плохие, кто бьет его, а мыслить более глобально он еще не умеет.

– Значит, ему нужно это объяснить.

– Я пытаюсь, но на это нужно время. А пока оно пройдет, он разнесет половину Домена на атомы.

– Значит, нужно его локализовать, оградить от остального космоса.

– Устанем городить вольеры. Если бы он весь занимал определенную область пространства, тогда одно дело, но он же разбросан по всему Домену. Вдобавок Вирус не дремлет.

– Да, но его активность заметно поубавилась. Чует, тварь, что ему растет достойный противник.

– Вряд ли его это пугает. Разум, даже если он выйдет из младенческой стадии, слишком мал. Его сила против Вируса не в умении оперировать законами, этим никто с нами не сравнится, а в повсеместных новых этических установках. Вирусу просто будет не во что пролезть, некого перепрограммировать, и тогда он уйдет из Домена. Сейчас же эта перспектива видится мне весьма туманной.

Виктор как мог растаскивал сошедшие с ума разумные системы, которые в горячке боя грозили друг другу тотальной аннигиляцией и вскоре начал замечать некую логическую последовательность в действии Вируса. Эта заметка словно размытое пятно блуждала где-то на задворках его Гиперсознания, пока, наконец, не обрела весомость, более-менее понятные очертания и не превратилась в правильную солидную идею.

Он и сам не мог в это поверить, поскольку считал, что предугадать действия Вируса было попросту невозможно, но, анализируя общую картину боя, точнее бойни, Гагарин с каждой секундой убеждался в обратном – Вирус действовал хитро, коварно, очень неожиданно, но именно это складывалось в некую логическую схему, которая имела строгие законы и последовательность.

– Выяви самые значимые узлы Доменного Разума и закрой их, – сказал он Максиму приказным тоном.

Тот, разумеется, ничего не понял, попытался было прояснить ситуацию, но нарвался на довольно жесткий, если даже не сказать грубый, ответ и выполнил то, что ему велели.

– Поясни, что ты хочешь.

– Я понял, Как он работает.

– Кто он?

– Вирус.

– Это невозможно, я не...

– Ты не смог, потому что ни разу еще не участвовал в такой войне.

– Хорошо, так что ты предлагаешь?

Виктор оставил вопрос приятеля без ответа. Вместо этого он еще раз осмотрел картину боя, выявил очаги особой активности Вируса и попытался мысленно экстраполировать его действия на несколько шагов вперед. И был приятно удивлен тому, что его мысленный эксперимент полностью удался.

В это время Громов практически закончил все мероприятия по защите особо важных узлов Доменного Разума и, тем самым, развязал Виктору руки.

– Ну-с,– азартно выкрикнул Гагарин, – теперь наша очередь.

В тех местах, где Вирус только должен был встроить свои собственные законы, Гагарин уже реализовал тонюсенькие нити своих творящих мысле-форм, не забыв при этом о такой вещи, как автоматическое их дублирование. Собственно, на этой вещи и строился весь его план. А задумка была в следующем: как только Вирус видел, что Виктор присоединял к Доменному Разуму какую-то определенную новую область, он накидывался на нее, рвал все только что сделанное Монадой и встраивал туда свои законы, после чего нужно было очень долго и тщательно выверять свои действия, чтобы поставить обратно все на свои места. Если бы такой объект существовал всего в единичном экземпляре, если бы еще в Домене не велась война на уничтожение, и если бы Вирус активно не мешал своими действиями, то с таким одиночным разумом-ренегатом еще можно было бы разобраться, но их были сотни, тысячи, и все нуждались в скорейшей помощи, а не в детальном изучении проблемы. Поэтому автоматическое дублирование, своего рода, надзакон, самостоятельно повторяло контуры первичного закона присоединения Монады, лишь только Вирус пытался его разорвать и заменить своим. Получалось, что как только Вирус начинал активные действия, он тут же сталкивался с псевдонеразрывной нитью закона, которая как бы никогда не могла исчезнуть. Опять же, будь такой объект в единственном числе, Вирус бы наверняка очень скоро смог бы разгадать этот хитрый трюк Виктора и что-нибудь ему противопоставить, но Гагарин собирался атаковать повсеместно, широкомасштабно, надеясь, тем самым, ошеломить противника.

Выбрав в качестве отправной точки полтора десятка особо крупных разумных систем, еще не успевших попасть под влияние Вируса, Гагарин сначала указал им путь к объединению, а после этого в нескольких местах сразу соединил эту новую конструкцию с уже имеющемся Доменным разумом.

– И что из этого выйдет? – недовольным тоном спросил Громов, наблюдая за действиями Виктора.

– Увидишь, – ухмыльнулся Виктор, разом создав дублирующий надсзакон.

Раньше, чтобы делать два-три дела одновременно Виктору приходилось бить свое сознание на несколько равных частей и давать каждой из них довольно большую свободу, сейчас, когда он полностью состоялся как Творящая Монада, он мог наблюдать за тысячей объектов и одновременно творить тысячу других, оперируя одним своим Гиперсознанием.

Как и было рассчитано, едва Вирус увидел вновь образовавшуюся конструкцию, неподвластную ему, он тут же накинулся на нее и попытался перепрограммировать, разорвав тонкие, не прочные на первый взгляд связки общей конструкции и несколько присоединительных линий. Ни Максим, ни Виктор не знали, способен ли был Вирус удивляться, но если б такая функция была встроена в его этическую программу, то она сейчас сработала бы в полной мере. Нити конструкции, такие хрупки, такие податливые черному разрушительному влиянию чужой злой воли, вдруг наотрез отказывались рваться и вообще вели себя довольно странно. Они вроде бы сначала исчезали, но тут же, едва Вирус собирался заместить только что уничтоженное своим собственным, возникали вновь, и все приходилось делать заново, причем с тем же негативным результатом.

Понаблюдав еще немного за тем, как Вирус бьется лбом об стену, пытаясь разгадать секрет этой неподатливой конструкции, Виктор принялся за другие разумные системы.

– Давай усложним ему задачу, – проворчал Громов, поняв замысел друга.

Вместе две Монады довольно споро собрали воедино еще несколько масштабных конструкций и с удовольствием понаблюдали за тем, как Вирус их не смог переподчинить себе.

– И как это ты смог до такого додуматься, – спросил Максим, занявшись улаживанием постепенно затухавших в Домене конфликтов.

– Просто надо уметь смотреть немножко глубже, всматриваться в происходящее и искренне желать найти там ответы на свои вопросы.

– Да, – протянул Громов,– обидно...

– Что обидно?

– А то, что не я до этого додумался. Столько времени потратил на изучение Вируса, а такого элегантного хода не сумел придумать.

– Если бы я тебя не знал, подумал бы, что ты мне сейчас завидуешь.

– Завидую? – удивился Странник. – Да никогда в жизни! И вообще, оставим пока все торжественные разговоры и пафос, поскольку дело сделано лишь на половину. Если Доменный Разум не сумеет набрать хотя бы треть от необходимой силы, Вирус прихлопнет его как муху. Не думаешь же ты, что твоя ловушка сковала его действия навсегда?

– Не думаю, но по моим расчетам времени должно хватить.

Расчеты эти оправдались, однако, лишь отчасти. Доменный Разум начал постепенно оживать, набираться не только сил, но и, самое главное, понимания. Он начал осознавать реальное положение вещей в окружающем пространстве. Программа, запущенная Монадами, постепенно обретала вес, объясняя, кто есть хороший, а кто есть плохой, поэтому ответные выпады Доменного Разума по отдельным, еще остающимся под властью Вируса разумным системам, прекратились.

Однако вырасти в полноценную Сверхсистему он не успел. Вирус, наконец, разобрался, как себя следует вести, и попытался в исключительно жесткой форме вернуть все на круги своя.

– Нам стоит продержаться совсем немного, – выкрикнул Гагарин, собираясь, по всей видимости, чуть ли не пасть на поле боя геройской смертью.

– Я помогу,– вторил ему Громов, и обе Монады совершенно не сговариваясь, сделали одно и тоже. Их совместная конструкция охранных законов была, наверное, впервые с акта творения-развертки Домена настолько сложной и громоздкой, однако именно она стала самым весомым аргументом в победе жизни над смертью на всем просторе Метагалактики. Чтобы Вирус не смог добраться до связей, соединявших отдельные узлы Сверхсистемы Доменного Разума воедино, Виктор с Максимом подсунули ему, по сути, пустышку, куклу, лишь имитирующую реальные связи внутри Сверхсистемы. Единственной же задачей этой гигантской конструкции было пасть на поле боя от черной воли врага, но сделать это как можно медленнее.

И она выдержала именно столько, сколько было необходимо. Когда Вирус, пожрав ее всю целиком и не обнаружив в ней ничего реально полезного для себя, кинулся на Сверхсистему, та, наконец, поняв до конца свою реальную силу, ударила по Вирусу всем своим потенциалом. Монады так же не остались в стороне и поддержали свое творение, так что против объединенной мощи Вирус сдюжить уже не мог. Одна за другой разумные системы, все еще остававшиеся под его злым влияние, распадались, но не умирали, а вновь организовывались, перерождались и становились частью Доменного Разума. Вирус с каждой секундой, с каждой новой волной атаки терял свои позиции, терял материальных носителей, а поскольку сам материализоваться в Домене не имел никакой возможности, ему оставалось лишь отступать.

Спустя несколько часов все было кончено. Нашествие Вируса в Метагалактику кончилось немыслимыми жертвами. Погибли сотни тысяч разумных видов, тысячи разумных систем, оказались опустошенными целые звенья сетчатой структуры Домена, тысячи галактик разваливались или грозились развалиться на части, гравитационные приливы и отливы в одночасье могли раздавить какое-нибудь сверхскопление средних размеров, и со всем этим предстояло еще побороться, но самое главное было сделано.

Домен был спасен. Вирус теперь не смог бы найти сюда дорогу, во всяком случае, до тех пор, пока ему каким-то образом не удалось бы обойти главный закон, сдерживающий его экспансию, и не материализоваться здесь.

Глава 7

Крестовый поход

Все в мире существовало благодаря законам, прописанным некогда Творящими Монадами. Большинство из них проявлялись именно как физические законы, не дававшие, скажем, электронам, вращавшимся вокруг своих атомов, улетать со своих орбит, атомам при ненулевом уровне энергии хаотически колебаться, человеку, подпрыгнувшему в высоту, оказаться в итоге снова на Земле или, к примеру, звездам светить благодаря реакции термоядерного синтеза, которая так же была одним из бесчисленных физических законов.

Одни из них были очень простыми, можно даже сказать примитивными, другие – представляли собой уже более-менее масштабные конструкции, но каждый, даже самый незначительный, на первый взгляд, закон играл колоссальную роль во всеобщей системе, просчитанной однажды до мелочей, гармоничной и самодостаточной.

Существовали ли ситуации, по которым гигантская система законов могла дать сбой, нарушив свое привычное функционирование, или вовсе развалиться на части? Безусловно. Правда, события, предшествующие такому сбою, должны были быть в высшей степени неординарными. Что уж говорить, когда в Метагалактическом Домене объявилось сразу два таких события.

После того, как усилием Виктора Гагарина и Максима Громова Вирус был изгнан из Домена, двум Монадам стало ясно, что если в срочном порядке не заняться последствиями ужасной войны, то очень скоро, число жертв атаки Вируса многократно умножится, поскольку в существующую систему именно физических законов были внесены довольно глобальные изменения. Но, на ряду с этим, Вирус банально нарушил обычные гравитационноустоявшиеся конструкции, что вызвало непосредственный развал больших звездных систем. Кроме того, жидкий вакуум, как назвал это явление Громов, никуда не делся даже после изгнания Вируса.

То была еще одна напасть, причем по страшнее первой. Число зон с жидким вакуумом ежечасно росло по всей Метагалактике, и если бы они оставались стационарными, так нет же, каждая зона вдобавок ко всему, расширялась сразу во все стороны, пока еще довольно медленно по космическим масштабам, но кто знал, от чего зависела эта скорость.

Правда, не в характере двух Монад было горевать и заранее сдаваться, поэтому засучив рукава, едва оправившись от последней битвы и призвав на помощь только что родившийся и окрепший Доменный Разум, они принялись восстанавливать то, что еще возможно было восстановить. Процесс Конструктора не проявлялся в Домене почти тринадцать миллиардов лет, и вот теперь он вновь активировался. Уничтоженные сверхмассивные черные дыры, которые своим домом всегда считали центры крупных галактик, пришлось восстанавливать в первую очередь, иначе это грозило развалом на части звездных островов. Кроме того, пришлось успокаивать отдельно взятые области пространства, в которых имели место быть ненормальные гравитационные напряжения и просто гравитационные шторма. Восстановлением самой конструкции занимался Громов, в то время как Гагарин пытался поставить все измененные Войной с Вирусом физические законы на свои места. Гравитационная постоянная, величины элементарного электрического и магнитного зарядов внутри квантона, постоянная Планка, скорость света в невозмущенном вакууме, некоторые параметры протона, нейтрона и электрона оказались немного не теми, которыми были изначально. То же самое творилось и с пространственной топологией. Вместо устойчивой трехмерной геометрии на макромасштабах начали проявляться реальные признаки дробного количества измерений, причем в каждой области эта величина различалась и весьма существенно, поэтому у Виктора больше всего ушло времени именно на решение этой проблемы.

Топологическая игра пространства порождала весьма необычные и даже эстетически привлекательные картины. Так небольшая область космоса между Меркурием и Солнцем, которая имела геометрию равную практически четырем измерениям, дивным образом преломляла солнечные свет, порой показывая такие фантастические и ни на что не похожие картины, что они начало собирать своего зрителя. Космические корабли нет-нет да и залетали в эту область только для того, чтобы насладиться удивительным зрелищем, даже не подозревая об опасности такого соседства. Еще одна подобная область имела место быть в поясе астероидов. Она причудливо влияла на гравитационное поле в этом месте, поэтому порой это выливалось в настоящие астероидные вихри и столкновения между собой таких колоссов как Церера, Паллада и Веста.

Но если топологические аномалии в Солнечной системе не были такими уж опасными для сохранения жизни на планетах, то в целом в Домене картина была не такая уж и радужная. Самая опасная аномалия подобного рода заключалась в том, что она пряталась внутри Звезды и начинала играть с ее параметрами, причем весьма серьезно. Сильно отклонялась от привычной нормы температура, нарушался термоядерный синтез, падала или наоборот резко возрастала светимость, гравитационное поле, полностью менялась карта магнитных полей, что совершенно пагубно отражалось на жизни как внутри звезды, так и на окружавших ее планетах. Именно таким бедствующим системам Виктор спешил помочь в первую очередь, и можно было только представить, сколько сил и средств было вложено в очищение космоса от негативных следов войны с Вирусом, если число одних только подобных звезд переваливало за сотню миллиардов. А ведь еще оставались зоны с топологическими аномалиями, лежащими прямо на орбитах обитаемых планет, а ведь еще были очень опасные "пули физического вакуума" – специфические области квантованного пространства-времени, представлявшие собой тела довольно малых масштабов, но имевшие чудовищную массу, практически равную массе, необходимой для образования черной дыры – которые, в добавок ко всему, еще и двигались с невероятными, практически световыми скоростями. Такие недочерные дыры нередко врезались в планеты или звезды и причиняли тем катастрофические беды. Планета, сравнимая по параметром с Землей, Марсом, Венерой или Глизе, раскалывалась на части, словно переспелый арбуз от брошенного в него камня, а Звезда уровня Солнца вскоре угасала от полного прекращения в ней всех термоядерных реакций. Собственно из-за таких вот эффектов Громов и предложил назвать эти тела пулями, не только за скорость перемещения по пространству, но и за смертельный эффект, который они оказывали на другие космические тела.

Даже двум Творящим Монадам понадобилось больше недели непрерывной работы, чтобы полностью обезопасить пространство Домена и немного отдышаться от праведных трудов.

– Кажись, удалось, – немного устало пробормотал Максим, когда они с Виктором сидели за столико ресторана на самой верхушке орбитального лифта.

Виктор усмехнулся, пригубил итальянского белого вина, наслаждаясь его мягким, нежным, вкусом и необыкновенными ощущениями в организме, кивнул в знак согласия. Громов, посмотрев на друга, улыбнулся и, разом осушив стопку водки, сказал:

– Приятно все же ощущать себя иногда простым человеком, не так ли?

Виктор закрыл глаза, откинулся на спинку анатомического кресла.

– Еще бы. Я и забыл уже о том, каково это, просто сидеть и ни о чем не думать.

Грустно усмехнувшись, Максим произнес:

– Это наше с тобой бремя. За все надо платить, за божественную силу – вдвойне. Сила не дается абы кому, не дается просто так, кому попало, вместе с ней идет титаническая ответственность, которая, порой, может свести с ума.

Он мельком, совершено по-человечески, оглядел людей, собравшихся в зале.

– Посмотри на них,– сказал Громов. – Ни один из них и не подозревает, кто сидит сейчас рядом с ними. Для них недавняя наша с тобой война с Вирусом не более чем дурные видения и сны, реакция Земного Сверхразума, как части Доменного Разума, на грандиозную битву. И таких людей миллиарды. Но без них, без аквидов, файрусов, плазмидов, без сотен и сотен других видов разумных, нам бы не удалось сделать то, что мы сделали, поэтому эта победа всеобщая. Вот они все что-то празднуют, здесь и сейчас у всех великолепное настроение, но никто не задумается об истинных его причинах. Лишь мы одни с тобой знаем правду.

Виктор налил себе еще из графина, вдохнул полный грудью нежный аромат чудесного напитка, аккуратно поставил бокал на стол.

– Сколько у нас времени? – спросил он неожиданно.

Громов скрючил кислую мину, резко и глубоко вздохнул:

– Смотря для чего.

– Хотя бы до того, когда за наши с тобой действия придется расплачиваться.

Громов осушил еще одну рюмку водки, даже не поморщившись.

– Это лишь теория.

– В смысле теория?

– Я не знаю точно, что нам будет за то, что мы устроили искусственную эволюцию всему Домену. Мы с тобой считай ускорили этот процесс на несколько миллиардов лет, и к чему это приведет – неизвестно.

– То есть, санкций может и не быть?

– Может и не быть, – задумчиво произнес Громов, выбивая пальцами об стол какой-то задорный ритм, – а, может быть, и быть. Я не знаю. Во всяком случае, это не так и страшно. Гораздо опаснее дальнейшая эволюция нашего малыша.

– Ты предполагаешь экспансию?

– Нет, не предполагаю, поскольку мы наделили его весьма хорошими качествами, но праздное любопытство, жажда исследования, жажда помощи, может в итоге обернуться нежелательными последствиями.

– И что делать в этом случае?

– Нам с тобой – ничего. Об этом должны позаботиться пограничные системы контроля и Универсум.

– А если они так позаботятся, что от Доменного Разума ничего не останется?

Громов хитро взглянул прямо в глаза Гагарину.

– Смотрю, в тебе заговорили инстинкты отца?

– А в тебе нет?

– Успокойся. Никто ни кому не причинит вреда, если последуют санкции, то они будут выражаться только в ограничении действия Доменного Разума за пределами собственной Метагалактики. Ты лучше скажи мне, что намерен делать на Земле?

Виктор в полном недоумении уставился на Максима.

– Или тебя на Земле ничто не держит?

До Гагарина, наконец, дошло, что речь идет о Кате.

– Я люблю ее, и...

– И что?

– И... боюсь.

– Боишься?

– Не ее боюсь, а себя. Вчера я мог играючи перетасовывать целые звездные скопления, а сегодня... вдруг я стал слишком холоден? Вдруг эта война сделала меня другим? Что если она не...

– Не неси ерунды, – строго произнес Громов. – Ничего с тобой не произошло, и я уверен в том, что своей возлюбленной ты никак не сможешь навредить. И потом, она знает ведь, кто ты, чем занимаешься, если любит, примет тебя любым.

– Ага, – надулся Виктор, – тебе легко говорить. Встал бы на мое место.

– Да запросто, – улыбнулся Максим. – Катька твоя – настоящая красавица и умница, так что...

– Даже думать забудь, – насупился Виктор.

Громов заржал, на некоторое время привлекая к себе внимание посетителей ресторана.

– Оказывается нужно было вывести тебя на ревность, чтобы все встало на свои места. В очередной раз убеждаюсь, что от людей в нас осталось гораздо больше, чем привнесенной в наши тела Божественной сути. Хотя, наверное, именно поэтому нам удалось одержать первую победу.

Они одновременно осушили бокалы, каждый со своим напитком.

– Что будем делать с этими ямами?– спросил Виктор.

Громов почесал макушку, долго не отвечая.

– А знаешь, – наконец произнес он, – нам нужно совершить еще одно путешествие по Универсуму и на это раз в такие дали, что тебе и не снились.

– И что... мы найдем там ответы на этот вопрос?

– Кто знает. Возможно.

– А сели нет? Если эта тайна лежит за пределами нашей компетенции?

Максим долго молчал. Потом на столе прямо в воздухе появилось изображение древней арены, на которой два маленьких человечка, вооруженные мечами, дрались насмерть между собой. Сражение продолжалось несколько минут, пока один из них, ловким приемом не вышиб меч соперника и не пронзил тому грудь. Убитый схватился за чудовищную рану, его ноги подломились, он упал на колени, а потом безвольным кулем рухнул на живот.

– Знаешь, кто они? – спросил Громов, не спеша убирать изображение. Само собой он сделал так, что эти его фокусы никто кроме Виктора в ресторане не видел.

– Римские гладиаторы, – не задумываясь, ответил Виктор.

– Правильно. А знаешь ли ты, с каким девизом эти храбрые отважные воины выходили на кровавый песок арены?

Этот девиз Гагарин в точности не помнил, однако то был прежний Гагарин, а этот, моментально извлек из памяти надсознания необходимые сведения.

– Кажется, они говорили что-то типа, "идущие на смерть приветствуют тебя". Они так обращались к Цезарю, насколько я помню

– И такое было,– утвердительно кивнул Громов.– Эту речь, ты прав, гладиаторы произносили самому Императору. Однако существовал и еще один девиз, девиз братства гладиаторов и звучал он...

– Победа или смерть, – перебил Максима Виктор.

– Точно.

– И к чему ты это сейчас мне рассказываешь?

– А к тому, что мы сейчас именно те самые древние гладиаторы, только драться будем не меж собой и вообще, неизвестно еще придется ли нам драться вовсе. Известно лишь, что если мы не победим, то погибнем. Улавливаешь аналогию?

Аналогию Виктор улавливал, и она ему очень не нравилась. Он до конца не верил еще в то, что им удалось одолеть Вирус, пусть только на просторах собственного Домена, а здесь тайна была еще более туманной и непонятной. И ее действительно надлежало разгадать или же совсем не возвращаться домой.

– Выше голову, – взбодрил друга Громов. – Еще совсем недавно Вирус казался нам неодолимым противником, но нам удалось переиграть его, во что поначалу даже я не верил. Теперь еще одна загадка, пока не понятная, но это потому, что мы еще в серьез за нее не брались.

Виктор, понурив голову, смотрел на гладкий блестящий стол.

– Хватит киснуть. Иди, навести свою Катерину, и отправляемся. А то Тесла нас, поди, уже заждался. Вот, кстати, с кого тебе надо брать пример. Жажда приключений в нем не угасает, а лишь, наоборот, растет, и это несмотря на то, что ему-то как раз накостылять гораздо проще, чем нам с тобой.

Гагарин медленно поднялся из-за стола, хмуро взглянул на Громова и произнес:

– Не знаю, сколько мне понадобится времени. Может быть, придется задержаться.

– Только не очень долго.

Виктор кивнул и растаял в воздухе. Никто из посетителей не обратил на это никакого внимания.

***

Была уже глубокая ночь, когда никем не видимый и не слышимый Гагарин материализовался в спальне Катерины. Соломон совершенно не обратил на него никакого внимания, поэтому сигналов тревоги не последовало.

Девушка спала. Ее дивные золотистого оттенка длинные волосы разметались по подушке случайным узором; веки изредка вздрагивали, видимо Катя видела какие-то сны. Она была настолько прекрасна, так невинна, чиста и беззащитна, что Виктор на секунду решил просто покинуть помещение и не будить ее. Но потом, не в силах оторвать от девушки своего взора, все же передумал. С минуту он наблюдал за ней, наслаждаясь удивительным совершенством форм, тонким, гармонически правильным рисунком лица. Было что-то загадочное, таинственное в ее образе. Даже это странное подрагивание век вызывало в его сердце бурю эмоций, и этот фрагмент настоящего хотелось растянуть, превратить в вечность. И, к слову, Гагарин как раз мог это сделать.

Наклонившись над Катей, Виктор мягким движением пальцев погладил ее теплую щеку. Девушка никак не отреагировала на его движение, и он перенес свое прикосновение на ее волосы. На секунду пришло желание подсмотреть ее сны, но Виктор вовремя себя одернул.

Он провел с ней всего пол часа, так не разу и не заговорив. Просто гладил ее руку, волосы, щеку и думал... Да ни о чем он не думал, просто наслаждался моментом. А когда пришла пора уходить, Виктор решил оставить ей напоминание о себе.

Когда фигура Гагарина растаяла в воздухе, на столе перед кроватью девушки появились ее любимые лилии в хрустальной, дивной красоты, вазе, и маленькая красная коробочка в форме сердца, куда обычно по традиции еще с незапамятных времен клали кольца.