Текст книги "Пейтон-Плейс"
Автор книги: Грейс Металиус
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)
ГЛАВА XIII
В следующую после ее дня рождения субботу днем Эллисон пошла к дому Селены встретить свою подругу. Она стояла напротив хижины и била носком сапога по замерзшей земле. Наконец дверь открылась, и ей навстречу выбежал Джо.
– Селена дома, – сказала он. – Она скоро выйдет. Пойдем в загон, у нас появились маленькие ягнята.
Растрепанный, худой Джо был одет в линялые штаны из грубой бумажной ткани и заношенную рубашку с коротким рукавом. Несмотря на ноябрьский холод, Джо был босиком и, как всегда, из носа у него текло. К этому недугу Джо давно привык. Он постоянно шмыгал и время от времени вытирал мокрый нос кулаком, в результате чего нос у него всегда был красный и воспаленный. От одного вида Джо Эллисон стало холодно. Идя за ним в загон, она заметила, что его голые ступни были покрыты толстым слоем грязи.
– О-х-х, – выдохнула Эллисон, наклонившись над маленькими пушистыми существами, которые ей показывал Джо. – О, Джо, они такие чудесные. Они твои?
– Неа, папины, как и большие.
– А он разрешит оставить их?
– Неа, он их вырастит, а потом разделает и продаст, ну, на котлеты, бараньи ножки и все такое.
Эллисон побледнела.
– Но это ужасно! – сказала она. – Думаешь, если ты попросишь, он не разрешит оставить этих малышек? Может, ты сможешь вырастить их сам, а потом будешь продавать шерсть?
– Ты спятила? – Джо не шутил, он спросил так, будто действительно хотел это выяснить. – В этих местах никто не выращивает овец для шерсти, их выращивают для мяса. Из чего, по-твоему, твоя Ма делает котлеты?
Эллисон сглотнула. Она подумала о нежных котлетах, которые иногда готовила и подавала на деревянных тарелках Констанс, украшая их петрушкой.
– Ты не мерзнешь, Джо? – спросила Эллисон, чтобы сменить тему разговора, поежилась в своем теплом пальто и погрузила пальцы в мягкую шерсть ягнят.
– Неа, я привык, – сказал Джо и вытер нос. – У меня толстые подошвы.
Однако он дрожал, и Эллисон видела, что его худые руки покрылись синими мурашками. Ей вдруг захотелось прижать его к себе, укрыть теплым пальто и согреть своим телом.
– Что делает Селена? – спросила Эллисон, не глядя на Джо.
– Наверное, готовит кофе для Па. Он вернулся из леса как раз перед твоим приходом.
– Да? А мамы что, нет дома?
– Неа. Сегодня суббота. По субботам она ходит к Харрингтонам натирать полы мастикой.
– А, да. Я забыла, – сказала Эллисон. – Ну, я, наверное, подожду Селену перед домом.
– Пошли лучше за дом. Я покажу тебе свою ящерицу.
– Хорошо.
Они вышли из загона и пошли за дом.
– Я держу ее в коробке на подоконнике, – сказал Джо. – Вот, вставай на этот ящик, и ты увидишь. Я сделал в коробке дырочки, чтобы она могла дышать.
Эллисон встала на деревянный ящик и заглянула через дырочки в коробку. Подняв на секунду глаза, она увидела «кухню» Кроссов.
Так вот как выглядит хижина изнутри, зачарованно подумала она. Эллисон увидела разобранные раскладушки, продавленную двуспальную кровать; грязной посудой, казалось, была заставлена вся комната. Мусорное ведро уже давно не выносили, рядом с ним стояли пустые консервные банки из-под томатов и бобов. Лукас сидел за столом, накрытым такой грязной и засаленной скатертью, что узор на ней был уже неразличим. Селена ковшом с длинной ручкой наливала воду из ведра в чайник. Эллисон подумала о домах в городе, которые Нелли Кросс содержала в безукоризненном порядке, она вспомнила разнообразные вкусные блюда, которые подавались в этих домах и которые готовила мать Селены.
– Пока ты делала кофе своему старому Па, из тебя выросла настоящая красотка, – сказал Лукас.
Сквозь тонкие стены хижины Эллисон отчетливо слышала каждое слово, так, будто сама была внутри. Она понимала, что должна слезть с ящика и прекратить подслушивать, но что-то в лице Лукаса удерживало ее на месте, в нем было что-то дьявольское, – так в кинотеатрах на фильмах ужасов дети, несмотря на страх, сидят на своих местах, как прикованные.
Лукас Кросс был крупным мужчиной, с грудью как бочка и квадратным черепом, волосы у него были прямые, а когда он улыбался, то у него как-то странно двигался лоб.
– Да-а-а, – протянул Лукас. – Ну, просто красотка. Сколько тебе уже?
– Четырнадцать, Па, – ответила Селена.
– Да, просто красотка.
– Правда здоровская ящерица? – спросил Джо, обрадовавшись, что Эллисон так заинтересовалась его любимицей.
– Да, – отвечала Эллисон.
Джо заулыбался, поднял с земли камешек и бросил его в сосны, растущие за двором, потом наклонился и поднял еще один.
Лукас встал и подошел к полке над раковиной. Эллисон задумалась, для чего Кроссам вообще раковина, если у них нет ни воды, ни канализации. Эллисон наблюдала, как Лукас взял с полки бутылку и поднес ее ко рту. Коричневая жидкость непрекращающимся потоком полилась ему в глотку, и он не остановился, пока бутылка не опустела. Лукас вытер рот ладонью и бросил бутылку через плечо в дальний угол комнаты.
– У нас есть мусорное ведро, Па, – неодобрительно сказала Селена. – Незачем разбрасывать бутылки по всей комнате.
– Ну, ну, ну, – сказал Лукас. – Ее высочество собственной персоной. Ты нахваталась этих идей от своей щекастой подружки Эллисон Маккензи.
– Нет, Па, – сказала Селена, – я просто не понимаю, зачем разбрасывать мусор по комнате, если ведро стоит перед носом. И если вынести мусор и закопать его, ничего страшного тоже не случится.
Лукас схватил Селену за руку.
– Слушай, ты, – прорычал он. – Не пытайся указывать своему Па, что ему делать.
Селена стояла не двигаясь и смотрела вниз на его руку на своей руке. Ее темные, цыганские глаза сузились и стали еще темнее.
– Убери руку, Па, – сказала она так тихо, что Эллисон еле расслышала ее слова.
Лукас Кросс с размаху сильно ударил свою падчерицу по голове. Селена, шатаясь, прошла полкомнаты и тяжело упала на пол. Эллисон в это время обеими руками вцепилась в карниз, чтобы не упасть в ящик.
– О, Джо, – в бешенстве прошептала она. – Что нам делать?
Но Джо отбежал к соснам и был занят тем, что пытался шишками попасть в белку.
Эллисон понимала, что она должна отойти от окна и не смотреть, но буквально не могла сдвинуться с места. Страх сковал ее, Эллисон никогда в жизни не видела, чтобы мужчина кого-нибудь бил.
Селена поднялась с пола, и чайник, который она, падая, не выпустила из рук, летел теперь через комнату в направлении головы Лукаса.
– О, нет, нет, Селена! Он убьет тебя, – прошептала Эллисон и поразилась тому, что Селена не посмотрела в окно: ей казалось, что она кричит во весь голос.
Чайник пролетел мимо головы Лукаса и ударился о стену.
– Ах ты, маленькая тварь! – заорал Лукас. – Я проучу тебя, чертова сука!
Одной рукой он схватил Селену, а другой стал бить по лицу. Его огромная рука методично двигалась справа налево, слева направо. Селена сопротивлялась, как могла. Она брыкалась и пыталась подобраться поближе к Лукасу и вцепиться в него зубами.
– Ты, ублюдок! – кричала она.
– Маленькая сквернословящая сучка, – сказал Лукас. – Такая же, как твоя старуха. Я буду учить тебя так же, как учу ее! С тобой нельзя по-хорошему. Если бы не я, ты бы подохла с голода, ты и твоя старуха. Я обращался с тобой как с дочерью. Дал тебе крышу над головой и жратву, чтобы набить желудок.
Справа налево, слева направо двигалась рука Лукаса. Слово – удар, слово – удар.
Наконец Селена сумела вырваться. Она высвободила руку и со всей силы ударила его по губам. Лукас взревел от бешенства. Он вытер рукой струйку крови на подбородке и, невнятно ругаясь, тупо уставился на свою ладонь.
– Ах ты, тварь! – ревел он. – Ты, чертов шлюхин выкормыш!
Лукас опять схватил Селену, но она вырвалась, и в руках у него осталась почти вся передняя часть ее блузки. Селена попятилась от Лукаса, ее обнаженная грудь тяжело вздымалась, а плечи были смешно прикрыты рукавами вылинявшей хлопчатобумажной блузки.
У нее коричневые соски, тупо подумала Эллисон, и она не всегда, как говорит, носит лифчик!
Лукас опустил руки и уставился на Селену. Очень медленно он пошел на нее, Селена так же медленно отходила назад. Она пятилась так, не сводя глаз с Лукаса, пока не уперлась в черную раковину.
– Да, – сказал Лукас. – Ты стала настоящей красоткой, сладкая.
Он поднял руки, улыбнулся, и лоб у него снова задвигался, странно и гротесково. В комнату с криком ворвался Джо, он чуть не упал в дверях, но продолжал кричать:
– Не вздумай трогать Селену! Я убью тебя, если ты к ней прикоснешься!
Мальчишка загородил сестру, Лукас одним взмахом руки убрал его со своего пути. Джо без движения лежал на полу.
– Да, ты становишься просто конфеткой, милая, – сказал Лукас.
Эллисон упала с деревянного ящика и лежала на холодной земле. Все поплыло у нее перед глазами, тело покрылось испариной. Эллисон старалась поглубже набрать воздух, пытаясь разогнать обступающую ее со всех сторон темноту, но тошнота подступала к горлу. Ее вырвало.
ГЛАВА XIV
Наступила зима, замерзший город лежал под низким серым небом без солнца. Хотя снег еще не выпал, дети уже надели яркие зимние курточки и пальто, они торопились скорее попасть в уютную, теплую школу, которая ждала их в конце Кленовой улицы. Деревянные скамейки напротив здания суда опустели, старики, не дававшие им пустовать все лето, переместились к печке в бакалейном магазине Татла. Все ждали снега, который грозился выпасть еще перед Днем Благодарения, но несмотря на то, что уже шла первая неделя января, земля все еще была совершенно голая.
– Если выпадет снег, ударит настоящий мороз, – сказал один из стариков у Татла.
– Да, кажется, сегодня точно выпадет снег.
– Нет. Для снега слишком холодно.
– Глупость, – сказал Клейтон Фрейзер. Он прикурил трубку и смотрел на нее, пока не удовлетворился тем, как она горит. – В Сибири всегда лежит снег, а температура там падает до минус шестидесяти. Никогда не бывает слишком холодно для снега.
– Это ничего не меняет. Здесь не Сибирь. В Пейтон-Плейс слишком холодно для снега.
– Ничего подобного, – сказал Клейтон Фрейзер.
– Эти ребята все еще в подвале? – спросил старик, который был так уверен, что снега не будет, что решил не продолжать спор с Фрейзером.
Еще до Рождества это стало основной темой разговоров в Пейтон-Плейс. Об этом уже знали все, и никому бы в голову не пришло спросить: «Какие ребята?» или «В каком подвале?»
Первого декабря Кенни Стернс, Лукас Кросс и еще пятеро мужчин исчезли в подвале Кенни, где он держал двенадцать бочонков сидра, сделанного им еще ранней осенью. С собой они прихватили несколько ящиков с пивом и столько бутылок виски, сколько могли унести. С тех пор они не выходили из подвала. Они закрылись на двойной засов, так что, если бы кто-нибудь посторонний попытался проникнуть внутрь, его старания не увенчались бы успехом.
– Вчера я видел малыша из школы, он шел туда с полными сумками продуктов, – сказал один из стариков и положил ноги на теплую печку Татла. – Я спросил его, чем это он занимается, и он сказал, что Кенни послал его за едой.
– А как он попал в подвал?
– Он и не попадал, Кенни дал ему деньги через окно и так же забрал продукты.
– Малыш видел что-нибудь?
– Ничего. Он сказал, там висят темные занавески и Кенни только чуть-чуть приоткрыл их, чтобы передать деньги и взять продукты. Так что никто не может заглянуть внутрь.
– Как ты думаешь, что их заставило забраться в подвал и торчать там так долго?
– Не знаю. Говорят, Кенни как-то пообещал, что в следующий раз, когда он узнает, что Джинни опять вертится по пивным, он будет пить так, как никто до него не пил. Думаю, в этом все дело.
– Наверное, так. Эти ребята сидят в подвале уже шестую неделю.
– Интересно, когда у них кончится выпивка? Двенадцать бочонков сидра нельзя пить вечно, тем более всемером.
– Не знаю. Говорят, как-то поздно вечером в Уайт-Ривер видели Лукаса. У него уже длинная борода. Был пьян, как свинья. Так что, может, он выскользнул ночью из подвала и отправился за выпивкой.
– Шесть недель. Бог ты мой! Готов поспорить, у них и пива-то не осталось, я уж не говорю о том, что покрепче.
– Не могу понять, почему Бак Маккракен еще не прекратил это.
– Думаю, шерифу просто стыдно. Ведь в подвале Кенни вместе с другими его собственный брат.
– Хотел бы я побыть мухой, которая сидит там на стене. Наверное, от того, что там происходит, кровь стынет в жилах.
– Может, холод выгонит их оттуда.
– Не, Джинни сказала мне, что у Кенни там есть печка, а дрова он туда давно натаскал. Она говорит, что ей придется переехать, потому что она не может спуститься вниз за дровами и в доме теперь страшный холод.
Старики рассмеялись.
– Не думаю, что Джинни нужны дрова, чтобы согреться.
– Интересно, чем она занимается холодными ночами, ведь все ее приятели в подвале. Ей, наверное, очень одиноко.
– Только не Джинни Стернс, – сказал Клейтон Фрейзер. – Только не ей.
Это замечание Клейтона развеселило стариков.
– Откуда ты знаешь, Клейтон? Ты что, воспользовался случаем, пока другие отсутствовали?
Фрейзер не успел ответить, в магазин вбежали школьники, и мужчины прекратили разговор. Ребята окружили прилавок с дешевыми сладостями, мужчины возле печки молча курили и ждали. Когда дети потратили все свои пенни и один мальчик купил буханку хлеба, разговор продолжился.
– Это мальчишка Пейджа? Тот, что купил хлеб?
– Да. Никогда не видел пацана с таким несчастным лицом. Даже не представляю, почему это так. Он одевается лучше большинства других детей, его мать прекрасно устроилась. И все-таки у этого пацана вид голодающего сироты.
– Это возраст, – сказал Клейтон Фрейзер. – Мальчишка растет.
– Может быть. За последний год он здорово вымахал. Может, от этого он такой бледный.
– Нет, – не согласился Клейтон. – Не из-за этого. У него просто такая кожа, как и у его мамаши. Да и его отец никогда не был румяным.
– Бедный старина Окли Пейдж. Думаю, хорошо, что он в могиле и не видит, как эти женщины все время из-за него грызутся.
– Да, – согласились старики, – это не жизнь для мужчины.
– О, я не знаю, – сказал Клейтон Фрейзер. – Мне так кажется, Окли Пейдж сам напросился.
– Никто не просит для себя трудности.
– Окли просил, – сказал Клейтон.
Спор начался. Окли Пейдж был забыт, его имя просто послужило началом дискуссии. У печки Татла начали перебирать фамилии людей Пейтон-Плейс, которые напросились на трудности или не заслуживали их, но все равно получили. Старые глаза Клейтона Фрейзера засияли. Его несогласие спровоцировало оживленный спор – то, ради чего он жил. Старик откинулся на спинку стула и раскачивался на двух задних ножках. Он заново прикурил трубку и пожалел о том, что у доктора Свейна нет времени посидеть у Татла. Затеять спор с Доком не составляло особого труда, а вот чтобы раскачать тех, кто собирался у Татла, требовались и время, и усилия.
– Все, что вы говорите, ничего не меняет, – сказал Клейтон Фрейзер. – Они просто вымаливали свои трудности, как и Окли.
ГЛАВА XV
Маленький Норман Пейдж быстро прошел по улице Вязов и свернул на Железнодорожную. Проходя мимо углового дома, он не отрывал глаз от земли. В этом доме жили его сестры по отцу: Каролина и Шарлотта Пейдж, а мама Нормана всегда говорила ему, что они злые и их надо избегать, как бешеных собак. Нормана всегда поражало то, что эти две старые леди – его сестры, пусть даже наполовину. Они были действительно старые, такие же старые, как его мама.
«Девочкам Пейджа», как их звали в городе, было уже хорошо за сорок, обе они были крупные, толстокожие, бледные, седые и незамужние. Когда Норман проходил мимо их дома, занавеска в окне дрогнула, но никто так и не показался.
– Вон идет мальчишка Эвелин, – сказала сестре Каролина Пейдж.
Шарлотта подошла к окну и увидела спешащего Нормана.
– Маленький недоносок, – зло сказала она.
– Нет, – вздохнула Каролина. – К сожалению, это не так.
– Для меня он всегда был недоноском, – сказала Шарлотта. – Недоношенный сын шлюхи.
Слова с треском, резко срывались с губ сестер Пейдж, будто они жевали сельдерей. А тот факт, что эти слова наверняка в печати подверглись бы цензуре и вызвали крайнее недовольство служителей церкви, их совсем не волновал, они считали, что их негодование было праведным.
Норман исчез из виду, и Каролина отпустила занавеску.
– А ты думала, что Эвелин благородно уедет из города, после того как отец ушел от нее?
– Хм. Покажи мне хоть одну проститутку, которая знает, что такое благородство, – сказала Шарлотта.
Маленький Норман Пейдж не замедлил шаги и не вздохнул с облегчением, когда прошел мимо дома своих сестер. Ему еще предстояло пройти мимо дома Эстер Гудэйл, и только после этого он мог ступить на безопасную территорию своего двора, а мисс Эстер он боялся точно так же, как «девочек Пейджа». Когда бы Норман ни встречал своих сестер на улице, они всегда делали вид, что его не существует, но черные, как уголь, глаза мисс Эстер сверлили его насквозь, заглядывали прямо в душу и, казалось, видели все спрятанные там грехи. Норман очень спешил, потому что это была пятница и было уже почти четыре часа дня, а именно по пятницам в четыре часа мисс Эстер выходила из дома и направлялась в город. И хотя маленький Норман шел по стороне, противоположной той, которой ходила мисс Эстер, он все равно боялся. Норман был уверен, что глаза мисс Эстер видят все на расстоянии мили вокруг и даже то, что за углом от нее. Она и с противоположной стороны улицы сможет заглянуть в него так же, как если бы стояла напротив. Норман обязательно побежал бы, но он знал, что, если он появится дома раскрасневшийся и запыхавшийся, мама подумает, что он опять заболел, сразу уложит его в постель и, может, даже поставит ему клизму, после чего Норман всегда с удовольствием оставался в постели. Но в этот день Норман решил, что клизма не стоит тех часов приятного лежания в одиночестве, которые обычно следуют за ней, и заставил себя идти. Неожиданно впереди себя он увидел девочку; узнав в ней Эллисон Маккензи, он закричал:
– Эллисон! Эй, Эллисон. Подожди меня!
Эллисон оглянулась и остановилась.
– Привет, Норман, – сказала она, когда он с ней поравнялся. – Ты домой?
– Да, – сказал он. – Но что ты здесь делаешь? Ты ведь не здесь живешь.
– Просто гуляю, – сказала Эллисон.
– Ну, можно тогда я пойду с тобой? – сказал Норман. – Ненавижу ходить один.
– Почему? – спросила Эллисон. – Здесь нечего бояться, – она внимательно посмотрела па мальчика. – Ты всегда чего-то боишься, Норман, – насмешливо сказала Эллисон.
Норман был хрупким, тонким мальчиком. У него были прекрасно очерченные губы, которые легко начинали дрожать, и огромные, карие глаза, которые чаще были в слезах, чем нет. Совсем как девочка, подумала Эллисон, глядя на его длинные ресницы и голубые венки, которые просвечивали под кожей у него на висках. Норман очень симпатичный, подумала Эллисон, но это не то, что люди называют мужской красотой. Мальчишки в школе звали его «неженкой», но он ни с кем не ссорился из-за своего прозвища. Норман был робкий и признавал это, его можно было легко напугать, и он часто плакал без причины и никогда не сдерживался и не останавливал себя.
– Готов поспорить, он все еще писается в кровать, – сказал как-то Родни Харрингтон. – Если у него есть чем это делать.
– Здесь хватает того, чего надо бояться, – сказал Норман Эллисон. – Здесь живет мисс Эстер Гудэйл.
– Мисс Эстер ничего тебе не сможет сделать, – рассмеялась Эллисон.
– Нет, сможет, – возразил Норман. – Она сумасшедшая. Я слышал, многие так говорят. А от сумасшедших никогда не знаешь, чего ожидать.
Они стояли как раз напротив дома Гудэйл.
– А у него действительно зловещий вид, – сказала Эллисон, давая волю своему воображению.
Норман, которого никогда не пугал дом Гудэйл, при словах Эллисон почувствовал приближение страха. Перед ним уже был не старый, неухоженный коттедж, это был таинственный дом, его окна смотрели на Нормана как полузакрытые глаза. Маленький Пейдж начал дрожать.
– Да, – повторила Эллисон. – У него определенно зловещий вид.
– Побежали, – предложил Норман, забыв о маме, о клизме, обо всем на свете. Ему казалось, что дом вот-вот протянет к ним длинные руки и затянет внутрь через парадную дверь.
Эллисон притворилась, будто не слышит его.
– Интересно, чем она там занимается целый день, совсем одна?
– Откуда мне знать, – сказал Норман. – Убирается в доме, готовит, заботится о своем коте, наверное. Побежали, Эллисон.
– Если она сумасшедшая – нет, – сказала Эллисон. – Она не занимается такими обыкновенными вещами, если она сумасшедшая. Может, она стоит у плиты, режет на куски змей и лягушек и кидает их в большой черный чайник.
– Зачем? – спросил Норман дрожащим голосом.
– Делает напиток ведьм, глупый, – резко сказала Эллисон. – Напиток ведьм, – повторила она таинственным голосом, – чтобы заколдовывать людей и насылать на них проклятия.
– Глупости, – сказал Норман, стараясь контролировать себя.
– Откуда ты знаешь? – требовательно спросила Эллисон. – Ты что, когда-нибудь кого-нибудь спрашивал?
– Конечно, нет. Нашла что спрашивать!
– А разве ты не бывал у мистера и миссис Кард, которые живут по соседству с мисс Эстер? Кажется, ты говорил, что миссис Кард обещала тебе, что, когда у их кошки появятся котята, одного она даст тебе.
– Да, я был у них и она обещала, – сказал Норман. – Но я, конечно, никогда не спрашивал миссис Кард, чем занимается мисс Гудэйл. Миссис Кард не такая любопытная, как некоторые. И потом, как она может что-нибудь увидеть? Никто не может подсматривать за домом мисс Эстер через такую большую изгородь.
– Может, она что-нибудь слышит, – шепотом сказала Эллисон. – Ведьмы всегда что-то поют, когда готовят свой напиток. Пойдем к миссис Кард и спросим ее, не слышала ли она каких-нибудь завываний из дома Гудэйл.
– Она идет! – воскликнул Норман и попытался спрятаться за Эллисон.
Мисс Эстер Гудэйл тщательно проверила, закрылась ли за ней дверь, и пошла к воротам. Она была одета в черное пальто и шляпку, которые были в моде лет пятьдесят назад, и вела на поводке огромного кота. Кот шел степенно, не вертелся и не предпринимал никаких попыток избавиться от поводка, один конец которого был у него на шее, а другой несколько раз обмотан вокруг руки мисс Гудэйл.
– Что с тобой, Норман? – спросила Эллисон, когда мисс Эстер исчезла из виду. – Она – совершенно безобидная старушка.
– А вот и нет, она сумасшедшая. Я слышал, даже Джаред Кларк так считает. Он сам говорил моей маме.
– Фу-у-у, – презрительно фыркнула Эллисон. – Если бы я жила на твоей улице, я бы обязательно узнала, что делает мисс Эстер, когда остается одна, из кожи бы вон вывернулась, а узнала. Это единственный способ узнать, действительно кто-нибудь сумасшедший, или колдун, или ведьма, или что-нибудь еще в этом роде.
– Я бы испугался, – не раздумывая, признался Норман. – Для меня это сделать страшнее, чем пойти в замок Сэмюэля Пейтона.
– А я бы не испугалась. Мисс Гудэйл совсем не страшная, а в замке полно привидений.
– Зато там нет сумасшедших.
– Больше нет, – сказала Эллисон.
К этому времени они уже дошли до коттеджа Пейджа и, болтая, стояли напротив него. Дверь открылась, и появилась Эвелин Пейдж.
– Ради Бога, Норман, – крикнула миссис Пейдж, – не стой там на холоде. Ты что, хочешь заболеть? О, здравствуй, Эллисон, дорогая. Хочешь зайти? Попьешь горячий шоколад с Норманом.
– Нет, спасибо, миссис Пейдж. Мне надо домой.
Эллисон дошла до дверей вместе с Норманом.
– Миссис Пейдж, а мисс Гудэйл действительно сумасшедшая? – спросила она.
Эвелин поджала губы.
– Некоторые так считают, – сказала она. – Иди в дом, Норман.
Эллисон пошла обратно по Железнодорожной улице, но теперь она шла по той стороне, по которой ходила мисс Эстер Гудэйл. Она остановилась напротив ворот старого коттеджа и посмотрела на маленький двор.
«Да, – подумала Эллисон, – у этого дома определенно зловещий вид. Если бы мистер По был жив, уверена, он бы придумал захватывающую историю о мисс Эстер и ее доме».
Эллисон двинулась дальше, но не прошла и нескольких шагов, как ее озарила великолепная, смелая мысль, и она замерла посреди тротуара.
«Я придумаю, – с восторгом подумала она. – Я смогу написать историю об этом доме и о мисс Эстер!»
От возбуждения у Эллисон мурашки забегали по спине, а через секунду вдруг стало жарко.
«Я смогу. Могу поспорить с кем угодно, у меня получится так же здорово, как у мистера По. Я напишу действительно страшную историю. А мисс Эстер у меня будет ведьмой!»
Дальше Эллисон бежала до самого дома. Когда она открыла дверь, первая строчка уже была готова.
«На Железнодорожной улице в Пейтон-Плейс стоит дом, – решила написать она. – Он отделан коричневой дранкой и выглядит неуместно рядом с бело-зеленым коттеджем мистера и миссис Кард. Мистер Кард большой и красивый, он не из этих мест, а из Бостона или откуда-то еще. У него свой книжный магазин. Мисс Эстер одиноко живет со своим котом Томом в коричневом доме. Она сумасшедшая».
Эллисон написала это в тот же вечер. Она заперлась в своей комнате, взяла блокнот с белыми листами в голубую линейку и написала первые несколько строчек. Потом она долго сидела, глядя на них, и не знала, что писать дальше. Она чувствовала, как внутри у нее формируется уважительное отношение к мистеру Эдгару Алану По и вообще ко всем, кто пишет книжки, уважение совсем иного рода, нежели уважение читателя к писателю.
– Может, быть писателем совсем не так просто, – подумала она. – Возможно, мне придется очень сильно потрудиться, чтобы написать историю». Она взяла карандаш, нетерпеливо перечеркнула крест-накрест только что написанные строчки и перевернула страницу. На Эллисон смотрел пустой, белый лист, она начала грызть ноготь на большом пальце левой руки.
– Я не могу писать о мисс Эстер, потому что я не знаю ее, – подумала Эллисон. – Я должна написать историю о ком-нибудь, кого знаю».
Так Эллисон, сама того не сознавая, сделала первый шаг в своей писательской карьере.
