Текст книги "Операция «Маскарад»"

Автор книги: Гейл Линдз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц)

– Ты хочешь, чтобы я поверила, будто тебя отправили на арктический архипелаг только за то, что ты начал что-то разнюхивать обо мне? Может быть, я потеряла память, но я не круглая дура.

– Ты потеряла память? Когда? – насторожился Ашер. Этого в ее досье не было.

– Месяца два назад.

– И совсем не помнишь, что с тобой было до этого? Как же ты можешь взять Хищника?

– А он действительно существует?

– Само собой, – нахмурился Ашер. – А что?

Лиз помолчала какое-то время, потом кивнула головой:

– Ладно. По крайней мере хоть в этом Гордон не соврал. В общем, Хищник дважды пытался меня убить, а теперь я должна помочь ЦРУ его взять.

Ашер усмехнулся про себя. Значит, именно Хищник был целью суперсекретной операции Гордона Тэйта. Но если Хищник сам хотел сдаться и выйти из игры, зачем проводить операцию по его поимке? И почему Хищник хотел убить Сансборо?

– Давай-ка наведем ясность, – заговорил Ашер. – Твой любовник Хищник…

– Подожди секунду! – Было видно, что Лиз просто ошарашена тем, что услышала. – Мой любовник? Что ты такое говоришь?

Ствол «беретты» уткнулся Ашеру в грудь, лежащий на спусковом крючке палец Лиз побелел от напряжения. Он готов был восхищаться женщиной, обуреваемой противоречивыми эмоциями, которая продолжала твердой рукой держать пистолет, но не тогда, когда ствол этого пистолета был направлен на него.

– А ты разве не помнишь?

– Господи, я надеюсь, что тут и помнить-то нечего!

– А хочешь, я с тобой поделюсь тем, что выдал самый мощный и самый защищенный от проникновения компьютер ЦРУ? – спросил Ашер.

– Я тебя слушаю, – напряженно проговорила Лиз, но пистолет в ее руке даже сейчас не дрогнул.

– В досье, которое хранится на Ранчо, о последних трех годах твоей жизни нет ровным счетом ничего.

– Я видела это досье. Там говорится, что все это время я прожила в Санта-Барбаре под именем Сары Уокер, журналистки.

– Так вот, в машине, установленной в Лэнгли, об этих трех годах есть другая информация. И эта информация объясняет, какая существует связь между тобой и Хищником.

– А там говорится что-нибудь о том, как меня направили в Лиссабон, чтобы получить важное сообщение от курьера? Я немного опоздала на эту встречу, а Хищник убил курьера и пытался застрелить меня, я если и осталась жива, то только потому, что он принял меня за мертвую и не успел добить. Это совсем не похоже на отношения двух любовников. Сейчас ему известно, что я жива, и он считает, что тогда, в Лиссабоне, я видела его лицо. Если нападение на мой дом было настоящим, значит, он разыскивает меня, чтобы прикончить.

Элизабет подробно рассказала Ашеру о перестрелке в Санта-Барбаре.

– Чушь, – отрезал Ашер после недолгого молчания. – Чушь, потому что он заключил сделку с Лэнгли, решил сдаться и выйти из игры. С какой стати ему беспокоиться о том, что ты его видела?

– Сдаться? – Лиз изумленно воззрилась на Ашера. – Но Гордон говорил мне…

– О да, благородный Гордон. Ублюдок, каких свет не видывал.

И тут неожиданная догадка мелькнула в сознании Флореса: а не пытается ли Гордон Тэйт помешать осуществлению заключенной сделки по поводу добровольной сдачи Хищника?

– Лиз, пойми одну вещь, – продолжал Флорес. – У Гордона не может быть никаких гуманных соображений. Если он спас тебе жизнь, у него на это были свои причины. Ты помнишь Клэра Джорджа? Когда-то он был заместителем директора ЦРУ по оперативной работе, потом ему пришлось уйти в отставку из-за дела «Иран-контрас». Для людей со стороны он был настоящим разведчиком, мастером своего дела. Но один из наших послов его раскусил. Он как-то сказал, что Джордж обладал комбинацией качеств, идеально подходящих для работы в Лэнгли – он буквально лучился дружелюбием и надежностью, располагал к доверию, на самом же деле был чертовски двуличным человеком. Тебе это никого не напоминает?

– Очень похоже на Гордона, – кивнула Лиз.

– Когда все утрясется, ты сможешь ознакомиться со своим досье, хранящимся в Лэнгли. Если верить этому досье, три года назад ты влюбилась в Хищника и стала ему помогать.

– О’кей, я совершенно согласна с тобой относительно Гордона. Он лжец, ничтожество и Бог знает кто еще. Но чтобы я… – лицо Лиз исказила гримаса, – …три года в качестве любимой подружки одного из самых опасных в мире убийц? О Господи!

– Это еще не все. Согласно тому же досье, ты являешься посредником, доверенным лицом Хищника в его переговорах с Лэнгли. В эту самую минуту ты находишься где-то в Париже или в его окрестностях. Ты переправляешь предоставляемые им сведения в наш местный центр. Именно таким способом Хищник обустраивает вашу с ним будущую жизнь.

– Неплохой фокус, прямо волшебство. Особенно если учесть, что я сижу здесь. Должно быть, в Париже находится кто-то другой, использующий мое имя.

– Возможно. А теперь давай поговорим о твоем сломанном мизинце на левой руке. Когда ты его сломала?

– Еще в детстве, когда каталась на коньках. В моем досье это есть.

– А Гордон сказал мне, что это случилось пару месяцев назад.

Пока она раздумывала над его словами, Ашер внимательно рассматривал ее лицо и в конце концов пришел к выводу, что ему особенно нравится родинка на губе, над правым уголком рта. Ему вдруг захотелось ее потрогать.

– Сразу после того, как меня схватили, доктор Левайн сделал мне укол, – медленно заговорила Лиз, припоминая. – Я слышала, как кто-то – по-моему, это был ты – спросил Гордона о моем сломанном пальце. Да, так оно и было. И Гордон сказал…

По лицу Лиз было видно, что она вспомнила.

– Да, все правильно, – продолжил за нее Ашер. – Так что кто-то лжет – или досье в Лэнгли, или наш дорогой друг Гордон.

В сознании Лиз одни сомнения боролись с другими. Вдруг она услышала далекое жужжание и стала вглядываться в небо над верхушками сосен.

– Вертолет! – воскликнула Лиз.

– Целых два, – отозвался Флорес. – Возможно, они с Ранчо и разыскивают тебя.

Она не спрашивала его, что делать. Быстро проверив оружие, Лиз сползла еще ниже на пол кабины. Ашер смотрел в бледно-голубое небо.

Глава 18

Один из вертолетов, АГ-64 «Апач», был так обвешан ракетами, что при желании мог разнести мусоровоз на кусочки до самой Аризоны. Из громкоговорителя, установленного на «Апаче», металлический голос проорал:

– Водитель мусоровоза, остановитесь! Ашер Флорес, приказываю немедленно остановиться!

Ашер посмотрел вниз на Лиз. Она тоже смотрела на него, подняв кверху подбородок. У нее был очень симпатичный подбородок.

– От двух вертолетов на мусоровозе не уедешь, – сказал он.

Придется постараться уйти от них как-нибудь по-другому, подумал Ашер и, подчиняясь команде, затормозил.

«Апач» завис над деревьями чуть позади грузовика. Второй вертолет, слегка модернизированная и подновленная рабочая лошадка производства «Хьюз эйркрафт» времен вьетнамской войны, опустился на дорогу прямо перед мусоровозом. Из него выскочили двое знакомых Ашеру солдат в форме морской пехоты с автоматическими винтовками М-16. Флорес вылез из кабины и пошел им навстречу.

– Какого черта ты делаешь?! – спросил один из морских пехотинцев, стараясь перекричать шум винтов.

– Вообще-то я собирался отвезти весь этот мусор на помойку! А в чем дело, случилось что-нибудь?

– У нас приказ тебя обыскать! – проревел второй.

– Чего ради? Может, из лаборатории пропало что-нибудь радиоактивное?

Все трое вернулись к мусоровозу, где было потише и можно было говорить, не надрывая голосовые связки. Один из морских пехотинцев закурил. Ашер никогда не курил, но тоже попросил у него сигарету. С его стороны это был небольшой отвлекающий маневр, создающий некое подобие дружественной атмосферы. Сейчас было очень важно все рассчитать с точки зрения психологии.

Первый из преследователей протянул Ашеру пачку «Мальборо» и, когда тот, вытащив сигарету, сунул ее в рот, поднес к ней дешевую зажигалку.

– Одна курсантка, Элизабет Сансборо, тронулась и сбежала. Ты ее знаешь?

– Видел ее в лагере пару раз.

Ашер затянулся и едва не раскашлялся от горечи, заполнившей, как ему показалось, не только рот, но и горло до самого пищевода.

– Мы должны ее найти, чтобы док мог снова посадить ее на лекарства. Короче, нам придется обыскать грузовик.

– Я понимаю. Ну что же, в кабине ее нет – это я могу гарантировать. А вот насчет контейнера не знаю. Пошли посмотрим.

Оба морских пехотинца несколько удивленно приподняли брови, а Ашер повел их к задней части грузовика. Он потянул за рычаг, и утроба мусоровоза с рычанием раскрылась. Волна зловония сразу же накрыла всех троих.

– Ничего себе, – с трудом выговорил один из солдат.

– Хорошо еще, что мы в горах, – жизнерадостно сказал Ашер. – На такой высоте не так уж много мух.

– Ага. Ну что, надо бы все это дело проверить.

– Если хотите, ребята, я могу сделать это сам.

Флорес рассчитывал на чувство благодарности, которое должны были испытать к нему морские пехотинцы после его предложения. Может быть, это чувство окажется достаточно сильным, чтобы они поверили Ашеру и не стали заглядывать в кабину. Впрочем, подумал он, если вонь не заставила их сразу обратиться в бегство, про кабину они скорее всего уже забыли.

Первый из солдат улыбнулся:

– Ладно, Ашер, если ты настаиваешь.

– Само собой.

С этими словами Флорес погасил сигарету, бросил окурок в недра мусоровоза и последовал за ним. Он ходил по черным пластиковым мешкам, по самые бедра утопая в помоях, роясь в залежах пивных бутылок, кухонных отбросов, смятой бумаги, старых теннисных туфель, жирной одноразовой посуды для микроволновых печей, рваного нижнего белья, каких-то тряпок и прочей всевозможной дряни.

– Ну что, нашел что-нибудь? – спросил второй солдат.

– Живого ничего. Может, поглубже забраться?

– По-моему, хватит.

Морские пехотинцы посовещались между собой и решили, что этого достаточно. Ашер выполз наружу, смердя ничуть не лучше мусора, в котором рылся. Солдаты, слегка попятившись, поблагодарили его.

– А теперь тебе придется вернуться в лагерь, Ашер, – сказал первый морской пехотинец. В голосе его слышалось сочувствие – всем было известно, как любил Ашер выезжать за территорию лагеря на громоздком, неуклюжем грузовике.

– Почему?

– Таков приказ. Ты же знаешь, тебя переводят. Они хотят, чтобы ты вылетел прямо сейчас.

Ашер кивнул. Теперь пора, подумал он и шагнул вперед, давая им возможность получше ощутить исходящий от него смрад.

– Мне потребуется всего час, чтобы доехать до места и разгрузиться. По-моему, лучше уж я это сделаю, чем заставлять беднягу Берни еще раз тащиться сюда. Подумайте, всего час. И потом, чем дольше машина остается груженой, тем хуже воняет то, что у нее внутри. Никому не понравится, если грузовик вернется в лагерь полным. Представляю, какой поднимется хай.

Ашер демонстративно оглядел себя и поморщился, давая приятелям понять, что он оказал им услугу и теперь ждет от них того же в ответ.

– Никаких проблем, – сказал наконец первый морской пехотинец, по-видимому, старший. – Когда мы вернемся, я там все объясню. Черт побери, они могут отправить тебя сегодня вечером в любое время.

Каждому человеку иногда везет. Солдаты полезли в свой вертолет, а Ашер стоял у крыла мусоровоза и упивался собственным успехом. Он энергично помахал рукой, наблюдая, как оба вертолета удаляются в сторону Ранчо.

Запах от Флореса был отвратителен, но Лиз знала, что он ее спас. Вопрос был только в том, почему он это сделал. Она опустила пистолет, однако по-прежнему держала его в руках.

Лиз поблагодарила Ашера, он коротко кивнул в ответ кудрявой головой и свернул с шоссе на лесную дорогу.

– А теперь расскажи мне, чем ты занималась в последние три года.

Во время повествования Лиз не покидало ощущение, что она говорит о событиях, происшедших с кем-то другим. В известном смысле это так и было, поскольку она основывалась не на своих воспоминаниях, а на том, что она прочла. Она сжимала пистолет до боли в пальцах и ладони, раздраженная и подавленная тем, что не знает точно, насколько ее слова соответствуют реальным событиям ее жизни.

– Потом Хищнику стало известно, что я жива, и он решил устранить меня, – закончила Элизабет.

– Может быть, ты вообще никогда его не видела. Возможно, и Лэнгли тут ни при чем. Не исключено, что все это придумал и организовал Гордон. А потом, он же говорил, что ты ненормальная, верно? Так что может оказаться и так, что ты сама все это выдумала. Возможно, тебя не напрасно пичкали лекарствами.

Лиз мгновенно вскинула пистолет, палец ее плотно охватил спуск.

– Что же ты меня не продал, если так думаешь? Немедленно останови грузовик! – приказала она, и в голосе ее звучал металл.

Флорес сбросил скорость, со скрежетом и пыхтением сработали тормоза, и мусоровоз, похожий на доисторическое чудовище, остановился у обочины изрытой выбоинами узкой дороги. Вокруг стеной высились могучие сосны, упираясь вершинами в безоблачную голубизну. В лесу стояла полная тишина. Лиз и Ашер долго молчали, напряженно глядя друг на друга.

– Что ж, вылезай, если хочешь, – заговорил в конце концов Флорес твердым голосом. – Я не собираюсь тебя останавливать. Но у тебя немного шансов выбраться отсюда пешком, особенно если у тебя нет навыков выживания в лесу. Раз уж ты спросила, я могу тебе сказать, что не сдал тебя по той самой причине, о которой я тебе уже говорил. Я считаю, что Гордон что-то затевает. Может быть, против тебя, а может, против Лэнгли. Может, против всех Соединенных Штатов – трудно сказать.

Он улыбнулся. Лиз молчала. По крайней мере он может помочь в борьбе против Гордона, думала она. Что же касается восстановления ее памяти, тут ей придется рассчитывать только на саму себя, и она сделает все возможное, какие бы препятствия перед ней ни возникали.

– Ты считаешь, что сможешь найти способ выбраться отсюда?

– Я могу попытаться.

– Ладно, тогда поехали.

Флорес включил передачу, грузовик покатился по извилистой дороге, набирая скорость.

– А что за лекарства ты принимала? – спросил он некоторое время спустя.

Лиз ответила не сразу – она все еще не успокоилась после своей недавней вспышки.

– В последнее время это был антидепрессант, одна таблетка в день. Когда мы прибыли на Ранчо, я настолько пришла в себя, что предложила отменить прием. Гордон отреагировал так, как будто это был конец света, поэтому я перестала пить лекарство, а ему ничего об этом не сказала. С тех пор я не приняла ни одной таблетки и при этом чувствовала себя прекрасно.

– Если это был антидепрессант, ты должна была ощущать себя подавленной, когда бросила его пить.

– Да, но этого не случилось. А сегодня утром доктор накачал меня какой-то другой гадостью, это действительно что-то очень сильное. Ощущения жуткие. Я смутно припоминаю, что примерно то же самое было, когда я вынуждена была пить таблетки чуть ли не горстями. Зато теперь прекратились кошмарные головные боли.

– А зачем тебе надо было пить так много таблеток?

– Гордон сказал, что это было нужно из-за мозговой лихорадки или чего-то в этом роде. А потом, когда доктор понял, что у меня амнезия, он назначил мне другой курс лечения, якобы для того, чтобы восстановить мою память.

В это время мусоровоз сделал правый поворот и выехал с ухабистой лесной дороги на широкое и ровное шоссе.

– Пожалуй, сейчас тебе уже можно сесть по-человечески, если ты ничего не имеешь против, – сказал Ашер.

Медленно и осторожно, с трудом распрямляя затекшие конечности, Лиз приподнялась с пола и влезла на сиденье рядом с Ашером, осматриваясь кругом. От Флореса несло, как из выгребной ямы, которую год как не чистили. Она вздохнула, потянулась и стала растирать руки и ноги.

Ашер взглянул на нее и спросил:

– А как ты заработала амнезию?

– Гордон говорил, что я ударилась головой и это привело к мозговой лихорадке. Это довольно таинственная штука, врачи о ней не так уж много знают. Доктор сказал, что мне еще повезло, поскольку у меня не оказался поврежденным мозг. Так что потеря памяти – это еще не самое худшее. Память иногда возвращается сама собой.

– Прямо вот так сразу, ни с того ни с сего?

– Вот именно. Я думаю, что мне действительно здорово повезло. Понимаешь, обычно амнезия наступает в результате уменьшения эластичности стенок артерий, апоплексического удара, паралича. У меня же было всего-навсего небольшое воспаление после несчастного случая. Ясно, что с этим намного легче бороться.

– Должно быть, невесело потерять свое прошлое. Лично я, случись со мной такое, тут же лег бы в сточную канаву и позволил Гортензии меня переехать. Кстати, эту старушку зовут Гортензия. – Ашер похлопал ладонью по приборной доске. – Гортензия, это Сансборо. Сансборо, познакомься с Гортензией. Так скажи мне, Сансборо, кто ты, если у тебя нет прошлого?

– Мне и самой хотелось бы это знать.

На какой-то момент она позволила себе ощутить болезненную пустоту в груди, которую могли заполнить только ее воспоминания. Лиз обнаружила, что начинает чувствовать симпатию к Флоресу. Как бы то ни было, обстоятельства свели их вместе, и сейчас перед ними стояла одна и та же проблема – как скрыться от Гордона.

– Что с тобой сделают, если узнают, что ты мне помог?

Ашер пожал плечами:

– В худшем случае добавят несколько пунктов к списку моих провинностей и расстреляют. А может, спустят в унитаз.

– Тебе нравится эта работа, не так ли?

– Можно сказать и так.

– Не исключено, что из нас двоих чокнутый ты.

Флорес рассмеялся, полез в карман на внутренней стороне своей двери, извлек оттуда толстую папку и вручил ей.

– На-ка почитай.

В папке были распечатанные досье. Два на Лиз Сансборо, одно с Ранчо, другое из Лэнгли. По одному на Сару Уокер, Хусейна Шахид Нуна, Гэррика Ричмонда и Хищника.

– Спасибо, – поблагодарила Лиз. – Может быть, здесь я найду что-то, что объяснит мне все происходящее.

Ей очень хотелось верить, что она человек честный, добрый и даже благородный, но теперь у нее были основания в этом сомневаться.

Мусоровоз трясся и рыскал по дороге то вправо, то влево, кабина нагрелась под лучами горного солнца, дорога монотонно змеилась впереди плавными поворотами, а лекарства доктора Левайна все еще давали себя знать. Лиз попыталась заставить себя читать, но вместо этого задремала, потом вдруг резко, как от толчка, опомнилась – ей приснилось, будто ее снова положили под капельницу. Ей часто мерещились неясные образы того, что могло быть ее прошлым, – лица, дома, события. Все это вертелось у нее в голове, похожее на мешанину кадров на экране испортившегося телевизора. Флорес поглядывал на нее, но ничего не говорил. Лиз была рада его молчанию. Да и что, собственно, он мог сказать? У каждого человека свои проблемы, свои страхи.

Гордон Тэйт нетерпеливо расхаживал по отделу безопасности Ранчо, заложив руки за спину и намертво сцепив в замок пальцы. Он был одет в новенькую форму, предназначенную для маскировки в лесу, на ногах поскрипывали начищенные до зеркального блеска ботинки. Гордон приостановился на секунду, глядя на ремень Лиз, змеей изогнувшийся на столе. Находящиеся в этом же помещении несколько морских пехотинцев наблюдали за мониторами.

– Ее ремень был под вашим джипом, сэр, – объяснил один из них. – Похоже, она пыталась завести вашу машину без ключа.

Нижняя челюсть Гордона выдвинулась вперед.

– Сука. Она же не могла раствориться в воздухе. Где она, черт побери?

– На Ранчо введен особый режим безопасности, – браво шагнул вперед дежурный. – Мы найдем ее!

– Если она еще здесь, – сказал Гордон. – А если ее здесь уже нет?

– Она не могла выбраться за территорию лагеря так, чтобы мы об этом не узнали.

– Ну да. А только вы все равно понятия не имеете, где ее искать, болваны. Расставьте людей на дорогах. Используйте все варианты. Мы должны ее найти немедленно.

Глава 19

Как обычно, в августе все стремились на побережье. По мере того как столбик термометра поднимался все выше, Париж быстро пустел. Аристократы, промышленники и прочие люди с деньгами уезжали в элегантный Канн, в Сен-Тропез.

В то же время люди попроще – пекари, мелкие торговцы, служащие магазинов – вдруг вспоминали о своих родственниках, живущих где-нибудь в Марселе или в Тулоне, в надежде, что смогут какое-то время погостить у них. Куда угодно, только подальше от духоты извилистых улочек, только бы вырваться из лабиринта повседневных забот.

Казалось, всепроникающий зной усиливает общее недовольство, которым была поражена Франция. То и дело страну потрясали демонстрации и забастовки. Первыми начали бастовать водители автобусов, их примеру последовали работники других видов общественного транспорта. Рабочие промышленных предприятий грозили начать забастовку солидарности. Все сходились на том, что во всем виновата экономика, находящаяся в безобразном состоянии. Граждане были неприветливы, выглядели подавленными, нервы у всех были напряжены до предела.

Когда в столице появился передвижной цирк и на одном из пустырей в пригороде Сен-Дени вырос его огромный шатер, это стало неплохим развлечением, на время отвлекающим людей от жары и житейских проблем. Мало кто мог устоять перед веселой, зазывной музыкой, яркими костюмами и возможностью полюбоваться на экзотических животных. Из-под тента то и дело доносились смех и аплодисменты, и даже самые мрачные горожане становились в очередь за билетами.

Среди прочих была француженка средних лет, внешность которой говорила о долгих годах тяжелой работы. У нее были седые волосы, она сутулилась при ходьбе и была одета в толстый свитер, словно мерзла даже в такую жару. В руках она держала обшарпанную хозяйственную сумку. Купив билет, она вошла в шатер и, вместо того чтобы забраться повыше на деревянную трибуну, откуда была хорошо видна арена, осталась внизу, укрывшись в тени, и стала ждать.

На арене в это время кружились белоснежные пудели в великолепных розовых пачках, с большими розовыми бантами на головах. Они низко поклонились и под громовые аплодисменты ушли за кулисы на длинных задних лапах. Сразу же начался следующий номер: из боковых проходов выбежали на арену больше десятка клоунов. Один из них столкнулся с седой француженкой и незаметно сунул ей небольшой конверт. Они успели шепотом обменяться несколькими фразами по-английски.

– Почему все это тянется так долго? – спросил клоун.

– Мы не можем это выяснить. Ощипанный говорит, что на них пора нажать и установить для Лэнгли жесткий срок.

– Нам понадобится время для подготовки. Три дня. – Француженка посмотрела на толпу зрителей на трибуне. – В воскресенье вечером, в восемь часов. Годится?

– Хорошо. Установи контакт с немцами и скажи им, пусть будут готовы. Их предложение почти такое же выгодное, как американское.

Клоун быстро огляделся, сделал сальто назад, точно встав на ноги, обутые в громадные башмаки, и громко сказал по-французски:

– Пардон, мадам! Надеюсь, вы получите удовольствие от представления!

Он бросился на арену, а женщина устало взобралась на трибуну. Она внимательно наблюдала за выступлениями и аплодировала вместе со всеми. Во время перерыва пожилая женщина покинула шатер и зашагала по улицам Сен-Дени, стараясь определить, нет ли за ней слежки. Наконец она вошла в метро. Сев в поезд, женщина направилась в глубь вагона и в одиночестве уселась на скамью. Когда поезд тронулся, старуха склонилась над своей сумкой. Влажной салфеткой она стерла с лица морщины, удалила болезненную желтизну, а когда вагон опустел, стянула седой парик, и на мгновение показалось чудесное лицо, обрамленное золотисто-каштановыми волосами. Но она тут же скрыла глаза темными очками и стала смотреть в окно.

Наконец женщина встала и пошла к выходу. Одним быстрым движением она выскользнула из свитера и бросила его в сумку поверх парика. Ступив на платформу, достала из той же сумки два тома Виктора Гюго и сунула их под мышку так, чтобы видна была лицевая сторона обложки.

В дешевом платье из хлопчатобумажной ткани с неясным цветочным рисунком она выглядела как обычная студентка университета. Войдя в забитое людьми, кипящее суетой здание Северного вокзала на рю де Дюнкерк, она смешалась с огромной толпой туристов, обеспокоенных возможной забастовкой транспортников. Если за женщиной все же увязался «хвост», ей ничего не стоило оторваться от него среди множества людей. Она оставалась в толпе до тех пор, пока не оказалась поблизости от туалета. Она вошла в кабинку и, заперев дверь, постояла немного, переводя дыхание. Сердце у нее колотилось. В последние два месяца ей приходилось тяжело, но дело того стоило. Кроме того, риск, ощущение опасности подхлестывали ее, действуя как допинг.

Женщина сняла грубые башмаки на деревянной подошве, стянула с загорелых ног мокрые от пота нейлоновые чулки, сбросила дешевое платье в цветочек и надела другое – узкое, черное, из льняной ткани, с вырезом на спине. Простой покрой платья лишь подчеркивал стройность ее фигуры и впечатляющую грудь. Последним штрихом стали легкие черные туфли на высоком каблуке. Она всегда появлялась в Тур-Лангедок именно в этом наряде – он был настолько приметен, что, сменив его, можно было легко уйти от наблюдения.

Женщина нанесла на лицо косметику, расчесала волосы, и они мягкими локонами легли на плечи, побросала в сумку все, что с себя сняла. Затем надела огромные солнцезащитные очки и вытащила из сумки небольшую косметичку из черной ткани с бледно-лиловыми полосами. В нее она сложила косметику, деньги, поддельное удостоверение личности, пистолет системы «вальтер» и конверт, полученный от клоуна.

Выйдя из кабинки, женщина бросила пять франков в тарелочку смотрительницы. Потом она заперла хозяйственную сумку в одной из ячеек камеры хранения, завершив тем самым свое перевоплощение.

Через полчаса молодая прекрасная француженка в огромных темных очках оказалась в районе респектабельных небоскребов неподалеку от вокзала Монпарнас на левом берегу Сены. Даже на улице было слышно жужжание мощных кондиционеров, сражавшихся с августовской жарой. Высокая и длинноногая, она шла по испещренной длинными полуденными тенями улице, не обращая внимания на восхищенные взгляды мужчин.

Войдя в Тур-Лангедок, где располагались приемные дорогих врачей, офисы архитекторов, юристов и аудиторских фирм, она прошла мимо полированных стальных дверей нескольких лифтов и остановилась около последнего, у него не было кнопки вызова. Ключом она открыла небольшую дверцу в стене и набрала известный ей код. Несколько видеокамер с дистанционным управлением направили на нее свои объективы, чтобы установить, соответствует ли введенный код личности посетителя.

Наконец двери лифта открылись. Женщина поднялась на самый последний этаж, не обозначенный даже на чертежах плана здания, хранящихся в городских архивах. Зеркальные стекла Тур-Лангедок делали невозможной попытку определить количество этажей снаружи. Очень немногие люди знали о существовании этажа, на который поднялась женщина в черном платье с вырезом на спине. Впрочем, так и должно было быть.

Мало кому было известно и то, что на самом деле зданием владело ЦРУ, а на последнем этаже располагалась парижская штаб-квартира агентства.

Процедура была всегда одинаковой. Сначала девушка отдавала сотрудникам агентства конверт с последней информацией от Хищника. Затем ее приглашали присесть в одно из плетеных кресел, расставленных вокруг современного стеклянного кофейного столика. Сотрудники предложили ей выпить кофе или чего-нибудь еще на ее вкус. Она отказывалась – одному Богу известно, чего они могли подмешать ей в пищу или напиток. Она никогда не выпускала из рук косметичку: «жучок» могли подсунуть куда угодно – в ручку, в губную помаду, даже в кредитную карточку. Она была уверена, что все, что происходит в этой комнате, фиксируется магнитофонами и видеокамерами и по спутниковой связи передается руководству Лэнгли.

Женщине были знакомы кое-какие помещения гигантской, словно склад, территории последнего этажа здания. До того, как она перестала работать на ЦРУ и перешла на сторону Хищника, ей приходилось работать в Париже и бывать на самой верхотуре Тур-Лангедок – в лаборатории, где стоял резкий запах формалина, в центре связи с его мониторами во всю стену и миганием разноцветных лампочек, а также в компьютерном центре, где с помощью ЭВМ трехмерные рисунки из тонких линий превращались в изображения людей, оружия и местности. Помимо этого, на этаже располагались небольшое помещение для совещаний с экранами на стенах и обилием всевозможных карт и комната отдыха, где сотрудники агентства в случае необходимости могли поспать.

Сейчас она находилась в комнате для приема гостей. Двое сотрудников вели с ней вежливую беседу, и она проявляла ответную вежливость, поддерживая ее. Для них она была изменницей, предавшей свою страну и Лэнгли, перейдя на сторону убийцы с самой дурной репутацией. Она понимала это, но их отношение не вызывало у нее ответной враждебности. Их это раздражало, она не чувствовала ни вины, ни смущения.

Женщина перешла к делу.

– Это последнее сообщение, которое вы получаете от Хищника. – Она внимательно оглядела их. – Он доказал собственную ценность. Либо мы приезжаем в США в восемь часов вечера в воскресенье, либо отправляемся куда-нибудь в другое место.

– Но это означает, что остается всего три дня, – возразил один из сотрудников.

– Это слишком короткий срок, – поддержал его второй.

– Данное условие обсуждению не подлежит, – сказала она, пожав плечами.

– Не мы принимаем решение, – сказал первый агент. – Посмотрите, как много времени занимает у Лэнгли эта процедура в других случаях. С Аркадием Шевченко, например, она длилась три года.

– А для вас это всего несколько недель, – напомнил второй.

ЦРУ отличалось особой осторожностью в вопросах предоставления убежища, поскольку те, кто его добивался, нередко не проявляли соответствующей готовности к сотрудничеству или были напичканы дезинформацией. Но в Лэнгли уже убедились в ценности сведений, которыми обладал Хищник, а его намерение выложить их полностью, без всякой утайки было очевидно.

Женщина раздраженно повела плечами, и взгляды обоих сотрудников невольно скользнули по ее груди. Это вызвало у нее раздражение. Она холодно улыбнулась и заявила:

– Скажите Хьюзу Бремнеру, что игра закончена. Все, хватит. У нас есть неплохое предложение от другой страны. Мы связались с ними, и они готовы предоставить нам убежище начиная с воскресенья. Так что это ваш последний шанс. Либо в воскресенье, либо мы отправляемся в другое место.

Был четверг, так что у американцев оставалось достаточно времени, чтобы устранить все бюрократические затруднения, которые могли быть вызваны ускорением графика реализации сделки.

– Мы передадим ваши требования руководству.

– Ответ должен быть готов завтра к полудню. Если он не будет положительным, вы никогда больше ничего не услышите о Хищнике.