Текст книги "Операция «Маскарад»"

Автор книги: Гейл Линдз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

Глава 31

Шантель Жуайо, склонившись над распростертым на кушетке премьер-министром Винсаном Вобаном, втирала эвкалиптовое масло в его плечи и грудь, не без удовольствия проводя ладонью по его хорошо развитым трапециевидным и грудным мышцам. Она от души сочувствовала политику, измученному бесчисленными проблемами, – почти с того самого момента, когда в марте прошлого года он вступил в должность, неприятности так и сыпались на Францию и соответственно на его голову. Возможно, сочувствие Шантель было отчасти вызвано тем, что премьер-министр был очень красив.

Несмотря на его пятьдесят пять лет и постоянное нервное напряжение, связанное с экономическим спадом, физической форме премьера и его жизнерадостности мог позавидовать и тридцатилетний. Лишь по цвету его волос можно было догадаться о тех стрессах, которые он постоянно испытывал, – за короткое время шевелюра Вобана стала совершенно белой. Шантель, однако, казалось, что седые волосы делают его еще более интересным и привлекательным. Должно быть, мадам Вобан обожает своего мужа, подумала массажистка.

– Шантель, – шепотом сказал кто-то.

Оглянувшись, она увидела Мориса – маленького и щуплого, одетого, как и все работники центра, в белые футболку и брюки. Он выглядывал из-за спины главного врача, стоящего в дверях в длинном белом халате. Эта пара так вместе и двигалась по комнате – впереди высокий доктор, а за ним Морис-Мышонок. Выглядело это настолько забавно, что Шантель с трудом подавила смешок.

Доктор проверил капельницу, через которую в кровь спящего пациента поступали питательные вещества.

– Еще пять минут, Морис, – сказал он. – Потом капельницу уберете. Когда он проснется, дайте мне знать.

Доктор вышел, а Морис уселся на табурет и принялся наблюдать, как работает Шантель. Теперь она массировала премьеру мышцы брюшного пресса. Белое полотенце, наброшенное на тело пациента в виде набедренной повязки, дрогнуло и поползло вверх.

– О, Шантель, противная девчонка, ты заставила возбудиться великого государственного деятеля.

– Тише, Морис. Тебя кто-нибудь услышит.

– Вот счастливчик! – продолжал он. – Сколько я уже прошу тебя сделать со мной что-нибудь подобное.

Это была их обычная шутливая болтовня, и хотя в отличие от Мышонка подобные шутки никогда не доставляли Шантель удовольствия, она не останавливала его. Она хорошо относилась к Морису. Он был добрым существом, ни разу не сказавшим никому грубого слова, очень внимательный к посетителям центра. Эта пикировка позволяла ему на какое-то время отвлечься от своего незавидного положения.

– Босса из Банк де Франс массируют в соседней комнате, и он храпит как сапожник, – сообщил, болтая ногами, Мышонок. Он имел в виду управляющего банком Анри ле Пети. – Тот должен был прийти в полдень, но из-за какого-то важного совещания опоздал.

Шантель вынула из холодильника пакет со льдом и разложила его на покрывавшем чресла премьер-министра толстом полотенце, полотенце быстро вернулось в первоначальное положение. Шантель потерла руки, согревая их.

– Ты жестокая женщина, Шантель, – пискнул Мышонок.

– Вовсе нет. Просто реальность гораздо сильнее фантазий, – засмеялась она, убирая с тела министра лед.

– Нет, ты жестокая! Ты разбиваешь мое сердце!

Она улыбнулась и стала втирать эвкалиптовое масло в мышцы передней поверхности бедра.

Мышонок посмотрел на часы, отсоединил капельницу и направился было к своей табуретке, но потом, передумав, прикрыл плотно дверь и лишь тогда удобно уселся.

– Шантель, мы можем минутку поговорить серьезно?

Она подняла на него глаза:

– Конечно. В чем дело?

– Меня беспокоят некоторые вещи. Поскольку ты студентка медицинского вуза, я хочу кое-что спросить у тебя. Мне кажется, что клиенты, посещая наше заведение, через какое-то время начинают меняться, причем не только внешне. Ты никогда не замечала, что они меняются и внутренне, начинают себя по-другому вести?

– Конечно, замечала, но, по-моему, в этом нет ничего удивительного. Доктор ведь объяснял, что, приходя в наш центр, люди не только совершенствуют свою физическую форму, улучшается и их отношение к жизни. Этим наш центр и отличается от других, поэтому мы так избирательны в клиентуре, Разве это плохо?

– Не могла бы ты оказать мне одну услугу, Шантель? – продолжил Мышонок, с его лица не сходило встревоженное выражение. – Я скопировал кое-какие записи в кабинете врача. Попробуй-ка в них разобраться. У тебя это получится куда лучше, чем у меня.

– Морис!

– Тише. Я все понимаю. – Он махнул рукой. – Я же не о себе забочусь. Если я не прав, значит, придется мне в первый раз за двадцать три года исповедоваться.

– Так о чем эти записи? – спросила Шантель и улыбнулась.

– О каком-то эксперименте, который проводится на наших клиентах. Все документы хранятся у доктора в его кабинете, в ящике с надписью MK-ULTRA. Давай, когда у тебя закончится смена, встретимся в кафе «Жюстин», я передам тебе мои копии. Приходи, пожалуйста, Шантель, ладно?

Несколько секунд она колебалась: не хочет ли Морис на самом деле просто затащить ее в кафе и провести с ней вечер, но в маленьких глазках Мышонка она не увидела ничего, кроме искреннего беспокойства.

– Конечно, я обязательно приду, – ответила она.

Была уже полночь. Званый обед из блюд классической французской кухни, который Анри ле Пети давал в своем особняке на рю де Гренель, закончился. Жена хозяина, мадам ле Пети, премьер-министр Винсан Вобан, мадам Вобан и еще двое приглашенных проследовали за Анри в библиотеку, чтобы завершить трапезу коньяком и кофе. Анри, управляющий центрального банка страны – Банк де Франс, был человеком богатым, влиятельным, консервативным и в то же время живым и жизнерадостным.

– Нет, нет! – восклицал он горячо, но добродушно. – Человеческое тело – это все равно что политическая система, система противовесов, одна ветвь власти контролирует другую!

Анри засмеялся собственной шутке, ожидая, пока гости пройдут в библиотеку и разместятся. У него было на редкость хорошее настроение, уверенность в себе не покидала банкира, а ответственность, являющаяся неизменным атрибутом его положения, с каждой минутой беспокоила его все меньше.

– Это ваш оздоровительный центр сделал из вас такого живчика? – спросила Жижи Деван, хозяйка самого престижного в Париже салона мод. – Вы посещаете его ежедневно вот уже в течение года, и вас не узнать. Кстати, нельзя ли и мне там подлечиться?

Анри переглянулся с премьер-министром Вобаном – руководству центра не нравилось, когда пациенты пытались ввести в круг клиентов своих знакомых.

– Видите ли, дорогая Жижи, – сказал премьер, остановившись у огромного, сложной работы камина и поставив на него свой бокал с коньяком. – Мы были бы очень рады, если бы вы стали посещать оздоровительный центр. Но, к сожалению, туда можно попасть только по специальному приглашению. Поэтому мы порекомендуем вас врачу, который решает все эти вопросы.

По мнению Анри ле Пети, тридцатипятилетняя Жижи с ее густыми волосами цвета платины, великолепной розовой кожей и сияющими глазами вряд ли нуждалась в омоложении или снятии накопившегося стресса.

– Полагаю, вы тоже хотели бы присоединиться к нам, Шарль? – спросил Анри, чтобы не показаться невежливым.

Шарль ла Мари владел контрольным пакетом акций строительной фирмы, сооружавшей дамбы, мосты и электростанции по всему миру. Он отрицательно покачал головой и поднял свой бокал:

– Благодарю, но лично я черпаю жизненную энергию вот отсюда. Что же касается Жижи, то, конечно, она едва стоит на ногах – причем заверяю вас, на очень хорошеньких ногах – и потому действительно весьма нуждается в медицинской помощи.

Жижи шлепнула его по руке, и гости, благодаря великолепному обеду и приятной беседе пребывавшие в хорошем настроении, снова засмеялись.

– Жаль, что Филип Пакэн не посещал ваш чудотворный оздоровительный центр, – шаловливым тоном заявила Жижи. – Тогда он наверняка был бы еще жив.

– И был бы премьер-министром, – с коварной улыбкой добавил Шарль.

– Это не принесло бы пользы Франции, – быстро проговорила мадам Селест Вобан.

Премьер-министр заглянул в свой опустевший бокал и подошел к антикварному столу времен Наполеона III, чтобы снова его наполнить. Анри ле Пети знал, что Винсан Вобан испытывал странное чувство вины в связи со смертью своего более молодого политического конкурента. Поэтому, стараясь уйти от неприятной темы, он заявил, глядя на Жижи и Шарля:

– Слава Богу, что у Винсана хватает ума следить за собой. Он начал посещать оздоровительный центр еще до того, как у Филипа Пакэна случился инфаркт. После этого многие, в том числе и я, стали больше заботиться о своем здоровье. Так что, как видите, нам повезло. Наш новый премьер приступает к решению проблем раньше, чем они возникают!

– Кстати о проблемах, Винсан. – Жижи сделала невинные глаза. – У меня в салоне настоящий переполох. При таких высоких налогах, продолжающемся спаде и общей негативной ситуации мой бизнес того и гляди пойдет ко дну.

– Ну конечно, недаром вы так взволнованы! – подхватила мадам ле Пети, в комическом ужасе подняв свои безупречной формы брови. – Ежегодная чистая прибыль в миллион франков – это, конечно же, совершенно недостаточно!

Жижи обвела комнату взглядом в поисках сочувствия, но поддержки не нашла.

– Мои доходы могли бы быть гораздо выше, если бы клиентура чувствовала хоть какую-то стабильность.

Покачав головой, Анри снова переглянулся с Винсаном. Они разработали и собирались в ближайшее время осуществить дерзкий план, который в случае успеха возвращал Франции ее финансовое могущество и положение одной из самых мощных экономических держав Европы. Конечно, чьи-то интересы при этом должны были пострадать, но решительные действия всегда сопровождаются определенными издержками.

– Уже в понедельник, дорогая Жижи, всего через три дня, – сказал премьер-министр со спокойной и глубокомысленной улыбкой, – многие из нынешних экономических проблем начнут сходить на нет. Можете быть уверены, что мы с Анри вернем Франции ее былое величие!

На улице, напротив особняка управляющего Банк де Франс, был припаркован фургон. Сидящий в нем человек держал в узловатых пальцах направленный микрофон. Рядом с ним стояла на треноге видеокамера, нацеленная на окна в библиотеке. Человек находился в салоне не один – его напарник, мужчина с седеющей шевелюрой, склонился над панелью с тумблерами, стараясь максимально улучшить качество звука. Оба были возбуждены, и недаром: перед этим в течение трех часов, пока компания обедала, им не удалось записать ровным счетом ничего, поскольку окна столовой были наглухо зашторены. Только после того как хозяева и гости перешли в библиотеку, они смогли наконец приступить к работе.

На противоположном, левом берегу Сены, в своей квартирке на рю де Арп, не обращая внимания на крики расходившихся после демонстрации студентов, доносящиеся с улицы, Шантель Жуайо читала материалы, раздобытые Морисом Арлем. Пот струился с нее градом, голова кружилась. Лишь в час ночи она заставила себя отложить документы. Постелив постель, она приняла успокоительную таблетку, так как чувствовала, что иначе ей не заснуть.

Уже в кровати она постаралась распланировать следующий день. С утра ей предстояло провести четыре часа в анатомическом театре, затем, надев белую футболку и брюки, она должна была заступить на работу в оздоровительном центре. Шантель напряженно размышляла, как ей проникнуть в кабинет главного врача. Она всерьез решила ознакомиться с содержимым ящика с маркировкой MK-ULTRA.

Не замеченный шумными группами веселящихся студентов, человек среднего роста, без особых примет спрятался в проеме темной арки у дома, где жила Шантель. Он наблюдал за ее окнами. Как только в них погас свет, человек направился к ближайшему телефону-автомату, он шел осторожной, скованной походкой и старался держаться в тени. Набрав номер, он коротко доложил о результатах наблюдения.

– Хорошая работа, дружище, – послышался в трубке голос его шефа. – Сможешь раздобыть копию записей врача?

Закончив разговор, незнакомец продолжал наблюдать за домом Шантель в течение еще двух часов. Когда улицы окончательно опустели, он, прихрамывая, поднялся по лестнице, подошел к ее двери и прислушался. В его движениях была спокойная уверенность, казалось, каждый его шаг был тщательно продуман. Он отпер дверь отмычкой, прислушался к дыханию Шантель в спальне и, увидев на столе документы, осветил их лучом инфракрасного фонарика, убедившись, что это было именно то, что он искал. Затем быстро перефотографировал их и бесшумно покинул квартиру, быстро растворившись в темноте узких улочек старого Парижа.

Глава 32

В этот же день около десяти часов вечера Хьюз и Банни Бремнер сидели у телевизора в своем уютном особняке, ни ей, ни ему не было никакого дела до премьеры фильма одного из племянников начинающего кинорежиссера. Банни исподтишка поглощала шестую порцию шотландского виски со льдом. А ее мужу было не до одурманенной алкоголем жены и какого-то дурацкого фильма.

Хьюз был погружен в чтение доклада Сида Уильямса, касающегося Лукаса Мэйнарда и Лесли Пушо. Из доклада следовало, что Мэйнард мертв, а собранные им документы уничтожены. Дело не стоило бы выеденного яйца, но подружка покойного исчезла. Пришлось повозиться, пока по номеру машины установили ее адрес. Единственное, что удалось обнаружить в квартире Лесли Пушо в Арлингтоне, – это открытый и совершенно пустой сейф, задвинутый под кровать. Хозяйка покинула квартиру недавно – сигаретный окурок, оставленный ею в пепельнице, еще дымился. Возникал естественный вопрос: зачем она возвращалась домой после гибели Мэйнарда?

На полу лежала ксерокопия одной из страниц сверхсекретных материалов, касающихся корпорации Стерлинга О’Кифа. Все стало на место, на листе были проставлены число и время – ксерокс сделали в этот же день утром. Тут сработал рефлекс журналиста, привыкшего датировать все бумаги. Короче говоря, становилось ясно, что чертовка сняла копию с документов Мэйнарда.

Сид действовал оперативно: один из людей продолжал наблюдать за ее домом, в редакцию «Вашингтон индепендент» была отправлена женщина, а сам он во главе целой группы прочесывал федеральный округ, а заодно и штаты Виргиния и Мэриленд. Имя и данные водительских прав Лесли Пушо ввели в компьютеры Лэнгли и в федеральную базу данных полиции, а также в ЭВМ всех компаний, так или иначе связанных со «Стерлинг О’Киф энтерпрайсиз». Теперь можно было надеяться: если шефу «Мустанга» повезет и Лесли, скажем, арендует машину в «Голд стар рент-э-кар», тогда можно будет легко выйти на нее и уничтожить и ее саму, и бумаги.

Бремнер взглянул на супругу. Мысль о том, что теперь, после стольких лет позора и унижений, он может спокойно сидеть с ней в одной комнате, поддерживая иллюзию семейной гармонии, успокоила его.

В молодости ему очень нужны были ее деньги. К моменту, когда Хьюз появился на свет, богатство семьи Бремнеров превратилось в легенду. В свое время опасение, что его могут просто-напросто вышвырнуть из этого пятидесятикомнатного особняка, приводило его в неистовство – это был бы конец света, конец всей жизни. Поначалу, женившись на Банни, он надеялся, что время возьмет свое и она изменит условия брачного контракта, согласно которому в случае ее смерти он получил бы в свое распоряжение средства, дававшие возможность лишь для весьма скромного существования.

У них не было детей, и все свое состояние Банни завещала своим племянникам. Ничто не могло смягчить ее – в денежных вопросах она, как и ее отец, была непоколебима. В те времена, когда она еще любила мужа, Банни в ответ на его жалобы и просьбы давала обнадеживающие обещания. «В следующем году я обязательно сделаю все, что ты просишь, милый, – говорила она. – Нужно только решить вопрос с имуществом деда». На следующий год все повторялось снова, правда, с другими оговорками.

Потихоньку любовь перешла в ненависть, она перестала церемониться и часто кричала:

– Ты мот! Я и так позволяла тебе слишком много. Почему я должна содержать тебя, когда ты со мной так по-свински обращаешься?

– Потому, дорогая Банни, что я нужен тебе ничуть не меньше, чем ты мне, – отвечал в таких случаях Хьюз Бремнер.

Когда в вопросе о деньгах наступила полная ясность, он, как ни странно, разом успокоился. Еще более циничным и невозмутимым он стал, когда на его счетах в налоговых заповедниках Люксембурга и Каймановых островов скопилось полмиллиарда долларов. Теперь операция «Величие» должна была дать ему то, о чем подавляющее большинство людей не могло даже мечтать.

Бремнер потер глаза. Он сильно устал, а в таких случаях его сходство с портретом неправедно обогатившегося предка становилось явным – те же впалые щеки, тот же тонкий, далеко выступающий вперед нос, тот же холодный взгляд. Шеф «Мустанга» откинулся назад и прикрыл веки.

Внезапно он почувствовал на себе взгляд Банни. Ее заплывшие глазки, почти пропавшие на одутловатом лице, сверлили его с подозрительностью и ехидством.

– Закрой рот, Банни, у тебя слюни текут, – съязвил он.

– Мерзавец. Что это ты там такое задумал?

– Просто поразительно, ты еще в состоянии хоть что-то соображать, – усмехнулся Бремнер. – Увы, мне очень неприятно разочаровывать тебя, но я ничего такого не «задумал», как ты изволила выразиться. Тем не менее благодарю за проявленное ко мне внимание, возможно, это будет меня стимулировать.

– Ублюдок, – изрекла Банни и отхлебнула порядочный глоток своего неизменного виски со льдом.

Затрещал телефон. Это наверняка звонили Хьюзу – немногие из друзей Банни, еще продолжавшие с ней общаться, прекрасно знали, что к этому времени она уже успевала влить в себя столько спиртного, что разговаривать с ней не имело смысла. Бремнер снял трубку и услышал голос Гордона Тэйта.

– Извините за беспокойство, сэр. – Гордон, как всегда, говорил спокойным, деловитым тоном. – Я звоню из Денвера. Флоресу и Уокер опять удалось уйти.

При этих словах Бремнер едва не вскочил.

– Что произошло? – Его голос был ледяным и спокойным.

Гордон быстро и коротко рассказал, как было дело:

– Наши люди обнаружили нас в ангаре только через пять часов. Мы проследили путь Ашера и женщины до складов «Интернэшнл кейтеринг». Там нам сказали, что их повез куда-то на грузовике менеджер компании. Вероятнее всего, они сели в один из самолетов, но мы не знаем, в какой именно. С того момента, как нас связали, компания загрузила их целых тридцать шесть штук, а менеджер куда-то запропастился.

– Продолжай, – сказал Бремнер, лихорадочно соображая, куда могли отправиться Уокер и Флорес.

– Электронный маяк, установленный в машине, которую арендовал Флорес, вывел нас на одну женщину, художницу, занимающуюся подделкой документов. Она сказала, что сделала им обоим паспорта, так что они скорее всего сели на самолет, отбывающий за границу. Мы выяснили у художницы имена, на которые она оформила бумаги.

– Это должно было стоить им уйму денег. Где они их взяли?

– Флорес снял их с одного из наших счетов, предназначенных для решения экстренных проблем.

– Это невозможно. Я заблокировал доступ к нашим счетам по его коду. Чей, интересно, код он использовал?

– Мой, сэр, – сказал Гордон после небольшой паузы.

Бремнер выругался про себя:

– По-видимому, твой код каким-то образом стал известен женщине?

– Похоже на то, сэр.

Начальник «Мустанга» вздохнул, пытаясь представить себе, что мог раскопать Флорес в компьютерной базе данных ЦРУ. Вдруг его осенило: Флорес и женщина решили попытаться узнать правду о Хищнике и Лиз Сансборо.

– Значит, так. Скорее всего они отправились в Париж, – сказал он Гордону. – Я предупрежу наших людей, чтобы они взяли под наблюдение аэропорт Шарля Де Голля, но не думаю, что это что-нибудь даст. Флорес наверняка постарался попасть в Париж каким-нибудь другим способом. Тебе придется лететь туда. Подготовь все, что нужно для поездки.

Гордон, заколебавшись, снова сделал паузу, на этот раз более длинную.

– Ей известно, что она Сара Уокер, – выдавил он наконец.

– Черт побери!

На этот раз Бремнер не смог сдержаться и выругался вслух. Для успешного проведения операции «Маскарад», для ликвидации Хищника, для спасения корпорации Стерлинга О’Кифа и, самое главное, для успеха операции «Величие» было необходимо, чтобы эта женщина считала себя Лиз Сансборо!

Банни Бремнер тупо уставилась на мужа. Он редко ругался в ее присутствии. Хьюз знал, что сейчас против обыкновения лицо его искажено злобой. Он изо всех сил старался взять себя в руки.

– Как она могла это узнать? – спросил он, понизив голос.

– Вероятно, Хьюз, она прекратила принимать таблетки.

– Потому она и совала нос в досье отдела личного состава. Ладно, я поговорю с доктором и выясню, что еще есть у него в лаборатории. А тебе теперь предстоит серьезная работа: ты должен доставить ее назад живую, и быстро!

– Я сделаю это, Хьюз. Поверь мне, сделаю. – Гордон говорил тихо, но в голосе его явственно слышалась сдерживаемая ярость.

– Я отдам распоряжение, чтобы тебе присвоили новый личный код. Позвони нашим ребятам минут через пятнадцать.

Бремнер повесил трубку, затем снова снял ее, набрал номер своего личного оператора компьютерного центра, сообщил ему, как Ашер воспользовался кодом Тэйта. Затем он приказал выделить для Гордона новый код:

– Не блокируя старый, внимательно фиксируй все попытки использования как нового, так и старого. О любой попытке получения денег с их помощью я должен знать, идет ли речь о банковских счетах, специальных фондах или о чем-либо еще. Постарайся сделать так, чтобы мы могли проследить, где именно этими кодами пытаются воспользоваться. Да, и установи контроль за кредитными карточками Флореса.

– Есть, сэр. Что-нибудь еще?

Голос оператора звучал совершенно бесстрастно, словно говорил не живой человек, а машина. Он работал на Бремнера почти двадцать лет, и руководитель «Мустанга» знал, что может доверять ему.

– Сара Уокер и Ашер Флорес скорее всего направляются в Париж. Предупреди всех наших людей, что они, по-видимому, скоро будут там.

Бремнер повесил трубку и откинулся назад, размышляя. Банни продолжала смотреть на него, вид у нее был испуганный. Он привык читать в ее взгляде злобу, но никак не страх. Что же ее так напугало? При том количестве шотландского виски, которое она регулярно потребляла, ее мозг скорее был похож на заспиртованный лабораторный образец, чем на орган, способный выполнять свои функции. Тем не менее казалось, что она явно чего-то боится. Чего?

– Хьюз! Кто такая Сара Уокер? – спросила она.

Бремнер был поражен. Его супруга, должно быть, услышала, как он произнес это имя, беседуя по телефону. Но почему это ее так взволновало? И вдруг до него дошло. Она ревновала его. Старая карга решила, что он собирается в Париж, чтобы встретиться там с какой-то женщиной. Это позабавило его, и Хьюз Бремнер улыбнулся.

– Ты ее не знаешь, дорогая, – спокойно ответил он. – Да тебе это и ни к чему.