Текст книги "Казино "Арана" и его обитатели"

Автор книги: Герман Викторов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 44 страниц)

 Совсем охерели стервы!...

 Ещё и языки повыпяливали… Усатый их, что ли, науськивает?... Ладно, разберёмся…. Сейчас-то, что делать?... Не бить же их по рукам и по губам… Сгрёбывать надо отсюда, по хорошему…  А так хочется подслушать, что они там перетирают, в чём там дело?...  О нём тёрки – не иначе, но… не судьба!

 А дело было вот в чём.   Как только Гума, со своими дифирамбами и поощрениями, был  , чуть ли не послан на …, в фойе выскочили Окорочёк с Беляшишкой. Подойдя к охране и, обворожительно глядя на Толстого  с Лямзиком, попросили их удалиться под предлогом того, что у них есть серьёзный разговор к Виссариону Александровичу. Охранники, удивлённые не менее Гумы,  освободили места на диванчике, куда, тут же, плюхнулись зады официанток. Притиснувшись с двух сторон к Агасферову, они елейными голосками поинтересовались:

– Виссарион Александровичь, а как там на счёт компенсации за моральный ущерб?

– А кто вам нанёс ущерб? – Вис сделал вид, что не понимает, о чём речь.

– Ну как, – Окорочёк аж впечаталась грудью в его плечо, – Пушина-то со своими козлами поиздевался над нами… А Вы, так благородно, хотели заставить его заплатить за это…

– Даже деньги из бумажника у него вытащили, – поддакнула Бнляшишка.

– Ну и что? Ну, вытащил… Ну, предложил… Вы же, как  дуры, отказались– чё уж теперь?

–  Самые настоящие дуры, Виссарион Александрович, самые настоящие! – подпела  Окорочёк, – К тому же, испугались мы… Мало ли?  Короче – трусишки! Пфули, с нас взять?

– Ты не матерись давай при Виссарионе Александровиче. Он не любит, когда женщины матерятся, – съехидничала Беляшишка,  –  А то  пфуй тебе, а не моральная компенсация. Я права, Виссарион Александрович?

– На все сто, – рассмеялся Агасферов.

– Ой, простите дурру ипанутую, больше не повторится, – Окорочёк подключилась к игре.

– Бог простит! – резюмировал  Агасферов.

– Мы в этом не сомневаемся, Виссарион  Александрович. Так, сколько же нам с Иркой полагается за моральный ущерб? – Беляшишка решила  перейти к делу и, совсем ни к месту, начала прижиматься своими мощами. С Окорочка решила собезяничать. Но той-то, хоть есть чем прижаться…Задница, например. Про сиськи уж помолчим, они ,итак,  в стихах воспеты…

– Вот что, девки, –  Агасферов пропустил  мимо ушей вопрос официантки, – Хорош прижиматься ко мне! Обратите внимание, с какой злобой смотрит на нас начальник охраны.

– Гуманоид, что ли? – переспросила Окорочёк.

– Ну, ты даёшь! – хихикнула Беляшишка,– А кто у нас ещё начальник охраны?

– Да я гребала его поганое рыло! Вот, тебе, сука! Светка, присоединяйся! Бееее! – и обе официантки, с двух рук,  стали казать Жеке  средние пальцы с длинными языками в придачу.

Акция возымела своё действие – Гуманоид, в спешном порядке, покинул бар. Официантки, аж завизжали от восторга.

– Ну всё, девки, – иронично покачал головой Агасферов. – Этого он вам не простит.

– Мы на пфую вертели его прощение! Это он, падла, за сегодняшнее должен у нас просить прощения. Из-за этого гондона, нас чуть не изнасиловали. Я всё Павлику рассказала, как обращались к нему за помощью, а он и рылом не повёл…

Из всей этой тирады Окорочка, Агасферову резануло слух только слово « Павлик» – видать, и впрямь, у них  с Лучерским всё так далеко зашло.

– И что же,  « Павлик»? – усмехнулся он.

– Павлик? – Окорочёк поняла свою промашку, – Пал Михалыч сказал, что этого так не оставит и Гуманоид ответит по полной.

– Да поть он в сраку, этот твой Гуманоид! – снова встряла Беляшишка, – Мы же сюда  ни его обсуждать пришли. Меня интересует моральный ущерб. Как, Виссарион, Александрович? Вы так мастерски ухОдите от темы…

–  Да, Виссарион Александрович, ухОдите, – поддержала  её Окорочёк, – Я, конечно, понимаю:  Пушину Вы грёбнули и содержимое его бумажника Вам  принадлежит, но…  Вы же нас соблазнили компенсацией…

– Да дура ты, Ирка! – перебила её коллега, – «Соблазнил»… Компенсация»… Не о том ты! Напрямую надо: плакали наши денюжки, Виссарион Александрович?  Только честно?

– Честно? Если честно, то вопрос не ко мне. Все деньги, вытряхнутые из Пушины,  я отдал Пал  Михалычу. Так что, девочки, идите и спокойно работайте: вас позовут, если сочтут нужным.

– Ни хера! Я до утра не успокоюсь, пока не узнаю про компенсацию. Пошли, Светка к Пал Михалычу, разузнаем.

« Угу! Заодно, выясним: прикарманил деньги усатый или нет?»

 Офицантки отсутствовали недолго. Буквально через считанные минуты их счастливые мордашки  показались в фойе.

– Виссарион Александрович, Вас Пал Михалыч вызывает, – кокетливо улыбнулась Окорочёк, посылая ему воздушный поцелуй.

«Это ещё, зачем?» – Вис проследовал к начальству.

– Заходи, Виссарион! – Паша  что-то писал за столом, – Я хотел до утра с этим подождать, но официантки слишком нетерпеливы оказались. Это ты им про моральный ущерб рассказал?

– Я им ещё,  в присутствии Пушины, предлагал поделить эту сумму, но они побоялись и, наотрез, отказались. А щас припёрли меня: где деньги, где деньги?  Осмелели, засранки! Ну и чтоб не подумали, что я это деньги прикарманил, пришлось их направлять к тебе…

– Не важно! Я тебя не за этим пригласил. Вот, твоя доля, забирай. Четыреста тысяч.. Я думаю так справедливо будет:  «засранкам» по триста, тебе –четыреста, рисковал, как-ни-как…

– Да, на фига, Паша? Отдал бы им все. Мне не хватало ещё поганых денег этого козла Пушины.

– Деньги не пахнут! Кто это сказал?

– Веспассиан – император римский.

– Ну вот!  А ты что, лучше императора? Забирай и не заморачивайся по этому поводу.

Отказаться? Принципиальность продемонстрировать, благородство?  Или гордыню? В любом случае, здесь это никто не оценит, а только, покрутит пальцем возле виска. Да и эта мразь, Пушина, не обеднеет от изъятого.

Ладно.

Заберу.

Мне они, точно, лишними не будут…

Виссарион потоптался ещё несколько секунд, подгоняя к ситуации свои морально-нравственные понятия, вздохнул и сгрёб  в карман четыре обольстительных бумажки.

– Ну и правильно! – улыбнулся Паша, – Ты же сам всегда говоришь, что скотство должно быть наказуемо, вот ты Пушину и наказал.  И чтоб совсем твою совесть успокоить, будем считать, что  это премия за , принятое тобой, правильное решение. Да и Путеич вас с Вовкой сегодня хвалил. Короче, заслужил – бери.  А с этим козлом Араксенко, сегодня будем  разбираться…

– Надеюсь, моих показаний не потребуется?

– Не потребуется! Иринка, Светка, артисты… Достаточно будет показаний.

– Утешил! Пошёл я работать, Паша.

–  Ага!  Я скоро к вам выйду.

« Вот и я стал вести себя как бандюган, – размышлял  по пути к своему рабочему месту, Агасферов, – Людей бью, деньги отбираю, потом пользуюсь… Эх!  Воистину: с волками жить, по волчьи выть».

Виссарион заглянул в зал, потом, ненадолго, вышел на улицу. – уже почти– рассвело. Закрыл входную дверь и подсел к своим напарникам:

 – И что же интересного произошло за время моего отсутствия?

– Ничего, – вяло ответил Лямзик, – Разве что, омоновцы ушли, наконец-то…

– Никого больше не побили?

– Не-а! Столько благодарностей высказали… Вот что значит, халявное пойло.

– Женя не появлялся?

– Да чтоб он, вообще,  ннне появлялся, – угрюмо произнёс Толстый, – Я лично, о нём ннне скучаю.

– А ты, Лямзик? – не преминул подколоть коллегу Агасферов.

– Виссарион! – Лямзик, явно, был не в духе, что с ним бывало редко,– Ты, только не обижайся. Ладно?

– Не буду.

– Как мне сегодня Женя сказал? Слышал? Подгребнёшь, когда я срать сяду! Не обижаться! Ты обещал!

– Ну, хоть что-то ты усвоил от общения со своим патроном, –  рассмеялся Виссарион.

– Каким патроном? – недоумённо спросил Лямзик.

– Это не то, что ты подумал. Не в смысле патрон, которым оружие заряжают, а… Ну так, на Западе, называют начальника или лицо, оказывающее отеческую заботу.

– Гм… Скорей всего, это я Жене оказываю отеческую заботу подарками и тёрками с Иркой, стало быть, это я его патрон.

– Ага, -хмыкнул Вис, – Только, холостой….

– На что ты намекаешь?

– Я, Лямзик, не намекаю, я  прямо говорю: все эти твои стремления услужить Жеке и заставить  Ирку полюбить его, сродни попытки онаниста заставить её же забеременеть! То есть, выстрелы-то, холостые…

– Ну и сравнения у тебя… , – недовольно проворчал Лямзик, затем, встал  походил, походил по фойе,  видимо раздумывая, чем возразить и выдал, – Да, если бы мне Толстый помогал, а не присаживал её на колени, может и подругому всё вышло…

– Ммможет…, – усмехнулся Толстый..

– А ты не смейся, Вован!  Мало того, что мне не помогаешь, так ты ещё и Женьку злишь. Не сади ты больше эту мандовошку к себе на колени, а то Женя, точно, тебя выгонит…

– Она сама садится. Я что, сталкивать её буду?

– Сталкивай! На пфуй тебе нужны неприятности?

 Толстый решил промолчать на сей раз. То ли из согласия с доводами дружка своего, то ли от нежелания продолжать этот никчемный разговор, но – промолчал, не рассчитывая за это ни на какое золото. Вис с Лямзиком невольно присоединились к своему  товарищу, создавая тем самым комфортную обстановку вокруг себя, не смотря на шум, гвалт и смог, окружавших их. Рассчитывать на длительную нирвану в таких условиях– дело безнадёжное, что подтвердила своим вне плановым появлением Окорочёк.  Нелёгкая вынесла  эту даму в туалет. Да оно – и пусть – дело то житейское, если бы не одно, легко предсказуемое обстоятельство. Справив нужду и, естественно, не помыв руки, она вывалилась из сортира и прямиком направилась к Вовке  Толстому.

– Ой, плять.– томно произнесла она, – Как меня заипали эти посетители.   Бегаешь, бегаешь – чаевых  – пфуй!  Одни жлобы сегодня прихерачили…

Толстый сочувственно, покачал головой и не произнёс ни слова. А Окорочёк продолжала:

– И, главное, прикинь, Вовик, даже присесть некуда,  все места позанимали суки. Ноги,так гудят,  аж из жопы вываливаются… Можно, я посижу у тебя на коленях?

 Толстый не успел даже выразить своё согласие или несогласие, как Окорочёк плюхнулась к нему на колени, приобняла, достала сигарету и закурила.

-Иринка, ты ж , вроде, ннне курила? – удивился Толстый.

– Ай, – досдливо махнула рукой официантка, – Мне и маманя вчера вставила, когда мы с ней вместе закурили на балконе. Типа: ладно я старая, мне можно, а ты, типа, хернёй   не занимайся… Ой, можно я туфли сниму? Пусть ноги отдохнут.

Ни чьёго разрешения Ирка ждать не собиралась, тут же скинула обувь и взгромаздила свои косопятые ступни на диван рядом с Вовкой.  Виссарион сочувственно, хохотнул. В самом деле: если она не любит мыть руки, то о ногах и говорить не приходится – там такое амбре, надо полагать… Бедный Толстый! Пикантность момента ещё заключалась и в том, что изначально,  место рядом с Вовкой было свободно, потому что Виссарион сразу же удалился, едва официантка приблизилась к ним. Не захотела, стерва, садиться на освободившееся место, а плюхнулась на колени, взгромоздив свои копыта на ….Ну, понятно, на что. Короткая юбчошка итак была не в силах скрыть её окорока, теперь же, вообще, явила их во всей «красе» – хоть на веретёл сажай! Вот, только, кто жрать потом это всё будет ? – вопрос вопросов.

 Со стороны бара, как и обещал, показался Паша Лучерский.  Вис облегчённо вздохнул : щас сгонит эту дуру… Работать надо, а она тут уселась…

Но Паша только рассмеялся и присел рядышком с ними, причём, со стороны Иркиных босых ног – видать и его амбре не смущало, успел привыкнуть – не иначе. Мало того, между этой троицей завязалась непринуждённая беседа на отвлеченные темы.  Право же, нет ничего лучше таких минут в ночном, пропитанном различными опасностями и табачным дымом кабаке.

Да ещё при поддержке и активном участии одного из ведущих боссов. А тут и Лямзик выпал откуда-то и тоже присоединился к «изящному» обществу. До закрытия часа полтора оставалось, входная дверь своими стуками не беспокоила, можно и расслабиться. Единственно чего не хватает этой компании, так это присутствия Гуманоида – идиллия была  бы полнейшей!

А вот и он! Как чёрт из табакерки – тьфу, тьфу, тьфу– и помянуть нельзя…

Узрев происходящее, поиграв желваками от бешенства, Гума повернулся  кругом через ,почему-то, правое плечо и, заложив руки за спину, медленно исчез во мраке

– Всё! Писец! Пошла работать!, – Ирка соскочила с Вовкиных колен, сунула ноги в туфли, сладко потянулась и пошкандыбала в том же направлении, где недавно исчез Гуманоид.

– Она что, специально устраивает эти представления для Жеки? – спросил у Паши Виссарион.

– Ну да! – усмехнулся тот, – Ты только что догадался?

– Только что! И в чём смысл? Проясни.

– Да особого-то смысла нет, кроме как позлить Женю. Он ведь, дурак, устраивал представления для Ирки. Разыгрывал со своими корефанами сцены нападения, оскорбления и всякой фигни, а себя выставлял этаким спасителем… Ты не в курсе разве?

– Да в курсе я, Паша, в курсе! Ирка-то чего добивается?

– Ничего, просто мстит ему и всё. Чтоб знал на будущее.

– А почему не с тобой, а с Вовкой? Или с кем другим?

– Ну, с тобой, Виссарион, у неё бы, точно, ничего бы не получилось, а Лямзик –сам понимаешь – доверенное лицо Жени.

-И что? Она мстит, он гнобит Вовку штрафами и придирками разными…

– Да пошёл он вместе со штрафами, пусть засунет их себе в поджатые ягодицы – деньги-то, всё равно, я буду выдавать

– А порядок кто в охране наведёт?  Честно говоря, задолбал это бардак.

-Ну, вот вместе с тобой и наведём, – произнёс Паша, ныряя под стойку бара, – Потом, как-нибудь, поговорим…

Только Лучерский собрался направиться в сторону кабинета, как в узком проходе Эдюсиного  бара столкнулся с Гумой. Разойтись не было никакой возможности. Видя, сверлящий ненавистью взгляд, главный казиношник счёл за благо пропустить главного охранника, отойдя чуть в сторону.

 Гуманоид решительным шагом направился к Лямзику с  Толстым, поманив за собой  Агасферова. Присел. Закрыл глаза. Помолчал с минуту. Затем, окинув своим рептилоидным взглядом  подчинённых,  хрипло выдавил:

– Ситуация такая! Мне остофиздел бардак в охране!

« Надо же! Да мы единомышленники с тобой!» – хотел вставить  Агасферов, но решил подождать концовки выступления этого оратора.

– Нам поручена безопасность заведения. БЕЗОПАСНОСТЬ!!!–  многозначительно задрал к верху указательный пале Гума, –  Нам доверили БЕЗОПАСНОСТЬ! Вы это понимаете??? И как мы оправдываем это доверие? Правильно – никак!  Занимаемся чем угодно, только не работой.

– «Золотые слова! Только не обобщай, начальник»

– Кто угодно может зайти в заведение, что угодно сделать , даже на пол насрать– охране по херу.   Ещё и с бабами тискаются в рабочее время… Совсем оборзели, мальчики, рамсы попутали, служба мёдом показалась???

–  А где насрано-то Женя? – съехидничал Агасферов.

– Евгений Фёдорович!!! Меня зовут Евгений Фёдорович– постарайтесь это запомнить, господин Агасферов.

 – Да где мне, убогому… Своё-то имячко запомнить не могу…  Итак. Евгений Фёдорович? Правильно? Так где же насрано-то Евгений Фёдорович?? Ткните-ка своим перстом…

– Да, Жень, – встрял Лямзик, – Где насрано-то?

– Меня называть Евгением  Фёдоровичем и только Евгением Фёдоровичем!!– рявкнул Гума, – Что ещё не понятно????

–  Где насрано-то, Евгений Фёдорович? Не понятно, – юродствовал Лямзик

– Где надо, там и насрано! – Гума всё больше выходил из себя. Взять себя под полный контроль не получалось, не смотря на знание восточных премудростей. К тому же, его бесподобный перл был встречен дружным смехом охранников. Верный признак того, что тему пора менять. Да, куда там!

, – Хотите сказать, что если сейчас начнут срать на  танцполе вы этому помешаете???– тупо гнул свою линию Араксенко.

– Нет, Евгений Фёдорович,  мы рядышком присядем и внесём свою лепту, дабы Вы напраслину  не возводили…,  -усмехнулся Виссарион.

– Тттак ннасеремм – Арана задохнётся, – поддержал идею Толстый.

– Смехерочками хотите отделаться? Сговорились?? Типа – споянный коллектив? Расслабились ? Лааадно…, – Гуме срочно нужна была пауза,чтобы выйти из тупика говённой темы. Опять эта сволочь Виссарион своими подгрёбками выставил его в дураках. А ведь Гума так надеялся, если не на поддержку его, то на нейтралитет уж точно. Ну и пусть – ему же хуже.

– Вы, Виссарион Александрович, решили себе дешёвый авторитет заработать? На моё место метите? Не получится. С Вас как самого старого и опытного охранника спрос в первую очередь.  Я б задумался на Вашем месте.

–  Неисповедимы пути… Ещё окажетесь…   НА МОЁМ месте!  Это, во-первых. А почему не с Вас, любезный, спрос-то учинять?? Вы по-старше меня будете… По-опытней…  Это, во-вторых. Ну и в –третьих, наконец: косячить –то по работе изволите так,  что нам всем и не снилось.

– Не Вам мне указывать!

– Разумеется. И  не указываю вовсе. Так, разговору ради…

– Разговорчивы больно стали. Работали бы так

– Как вы?

Гуманоид бешено засопел. Такая  словесная  эквилибристика ему была не под силу.

 – Нарываешься, Виссарион?– еле выдавил Гума.

– Упаси Бог Евгений! Тему эту ты поднял, а не я.

– Не «ты», а «вы» и по отчеству меня не забывайте, госпдин охранник

– И Вы о том же не забывайте, господин начальник. Да, кстати, потрудитесь пояснить: это кто ж у нас, «кто угодно» заходит и « что угодно» делает, а? Факты, пожалуйста и побыстрей.

– Вам, Виссарион Александрович это известно лучше меня.

–  Неужели?  Интересно, откуда?

– В том-то и дело! На кой хер спрашивается Вы здесь торчите, если Вам ничего неизвестно?  До меня ежедневно информация доходит о вашем «добросовестном» отношении к делу. Хотя, я там нахожусь, а вы – здесь.

–  Информация? Доходит?  Откуда?  Хорош лепить горбатого! Дети тут перед тобой сидят, что ли? Уж не через сон ли на кресле в казино? Или через медитацию в очередном закутке?  Информация-то поступает… А, Евгений Фёдорович? – охранники нагло ухмыльнулись,  что ещё больше  подпортило настроение Гуманоиду

– Господин Агасферов…, – Гума лихорадочно– суетливо начал подбирать варианты достойного ответа своему , самому ненавистному подчинённому.   Но, как на зло, все варианты были   -без вариантов, чем и не преминул воспользоваться Виссарион.

 – Пусть даже так– смедитировал, получил послание свыше…, – Вис снова перешёл на «ты», – Почему, после первого же известно тебе случая, не пресёк, не принял меры? Сранья на танцполе дожидался? Короче, Женя, хорош понтоваться. Повторяю  – тут не дети перед тобой.

– Это Вы с женой своей так разговаривайте, Виссарион Александрович! «Понтоваться»… У меня точные сведения,  – гнул своё  Гуманоид, – И не перебивайте меня, пока я не кончил

– « Ты только на бабе быстро кончаешь!» – чуть не ляпнул Агасферов, но во время вспомнил о неприкосновенности тайны исповеди.

 Даже таких идиотов, как Жека, что вошёл в образ какого-то вонючего сенсея и творил назидания своим непутёвым ученикам….

Почувствовав, что терпит безнадёжное поражение в словесной перепалке с Агасферовым, Гуманоид решил отыграться на Толстом. Да, собственно, вся эта прилюдия и была ни что иное, как подготовка к расправе с мнимым соперником в делах амурных. Войдя в образ дельфийского оракула, он заговорил снова:

– Тревожно у меня на душе. Тревожно от того, как охрана относится к своей работе. Легкомысленно относится. Несерьёзно. Вот ты, Володя, – обратился он к Толстому, – Что за обнимашки, что за тискание баб в рабочее время? Клиенты возмущены, мне постоянно выговаривают за тебя и ту официантку… Штрафы на тебя не действуют, слова – тем более. Придётся распрощаться. Короче, работаешь сегодня последнюю смену и гут бай!

Выражение лица Толстого ни чуть не изменилось. Всё та же улыбочка, всё тоже спокойствие и безразличие прирождённого пофигиста. Он даже не счёл нужным как-то отвечать Гуме, реагировать, явно осознавая всю тщетность происходящего  и бесполезность прений. Зато Виссариона это порядком возмутило, ибо перспектива партнёрства с одним лишь Лямзиком его просто удручала. Замена Толстому конечно же будет, но когда и на сколько адекватной? – вопрос, отнюдь, не праздный. Только появилась, хоть какая-то уверенность в напарнике и вот – на тебе, Гуманоид всё за всех решил, оказывается.

– Ты до утра дотерпеть не мог? Не мог подождать окончания работы заведения? Что за спешка, Араксенко? Он сейчас поднимется и уйдёт – ты за него работать будешь?

– Пусть уходит. А работать за него будешь ты, – ухмыльнулся Гума, – Что-то не нравится?

– Не нравится!                             

– Я и тебя не задерживаю. Возомнил из себя незаменимого…

– Да нет, орёл, это ты из себя что-то возомнил. Этакого властителя судеб… Душа у него болит за охрану… Офигеть! С каких пор, Араксенко? Она и раньше, если и болела у тебя, то… Короче, душевным здоровьем ты никогда не отличался, а с появлением Окорочка… Женька, ты деградировал. Деградировал по всем напавлениям. К делу, тебе порученному, ты всегда относился наплевательски. Кого администрация постоянно ищет и не находит на рабочем месте? Тебя! Кого под жопу из кабинета выпинывает из-за затянувшегося чаепития? Тебя!  Чей след  стынет  при конфликтных ситуациях?  Твой, Жека! Кто подставляет нас постоянно во имя своих друзей? Ты! Кто задолбал всех своей любовью и сделал охрану посмешищем? Ты!  Перечень можно продолжить… А к Вовке у тебя какие претензии? Да только, пожалуй, одна –Окорочёк с ним хочет обниматься, а с тобой нет. Кстати, соперник твой счастливый не он, а совсем другой и шансов у тебя против него – никаких. Не люблю советовать – ты это прекрасно знаешь– но, Женька, завязывай с этой хернёй и начинай работать. Нормально работать! А не дёргать охрану… Мало нам клиентура нервы мотает…

-А кто мой соперник?– похоже, из всего услышанного, Гуму интересовало только это.

– Скоро узнаешь. В прочим, странно, что   до сих пор не в курсе– всей Аране известно имя счастливчика.

– Он не звездит?– обратился к Лямзику и Вовке Гуманоид,– У Ирини кто-то есть?

– Да фигня это всё , Женя, – услужливо вякнул Лямзик. – Мне вот, лично, ничего такого не известно, да и Вовке тоже. Правда, Вован?

Толстый сидел с отсутствующим видом и никак  не среагировал на обращение дружка, но этого оказалось достаточно, чтоб Гуманоидовы мозги всё превратно поняли и извратили всё в свою пользу. Сомнительную пользу!

– Я выслушал тебя, Виссарион. Эти все твои наезды на меня…Я давно понял: вся гниль в охране идёт от тебя. Долго же я терпел. Столько жалоб на тебя от клиентов выслушиваю каждый день… Администрация тобой недовольна– убирай, говорят его на пфуй. Да вон, даже пацаны не хотят с тобой работать – всех загребал! Короче, я принимаю решение: Володя остаётся, а ты– свободен. С завтрашнего дня не выходишь. Зарплату можешь сегодня у Паши получить… Если он даст, конечно… Я б не дал. За все твои косяки лишил, на все сто лишил бы .

Весьма неожиданная развязка. Виссарион даже растерялся слегка. Вот что значит вертухайская практика – переворачивать всё с ног на голову, выдавать белое за чёрное, пердёргивать и плутовать, жонглировать фактами и бессовестно их перевирать – такому искусству можно только в колонии усиленного режима научиться на должности начальника отряда. Да ещё имея таких подопечных, как Макар и Кременок. Справедливости ради надо заметить, что ни за тем, ни за другим Виссарион такой прыти не замечал. Возможно, от недостатка общения. Но, как бы то ни было, реагировать на Гумин выпад надо и чем скорее, тем лучше. Ведь, право же, наивно полагать, что Толстый отплатит ему такой же монетой и, вопреки собственным интересам, произнесёт спич в его защиту.

– Пидор ты! – брезгливо бросил Виссарион, – Гнойный, вонючий пидор!

-Ты кого пидором назвал? – вскочил Араксенко.

– Да тебя, Гуманоид, тебя, убогое ничтожество! Да ты сам об этом знаешь, бабский неудачник.

По всем законам жанра, сейчас в охране должна была произойти грандиозная драка. Гуманоид вскочил с дивана и устремился к Виссариону, стоявшему на второй ступеньке крыльца, ведущего к выходу. То есть, изначально, он оказался в выгодной позиции, не позволявшей Гуме применить свои коронные удары ногами. Зато, Гумин лик  в этой позиции мог оказаться очень удобной и желанной мишенью для Виссарионовских апперкотов.

Случись что…

Это похоже, стало понятно и Гуманоиду ещё на стадии приближения к своему ворогу ненавистному. Не доходя метров двух до своей цели, главный охранник резко тормознул, сверля своего подчинённого, выпученными от злости,  глазёнками стискивая от ярости свои набитые кулаки. Наивно было полагать, что Агасферов поменяет свою позицию в угоду Гуме и рыцарским понятиям, а воспользоваться своим невольным преимуществом он неприменует обязательно. Такой удар по авторитету, которого итак почти не осталось, Араксенко допустить не мог и, воспользовавшись тем, что охранники встали стеной между ним и Виссарионом ( « Мужики, мужики , драка между своими… Вы что?») он произнёс:

– Не бойтесь, парни, я его бить не собираюсь… Руки ещё марать о такое дерьмо!– и гордо повернувшись спиной, заложив руки за спину, заскользил в сторону игрового зала.

Отвечать на Гумину реплику,  типа. – сам дерьмо–  Вис не стал. Зачем, по-напрасну, идти на обострение?  Тем паче, зная характер бывшего сослуживца, он ни сколько не сомневался, что тот будет готовить возмездие за « пидора гнойного», а, стало быть, нужна осторожность и ответная подготовка возмездия за « дерьмо».

Пока же… Пока  же, надо дойти до начальства и убедиться, что Гума гонит пургу.   Насочинял  сей вздор, дабы напустить жути и предать делу законный вид и толк.

Но, чем чёрт не шутит? Особенно, в  облике  Гумы…

Развеять все сомнения мог только  известный кабинет, куда и направил стопы свои « самый старый охранник».

Кроме Кременка в кабинете – никого.  Сидит «Око», мозолит «оки» просмотром очередного боевика  по видаку. Куда они все рассосались под конец смены?  Не сидится, понимаешь… В прочим, оно и к лучшему.

– Михалыч, отвлекись на секунду.

Око лениво взглянул на Виса сквозь тёмные очки вполне благодушно, но промолчал.

– Кратко выскажи претензии администрации к моей работе.

– Нет претензий! А на хера? Случилось что?

  – Случилось!Араксенко, под предлогом вашего коллективного недовольства мной, меня только что уволил.

– Плядь! – Кременок поморщился досадливо, – Вис, иди работай. Работай, как работал… И позови этого мудака ко мне.

Концовка фразы Кременка всё поставила на своё место– « мудак» опять перегнул палку и напорол отсебятину. Однако ж, расслабляться пока не стоит, не известно же какие замудонские  аргументы  он предоставит руководству. Нельзя  исключать того, что в поддержку авторитета « мудака» , ему пойдут на встречу и выпрут Виссариона в назидание другим.

Посмотрим.

Найти бы его, не мешкая…

 Проходя мимо  Свина-Эдюси, Вис услышал в след:

–  Держись, Граф, я на твоей стороне! Долой Женьку –мудилу!– что означало только одно : конфликт, происшедший в охране, стал уже всеобщем достоянием и Арана его активно обсасывает.

– Ну, тогда, обращайся ко мне: Ваше Сиятельство, – решил поддержать его шутливый тон Агасферов.

– Как скажешь, Граф! Ой, Ваше Сиятельство – заржал во всё горло Свин. Уместней, конечно, было бы написать « захрюкал», но, что поделаешь – бармен был такой многоликий и многоличный, что  в нём легко сочеталось жеребячье,  свньячье, козлячье и прочее непотребство, что любая поддержка подобного субъекта, право же, ничего не стоила.

– Гуманоида не видел, не пробегал мимо тебя?

– Видел! Хоть и не пробегал… Вон он, сука,  в фойе торчит, Толстому с Лямзиком что-то за понятие чешет.

Вис поднырнул под стойку бара и вышел в фойе. Точно!  Торчит и что-то чешет – не сидится же убогому  в казино. Правоту своего решения доказывает юным, не окрепшим умам – не иначе.

– Араксенко!– Вис подошёл к коллегам, – Зайди-ка до начальства, жаждут видеть.

– Настучал уже…– буркнул Гума.

– Не всё ж тебе стучать. Кому-то и на тебя надо стукнуть. Пусть я начну.

Дальнейшего  диалога с сомнительным финалом Гуманоид не захотел, лениво встал и направился по месту требования.

Виссарион несколько секунд внимательно разглядывал своих партнёров: интересно, кто из них? Кто не хочет с ним  вместе работать и, постоянно, жалуется Гуманоиду? Лямзик, конечно – к гадалке не ходи. С гнильцой чувак, даром, что в ВДВ служил…

А ну-ка, проверим:

-Так что, соколики, кто из вас не хочет работать со мной? Кто Гуманоиду в уши дует по этому поводу? – с ехидцей вопросил Вис.

Толстый, в ответ, только пожал плечами, давая понять, что он – ни сном, ни духом, а  вот Лямзик , глянув вызывающе, промолвил:

– Ну я и что такого? Мне , правда, не нравится Висарион, как ты с людьми разговариваешь. Я б на их месте, сразу же повернул и забил навсегда хер на Арану. То ли дело, Вовка… Улыбается всегда, приветлив…

– Красноречив? – перебил Вис, невольно намекая на заикание Толстого, – Слушай ты, конфетный ворюга, щенок засраный, не тебе учить меня умению разговаривать с людьми. Ты здесь, пока что, прославил себя только  коричневым языком от говна, что ты слизываешь с жопы Гуманоида! Понял???  – Лямзик с непробиваемым, отмороженным видом смотрел на Виссариона, -Ну, это твоё дело: нравится – лижи, а вот то, что ты тихушничаешь… Это чистой воды – пидорство! Не веришь – спроси у облизанной тобой вертухайской жопы – подтвердит на все сто, кто на зоне тихушничает. Так что, поздравляю!  Руки, разумеется,  я тебе больше не подам, дабы не зашквориться…