Текст книги "История всемирной литературы Т.3"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 93 (всего у книги 109 страниц)

РАЗДЕЛ ВОСЬМОЙ

-=ЛИТЕРАТУРЫ ЮЖНОЙ И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ=-

ВВЕДЕНИЕ

В разделе, посвященном литературам Южной и Юго-Восточной Азии, идет речь о словесности народов Индии, Непала, Шри Ланки (Цейлона), Бирмы, Кампучии (Камбоджи), Сиама (Таиланда), Лаоса, Индонезии и Филиппин. Литературное наследие этих народов далеко не однородно по характеру, по уровню развития и, наконец, просто по числу дошедших до нас памятников. Так, индийская литература в XIII—XVI вв. насчитывала уже не менее двух тысячелетий истории, богатой классическими произведениями разнообразных жанров, а филиппинская – едва выходила из устной стадии. Яванская и бирманская литературы представлены именами поэтов и прозаиков, которых высоко ценили последующие поколения, в то время как малайская и лаосская литературы были анонимными, от кхмерской (кампучийской) остались лишь надписи, а скудные сведения о литературном процессе XIII—XVI вв. в Кампучии приходится извлекать из косвенных данных, опираясь на рукописи позднейшего времени. И тем не менее перечисленные литературы объединены не только по признаку географической близости. Их роднит множество типологически общих черт, тесные взаимосвязи друг с другом, прежде всего многосторонняя и плодотворная связь с древнеиндийской литературой и культурной традицией. Не следует, конечно, забывать о влиянии в этом регионе литератур мусульманских (в Индонезии, Малакке и самой Индии) и отчасти китайской. Однако, как правило, эти влияния или следовали за индийским, или значительно уступали ему по масштабу. Начиная с первых веков н. э. индийские мореплаватели, торговцы, миссионеры проникали в страны северо-восточного побережья Индийского океана, основывали там небольшие поселения, привозили санскритские и палийские манускрипты и изделия своего искусства, проповедовали учения индуизма и буддизма. Проникновение это, судя по всему, не сопровождалось ни насилием, ни войнами, и, может быть, во многом именно потому его последствия оказались такими значительными и длительными. Индуистские концепции наложили отпечаток на духовную и материальную культуру Кампучии и островов Малайского архипелага, буддизм прочно утвердился в Шри Ланке, Непале, Бирме, Сиаме и Лаосе, памятниками индуистского и буддийского зодчества, скульптуры и живописи украшены дворцы и храмы древних городов Индокитая и Индонезии.

Ранняя стадия литературного развития стран этого региона характеризовалась, как правило, одновременным употреблением языков индийских (санскрита, пали) и местных, причем письменность на местных языках и в Бирме, и в Кампучии, и в Сиаме, и в Лаосе, и в Индонезии, и даже на Филиппинах возникала на базе индийского алфавита. На языки Юго-Восточной Азии переводились санскритские дидактические сочинения, правовые трактаты, тексты священного канона буддистов «Типитаки», среди которых наибольшей популярностью пользовались рассказы о былых рождениях Будды – джатаки. Вместе с так называемой ученой и духовной литературой новую родину обрели сборники индийской обрамленной повести («Панчатантра», «Рассказы веталы» и др.) и классический санскритский эпос. Повсеместно распространились версии «Рамаяны», известны, например, несколько яванских обработок «Рамаяны», малайский хикам «Сери Рама», кхмерская «Риэмке», тайская «Рамакиан», лаосские «Пха Лам садок» и «Пха Лак Пха Лам» и т. д.

Однако, каким бы сильным ни было индийское влияние, оно не заглушало местной традиции, сочетаясь с нею. Индийские литературные нормы и жанры всякий раз оказывались органично ассимилированными. Буддийские джатаки и рассказы обрамленной повести в новых редакциях насыщались народными представлениями и фольклорными образами, обогащались местными сюжетами и мотивами. В иноязычных версиях древнеиндийского эпоса, хотя они и сохраняли основную канву оригинального повествования, изложение приобретало местный колорит, существенно менялись идеологические концепции и стиль индийского оригинала, так что яванская версия «Махабхараты», кампучийская, тайская или лаосская версия «Рамаяны» содействовала в каждой из этих стран формированию собственного литературного канона. Одновременно стойкими хранителями народной традиции в Юго-Восточной Азии выступали жанры, опирающиеся на устное творчество и древние исторические предания: циклы назидательных рассказов и волшебных сказок, лирические стихи и песни, хроники. Само по себе индийское влияние в редких случаях было прямым; как правило, литература той или иной страны воспринимала его через культуру страны-посредника, более близкую ей и в географическом, и в типологическом отношениях. Так, сказание о Раме сначала, по-видимому, проникло из Индии на острова Малайского архипелага (Яву, Суматру), оттуда пришло в Малакку, а из Малакки – в Кампучию, затем Сиам и, наконец, в Бирму. К концу рассматриваемого периода индийская и местные литературные традиции достигают подлинного синтеза, воплощением которого могут служить бирманские поэмы на буддийские сюжеты жанра пьоу, сингальские (цейлонские) поэмы-послания, тайская лирическая поэзия, лаосские романы в стихах и прозе, яванские и малайские повести о панджи и т. д. Дальнейшее развитие литератур Юго-Восточной Азии было отмечено усилением их внутренних связей и, хотя оно сопровождалось новыми влияниями извне (мусульманским, китайским), в целом происходило вполне независимо и самобытно.

Процесс становления литератур народов Юго-Восточной Азии в XIII—XVI вв. протекал благодаря близости историко-культурных условий их существования и взаимным связям до известной степени в сходных формах. Это сходство обнаруживает себя и в повсеместном функционировании, как правило, двух центров письменно-литературного творчества: королевского дворца и монастырской общины, – и в сюжетно-тематической близости памятников, и в определенном параллелизме жанрового развития (на раннем этапе господство эпиграфики, затем поэтических жанров панегирика, любовно-романтической и религиозно-дидактической поэмы, далее – народной драмы и значительно позднее – прозы). Вместе с тем этот процесс не представлял собою исключения в мировой литературе эпохи. В какой-то мере он перекликался с процессами, происходившими в современных литературах на европейских языках. Только место греко-римской античности заняла по отношению к сингальской, бирманской, тайской, кампучийской, яванской и другим литературам «античность» иного рода и качества – индийская древность.

В этой же связи показателен характер развития литератур собственно индийских. В Индии XIII—XVI вв., оттеснив на второй план санскритскую литературу и литературу на пали, выдвинулись литературы на языках новоиндийских и дравидских. Само собой разумеется, что древнеиндийское наследие играло в этих литературах первостепенную роль. Переводы и переложения санскритского эпоса, пуран, религиозных и дидактических трактатов, обрамленной повести составили необходимую основу их успешного роста. Многие жанры (например, героико-эпической поэмы) складывались в соответствии с принципами и требованиями санскритских поэтик. И в то же время, несмотря на такую ориентацию на древние образцы, в индийских литературах, как и в литературах Юго-Восточной Азии, сохраняли определяющее значение специфически местные традиции и условия. Все более явственно ощущаются их собственные фольклорные истоки, все более полновластно вторгается конкретная проблематика окружающей действительности. Свидетельство этому – повсеместный расцвет лирической поэзии неортодоксальных религиозных сект – поэзии бхакти, своеобычной и народной в своей основе.

Конечно, при всем сходстве многих литературных явлений в Юго-Восточной Азии и Индии в XIII—XVI вв. есть между ними и принципиальное отличие. Литературы Юго-Восточной Азии в указанное время начинали, за немногими исключениями, эру своего существования, а индийские литературы открывали новый этап в многовековом цикле своего развития. Для первых древнеиндийская словесность была весьма важным, но все же внешним формообразующим стимулом, а для последних она исконный и естественный базис, и они выступали ее прямыми преемниками, а не приобщались к ней в качестве неофитов. Поэтому закономерно, что в стадиальном отношении индийские литературы ушли вперед по сравнению со своими восточными соседями; их характеризует обилие сложившихся жанров и многообразие творческих индивидуальностей, среди которых были и классики индийской литературы Чондидаш, Видьяпати, Кабир, Сурдас, Мирабаи, Тулсидас и др.

Произведения этих поэтов, усвоивших все лучшее в древней индийской культуре и в то же время не замкнувшихся в ней, одухотворены нравственным поиском, протестом против обветшалых социальных и религиозных догм, верой в возможности человеческой личности. В этом их творчество оказывается близким по духу творчеству писателей-гуманистов других стран Азии и современной им Европы.

*Глава первая*

ИНДИЙСКИЕ ЛИТЕРАТУРЫ

Литературы народов Индийского субконтинента (Индостана), входящих ныне в состав республик Индии, Пакистана и Бангладеш, развивались в XIII—XVI вв. в условиях сложной политической и идейной борьбы К началу XIII в. Северная Индия оказалась в руках тюркских феодалов. В 1206 г. было образовано феодальное мусульманское государство – Делийский султанат; при султане Ала-уд-дине Хильджи (1296—1316) его границы на юге доходили до реки Кавери. Вскоре, однако, делийские султаны теряют одну область за другой и после опустошительного набега Тимура (1398) в их руках остались лишь земли, примыкавшие к столице Дели. Начало подчинения южных земель (Декана) мусульманскими завоевателями относится к концу XIII в. В дальнейшем борьба за завоевание Юга шла с переменным успехом. В середине XIV в. в Декане образовалось феодальное государство, независимое от Дели, во главе с династией Бахманидов, которое примерно через полтора столетия распалось на несколько самостоятельных княжеств (Биджапур, княжество Голконда и др.). Видную роль на Юге Индии играло княжество Виджаянагар, достигшее расцвета в начале XVI в. Воспользовавшись политической раздробленностью и феодальными усобицами в Индии, правитель Кабула, выходец из Средней Азии – Бабур разбил войско делийского султана и основал в 1526 г. государство Великих Моголов, подчинивших постепенно значительную часть страны. При падишахе Акбаре (1556—1605) государство Моголов превратилось в обширную империю. Правящую верхушку и в Делийском султанате, и в империи Великих Моголов составляли в большей своей части феодалы-завоеватели иноземного происхождения, мусульмане по религии. Одной из важнейших черт политической жизни Индии XIII—XVI вв. была временами стихавшая, а временами возобновлявшаяся с новой силой борьба между феодалами за власть. Но главным противоречием эпохи был антагонизм феодального класса и народа. В среде народа рождаются оппозиционные по отношению к господствующей идеологии настроения, которые, в частности, выражаются в неортодоксальных учениях индуистского и мусульманского толка. Некоторые из этих учений, как бхакти и суфизм, сыграли большую роль в развитии литературы. Следствием мусульманского завоевания явился своего рода индо-мусульманский культурный синтез, иначе говоря, освоение, с одной стороны, народами Индостана культурных традиций ближневосточных народов и возникновение новой для Индии литературной общности – персоязычной литературы, а с другой – усвоение пришельцами-завоевателями и их потомками собственно индийского культурного наследия.

В конце I – начале II тыс. параллельно с литературой на санскрите устанавливается литературная традиция на живых индийских языках. Из относительно синхронного процесса ее становления выпадают две: тамильская, история которой начинается в древности, и урду, прочная литературная традиция которой устанавливается на Юге Индии в XV в., а на Севере – только с начала XVIII в.

Каждая из индийских литератур – бенгальская, хинди, урду, пенджабская, маратхская, гуджератская, тамильская, телугу, малаяльская и др. – имеет свою историю развития, сложившиеся в течение веков особенности, отличается присущим ей своеобразием и может рассматриваться как явление самостоятельное. Однако индийские литературы обладают и общими чертами, и поэтому при всех оговорках мы вправе объединять их одним названием – «литература Индии». Правомерность такого подхода обусловлена тем, что литература любого народа Индии связана с литературами других народов субконтинента общими традициями, единым культурным прошлым – индийской «античностью». Древняя культура Индии, в которой в качестве литературного языка преобладал санскрит, была источником, животворно питавшим все литературы на живых языках.

Языковое родство народов Индии и общие предпосылки их культурного развития приводили к тому, что нередко один и тот же автор (Намдев, Видьяпати Тхакур, Мирабаи и др.) принадлежал сразу двум или даже трем литературам. Отчасти это объясняется тем, что за определенными сюжетами и темами, канонизированными в индуистской религии и различных ее культах, независимо от территориальных границ закреплялся какой-то определенный язык. В этой связи, например, брадж, первоначально локализованный в верхней части междуречья Ганга и Джамны, выйдя в XV—XVII вв. за пределы этого района, стал литературным языком многих поэтов от Махараштры до Бихара, и совокупность произведений на брадже может рассматриваться как особый литературный комплекс. Распространенным явлением было также двуязычье и даже многоязычье автора: в истории литературы телугу известен автор XII—XIII вв. Палькурики Соманатха (1160—1240), пользовавшийся санскритом и несколькими южноиндийскими языками; султан Голконды Мухаммад Кули Кутб-шах (1580—1611) – на фарси и на индийских языках – телугу и урду. Известны и произведения, составленные одновременно на нескольких языках (в XVI в. «Рамаяна» Тулсидаса и др.).

Если судить по сохранившимся памятникам, то литература на живых языках развивалась в XIII—XVI вв. в Индии преимущественно в стихотворной форме. При отсутствии до XVIII в. книгопечатания и дороговизне рукописных «изданий», стихотворная форма облегчала запоминание, а отсюда – и популярность стихотворных произведений. Кроме того, здесь сказалась идущая от древности традиция устной передачи текстов: даже в XV в. индийцы предпочитали обращаться не к рукописи, а к памяти.

*

Первоисточником развития литературы каждого народа Индии было народное творчество, хотя трудно точно определить фольклорные истоки поэзии отдельных авторов. Большинство дошедших до нас произведений устного творчества следует рассматривать, видимо, как общее наследие народов Северной или Южной Индии, а иногда и всего субконтинента в целом.

Ранние образцы народной лирики – трудовые, любовные, обрядовые песни, связанные с древними верованиями, – сохранились в сравнительно поздней передаче. Известные науке фольклорные произведения, например гуджератские пхагу – песни о весне, гарби – хороводные песни, барамаси – песни о двенадцати месяцах (подобного рода жанры характерны и для фольклора других народов Индии), свидетельствуют и об их художественной значимости, и о тесной связи с трудовой жизнью масс. Они проникнуты народной мудростью, иногда содержат элементы социального протеста. Так, в Бенгалии народная поэзия дошла до нашего времени в виде сборников мудрых изречений – «Слово Дака» и «Слово Кхоны», записанных в XVII в., но относящихся к значительно более раннему времени. Содержание сборников преимущественно практически-моральное; в них закреплены знания, житейский и социальный опыт многих поколений. В сборниках говорится о порядке сельскохозяйственных работ, о способах постройки жилищ, об обязанностях мужа и жены, даются метеорологические, медицинские советы. В сборниках много бытовых деталей, метких жизненных наблюдений, которые часто окрашены добродушным юмором, но иногда заключают в себе и едкую иронию. Так, одно из изречений из «Слова Кхоны» содержит знаменательную игру слов: «Брахманы, дожди и половодье – все уходят, получив докхина». «Докхина» в сочетании со словом «брахман» означает «плата за исполнение обряда», «вознаграждение», а в сочетании со словом «дождь», «половодье» – «южный ветер»; поэтому в целом изречение следует понимать так: брахман оставляет дом лишь после того, как получит вознаграждение, подобно тому как дождь и половодье уходят с приближением южного ветра.

Наряду с песенной и гномической поэзией, в бенгальском фольклоре были широко распространены рассказы о местных божествах, например о богинях Моноше, Чонди, Шитоле и др. Постепенно эти – главным образом женские – божества включались с учетом функциональных различий в достаточно аморфный индусский пантеон в качестве ипостасей богини Дурги или Кали, жены одного из верховных богов Шивы, воплощающей в себе его творческую активность. В отличие от обрядовых песен и заговоров, имевших магические функции, легенды о местных божествах обладали относительно подвижным текстом, поскольку словесная формула не играла в них определяющей роли. С этим связано отчасти и то, что подобные легенды открывали возможности перехода от фольклорного к собственно литературному повествованию. Многие поэты черпали из таких легенд темы, образы, а также этические идеалы. На основе тематики народных легенд о местных божествах и одновременно под влиянием санскритского искусственного эпоса махакавья возникает, например, бенгальский поэтический жанр монголкаббо (поэма восхваления). Одним из первых поэтов, положивших начало этому своеобразному легендарно-религиозному жанру, был бенгальский поэт XV в. Биджой Гупто.

В литературном процессе XIII—XVI вв., наряду с сочинениями на живых языках, немалую роль продолжали играть произведения на санскрите (мы имеем при этом в виду, конечно, не древние классические памятники, которые по-прежнему пользовались популярностью и влиянием, а литературу, создававшуюся именно в это время).

Поэзия на санскрите была в основном ориентирована на классические образцы и развивалась в рамках традиционных канонов. Это вело к обилию подражательных, эпигонских сочинений. Вместе с тем окружающая действительность так или иначе накладывала отпечаток на творчество придворных санскритских поэтов, и их произведения, оставаясь в русле собственно санскритской традиции, в ряде отношений явственно перекликались с произведениями современных им поэтов, творивших на живых языках. Так, можно отметить широкое проникновение кришнаитской тематики в классический жанр махакавья, расцвет панегирической поэзии (например, поэт XII в. Сандхьякара Нандин написал поэму «Жизнь Рамы», в которой каждый стих содержит двойной смысл: один – имеющий в виду эпического Раму, а другой – патрона самого поэта, правителя Бенгалии Рамапала).

Значительным было и непосредственное воздействие средневековой санскритской литературы на формирование индийских литератур на живых языках. При этом речь идет и о многочисленных санскритских поэтиках XIII—XVI вв., чьи доктрины и принципы неизменно сохраняли актуальность, и о жанроформирующей роли санскритских эпических поэм типа махакавья и лирических поэм-посланий типа сандеша-кавья, и об определяющем влиянии отдельных сочинений, которое в течение многих веков сказывалось на тематике и эстетических установках отдельных индийских литератур.

К числу таких сочинений в первую очередь принадлежит знаменитая поэма Джаядевы (XII в.) «Гитаговинда» («Песнь Пастуху»). «Гитаговинда» пересказывает легенду о любви Кришны (земного воплощения бога Вишну) и пастушки Радхи. Основными вехами развития сюжета служат размолвка влюбленных, их разлука, затем примирение и, наконец, счастливое свидание. При этом содержание поэмы постоянно остается двуплановым: с одной стороны, в поэме реально ощутима атмосфера вполне земных страстей и чувств, с другой —

очевидна мистическая аллегория: влечение Радхи к Кришне символизирует экстатическое состояние человеческой души, стремящейся к слиянию с богом. И сам сюжет «Гитаговинды», и ее концепция мистической любви впоследствии многократно воспроизводились в индийской поэзии на разных языках, прежде всего поэзии, связанной с течением бхакти.

Интересны и некоторые формальные особенности «Гитаговинды». Она построена на чередовании элегических и страстных монологов действующих лиц, соединенных повествовательными строфами. Последние написаны метрами классической санскритской поэзии, в то время как лирические монологи по своей ритмике близки к стихам на живом (бенгальском) языке; и поскольку для каждого из них указана своя мелодия (рага), они были, по-видимому, предназначены для пения. «Гитаговинда», таким образом, соединяет в себе черты классической поэмы и музыкальной народной драмы; ее можно рассматривать и как один из выдающихся памятников санскритской литературы, и как произведение, открывающее перспективы для развития литератур на живых языках, прежде всего литературы бенгальской.

*

Установление мусульманского господства привело к проникновению в Индию культурных традиций мусульманских народов, в частности к созданию в Индии персоязычной литературы. Ее крупнейшими представителями были Амир Хусро Дехлеви (Делийский), автор газелей и ряда прозаических сочинений Хасан Дехлеви (1253—1327) и Нехшаби (ум. 1350), создавший персидскую обработку санскритского сборника «Шукасаптати» – «Тути-наме» – («Семьдесят рассказов попугая» – «Книга попугая»). Под влиянием литературы на фарси постепенно начинает формироваться и литература урду.

Амир Хусро Делийский (1253—1325), о творчестве которого подробно говорилось в разделе об иранской литературе II тома нашего издания, оставил произведения, которые ценятся не только в Иране, но и в Индии. Сын тюрка из Средней Азии и индианки, Амир Хусро получил разностороннее образование. Он выступает как лирик и эпический поэт (Амир Хусро – автор «Пятерицы», пяти поэм, написанных в традиции Низами Ганджави), как выдающийся музыкант, как теоретик поэтического и музыкального искусства, как вдумчивый наблюдатель современной действительности, знаток фольклора и языков Индии. Амир Хусро стал одним из основоположников индийского стиля в персидской поэзии. Многие сюжеты персоязычных произведений подсказаны ему индийской действительностью (Амир Хусро большую часть своей жизни провел при дворе делийского султана Ала-уд-дина Хильджи), и в их ткань вплетаются индийские образы, речевые обороты и присказки, подслушанные на многолюдных площадях Дели. В то же время Амир Хусро создавал произведения (по крайней мере, ему их приписывала позднейшая традиция) на разговорном языке, который сам Амир Хусро называл «дехлави», или «хиндави», их можно рассматривать как первые произведения литературы урду. Поэт разрабатывает так называемую «пеструю» газель, в которой строки на фарси чередуются со строками на хиндави. Стихи Амира Хусро на хиндави – загадки, шутки, рифмованные пословицы и поговорки – обычно представляли собой искусную поэтическую обработку фольклорных текстов.

Позднее, когда мусульманские правители Дели предприняли военные походы на юг страны, основными центрами развития письменной литературы урду в течение XV—XVII вв. становится не Север Индии, а Декан, где развивается придворная и суфийская поэзия. Наиболее известными ее представителями были Гейсудараз (1320—1422), суфийские трактаты которого содержали изложение на хиндави популярных в народе притч; Мулла Ваджахи (ум. ок. 1660), стяжавший себе славу прозаическим сочинением «Сабрас», перелагающим поэму «Хусн-о-Дил» персидского поэта Нишапури (ум. 1498) и, наконец, сам султан Голконды Мухаммад Кули Кутб-шах (1580—1611), при котором Голконда достигает наибольшего культурного подъема. Кули Кутб-шах с уважением относился к народным обычаям. В период его правления в Декане были возрождены индусские праздники холи и дивали. Многие стихи Кули Кутб-шаха воспевают радости этих празднеств. В газели, посвященной празднику весны (басант), поэт пишет:

Приди, любимая, отпразднуем басант,

Луною будешь ты, а я твоей звездою...

Поэт благословляет приход оживляющих природу дождей:

Прозрачен воздуха янтарь, и голову кружит он, как взор любимой,

И дождь идет, как будто бы хмельная страсть из глаз ее струится...

И пусть желания в сердцах звенят, как лепестки тончайшего стекла.

(Перевод Н. Глебова)

Кули Кутб-шах писал на языках урду, персидском и телугу. Он хорошо владел жанрами персидского стиха и с искусством прививал эти жанры поэзии урду. Он является первым в литературе урду автором дивана – сборника стихов, которые расположены в алфавитном порядке рифм. Этот сборник включал в себя газели, касыды, рубаи, маснави и марсии.

Другие, кроме урду, индийские литературы на живых языках развивались в XIII—XVI вв. в основном либо в русле придворной поэзии, формировавшейся под санскритским влиянием, либо как литературы неортодоксальных религиозных движений, мало связанные с нормами санскритской поэтики и ориентировавшиеся по преимуществу на поэтику фольклора. Оба эти литературные явления часто перекрещивались, а иногда и смыкались друг с другом. Санскритская литература переводилась и перелагалась (прежде всего древнеиндийский эпос) на все языки средневековой Индии. Такие переложения нередко открывали собою развитие той или иной литературы, содействовали формированию ее стиля и особенностей. Продолжали свою жизнь и древние санскритские жанры. Под воздействием искусственного эпоса махакавья в тамильской, ассамской, бенгальской и гуджаратской литературах сложились жанры эпических поэм, сюжеты которых были заимствованы из древнеиндийского эпоса и пуран. Из иных, чем махакавья, санскритских жанров в литературах на живых языках XIII—XVI вв. сохранились чампу (смесь стихов и прозы), шатака (поэма из ста строф) и лирические поэмы-послания, строившиеся по образцу поэмы «Облако-вестник» Калидасы. Среди последних наиболее известны «Ветер-вестник» («Паванадутам») бенгальского поэта Дхои (XII в.) и анонимное «Уннунили сандешам» («Послание Уннунили») в малаяльской литературе (XIV в.).

Влияние санскритской литературы сказалось и на широко распространенном в средневековой индийской поэзии жанре поэмы-хроники, которая в литературах хинди, раджастханской и гуджаратской именуется расо, а в пенджабской – вар.

Одним из поэтов, выступавших в этом жанре в литературе хинди, был Чанд Бардаи (1126—1192), написавший поэму, прославляющую правителя Аджмира и Дели князя Притхвираджа, – «Притхвирадж расо». Содержание поэмы составляет борьба Притхвираджа против вторгнувшегося в Индию Мухаммада Гури. Персонажи «Притхвирадж расо» – лица исторические, однако события рисуются в поэме через призму фантазии поэта-панегириста, и действие протекает не в реальном, а в идеализированном мире. Поэма изобилует всякого рода описаниями, придающими ей изысканность и помпезность. Сведения из различных наук и мифологии чередуются с рассказами об угодьях князя и его дворе, с изображением сражений, охоты и т. п. Поскольку поэмы-хроники писались по определенному канону, Чанд Бардаи руководствуется традиционным эталоном поведения князя, связанным с феодально-рыцарскими представлениями о чести, долге, бесстрашии. Однако в поэме иногда проступают и подлинные черты Притхвираджа, а в обрисовке героев ощущается влияние приемов и идеалов народно-поэтического творчества (противопоставление светлого начала темному – идеал мужественной красоты). Из произведений в жанре расо заслуживает упоминания поэма XII в. «Бисалдев расо» Нарапати Нальхи, которая своим содержанием (по преимуществу лирическим, а не героическим) отчасти напоминает европейскую балладу.

*

Литературе придворной, опиравшейся в основном на традиционные нормы, противостояла в XIII—XVII вв. литература различных религиозных течений, идеология которых была тесно переплетена с протестом против кастово-сословного неравенства. Поэты – выразители этого протеста создавали короткие стихотворения, поэмы, гимны и песни, в которых сознательно обращались к народному языку и образам народной поэзии. В Бенгалии такие произведения впервые встречаются в рукописи XII в., опубликованной Х. Шастри под названием «Буддийские стихи и песни». Сборник включает ритуальные и мистические стихи, изречения и произведения вопросно-ответной формы. Текст часто содержит имена авторов, некоторые из них известны и как поэты, писавшие на санскрите. Культ, нашедший отражение в «Буддийских стихах и песнях», был тайным, и поэты, как правило, прибегали к языку символа. Сокровенное значение стихов, как говорится в антологии, не может быть понято без помощи духовного наставника – гуру. Преднамеренная зашифровка содержания неминуемо вводила в мистические стихи систему аллегорических образов. Но их внутренний, скрытый смысл раскрывался через смысл внешний, обыденный, как правило обладавший независимой художественной ценностью. В стихах говорится не только о «Великом Освобождении», но и о лунном свете, отраженном в воде, о расцветающем лотосе и тамариндовом дереве, о радостях охоты, красоте брачной церемонии и т. д. Авторы стихов были близки к трудовой жизни народа, в своем творчестве они широко использовали «готовую» фольклорную образность (например, о быстротечной жизни говорится в одном из стихов как о молоке, которое не может вернуться в сосцы коровы).

В Махараштре высоко ценились произведения поэтов, принадлежавших к течению маханубхавов, которое основал выходец из Гуджарата Чакрадхар (1198—1278). Последователи Чакрадхара не признавали превосходства «высших каст» и обращались в своих безыскусных произведениях к людям, которые были не искушены в санскритской учености.

На Юге Индии религиозное движение, направленное против догматов ортодоксального индуизма, приняло в XI—XIII вв. форму поклонения богу Шиве. Его последователи, выражая свои воззрения на живых языках, внесли значительный вклад в литературы каннада, телугу и тамильскую. В литературе телугу примечательна фигура упоминавшегося выше проповедника шиваитского учения, поэта и философа Палькурики Соманатха – автора «житийных поэм», в которых провозглашается торжество Шивы. Соманатхе принадлежат слова: «Удел брахманов – поклоняться многим богам; долг истинно любящего – неизменно служить лишь Первозданному Линге [т. е. Шиве]. Истинная любовь подобна честной жене; вера брахманов – все равно что продажная девка» (Перевод Н. Гурова).

В XV в. в индийские литературы вливается свежая демократическая струя, которая меняет облик этих литератур как в идейном, так и в формальном плане. Основные достижения литературы этого периода связаны с учениями бхакти и суфизма, направленными против ортодоксальной идеологии индуизма и ислама. «Сознание того, – писал Р. Тагор, – что бог принадлежит не только жрецам [...] что любой чандал (человек самой низкой касты. – Е. П.) своей простой преданностью может завоевать расположение бога, неожиданно, как просветление, избавило индийский народ от невыносимых унижений».