Текст книги "История всемирной литературы Т.3"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 68 (всего у книги 109 страниц)

*Глава третья*

ЧЕШСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

КУЛЬТУРНЫЙ ПОДЪЕМ XIV в.

Эпоха XIV—XVI вв. была в истории Чехии бурной и насыщенной значительными событиями. К концу XIII в. Чехия стала одним из самых сильных и экономически развитых государств феодальной Европы. Чешские правители, оказывая значительное влияние на политику Священной Римской империи, становятся серьезными претендентами на имперский трон.

Такое положение Чехии способствовало расширению культурных связей и вообще развитию образованности, одним из центров которой в тогдашней Европе сделалась Прага. Особенно явственно эти тенденции проявились при правлении императора Карла IV (1346—1378), приведя к значительному культурному подъему. Праге, превратившейся в имперскую резиденцию, Карл IV уделял большое внимание. В это время строятся великолепные готические здания: знаменитый Карлов мост, Пражский Град и храм св. Вита. Создаются выдающиеся произведения иконописной и настенной живописи, а также скульптуры. В 1348 г. в Праге открывается университет, впоследствии один из виднейших в Европе.

Известно, что в 1356 г. Прагу посетил Петрарка. И уже во второй половине XIV в. мы встречаем в Чехии поклонников великого итальянского поэта, которые небезразличны к его идеям и оценили его новый стиль. Особого внимания заслуживает Ян из Стршеды (Иоанн Новифорензий, ум. 1380), великий канцлер чешского королевства, позже епископ Оломоуцкий. Знакомство канцлера Яна с Петраркой и Колой ди Риенци относится к его первой поездке в Италию в свите императора Карла IV (1354). Латынь Яна из Стршеды еще далека от гуманистической, хотя он старательно читал Ливия и Сенеку. Переписка Петрарки с архиепископом Арнотом и Карлом IV сохранилась в рукописях императорской канцелярии. Сам Карл IV тоже был наделен незаурядным литературным даром. Его сочинения, написанные по-латыни, представляют поэтому определенный интерес, особенно его автобиография «Vita Caroli», которую исследователи относят к лучшим образцам автобиографического жанра в средневековой литературе. Впрочем, и сам Карл предстает в автобиографии во многом человеком Средневековья. Так или иначе вскоре после смерти Карла и переноса имперской столицы из Праги интерес к гуманистической культуре замер почти на целое столетие.

Самые значительные для чешской литературы этого времени явления связаны с гуситским движением, в ходе которого укрепилось национальное самосознание, начал складываться национальный литературный язык. В XIII – первой половине XIV столетия переводилось на чешский или писалось на этом языке много произведений, еще типично средневековых. Бытовало множество легенд о жизни Христа, о деве Марии. На чешском языке существовали и стихотворные героические или исторические хроники, например известная и в других европейских странах «Александрия». Однако широко распространилась и так называемая «Далимилова хроника», в которой делалась попытка, тоже в стихотворной форме, изложить события национальной истории и народные легенды. Этот памятник, проникнутый патриотическим духом, оказал влияние на позднейших авторов исторического жанра, в частности на историков гуситской поры и писателей XV в. Чешскому языку отдавалось предпочтение при создании религиозных мистерий. Появлялись и переводы написанных на латыни сочинений (например, автобиографии Карла IV или его моралите).

С переходом на национальный язык литература постепенно демократизировалась, насыщалась злободневным общественным содержанием. Это относится даже к таким традиционным жанрам, как легенда. Например, в легенде о св. Прокопе он борец за национальные интересы и национальную культуру против чужеземных влияний. Заметно дифференцировались в XIV в. жанры. Дидактическая литература все реже использовала стихотворные формы, а стихи обретали функции, которые больше свойственны им в Новое время. В прозе, кроме дидактических трудов, хроник и рыцарской эпики, стал быстро развиваться жанр короткого рассказа (экземплум). В поэзии росло влияние светской лирики, особенно любовной.

Обострение социальных противоречий во второй половине XIV в. прямо отразилось главным образом в проповедях и теологических трудах. Среди предшественников Яна Гуса, выступивших против устоев и практики католической церкви, следует назвать его младшего современника Яна Милича (род. 1374). Он прославился проповедями на чешском языке, в которых требование церковных реформ сочеталось с острой критикой социальных пороков. Литературно интереснее труды другого предшественника Гуса – Томаша Штитного (1333—1409), тоже провозглашавшего в своих теологических и дидактических сочинениях идеи ранней Реформации. Среди них выделяется сборник «Книжки о делах христианских», состоящий из шести трактатов. Кроме проблем богословско-философских (например, в трактате «О вере, надежде и любви»), Штитный рассматривает и моральные, создавая своеобразное руководство по вопросам практической нравственности (например, рассуждение «О трех состояниях: девическом, вдовьем и супружеском» или «О хозяине, хозяйке и слугах»). Свое понимание христианских заповедей Штитный старался применить к делам житейским, сделать их доступными для народа. Штитный впервые нашел живые народные эквиваленты для сложных философских и теологических понятий, обогатив чешский язык, в том числе и собственно повествовательный.

Судьбы чешской литературы в XV в. и всей национальной культуры неотделимы от судеб гуситского движения. Гуситство, одно из первых в истории Европы массовое антифеодальное революционное движение, сыграло исключительную роль в истории Чехии, наложив на дальнейшее развитие ее культуры свой определяющий отпечаток.

ГУСИТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Литература оказалась в самом центре общественных конфликтов, и это глубоко изменило весь ее характер. Словесное творчество стало ориентироваться не на дворянские слои, а на городские круги, а в пору революционного подъема – на народные массы. Религиозная проблематика, которая продолжала преобладать, исполнилась высокого политического пафоса, за ней встало острейшее недовольство народных масс католической церковью и феодальными порядками.

Уже в сочинениях Томаша Штитного видна попытка устранить различие между культурой духовной и светской, хотя светская все же воспринималась как явление низшего порядка. В дальнейшем границы стали стираться еще усиленней: проповедь становилась вместилищем вполне земных политических страстей, в теологический трактат проникала политическая сатира, а духовный гимн сделался патриотическим и даже служил иногда подробному изложению военной доктрины.

Постепенно исчезали центральные герои средневековой литературы: с одной стороны, святой, устремленный к небесной жизни, а с другой – рыцарь с его воинскими и галантными похождениями. Канул в прошлое рыцарский эпос; средневековая легенда прекратила свое существование в связи с устранением у гуситов культа святых. Отступили на задний план и мистерии, не соответствовавшие новому пониманию богослужения. Лишь некоторые жанры средневековой литературы были взяты гуситской литературой на вооружение, наполняясь новым содержанием (например, аллегорический спор в стихотворной форме, сатирическая поэзия, духовная песня, трактат и хроника). Эти жанры тоже часто насыщались социальным пафосом, приобретая подчас агитационный характер.

Представления об «образоборчестве» гуситов вытекают из слишком механического сравнения складывавшейся тогда культуры с культурой иностранной. Важнее между тем, что чешская литература не просто перестала состязаться с иностранными образцами. Она непосредственно обратилась к народным источникам, что не меньше значило для ее ренессансного обновления, как и то, что гуситская литература, непосредственно участвовавшая в политических, социальных и религиозных боях, неизбежно должна была стать доступной, понятной простому читателю и слушателю. Это, в свой черед, определило многие новые художественные качества, в частности, отказ от усложненного аллегоризма средневековой поэзии.

Выдающееся место как в политической и религиозной жизни Чехии, так и в ее культуре занял сам Ян Гус (1371—1415). Это был не только религиозный реформатор, политический боец исключительного мужества и убежденности, но и чрезвычайно образованный человек, талантливый писатель и блестящий оратор. Его проповеди, которые он произносил в Вифлеемской капелле в Праге, вызывали огромное стечение народа и способствовали массовому распространению идей Реформации. Тексты своих проповедей, произнесенных по-чешски, Гус обработал, создав латинские произведения богословского характера (например, «О шести блудах» – разоблачение пороков католической церкви). На новую высоту Гус поднял чешскую духовную песню, которая стала одним из ведущих жанров гуситской литературы. Он сделал такую песнь частью богослужения и сам сочинил много текстов. Зденек Неедлы считал духовные песни новым и чрезвычайно важным словом в демократической культуре, «рупором поколения, проникнутого самым пламенным энтузиазмом».

Высшей точки деятельность Яна Гуса достигает в десятые годы XV в. В это время он пишет по-чешски ряд трактатов (например, «Зеркало грешного человека», «О супружестве», «Изложение веры»). В них развивались его теории, направленные против духовной и светской власти пап; подвергались уничтожающей критике практика продажи индульгенций и все основы экономической политики католической церкви («Книжка о симонии»). В трактате «О познании истинного пути к спасению», получившем заглавие «Дочка», Гус касался морали и воспитания. Удаленный с проповеднической кафедры Вифлеемской часовни и потеряв возможность обращаться непосредственно к массе слушателей, Гус издал сборник своих проповедей «Изложение святых чтений воскресных».

Стиль трактатов Гуса отличался от сухой, схоластической манеры, свойственной обычно теологам Средневековья. В его сочинениях чувствуются приемы оратора, проповедника, обращающегося к самой широкой аудитории. Они написаны с публицистической страстью и в то же время во всеоружии тогдашней высокой учености, со строгой внутренней логикой. Форма их проста и вместе с тем отличается тщательной литературной обработкой. Вклад Гуса в развитие чешского литературного языка чрезвычайно велик. Немаловажную роль в этой области сыграл его труд «О чешском правописании», где он предложил ввести надстрочные знаки, которые позволили передать специфически чешское произношение некоторых звуков и упростили чешское правописание.

Портрет Я. Гуса

Гравюра Н. Ройснера, 1587 г.

Находясь в заточении в Констанце, Гус ответил на требование католического судилища отречься от своих идей страстными посланиями, в которых он с огромной силой защищал свободу совести. В них отразился облик несгибаемого человека, готового взойти за свои убеждения на костер. Послания Гуса оставили неизгладимый след в национальной культуре.

Возмущение, которое прокатилось по чешским землям после мученической гибели Яна Гуса, отозвалось во многих произведениях, прежде всего в духовных песнях («О соборе Констанцском», «В надежде божьей...» и др.). В них порицалось несправедливое судилище и воспевался подвиг Гуса. Складывались и песни, которые в 20-е годы, во время гуситских войн, несмотря на религиозную оболочку, зачастую становились подлинными революционными гимнами, полными воодушевления и веры в справедливость и грядущую победу (например, «Кто они, божьи воины», «Восстань, восстань, великий город Прага»). В песне «Кто они, божьи воины» религиозное воодушевление своеобразно сочетается с весьма конкретным содержанием: практическими советами военного характера войску и повстанцам-таборитам. Наиболее известные гуситские песни были собраны в так называемом «Йистебницком канционале» (опубл. 1872).

Вообще в годы подъема гуситского движения песня вышла на улицу, приняв активное участие в общественных событиях. Наряду с духовными, популярность приобрели и сатирические песни, куплеты, которые откликались на жгучие вопросы и яркие эпизоды общественной борьбы (существовала, например, издевательская песенка о сожжении трудов Виклифа по приказу папы).

На запросы времени начала откликаться и дидактическая поэзия, что, естественно, очень ее изменило, далеко отстранив от схоластики. В этом смысле нагляден так назывемый «Спор Праги с Кутной горой», где Прага воплощает гуситские идеи, а Кутная гора – католическую реакцию. «Спор...» был создан, когда Прага готовилась к отпору войскам католических крестоносцев. Автор не гонится за традиционными риторическими красотами, а сосредоточивается на сущности спора, который ведется с большой страстью и настойчивостью. Прага перед лицом Христа доказывает, что предательство Кутной горы по отношению к ней, своей матери, не может быть оправдано послушанием императору и папе, ибо единственным авторитетом в делах религии должно быть Священное Писание. Далее Прага ополчается против императора Сигизмунда, главного врага гуситов, организовавшего против них крестовый поход, доказывая, что сопротивление ему – это борьба за правду божью. В конце концов внимающий спору Христос, похвалив Прагу, приказывает Кутной горе замолчать.

После компромисса между правым крылом гуситов, так называемыми «чашниками», и католической церковью литература стала терять воинствующую направленность. Впрочем, гуситские традиции жили и в годы спада революционной волны, например, в ораторском искусстве. Так, в проповедях одного из ведущих идеологов утраквистов, пражского архиепископа Яна Рокицаны, критиковались папа и католическая церковь, а также светские феодалы. Рокицана, близкий сотрудник Йиржи из Подебрад, который стремился легализировать соглашение «чашников» с католической церковью, насыщал свои проповеди такой же политической злобой дня, как и Ян Гус.

Традиции гуситства своеобразно преломились в деятельности самого значительного представителя чешской духовной жизни времен завершения гуситских войн – Петра Хельчицкого (ок. 1390 – ок. 1460). Хельчицкий выразил недовольство тех радикальных слоев гуситского движения, которые были неудовлетворены компромиссной политикой утраквистов, поддерживаемых королем Йиржи из Подебрад. В своих произведениях («Постилла», т. е. комментарий к Писанию, «Сеть веры» и др.) Хельчицкий выступает не только против папы как главы католической церкви и против ее порочной практики. Он осуждает общественный строй Средневековья, не признавая никакой общественной иерархии, отвергая государство и все его учреждения. Но почитание Евангелия привело Хельчицкого не к боевой таборитской непримиримости, а к отрицанию всякого насилия, к идее исключительно духовного сопротивления злу. Хельчицкий последовательно осуждал войны, смертную казнь и всякие виды насилия. Однако порой и в его разоблачения врывалась таборитская страстность, – как бы забыв о своей идее непротивления, он начинал грозить преступным владыкам вполне земным отмщением.

В «Сети веры» Хельчицкий рисовал идеальную церковь, какой она представлялась ему в эпоху раннего христианства, до того, как Константин превратил христианство в государственную религию. Хельчицкий считал, что истинный христианин находится в извечном конфликте с государством, представляющим чуждую христианству языческую силу. Вторая часть трактата посвящена острой критике общественной ситуации в Чехии и особенно бедственного положения крестьянства. С точки зрения формы Хельчицкий продолжал традиции Гуса. Он ввел в литературную речь еще больше народных черт, в частности пользовался крестьянским диалектом.

Последователи Петра Хельчицкого образовали в 1457 г. новую религиозную секту, названную Общиной чешских братьев. Известно, что идеи Хельчицкого оказали влияние на Л. Толстого.

Во второй половине XV в. снова ожил интерес к итальянской гуманистической культуре, который проявился при дворе Карла IV, а в дальнейшем был отодвинут на задний план бурными событиями гуситских войн.

РАЗВИТИЕ ГУМАНИЗМА В XV в.

Гуманистическое направление сложилось в Моравии раньше, чем в Чехии, – вероятно, потому, что эта область была меньше затронута религиозными войнами и сохраняла тесные связи с Будой, одним из главных культурных центров в те времена. Гуманистические традиции Яна из Стршеды продолжали в Моравии несколько представителей рода Босковицей, например епископ Оломоуцкий Тас (Протасий) из Босковиц (1446—1482), который учился в Падуе и Ферраре, в школе Гварино Гварини. Он следовал стилистической реформе латинского языка итальянского вольнодумца Лоренцо Валлы.

В Оломоуце хранились рукописи гуманистического содержания конца XIV – начала XV в. В библиотеке Капитула имелись разные латинские сочинения Петрарки в прозе и стихах и биография поэта, написанная Верджерио (что особенно примечательно для взаимосвязи Моравии с Венгрией). Эта последняя рукопись содержала также письма Яна из Стршеды.

Среди моравских гуманистов выделялся Августин Оломоуцкий (Августин Моравий, 1467—1513). Образцы гуманистической эпистолографии даны в латинском руководстве Августина Моравия «О писании писем» (1496). Он опубликовал также трактат в форме диалога в защиту поэзии (Венеция, 1493), где опровергал нелестное мнение Платона о поэтах, придерживаясь поэтики Аристотеля и Горация. Особый интерес в разнообразном наследии моравского гуманиста представляет изданный им в Вене (1512) диалог между Гварини и Браччолини о том, какое правление следует предпочесть, монархическое или республиканское.

Гуманистические традиции Оломоуца поддерживал Станислав Турзо (ум. 1540). Он учился в Польше и сохранял постоянные связи с двором польских королей и краковскими университетскими кругами, покровительствуя гуманистам. С 1521 г. Турзо начал переписываться с Эразмом Роттердамским. Роль Оломоуца в истории чешского гуманизма, несомненно, значительна. Однако моравские гуманисты были скорее хранителями и распространителями гуманистической культуры, нежели ее творцами.

В самой Чехии уже в середине XV в. можно обнаружить новое направление культуры. Заметное воздействие на ранний чешский гуманизм оказал Эней Сильвий Пикколомини, автор «Истории Богемии». Эней Сильвий работал в канцелярии императора Фридриха III в Вене. Там он познакомился с чехами Прокопом Пфлугом из Рабштейна и Вацлавом из Бохова, ставшими его учениками и последователями. Они вели с ним переписку, изощряясь в цицероновском слоге. Эней Сильвий переписывался также с Тасом из Босковиц. Как автор «Истории Богемии» он внес свой вклад в развитие чешской историографии. Материалы для труда черпал он из старых чешских хроник в переводах своих чешских друзей, но описывал также и события нового времени, опираясь на собственные впечатления.

Традиции гуманистической литературы на латинском языке выразительно проявились в трудах Яна из Рабштейна (1437—1473), получившего степень доктора в Болонье. По возвращении в Прагу он некоторое время был доверенным лицом и советником короля Йиржи из Подебрад. Его «Диалоги», посвященные актуальным событиям политической борьбы, представляют собой в то же время один из выдающихся образцов гуманистической латыни. В этом диалоге, написанном как спор четырех шляхтичей, автор осуждает тех католических панов, которые выступали с оружием в руках против короля Йиржи. Будучи сам католиком, Ян из Рабштейна высказывался за веротерпимость, призывал к отказу от мелочных интересов в пользу общенациональных и выражал свои симпатии королю-утраквисту.

В конце XV – начале XVI в. произошел культурный сдвиг в среде умеренных «чашников», которые уже со времени Йиржи из Подебрад начали отказываться от первоначальной замкнутости. Налаживалась связь между бюргерством (гуситским в своем большинстве) и либеральной частью чешских и моравских дворян, где преобладали католики, склонявшиеся к сильной централизованной монархии. Стал намечаться возврат к светской литературе. Были подновлены средневековые повести и романы, а рядом с ними появилась новеллистическая литература Италии, переводимая главным образом с немецкого, реже с латыни. В рукописях того времени встречаются романы об Александре, Тристане, Пираме и Тисбе, волшебнице Мелюзине, примеры из «Римских деяний», Троянская хроника вперемежку с видением св. Юрия, пророчествами и сказаниями, где занимательное сочетается с моральным поучением. Из Боккаччо в Чехию – раньше, чем в Польшу и Венгрию, – попадает история о терпеливой Гризельде в переводе Петрарки, затем «Филоколо». Из Франции (через немецкую версию) проникает повесть о Магелоне, легенда о Женевьеве и легенды о подземном рае Сибиллы.

Новые запросы отразились в литературной деятельности Гинека из Подебрад (1452—1492), сына короля Йиржи. Он перевел на чешский (вероятно, с немецкого) одиннадцать новелл из книги Боккаччо. Писал он и стихи, изобиловавшие эротическими сценами («Майский сон» и др.), на темы, отчасти заимствованные у немецких авторов, но не лишенные оригинальности.

Чешское книгопечатание – одно из стариннейших в Европе. Первая чешская книга – «Троянская хроника» – вышла в Пльзене в 1469 г., «Жизнь Эзопа, знаменитого мудреца» напечатана в 1487 г., «Римская хроника» – в 1488 г. Крупным издателем в Чехии начала XVI в. был Микулаш Конач из Ходишкова (Финитор, ум. ок. 1546). Издававшиеся им моралистические произведения пользовались в Чехии большим спросом. В его типографии, основанной в 1507 г., печатались также сочинения против таборитов и лютеран: Конач был утраквистом. Из изданий гуманистического характера отметим перевод Петрарковых переложений псалмов Давида, «Диалоги» Лукиана, а также «Повесть о печальной кончине Гвискарда и Сигизмунда», восходящую к одной из новелл Декамерона.

Среди чешских литераторов-гуманистов следует назвать также Ржегоржа Грубого из Елени (ум. 1514), переводчика Петрарки и Эразма. Ржегорж Грубый перевел на чешский «Похвалу Глупости»; трудился над переводами трактата Лоренцо Валлы о наследии Константина и над диалогом Цицерона («О дружбе»).