Текст книги "История всемирной литературы Т.3"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 109 страниц)

*Глава девятая*

**ИСПАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА**

На протяжении всего Средневековья социально-историческое развитие феодальных государств Пиренейского полуострова, позднее объединившихся в составе Испании, отличалось большим своеобразием. Прежде всего оно определялось многовековым процессом высвобождения народов полуострова из-под владычества мавров – Реконкистой, наложившей отпечаток на все социальные, политические и культурные отношения этих народов. В результате Реконкисты феодализм в пиренейских государствах развивался замедленными темпами; в частности, здесь менее резко, чем в других странах Западной Европы, обозначилось членение общества на сословия. Совместная борьба с захватчиками породила тенденцию к объединению у народов с различными этническими корнями. С другой стороны, неравномерность темпов освобождения от арабского ига привела к чрезвычайной пестроте социальных отношений в различных государствах полуострова, к нарушению естественных этнических и государственных границ. Земли басков, населявших северо-восточные районы полуострова и юго-западные районы Франции, оказались частично включенными в состав королевств Астурии и Леона. То же произошло и с народами, говорившими на галисийско-португальском диалекте: от Португалии отделяется Галисия, тяготевшая к Леону и Кастилии. Каталония долгое время принадлежала Провансу, а с 1164 г. графство Барселонское вошло в состав Арагона. В процессе Реконкисты определилась и особая роль Кастилии, возглавившей борьбу против мавров и добившейся в ходе этой борьбы доминирующей роли в политической жизни народов Пиренейского полуострова.

Все эти черты социально-политического развития особенно отчетливо обнаружились в позднем испанском Средневековье, с XIV в. Ими во многом определялись и специфические особенности культуры этого периода. Едва ли не важнейшей среди них было усиление взаимодействия и контактов испано-кастильской, каталонской, галисийской и баскской литератур. Эти контакты существовали и раньше, но тогда взаимодействие этих литератур сочеталось с более тесными связями с литературами других стран. Так, баскская литература Испании ориентировалась на творческий опыт литераторов-соотечественников, живших по ту сторону Пиренеев, во французской Наварре; галисийская литература еще только начинала выделяться из португальской; каталонская же литература была ориентирована на Прованс, и провансальский язык стал также языком рыцарской лирики Каталонии. В XIV—XV вв. взаимодействие литератур пиренейских народов стало настолько интенсивным и постоянным, что можно говорить о формировании многонациональной литературы Испании. При этом испано-кастильская литература не всегда опережала в некоторых жанрах и направлениях литературы других пиренейских народов, активно усваивая их достижения культуры, которая на определенных этапах выдвигалась на передний план и приобретала общеиспанское значение. Так случилось в XII—XV вв. с галисийско-португальской лирикой, язык, жанры, поэтические формы и даже стилистика которой стали общеиспанскими. В XV в. такое же значение приобрела литература Каталонии, переживавшая пору Возрождения.

Уже в раннем Средневековье выявилась и другая характерная особенность различных литератур Испании – отсутствие четко выраженных черт сословной обособленности. Известно, что в европейской средневековой литературе развивались параллельно или сменяя друг друга, наряду с фольклорным творчеством народных масс, клерикальная, рыцарская и городская литературы. В Испании же с самого начала выявились два потока литературы: народная, фольклорная, долгое время существовавшая в устной форме (mester de juglaría) и письменная, «ученая литература» (mester de clerecía). Границы между ними оставались зыбкими на протяжении всего Средневековья, а различия часто не носили мировоззренческого характера, а касались преимущественно жанровой специфики, используемых метрических форм и художественных средств. В XIV в. в «ученой литературе» сливаются не только существовавшие во Франции раздельно литературы клерикальная и рыцарская, но и городская литература, что придает этой литературе в Испании особые черты демократизма. Преобладание демократических тенденций в испанской литературе получило свое выражение также в относительности границ между «высокими» и «низкими» жанрами, между изображением «возвышенной» и «низменной» сфер действительности.

Образование единого Испанского государства на базе не знавшей подлинного крепостничества Кастилии, рост экономики всей страны, контакты с другими странами способствовали развитию городов, трансформации идальгии в служилое дворянство и в вольных искателей легких заработков и приключений. Начинающийся кризис феодальных отношений затрагивает и другие сословия общества, порождает раннебуржуазные отношения. Возникающая с конца XV в. гуманистическая культура Кастилии быстро заслоняет собой письменную культуру Каталонии и других областей Испании; формируется общеиспанская ренессансная литература на испано-кастильском языке.

На раннем этапе испанского Возрождения существенную роль играет воздействие ранессансной культуры Италии, особенно через посредство Арагона, которому принадлежат итальянские земли и Каталония, вступившая на путь Возрождения ранее других пиренейских народов. Вместе с тем в процессе творческого и критического восприятия итальянского искусства постепенно выявляются специфические черты литературы испанского Ренессанса.

Во второй половине XVI – начале XVII в. эта литература переживает пору наивысшего подъема. Окончательно складываются все основные жанры испанской ренессансной литературы, которая становится одной из наиболее передовых литератур Европы. Однако в зрелом испанском Возрождении – в обстановке наступления феодально-католической реакции и углубляющегося социально-политического упадка страны – очень рано появляются признаки кризиса ранессансного гуманизма. Параллельно с конца XVI – начала XVII в. как реакция на кризис возникает идеология и культура барокко. В этих условиях границы между зрелым и поздним, кризисным этапом Возрождения в Испании оказываются трудно различимыми. Можно сказать лишь, что трагическое осознание несоответствия реальности гуманистическим идеалам становится особенно очевидным примерно на рубеже столетий.

Таким образом, с XIV по начало XVII в. литература Испании прошла следующие основные этапы:

1) литература Позднего Средневековья (с XIV в.);

2) литература раннего и зрелого Возрождения в Каталонии и углубляющегося кризиса средневековой культуры в Кастилии, куда проникают первые ростки ренессансной культуры (1400—1475);

3) литература раннего общеиспанского Возрождения (1475—1550);

4) литература зрелого и позднего Возрождения Испании (1550 – конец первой трети XVII столетия), свою культуру XVI в. – первой половины XVII в. испанцы называют Золотым веком (el Siglo de oro).

ЛИТЕРАТУРА ПОЗДНЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ (XIV в.)

В XIV в., на рубеже Позднего Средневековья, в испанской литературе происходят существенные сдвиги. Особенно заметны они в «ученой» литературе. В ней возрастает роль городской культуры, что сказывается в усилении рационалистических элементов и сатирической критики действительности, критики, которая еще не подвергала сомнению самые основы феодального миропорядка и идеологии Средневековья, но объективно способствовала расшатыванию этих основ. Менее всего эти перемены коснулись лирической поэзии, где продолжают господствовать традиции галисийской лирики; правда, во второй половине века эта поэзия становится двуязычной. В прозе уже с конца XIII в. широкое распространение получает жанр исторической хроники, блестящее начало которому положила «Первая всеобщая хроника» (завершена после 1289 г.). И эта, и другие хроники, уже XIV в., были не только сводом более или менее достоверных исторических фактов, но и литературными памятниками. Их создатели осознанно или неосознанно стремились запечатлеть не просто факты, а образ прошлого, т. е. художественно осмыслить историю. К XIV в. относится и появление первых оригинальных образцов испанского рыцарского романа, дополняющих бытовавшие ранее и также не лишенные оригинальности переложения по-испански куртуазных романов Франции. На рубеже XIII—XIV вв. был написан «Рыцарь Сифар», своеобразно сочетающий традиции восточной новеллистики, сюжетные схемы французских романов и склонность к дидактике, характерную для испанской литературы. В XIV в., по-видимому, был создан и знаменитый «Амадис Гальский», известный лишь в гораздо более поздней переработке.

Однако по-настоящему суммировали достижения средневековой литературы Испании и вместе с тем перебрасывали мостик в будущее, в эпоху Возрождения, произведения трех крупнейших писателей XIV в. – Хуана Мануэля, Хуана Руиса и Перо Лопеса де Айалы.

Разносторонне образованный писатель и государственный деятель Хуан Мануэль (1282—1348) создал немало произведений, сохранившихся лишь частично, но прославился «Книгой примеров графа Луканора и Патронио» (1335), известной под сокращенным названием «Граф Луканор». Основную часть этого сборника составляет пятьдесят одна новелла, объединенная, подобно восточным «обрамленным повестям», некой сюжетной рамкой. Хотя автор по видимости задумал продолжить традицию средневековых назидательных притч (exampla), иллюстрирующих тот или иной этический тезис, новеллы часто перерастают рамки иллюстрации, приобретая самодовлеющее значение. Почти одновременно с Боккаччо Хуан Мануэль обращается к жанру новеллы, считавшемуся в эпоху Средневековья «низким» жанром. Создавая свою книгу не для «избранных», а, как он сам указывает в прологе, «для людей, не слишком ученых», Хуан Мануэль поднял жанр новеллы на уровень большого искусства. Источники новелл весьма разнообразны, многие из них, например, пришли с Востока, притом не только арабского (так, новелла о маге доне Ильяне, видимо, восходит к гораздо более раннему индийскому преданию), но все они подвергаются последовательной «испанизации», приобретая отчетливо выраженный местный колорит. Особенный интерес среди новелл представляют те, которые основаны на национально-историческом и легендарно-историческом материале, почерпнутом из народных эпических преданий. В этих новеллах сохраняется народная оценка описываемых событий. Новая трактовка в книге идеи чести предваряла и подготавливала гуманистическое и ренессансное толкование чести как личного человеческого достоинства, обнаруживающегося в добродетельных поступках, ибо конечная этическая цель книги Хуана Мануэля – воспитание добродетелей не сословно-рыцарских, а общечеловеческих. Не менее существенно и проявляющееся не раз в книге личностное начало: между автором и изображаемой им действительностью возникает, правда иногда едва ощутимая, дистанция, подчеркиваемая то иронической, то, напротив, откровенно сочувственной оценкой описываемых персонажей и событий.

Отчетливо гуманистические тенденции пробиваются сквозь толщу средневековых идей в завершенной в 1343 г. «Книге благой любви» протопресвитера из Иты Хуана Руиса (ум. ок. 1350). Книга Хуана Руиса – произведение уникальное, не имеющее аналогий в других литературах. Роман в стихах представляет собой как бы автобиографическую исповедь клирика, повествующего о своих многочисленных любовных похождениях. При этом рассказчик, от имени которого ведется повествование, отнюдь не может быть полностью отождествлен с автором, хотя и наделен кое-какими его чертами. В прологе, написанном после завершения книги в церковной тюрьме, автор подчеркивает назидательную пель – направить помыслы читателя к «благой любви» и отвратить его от любви «безрассудной», «безумной». Но не случайно из всех возможных понятий, антитетичных «благой любви» (buen amor), Хуан Руис избирает именно amor loco. Внимательно вчитавшись в текст книги, читатель должен прийти к выводу, не вполне ортодоксальному с точки зрения католической догмы: «безрассудная любовь» – это вовсе не всякое плотское чувство, а лишь такое, которое противоречит законам разума. Соответственно и buen amor оказывается, в понимании Хуана Руиса, не только любовью к богу – высшей целью человека в его моральном совершенствовании, но и вполне земным, плотским чувством, не отягощенным различными страстями и пороками, и, следовательно, становящимся одним из этапов этого самосовершенствования человека. Этот гимн «разумным», но человеческим чувствам, торжествующей плоти, конечно, не во всем согласуясь с религиозной догмой, в чем-то перекликается с позицией Франциска (Петрарки) в споре с Августином в знаменитом трактате. Подобно этому произведению Петрарки, «Книга благой любви» – произведение принципиально диалогическое. Антиномия божественной и земной любви, поддерживаемая и расширяемая в своем этико-философском значении аллегорической картиной битвы между ратью дона Карналя (Плотского) и воинством доньи Куаресмы (Постницы) и многими другими эпизодами книги, не получает у Хуана Руиса безусловного разрешения в пользу одной из частей антитезы. Писатель ищет, скорее, оправдания этих полярных сил, хотя его писательское сочувствие, несомненно, на стороне дона Карналя и присоединившегося к нему бога любви – дона Амура. На страницах поэмы проходят великолепно очерченные типы тогдашней Испании; один из них – образ старой сводни Тротаконвентос (Побегушки по монастырям) – представляет собой прототип знаменитой Селестины Фернандо Рохаса. Демократизм и широта взглядов позволяют автору подвергнуть критике современность (например, в рассуждении «О силе, какой обладают деньги») и провозгласить право человека на счастье, каким бы мимолетным оно ни было перед лицом бога и смерти, т. е. вечности.

Своеобразной параллелью к «Книге благой любви» отчасти является «Поэма о придворной жизни» политического деятеля, гранда Перо Лопеса де Айалы (1332—1407). Он одним из первых в Испании обратился к изучению античности и итальянской ренессансной культуры и перевел между 1356 и 1364 гг. латинский трактат Боккаччо «О несчастьях знаменитых мужей», а также большой фрагмент из Тита Ливия. Влияние римского историка ощущается в «Хрониках», в которых Лопес де Айала дает красочные описания событий второй половины XIV в. Умение нарисовать живые портреты и критическая оценка действительности обнаруживаются в «Поэме о придворной жизни». Хотя значительная часть поэмы посвящена осмеянию пороков, царящих в среде придворных, содержание произведения значительно шире: в нем обличаются продажные судьи, произвол чиновников и сборщиков податей, алчность ростовщиков, невежество и корыстолюбие священников. Несмотря на порой свойственную Лопесу де Айале аристократическую надменность в оценках, он с сочувствием изображает страдания простолюдинов. В целом это широкое полотно жизни Испании написано мрачными красками и, как и книги Хуана Мануэля и Хуана Руиса, свидетельствует о начинающемся кризисе феодальной идеологии, предвещая рождение ренессансной культуры.

ЛИТЕРАТУРА XV в. ВОЗРОЖДЕНИЕ В КАТАЛОНИИ,

НАЧАЛО РЕНЕССАНСНОЙ КУЛЬТУРЫ В КАСТИЛИИ

К XV в. мелкие феодальные государства Пиренейского полуострова, кроме Португалии, оказались включенными в Кастилию (куда вошли северные, центральные и южные области страны) и в Арагон, объединивший восточные и северо-восточные области, в их числе Каталонию и Валенсию, и присоединивший в XIII—XIV вв. Руссильон, Прованс, Сицилию, Сардинию, Корсику, а позднее – в 1443 г. – и Неаполь. К этому времени долголетняя борьба мятежной знати и королевской власти в Арагоне завершилась, хотя и ненадолго, победой короля. Быстрыми темпами развиваются промышленность и торговля в приморских городах Каталонии, а Барселона становится крупнейшим торгово-промышленным центром не только Испании, но и всего Средиземноморья.

Новые каталонские университеты в Барселоне (1430 г.) и Хероне (1436 г.) становятся центрами гуманистической учености, изучения античности, формирования новой, ренессансной культуры. Появляются многочисленные переводы латинских авторов на каталонский язык (Цицерона, Тита Ливия и др.), а затем отчасти с этого языка и на испано-кастильский.

Большое влияние на эти процессы оказывают контакты с ренессансной Италией, усилившиеся после завоевания Арагоном Неаполя. Каталонские гуманисты познакомились с достижениями итальянской ренессансной литературы; появились первые переводы на каталонский язык «Божественной Комедии» Данте, филологических трудов и «Декамерона» Боккаччо, произведений Петрарки. Под влиянием поэзии Петрарки в Каталонии складывается «итальянская» школа поэтов, крупнейший представитель которой – Аузиас Марк (ок. 1397 – до 1459). В произведениях А. Марка обнаруживается постепенное высвобождение из-под провансальского влияния и творческое усвоение опыта итальянской гуманистической поэзии, в особенности любовной лирики Петрарки. Стихотворения А. Марка посвящены преимущественно теме любви и отмечены глубиной передачи мельчайших оттенков любовного чувства. Эти стихи не раз переводились на кастильский и удостаивались самой высокой оценки крупнейшими поэтами Испании – от маркиза Сантильяны до Лопе де Веги.

Существенные изменения происходят в XV в. и в каталонской прозе. Во второй половине века здесь появляется первый в Испании образец ренессансного рыцарского эпоса – роман «Тирант Белый». Он был написан Джоанотом Марторелем (1441?—1470?) в 1460-х годах, а дополнен и подготовлен к изданию в 1490 г. Марти де Гальбой (ум. 1490). Некоторые сюжетные мотивы романа восходят к английским рыцарским преданиям и романам артуровского цикла. Однако два основных эпизода – история защиты Родоса от турок и ратные подвиги героя в Византии – имеют своим источником реальные факты, правда весьма свободно интерпретированные. В первом случае автор воспроизводит события своего времени, а во втором – опирается на местные хроники и рассказывает об экспедиции на Ближний Восток в начале XIV в. каталонских рыцарей-кондотьеров под командованием Рожера де Флора, удостоенного императором Византии высших военных должностей. Эти эпизоды придают роману Мартореля черты своеобразного историзма, чему способствует и общий правдивый тон повествования. Только во вставном эпизоде о приключениях Тиранта в Африке, написанном, как полагают, Гальбой, появляются характерные для рыцарской литературы фантастика и чудеса; в остальных частях книги герой действует в исторически и географически определенной обстановке. В роман включены эпизоды, чуждые стилистике рыцарской литературы, а в ряде случаев юмор перерастает в сатирические выпады против различных сторон современной действительности и даже против католической догматики. Особенностью романа является пронизывающая его патриотическая идея, которая родилась в условиях каталонского освободительного движения XV в. Рыцарские идеалы сочетаются в романе с ренессансными чертами – индивидуализмом, прославлением человеческой предприимчивости, смелости, достоинства. Недаром роман заслужил высокую оценку Сервантеса.

Демократические черты, пробивающиеся в романе Мартореля, проступают в творчестве каталонских писателей майоркинской и валенсианской школы наряду с чертами сатирическими. Так, бурлескная книга писателя с острова Майорки Ансельма Турмеды «Спор с ослом» (1417, изд. 1544) подверглась позднее запрету инквизиции за антиклерикальные мотивы. Сатирический роман в стихах о нравах эпохи «Книга о женщинах» (ок. 1460, изд. 1531) валенсианского писателя Джоана Ройга (ум. 1478) некоторыми своими реалистическими чертами предвосхищал плутовской роман.

Таким образом, XV столетие открывало в Каталонии эпоху Возрождения. Однако уже к концу века каталонская литература начинает клониться к упадку. Связано это с существенными переменами в истории народов Пиренейского полуострова. До конца XV в. попытки королевской власти в Кастилии или в Арагоне укрепить свои позиции вызывали решительное противодействие знати. В Кастилии, например, на протяжении большей части столетия знать находилась в состоянии открытого мятежа. Разорительные междоусобицы тяжким бременем ложились на плечи народа. К тому же по завершении Реконкисты феодалы даже в Кастилии пытаются усиливать крепостной гнет, лишая крестьян полученных ими в период борьбы с маврами прав и привилегий. Это вызывает сопротивление масс, крестьянские восстания, одно из которых – бунт жителей эстремадурского селения Фуэнте Овехуны в 1476 г. – опоэтизировал Лопе де Вега. Нараставшая угроза крестьянской войны, сплотив значительные силы дворян вокруг королевской власти, отчасти способствовала централизации страны, которой добивались города и к которой стремился народ. Объединение было осуществлено с помощью брачного союза (1469) между кастильской принцессой Изабеллой (Исавелью) и арагонским принцем Фердинандом (Фернандо). В 1474 г. Изабелла утвердилась на кастильском престоле, а в 1479 г. Фердинанд наследовал корону Арагона. С этого момента Испания стала единым государством.

После объединения политика испанского абсолютизма была направлена не только против мятежных кастильских феодалов, но и на подавление сепаратистских и автономистских устремлений Каталонии, Галисии, Басконии; при этом насаждался кастильский язык, а в среде каталонских, галисийских, баскских писателей получило распространение мнение о языках своих народов как о языке «черни» – они предпочитали писать по-латыни или по-кастильски. В результате в течение нескольких столетий в культуре этих народов едва теплятся лишь фольклорные жанры и связанная с ними низовая письменная традиция.

Как бы ни был кратковремен расцвет гуманистической культуры Каталонии, она оказала влияние и на развитие литературы в Кастилии в XV в., и на последующее развитие культуры общеиспанского Ренессанса в XVI—XVII вв. В XV в. творчество каталонских писателей было для кастильских литераторов образцом.

В частности, каталонская школа петраркистов способствовала решительной поэтической реформе кастильской лирики в начале XVI в. Одним из ее инициаторов стал Хуан Боскан, каталонец по происхождению, с гордостью называвший себя учеником Аузиаса Марка. Поэзии Марка многим обязан и крупнейший поэт «итальянской» школы в Испании XVI в. Гарсиласо де ла Вега, ближайший друг Боскана.

В кастильской литературе на рубеже XIV—XV вв. происходит смена ведущих жанров как в народной («хугларской») поэзии, так и в «ученой» литературе. В народной поэзии уже со второй половины XIV в. все более ощутимо влияние французских образцов на героический эпос. Творчество хугларов приходит постепенно в упадок, и героические поэмы Испании утрачивают черты самобытности и оригинальности; на смену им приходит романсовая и сатирическая поэзия.

В «ученой» литературе еще в начале XV в. продолжают занимать господствующие позиции сторонники традиций галисийско-португальской лирики. Это получило отражение в рукописных, а затем и печатных сборниках поэзии, в так называемых кансьонеро (то есть в песенниках).

Наиболее известны «Кансьонеро Баэны», составленный около 1445 г. кастильским поэтом Хуаном Альфонсо де Баэной и включавший 576 стихотворений свыше 50 поэтов конца XIV – начала XV в., «Кансьонеро Сту́ньиги», составленный ок. 1460 г. (в нем собраны стихи главным образом арагонских поэтов), и изданный в 1511 г. «Всеобщий кансьонеро», где опубликованы произведения 138 поэтов второй половины XV в. Кансьонеро разнообразны по содержанию: наряду с приверженцами галисийско-португальской школы – Алонсо Альваресом де Вильясандино (ум. ок. 1424), Масиасом, прозванным Влюбленным (ум. ок. 1434), маркизом Энрике де Вильеной (1384—1434) и др., в них представлены и поэты новой «итальянской» школы – Франсиско Империаль (нач. XV в.), Хуан де Мена (1411—1456), одним из первых в Испании осваивавший традиции поэзии Данте и разрабатывавший жанр символико-аллегорической поэмы, и др.

Вершину испанской поэзии XV в. составляет творчество маркиза Сантильяны и Хорхе Манрике.

Иньиго Лопес де Мендоса, маркиз Сантильяна (1398—1458) принимал деятельное участие в политической борьбе, не раз выступая против кастильского короля Хуана II и его фаворита Альваро де Луны, сатирическую характеристику которого он набросал в поэме «Поучение фаворитам». Свои взгляды на искусство Сантильяна высказал в «Прологе и письме к коннетаблю дону Педро Португальскому» (1448), первом дошедшем до нас литературно-критическом труде в Испании. Определив поэзию как «создание вещей полезных, но скрытых под очень красивой оболочкой, вещей вымышленных, отделанных и расположенных согласно определенному счету, весу и размеру», Сантильяна, подобно Данте, различает три поэтических стиля: высокий, которым писали греко-латинские авторы; средний – стиль ученых итальянских, провансальских и испанских поэтов; низкий. Представители последнего, «не придерживаясь какого-либо порядка и правил, сочиняют без счета романсы и песни, которыми наслаждаются люди низкого и рабского положения». Сам Сантильяна, однако, отнюдь не пренебрегал народно-поэтической традицией; ее сочетание с влиянием провансальской куртуазной лирики и новыми ренессансными веяниями, воспринятыми из Италии и Каталонии, и составляют своеобразие поэзии Сантильяны. На творчество Данте Сантильяна непосредственно ориентировался в диалогической поэме «Маленькая комедия о Понце» (1444), поэме «Ад влюбленных»; творчество Петрарки – образец при создании поэмы «Триумф любви» и 42 «Сонетов на итальянский лад», в которых Сантильяна впервые вводит в литературу Испании эту лирическую форму. Плодотворное воздействие итальянской культуры сказалось и в стихах Сантильяны в духе народной поэзии – в его «Серранильях» (букв. «Песни горянок»), «Песнях» и «Сказках». Здесь ренессансные веяния определяют новую трактовку традиционных тем. Создавая «пастушеские» песни, в большинстве своем повествующие о рыцаре, предлагающем пастушке свою любовь, Сантильяна отталкивается от провансальских пасторелл, но дает пасторальной теме новое истолкование: красота крестьянской девушки делает ее идеалом, до которого рыцарю надо возвыситься, чтобы заслужить ответное чувство. В жизнерадостных песенках обнаруживается чувство гармонии, соразмерности поэтической формы, тонкое ощущение перспективы, что характерно для ренессансного искусства. Испанская народно-поэтическая традиция позволяет Сантильяне облечь все это в простые и бесхитростные формы, наполнить стихи чувством, в котором страстность сочетается с чуть-чуть лукавой усмешкой. О внимании Сантильяны к искусству народа свидетельствуют собранные и обработанные им «Пословицы старух у камелька». Этой книгой Сантильяна положил начало фольклористике и публикациям народных пословиц в Испании.

Воин и поэт Хорхе Манрике (1440—1478) оставил небольшое число стихотворений любовного или сатирического содержания. Посмертную славу ему принесли «Строфы Хорхе Манрике на смерть его отца» (1476), подлинный шедевр, о котором Лопе де Вега писал, что его следовало бы отпечатать золотыми буквами. Поэма имеет строгую трехчастную композицию, важную и для раскрытия идейного замысла, и для художественного его воплощения. Манрике рисует как бы три ипостаси жизни в столкновении со смертью: жизнь как понятие родовое, ведущая к вечности в загробном мире; жизнь земная и чувственная; наконец, «жизнь честная» – в памяти потомков. С точки зрения верующего человека, каким был Хорхе Манрике, в вечной жизни за гробом сливаются воедино и жизнь и смерть, как реки впадают в океан. Но средневековая пространственно-временная «вертикаль» (определение М. М. Бахтина), на которой жизнь человеческая лишь точка, откуда возможно движение либо в ад, либо в райские кущи, уже перестает удовлетворять человека, живущего на исходе Средневековья, в преддверии Возрождения. Перед Манрике раскрываются горизонты окружающей жизни и природы; здесь вторжение смерти может мыслиться лишь как нарушение гармонии, разрушительное вторжение извне. При мысли о «смерти, как о ловушке, куда все мы попадаем», поэта охватывает тоска по нарушенному единству мира. Гармония восстанавливается на основе бессмертия человека, прожившего «честную жизнь», подобно отцу поэта, сражавшемуся с маврами. Поэма завершается гимном во славу «честной жизни» и истинного бессмертия, которое видится поэту уже не на средневековой вертикали, а на горизонтали жизни человека в благодарной памяти потомков здесь, на земле. Трижды смерть как будто бы одерживает победу, но «все же решающий и конечный вывод, – как пишет передовой испанский ученый Америко Кастро, – это добрая вера в силу всякой жизненной энергии, вера, находящая благородный отклик в нашей душе».

Параллельно с «ученой» поэзией в XV в. продолжает развиваться народная по своему происхождению и характеру поэзия. Бурные события дали толчок сатирическим жанрам. Один из наиболее ранних образцов сатиры – анонимная поэма начала XV в. «Пляска Смерти». Самый облик Смерти, понимание ее роли в жизни человека еще весьма традиционны и близки к религиозному толкованию. Но в уста Смерти вложено осуждение проходящих перед нею чиновников, купцов, духовенства, знати и самого короля. Зато ни одного бедняка нет среди тех, кто предстает перед Смертью.

Демократический характер носили поэмы «Строфы Минго Ревульго» (после 1464) и «Строфы о пороках короля дона Энрике и дурном управлении Испанией в его царствование» (до 1474). Первая из них представляет собой диалог двух «пастухов»: Хиля Арривато (от исп. arriba – наверху), олицетворяющего высшие классы, и Минго Ревульго (испорченное Domingo Vulgo), представляющего народ. Обе поэмы изображают народ как стадо овец, брошенных на произвол судьбы нерадивым и дурным пастырем. Авторы клеймят придворных и знать, забывших о справедливости и благоразумии и терзающих простых людей. Появившиеся в разгар феодальных смут и народных движений, поэмы отражают настроения широких слоев испанского народа.

По-иному эти же настроения народа получили отражение в романсовой поэзии. Романсами в Испании называют лирико-эпические поэмы различного объема. Такие стихотворения исполнялись обычно под аккомпанемент гитары. Их поэтическая форма устойчива (обычно они состоят из восьмисложных стихов с ассонансом в четных строках), но достаточно гибка в силу отсутствия четкой строфики.

В XIX в. ученые романтической школы полагали, что романсы – один из древнейших видов поэтического творчества испанского народа, в дальнейшем породившие героические эпические поэмы. Однако М. Мила и Фонтанальс в конце XIX в., а позднее Р. Менендес Пидаль убедительно доказали, что эпические поэмы возникли независимо от романсов, и высказали гипотезу, подтверждаемую рядом фактов, что романсы возникли из фрагментов героических поэм в пору их упадка, т. е. в XIV в. За последние десятилетия, однако, было указано на то, что процесс развития от поэмы к лирико-эпической песне – явление, не находящее аналогии ни в каком другом европейском эпосе. К тому же изучение так называемых «старых романсов», т. е. дошедшей до нас, правда, в более поздних записях романсовой поэзии XIV—XV вв., показывает, что лишь небольшое число романсов могло возникнуть из поэм, ныне известных или прозифицированных в старинных хрониках. Поэтому многие исследователи склоняются к мысли, что героические поэмы и романсы существовали в устной народной традиции достаточно долгое время параллельно с героическим эпосом как две формы поэтического осмысления действительности в народном сознании.