Текст книги "Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице]"

Автор книги: Генрих Гацура

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 31 страниц)

– Да отпустите вы его, он больше не будет. Дайте подписать бумаги о неразглашении, и покончим с этим делом. Все равно он теперь никуда от вас не денется.

– Ладно, – следователь нахмурил брови и взял со стола какие-то бумаги, – беру этот грех на себя. Подпишите вот здесь, здесь и здесь. Когда будет нужно, мы вас вызовем. И впредь, товарищ литератор, прежде чем чего-либо написать, хорошенько подумайте, чем это может закончиться для страны. Ведь вы сами когда-то работали и правоохранительных органах.

– Вот-вот, – поддакнул «адвокат», назидательно подняв указательный палец. – Это хорошо, что закончилось только военным положением в стране, а если б – ядерной войной во всем мире? Вам надо больше советоваться со старшими товарищами.

– Что это? – спросил Николаев, подмахнув листы.

– Протокол допроса и подписка о невыезде, – ответил следователь и нажал вмонтированную в стол кнопку.

Едва он это сделал, как дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился охранник.

– Проводите товарища на выход.

Только на улице, выбравшись из плотного кольца стоявших вокруг здания бывшего Комитета государственной безопасности бронетранспортеров, танков и толпы людей, размахивающих красными стягами, у Сергея промелькнула мысль: «Какой может быть протокол допроса, если никто его не вел?», но она тут же исчезла при одном воспоминании о ванной, постели и долгожданной, пусть хоть такой, но Свободе!

Метро не работало. Николаев перешел на другую сторону площади, по которой сейчас, вероятно, в связи с введением военного положения, не было никакого движения транспорта, и направился в сторону Кремля. Здесь народу было поменьше, в основном облаченные в бронежилеты солдаты. Откуда-то издалека доносились редкие автоматные очереди. Никто не обращал на Сергея никакого внимания, похоже, то счастливое выражение, что застыло у него на лице после того как его отпустили на волю, служило Николаеву лучшим пропуском.

Подходы к Красной площади были перекрыты бронетранспортерами, и Сергею пришлось свернуть в сторону гостиницы «Россия». Переходя Ильинку, он даже не заметил, откуда выскочила на полном ходу эта черная «Волга», и лишь в последнее мгновение увидел сидящего рядом с водителем Вакулова.

«Да как же это?» – зажмурив глаза, успел подумать Сергей, прежде чем представить себе, как его отброшенное страшным ударом, неестественно изогнувшееся тело рухнет на бровку тротуара.

Раздался скрип тормозов и резкий голос Вакулова:

– Ну, ты долго будешь так стоять, разинув рот?

Чья-то сильная рука буквально втащила Николаева в машину. Хлопнула дверца, «Волга» рванула с места, и только после этого Сергей отважился открыть глаза. Он полулежал на заднем сиденье.

– Куда? – спросил, как всегда невозмутимый, Григорий.

– В аэропорт, к Серегину, – Алексей повернулся к Николаеву. – Мы тут придержали один транзитный рейс.

– Вот скотина! – вдруг взорвался Николаев. – Что ты еще хочешь? Обещал мне «Оскара», а сам подвел под монастырь? Знаешь, откуда я иду?

– Знаю, не только откуда, но и куда. Только почему без белых тапочек? Щенок! – Вакулов вынул из кармана коричневый конверт и раскрыл его. В нем лежала толстая пачка стодолларовых купюр и еще куча каких-то разноцветных бумажек. – Как договаривались, здесь десять тысяч долларов и около трехсот тысяч французских франков. Все, что успел наменять.

– Зачем мне франки?

– Ты что, не понял? Ты сейчас садишься в самолет и летишь в Париж.

– Вакулов, езжай сам, куда хочешь. С меня довольно. Мне надоели ваши политические хохмочки. Мое единственное желание сейчас – прийти домой, залезть под душ и завалиться спать.

– Конечно. И никогда не проснуться. Ты что, не понял? Ты – труп. Тебя уже нет.

– Скотина! То же самое мне сказали в одном заведении про тебя. Слышишь, отвези меня домой. У меня там рукописи, недописанная повесть. Отвези. Я очень устал. У меня нет даже сил набить тебе морду, – Николаев откинулся на сиденье и закрыл глаза.

– Успокойся, – оттопыренный средний палец левой руки Вакулова вдруг оказался под кадыком у Сергея и надавил на горло. – Там не осталось ни одной твоей бумажки. Ты сейчас без единого документа, подтверждающего твою личность, нажравшись до потери сознания и переходя улицу в неположенном месте, попал под машину, которая благополучно скрылась с места происшествия.

– Отпусти, – прохрипел Сергей.

Алексей убрал палец, и Николаев, судорожно вздохнув, спросил:

– Чего ты хочешь? Что тебе еще надо?

– Чтобы ты меня выслушал. Первым делом переоденься, – Вакулов показал на лежавший на заднем сиденье костюм и рубашку, – а то от тебя несет за версту. Давай, быстро. У нас не так много времени.

– На что ты намекаешь? – спросил Сергей, стягивая через голову рубашку.

– Первое – тебя ждет самолет. Второе – есть достаточное количество людей, которые не хотели бы видеть тебя на этом свете.

– А как же ты?

– Я слишком высоко взобрался и могу позволить себе такую роскошь.

– Что у тебя общего с этими людьми?

– Ты лучше поменьше спрашивай, а побыстрей переодевайся. Не забудь сменить туфли и носки. Скоро пост ГАИ.

Николаев натянул брюки и надел пиджак.

– Поправь галстук. Теперь можешь расслабиться, – сказал Вакулов и вытащил пачку «Мальборо».

Николаев взял сигарету, руки его дрожали. Только сейчас, переодевшись во все новое и чистое, он почувствовал, как хрупка и коротка человеческая жизнь. В памяти почему-то всплыла фраза: «если она не умеет себя защитить». Черт, где он ее уже слышал?

– Так вот, слушай меня, – Алексей щелкнул зажигалкой и поднес огонек Сергею. – Ты прилетишь в Париж, там тебя встретит один человек.

– Вакулов, ты можешь объяснить, что здесь происходит?

– Прилетишь в Париж и прочтешь в газетах.

Николаев провел ладонями по лицу и спросил:

– Как я могу туда попасть, если у меня нет ни одного документа?

– Наконец-то ты начинаешь мыслить логически. – Вакулов достал из кармана толстый бумажник и открыл его. – Здесь все твои документы, фотографии родных, визитные и пластиковые карточки. Запомни, твоя новая фамилия Хельмут Шредер. Ты – австрияк, но родился в Западном Берлине. У тебя есть дом в Кёльне и зарегистрированная на твое имя фирма, занимающаяся рекламой, но ты там практически не появляешься, потому что всеми делами занимается твоя бывшая жена. Вот ее фото.

Это был какой-то бред. Николаев автоматически взял фотографию, и тут у него перехватило дыхание. Он два раза судорожно вздохнул и выдавил из себя:

– Но, это же – Лариска.

– Вы ошибаетесь, господин Шредер, – вдруг сказал по-немецки Алексей. – Это ваша бывшая жена, госпожа Зльвира Мюллер, родившаяся в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году в городе Вене. У вас есть сын Альберт, шести лет, рожденный в Женеве и до последнего времени проживавший там с вашей тещей. Она…

– Ты – дурак! Выпусти меня из машины! – заорал вдруг Сергей. Он сам не понял, что его так взбесило, то ли перечисление Вакуловым городов, о которых слышал разве что из истории эмиграционных похождений Ульянова-Ленина, то ли…

– Успокойся. Вот фотография твоего сына. По-моему, очень похож на тебя. Да, взгляни на фотографию в своем паспорте, здесь ты выглядишь намного лучше, чем в жизни. Остальную часть легенды тебе расскажут потом. Возможно, тебе придется сменить имя.

– Нет, это какой-то бред! – Николаеву казалось, еще немного и он сойдет с ума. У него и без того было достаточно потрясений в последние дни. – Зачем ты рассказал мне историю про смерть Лариски.

– Потому что хорошо изучил тех людей, с кем мне иногда приходится работать. Я знал, что они постараются, пока меня не будет, заполучить товарища сценариста и выкачать из него любую информацию. Все, что есть в его голове. А мы с тобой подкинули им неплохую-«дезу». Григорий, достань из бардачка бутылку. Знаешь, Серега, по правде сказать, я не ожидал от тебя такой реакции. Ты же сам пишешь детективы, где происходят странные и практически невозможные вещи, так почему же ты, когда вдруг оказываешься на месте своего героя, начинаешь крутить все обратно. Почему ты думаешь, что жизнь не может предложить не менее занимательные сюжеты, чем твое воображение? Почему? – Вакулов открыл коньяк и протянул Николаеву. – На, глотни и соберись. Рюмок мы с собой не возим.

Сергей схватил бутылку двумя руками и сделал два глотка.

Машина, включив сирену и мигалки, подъехала к посту ГАИ перед окружной дорогой. На этот раз здесь стояло несколько бронетранспортеров и танк. Рядом, в кювете, догорал шикарный «мерседес». На его кузове отчетливо были видны пулевые пробоины. Офицер в бронежилете, взглянув на приклеенный к лобовому стеклу «Волги» пропуск, козырнул и велел солдатам открыть шлагбаум.

«По-моему, гаишные посты на окружной, – вдруг подумал Николаев – в последнее время стали для меня чем-то вроде сломанного, ржавого „жигуленка“. А если это очередная вакуловская шутка, и они… Да, Боже мой, кому я нужен? Тем более, если Алексей прав, и я для кого-то уже покойник?»

Сергей еще раз попытался приложиться к бутылке.

– Ну-ну, хватит, – отобрал ее у него Вакулов, – все, больше ты пить не будешь.

– Может, ты все-таки скажешь, кто ты такой, и что здесь происходит?

– Все не так просто. Знаешь, как говорят? Для того чтобы развалить какое-либо движение, надо войти в него или возглавить. Наименьшей кровью его можно уничтожить только изнутри. Ты пойми, если бы не я занимался этим, нашелся бы кто-то другой, и вновь вошли бы в города танки, и солдаты стреляли бы не по Кремлю и «белым домам», а по жилым. И не холостыми, а боевыми патронами.

– А разве он не вошли? Разве солдаты не стреляют? И вообще нельзя ли как-нибудь по-другому, без переворотов?

– Боюсь, мы опоздали, слишком много оказалось в стране обманутых, обиженных, обделенных и голодных. Надо понять и логически осмыслить, что если бы мы не сделали этого малой кровью, сейчас при таком обилии неоприходованного ядерного оружия, при таком количестве не желающих терять власть бывших секретарей, президентов, нынешних депутатов, чиновников и голодных людей, это рано или поздно вылилось бы в гражданскую войну, громаднейшую в мире кровавую бойню. Поэтому для меня, как человека, для которого Россия все равно остается великой державой, было единственной возможностью присоединиться к какой-либо группе единомышленников и, воспользовавшись ее силой, а затем, возглавив ее, создать крупнейшую демократическую страну.

– По-моему, Пиночет, приходя к власти, говорил что-то в том же духе, а потом это вылилось в реки крови. А кроме того, тебе не кажется, что за последние тридцать лет в России перебывало уже достаточное количество самых разных правителей, обещавших нам всевозможные блага? От построения коммунизма в восьмидесятых – до всеобщего капиталистического рая за пятьсот дней?

– Они всего лишь хотели продлить агонию своей власти. Мне слишком долго пришлось пробыть в автономном плавании, где у меня не было под боком ни парткомов, ни нашей прессы. Я видел очень много стран и убедился, что на протяжении уже многих десятков лет наша политическая система, и многие люди, возглавлявшие и возглавляющие ее, не являются тем, за кого себя выдают. Да, я боролся и свято верил в коммунизм – всеобщее благо для всех и всякого, но понял лишь то, что это очередная утопическая химера. Люди до нее еще не доросли. И давай больше не будем об этом. Народ должен жить сейчас, сегодняшним, а не каким-нибудь райским далеко. Им даруется только одна жизнь, так пусть же они проживут ее достойно, чтобы им не было обидно за бесцельно прожитые годы. Самое главное, чтобы никакие страны не навязывали нам силком своего варианта пути развития, сами разберемся, какой выбрать: корейский, американский, бразильский или свой – русский.

– Знаешь, – впервые по настоящему улыбнулся за несколько суток Сергей, – очень странное ощущение – мой одноклассник, с кем я съел пуд соли, сидел за одной партой, – и вдруг претендует на то, чтобы стать президентом.

– Ну, резидентом я уже был, и, по-моему, неплохим, осталось дело за малым – стать хорошим президентом. Но суть не в этом, я родился в этой стране, и я в ответе за нее. Я не дам уничтожить все то, что столетьями создавали мои предки. Пусть даже часть их была немцами. Но они присягали на верность своему новому отечеству. А присяга для дворянина есть присяга, и у меня свой счет к тем, кто ее нарушил. Я хочу сделать Россию великой державой. Это в интересах и других государств, если они хотят жить в мире.

– Такими методами, как ты пользуешься?

– Со злом надо бороться его же оружием. Для большинства людей, которые пришли сейчас к власти, самое главное – это побольше нахапать в мутной воде перестроек, осуществляемых в государстве. Мне не нравится, когда грабят мою страну. И этих негодяев, которых в любом цивилизованном обществе сажают в тюрьмы, я тоже посажу на скамью подсудимых. Наши люди найдут их везде, где бы они не прятались.

– Боюсь, что все это опять выльется в переделы границ, новый Кавказ, Украину, Среднюю Азию, Прибалтику и прочее.

– Знаешь, что говорит один мой знакомый чиновник из Генерального штаба? Что, если бы не было Чечни, ее надо было придумать. Дело в том, что через нее почти каждый месяц проходило столько необстрелянных солдат и офицеров, что на обучение их ведению боевых действий нам пришлось бы потратить в десятки раз больше денег и сил. А кроме того, куда-то надо было девать устаревшую технику и боеприпасы, накопившиеся за годы холодной войны.

– Алексей, ты хочешь сказать, что все эти погибшие мальчики, население…

– Я хочу сказать только одно, – стукнув по передней панели, не дал договорить Сергею Вакулов, – что если какая-нибудь старая или новоиспеченная страна думает, что мы и дальше будем смотреть сквозь пальцы на то, как на ее территории уничтожают и унижают русскоязычное население и подданных России, то она глубоко ошибается. Мы будем действовать еще хуже, чем американцы. За каждого нашего гражданина мы буден подвергать бомбардировкам их военные объекты и промышленные предприятия. Ты видел образцы достаточно хорошо подготовленной техники в наших ангарах? Это еще не самое лучшее. Прибавь ко всему этому огромный контингент российских офицеров, вышедших и выгнанных из различных независимых республик, в том числе и из твоей любимой Прибалтики, которые потеряли и бросили там все, что было нажито за долгие годы. Да если бы речь шла только о военнослужащих! Многие сотни обычных русскоязычных семей оставлены без жилья, работы, пенсий. Их выбросили в чистое поле’и бросили на произвол судьбы. Многим просто нечем кормить своих родных, детей! Они на грани отчаяния; здесь, в России, о них забыли, они никому не нужны!

Николаев никогда не видел Вакулова в таком состоянии. У него блестели глаза, а ноздри раздувались как у породистой лошади. Сергей боялся даже вставить слово.

– Так вот, достаточно небольшой искры, чтобы вся эта масса людей пришла в движение. Достаточно прецедента с очередным убийством или притеснением русскоязычного населения в какой-нибудь республике, компании в прессе, на телевидении и радио, и эта огромная, изголодавшаяся по работе, действию, своей профессии, масса сметет все на своем пути. Достаточно ей показать цель! И русский топор поднимется над головами, и реки крови вновь зальют Азию и Европу. Прецеденты в истории уже есть, взять хотя бы «Третий рейх». Хайль Гитлер! – Алексей выкинул руку в нацистском приветствии и, вдруг, совершенно неожиданно, хитро улыбнулся. Лицо его до неузнаваемости изменилось. Это был прежний Вакулов. – Ну, как я тебе? Испугался? Ты этих хочешь?

Николаев несколько раз отрицательно покачал головой. Переход был настолько внезапен, что он все еще не мог прийти в себя.

Вакулов несколько раз хихикнул, затем все так же полуобернувшись к Николаеву, склонил в шутовском полупоклоне голову и раскинул руки:

– А я, говорит, она говорит, артист, говорит.

Затем тяжело вздохнул и добавил:

– Талант пропадает. Играл бы я где-нибудь в детском театре Буратино или шута. Нет, лучше Снегурочку или старуху Шапокляк. Кстати, давно хотел тебе сказать, какого черта ты влез в этот детективный жанр, писал бы ты свои добрые детские сказки. Мне они всегда нравились, особенно с твоими иллюстрациями. Моей дочурке тоже.

– У тебя и дочка есть? – удивился Сергей.

– Ну, тебе сразу все скажи. Да, чуть не забыл, – Вакулов достал из кармана уже знакомую ему коробочку для лазерных дисков, – здесь все твои рукописи, публикации, записки, вырезки из газет, иллюстрации к книгам и даже карандашные наброски. В общем, все то, что нашли у тебя в комнате. Не обессудь, но твоего последнего сценария здесь нет.

– Спасибо, – сказал Николаев и сунул коробочку во внутренний карман, туда, где уже лежал коричневый конверт с деньгами.

– Подожди говорить спасибо. А теперь, посмотри туда, – Алексей ткнул пальцем за спину Григория, – аккуратно достань вон ту штуковину и открой.

Сергей вынул стоявшую между передним и задним сиденьями шикарную кожаную сумку и расстегнул молнию.

– Ну, как тебе? – поинтересовался Вакулов, хитро поблескивая глазками. – «Пентиум», со встроенным принтером, «сидиромом», камерой, микрофоном, блоком питания, системой приема телевизионных передач и прочими причиндалами. Этот в десять раз лучше, чем тот, на котором ты работал. В общем, сам разберешься. Подарок от меня и моей дочки за твои сказки.

– Спасибо, вот уж спасибо, – Сергей попытался открыть крышку.

– Потом разберешься, найдешь инструкцию и описание в сумке. Только не включай его в салоне самолета.

– Почему? Чтобы не видели, что я немец, а работаю с русским текстом?

– Никому нет до этого дела. Просто, авиакомпании не разрешают пользоваться микрокомпьютерами в полете, потому что они дают помехи на бортовую сеть самолета.

– Ты смотри, интересно, – покачал головой Сергей, – это можно использовать в какой-нибудь детективной повести.

– Я тебе сказал, пиши лучше сказки. Хотя, это твое дело, только используй псевдоним. Да, вот еще, – Алексей протянул сделанный «Полароидом» снимок. – Этот человек будет тебя встречать в Париже. Он горбун, и ты его сразу узнаешь. Там, куда он тебя привезет, ты отдашь вот этот дипломат, – он передал Николаеву через спинку своего сиденья металлический кейс-атташе, стоявший у него в ногах.

– Алексей Рудольфович, подъезжаем, – сказал Григорий.

«Волга» остановилась у ворот, рядом с которыми стояло несколько бронетранспортеров. Несколько солдат, вооруженных автоматами и гранатометами, распахнули ворота, и машина въехала на территорию аэропорта, прямо к трапу самолета, хвост которого украшала какая-то не известная Николаеву эмблема.

– Все, выходи. Вот твой билет до Парижа. Пересадка во Франкфурте, у тебя даже будет время выпить кофе в аэропорту. Поменьше там говори, немецкий у тебя не ахти какой, правда, с большой натяжкой его можно принять за какой-нибудь баварский диалект. Поэтому лучше используй вместо приветствия фразу «грюс готт[16]16
  «Gr… Gott» – приветствие, используемое в любое время дня в Южной Германии.


[Закрыть]». Ну, ни пуха тебе ни пера.

– К черту, – пробурчал новоиспеченный Хельмут Шредер, вылезая из машины и вытаскивая вслед за собой металлический дипломат и сумку с компьютером. – Не люблю я самолетов.

– Я уже слышал твою теорию о том, что железо летать не может. Дай-ка, я тебя расцелую на прощание.

Вакулов вышел из машины, обнял Сергея и, похлопав его по спине, тихо шепнул:

– Не дергайся, откроешь в самолете, – Николаев почувствовал как в боковой карман ему что-то опустилось.

Алексей разжал объятья и махнул рукой:

– Давай, тебя ждут. Добро пожаловать на остров «Imago»!

– Ты знаешь?

– Думаешь, почему эти ребята, что заставили тебя подписать бумаги, говорили, что меня не существует?

– Значит, ты – тоже? Когда?

– Давно, – Вакулов отвернулся.

– Дела, – покачал головой Сергей. – Никогда бы не подумал, что кто-нибудь еще, кроме старика-библиотекаря, напомнит мне об этих островах.

– Кстати, здесь вообще большинством дел покойнички заправляют. Я специально проверил их личные дела, отследил до самого рождения.

– Хочешь сказать – бессмертные?

– Нет, именно – покойнички. По прихоти верховного божества или, скорее всего, благодаря проделкам бесов. Как их там, в индуистской мифологии, называют? Асурами[17]17
  В позднем индуизме – высший класс демонов, противостоящих богам.


[Закрыть], что ли? До бессмертных им, как до неба. Сейчас их в России тьма-тьмущая расплодилась, поэтому здесь такая мерзость и творится. Ладно, давай. Тебя одного ждут, – Вакулов кивнул на стоявшую на трапе стюардессу, сел на переднее сиденье и хотел было захлопнуть дверь «Волги», но Николаев придержал ее и спросил:

– Да, еще, Вакулов, я хотел тебя спросить, а не придешь ли ты для России новым Сталиным или Берией?

– Я приду Петром Первым, – улыбнулся своей обаятельной белозубой улыбкой Алексей. – Народ меня знает, народ меня любит. Поднимайся в самолет. Все будет хорошо.

– Пожалуйста, поменьше крови. По-моему, Россия уже достаточно покупалась в ней. Сколько тебя ждать?

– Уже недолго. Помолись за меня.

Сергей махнул рукой и направился к самолету.

– Возможно, это буду и не я, но, несомненно, это будет достойный человек, – тихо сказал Вакулов, захлопнув дверь, затем достал пачку сигарет и щелкнул зажигалкой.

– Куда? – спросил Григорий.

– Куда-куда. В Кремль.

– Курите много Алексей Рудольфович, – бросив взгляд в зеркало заднего обзора, сказал Григорий.

– Работа такая, – тяжело вздохнул Вакулов. – Хотя, ты прав. Никотин – яд. Пора завязывать.

Он сделал еще одну затяжку и щелчком выбросил в приоткрытое окно недокуренную сигарету.

Поднимаясь по трапу, Николаев подумал, что еще не поздно отказаться от участия в этой очередной безумной затее Вакулова, но если он и подобные ему действительно те люди, что, наконец, поставят Россию с колен на ноги? Хотя, он и в школе попадал под его обаяние, вечно оказываясь в дурацком положении. Но ведь кто-то должен прийти и возродить Россию во всем ее величии. Почему это не может быть он, его одноклассник?

Стюардесса взяла у Николаева паспорт и билет. Дверь за ним закрылась. Назад путь был отрезан. Сергей сел на место, на которое провела его бортпроводница, и пристегнулся.

Двигатели самолета взревели, и он медленно начал выруливать на взлетную полосу. Сидевшая возле окна женщина всплеснула руками и уставилась в иллюминатор. Николаев заглянул через ее плечо. Рядом со взлетной полосой лежал завалившийся на левое крыло и уткнувшийся носом в землю самолет. На его хвосте была точно такая же эмблема, как и у того, в который сел Сергей. Рядом с самолетом суетились военные в камуфляжной форме. Изредка, слышимые даже сквозь рев двигателей, доносились автоматные очереди. Николаев откинулся на спинку кресла и только тут вспомнил, что Вакулов опустил ему что-то в боковой карман. Он сунул туда руку и вытащил конверт. Сергей вскрыл его, и из него выпал ключ. Николаев поднял его с пола и заглянул внутрь конверта. Там лежал паспорт и небольшой листок. На нем был отпечатанный на машинке текст:

«Все то, что я говорил, отменяется. У тебя есть пятнадцать минут. Ты должен найти камеру хранения, номер ее выбит на ключе. Оставляешь дипломат в этой камере, берешь из нее билет и садишься на тот рейс, который указан на нем. Записку, конверт, первый паспорт ты разорвешь и спустишь в унитаз в аэропорту Франкфурта. Все. Отдыхай и пиши сказки».

Николаев надел очки, белую панаму и посмотрел на себя в огромное, от пола до потолка, зеркало. В пестрой гавайской рубашке с короткими рукавами, светлых шортах, из-под которых выглядывали загорелые ноги в кожаных сандалиях, он был великолепен. Перекинув через плечо спортивную сумку, в которой лежала рукопись новой, еще не законченной детской сказки, он еще раз бросил взгляд в зеркало и вышел на улицу. От его коттеджа до моря было метров пятьсот, но он всегда делал круг и заходил в небольшую лавочку, где можно было выпить кофе, купить пару банок тоника и свежую газету. Русских газет здесь не было, но всегда можно было купить немецкую или австрийскую, где можно было узнать свежие новости из России. Он скучал по ней.

Сергей, прежде чем сойти с деревянной дорожки, снял сандалии. Ослепительное солнце, лазурное море, белоснежный песок под ногами, который приятно щекочет твои ступни. Чем не остров «Imago», куда выбрасывает божество попавших в опалу генерал-губернаторов?

Подойдя к своему любимому лежаку, Николаев быстро разделся, завалился на живот и вытащил из сумки, газету. Первое, что бросилось в глаза – огромный заголовок «Тайна взрыва в аэропорту Франкфурта раскрыта». Под ним была фотография человека, который показался Николаеву очень знакомым. Несомненно, он его раньше где-то видел, возможно, на фотографии или по телевизору. Поэтому он решил прочитать заметку, тем более что ей уделялось столько места на первой полосе.

«Тайна взрыва автомобиля с пассажирами на автостоянке в аэропорту Франкфурта-на-Майне в начале июля сего года, о котором уже сообщала наша газета, раскрыта, считает шеф одного из подразделений венского отдела Интерпола. Речь идет не о террористическом акте, а об обычной разборке между мафиозными кланами. Он сообщил нашему корреспонденту, что тело человека, взявшего в одной из ячеек автоматической камеры хранения дипломат, в котором было заложено взрывное устройство, опознан. Имя его, пока идет дальнейшее расследование, не подлежит огласке, но мы, по своим каналам, выяснили, что речь идет о бывшем очень высокопоставленном чиновнике из России, совершившем в этой стране огромное количество экономических преступлений и давно разыскивающимся Интерполом. Еще в начале девяностых годов, он, воспользовавшись развалом Советского Союза, сумел переправить за рубеж 30 миллионов долларов США и разместить их в США, Швейцарии и западноевропейских банках, в том числе и в Австрии. Когда против него в российской столице возбудили уголовное дело, он сумел бежать за границу. Приехав в Вену, русский функционер купил себе особняк, затем он попытался отмыть нечестно вывезенные доллары, создав в Австрии, Германии и других странах, множество подставных фирм. Эти планы были нарушены появлением в Вене представителя российского Интерпола, но русскому миллионеру, по какому-то странному везению, вновь удалось вовремя скрыться. До сих пор обнаружить его не удавалось. В багажнике взорвавшегося автомобиля было найдено много оружия и несколько мешков с фальшивыми долларами. Металлический кейс, в котором находилось взрывное устройство, был оставлен в камере хранения неким господином, прибывшим из России. По предположению полиции, он был подданным Германии или Австрии. Возможно, его документы были поддельными».

Сергей отбросил газету, перевернулся на спину и закрыл глаза. Его прямо-таки трясло от злости.

«Вот Вакулов, вот сволочь! И здесь меня купил! Это же тот чемоданчик, что я положил в камеру хранения в аэропорту!.. Хотя, что я психую? Я же сам всегда воевал против таких хапуг. Правда, методы Вакулова уж очень суровые, но и у второй стороны не лучше. Боже, избавь меня от тех и других, и, самое главное, от их игр».

Николаев почувствовал, что на него легла чья-то тень. Он открыл глаза. Лица стоявшей против солнца женщины в большой широкополой шляпе и купальном халате не было видно.

– Это вам. Просили передать.

Николаев сел.

Она протянула длинный, завернутый в бархатистый шелк сверток. Раньше чем Сергей взял его в руки, он уже знал, что там находится. Он откинул ткань, и дрожь пробежала по его телу. Николаев приподнялся, позвоночник его выгнулся в дугу, зубы сжались. Он взял саблю в руки, и повторная дрожь пробежала по его телу.

Да, это была она. Когда бабушки не было дома, он залезал под кровать, вытаскивал ее и, размахивая ею, ходил в атаку. Золотая сабля Полного Георгиевского кавалера. Николаев ухватился левой рукой за рукоять (в роду у него все были левши. В первом классе вечно пьяная учительница нещадно лупила Сергея длинной деревянной линейкой по левой руке, чтобы он брал перьевую ручку правой и был как все), вытащил дюймов на пять клинок из ножен и поцеловал. Затем, вытащив клинок наполовину, он вдруг, неожиданно для себя самого, воскликнул:

– Темляк не тот!

– Темляк ему не понравился, – раздался знакомый ехидный голос за спиной, – может, тебе и шесть домов в Кронштадте и семь в Петербурге отдать? Скажи спасибо Голицыной, она видела тебя недавно в Ницце и сказала, что порода есть порода, ее изменить нельзя. Именно благодаря одному из родственников княгини мы и успели перехватить эту саблю на «Сотсби».

Сергей медленно обернулся. За его спиной стоял загорелый и, как всегда, улыбающийся Вакулов, собственной персоной.

– Боже, опять ты! – ужаснулся Николаев. Он пошарил вокруг себя в поисках пачки сигарет, но вспомнил, что оставил их в коттедже. – Дай сигарету.

– Бросил, – развел руками Алексей.

– Бросил бы ты лучше меня, – все еще пытаясь собраться с мыслями, и, кинув обреченный взгляд на недописанную детскую сказку, сказал Сергей. – Оставь наконец меня в покое.

– Друзей надо беречь, – ехидно улыбнулся Вакулов, – особенно таких, как ты.

В голове же у Сергея Николаева крутилась лишь одна мысль: «Ну, что он опять для меня придумал?»