Текст книги "Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице]"

Автор книги: Генрих Гацура

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

– Ладно, живи… Видел, какие у них классные передатчики, нам, бы парочку таких в милицию.

– Как же, дождешься.

С утра, в понедельник, Николаев обошел с фотографией шкафа все комиссионные мебельные магазины и ни с чем вернулся в управление. «Форда» на стоянке не было, значит, Володьку опять где-то носило.

«Интересно, раскопал он что-нибудь новенькое?»

Сергей поднялся к себе в кабинет и только успел снять плащ, как раздался телефонный звонок.

 – Где ты шляешься? – раздался в трубке возмущенный голос Сокова. – Ограбление магазина «Меха». Приезжай быстрее. Записывай адрес.

– Не надо, знаю. Сейчас буду. – Николаев положил трубку.

Через двадцать минут он был на месте. Только прибегнув к помощи милиционера, Сергею удалось пробиться сквозь стоявшую возле входа в магазин толпу. У дверей его встретил Володя.

– Как голова, не болит? – первым делом поинтересовался он у Николаева.

– Нормально, – махнул рукой Сергей, – давай, рассказывай.

– Довольно дерзкое ограбление. Открыт сейф и унесено около ста десяти тысяч рублей. Эксперты говорят, что отмычки не применялись, замки открыты ключами.

– Поподробнее, можешь?

– Все очень просто. Во время обеда преступник проник через дверь служебного входа в помещение магазина, затем в кабинет директора. Там он открыл сейф и взял из него всю выручку за проданные сегодня до обеда импортные шубки. Замки открыты ключами. Заведующая сказала, что недели две назад она была у гадалки.

– А где сама заведующая?

– В подсобке, Круминьш допрашивает. В кабинете у нее эксперты работают.

Сергей прошел в глубь магазина и в небольшом закутке, среди огромного числа всяких коробок, пакетов и вешалок, обнаружил сидящего за столом Круминьша и женщину в меховой безрукавке. Николаев кивнул следователю из прокуратуры и пристроился на каком-то фанерном ящике.

– Итак, в тринадцать тридцать, то есть за полчаса до перерыва, вы попросили продавца Миронову вынести пустые коробки в сарай. Почему вы это сделали?

– Как почему? Потому, что пустые коробки загромождали проходы и мешали торговать. Покупатели начали нервничать, кричать и требовать жалобную книгу.

– Вы дали?

– Если ее каждый раз давать, то бумаги в стране не хватит, вся уйдет на жалобные книги.

– Что сделала Миронова?

– Открыла дверь служебного входа и вынесла коробки.

– Почему она сразу после этого не закрыла дверь на засов?

– Не знаю. Миронова у нас недавно работает. Может, она подумала, что и после обеда придется выносить коробки. Да и закрыть нашу дверь на засов не так-то просто, двух здоровых мужиков надо. Мы же работаем в здании, которое последний раз капитально ремонтировалось еще в тридцатые годы. Здесь все уже давно перекосилось. Дай Бог только, чтобы потолок нам на голову не рухнул.

Круминьш покрутил ручку между пальцев и сказал:

– Значит, можно сказать, с вашего ведома дверь черного хода осталась открытой?

– Почему открытой? – возмутилась заведующая. – Она была закрыта снаружи на висячий замок, только засов изнутри не был задвинут.

– И сигнализация не включена.

– Да мы обедаем напротив, в кафе. Из его окна видна входная дверь магазина.

– Может, входная и видна, а служебная – нет. – Круминьш протянул заведующей лист с показаниями. – Прочтите и подпишите. Сергей, у тебя есть какие-нибудь вопросы к гражданке Розенберг?

Николаев подошел и заведующей и спросил:

– Мне сказали, что вы недавно были у гадалки.

– Да, я сразу же сказала об этом гражданину следователю.

– Почему?

– Видите ли, после этого визита я заметила, что мои ключи были испачканы в пластилине. Мне это показалось подозрительным.

– Где живет гадалка?

– Адреса я уже не помню, но это недалеко от набережной. Могу показать.

– Почему вы сразу не пошли в милицию и не сообщили о своих подозрениях?

– Тогда я не придала большого значения этому. Да и что бы я могла вам сказать?

– Вы все время носите ключи с собой?

– Да, но у гадалки мне пришлось их оставить в сумке, в прихожей. – Заведующая начала искать по карманам. – Ой, где они?..

– Вы же отдали ключи экспертам, – выбираясь из-за стола, сказал Круминьш.

– Ах да, – виновато улыбнулась Розенберг.

– Ничего, бывает, – успокоил ее Николаев. – У кого еще из сотрудников есть ключи?

– От дверей почти у всех, а от сейфа только у меня.

 – Миронова тоже обедает с вами в кафе?

– Да. Я уже говорила, мы все сидим за одним столиком.

– Ключи от работы и от квартиры вы храните вместе?

– Да, а что такое?

– Случайно не заметили, может, кто-нибудь посторонний побывал у вас в квартире?

– Если вы имеете в виду воров, то нет. У меня и грабить нечего, одни книги, а они сейчас никому не нужны. Мода на них уже прошла.

– Ну не говорите. Совсем недавно у одного профессора средь бела дня чуть было целую библиотеку не вывезли. Хорошо, какой-то старичок в милицию позвонил. Вашу квартиру тоже могут посетить грабители, поэтому обязательно смените замки. Постарайтесь это сделать сегодня же. Я зайду вечером и посмотрю, как у вас устроены запоры, если, конечно, разрешите.

– Да, пожалуйста…

Толпа разошлась, кто-то догадался вывесить табличку, что магазин сегодня больше работать не будет.

Круминьш показал на милицейские «Жигули» и предложил Николаеву:

– Тебя подвезти?

– Нет, я с Соковым, на его колымаге. Вдруг она возле переезда остановится, и некому будет помочь ему подтолкнуть ее под поезд.

– Ну-ну, ты это брось, – пригрозил пальцем Соков, – а то я тебя больше катать не буду.

Они сели в «Форд», обогнали передвижную криминалистическую лабораторию, и пристроились в хвост Круминьшу.

– Осталось Янке включить мигалки, и это будет похоже на выезд какого-нибудь заслуженного автомобильного ветерана.

Подъехав, на желтый свет к светофору, Круминьш врубил сирену с мигалками и оторвался от них.

– Ушел, – сказал Володя, провожая завистливым взглядом удаляющиеся желтые «Жигули». – Знаешь, думаю, преступник знал о том, что сегодня будет продажа импортных шуб.

– Об этом, судя по толпе у магазина, было известно всему городу, а вот кто мог знать, что будет открыт засов?

– Может, случайность? – трогаясь на зеленый свет, предположил Соков.

– Не верю я в случайности. Скорее всего, один из сообщников находится среди работников магазина.

– Да, похоже.

– Кто бы это мог быть?

– Думаю, заведующая или та продавщица, что открыла дверь черного хода.

– Заведующая была вынуждена приказать выносить разбросанные по всему магазину коробки, а. Миронова не могла одна закрыть засов. Мы с Круминьшем пытались сделать это вдвоем, но не смогли. Хорошо, что заведующая посоветовала воспользоваться ломом, а то бы мы так и не закрыли дверь.

– Открывается она тоже так?

– Нет, проще. Два удара молотком, и засов открыт.

– А если кто-то из жителей окружающих домов увидел, что продавцы ушли на обед, не закрыв дверь на засов, залез и украл деньги?

– А ключи от сейфа?

– Ну, хорошо, – сказал Володя, вновь подъехав к светофору на красный свет, – тогда это были не жители, а наблюдавшие за заведующей сообщники гадалки. Разве так не могло быть?

– Не знаю, – пожал плечами Николаев, – вполне возможно.

Они проехали несколько кварталов в полном молчании, затем Соков вдруг резко затормозил и, едва не зацепив бампером такси, подрулил к бровке тротуара.

– Ты чего? – спросил Николаев.

– Чего, чего, – выключая двигатель, сказал Володя, – кошка через дорогу перебежала.

– Да ты что? Она же только наполовину черная, – удивился Сергей.

– Какое это имеет значение, я боюсь их всех. При нынешнем развитии химии ничего не стоит перекрасить черную кошку в любой цвет, хоть в белый, хоть в рыжий. Да, кстати, – Володя повернулся к Николаеву, – я удивляюсь, как мы сразу не догадались, ведь заведующая специально перед самым обедом заставила молодую продавщицу открыть дверь черного хода, чтобы сообщник с ключами мог беспрепятственно проникнуть в магазин.

– По-моему, рано еще выстраивать какие-либо версии. Да и роль гадалки в этом деле не до конца ясна.

– Что тут неясного? Розенберг – блондинка. Женщина, которая предлагала услуги своей знакомой гадалки, тоже была со светлыми волосами. Эти две дамочки – заведующая и предсказательница – и дурили народ при помощи черной магии. Надо сделать заведующей очную ставку с Давыдчук и Алексеевой…

«А если спектакль с нечистой силой был специально кем-то придуман только для того, чтобы ограбить магазин и свалить все на гадалку. А эта книга Борхеса…».

– Сергей, ты меня слушаешь?

– Да, – кивнул Сергей, – конечно. Что мы стоим, поехали.

Возле дверей кабинета Николаева поджидал младший лейтенант Олейников. Он недавно работал в милиции и всех еще называл по имени-отчеству.

– Сергей Анатольевич, я к вам.

– Ну что ж, заходи, рассказывай.

– Мне поручили новое дело, и я немного забуксовал на месте, – начал, слегка смущаясь, Олейников.

– Ты давай сразу суть, – поторопил его Николаев. – У меня времени в обрез.

– В наш «бонный» магазин приехал отовариться моряк из соседней республики, но ничего хорошего для себя не нашел. На выходе к нему пристал «черный»: продай бонны и продай. Сели они в такси, покупатель взял две книжечки по двадцать пять бонн, бросил в свой кейс-атташе, вынул из кармана пачку пятирублевок и протянул ее моряку, а тот говорит, мол, мы договаривались по двенадцати. Ну, как хочешь, – отвечает черный, отдает бонны моряку и уезжает. Незадачливый продавец заглядывает в книжечки, а там вместо валюты – бумага. Кинулся он искать такси, да где там, его и след простыл. Хорошо хоть, выходя из машины, взглянул на номер. 86–88, букв он не запомнил.

– Рисковый фокус, – усмехнулся Соков, – а если бы моряк сразу заметил подмену?

– Покупатель заявил бы, что его обманул предыдущий продавец чеков. Моряк не стал бы по такому поводу затевать ссору, ему за это могли прикрыть визу, ведь продажа валюты запрещена. Я удивляюсь, как он рискнул обратиться в милицию.

– А он и не обращался, его привели дружинники. Пострадавший был слегка навеселе и начал возле «бонника» качать права.

– Тогда, вполне возможно, этот фокус выполняется уже не в первый раз. Что ты выяснил насчет номера?

– У «Волг» ни в частном, ни в государственном секторах, а тем более у такси, такого нет. В соседних республиках тоже.

– Нет, говоришь, – Николаев потер лоб. – А ты, случаем, не знаешь, на чем приехал сюда пострадавший?

– Его сосед по дому подбросил до магазина.

– Значит, преступник мог видеть, как моряк выходил из машины с госномером соседней республики?

– Вполне, – согласился Олейников.

– Похоже, ему не все равно, кого обманывать, он предпочитает иногородних и из другой республики. Отсюда следует, что преступников надо искать в наших краях.

– А вдруг гастролеры? «Волга» обычная, частная, только они на крышу эмблему установили и номера поменяли, – предположил Соков.

– Слишком рискованно, – повернулся к нему Николаев. – Первый же пост ГАИ мгновенно вывел бы преступников на чистую воду.

– Вы считаете, Сергей Анатольевич, и таксист замешан в этом деле?

– Конечно. А насчет номеров, я думаю, что преступники, скорее всего, просто исправили тройки на восьмерки. Даже, если бы их и задержали с такими номерами, они могли спокойно сказать, что это проказы мальчишек. Попробуй теперь поискать номер такси с такой поправкой. Скажешь, как у тебя будут обстоять дела.

Николаев положил на место альбом с фотографиями и подошел к возвышавшимся от пола до потолка полкам с книгами. Сердце его вдруг учащенно забилось.

– Маргарита Ивановна, я смотрю, у вас неплохая библиотека, даже серия «Мастера современной прозы» есть, – сказал он, проводя пальцем по корешкам книг с наклеенными на них аккуратными этикетками с четырехзначными номерами. – Только у вас Борхеса нет.

– Как нет, – выходя из кухни, удивилась заведующая. Она поставила поднос и вытащила из ящика письменного стола толстую тетрадь. – Борхес, Борхес. Ах да, проклятый склероз, я же его дала почитать.

– Интересно, кто сейчас читает Борхеса?

– Один знакомый, точнее, знакомая. Кстати, вы женаты?

– Нет.

– Такой молодой и представительный и, так сказать, не пристроены.

– Да все некогда, – махнул рукой Сергей и вновь повернулся к книжным полкам. – У вас есть Франциско Аяла, а я его так и не сумел достать. Очень хотелось бы прочитать…

– Что с вами сделаешь, обычно я не даю книг из своей библиотеки, но на этот раз сделаю исключение, – сказала хозяйка, расставляя на небольшом антикварном столике японский чайный сервиз.

– Спасибо, – поблагодарил следователь и протянул книгу заведующей. – Посмотрите сами, нет ли в ней каких-либо нежелательных для чужого взгляда писем.

Она взяла книгу, быстро перелистала и вернула.

– Ничего нет. Я редко храню свою корреспонденцию подобным образом.

– Ну, всякое бывает, – широко улыбнулся Сергей.

– Да, – не то вопросительно, не то утвердительно сказала заведующая и внимательно посмотрела на него.

Николаева даже кольнуло. Где-то, и совсем недавно, он уже встречался с похожим взглядом.

– О чем это вы задумались? Прошу к столу, отведать того, что Бога послал.

– «А Бог в тот день послал Александру Яковлевичу на обед бутылку зубровки, домашние грибки, форшмак из селедки, украинский борщ с мясом первого сорта, курицу с рисом и компот из сушеных яблок», – процитировал Сергей.

– Откуда это?

– Из «Двенадцати стульев». Обед у голубого воришки.

– Ах да, точно, – задумчиво сказала заведующая и вновь внимательно посмотрела на него.

Сергей вышел из квартиры заведующей магазина и, слегка покачивая дипломатом, стал медленно спускаться по полутемной лестнице, обдумывая дальнейший план своих действий. На последней ступеньке он на мгновение остановился, над чем-то задумавшись, и это, наверное, спасло ему жизнь. Что-то тяжелое пронеслось мимо его виска и с грохотом разлетелось на бетонном полу.

Сергей нагнулся и поднял осколок кирпича.

Наверху хлопнула дверь.

Следователь отбросил осколок и, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, бросился вверх по лестнице.

На верхней площадке лежала груда старого, испачканного в известке кирпича. Одна из дверей была приоткрыта. Николаев поставил дипломат, вытащил из наплечной кобуры пистолет и распахнул ее. В глубине темного коридора мелькнула тень.

– Стой, – Сергей сделал два шага в темноту и ствол пистолета со звоном ударился о какое-то препятствие. Он протянул руку. Кончики пальцев коснулись, холодной и гладкой поверхности и на пыльном стекле остался след.

«Тьфу ты, зеркало!»

Где-то дальше по коридору приоткрылась дверь, и женский голос тихо спросил:

– Кто здесь?

– Извините, ошиблись дверью, – Николаев спрятал пистолет и, выйдя на лестничную площадку, взял из кучи кирпич. Он был раза в полтора больше обычного. В центре его можно было разглядеть выдавленного в массе двуглавого орла.

– Старый кирпич, еще с царских времен. Хорош для печек, не колется от высоких температур.

Николаев оглянулся и увидел рядом с собой неизвестно откуда появившегося сухонького старичка в длинном испачканном раствором брезентовом фартуке.

– Неужто и вправду не колется? – Усмехнулся Сергей.

– Точно. Что это у вас на щеке? Неужто кровь?

Сергей положил кирпич на место и провел рукой по щеке. На ладони остался красный след.

– Поцарапался где-то, – сказал он, взял дипломат и стал спускаться, стараясь не выпускать из вида стоящего у перил и подозрительно поглядывающего на него печника.

Выбравшись из негостеприимного подъезда, Николаев дошел до ближайшей колонки и, намочив носовой платок, постарался смыть кровь со щеки.

«Кажется, у кого-то есть серьезное желание убрать меня. Похоже, я вышел на след. Становится „жарко-жарко“, как в той детской игре».

По дороге к Ольге Сергей зашел в привокзальный буфет. Приключение с кирпичом в подъезде и чай с печеньем у заведующей почему-то напомнило ему, что сегодня он еще не обедал. Он заказал себе двойную порцию пельменей и кофе. Рядом с ним за стойкой пристроились два забулдыги. Один из них вытащил из кармана бутылку крепленого вина и разлил его по стаканам. Оглянувшись по сторонам, он подмигнул своему товарищу и громко спросил:

– Сколько времени, мы не опоздаем на поезд?

Тот закатал рукав и громко, хорошо поставленным голосом, что говорило о принадлежности его некогда к артистическому миру, сказал:

– Ого! Без пятнадцати семь, московский сейчас отходит.

Посетители, зашедшие перекусить перед дальней дорогой, услышав это сообщение, побросали только что заказанные блюда, схватили свои чемоданы, баулы и бросились к выходу.

Николаев взглянул на часы, которые, в отличии от обладающего артистическим даром пьяницы, у него были, и рассмеялся. До отхода московского поезда оставалось еще минут сорок. Старый, как мир, трюк, им любили пользоваться студенты во времена его учебы в институте, когда не хватало денег до стипендии.

Пьянчужки, не обращая никакого внимания на Сергея и буфетчицу, начали собирать по столам тарелки с закуской, выбирая еще не тронутые посетителями.

– Сергей, есть хочешь? – крикнула Ольга из кухни.

– Нет, я зашел по дороге в пельменную.

– Ну вот, а я тебе борщ сварила.

– Завтра съедим, – Сергей сел на низенькую табуретку в прихожей, вытянул ноги и, прислонив голову к стене, закрыл глаза. – Говорят, что борщ и щи, чем больше стоят, тем вкусней.

– Знаешь, я обнаружила в книге, что ты купил, библиотечный штамп. Она из центральной библиотеки. Ты рядом работаешь, отнеси им, а то они, наверное, уже ищут ее.

– Хорошо, положи на тумбочку в прихожей, чтобы я завтра не забыл. Извини, я сегодня здорово устал и хочу пораньше завалиться спать…

Николаев приподнял соперника, и вдруг острая боль, как вспышка молнии, пронзила затылок. Зал поплыл перед глазами. Он отпустил противника и, схватившись за голову, рухнул на жесткие маты. Все провалилось в темноту. Неизвестно, сколько длилось беспамятство, – мгновение или вечность, но боль наконец отпустила. Он открыл глаза и увидел свое отражение в большой зеркальной стене спортивного зала. Оно лежало совершенно неподвижно, без кровинки в лице и с закрытыми глазами. Кто-то наклонился над ним. Сергей приподнялся и с ужасом заметил, что его отражение продолжает лежать. Он вскочил и кинулся к зеркальной стене. Холодная и гладкая преграда встала на его пути. Николаев бросился на нее всей грудью один раз, другой, третий.

– Пустите меня туда! – молотя кулаками по прозрачному препятствию, закричал он, но не услышал своего голоса.

Склонившийся над неподвижным телом человек оглянулся, и на его лице появилось выражение ужаса.

– Закройте зеркало! – закричал он.

Кто-то задернул шторы. Спортивный зал исчез, и Сергей очутился в кромешной темноте.

Он начал шарить по скользкой стене. Выключатель! Щелчок, и пятнадцативаттная лампочка осветила ванную комнату.

Николаев с удивлением взглянул на свое бледное отражение в зеркале над умывальником.

«Как трясутся руки», – подумал он и засунул голову под струю воды.

Холодная вода его немного успокоила. Сергей закрыл кран и утерся полотенцем. Еле заметная полоска света пробивалась из-под двери спальни. Сергей открыл дверь и в удивлении остановился. На одной половине двуспальной кровати лежала Ольга, а на другой, спиной к двери, сидел какой-то человек.

«Где я его уже видел?» – мелькнуло в голове у Николаева, и он спросил:

– Эй, вы кто?

Мужчина молча встал, шагнул к зеркалу, на котором был нарисован красный круг, и исчез, оставив на полированной поверхности кровавый отпечаток ладони. Тоненькая алая струйка заскользила вниз, когда она достигла нижней кромки, зеркало вдруг треснуло и покрылось сетью мелких трещин.

Сергей бросился к лежащей в постели девушке. Она была холодна, как лед, а на ее шее краснела свежая ранка.

– Ольга! – закричал он и начал трясти бездыханное тело.

– Да проснись же ты, сколько можно спать!

Николаев открыл глаза и увидел склонившуюся над ним Ольгу.

 – Вставай, соня, сколько можно тебя будить? На работу опоздаешь.

– Ага, – кивнул головой Сергей. Переход от сна к реальности был настолько быстр, что он все еще никак не мог прийти в себя.

– Что ты смотришь на меня? Уже без пятнадцати восемь.

– Кошмар какой-то приснился, – он дотронулся до обнаженного плеча Ольги, как бы желая убедиться, что она опять ему не снится.

– Сергей, прекрати,  – девушка оттолкнула его руку. – Если ты можешь себе позволить опоздать на работу, то у меня такой возможности нет. Быстро поднимайся. Слышишь, уже чайник засвистел.

Утром первым делом Николаев направился к экспертам.

– Девушки, красавицы, – обольстительно проворковал он, протягивая завернутую в целлофан книгу Франциско Аяла, – посмотрите, пожалуйста, совпадают ли следы пальчиков здесь, с теми, что вы нашли в Борхесе, и не из одной ли библиотеки эти книги? Только, если можно…

– Побыстрее, конечно?

– Эллочка, скажи Николаеву, какой он у нас сегодня по счету?

– Третий. Так что, дорогой товарищ, записывайтесь на нас в очередь.

– Ну, девушки… А я вам анекдот расскажу.

– Небось политический или старье какое-нибудь. Нас ими твой Соков накормил.

– Что вы! – Сергей закатил глаза и развел «по-восточному» руками. – Вах, вах, изумительный анекдот, из жизни. Приходит бабка в радиомагазин и спрашивает: «Ведь „Шилялис“ литовский телевизор?» «Да», – отвечают ей. «Нет, – качает головой бабка, – мне такой не подходит, он только на литовском говорить будет».

Эллочка, как самая смешливая, захихикала в кулачок.

– Вот дает бабулька. Только на литовском… Ладно, что с тобой сделаешь. Ты скоро совсем сюда переедешь и сядешь нам на голову.

– Ой, перееду девочки. И будет все у нас хорошо, и мы поженимся, – набирая номер, пообещал Сергей.

– Ну-ну, дождешься от вас, – прыснули женщины. – Мы тебе и твоему коллеге больше не верим.

– Это ты, Володя? Звоню от экспертов, они передают тебе привет, страстно целуют и ждут тебя в гости.

– Хватит заливать, нужен он нам. И без него здесь работы хватает.

– Хорошо, – Николаев на мгновение оторвался от телефонной трубки. – Он вас тоже целует… Нет, я сейчас в отдел кадров управления торговли. Заскочи через часок к девочкам, они тебе результаты экспертизы отдадут. Давай.

– Быстрый какой, через часок…

Николаев вышел из управления торговли. Его взгляд остановился на шедшей по фасаду дома напротив надписи «Детская библиотека», и он вспомнил о задании Ольги. До центральной библиотеки было четыре остановки. Сергей сел в троллейбус и вытащил из дипломата свое приобретение.

Старинные волшебные книги, по-моему, раньше назывались гримуарами. Надо хоть взглянуть, перед тем как отдать, что здесь есть еще интересненького. «Вольт». «Нетопырь». «Порча». Что за порча? Ну-ка, посмотрим.

«В субботу надо купить бычачье сердце, затем пойти в пустынное место, вырыть глубокую яму, насыпать слой негашеной извести, а на нее положить сердце. Колоть его продолжительное время, произнося имя врага и стараясь вообразить, что его колешь. Сделав это, возвратиться в молчании, не говоря ни с кем. Каждый следующий день, натощак, производить то же с твердым намерением отомстить. Вскоре это лицо почувствует внутренние страдания, все увеличивающиеся, в особенности, когда ваши мысли будут им заняты; и, если продолжать, то погибнет от сухотки».

Неплохо придумано, но для нас не подходит. Пока натощак выберешься из города на пустынное место, сам от голода помрешь. Нет ли чего более подходящего для наших условий?

«Тяжбу выиграть». «Сделаться угодным царю». «Убийцу изловить». Вот это как раз то, что мне нужно.

«Взять теплой крови убитого и бросить в огонь, чтобы она сгорела, и убийца, хотя бы он находился за несколько верст, возвратится; если же варить кровь убитого на месте преступления, с дубовым деревом». «И это все? Не слишком ли просто? Хотя, как говорят, все гениальное просто. Надо переписать и предложить товарищу майору…»

– Молодой человек, конечная! Троллейбус идет в парк.

Сергей выглянул в окно.

«Остановку проехал. Ладно, пройдусь пешком».

На улицах, хоть до октябрьского юбилея был почти еще месяц, на столбах уже вовсю развевались кумачовые стяги и транспаранты, а витрины были украшены трехметровыми орденами Октябрьской Революции. В большинстве продуктовых магазинов это вообще было единственным, чем они могли похвастаться, не считая многочисленных без толку слоняющихся или скучающих за пустыми прилавками продавцов в грязных халатах. Конечно, понятно, что к празднику магазины постараются заполнить хоть какими-нибудь продуктами и консервами, хранящимися на складах, но многим уже сейчас было ясно, что Горбачев со своей цэковской компанией, откровенными заигрываниями перед Западом и пустыми разговорами вел страну к пропасти.

Николаев остановился перед перегородившим улицу огромным, метров десять в высоту, портретом генерального секретаря. Два десятка рабочих, большинство которых уже были «под мухой», при помощи двух подъемных кранов пытались водрузить это произведение монументального искусства на стену дома. Интересно, сколько народа можно было бы одеть, если собрать весь материал, потраченный на знамена, лозунги и подобные портреты за годы советской власти?

Свежий порыв ветра вдруг вырвал одно из креплений на углу огромного планшета и он, со всей силы ударившись о землю, преломился надвое. Сергей ехидно улыбнулся, обошел суетящихся рабочих и пошел своей дорогой. Его ехидство по отношению к несчастному случаю с портретом «генсека» было понятно: у него были свои счеты с этим «негодяем» (иначе, правда, только про себя, он Михаила Сергеевича и не называл). Дело в том, что перед Чернобыльской катастрофой Ольга находилась на третьем месяце беременности, было подано даже заявление в ЗАГС, но врачи посоветовали сделать аборт. После него она целый год не могла прийти в себя, пришлось даже взять в институте академический отпуск. У них была негласная договоренность не напоминать друг другу об этом периоде жизни.

Всего этого бы не произошло, если бы Горбачев сразу сообщил или разрешил сообщить о катастрофе, чтобы население приняло хоть какие-нибудь меры безопасности.

Нет, он выжидал. Его партийные секретари и высокопоставленные чиновники вывозили свои семьи подальше от Чернобыля, за Урал, жрали таблетки с йодом, а Михаил Сергеевич выжидал. Почти неделю, пока шведы не передали на русском о том, что в Советском Союзе произошла ядерная катастрофа. Но и потом он не отважился выступить перед народом, хотя до этого его физиономия с экрана телевизора не сходила. Отсиживался, наверное, со своей половиной, в бункере, построенном на случай атомной войны, и ждал, когда уровень радиации упадет.

А народ целую неделю ни о чем не знал, купался, загорал. Погода стояла солнечная, Николаев сам с Ольгой почти все это время провел на пляже. Семь дней умножить на двадцать четыре часа, получается сто шестьдесят восемь. Если верить специалистам и учебникам по гражданской обороне, то каждые семь часов радиоактивность зараженной области падает в два раза, значит, за это время, она могла снизиться раз в сто или больше. Девчонки из лаборатории, как только услышали по радио о катастрофе, успели сделать несколько замеров радиоактивности почвы, пока кэгэбешники не изъяли и не заменили на всех предприятиях и в институтах города счетчики Гейгера аппаратурой, не реагирующей даже на радиоактивные эталоны. Так вот, в некоторых местах она превышала почти в двести раз норму! И это почти в восьми сотнях километрах от аварии. Интересно, что показали бы счетчики, например, 28 апреля?

Да, сколько людей загублено. Дело даже не в том, сколько сотен тысяч умрет в первые десять лет после Чернобыля, страшны последствия тех изменений, что наступают на генетическом уровне и будут передаваться из поколения в поколение. Сколько миллионов родителей так никогда и не узнают, что за уродства детей они должны благодарить не своих, живших распущенной половой жизнью бабушек, и дедушек, а одного негодяя и труса, пытавшегося, даже ценой жизни чужих, еще не родившихся ребятишек, удержаться у кормила власти.

Если, конечно, у этих людей будут дети. У Ольги их больше не будет…

«Вот сволочь!» – выругался Николаев, споткнувшись о груду булыжников на тротуаре. Задумавшись, он чуть не свалился в вырытую поперек тротуара канаву.

Несколько стоявших на троллейбусной остановке человек удивленно на него посмотрели. Спокойным прибалтам была чужда подобная манера выражения своих чувств на людях. Смущенно улыбнувшись и что-то пробормотав под нос, Сергей перешел на другую сторону улицы.

– Эй, здесь есть кто? – звук на удивление быстро заглох между рядами полок, уставленных старинными книгами.

Тишина, только слегка задребезжали стекла от проехавшего по соседней улице трамвая.

– Есть здесь кто-нибудь живой? – еще раз, но погромче, позвал Николаев.

– Ви зачем кричите?

Сергей только сейчас заметил между полок сухонького седого еврея со сползшими на нос очками и толстой книжкой в руке. Следователь сделал несколько шагов ему навстречу и слегка поморщился: от старичка почему-то пахло серой.

– Извините, я хочу возвратить в библиотеку книгу.

– Да? А кто скажет мне, когда ви ее успели взять?

– Я не брал у вас эту книгу.

– То-то я смотрю, что ваша личность мне не знакома. Сейчас это большая редкость, когда кто-либо не брал, да еще возвращает. Или я чего не понимаю?

– Я случайно приобрел книгу возле букинистического магазина. В ней была печать центральной библиотеки.

– Как это была? Ви ее вывели или залили чернилами, а может, просто вирвали лист?

– Да нет, вы меня неправильно поняли, печать цела. Внизу мне сказали, что книга из отдела редких изданий и мне нужно обратиться к Францу Иосифовичу. Правильно я попал?

– О да, ви попали в самую серединку, даже более того. – Старичок взял протянутую Сергеем книгу и открыл. – Ну вот, он и нашелся. Это чрезвычайно редкий экземпляр. Врзможно, зная истинную стоимость сего гримуара, ви и не подумали бы идти в библиотеку. Бедный Александр Модестович, он уже собирался давать объявление в газету. Большое спасибо, молодой человек, что нашли в этом суетном мире время зайти к нам.

– Не за что. Вы не сказали бы, как называется эта книга?

– Кто теперь об этом может знать?

– А почему у нее нет титульного листа?

– У этой книги нет не только титульного листа. История очень старая, но ви заслужили, чтоб я ее рассказал.

Давайте пройдемте туда и присядем. Я уже не в том возрасте, когда мог часами бродить по этому бесконечному лабиринту.

Они прошли между рядами полок с книгами и очутились в небольшом закутке, в котором стояли стол и два стула. Небольшое полутемное окно выходило во двор-колодец.

Старик положил книги на стол, показал Сергею на стул и сел сам.

– Ви знаете, эта история произошла очень давно, тогда читатели еще не воровали книг из библиотек и не умели выводить хлоркой и перекисью водорода печати. До того как я пришел сюда, здесь работал старичок-библиотекарь, которому лет было намного больше, чем мне, хотя, кажется, куда уж больше. Так вот, этот старичок как-то незаметно для других заболел. Характер его болезни заключался в том, что перед тем как отдать книгу читателю, он выдирал из нее первые и последние страницы. Старичок был тихий, и вначале никто не замечал его странной болезни, но скоро посыпались жалобы от читателей. Когда библиотекаря забрали, куда следует, и спросили, зачем он это делает, тот сказал, что все книги – суть одна книга, и поэтому нет и не может быть у них начала и конца. И ви знаете, – старый еврей блеснул хитрыми глазками, – я начинаю подумывать, что он был прав. Помните, как у Блуа? «Мы всего лишь строки, слова и буквы магической книги, и эта вечно пишущаяся книга – единственное, что есть в мире, вернее, она и есть мир».