Текст книги "Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице]"

Автор книги: Генрих Гацура

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

– Пока я вижу, что качаешься ты, – Николаев вновь уронил голову на руки и закрыл глаза.

– Просыпайся, – обессилевший Соков сел на соседний стул, – я точно говорю, у него есть двое… Нет, может, даже четверо блондинок. – Он нагнулся и заорал на весь зал, прямо в ухо Сергею: – Блондинок!..

– Блондинок? – Николаев встрепенулся, взял со стола рюмку с водкой и залпом ее выпил. – Почему ты нас не представил?

– Хватит пить. Что ты завелся?

– Пить легче, чем есть. Нам все равно спирт или пулемет, лишь бы с ног валило. И вообще ты зачем здесь поставлен, рюмки за мной считать?

– Всё, пошли, – рывком, слегка покачиваясь, поднялся Володя. – Рота, подъем! Боевая тревога! По местам стоять, с якоря сниматься] Боцмана и судового электрика на бак!

– Ты чего орешь, – Сергей вцепился мертвой хваткой в соковское плечо, – я уже стою.

– Запевай! – скомандовал Володя.

– Вихри враждебные веют над нами, злобные силы нас грозно гнетут!.. – начал было Николаев, но Соков грубо перебил его:

– Чего поешь, сволочь! Перед кем стоишь? Во фронт! Ружьями и саблями на караул!

– Чего вы копаетесь? – спросил вдруг возникший как из под земли Круминьш. – Пошли за наш стол. Девочки уже заждались. Настоящие красавицы!

– У нас никогда не было некрасивых женщин, было мало водки.

Следующее пробуждение Николаева было уже в объятиях блондинки.

– Ты прекрасно танцуешь, – шепнула она ему на ухо.

Николаев прекратил передвигать ногами и, продрав глаза, огляделся по сторонам.

– Где мы?

– У меня, на даче!

– Мы же только что были в «ночнике».

– Они только до четырех утра работают. Уже закрылись.

– Сколько сейчас времени? – Сергей оттолкнул женщину и, с трудом сохраняя равновесие, подошел к огромным напольным часам. – Черт, ничего не вижу, но часы хорошие, скорее всего вторая половина восемнадцатого века. Механизм хоть и английский, но корпус выполнен одним из французских придворных чернодеревщиков… Боже, как трещит котелок! – Он схватился за голову и опустился на ковер. – Но если вы отодвинете их от стены, то в верхней части наверняка обнаружите инициалы… Черт, что с моей головой. Сколько сейчас времени?

– Семь, – блондинка положила Сергею на голову свою прохладную ладошку, – ты сегодня ночью был выше всяких похвал.

– Бред какой-то, – буркнул Николаев и уронил голову себе на грудь.

– Ты будешь вставать или нет?

– Нет! Отстань.

– Вставай, пошли пить шампанское.

– Отстань от меня, «с меня довольно, иначе я сойду с ума».

– Серега, шампанское «новосветское».

– Больше в рот грамма не возьму.

– Я тебя понимаю. Меньше тоже. Но дело в том, что шампанское прямо из холодильника, со льдом.

– Наливай, – Николаев приподнялся со своего ложа и протянул в пространство руку.

– Уже готово, сэр.

Огромный холодный бокал лег прямо ему в ладонь. Сергей, не открывая глаз, двумя жадными глотками осушил его. На дне зазвенели кубики льда. Он вновь вытянул руку, но уже с пустым бокалом, и сказал:

– Еще.

– Да будет жизнь твоя полна, как эта полная чаша.

По руке Николаева потекли струи прохладного напитка.

Он выпил еще и наконец открыл глаза.

Лежал он в центре залы поперек какой-то широкой и низкой кушетки. Ноги его были прикрыты шкурой белого медведя. То, что упиралось Николаеву в бок и мешало спать, было головой этого страшилища.

Сергей откинул ее и сел.

– Сколько времени?

Соков посмотрел на часы и сказал:

– Семь часов.

– Так рано… Какого черта…

– Вечера, – как истинный изувер добавил Володя.

– Все шутишь, – встал со своего ложа Сергей. – Если бы ты не догадался купить шампанского, то черта с два бы поднял меня в такую рань.

Тут его взгляд упал на батарею пустых бутылок. Даже если бы следователи в милиции зарабатывали на порядок выше, они вряд ли смогли позволить себе купить с получки такое количество бутылок «новосветского» шампанского. Даже пустых.

– Серега, а кто такой Вакулов?

– Не понял? – Удивленно посмотрел на своего приятеля Николаев.

– Вы вчера с Ириной взахлеб вспоминали своего приятеля. Она еще, говорила, что достаточно ему появиться в какой-либо стране, как через две недели начинается перепорот. Вы здорово ржали по этому поводу.

– Володь, отстань, я даже не помню эту бабу.

– Это же твоя однокурсница.

– Не помню. Отцепись от меня. Где эта сволочь, с кем мы вчера пили?

– Круминьш?

– Да.

– Он с нами не поехал, бабы его не взяли, сказали, что им мужиков достаточно.

– А где Ирина?

– Так ты все-таки помнишь? Уехала со своей подружкой, просила, чтобы мы обязательно подождали их. Я тут нашел прекрасное место, где самое то – пить шампанское…

Они поднялись по лестнице и оказались в большой комнате, где вместо одной стены было огромное, от пола до потолка окно. Напротив него стоял столик на колесиках с напитками, а рядом несколько кресел.

Володька развалился в одном из них и сказал:

– Не знал, что ты знаком с такими дамами, и уж тем более и не мог представить, что буду просто так сидеть с бокалом шампанского на цэковской даче. Фантастика! И, шикарные бабы!

– Володя, у тебя есть в жизни еще что-либо, вызывающее большую или такую же страсть, как женщины?

– Только деньги.

– А как же старинные автомобили?

– Представляешь, – Соков закинул ногу на ногу и мечтательно уставился в окно, – именно для удовлетворения этой страсти мне и нужны деньги. Большие деньги.

– Знаешь, за что я люблю и не люблю свою службу? – Николаев отхлебнул из своего бокала. – Здесь за несколько лет можно узнать о людях столько и такое, о чем в обычной жизни никогда и не догадался бы.

– Это камушек в мой огород?

– Не обязательно. Да и не камушек это, а булыжник.

– Серега, – Соков взял с пола бутылку шампанского и долил себе еще, – ты неисправимый идеалист. Знаешь, о чем мечтает чуть ли не каждый второй милиционер или кэгэбэшник? Знаешь?

– Они мечтают схватить какого-нибудь жирного лоха за задницу и свалить из милиции с миллионом рябчиков.

– Да кому они сейчас нужны. Долларами надо брать, и если сваливать так уж за бугор.

– Не смейся, ты слышал, что Соловьев ушел из прокуратуры? Говорят, взял какого-то миллионщика, за рога и пока не выдоил, его, и тот пулю себе в лоб не пустил, не слез. Теперь он может отдыхать… Вот бы мне такой попался.

– Что же его свои спокойно отпустили?

– Свидетелей не осталось. Да он и сам не придурок, чтобы светиться. Всех старых милицейских и прокурорских дружков повыкидывал из дома. Справку по здоровью получил. Кооператив открыл. Все путем, не подкопаешься.

Дверь распахнулась и на пороге появилась хозяйка дачи.

– Ну что, мальчики, загрустили? Володя выйди, тебя ждет твоя дама, приехал один очень большой человек и хочет поговорить с Сергеем.

Соков, прихватив бутылку, вышел из комнаты.

– Что за человек хочет со мной поговорить?

– Очень влиятельный, из ЦК партии республики. Только не руби сразу с плеча, выслушай его сначала.

– Хорошо, – пожал плечами Николаев, – тащи его сюда.

– Я уже здесь, – из-за спины Ирины вышел низенький, плотного сложения человек в больших роговых очках с затемненными стеклами. – Будем знакомы, меня зовут Александр Федорович.

Говорил он с заметным прибалтийским акцентом, что никак не вязалось с его именем-отчеством.

– Как меня зовут, вы, похоже, знаете, – пожал протянутую руку Сергей. – Извините, что не встаю.

– Ничего, я вас понимаю, – сказал Александр Федорович и сел в кресло, в котором только что сидел Соков. – Сергей Анатольевич, не буду тянуть кота за хвост, у меня есть к вам деловое предложение.

– Если вас не затруднит, – Сергей повернулся в кресле, чтобы лучше видеть собеседника, – вы не подскажете, как вы узнали, что я здесь.

– Ну, это дело техники, а, кроме того, у нас есть с вами общие знакомые. Дело в том, что группа очень высокопоставленных товарищей хотела, чтобы вы прекратили дело о комиссионном магазине. По-моему, вам об этом дал понять и ваш непосредственный начальник.

– Да там два убийства, не считая ограблений. Как вы себе это представляете? – криво усмехнулся Николаев.

– Сергей Анатольевич, если не ошибаюсь, вам сделали неплохое предложение по поводу работы. Почему бы не принять его? Естественно, вы можете назначить себе вознаграждение, компенсацию за моральный ущерб. Речь в данном случае может идти об очень значительной сумме. Остальное за нами.

– А если я не соглашусь?

– Скажу, что не понимаю вас. Преступность в стране растет с катастрофической прогрессией. Зачем держаться за место, где каждый день можно пасть жертвой бандитской пули, если вам предлагают более безопасное и высокооплачиваемое место. Плюс – квартира. Уже одно это в вашем возрасте должно было бы перевесить и заставить принять положительное решение.

– Извините, – Сергей встал, – мне неприятен этот разговор. Разрешите откланяться.

– Что ж, – благосклонно улыбнувшись, развел руками Александр Федорович, – насильно мил не будешь.

Николаев успел заметить, как за темными стеклами очков зло блеснули прищуренные глазки.

«Да пошел ты!..» – подумал про себя Сергей и, резко повернувшись, вышел из комнаты.

– Зря ты с ними так, – сказал Соков, расплачиваясь с водителем.

Николаев молча открыл дверцу и вышел из такси. Несмотря на позднее время, возле памятника Ленину, напротив интуристовской гостиницы, стояло несколько десятков демонстрантов и, размахивая плакатами и национальными флагами, скандировали:

– Оккупанты, вон отсюда! Езжайте к себе домой!

Несколько милиционеров безучастно взирали на демонстрацию. Их начальство играло в демократию. Поговаривали, что Горбачев должен был получить Нобелевскую премию, поэтому всякие преследования диссидентов официально были запрещены. По правде говоря, у первого в мире социалистического государства рабочих и крестьян за более чем семидесятилетнюю историю существования и без этого было наработано достаточное количество всевозможных способов воздействия на инакомыслящих.

– Что ты думаешь по этому поводу? – кивнув на пикетчиков, поинтересовался Соков у Николаева.

– Что мне думать? Я хоть и представляю русскоязычную часть населения, но родился здесь, знаю латышский и со всеми хочу жить в мире. Более того, я подписал какое-то воззвание о возвращении старого флага.

– Думаешь, интеллигент хренов, пересидеть это смутное время?

– Мечтаю. И не желаю больше об этом говорить. Мне, простому человеку, все равно при ком жить – при коммунистах или капиталистах. Легче мне от этого не будет. Ни те, ни другие со мной ничем не поделятся. Все эти политические лозунги, раскачивающие и разваливающие страну, могут принести дивиденды только кучке рвущихся к власти людей и мафии.

Слегка покачиваясь, они уже почти пересекли освещенный одиночными фонарями парк, когда им навстречу из-за кустов шагнула темная фигура.

– Эй ребята, прикурить не найдется? – спросил человек, и тут же в его руке вспыхнул огонек.

«Зачем ему, – мелькнуло в еще затуманенной винными парами голове Сергея, – у него самого есть зажигалка».

– Беги! – Володя, падая, толкнул стоящего столбом приятеля, но было уже поздно, вспыхнул еще один огонек и что-то очень сильно ударило Сергея в плечо.

«Больно же», – подумал Николаев и тут же провалился в темноту.

Это было странное ощущение. Длинный черный туннель, затем свет, и тут он увидел с высоты птичьего полета, как внизу копошатся какие-то люди, подъехало несколько машин с мигалками на крышах. Удивительно было другое. Ведь только что была ночь, а то, что происходило там, на Земле, происходило при ярком освещении, он видел каждую деталь, буквально каждую песчинку. Чем они там занимаются?

И тут нечто, со всей силы, как пинком, выпихнуло его назад, в темноту.

В дверь постучали, и в палату кто-то вошел.

– Ну что, сачок, все спишь?

Сергей Николаев открыл глаза, повернул голову на голос и увидел стоявшего возле кровати Сокова. В руках у него было несколько бумажных свертков, а под мышкой букет с розами.

– Тут ребята передают тебе кое-какие подарки, чтоб ты быстрее поправлялся, – он начал складывать на подоконник и прикроватную тумбочку свои пакеты. Добравшись до букета роз, Соков оглянулся по сторонам. – А вазочки у тебя не найдется?

– Спроси у сестрички, – отозвался, наконец, Николаев. – Привет. Как там, у вас?

– Сейчас все расскажу, только поставлю цветы, а то наши девушки их так долго выбирали. – Соков скрылся за дверью и буквально через пару минут появился, держа в руках большую трехлитровую банку, полную воды. Поставив ее на подоконник, он шлепнулся на стул и вытянул ноги. – Привет, болящий. Вот проезжал мимо, решил заскочить.

Николаев повернулся, устроился поудобней на постели и ответил:.

– Привет тебе, привет. Что новенького в мире?

– Коммунисты совсем потеряли почву под ногами. Все вокруг критикуют и ругают партию, требуют независимости республики.

– Ты опять о политике.

– Ладно тебе, знаешь в какое интересное время мы живем? Ты когда-нибудь верил, что эта огромная система вдруг зашатается и начнет рушиться словно колосс на глиняных ногах?

– Как бы он тебя под своими обломками не похоронил.

– Не то время. Новые флаги везде вывесили. Кооперативы разве что ленивые не пооткрывали. Деньги зарабатывают. Начальство говорит: «перестройка, гласность», и тоже гребет все под себя. Круминьш «слинял» из органов. Говорят, ему, как члену партийного комитета, перепала куча бабок, партия, чувствуя свой конец, распихивает деньги по коммерческим структурам, как нацисты в конце войны, создает себе запасы, счета, пути для возрождения, но попробуй подкопаться, ничего не докажешь. Да и вообще все уходят в частные структуры охранниками – там больше платят. Самое время мне в этой ситуации прижать какого-нибудь жирного лоха, вытрясти из него пару сотен тысяч долларов, купить старинный «хорьх», тут как раз продают один в шикарном состоянии, и свалить за бугор!

– Ты все еще мучаешься своей идефикс? Узнают кэгэбэшники, в тюрьме сгноят.

– Да они сами сейчас тише воды, ниже травы. А большинство вообще занялись своим бизнесом и отмывкой денег.

– Что еще новенького?

– Альбертик в кооператив ушел. Директором кафе работает, по заграницам шастает.

– Да, веселая жизнь у вас, а я все лежу и на солнышко гляжу… Точнее, на твою лампу все гляжу.

– Ладно, не раскисай. Мне врач сказал, что тебе скоро можно будет ходить. Да, я отдал рассказ, что ты здесь написал, знакомому редактору. Ему понравилось, возможно, напечатает. Обещал зайти к тебе.

– Как же, зайдет.

– Если он обещал, то зайдет. Знаешь, какие у него статьи в газете сейчас выходят? Читать страшно. Ничего не боится.

– Что ж ты не принес?

– В следующий раз принесу. Ольга так и не приходила?

– Ты же знаешь, что нет.

– Да, – Соков взлохматил свои волосы, – ох уж эти бабы.

– Если тебе больше нечего сказать мне, можешь идти, – Николаев отвернулся к стене.

– Извини, не хотел. – Соков встал и вновь залез пятерней в свои коротко постриженные волосы. – Да, я слышал – наше начальство наконец подписало бумаги на вручение тебе ордера на квартиру и крупной премии. Понятно, что отмазаться хотят. Ладно, я пойду. Забегу на следующей неделе. Поправляйся, мы еще им покажем.

– Пока, – не оборачиваясь, попрощался Николаев.

Хлопнула дверь. Сергей вытащил руку из-под одеяла и нарисовал пальцем на стене улыбающуюся рожицу.

Да, вот и Володька ушел. Если бы только он один. Говорят, что Ольга, после того как он попал в больницу с тремя огнестрельными ранениями, просидела возле отделения реанимации несколько часов, но потом за ней приехала мать и увезла домой. За время своего кратковременного пребывания в больнице Лидия Ефремовна сумела разузнать у врачей, что положение Николаева безнадежное и, как считали эскулапы, он мог остаться инвалидом на всю жизнь, поэтому она приложила все старания, чтобы объяснить дочери, какие проблемы в жизни ее ожидают, если она не прекратит с ним всякие отношения. Затем энергичная женщина забрала Ольгины документы из университета и вообще увезла дочку в другой город.

Впрочем, с Ольгой все ясно, у них подобное уже было, когда Николаева, многообещающего ученого, без пяти минут заведующего престижной, им же организованной лаборатории выкинули за правдолюбие из института. Она вместо того, чтобы поддержать его в трудную минуту, быстро нашла замену в виде сынка второго секретаря горкома. Не зря говорят, кто предал единожды, предаст дважды. Это относилось и к красивым женщинам.

Врачи ошиблись. Сергею повезло, пули прошли буквально в нескольких миллиметрах от жизненно важных органов, правда, он потерял очень много крови и довольно долго пролежал в реанимации, но сейчас мало-помалу шел на поправку. Врач обещал, что на следующей неделе он уже сможет ходить, правда, пока еще с костылями.

Николаев ударил рукой по стене.

«Эти сволочи не дождутся, чтоб я загнулся. Я еще попляшу на их похоронах!» – и Сергей вновь, что есть силы, врезал кулаком по стене.

Глава IV. (Май 1990 года)
Курортная мафия

«Волга» мигнула красными огоньками и, выехав на обочину, остановилась.

– Похоже, дождь собирается, – выключив габаритные огни, сказал сидящий за рулем милиционер.

– Может, это и к лучшему, – задумчиво произнес мужчина в черной кожаной куртке.

– Он не остановится.

– Ты думаешь? – Пассажир повернулся и внимательно посмотрел на милиционера.

– Я вместе а ним в одном классе учился. Мы весь класс дать заставили одну клятву, а он ни в какую. Впятером его лупили, но на колени он так и не встал…

В салоне автомобиля резко прозвучал зуммер телефонного аппарата. Мужчина в черной куртке поднял трубку.

– Да… Хорошо.

Хлопнули дверцы машины. Двое вышли на дорогу. Обладатель черной куртки оказался почти на две головы ниже гиганта милиционера.

За растущими вдоль дороги деревьями мелькнули фары автомобиля. Милиционер поднял полосатый жезл. Мужчина вынул из кобуры пистолет и снял с предохранителя.

«Москвич» выскочил из-за поворота и, переключив ближний свет на дальний, не останавливаясь, промчался мимо.

– Давай за ним! – Мужчина бросился к машине и сам сел за руль.

Еще не успела захлопнуться дверца за милиционером, как «Волга», взревев двигателем и выбрасывая из-под колес гравий, устремилась в погоню за «Москвичом». Один поворот, другой. И вот впереди показались красные огоньки.

– Включить сирену? – спросил милиционер.

– Не стоит. Привлечем внимание аборигенов. – Нога мужчины до отказа выжала педаль газа.

Машины поравнялись. Милиционер высунул в окно руку с полосатым жезлом, но «Москвич» только прибавил скорость.

– Уйдет, скоро шоссе! – крикнул милиционер.

– От нас еще никто не уходил – только ногами вперед. – Зло усмехнувшись, мужчина резко крутанул руль вправо.

Раздался удар, еще удар, и «Москвич», сбив придорожный столбик, вылетел с проезжей части. Милицейская «Волга», визгнув тормозами, остановилась и задом подъехала к месту аварии. Габаритные огни погасли. Двое вышли из машины, оглянулись по сторонам и быстро спустились с насыпи. Вспыхнул фонарик. «Москвич» врезался в большой, в два обхвата, тополь. Дверца водителя была распахнута. Луч фонарика выхватил наполовину вывалившуюся из машины фигуру водителя, его лицо было залито кровью. Человек в куртке склонился над неподвижным телом и, дотронувшись до запястья, сказал милиционеру:

– Принеси монтировку.

– Зачем?

– Быстро, я сказал!

Пока тот бегал за монтировкой, мужчина через разбитое стекло достал застрявший между сиденьями дипломат.

По дороге проехала машина. Начал накрапывать дождь.

– Вот черт, носит кого-то в такую погоду. – Мужчина поднял воротник куртки и кивнул на водителя «Москвича».

– Бей по голове… Еще разок. Ишь, писака, Юлиан Сименон выискался. Не таких обламывали. Хватит, поехали…

– Шеф у себя?

Секретарша на мгновение оторвалась от журнала мод и кивнула белокурой, в мелких кудряшках головой.

Сергей Николаев, высокий молодой человек в черной кожаной куртке, стукнул для приличия пару раз в дверь с табличкой «Главный редактор» и вошел в кабинет.

– Можно, Эдмундас Казимирович?

– А, пропащий. Садись, рассказывай.

– Все готово, – молодой человек вытащил из дипломата стопку отпечатанных листков и положил на стол перед редактором. Сегодня до трех ночи сидел.

– Я уже хотел объявить тебя во всесоюзный розыск. Мог бы и позвонить.

– Да я не мог даже на минуту покинуть зал, чтобы не пропустить ни одного докладчика. Заседания кончились за полночь, а еще нужно было брать интервью. Одним словом, обе стороны нашли кое-какие общие точки. Следующее заседание двадцатого. Правда, я сомневаюсь, чтобы все эти заседания…

– Хорошо, – перебил Николаева редактор, – почитаем. Меня еще за прошлый твой репортаж второй раз вызывают в горком.

– А причем здесь вы? Я его написал. Пусть меня и вызывают.

– С тебя, Сережа, как с гуся вода. А я – редактор. Ну ладно, отбрешемся и на этот раз.

– Не имеют права, а как же демократия и гласность.

– Ну-ка, прочитай, что здесь до сих пор написано, Эдмундас Казимирович ткнул пальцем в газету, «орган городского и районного комитетов партии». Так что имеют они нас и еще как имеют.

– Что новенького за неделю произошло?

– Новенького? – Редактор взглянул на журналиста и отвел глаза. – Ты, кажется, дружил с Николаем Ирбе?

– Почему дружил?

– На второй день после твоего отъезда он разбился на машине.

– Насмерть?

– Да.

– Странно, – Сергей достал из кармана пачку сигарет и закурил. – Полторы недели назад Николай звонил и сказал, что кое-кто много бы дал, чтобы увидеть его в гробу в белых тапочках.

– Ты не спросил, о чем материал?

– Он же был страшно суеверный и считал плохой приметой говорить о не готовой статье. – Журналист затушил сигарету. – Эдмундас Казимирович, дайте мне отпуск, можно за свой счет. Я хотел бы съездить и разобраться в этом деле.

– Старое вспомнил. Опять за самодеятельность принялся. Не зря тебя, наверное, из милиции выгнали.

– Никто меня из милиции не выгонял. Сами знаете.

– Ладно, ладно, хватит заводиться, ты же знаешь мою теорию о том, что любой живой организм старается освободиться от инородных тел. Это относится и к различным «органам». Не прижился ты в той среде, – улыбнулся редактор.

– Не знаю в «среде» или в «пятнице», но мне хотелось бы разобраться в этом деле с аварией.

– Ты уже один раз попытался разобраться и знаешь, чем обычно это кончается. Кстати, мне тогда тоже досталось за статью об этом прохвосте, директоре антикварного магазина. Но правда все же восторжествовала. Сидит голубчик, и даже влиятельные друзья не спасли. Ты не обижайся на старика, ведь это я тебя на работу взял, когда ты из больницы вышел. Весь зеленый. Какой из тебя работник был – еле ползал.

– Жалеете?

– Я? Да ты что! Я еще тогда подумал, ежели в этого голубчика приятели директора три раза стреляли и недострелили, так ему любое мое задание выполнить будет раз плюнуть. И, видишь, не ошибся. Недели тебе хватит?

– Хватит.

– Я дам тебе командировку. Говорят, там достигли неплохих результатов в области курортного обслуживания. Напишешь статейку строк на триста, ну и парочку снимков дашь. Не забудь зайти в бухгалтерию и взять командировочные. Все, иди. Мне еще к выступлению в горкоме нужно готовиться.

Всякий раз, приезжая в этот курортный городок в отпуск или в гости к Николаю, Сергей испытывал эмоциональный подъем, сейчас же ему было не по себе от этой праздношатающейся толпы отдыхающих. Возможно, где-то здесь, среди разноцветных вывесок кафе, ресторанов, гостиниц и крытых черепицей, больше похожих на игрушечные коттеджей, скрывается разгадка гибели его друга Николая Ирбе.

Журналист свернул с проспекта на одну из узеньких улиц, ведущих к морю, проехал несколько сот метров и остановился возле небольшого частного дома. За забором по двору носилась огромная лохматая собака. Она с радостным лаем бросилась к Сергею, едва он открыл калитку. Дверь дома распахнулась, и на пороге появилась худенькая женщина в строгом черном платье с белым кружевным воротничком.

– Привет, Марта.

– Здравствуй, – кивнула она. – Заходи, что стоишь? Барс, на место.

Журналист вытер ноги и вошел в дом.

– Не разувайся, я уже неделю ничего не убирала. Проходи в гостиную. Я сейчас, только чайник сниму.

Сергей вошел в комнату, и первое, что увидел – большой портрет своего друга. Было какое-то жуткое несоответствие между улыбающимся лицом Николая и массивной траурной рамой, которую пересекала наискосок черная лента.

В гостиную вошла Марта.

– Знаешь? – взглянув на портрет, спросила она.

– Да. – Сергей протянул ей букет гвоздик.

– Спасибо, – женщина подошла к небольшому столику под портретом и положила на него цветы.

– Как это произошло?

Она резко повернулась и спросила:

– Выпить хочешь? – Глаза ее были воспалены и обведены темными кругами.

Сергей отрицательно покачал головой. Женщина достала из кармана пачку сигарет и закурила.

– На втором километре старого шоссе, около десяти часов вечера. Врезался в дерево. В милиции сказали, что несчастный случай. Скользкое шоссе. Не справился с управлением.

– О чем он сейчас писал?

– Знаешь же, он не любил рассказывать.

– А дома остались какие-нибудь его бумаги?

– Нет, он все материалы, над которыми работал, всегда возил с собой в дипломате.

– Можно, я посмотрю в его столе?

Марта пожала плечами и открыла дверь в кабинет мужа.

Ящики письменного стола были забиты книгами, справочниками и старыми, пожелтевшими вырезками из газет. Здесь явно не было ничего такого, что могло натолкнуть на мысль о последней работе покойного. Сергей закрыл стол и взял лежащую возле телефона записную книжку.

Безучастно наблюдавшая за его действиями Марта вдруг встрепенулась, как бы очнувшись от сна.

– Он забыл ее в тот день на столе, – сказала она и несколько раз жадно затянулась сигаретой.

Журналист перелистал книжку. Номера телефонов, какие-то сокращенные записи.

– Можно, я возьму ее на несколько дней?

– Бери, – пожала плечами женщина.

– Да, у него был диктофон. Ты не знаешь, где он?

– Он носил его в дипломате или кармане куртки.

– Тебе не вернули его в милиции?

– Это все, что мне передали, – женщина кивнула на журнальный столик.

Там лежала связка ключей и портмоне. Сергей открыл его. Водительские права, паспорт на машину, несколько квитанций.

– А где машина?

– В ГАИ, наверное.

Журналист подошел к Марте и взял ее за плечи.

– Не падай духом. У тебя есть дочь.

Женщина всхлипнула и отвернулась.

– Эй, есть здесь кто-нибудь живой?

Из-за двери шкафа выглянула девичья головка двумя смешными, торчащими в разные стороны косичками.

– Все ушли на собрание.

– Вы помните меня?

– Да, вы приходили к нам с Николаем. Знаете, что он разбился?

– Знаю, – Сергей провел рукой по уже успевшему зарасти щетиной подбородку. – Что говорят у вас о его смерти?

– Все жалеют. Такой молодой.

– А вы не знаете, над чем он в последнее время работал?

– Он никому не рассказывал. Даже редактор узнавал об этом, когда Николай приносил готовую статью.

– Может быть, в редакции сохранились какие-нибудь его бумаги?

– Да, конечно. Александр Павлович сказал, чтобы мы собрали все его вещи, сложили в стол и закрыли. Там еще календарь был, черновики, какие-то фотографии и пленки, – девушка вышла из-за шкафа и подошла к столу Николая. – Странно, открыто. Я сама закрыла и отдала ключ редактору.

– Разрешите посмотреть? – Журналист выдвинул ящики. Стол был пуст. Даже невооруженным глазом можно определить, что замок взломан. – А сюда мог кто-нибудь посторонний войти?

– Нет. Только уборщица. Ну еще электрик.

– Вас, кажется, Светой зовут?

– Да, – кивнула девушка. Ее косички смешно подпрыгнули.

– Света, вы не могли бы мне помочь собрать публикации Николая? Хотя бы за последние несколько месяцев.

– Вам это срочно? – Девушка бросила взгляд на висевшие на стене часы.

– Желательно.

– Хорошо, зайдите к концу рабочего дня.

Выйдя из редакции, Сергей выпил в небольшом кафе чашечку кофе с бутербродом и поехал в гостиницу. Она находилась на окраине городка, почти на самом берегу моря. Уже с первого взгляда на это архитектурное сооружение, выстроенное с размахом и по самым современным образцам, было понятно, почему Эдмундас Казимирович сказал, что Николаеву здесь понравится. Внутренний интерьер гостиницы производил еще большее впечатление, чем вид снаружи.

Журналист подошел к окошечку администратора, положил на барьер свой дипломат и вытащил из него бумажник с документами.

– Мест нет, – тут же, не поднимая глаз, буркнула сидящая за столом молодая женщина.

– Извините, но на мое имя должен быть забронирован номер, – сказал Сергей.

– Да? – Подозрительно взглянув на потертый кожаный пиджак журналиста, женщина взяла протянутый паспорт и перелистала толстый журнал. – Николаев Сергей Анатольевич. Все правильно. У вас будет пятьсот восьмой номер, корпус «А». Пожалуйста, прямо и на лифте на пятый этаж.

– Спасибо, – Сергей взял ключ от номера и сунул его в карман. – Да, я приехал на машине, нельзя ли поставить ее на ночь на стоянку или хотя бы на пешеходную дорожку, поближе к фонарям и гостинице.

– У нас не предусмотрена автостоянка. А к гостинице подъезжать машинам нельзя, вы будете мешать отдыхающим.

– К сожалению, этот старый потрепанный пиджак и машина мое единственное богатство. Тем более что я только поставил на свою «ласточку» новые колеса. Знали бы вы, во что это обошлось!..

– Мы не обязаны отвечать за сохранность ваших автомобилей. Нам и без этого дел хватает.

Николаев тяжело вздохнул, взял дипломат и направился к лифту.

Две новенькие «девятки» остановились возле небольшого крытого черепицей двухэтажного домика, и из них вышли шестеро спортивного вида парней и накрашенная девица в ярко-красных обтягивающих джинсах.

– Здесь, – сказал молодой человек в черной кожаной куртке и распахнул дверь с табличкой «Арнольд Криевс. Реставрационная мастерская».

Большую часть помещения занимали стеллажи, на которых лежали и стояли какие-то разобранные старинные механизмы, лампы, корпуса от часов и барометры. Сам хозяин мастерской сидел за столом возле окна и склеивал вазу.

– Привет, Арнольд!

Хозяин отложил в сторону кисточку и повернулся к вошедшим. Он был примерно того же возраста, что и ранние посетители.

– Что вам нужно?

Молодой человек в кожаной куртке стукнул по ладони короткой резиновой дубинкой и усмехнулся.

– Где деньги?.

– У меня их нет, – реставратор откинулся на спинку вращающегося кресла и сложил руки на груди.

– Ты еще вчера должен был передать их нашему человеку.

– Я уже сказал вам, что у меня нет таких денег. – Внешне Арнольд был совершенно спокоен, только шрам, пересекавший его левую щеку, заметно побагровел.

– Чтобы через три дня были. Понял? И не вздумай с нами шутить! – Резиновая дубинка со всего размаха опустилась на стол.

Ваза, которую только что склеивал реставратор подпрыгнула и, упав на бок, рассыпалась на мелкие куски. Непрошеные посетители вышли. Хозяин встал и подошел к окну. Когда машины отъехали, он записал их номера, затем достал из стола чистый лист бумаги и крупным размашистым почерком вывел «Заявление»…