Текст книги "Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице]"

Автор книги: Генрих Гацура

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

– А раньше не так было? В Литве печатали почти все, а здесь не издано ни одной повести. Хоть и язык я знаю не хуже латыша. Да и причем здесь русские? Ведь здесь заправляли всем их национальные кадры.

– Дело же не в этом. Просто, дорвавшиеся до бесконтрольной власти местные номенклатурщики прекрасно понимают, что сейчас на национализме можно сделать огромные бабки. Можно все разворовать и, пока не взяли за задницу за их коммунистическое прошлое, свалить за границу. С деньгами их везде примут, а этот народ, что здесь живет, так и останется ни с чем.

– Это точно. Ладно, скажите кэпу, что я согласен. Машина его мне тоже понравилась. Но только после того, как эта заварушка с переворотом закончится. А вы куда хотите отсюда уйти, Эдмундас Казимирович?

– Предлагают одно место, по старой памяти, в коммерческой структуре. Не буду пока говорить, чтоб не сглазить. Ладно, не мешай, мне еще кое-какие свои бумаги убрать надо. Военные обещали на совещании в горисполкоме, что захватят все телефонные узлы, типографии и редакции газет. С минуту на минуту ждем десантников. Сам знаешь, в последнее время мы слишком много горячего материала печатали, в том числе и твоего. Некогда даже сжечь, чтоб от греха подальше.

Николаев пододвинул к себе телефонный аппарат.

– Надо позвонить Володьке Сокову, он всегда был в курсе всех политических событий.

– Кому? – прекратив перевязывать коробку с документами, просил главный редактор.

– Сокову.

– Ты чего? Он же погиб тогда, в восемьдесят девятом, когда в вас стреляли.

– Как погиб? Но я же помню, он приходил ко мне в больницу, – потерев лоб, удивленно произнес Николаев.

– М-да, – покачал головой Эдмундас Казимирович, – человеческая память с каждый из нас может сыграть злую шутку. Правда, ничего странного я в этом не вижу, ты почти месяц пролежал в реанимации под капельницей. Думаю, за это время ты мог со всеми архангелами встретиться. Ты на машине?

– Да.

– Тогда поможешь мне перевезти все эти ящики в одно место. Только сначала забеги в бухгалтерию. Я тебе начислил немного за те две статьи, что ты написал за Александра. Получи, пока кассир еще не ушла. Я всех отпустил по домам, а то неизвестно, что здесь начнется через пару часов…

– Теперь сверни направо, и в подворотню.

Николаев въехал через арку дома в небольшой закрытый со всех сторон дворик. К ним навстречу бросился мужчина с куцей бородкой.

– Давайте быстрей, – крикнул он и, открыв заднюю дверцу «Жигулей», схватил одну из перевязанных бечевкой пачек с документами.

Сергей помог перетаскать коробки в какой-то сарай. Мужчина закрыл сарай на огромный амбарный замок и вручил ключ главному редактору.

– Эдмундас Казимирович, вас подвезти? – спросил Николаев.

– Нет, мне еще надо будет зайти кое-куда. А ты лучше езжай-ка домой, отдохни, отоспись после дороги и не высовывайся на улицу. Давай. Зайдешь как-нибудь, если меня сегодня десантники прямо здесь, возле этой стены не расстреляют.

По дороге домой Сергей с трудом нашел работающий магазин. Продавщицы собравшись в кучку, обсуждали последние новости. Купив кофе и черствый батон, Николаев направился к себе. По дороге ему несколько раз приходилось останавливаться и, прижавшись к обочине, пережидать, пока мимо не проедут колонны бронетранспортеров.

Дома он первым делом поставил чайник и включил телевизор. По всем работающим каналам транслировали классическую музыку. На плите засвистел чайник. Сергей приготовил себе кофе, принес на кухню радиоприемник и нашел одну из западных радиостанций, передававших на русском свежие сообщения из Москвы. Похоже было на то, что август 1991 года народ запомнит надолго. Николаев прошелся по всем диапазонам, но, кроме истерических репортажей, практически повторявших одно и то же, не нашел ничего нового. По радио сообщили, что по первой программе должны передавать пресс-конференцию с членами государственного комитета по чрезвычайному положению. Николаев взял чашку с кофе и перешел в комнату к работающему телевизору.

Конференция уже шла. За столом сидели несколько человек. Камера оператора выхватила трясущиеся руки одного из членов ГКЧП.

«Руки дрожат как с „бодуна“, – усмехнулся Сергей. – Теперь понятно, что произошло. Эти товарищи „комитетчики“ надрались небось вчера в Кремле до омерзения, переругались и, не поделив партийные денежки, закололи вилками Горбачева, а министр обороны, опять же спьяну, вызвал еще и подкрепление. Утром, проснувшись и увидев на полу хладный труп Михаила Сергеевича, выглянули в окошко – а на Красной площади танки стоят, и вся Москва войсками забита. Больше они ничего не могли придумать с похмелья, да им ничего и не оставалось, как объявить о введении военного положения в стране».

Сергей выключил телевизор, поставил в изголовье включенный радиоприемник и завалился спать. Не то чтобы его совершенно не интересовали происходящие в Москве события, просто сказывалась усталость после дальней дороги.

Проснулся Сергей, как ни странно, от голода. Рядом с ним трещал радиоприемник. Вероятно, сбилась настройка. За окном было темно. Николаев протянул руку, чтобы нащупать выключатель висевшей в изголовье лампы. Его не было. Сергей провел несколько раз по стене. Действительно не было. Тут он окончательно проснулся, встал с постели, зажег верхний свет и вновь подошел к дивану. Лампы на стене не было, и не только ее, но даже дырки от гвоздя, на которой она висела.

«Бог ты мой, – Николаев потер лоб, – правильно сказал редактор, каких только шуток не выкидывает наша память. Похоже, что у меня начался склероз, пора обращаться к врачу».

Он взял приемник и настроился на первую работающую радиостанцию. Горбачева еще не нашли, правда, поговаривали, что его держат на какой-то даче. Ельцин сказал с танка какую-то речь и потребовал организовать встречу с Михаилом Горбачевым, отвести армейские подразделения к месту постоянной дислокации, а также распустить ГКЧП и отменить все его постановления и распоряжения. Войска все еще готовились штурмовать «Белый дом», внутри и вокруг которого собралось несколько тысяч человек. Странное впечатление оставляли действия этого ГКЧП. Было такое ощущение, что они назначили день переворота, ввели танки и на этом выдохлись. Сергей взглянул на часы. Ого! Сегодня было 20 августа. Он проспал больше суток. Все-таки было непонятно, чего они ждут? Испугались своей же хохмочки?

Хохмочка было словечком из лексикона Володьки Сокова. Как Сергей мог забыть о его гибели? Но этого не может быть. Николаев прекрасно помнил, что он не раз приходил к нему в больницу. Точно, это Володя принес ту лампу, которую Сергей искал сегодня спросонья. Окна палаты выходили на какую-то стену, поэтому в ней всегда было сумрачно, особенно в пасмурные дни. Соков принес лампу и сам укрепил ее на стене, чтобы Николаев в любое время мог без затруднения читать или писать. Выписавшись из больницы, Сергей забрал лампу с собой.

«Что же это такое получается? Неужели посещения Володи и его подарок существуют лишь в моем больном воображении? Такого не может быть!»

Сергей взял куртку, в которой ездил в Москву, достал записную книжку и нашел в ней домашний телефон Сокова. Зачем нужно было переписывать его в новую книжку, если он погиб?

Николаев дотянулся до телефонного аппарата и набрал номер Володи. Никто не подходил. Он повторил набор и наконец на пятый или шестой гудок заспанный женский голос спросил:

– Алло, кто это?

– Позовите, пожалуйста, Владимира.

– Во-первых, молодой человек, вы знаете сколько сейчас времени? И, во-вторых, детям в его возрасте нужно ходить в детский сад и как можно больше спать, поэтому он давно в постели, – женщина бросила трубку.

«Что за чушь? В каком возрасте, в какой детский сад? Может, не туда попал? – Сергей взглянул на индикатор набора номера. – Нет, все правильно».

Надо было все же что-то делать и как-то утихомирить голод. Такой роскоши, как ночной ресторан, он не мог себе позволить. Кроме того, в городе был введен комендантский час. Он резко вскочил с дивана. За спиной у него раздался грохот. Николаев обернулся. На полу лежал разбитый аппарат. Только сейчас он заметил, что забыл опустить на рычаг телефонную трубку, и она с вырванным проводом была зажата у него в руке.

«Да что ж это такое со мной в последнее время происходит? Ничего не понимаю», – он швырнул на диван уже ненужную трубку, вырвал вилку из телефонной розетки и направился на кухню.

Там Николаев первым делом проверил все шкафы. Его добычей оказались две белорусские картофелины с периодом полураспада в тридцать лет, почти пустая пачка макарон и бульонный кубик, тоже неизвестно какого срока годности, на него он наткнулся в ящике для столовых приборов. Приготовив из найденных продуктов и съев нечто, напоминающие, как он сам пошутил, «змеиный супчик», Сергей вновь завалился на диван, не очень-то рассчитывая, что проснется после этого кошмарного пиршества живым.

Он хотел и весь следующий день провести дома, в постели, но голод – не тетка, в доме не осталось ничего съестного, поэтому ему пришлось выйти в город. На улицах, как ни странно, несмотря на никем не отмененное военное положение, было достаточно много возбужденного народа. Все население, независимо от национальной принадлежности, объединилось в едином порыве, чтобы противостоять «хунте». В некоторых местах на проезжей части, как и во время январских событий этого года, были воздвигнуты баррикады и уложены бетонные блоки. Магазины были закрыты. Сергею с трудом удалось найти работающее кафе, где он сумел пообедать.

Возвратившись домой, он включил телевизор и нашел на одном из каналов транслировавшуюся местным телевидением немецкую информационную передачу о последних событиях в Москве. Горе-президента, оставшегося без ядерного чемоданчика и бросившего на произвол судьбы страну, нашли на даче, где он, боясь, что кто-нибудь догадается о его истинной роли в этом фарсе, записывал задним числом на видеокамеру свою оправдательную речь. Кое-кому показалось мало саперных лопаток в Тбилиси и январских танков в Вильнюсе и Риге.

«Да, вот и все, переворот закончился. Прав был Эдмундас Казимирович, что это ненадолго. Демократия победила. Хотя, какая там демократия, если у кормила власти остались те же номенклатурщики, что правили этой страной столько лет? Просто вторые секретари сменили на постах первых. А согласно теории Володьки Сокова, каждый „совковый“ начальник выбирал в заместители человека глупей себя, чтобы он не подсидел его, тот в свою очередь брал еще дурнее и так далее. Постепенно высокие начальники вымирали или уходили на пенсию, а все эти глупцы все выше и выше поднимались по лестнице, подбирая себе соответствующих помощников. Представляю, как вся эта компания боится и ненавидит людей, которые могут в любой момент вывести их на чистую воду. Подумать только сколько эти начальнички на своем веку загубили умных и талантливых людей, даже страшно становится! Интересно, их самих не охватывает ужас, покойнички по ночам не навещают? А может, они думают, что чем больше загубят душ, тем легче будет гореть в аду? Черти послабление дадут? Ладно, шут с ними и с их гнусной политикой».

Сергей занялся починкой сломанного вчера телефона, но гибель Сокова и пропажа лампы все никак не выходили у него из головы.

«А если подойти ко всему этому с точки зрения обычного расследования. Что у нас есть? Первое, я точно помню, что Соков посещал меня в больнице после нападения. Второе, пропажа лампы. Все это не может быть просто игрой моего воображения. Будем плясать от того, что кому-то нужно убедить меня в обратном? Попробуем еще раз позвонить по соковскому телефону».

Сергей собрал аппарат, подключил его к линии и набрал номер Володи. Раздалось несколько гудков, затем женский голос произнес:

– Алло, я слушаю.

– Это квартира Соковых?

– Нет, вы ошиблись, – ответили на другом конце провода, затем раздались короткие гудки.

Николаев вновь набрал тот же номер и, едва услышав уже знакомый голос, сказал:

– Не кладите, пожалуйста, трубку, у меня к вам крайне важный вопрос.

– Да, пожалуйста.

– Я ищу кого-нибудь из Соковых. Возможно, они жили в вашей квартире или это был их телефон.

– Нет, я здесь живу двадцать лет и этот номер всегда был записан за нами, – ответила женщина.

– Спасибо, – Сергей положил трубку.

Странностей было больше чем достаточно. Может статься, что на другом конце провода ему солгали – просто исполнилась «мечта идиота», и Соков нашел своего жирного миллионщика, который не поскупился и отстегнул ему за молчание пару сотен тысяч баксов. Теперь Володька заметает следы. Делает все возможное, чтобы о нем все быстро забыли. Или, наоборот, у него ничего не получилось, и теперь кто-то другой заметает следы. В любом случае идти по этому пути дело неблагодарное да и бесполезное. Правда, не мешало бы зайти в отдел кадров МВД и порасспросить у них о Володе. Сейчас же, расследование можно было начинать прямо отсюда.

Николаев прошелся по комнате, пытаясь припомнить, что еще могло исчезнуть, затем подошел к полкам и провел пальцем по корешкам книг. Взгляд его задержался на переплете атласа дорог Прибалтики. Да, он же хотел посмотреть местоположение населенного пункта с таким странным названием – «Imago», того, что он видел во сне, после аварии. Что-то оно ему напоминало и было такое ощущение, что это слово как-то связано со смертью Сокова и исчезновением лампы.

Сергей просмотрел алфавитный список всех городов и селений, упоминаемых в атласе, но не нашел того, что искал. Тогда он взял выпущенный в Германии большой атлас Европы. В нем тоже не было населенного пункта с таким названием.

Николаев снял с полки несколько толстых словарей и раскрыл их на слове «imago». На английском, латинском и французском это слово обозначало примерно одно и то же, хотя и имело множество значений: образ, статуя, идол, изображение, картинка, отражение в зеркале, иллюзия, подобие, метафора; изображать, создавать в воображении и так далее.

Несомненно он уже встречался с этим словом в латинском варианте. Но где? Возможно, это как-то было связано с Борхесом или с тем старинным фолиантом, приобретенным некогда Николаевым у пьяницы.

Сергей пробежал глазами по рядам книг. Борхеса не было. Куда он мог подеваться? Он точно помнил, что держал его всегда возле стола. Николаев уже хотел было прекратить поиски, но тут заметил на нижней полке книгу со знакомым трилистником серии «Мастера современной прозы» и надписью золотом «Хорхе Луис Борхес» на корешке.

Красный переплет книги удивил Сергея. Он мог поспорить на что угодно, что Борхес у него был в темно-синей обложке. Такого цвета переплет Николаев никогда не взял бы, особенно Борхеса. Странно. Странно было еще то, что он уже второй раз в жизни обращался за подсказкой в своих расследованиях к этому автору. Как там сказал старичок-библиотекарь, что у Борхеса я могу найти не только ответы, но и такое количество вопросов, что ответить на них не смогу в течение всей своей жизни. Что ж, посмотрим.

Сергей внимательно перелистал книгу, даже перечитал, уже в который раз, рассказы «Тайное чудо» и «Сад пересекающихся тропок», но все это было не совсем то, что он искал. Неужели он хотел в коротеньких новеллах и эссе этого аргентинца, пусть даже одного из самых интеллектуальных писателей всех времен и народов, обладателя почти всех литературных премий мира, найти ответы на свои вопросы? Это уже походило на герменевтику, ищущую тайный смысл внутри священных текстов. Все это глупость, надо лучше сходить к старому библиотекарю, в архив редких книг, и просмотреть фолиант о черной магии, возможно, там был ключ к слову «imago» и всему, что произошло.

Он поставил словари на место и, закинув руки за голову, вытянулся на диване.

После баррикад на улице и возбужденных толп с транспарантами библиотека была островком спокойствия в бушующем океане.

Николаев подошел к стойке регистрации и спросил у сидевшей за барьером женщины:

– Вы не подскажете, у вас работал старичок в отделе редких книг, где мне его найти?

– Его уволили, а отдел закрыли.

– Случайно, его уволили не за то, что он начал выдирать титульные листы из книг?

Женщина огляделась по сторонам, даже заглянула зачем-то за одну из книжных полок, затем, приблизившись вплотную к Николаеву, сказала:

– Говорят, за то, что отказался сдавать, как «не гражданин», – экзамен по латышскому языку. А он его очень хорошо знает и еще восьмью языками в совершенстве владеет, но отказался. Сказал новому директору, что не собирается на старости лет потакать фашистам, не для этого он прошел через немецкие и сталинские лагеря. Нас тоже собираются уволить как русскоязычных. Все эти экзамены – лишь проформа для того чтобы от нас избавиться.

– Кто же здесь будет работать?

– Да, никто. Уже приезжал бывший хозяин из Канады, требовал выбросить из его дома книги на русском, а за старинные рукописи и манускрипты предложил директору огромные деньги и дом в Америке. Говорят, наш уже продал свою дачу и отправил туда несколько контейнеров с вещами. Здесь теперь вместо библиотеки большой магазин будет.

– А как же латыши, что работают с вами, почему они не возмущаются?

– У директора племянник какой-то большой начальник. Он решает, кому давать гражданство, а кому нет. Они тоже боятся: ведь многие были коммунистами, а некоторые не только латышских родственников имеют…

– Да, дела, – почесал затылок Сергей, – придешь завтра, а здесь на полках вместо книг собачьи консервы стоят.

Женщина взяла листок, что-то написала на нем и протянула через стойку Николаеву:

– Вот, здесь я адрес Франца Иосифовича написала. Это не очень далеко отсюда.

Сергей поискал на косяке кнопку звонка, но лишь обнаружил в центре двери какой-то маленький рычажок со стрелкой. Николаев дернул за него, и в квартире раздался мелодичный звонок колокольчика, затем послышалось шарканье шлепанцев и старческий голос спросил:

– Ви к кому?

– Я хотел бы видеть Франца Иосифовича.

Дверь открылась, и на пороге Николаев увидел своего знакомого старичка-библиотекаря. Он кутался в большой клетчатый плед.

– Чем могу служить?

– Здравствуйте, извините, что побеспокоил. Я однажды приходил к вам в библиотеку и приносил книгу.

– Молодой человек не беспокойтесь напоминаниями, я помню. Ви думаете, я такой старый, что совсем выжил из ума и начал выдирать титульные страницы? Мне об этом уже позвонили бывшие коллеги. Проходите.

– Вы не обиделись на меня, Франц Иосифович?

– Думаете, я не понимаю шуток? Закрывайте побыстрей дверь и проходите в комнату. Извините за беспорядок, я живу один и слегка прихворал.

Беспорядком назвать это было нельзя. Все пространство довольно большой комнаты было заполнено стопками книг. Они были везде, даже на шкафу и подоконниках.

– Не обращайте внимание, стульев для посетителей у меня нет, возьмите пару пачек книг, смахните пыль и садитесь.

Николаев так и сделал. Старик пристроился на стоящей возле маленького столика кушетке.

– Никогда не видел столько книг в частном владении, – улыбнулся Сергей.

– Многие из моих старых знакомых уезжают, а принятые местными властями законы не позволяют вывозить из республики книги, изданные до тысяча девятьсот шестидесятого года. Продать их сейчас невозможно, поэтому все и несут мне. А мне жалко и тех, и других, и я складываю, складываю, складываю.

– Вы сказали, что нельзя вывозить книги до шестидесятого года? – удивился Сергей. – Это же частная собственность. Как тогда я вывезу свои? У меня большая часть библиотеки состоит из дореволюционных изданий.

– Ви тоже собираетесь уезжать?

– Мне бы не хотелось, но приходится.

– Что ж, тогда платите мзду начальнику таможни, если у вас есть деньги, или через суд, если у вас есть время. У многих моих знакомых уже не осталось ни того, ни другого. Впрочем, когда фашисты выгнали мою семью из дома, зимой сорок первого, они не дали нашим детям одеть даже пальто. Есть прогресс, все-таки конец двадцатого века. Да, о чем это я, ви же, как я разумею, пришли не просто так.

– Да, дело в том, что я хотел посмотреть ту книгу о черной магии, которую вам когда-то возвратил, но неожиданно узнал о закрытии вашего отдела.

– Ви решили заняться кабалистикой?

– Нет, я хотел найти в ней одно слово. Совсем недавно я столкнулся с ним, потом вспомнил, что уже его встречал в том гримуаре[9]9
  Старинное название магических книг.


[Закрыть]. А раз я не могу сейчас до нее добраться, то подумал, возможно, вы сможете мне помочь.

– Кто знает, – развел руками Франц Иосифович, – память у меня уже не такая, как прежде, но в любом случае я буду рад, если смогу оказать вам услугу.

– Речь идет о слове «imago».

Старик покачал головой и сказал:

– Я не знаю содержания той книги, я не любитель прикладной магии, так как все это уже производное, меня же интересуют первоисточники. Но я расскажу вам об этом слове. Его можно встретить почти во всех европейских языках. Оно обозначает какой-либо образ, иллюзию, отражение в зеркале, игру воображения. Как бы нечто, что существует и нет.

– Да, я уже просмотрел несколько иностранных словарей, но в русском его нет.

– Почему же нет? Просто надо брать более старые издания. Раньше это слово часто использовалось, особенно среди людей искусства. Имажинисты, например. За основу названия своего направления в русской поэзии они взяли французское слово «образ». Вообще-то я считаю, что это очень древнее слово и пришло оно к европейцам не из латинского языка, как считают некоторые, а из более глубоких времен. Ибо, чем древнее слово, тем больше понятий оно в себя вбирает. Самое интересное, каждый раз, когда мне приходится с ним сталкиваться, первое, что приходит на ум, и лучше передари смысл этого слова, так это «майя».

– Вы имеете в виду американских индейцев?

– Нет, индийцев. Это одно из древнейших восточных учений об иллюзорности всего существующего мира.

– В чем оно заключается? – Николаев подался вперед, и тут одна из пачек, на которых он сидел, выскочила из-под него. Он с трудом успел сохранить равновесие, чтобы не растянуться на полу вместе с рассыпавшимися книгами и журналами.

Франц Иосифович улыбнулся и сказал:

– Вот, лучший ответ на ваш вопрос. Оставьте, – махнул он рукой Сергею, начавшему собирать книги в стопку, – я сам все сделаю. У меня сейчас предостаточно свободного времени, теперь будет и работа.

Николаев взял другую пачку и присел поближе к старику.

– Так вот, – продолжил он, – согласно древнеиндийскому религиозному учению о майя – иллюзорности всего воспринимаемого мира – Вселенная является всего лишь игрой воображения или грезой верховного божества Вишну, являющегося в облике гиганта, покоящегося в первозданных водах, или мальчика, играющего на ветви баньяна. В последнем случае Вселенная мыслится как игра божества, некий образ, иллюзия, порожденная этой игрой. Чувствуете связь с вашим словом «imago»?

– Да, – кивнул Сергей, – что-то есть.

– Это индийское божество, – продолжил Франц Иосифович, – наряду с Вишну, имеет еще несколько наиболее употребительных имен: Нараяна, Кришна, Хари, Кешава, Хадхава. Он Тримурти – бог единый в трех образах. Не правда ли, сразу напрашивается параллель с христианскими учениями. Так вот, как Брахма – он создает мир, как Вишну – хранит, как Шива – его разрушает. Он создает, охраняет и уничтожает самого себя. Эта Вселенная, в которой мы сейчас живем, уже возникала и гибла не раз, и много раз она будет исчезать и появляться снова. От этого божества исходит и в нем содержится все, что было, есть и будет. Он тот, кем проявляется этот мир и чья майя – волшебная сила, порождающая все сущее, остается для большинства его созданий непостижимой. Но есть исключения, и тогда человеку, а может, и какому-нибудь другому творению божества, имеющему индивидуальную душу – атман, на определенной стадии к совершенству и окончательному освобождению от перерождений даруется память о его прежних перерождениях, так называемая вселенская душа – брахман. Для последней, да и для первой тоже, отсутствуют какие-либо причинно-следственные связи, они существует вне времени и пространства.

– Сложно, – почесал затылок Сергей, – но довольно интересно.

– Не то слово, это действительно занятная теория, – старый библиотекарь заметно оживился. – Я постараюсь процитировать перевод одной из рукописей на санскрите, с которой мне довелось ознакомиться еще до войны в университете города Вильно. Тогда я был просто опьянен индуизмом. В каком-то смысле, он помог мне пережить кошмар нацистских лагерей. В этом тексте как бы содержится простейшее объяснение древнеиндийского религиозно-философского учения о майя и одновременно такого слова или понятия, как imago. Слушайте: «Память о прошлых рождениях была дарована мне за мудрость, благочестие, жертвоприношения и подвиги умерщвления плоти, и ведомо теперь мне, что уже тысячи раз пережил я и старость, и смерть. И был я травой, и был деревом; рождался я домашним скотом и хищным зверем; был я женщиной и мужчиной, простолюдином и брахманом[10]10
  Высшая из четырех сословных групп в Древней Индии.


[Закрыть], жил среди бессмертных. Был я асуром[11]11
  В индуистской мифологии небесные демоны, обладающие майя, противники богов.


[Закрыть], апсарой[12]12
  Полубожественные женские существа, обитающие преимущественно в небесах, реках и горах. Они способны угрожать людям, ниспосылая им любовное безумие.


[Закрыть] и царем нагов[13]13
  Полубожественные существа со змеиным туловищем и одной или несколькими головами. Наги чтутся как мудрецы и маги, способные оживлять мертвых и менять свой внешний вид.


[Закрыть]. Стократ исчезал я с гибелью и растворением Вселенной и появлялся с новым творением, но снова и снова я падал жертвой обманного существования…» Ну, как вам?

– Жаль, что мне не довелось поближе познакомиться со всем этим раньше.

– Но ви же читали Борхеса, а у него многое почерпнуто из индуизма. Впрочем, я опять отвлекся и рассказал вам лишь о маленьком кусочке цепи ассоциаций, что вызывает у меня это слово. Собственно, а почему оно вас так заинтересовало?

– Видите ли, – и Сергей поведал свою историю о попутчице, аварии, населенном пункте со странным названием «Imago», гибели Сокова, исчезновении лампы и прочих несоответствиях. Рассказал и о том, что даже пытался найти объяснение, ключ ко всему этому в рассказах Борхеса.

– Понятно. Неудивительно, что это слово послужило вам подсказкой, – задумчиво произнес Франц Иосифович и замолчал.

– Извините, я не понял, – попробовал вывести его из задумчивости Николаев.

– Да, конечно, – старичок передернул плечами и поплотнее закутался в плед, – дело в том, что с этим словом связано много легенд, существует несколько теорий. В некоторых старинных манускриптах есть упоминание острова с подобным именем. Я постараюсь пересказать своими словами содержание одной книги, только не просите меня назвать ее автора и вспомнить название. Как вы поняли, она прошла через руки моего предшественника. В ней приводится несколько занятных теорий и предположений, со ссылками на более ранние тексты, о существовании в бесконечной реке времени острова или островов, где время как бы замедляет свой бег, а по некоторым рассказам, даже совершенно останавливается. Возможно, это и не острова в физическом понимании этого слова, а некая остановка в пути. Человек, воспользовавшись этой передышкой, должен знать, что войти в то же время, как и в воды быстротекущей реки, он не сможет дважды. Ему как бы придется с какого-то момента начинать жить заново. В той же книге приводится еще одна теория, которая по существу не расходится с предыдущей, а как бы ее дополняет. В ней говорится, что некая сила, имя которой упоминать всуе не должно, выкидывает не всех, но избранных, в критические моменты на этот остров, дает возможность им передохнуть, собраться с силами и попробовать еще раз, но уже в другом времени. Непонятно, чем она руководствуется, создавая такие прецеденты возращения, возможно, тем, что мы называем гуманизмом. Многие из великих мира сего в особо тяжелые для себя времена искали этот остров. Говорят, что ни Александр Македонский, ни Наполеон, ни Гитлер, если это не одно лицо, не были исключением из правила. Побывавшие на острове, некоторым счастливчикам удалось побывать там дважды, говорят о нем как о неком береге, на котором ты нежишься в лучах солнца, другие говорят, что это огромная песчаная пустыня, но все сходятся во мнении, что там нет ни грана[14]14
  Ничтожно малая величина (лат.).


[Закрыть] того, что мы называем ночью, сумраком или тенью. Другие авторы утверждают, что никакого острова нет, точнее, он существует или создается лишь только в воображении бессмертного или того, на кого снизошла благодать божества, когда он проносится по огромному переходному туннелю информационного лабиринта, соединяющем одну вселенную с другой, для перехода в ту или иную, в зависимости от кармы[15]15
  Дело, деяние, поступок. В индуизме – совокупность всех добрых и дурных дел, совершенных индивидуумом в предыдущих существованиях и определяющих его судьбу в последующих перерождениях.


[Закрыть], ипостась.

– Что это за информационный лабиринт? – спросил Николаев.

– Это некий абсолют, высшая объективная реальность, в котором все возникает, существует и прекращает существование, где содержится информация обо всем и в котором не действуют привычные для нас временные и причинно-следственные связи. Он связывает все, что было, есть и будет когда-либо создано, и недоступен, как атман или брахман, словесному описанию, поэтому часто характеризуется негативно, случайным набором отрицательных определений или сочетанием противоположных признаков. В его бесконечности можно сгинуть в одно мгновение или, наоборот, возродиться. Здесь мы возвращаемая к постижению майя. Кстати, борхесовские новеллы, на которые ви ссылались, тоже являются попыткой объяснить или представить на уровне человеческого сознания сущность всего того, о чем я сейчас вам говорил. Но нельзя за час или в небольшом рассказе пересказать всю многовековую историю развития индуизма. Мне кажется, в вашем случае все дело сводится к тому, что ви потеряли свое время. Помните, что говорит китаист Альбер немецкому разведчику Ю Цуну: «Сад пересекающихся тропок» – это недоконченный, но и не искаженный образ мира, каким его видел Цюй Пэн. В отличие от Ньютона и Шопенгауэра ваш предок не верил в единое, абсолютное время. Он верил в бесчисленность временных рядов, в растущую, головокружительную сеть расходящихся, сходящихся и параллельных времен. И эта канва времен, которые сближаются, ветвятся, перекрещиваются или век за веком так и не соприкасаются, заключает в себе все мыслимые возможности. В большинстве этих времен мы с вами не существуем; в каких-то существуете ви, а я – нет; в других есть я, но нет вас; в иных существуем мы оба. В одном из них, когда счастливый случай выпал мне, ви явились в мой дом; в другом – ви, проходя по саду, нашли меня мертвым; в третьем – я произношу эти слова, но сам я – мираж, призрак.

– Вы хотите сказать, что рядом могут сосуществовать совершенно другие времена. Где-то не существует меня или вас, а в каком-то из миров люди действительно живут в мире и согласии и нет вот этих баррикад на улицах?

– Молодой человек, я всего лишь пересказал вам то, о чем прочел в книгах и древних рукописях. Чтобы поверить в это или отвергнуть, у вас есть один простейший способ, зайти в ЗАГС и попросить выдать повторное свидетельство о рождении.