Текст книги "Мост душ"
Автор книги: Фиона Макинтош
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц)
Глава 13
Покинув Веррил, Уил сразу же отправился к тайнику Фарил в Кроувилле и откопал мешочек с монетами. Слава Шарру, он еще помнил некоторые места, где она спрятала накопленное, и хотя ему не хотелось пользоваться обагренными кровью деньгами, он все же их взял, чтобы не допустить еще большего кровопролития.
Днем Уил скакал галопом, пока животное не выбилось из сил, ночью ехал уже медленнее, а утром потратил большую часть денег на покупку новой лошади. Он был решительно настроен продолжать путь, даже несмотря на то, что ему не удалось поспать, а свежая лошадь радостно рвалась вперед. В его планы входило продвигаться вдоль самой границы и проникнуть в Моргравию лишь тогда, когда он будет абсолютно уверен, что сможет сразу попасть в Фелроти. Нельзя рисковать; если он столкнется с какими-нибудь легионерами, его тут же узнают.
К полудню удалось добраться до деревушки Деррин. В отдыхе нуждалась не только лошадь. Ему самому требовалось поесть, выспаться и, что немаловажно, помыться. Боль исчезла, и он чувствовал себя хорошо, учитывая усталость, но, похоже, кровотечение могло продолжаться еще несколько дней. Как неприятно и неудобно все это!
Будь у него выбор, он никогда не согласился бы снова стать женщиной. Забота о волосах и лице, реверансы, необходимость постоянно быть элегантной и грациозной – это только самая малость бесчисленных и раздражающих обязанностей молодой дамы. Уилу стало жаль Валентину, но в то же время она восхищала его. Каким-то образом ей удавалось совмещать в себе удивительную женственность и сильный характер. Она никогда не носила юбок с множеством оборок и рюшей в отличие от Илены, но, впрочем, именно этого от его сестры и ждали с момента рождения. Девочку, появившуюся в богатой знатной семье, особенно такой, как семья Тирсков, готовили лишь к одному – удачному замужеству. Ее обучали всему, что может помочь в достижении цели, начиная с того, как правильно вести хозяйство, и заканчивая искусством вышивания. Когда Илена приехала в Перлис в нежном возрасте, король Магнус нанял небольшую армию женщин, чтобы те обучили девочку всем этим премудростям. И его сестра оказалась прилежной ученицей.
У Уила защемило сердце, когда он вспомнил, как старательно училась маленькая Илена. У нее не было врагов, и для каждого находилось доброе слово, ее улыбка могла разогнать даже самое плохое настроение. Она была прекрасна во всех смыслах этого слова. То, что она была лишена амбиций и не любила серьезных размышлений, вряд ли можно было отнести к ее недостаткам. Илена просто следовала сформировавшимся традициям, а Валентина была единственной и неповторимой. Но жизнь Илены всего за несколько недель оказалась полностью разрушенной. То, что обещало стать самым счастливым временем, обернулось ужасной трагедией. Уил почувствовал приближение знакомых спазмов и понял, что надо прекратить так горевать по сестре. Илена мертва, никакие копания в душе или рыдания не смогут ее вернуть.
Он понимал, что виной расшатанных нервов стала усталость вкупе с женским недомоганием, но хорошая еда и небольшой отдых должны помочь ему восстановить силы. Проезжая по главной улице, Уил обнаружил, что в деревне нет постоялого двора, но проходившая мимо молодая женщина посоветовала обратиться к вдове по имени Мона Дей, которая содержала пансион. Оставив лошадь в конюшне, заплатив за то, чтобы о ней позаботились, и убедившись, что ее можно будет забрать в любое время, Уил направился к дому вдовы.
К удовольствию Моны, он заплатил вперед, и она проводила его в небольшую чистую комнату в глубине большого дома. От разговорчивой вдовы он узнал, что ее муж был богатым торговцем, который, мягко говоря, любил приударить за женщинами, особенно за шлюхами. Последнее слово женщина произнесла еле слышно, почти одними губами. Если верить Моне, ее муж умер между ног у двадцатилетней грудастой девицы – кто-то вогнал ему в спину нож по самую рукоятку. Женщина с удовольствием рассказывала леденящую душу историю, вернувшую Уила к страшным воспоминаниям.
– Пригоршня серебра – все, что получила эта шлюха за старания, – самодовольно сообщила Мона. – А мне досталось все остальное. – Женщина расплылась в улыбке. С тех пор она жила в свое удовольствие, свободно распоряжаясь деньгами, причем в отместку за мелочность мужа делала это очень рьяно до тех пор, пока у нее ничего не осталось. – Едва на улице не оказалась, – сообщила она Уилу без тени сожаления. – Теперь живу спокойной, незаметной жизнью за счет денег моих постояльцев.
– Я и представить себе не могу, что где-то может быть спокойнее, чем в Деррине, – согласился Уил, удивленный откровенностью женщины.
– Вы совершенно правы, госпожа, – воскликнула Мона и захохотала, будто услышала смешную шутку.
Мона выложила самые интимные подробности своей жизни, а вот история гостьи не вызвала ни малейшего интереса. Или ее волновала только собственная персона, или женщина была достаточно умна и понимала, что большинство гостей предпочитают не обсуждать свои дела. Странно, обычно хозяева постоялых дворов и им подобные лица имеют репутацию людей чрезмерно любопытных, подумал Уил. Он поблагодарил вдову и дал ей еще несколько монет за благоразумие, потому что женщина даже не поинтересовалась, почему Илена путешествует одна.
Мона предупредила, что ужин будет подан вечером, на закате. Уил поморщился и вежливо спросил, нельзя ли в виде исключения прямо сейчас принести ему в комнату поднос с едой. Он рассказал Моне и об усталости, и о недомогании, и о том, что силы у него на исходе. Его жалобы вызвали у Моны искреннее сочувствие. Определенно, так откликаться на чужие проблемы могут только женщины. Конечно, нельзя забывать и о тех монетах, которые звенели в кармане платья гостеприимной вдовы. Так или иначе, но на молодую госпожу женщина смотрела уже с явной симпатией.
– Посмотрю, что можно для вас приготовить, дорогуша, – сказала она. – Кстати, в вашем возрасте я ужасно страдала в эти дни. А мой муженек Гарт ни капли мне не сочувствовал и заставлял исполнять супружеские обязанности. – Уилу совсем не хотелось это знать, но, видимо, Мона Дей давно изголодалась по новым слушателям, поэтому ему пришлось изобразить на лице полное внимание. – А боли! Упаси меня Шарр! Мне казалось, я вот-вот умру, – продолжала она. – Моя мама тоже не жалела меня. Она говорила, мне следует привыкать к ним, потому что они будут проклятием почти всей моей жизни. Моя мама, как вы понимаете, была очень сильной женщиной. Отец умер, когда она была совсем молодой, оставив ее с кучей ребятишек и без копейки денег. Она тоже испытывала боли в эти дни, и продолжалось это не меньше недели каждый месяц. Работать она не могла, и мы часто ходили голодными.
Вдова, судя по всему, намеревалась продолжать рассказ о матери и ее ежемесячных проблемах со здоровьем, но Уил притворился, что с ним вот-вот случится обморок, и Мона, прервав монолог, побежала за мокрой салфеткой и нюхательными солями. Когда он решил, что пора приходить в чувство, женщина предложила ему помыться. В доме было помещение, предназначенное для этих целей.
– У меня есть особые травы, которые облегчат вам боль, дорогуша, – сказала она.
Уил был очень ей благодарен и сказал об этом. Его слова вызвали широкую улыбку на лице женщины.
– Я вам сейчас принесу листьев малины. Пожуйте их, госпожа. Ужасны на вкус, но гораздо эффективнее при вашем состоянии, чем слабый отвар.
Уил еще раз поблагодарил женщину и позволил ей проводить себя в комнату для мытья, где в одном углу находился сток, а в другом – огромная бочка, готовая поглотить измученное тело Илены. Он был бы счастлив помыться и в холодной воде, но Мона даже слушать не стала.
– Чтобы снять боль, дорогуша, нужна горячая вода.
У Уила не было желания объяснять, что боль уже прошла, и ему хочется только уединения и покоя, поэтому он позволил ей продолжить суетиться. Несколько юношей, которым она платила, стали носить из кузницы, где на огне постоянно стоял большой котел, кувшины с горячей водой. Удовольствие, которое, закрыв дверь, Уил получил, избавившись от болтовни Моны и забравшись в бочку, было, возможно, лишь чуть-чуть меньшим, чем от первого поцелуя с Валентиной, когда он был Роменом.
Позже он поел холодного мяса, горячей картошки со сметаной и немного сыра. И, наконец, нырнул в кровать, застеленную изношенными, но чистыми простынями. Уснул Уил почти моментально.
Проснувшись, он не сразу понял, где находится. Снаружи было темно и тихо, как в могиле. Мона оставила в комнате свечу. Он проспал не менее двенадцати часов. Стараясь не шуметь, чтобы не беспокоить хозяйку, он умылся из кувшина, стоявшего в комнате, и быстро оделся в пыльный, но очень удобный костюм для верховой езды. Уилу не хотелось уходить из дома, не поблагодарив хозяйку, но так как написать записку не представлялось возможным, единственным способом выразить признательность оставались деньги, которые он и оставил на разобранной постели. Уил подумал, что вряд ли она будет вспоминать о молодой женщине, останавливавшейся в ее доме, но если и будет, то по-доброму – из-за ее щедрости.
Он не мог рисковать и бродить в темноте по дому. К счастью, комната находилась на первом этаже, поэтому Уил открыл окно и тихо спрыгнул на землю, перекатившись, как его учили еще в детстве. На опушке небольшого леса, окружавшего деревню, Уил, видимо, испугал барсука или какого-нибудь другого ночного зверька, тот заверещал и помчался обратно в лес. Он постоял немного, прислушиваясь к звукам леса – ничего необычного. Тем не менее Уил направился к конюшне, предприняв все возможные меры предосторожности. Как он и ожидал, мальчик, работающий в конюшне, крепко спал, и Уилу стоило немалых трудов растолкать его и заставить понять, чего от него хотят. Когда конюх наконец пришел в себя и признал Илену, то указал пальцем на стойло и пробормотал что-то невнятное. Уил обрадовался, найдя свою лошадь на месте, быстро оседлал ее и выехал из конюшни, стараясь производить как можно меньше шума.
Уил не обращал внимания на голодные спазмы в желудке и через пару минут оказался на широкой дороге. Еще сутки пути, и он сможет попасть в Моргравию и добраться до Фелроти, то есть вернуться в логово Селимуса и, возможно, позволить себя убить и обрести новое, более подходящее тело.
* * *
Кайлех сидел в потайной пещере на горе Зуб Хальдора, размышляя над ситуацией, которая вот-вот должна была проясниться. Предложение Аремиса войти в союз с Моргравией затрагивало самую суть всего того, во что Кайлех верил. Про себя он даже задавался вопросом, почему такая очевидная идея не приходила ему в голову раньше. Ведь иметь дело с Магнусом и его военачальником Тирском было бы куда проще. Удивительное дело, сейчас он все это видит абсолютно отчетливо, но раньше почему-то об этом не думал. Со времени приезда Рашлина в Горное Королевство он даже не помышлял об установлении перемирия с Моргравией. А ведь он не из тех, кто подвержен чужому влиянию. Кайлех попытался вспомнить, почему он отказался от ранее существовавших идей о добрососедских отношениях с соседним королевством, но в голову не пришло ничего вразумительного. Видимо, Рашлин каким-то образом заставил его забыть благие намерения. Мысль показалась ему глупой, учитывая преданность барши.
Тем не менее когда Аремис вернулся в пещеру и отчитался в том, как прошла встреча с Селимусом, Кайлех забеспокоился. Не идет ли он навстречу своей смерти? Почему, находясь здесь, в пещере, он гораздо отчетливее представляет себе все опасности задуманного?
– Ты уверен, что Селимус ничего не замышляет? – спросил он Аремиса.
– Не думаю, ваше величество. Но я как смог обезопасил наш путь при сложившихся обстоятельствах. Селимус согласился на переговоры в надежде получить определенного человека, и я потребовал от него некоторых гарантий.
Наемник объяснил, что в качестве инструмента переговоров выступит Илена Тирск, дочь и сестра двух предыдущих военачальников Моргравии. Имя произвело на Кайлеха впечатление, и он не стал высказывать сомнений по поводу использования дочери генерала Тирска в качестве гарантии своей безопасности.
– И где же она?
Каково же было удивление короля, когда Аремис засмеялся и пожал плечами.
– Не имею представления, ваше величество. Но об этом мы будем волноваться потом. Вы уже вернетесь домой, когда мне придется решать, что делать.
Король улыбнулся про себя. Ему нравился образ мыслей великана-гренадинца. Фарроу произвел на него впечатление еще при их первой встрече, и, несмотря на то, что наемник совершенно очевидно знал больше, чем говорил, и имел необъяснимый интерес к Галапеку, Кайлех почему-то считал его другом. Он никогда не сказал бы этого вслух, но они оба относились друг к другу с уважением и симпатией. Возможно, потому, что своей ясной головой и сдержанным юмором Аремис напоминал ему Лотрина. Кайлех так скучал по старому товарищу, что любое упоминание о нем вызывало боль.
Предательство самого близкого друга поразило его в самое сердце. Как мог Лот предпочесть моргравийцев своему народу, своему королю? Кайлех долго распространялся по этому поводу перед Миртом, хранившим во время их беседы угрюмое молчание, но отсутствие слов свидетельствовало о многом. Короля восхищала его преданность другу. Лот многому мог научиться у Мирта в смысле братства, чести и доверия. Гордость не позволяла Кайлеху продемонстрировать мягкость по отношению к своему другу детства, неважно, был ли он в любовных отношениях с девицей из Йентро или просто помог бежать моргравийцам, не причинив вреда соотечественникам. Не имеет значения, почему Лотрин сделал такой выбор, важно, что он его сделал, и решение оказалось неверным.
Когда пришла новость, что Лотрина привезли живым, Кайлех хотел убить его прямо на обледеневших камнях у входа в крепость. Он не мог видеть своего давнего друга, теперь предателя, не мог подойти к нему. Но затем Рашлин сумел убедить короля применить более строгое наказание.
Каким-то образом Кайлех уступил уговорам барши и позволил применить в качестве наказания магию. Сжигаемый гневом, он с ужасом выслушал предложение Рашлина. Без сомнения, это была более суровая мера, чем простая смерть от меча. Постоянное повторение барши слов «предатель» и «предательство», разозлило Кайлеха еще больше, и он согласился с планом колдуна, поверив, что, владея Лотрином, подавив его волю и заставив подчиняться с помощью черной магии, вынудит бывшего друга уважать себя. Теперь тот всегда будет страдать от унижения, зная, что ему всю жизнь предстоит носить на своей спине короля, подчиняться Кайлеху и никогда не забывать, кто кем правит.
Только сейчас Кайлех понял, насколько искаженными и отвратительными были его представления. Если бы он мог все вернуть назад, то обязательно сделал бы это, особенно сейчас, когда Аремис проявил такой настойчивый интерес к Галапеку. Правда заключалась в том, что ощущение победы над Лотрином оказалось обманчивым и очень болезненным. Как и в случае с угрозой сделать из своих людей людоедов, он руководствовался гневом, а не рассудком. Как он мог позволить Рашлину направить свою руку на совершение таких ужасов? Король в отчаянии покачал головой.
– Все размышляете, сир? – спросил Аремис, подходя к Кайлеху, сидевшему на выступе скалы, откуда открывался вид на Фелроти. Он принес с собой флягу с вином и налил один кубок для короля, другой – для себя. Мирт и остальные воины натачивали мечи и проверяли оружие, про себя молясь, чтобы оно не понадобилось.
– Я сейчас думал о Лотрине и о том, как ты мне его напоминаешь.
– Для меня это комплимент, ваше величество. Я слышал, люди очень хорошо о нем отзывались, несмотря на его последние действия.
– Что еще они скажут, – ответил Кайлех, не в силах скрыть сожаление, охватившее его.
– Никто не смог мне толком объяснить, что с ним случилось. Наверное, вы казнили его?
Аремис уловил сомнение в голосе короля.
– Да, он мертв, – ответил тот сухо.
– Вижу, вы скучаете по нему, ваше величество.
Кайлех кивнул.
– Скучаю и вспоминаю практически каждый день. Мы вместе выросли, понимали и защищали друг друга. Именно поэтому его предательство так меня потрясло. Мы были очень привязаны друг к другу, Фарроу. Он был мне братом во всем, кроме крови.
– Если это так, то неужели вы не смогли найти способ сохранить ему жизнь? – спросил Аремис, надеясь заставить короля разговориться и больше рассказать о Галапеке.
– Так уж случилось, гренадинец.
– Что вы имеете в виду, ваше величество?
– Именно потому, что я любил Лотрина, во мне зародилась такая ненависть к нему за то, как он поступил с нашей дружбой.
– Понимаю, – Аремис сообразил, что ничего нового от Кайлеха не услышит.
Вместо этого возникла долгая пауза. Потом король с усилием отвлекся от своих мыслей и задал вопрос, который, без сомнения, волновал и его людей:
– Мудрое ли это решение, Фарроу?
– Многие его сочтут безрассудным, учитывая репутацию Селимуса, – ответил Аремис. – Тем не менее я верю, что раз уж он согласился на встречу, у вас больше, чем у других, шансов убедить его, что союз предпочтительнее бесконечных столкновений, которые могут привести в итоге к войне.
Король кивнул, убежденный доводами Аремиса.
– А его брак?
– Свадьба должна состояться скоро. Вот почему время имеет такое значение. Кто знает, что придет в голову этому сумасбродному королю, когда под его командованием окажется армия Бриавеля?
– Мне сообщили, что легион продвинулся к границам Бриавеля. Не слишком приятный подарок к свадьбе.
– Тактика запугивания, – предположил Аремис. – Какой смысл Селимусу начинать войну с Бриавелем, если он может подчинить себе королевство посредством брачного союза?
– Запугивание невесты – великолепный способ начать историческое объединение двух королевств, – саркастически заметил Кайлех.
– Похоже, Селимус других способов не знает. Насколько мне известно, он и в юности был задирой. Почему он должен стать другим теперь, будучи королем?
– Точь-в-точь – мои мысли, – пробормотал Кайлех.
Последовавшее молчание показалось Аремису загадочным, но он не мог заставить короля объяснить, что тот хотел сказать своим замечанием.
– Все будет хорошо, ваше величество. Только не надо мешкать. Скажите то, что вы должны сказать, остальное поручите посланникам. Главное, что встретились два короля, и им понравилось то, что они увидели друг в друге.
– Когда нас ждут?
– Завтра. Он планирует в вашу честь праздник. Предлагаю, чтобы вас сопровождали только Мирт, Бил и я, ваше величество.
Кайлех прищурил зеленые глаза.
– Не густо.
– Таким образом вы продемонстрируете доверие.
– Даже если я не доверяю ему?
– Именно так.
Король опять захохотал.
– Надеюсь, ты не жаждешь моей смерти, гренадинец? В противном случае тебя будут преследовать сотни моих воинов.
Кайлех поднял свой кубок, Аремис сделал то же самое.
– За союз, ваше величество.
– И за дружбу, Фарроу. Спасибо за помощь.
– Значит ли это, что я теперь свободный человек?
Король осушил бокал.
– Да. Но надеюсь, ты вернешься с нами в крепость.
– Если мы останемся живы, почту за честь.
* * *
Селимус ехал верхом по вересковым пустошам, окружающим Тентердин, и осматривал то, что считал теперь землями короны.
– Здесь очень красиво, ваше величество, – заметил Джессом, вторя мыслям короля.
– Я подумал, нужно сделать Тентердин моей летней резиденцией, а Аргорн может быть зимним убежищем, – самодовольно улыбнулся Селимус, глядя на величественные скалы, казавшиеся на расстоянии пурпурными.
– Крис Донал и Илена Тирск могли бы вам возразить, ваше величество, – заметил канцлер, стараясь не выразить своим тоном ни одобрения, ни осуждения.
– Из могилы им это вряд ли удастся, – раздраженно ответил король.
Реплика короля застряла в сознании канцлера; он вдруг с полной ясностью понял, что очень устал от злобного характера короля и полного безразличия монарха к тем людям, которые стараются исполнить все его капризы и желания. Как в случае с Джессомом, чьи обязательства перед Селимусом заключались в том, что он убивал людей, не только не получая за это дополнительного вознаграждения, но даже и обыкновенного «спасибо». Нельзя сказать, что Джессом был чувствительной натурой, отвергающей наказание смертью, напротив, он считал, что королевство никогда будет сильным, если король окажется слишком жалостливым или щепетильным. Любому успешному монарху требуется окружение, готовое к выполнению задач, основанных временами на обмане и коварстве. Как бы то ни было, по мнению Джессома, у Селимуса период жестокости слишком затянулся. Откровенно говоря, кровопролитий становилось все больше.
Селимус молод и дерзок, его желание заслужить репутацию сильного правителя в своем королевстве и, конечно, за его пределами, понять можно. Но с тех пор, как Джессом впервые появился в жизни короля, он надеялся, что сможет сделать из этого жестокого молодого человека проницательного и умного монарха. Канцлер вложил в него весь свой жизненный опыт и многочисленные таланты, надеясь, что Селимус научится у него чему-нибудь.
Марис Джессом был седьмым сыном богатого ростовщика, принимавшего участие во многих авантюрах, начиная со строительства мостов и заканчивая пивоваренным производством. Но, несмотря на огромное богатство, сын, находящийся так низко на семейной иерархической лестнице, никогда не рассчитывал, что его доля в капитале будет внушительной. Трое старших братьев разделили империю между собой, а все остальные, включая трех его сестер, должны были сами искать свой путь. Что касается сестер, то они использовали свой статус, чтобы удачно выйти замуж. Но худой, с крючковатым носом Марис, давным-давно осознав, что ему никогда не стать красивым мужчиной, еще в детстве решил использовать свое главное богатство, недюжинный ум, чтобы пробиться в жизни. Если бы можно было собрать умы всех его братьев и сестер и объединить в один, то и тогда самый младший брат превзошел бы их. Хотя Марис держал свое главное оружие в секрете, для него было очевидным, что отец должен выбрать младшего сына для управления финансовой империей. Как выяснилось, лишь он один унаследовал те ловкость, проницательность и образованность, которые помогли его отцу стать одним из самых богатых людей в Таллиноре. Но Джессом-старший не обращал никакого внимания на своего неуклюжего младшего сына, и как только Марис подрос, ему пришлось покинуть родительский дом и отправиться на поиски своей судьбы. Мать дала ему с собой тяжелый кошелек с золотом.
– Пользуйся деньгами с умом, Марис, – сказала она. Он заметил, что, когда она обняла его на прощание, ее глаза наполнились слезами.
И он последовал ее совету, перемещаясь с юга на север и с запада на восток в качестве путешествующего ростовщика, что оказалось новым, очень прибыльным делом, выгодным и для заемщиков. Другими словами, деньги потекли к нему рекой. Возможно, люди думали, что ему ничего не удастся скопить, ссужая деньги другим, особенно когда видели худощавого человека с темными умными глазами, записывающего в черную толстую тетрадь в кожаном переплете сумму, которую они сами брали у него в долг. Но ему удалось. Все знали, на каких жестких условиях Марис дает деньги. Его кредо выглядело так – плати или потеряешь все. На его стороне был закон, потому что он никогда не требовал долг раньше времени и не был настолько жаден, чтобы устанавливать слишком обременительные условия. Но молодой Джессом был безжалостен, и именно эта черта и привела его к быстрому успеху.
Через некоторое время он стал путешествовать с охранником, а потом с двумя, из страха, что на него нападут разбойники, которые, видимо, считали, что грабить богатых вполне разумно, потому что те могут себе позволить потерять деньги. Это заставляло Мариса буквально кипеть от злости, хотя обычно его трудно было вывести из себя, и вскоре он стал путешествовать с небольшой группой нанятых и оплачиваемых им людей, которые убивали разбойников и делали это с удовольствием, оставляя всю добычу себе.
Джессом увлеченно отработал два десятилетия, создав сеть различных организаций во всех областях, прежде чем решил осесть в Таллиноре, недалеко от своего родного дома. Там он планировал создать собственную империю, наняв людей для выполнения грязной работы по сбору долгов по всему королевству. К этому времени обоих его родителей уже не было в живых, а его более бедных родственников разбросало по всему королевству. Братья, унаследовавшие дело отца, не смогли так же успешно продолжать работу и поэтому обозлились на более удачливого младшего брата.
Как раз в это время король Таллинора Сорин объявил ростовщиков, количество которых утроилось за последнее время, «карбункулом на теле королевства, который необходимо вскрыть», систематически повторяя, что разожмет их жадные руки, душащие бедняков. Джессом сообразил, что грядет жестокое преследование, и покинул Таллинор, не дожидаясь чистки, которая, как известно, в конце концов произошла.
Он уехал в Моргравию все еще богатым человеком, но бездомным и безземельным, не имеющим семейных связей. Разочаровавшись в деле своей жизни, Джессом решил поменять его. Он был уже не молод, и энергии на образование новой империи не хватало, поэтому Джессом просто наблюдал и ждал, что ему преподнесут звезды. Накапливать факты и наблюдения, оценивать тенденции и определять потребности – вот в чем заключался особый талант Джессома. Свой шанс он увидел задолго до того, как для всех стало очевидным, что, кроме военачальника, королю Моргравии явно требуется еще один ближайший советник.
Во время правления Магнуса не существовало даже должности канцлера, поскольку король предпочитал по всем вопросам советоваться только с военным стратегом. Но дружба не всегда гарантирует хороший совет, считал Джессом, и новому королю понадобится лучший советник, чем тот, который должен был ему достаться после смерти отца. Несмотря на то что он прожил в Моргравии совсем недолго, ему не составило труда понять, что Магнус и Селимус не испытывают друг к другу теплых чувств. Джессом видел, что сын, кроме умения ненавидеть, больше ничему у отца не научился. Марис Джессом возомнил себя «создателем королей». У него было много курьеров, наемников, шпионов и осведомителей, которые могли помочь привести в порядок дела в королевстве, кроме того, на его стороне был богатый опыт по части финансовых вопросов и отличное знание человеческой натуры.
Он наблюдал за Селимусом довольно долгое время еще до того, как тот стал королем, и понял, что молодому человеку понадобятся годы шлифовки и руководства, чтобы научиться эффективно править королевством. Но он заметил в нем и обаяние и понял, что Селимус с легкостью может применить его на благо Моргравии и использовать энергию, которую он безрассудно тратил на презрение к людям, на то, чтобы склонить их на свою сторону. Джессом вынужден был признать, что брак с королевой Бриавеля Валентиной оказался ловким ходом, а вот убийство ее отца Валора – полнейшей глупостью. Это был поступок самонадеянного человека, у которого не хватает опыта, чтобы понять, что в данном случае достаточно просто продемонстрировать свою силу. Джессома не покидала уверенность, что король Валор поддержал бы союз между своей дочерью и Селимусом, и это делало его смерть совершенно бессмысленной.
Убийство Тирска стало еще одним бессмысленным шагом, хотя Джессом понимал, что этому предшествовала своя история, не позволившая королю быть объективным. Канцлер наблюдал и за Тирском, достаточно долго для того, чтобы отмести все сомнения в преданности генерала Моргравии. Селимусу нужно было лишь опереться на эту преданность, и тогда ни казни младшего Донала, ни разрушения до основания Риттилуорта, ни резни в Тентердине, ни множества других смертей, в том числе юного беспомощного Джорна просто никогда бы не случилось.
Убийство опасно. Оно имеет отвратительную привычку возвращаться и преследовать злоумышленника, и канцлер не смог удержаться от мысли о том, что на совести Селимуса слишком много трупов – кстати, не без его, Джессома, участия, – чтобы не вызвать гнев, и гнев этот непременно последует. А нужен-то всего один голос протеста. Один голос, с которым бы считались – может быть, Илены Тирск, или Криса Донала, или даже Аледы Донал, где бы ее ни носило. Достаточно некоторого недовольства со стороны Бенча, и это сразу вызовет серию неприятных вопросов, на которые королю придется ответить. Джессом знал, кого сочтут виновным. И это будет не Селимус.
И все-таки, послушай Селимус Джессома, он был бы сейчас сильным, могущественным правителем процветающих королевств. Ни одного или двух, а трех – именно о такой империи мечтал король. Не все еще потеряно. Возможно, им удастся использовать Илену Тирск в своих целях – а правильный подход к ней всегда найдется, – вместо того, чтобы убивать.
Канцлер вдруг осознал, что качает головой, а Селимус, развернув коня, с недоумением смотрит на него.
– Ваше величество, могу я говорить откровенно?
– Конечно.
– Ваше величество, если будет заключено соглашение, и вы поладите с королем горцев, и если в результате брака у вас сложится союз с Бриавелем, вы понимаете, что достигнете того, о чем большинство монархов даже мечтать не смеют?
– И что ты об этом думаешь?
– Я думаю, ваше величество, что вы сейчас находитесь в завидном положении, имея возможность контролировать сразу три королевства, причем, без всякого сопротивления и кровопролития, в то время, как другие два правителя даже не сознают, насколько вы сильны на самом деле.
– Почему ты думаешь, что это так хорошо, Джессом?
– Ваше величество, есть поговорка, которая может пригодиться в любой жизненной ситуации: никогда не позволяй одной руке знать, что делает другая.
– Не люблю разгадывать загадки, дурак. Говори яснее.
Джессом глубоко вздохнул, чтобы король не заметил его презрения.
– Став вашей женой, Валентина не сможет напасть на Моргравию, а это оставляет короля Горного Королевства в одиночестве, реши он, что союз ему не подходит. Мне кажется, Кайлех достаточно умен, чтобы не совершить такую глупость, поэтому будет поддерживать мир и пользоваться выгодами торговли и свободного передвижения, а также растущим благосостоянием. Ваше величество, для меня совершенно очевидно, что, будучи осторожным, вы получите империю, о которой всегда мечтали. – Ему очень хотелось сказать: «Понятно тебе, глупец?»
– Джессом, неужели ты думаешь, – ответил Селимус, – что я и сам не смог бы додуматься до этого? Ты, наверное, считаешь, что должен растолковывать мне все возможные сценарии событий, потому что я слишком тупой и не замечаю, что творится у меня под носом? – Тон короля был саркастическим и угрожающим.