Текст книги "Игры Обмена. Материальная цивилизация, экономика и капитализм в XV-XIII вв. Том 2"

Автор книги: Фернан Бродель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 55 страниц)

==506

142

A.N., A.B., В', 619, 8 и 29 октября 1665 г.

«для отжима, каландрования и сушки» сукон. Об этой относительной механизации чисто городскойпромышленности ясно говорят картины, хранящиеся в городском музее и некогда украшавшие Лакенхал – крытый Суконный рынок.

Все это [происходило] в условиях явственного императива: в то время как Амстердам производил роскошные ткани, а Гарлем настойчиво стремился следовать за модой, Лейден специализировался на дешевом текстиле, начиная с шерсти невысокого качества. Издержки всегда следовало снижать. Так, цеховой строй, который сохранялся, позволил развиться рядом с собой новым предприятиям, мастерским, уже мануфактурам, и надомный труд, существовавший под знаком безжалостной эксплуатации, завоевывал почву. Так как город рос быстро (в 1581 г. в нем было всего 12 тыс. жителей), он, невзирая на удачу нескольких из своих предпринимателей, не вырастил кадры своего собственного капитализма. Вся активность Лейдена замыкалась на амстердамских купцах, которые прочно держали город в руках.

Такая концентрация рабочих могла лишь способствовать встрече Капитала с Трудом и их столкновениям. В Лейдене рабочее население было слишком многочисленным, чтобы не быть беспокойным и подвижным, тем более что городские предприниматели не имели возможности обратиться в случае нужды к более легко управляемой деревенской рабочей силе. Французские агенты, начиная с находившегося в Гааге посла или пребывавшего в Амстердаме консула, прислушивались к этому хроническому недовольству в надежде (не всегда тщетной) сманить кое-кого из рабочих для укрепления французских мануфактур 142. Короче говоря, ежели в Европе и был подлинно «промышленный» город, подлинно городская концентрация рабочих, то это был именно этот город [Лейден].

То, что здесь вспыхивали стачки, было совершенно естественно. Есть, однако, три удивительных обстоятельства: то, что стачки эти, согласно точному перечню Постумуса, были столь немногочисленны (1619, 1637, 1644, 1648, 1700, 1701 гг.); что были они эпизодическими и затрагивали лишь ту или иную группу рабочих, например ткачей или сукновалов, за исключением движений 1644 и 1701 гг., носивших характер движений массовых; наконец (и в особенности), что стачки эти так плохо освещены в исторических исследованиях, вне сомнения, по причине отсутствия документации.

Следовательно, надо признать очевидное: рабочий пролетариат Лейдена был разделен на функциональные категории – сукновал – это не прядильщик и не ткач. Он входил отчасти в не слишком прочную цеховую систему, отчасти же существовал в рамках свободного (а на самом деле бывшего под строгим присмотром и контролем) ремесла. В этих условиях пролетариату не удавалось достичь себе на пользу [такой] сплоченности, которая оказалась бы опасна для тех, кто им управлял и его эксплуатировал, для мастеров-мануфактуристов, и для стоявших за их спиной подлинных хозяев: купцов, руководивших игрой в ее целостности. Однако же существовали регулярные собрания рабочих и своего рода членские взносы, которые были базой касс взаимопомощи.

==507

По поводу трех предшествующих абзацев см.: Posthumus, p. cit..Ill, p. 721– 729; 656—657, 674, 691—696, 869 sq., 722– 724, 876—878.

144 Mantoux P. La Révolution industrielle au XVIIIe siècle.1959, p. 57—59; Guilherme Mota C. Conflitos entre capital e trabalho; anatacoes acérca de uma agitaçao no Sudo-Este inglés en l738.—"Revista de Historia",Sao Paulo, 1967. Последняя работа пробудила во мне желание поведать о нижеописываемом инциденте.

Но преобладающей чертой организации текстильной промышленности в Лейдене была просто-напросто безжалостная сила имевшихся средств принуждения: надзор, подавление, заключение в тюрьму, смертные казни были угрозой постоянной. Регенты города яростно поддерживали привилегированных. Больше того, хозяева мануфактур были объединены в своего рода картель, охватывавший всю Голландию и даже все Соединенные Провинции. Разве не собирались они каждые два года общим «синодом», дабы устранить вредоносную конкуренцию, определить цены и заработную плату, а при случае и решить, какие меры следует принять против действительных или возможных рабочих волнений? Эта современная организация привела Постумуса к выводу, что на уровне работодателей классовая борьба была одновременно и более осознанной, и более воинствующей, нежели на уровне трудящихся. Но не есть ли это впечатление историка, привязанного к своим документам? Если рабочие оставили нам не так-то много доказательств своей борьбы и своих чувств, то разве же они тем не менее не думали так, как им то диктовала ситуация? Любая рабочая организация, официально предназначенная для защиты интересов рабочей силы, была запрещена. Следовательно, на регулярных собраниях, которые они устраивали, рабочие не могли ни действовать, ни говорить в открытую. Но сама по себе реакция хозяев доказывает, что молчание рабочих определенно не означало безразличия, незнания или приятия 143.

Последний эпизод, на котором мы хотели бы остановиться, совсем иной. Речь идет о промысле более скромном и по своей организации более соответствовавшем нормам [своей] эпохи. А значит, в определенном смысле более репрезентативном, нежели чудовищный лейденский вариант.

Мы в Сареме в Уилтшире, неподалеку от Бристоля, в 1738 г. Сарем находится в центре старинной зоны шерстяного производства, подчиненного контролю фабрикантов-суконщиков, бывших в большей мере купцами, чем мануфактуристами (clothiers).Вспыхивает короткое восстание. Кое-что из имущества этих clothiersбыло разграблено. Репрессии не заставили себя ждать, трое бунтовщиков повешены, порядок восстановлен. Но речь идет не о каком-то маловажном инциденте.

Прежде всего, на этом английском юго-западе, где произошли волнения 1738 г., социальное брожение, по крайней мере с 1720 г., было частым явлением. И именно там родилась народная песенка «Наслаждение суконщиков» («The Clothiers' Delight»),которую Поль Манту прославил в своей классической книге 144. Она, вне сомнения, восходит к правлению Вильгельма Оранского (1688– 1702 гг.). Следовательно, это песня относительно старая, которую годами снова и снова распевали в трактирах. В ней фабриканты шерстяных тканей, как считается, по секрету рассказывают о своих деяниях и подвигах, о своих радостях и тревогах. «Мы,– поют они,– накапливаем сокровища, мы приобретаем огромные богатства путем обдирания и угнетения бедняков ... И как раз благодаря их труду набиваем мы свой кошелек». За их труд нетрудно заплатить меньше, чем следует, или усмотреть в готовой] работе изъяны, если даже их нет, снизить заработную

==508

плату, «заставив поверить, что торговля идет плохо ... Ежели же она улучшится, [труженики] этого никогда не заметят». Разве же штуки ткани, что они поставляют, не уходят за моря, в страны дальние и лежащие вне их поля зрения? Что они там могут увидеть, эти горемыки, работающие день и ночь? А потом, у них и есть-то один только выбор: «эта вот работа или никакой работы».

Другой небольшой, [но] многозначительный факт: инцидент 1738 г. привел к публикации в 1739 и 1740 гг. памфлетов, которые были делом не рабочих, а радетелей, желавших восстановить гармонию. Ежели в ремесле все идет плохо, то не происходит ли это по причине иностранной, в частности французской, конкуренции? Конечно, работодатели должны были бы изменить свое поведение, но в конце концов нельзя же «заставлять их разоряться, как то, к несчастью, со многими из их числа приключилось на протяжении последних нескольких лет». В конечном счете все это очень ясно. Позиции по обе стороны барьера обрисованы четко. А барьер определенно существует. И он будет только укрепляться с нарастанием волнений в XVIII в.

ПОРЯДОК И БЕСПОРЯДОК

145

Laslett P. Un Monde que nous avons perdu. 1969,p. 172—173. Vierkand A. Die Stetigkeit im

Kulturwandet.1908, S. 103: «Чем менее человек развит, тем более склонен он терпеть эту силу традиционной модели и ее наставления»

(цит. в кн.: Sombart W. Le Bourgeois,p. 27). Но кто объяснит насильственный характер народных движений в России?

Тем не менее эти волнения были локальными, ограниченными небольшим пространством. Некогда – в Генте с 1280 г. или во Флоренции в 1378 г., во время восстания чомпи,– рабочие движения тоже бывали ограниченными; но город, где они вспыхивали, сам по себе был автономным мирком. До цели было рукой подать. Напротив, жалобы лионских рабочих-печатников в 1539 г. были направлены в Парижский парламент. Следует ли думать, что с этого времени территориальное государство в силу самой своей протяженности и вытекавшей отсюда инертности заранее ограничивало, изолировало, даже блокировало эти точечные бунты и движения? Во всяком случае, такая фактическая распыленность одновременно и во времени и в пространстве усложняет анализ этих многочисленных совокупностей, «семейств», событий. Их нелегко ввести в рамки общих объяснений, картина которых пока еще скорее воображаемая, нежели установленная.

Воображаемая, потому что беспорядок и существующий порядок относятся к одной и той же проблематике, и спор сразу же расширяется сам собой. Существующий порядок – это одновременно государство, основы общества, культурные рефлексы и структуры экономики плюс бремя многосложной эволюции всего их множества. Питер Ласлетт полагает, что общество быстро развивающееся требует более жесткого порядка, чем обычно; А. Фирканд утверждал, что общество диверсифицированное оставляет индивиду большую свободу действий, следовательно, благоприятствует возможным в будущем требованиям 145. Эти утверждения общего характера вызывают у нас скепсис: общество, удерживаемое в руках, не эволюционирует как ему угодно; диверсифицированное общество зажимает индивида с десяти сторон сразу; можно опрокинуть одно препятствие, но остальные возвышаются по-прежнему.

==509

Coornaert E. Les Corporations en France avant 1789.10e éd. 1941, p. 167. 147 Ibid.,p. 168—169.

Бесспорно, однако, что любая слабость государства – какова бы ни была ее причина – открывала дверь волнениям. Само по себе брожение достаточно наглядно свидетельствовало об ослаблении власти. Так, во Франции очень бурными были 1687– 1689 гг. и в не меньшей степени 1696—1699 гг. 146 При Людовике XV и Людовике XVI, когда «власть начинает ускользать из рук правительства», во всех городах Франции, какими бы малозначительными они ни были, происходили свои «бунты» и свои «крамолы». Париж с его более чем шестьюдесятью мятежами занимал первое место. В Лионе яростные движения протеста вспыхивали в 1744 и 1786 гг. 147 Признаемся все же, что как в этом, так и в иных случаях политическое и даже экономическое обрамление дает самое большее лишь начатки объяснения. Для того чтобы преобразовать в действие то, что было эмоцией, социальным беспокойством, требовалось обрамление идеологическое, какой-то язык, лозунги, интеллектуальная причастность общества, которых обычно недоставало.

Например, вся революционная мысль эпохи Просвещения была обращена против привилегий праздного класса сеньеров и во имя прогресса защищала активное население, в том числе купцов, мануфактуристов, прогрессивных земельных собственников. В этой полемике привилегии капитала как бы незаметно ускользали. Во Франции в основе политической мысли и социального поведения в XVI—XVIII вв. лежал именно острый конфликт между монархией, дворянством шпаги и представителями парламентов. Он обнаруживается в таких разных и противоречивых идеях, как идеи Пакье, Луазо, Дюбо, Буленвилье, Фонтенеля, Монтескье и других философов Просвещения. Но о денежной буржуазии, восходящей силе этих столетий, в таких спорах как будто забыли. Разве не любопытно видеть в наказах депутатам Генеральных штатов 1789 г., представляющих как бы [мгновенную] фотографию коллективного образа мышления, неприкрытую ненависть к привилегиям дворянства, тогда как относительно королевской власти и капитала, напротив, сохраняется почти полное молчание?

Если потребовалось столько времени, чтобы привилегии капитала – факт, вполне установленный для того, кто, обладая современным образом мышления, просматривает документы прошлого,– предстали именно как привилегии (в общем для этого придется дожидаться промышленной революции), то произошло так не потому только, что «революционеры» XVIII в. сами были «буржуа». Дело было также и в том, что капиталистические привилегии в XVIII в. извлекали выгоду из осознания иных явлений, из революционного разоблачения иных привилегий. Обличали миф, защищавший дворянство (фантазии Буленвилье об «естественной власти» дворянства шпаги, потомков «новой, чистой крови» франкских воинов, «правивших покоренными странами»), нападали на миф сословного общества. И денежная иерархия, противопоставленная иерархии по рождению, сразу переставала выделяться в качестве самостоятельного и вредоносного сословия. Праздности и бесполезности сильных мира сего противопоставили труд, общественную полезность деятельного класса. Несомненно, именно здесь лежит источник, из которого капи-

К оглавлению

==510

• Политика laisser-faire(букв. «непротивления») предполагала полное невмешательство государства в экономику и предоставление совершенной свободы для капиталистического предпринимательства. – Прим. перев.

148 Статья Дзангери (Zangheri R.) в: «Studi Storici»,1968, p. 538; Blum J. The Condition f the European Peasantry on the Eve of Emancipation.—"Journal f Modern History",1974.

14Э Marx R. La Révolution industrielle en Grande-Bretagne.1970, p. 19.

"iü Sully. Mémoires, III,p. 107. Было в ходу еще выражение «нищие, попрошайничающие публично»: Variétés,V, р. 129. О hampones(бродягах) в Испании см.: Klaveren J., van. Europäische Wirtschaftsgeschichte Spaniens:., S.187. Anm. 36; об oziosi(праздношатающихся) в Италии см.: Lèpre A. Contadini, borghesi ed pérai net tramonto del feudaîesimo napolitano. 1963, p.27.

тализм XIXв., достигший полноты власти, черпал невозмутимое сознание собственной правоты. Именно здесь зародился образ примерного предпринимателя – создателя общественного блага, олицетворения здоровых буржуазных нравов, труда и бережливости, а вскоре [и] распространителя цивилизации и благосостояния среди колонизованных народов, а также образ экономических добродетелей политики laissez-faire *,автоматически порождающей общественные равновесие и счастье. Еще и сегодня эти мифы вполне живы, хоть каждодневно и опровергаются фактами. А разве сам Маркс не отождествлял капитализм и экономический прогресс прежде чем выявились его внутренние противоречия?

НИЖЕ НУЛЕВОЙ ОТМЕТКИ

Что еще тормозило социальные волнения, так это существование во всех обществах прошлого, включая и общества европейские, огромного [по численности] люмпен-пролетариата. В Китае, в Индии этот люмпен-пролетариат сливался с эндемичным рабством, [находясь] на полпути между нищетой и существованием за счет снисходительной благотворительности. Рабство распространено было по всей громадной области ислама, встречалось в России, оставалось вкрапленным в Южной Италии; оно еще присутствовало в Испании и Португалии и расцвело по ту сторону Атлантики, в Новом Свете.

Европа оказалась по большей части избавлена от этой язвы, но на довольно обширных пространствах она еще отступила перед крепостничеством, хотя ему здесь была уготовлена суровая жизнь. Не будем, однако же, думать, что на этом все же привилегированном Западе все было к лучшему в этом лучшем из «свободных» миров. За исключением богатых и могущественных, все люди там были жестко прикреплены к своему положению, связанному с тяжким трудом. Всегда ли существовала такая уж разница между польским и русским крепостным и испольщиком стольких западных областей? 148 В Шотландии вплоть до закона 1775 г. и особенно до [парламентского] Акта 1799 г. многие горнорабочие, связанные пожизненными контрактами, «были настоящими крепостными»149. Наконец, общества Запада никогда не были мягкими по отношению к мелкоте, к сброду, к «ничтожным людишкам»150. Там постоянно жил огромный люмпен-пролетариат, люди, не имевшие работы, вечно безработные, и то было очень древнее проклятие.

На Западе все происходило так, словно глубокое разделение труда в XI и XII вв.– города по одну сторону [барьера], деревни по другую – оставило неразделенной, и окончательно, огромную массу неудачников, для которых больше не было работы. Вину за это следовало бы возложить на общество с его обычными несправедливостями, но также – и даже в большей степени!– на экономику из-за ее неспособности обеспечить полную занятость. Многие из таких бездеятельных кое-как перебивались, находя то тут, то там работу на несколько часов как временное прибежище. Другие же, немощные, старики, те, что всю

==511

Социальные иерархии 511

151 Civiltà Veneziana,p. 285, 21 июня 1636 г.

152 Oudard Coquault.

Mémoires,1875, I, p.

215.

153 A.N., G 7, 1647,1709.

154 Машинописный доклад г-жиБюрье: Buriez. L'Assistance à Ше au XVIII· siècle.Faculté des lettres de Lille.

155 Gascon R. Économie et pauvreté aux XVIe et XVII' siècles: Lyon, ville exemplaire et prophétique.– Etudes sur l'histoire de la pauvreté.P.p. M.Mollat, 1974, II, p. 747 sq. Ср. также замечание Рольфа Энгельсинга: Engelsing R. Der Arbeitsmarkt der Dienstboten im П ., 18. und 19. Jahrhundert.– Wirtschaftspolitik und Arbeitsmarkt.Hrsg. H. Kellenbenz, 1974, S. 27.

156 Laslett P. Op. cit.,p. 54-55.

'" Lütge F. Op. cit.,S. 382.

158 Согласно сведениям, которые мне

предоставили в Кракове М. Кульчиковский и М. Франчиц.

159 Доклад г-жи Бюрье. В Каоре в 1546 г. было 3400 бедняков на 10 тыс. жителей. См.неопубликованную диссертацию М.-Ж. Прэн (Prim M.-J.) машинописный текст, Тулуза, (р. 53). В Шанаке, в области Косе, на 338 облагаемых податью приходилось 60 нищих. См .:Marres Р. L'Economie des Causses du Gévaudan au XVIII'· siècle.—"Congrès de Mende",1955, p. 167. В Ла-Рошели в 1776 г. было 3668 бедняков на 14 271 жителя. См. Laveau Cl. Le monde rochelais de ''Ancien Régime au Consulat. Essai d'histoire économique et sociale (1744—1800).1972, жизнь бродяжничали, лишь с большим трудом включались в активную жизнь. Этот ад имел свои ступени падения, отраженные в языке современников: бедняки, нищие, бродяги.

Потенциальным беднякомбыл индивид, живущий только своим трудом. Если он лишится своей физической силы; если смерть унесет одного из супругов; если детей слишком много, а хлеб слишком дорог и зима более сурова, чем обычно; если работодатели отказывают в найме; если падает заработная плата – жертва должна будет найти помощь, чтобы выжить до лучших времен. Если о человеке заботилась городская благотворительность, он бывал почти спасен: бедность еще была социальным состоянием. Всякий город имел своих бедняков. В Венеции, если их число слишком возрастало, проводили отбор, дабы изгнать тех, кто не родился в городе; [всем] прочим выдавали знак св. Марка (signo ai San Marco)[в виде] документа или жетона, который служил их отличительным признаком 151.

Еще один шаг по пути беды – и тогда раскрывались врата нищенства и бродяжничества, этих самых низких состояний, когда, в противоположность тому, что утверждали всяческие радетели, отнюдь не жилось «без забот, за счет ближнего». Подчеркнем это столь частое в текстах того времени различение между бедняком – жалким, но не презираемым – и нищим или бродягой, праздным и нетерпимым в глазах порядочных людей. Удар Коко, реймсский купец и буржуа, говорит в феврале 1652 г. о большом числе горемык, только что пришедших в город, «не тех, что ищут себе на жизнь [т. е. стараются заработать на нее, благоразумных бедняков, достойных того, чтобы им помогали], а бедняков постыдных, кои попрошайничают, едят хлеб из отрубей, травы, капустные кочерыжки, слизняков, собак и кошек; а чтобы посолить свою похлебку, берут воды, коей промывают от соли съедобные улитки» 152. Вот что безоговорочно отличает хорошего, «истинного бедняка»153 от плохого, «попрошайки». Хороший бедняк – это был бедняк признанный, пребывающий в составе организованной группы, внесенный в списки бюро по делам бедных, тот, кто имел право на общественную благотворительность, кому позволялось даже просить [милостыню] у церквей богатых кварталов после службы или же на рынках – вроде той лилльской нищенки в 1788 г., которая придумала способ незаметно попрошайничать,– подавать торговцам, стоящим возле выставленного товара, жаровню для зажигания трубок. Один из ее собратьев по бедности предпочитал бить в барабан перед лилльскими домами, которые он имел обыкновение облагать сбором 154.

Следовательно, тот, кто обычно бывал отмечен в городских архивах,– это хороший бедняк, нижняя граница жизни тяжкой, но еще приемлемой. В Лионе 155, где огромное собрание документов позволяет произвести подсчеты для XVI в., эта нижняя граница, «порог бедности», определяется по соотношению между реальной заработной платой и стоимостью жизни, т. е. ценою хлеба. Общее правило: дневной заработок, расходуемый на питание, составлял половину всего заработка. Значит, требовалось, чтобы эта половина превышала стоимость потребленного семьею хлеба. Но ведь шкала заработной платы была очень широка: если принять заработок мастера за 100, то заработок подмастерья ока-

==512

Общество, или «Множество множеств»

512

Бродяга во

фламандской деревне. «Блудный сын» И. Босха, начало XVI в. Роттердам, Музей Бойманса – вам Бёнингена.

жется на уровне 75, заработок подручного, используемого «на всех работах»,– на уровне 50, а «грошового работника»– hl уровне 25. Именно две последние категории приближались к нижней черте и чересчур легко оказывались с худшей ее стороны. С 1475 по 1599 г. лионские мастера и подмастерья вполне удеу живались над пропастью, у подручных в 1525—1574 гг. были за

==513

р. 72. Бедняки вставляли одну шестую часть населения Авaллoнa в 1614 г.: См. статью И. Дюрана (Durand Y.) ι кн.: Cahiers de ioléances des paroisses in bailliage de Troyes your les Etats généraux le 1614.1966, p. 42. О «неимущих» (Habenichtse) в Аугсбурге в 1500 г. см.: Bechtel H. Wirtschaftsgeschichte

Deutschlands,II, S. 52, nm. 6. В общем плане иинтересная статья: Hufton О. Towards an Understanding of the wor of eighteenth century France.— FrenchGovernment and Society, 1500—1850.Ed. I.F. Bosmer, 1975, ?. 145 f. 160 Имеются «многочисленные /поминания для 1749, 1759, 1771, 1790 гг. з архивах департамента Верхняя Савойя: С 143, F0· 29—J8; С 135, H. S.; С 142, 194, f° 81; С 165, f0 81 v0; 1C III, Я, f°' 40—47. 161 Ибо они

существовали, их было великое обилие. Для Шатодёна в 1697 г. см.: Couturier M. Recherches sur les structures sociales de Châteaudun, 1525– 1789.1967; Poitrineau A. Op. cit.,p. 608: «Нищие составляли нижний слой любого деревенского населения», 162 Vauban. Projet d'une ßrne royale.Éd. Daire, 1843, p. 34. 163 Durand Y. Op. citp. 39—40. Разграничение бедняки-нищие и бедняки-безработные никогда не следует упускать из виду. Якоб юн Клаверен “ Economica",1954, № 2) справедливо отмечает, Мальтус говорил о бедняках, а не о безработных.

труднения, конец же столетия (1575—1599 гг.) оказался для них очень тяжким. «Грошовые работники» испытывали трудности еще до начала XVI в., и их положение в дальнейшем только ухудшалось, чтобы сделаться катастрофическим с 1550 г. Таблица, приводимая ниже, ясно обобщает эти данные. Вот что подтверждает ухудшение ситуации на рынке труда в XVI в., когда, вне сомнения, все прогрессировало, в том числе и цены, но когда этот прогресс, как и всегда, с лихвой оплачивали трудящиеся.

«Порог бедности» в Лионе (Число лет, когда «порог бедности» оказывался перейден)

Подмастерья

Подручные

«Грошовые работники»

1475—1499

0

1

5

1500—1524

0

0

12

1525—1549

0

3

12

1550—1574

0

4

20

1575—1599

1

17

25

По данным Ришара Гаскона: Gascon R. Economie et pauvreté aux XVIe et XVIIe siècles' Lyon, ville exemplaire.. – Études sur l'histoire de la pauvreté.P. p. M. Mollat, 1974, II, p. 751. «Порог бедности»достигался тогда, когда «дневной заработок, расходуемый на питание, был равен затратам на хлеб.Он оказывался перейден, когда этот заработок бывал ниже их» (р. 749).

Документы плохо освещают ад «бродяг» и «попрошаек» ниже этого «порога бедности». Когда утверждают, что в Англии Стюартов уровень жизни четверти или половины населения был близок, а то и опускался ниже этой нижней черты 156, речь идет еще о бедняках, которым более или менее хорошо помогали. Точно так же обстоит дело в XVIII в., когда утверждают, что в Кёльне неимущих было от 12 до 20 тыс. на 50 тыс. жителей 157 или что они составляли 30 % населения Кракова 158; что в Лилле к 1740 г. «более чем 20 тыс. человек постоянно оказывалось вспомоществование за счет Коммунальной кассы для бедных и приходской благотворительности и что в списках плательщиков подушной подати более половины отцов семейств освобождены от уплаты как неимущие» 159. В маленьких местечках области Фосиньи положение было таким же 160. Но все это относится еще к истории бедняков городских и «бедняков деревенских» 161.

Когда же речь идет о нищих и бродягах, это совсем другое дело и совсем иные зрелища: толпы, сборища, процессии, шествия, порой массовые перемещения «по большим деревенским дорогам и по улицам городов и местечек» нищих, «коих,– как замечает Вобан 162,– голод и нагота изгнали из дома». Иногда возникают драки, постоянно слышатся угрозы, время от времени вспыхивают пожары, насильственные действия, совершаются преступления. Города боялись этих визитеров-чужаков. Они прогоняли их, едва о тех сообщали. Но нищие выходили в одни ворота и возвращались через другие 163, оборванные, покрытые паразитами.

В былые времена нищий, постучавший у дверей богача, был божьим посланцем, чей облик мог принять Христос. Но мало-помалу это чувство уважения и сострадания исчезало. Ленивый, опасный, мерзкий – таков образ обездоленного, кото-

==514

164 В городах Германии

–» 1384, 1400, 1442, 1446, 1447 гг.

165 Coyecque E. L'Assistance publique à Paris au milieu du XVIe siècle.—"Bulletin de la Société de l'histoire de Paris et de Vlle-de-France",1888, p. 117.

166 Ibid.,p. 129—130.

28 января 1526 r.

500 парижских

бедняков были отправлены

на галеры.

167 Variétés,VII, р.42, note 3 (1605).

Отправка в Канаду

ирландских нищих, находившихся

в Париже. Севильских

бродяг выслали к

Магелланову проливу.

A.d.S. Venezia, Senate

Spagna, Zane al Doge, Мадрид, 30 октября

1581 г.

168 Davies C.S.L.

Slavery and Protector

Somerset; the Vagrancy

Act of 1547.—

"Economic

History Review",1966, p. 533—549.

* Т. е. без права пользования прямыми доходами от ихтруда.– Прим . перев .

169 Busbecq Ogier Ghislain, de.

Ambassades et voyages en Turquie et Amasie, 1748,p. 251.

«Нидерландские нищие». Картина Брейгеля Старшего, 1568 г. Эти безногие калеки, надев на голову митру, или бумажный колпак, или же красный цилиндр и разодетые в ризы, празднуют карнавал и устраивают в городе шествия. Фото Национальных музеев.

рый рисовало себе общество, напуганное возраставшим потоком несчастных. Раз за разом принимаются меры против публичного нищенства 164 и против бродяжничества, которое в конечном счете стало само по себе считаться преступлением. Задержанного бродягу пороли плетьми «прикованного палачом к задку телеги» 165. Ему выбривали голову, его клеймили каленым железом; в случае рецидива его грозили повесить «без суда и следствия» или отправить на галеры – и запросто отправляли 166. Время от времени облава приводила к отправке трудоспособных нищих на работы: для них открывали мастерские; чаще всего они чистили рвы, чинили городские стены, если только их не отправляли в колонии 167. В 1547 г. английский парламент постановил, что бродяги будут не более не менее как обращаться в рабство 168. Спустя два года мера [эта] была отменена: не смогли решить, кто станет получать этих рабов в условную собственность * и употреблять их в работы – частные лица или государство! Во всяком случае, идея витала в воздухе. Ожье Гислэн де Бюсбек (1522—1572), изысканный гуманист, представлявший Карла V при дворе Сулеймана Великолепного, полагал, что, «ежели бы [рабство] ... применялось справедливо или мягче, как того– требуют римские законы, не было бы необходимости вешать или карать всех тех, кои, ничего не имея, кроме свободы и жизни, зачастую становятся преступниками от нужды» 169.

И в конечном счете именно это решение возобладает в XVII в., ибо разве же заключение в тюрьму и каторжные работы не рабство? Повсюду бродяг сажают под замок: в Италии – в приюты для бедных (alberghi dei poveri),в Англии – в работные

==515

См.: Hufton 0. H. The Poor of the 18thcentury France.1974, p. 139—159.

171 A.N., A.E., B1, 521, 19 апреля 1710 г. См.: AD XI, 37 (1662) вокруг Блуа «мало есть дорог, по обочинам коих не валялись бы мертвые тела».

172 A.d.S. Venezia, Senate Terra, Венеция 1; Delamare N. Traité de police.1710, p. 1012 Париж]. О 3 тыс. бедняков под стенами Шамбери см.: Vermale F.

Les Classes rurales en Savoie au XVIII' siècle.1911, p. 283. 173 Chantal S. La Vie quotidienne au Portugal après le tremblement de terre de Lisbonne de 1755.1962, p. 16. Многочисленные данные на этот счет содержатся в переписке русского консула в Лисабоне. См., в частности: АВПР, 72/5, 260, л.54 v0, Лисабон, 30 мая 1780 г. 174 Manceron C. Les Vingt Ans du Roi.1972, I, p. 298—299 (по данным кн.: Grosclaude Р. Malesherbes,p. 346).

Двор чудес в Париже – место сбора профессиональных нищих и уголовного мира, описанное в частности в романе В. Гюго «Собор Парижской богоматери».

– Прим. перев.

дома (workhouses),в Женеве—в исправительную тюрьму (Discipline),в Германии – в исправительные дома (Zuchthäuser) ,в Париже – в смирительные дома (maisons de force) :в Гранд-Опиталь, созданный ради «заключения» там бедняков в 1662 г., в Бастилию, Венсеннский замок, Сен-Лазар, Бисетр, Шарантон, Мадлен, Сент-Пелажи 170. На помощь властям приходили также болезни и смерть. Едва только усиливались холода, едва только начинало не хватать продовольствия, и в больницах, даже при отсутствии какой бы то ни было эпидемии, отмечалась очень высокая смертность. В Генуе в апреле 1710г. пришлось закрыть богадельню, которая была забита трупами; выживших перевезли в Лазарет, где, по счастью, не оказалось в карантине ни одного чумного. «Врачи говорят ... что все сии болезни проистекают лишь от нищеты, каковую бедняки претерпели прошлой зимой, да и от дурной пищи, коей они питались» 171. Прошлая зима – это зима 1709 г.