Текст книги "Игры Обмена. Материальная цивилизация, экономика и капитализм в XV-XIII вв. Том 2"
Автор книги: Фернан Бродель
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 55 страниц)
29
·
==452
шим капиталу голландской Ост-Индской компании, отнюдь не была настоящей акционерной компанией. Ее капитал был образован только на одно плавание, и по возвращении каждый купец получил обратно свой пай и свои доходы. Долгое время любой акционер имел право изъять свою долю участия. Мало-помалу дела менялись. Начиная с 1612г. счета составлялись уже не на [одно] предстоящее плавание, но на ряд предполагаемых плаваний. Наконец, с 1658 г. акционерный капитал стал неприкосновенным. А к 1688 г. акции продавались на лондонской бирже так же, как акции голландской компании – на бирже амстердамской. Таким образом, мало-помалу пришли к голландской модели акционерных обществ. На это потребовалось примерно столетие.
КОМПАНИИ И КОНЪЮНКТУРА
По поводу Северной компании см.; A. N., G 7, 1685, I. Относительно
Вест-Индской компании см.: А. Е., M. et D.,16. 237 Meuvret J. Etudes d'histoire économique.1971, p. 33.
Глобальный успех [привилегированных] компаний Северо-Западной Европы – то был также вопрос конъюнктуры и хронологии. Первые успехи Амстердама относятся примерно к 1580– 1585 гг. В 1585 г. повторное взятие Антверпена [испанцами] Александра Фарнезе решило участь города на Шельде. Даже неполный его торговый разгром обеспечил триумф города-соперника. Но ведь в 1585 г. [еще] почти два десятка лет отделяют нас от основания (в 1602 г.) голландской Ост-Индской [компании]. Следовательно, последняя возникает позже, чем успех Амстердама. По крайней мере не она его создала, а сама даже была отчасти создана этим успехом. Но ее успех, во всяком случае, последовал почти немедленно. Точно так же, как и удача английской Ост-Индской компании, основанной немного раньше.
Неудача французов в их усилиях образовать торговые компании приходится [на время] между 1664 и 1682 гг. Ост-Индская компания, основанная в 1664 г., «с первых лет натолкнулась на финансовые затруднения», и ее привилегия была у нее отнята в 1682 г. Основанная в 1670 г. Левантинская компания начала приходить в упадок с 1672 г. Северная компания, созданная в июле 1669 г. , потерпела фиаско. Вест-Индская компания, созданная в 1664 г., была упразднена в 1674 г. Таким образом, [налицо] серия провалов, которые плохо компенсировал полууспех Ост-Индской компании. И перед лицом таких провалов – успех английский и голландский. Такой контраст требует объяснений. На счет французских предприятий следовало бы отнести недоверие французских купцов к королевскому правительству, относительную слабость их средств и незрелость того, что могло бы быть французским капитализмом. Ну и конечно же, трудность включиться в уже организованные сети: хорошие места были заняты и любой там дрался отчаянно. «В придачу,– писал Жан Мёвре,—...иностранные компании, основанные в первой половине века, знавали сенсационные прибыли, которые вследствие изменений конъюнктуры с того времени более не повторялись»237. Французы плохо выбрали момент [для начала]. Кольбер явился слишком поздно. Тем более что полвека беспрецедентного подъема дали Северу, особенно Нидерландам, превосходство, делавшее их способными сопротивляться эвентуальной конкуренции и
==453
"' Pollard S., Crossley D. W. Op. cit.,p. 150—151.
"» Ibid.,p. 143, 146, 147, 163.
210 Jeannin P. L'Europe
du Nord-Ouest et du
Nord aux XVI Ie et
XVIII e siècles. 1969.
p. 192.
241 Pollard S-, Crossley D. W. Op. cit.,p. 149. * Имеется в виду крах Компании Южных морей.– Прим. персе.
242 Письмо Поншартрена Таллару от б«августа 1698 г. см.: А. В., СР. Ang., 208, f» 115; письмо Таллара Поншартрену от 21 aвгyстa 1698 г. см.: A.N., A.E., B', 759.
даже притормаживать развитие неблагоприятной конъюнктуры.
В зависимости от места одна и та же конъюнктура влекла за собой различные последствия. Например, рубеж столетий (1680—1720 гг.) был трудным во всей Европе, но в Англии он отмечен такими потрясениями и кризисами, которые создают впечатление общего прогресса. Происходило ли это потому, что в периоды спада или застоя имелись экономики защищенные или менее затронутые, чем другие? Во всяком случае, после революции 1688 г. в Англии все активизировалось. Там утверждается мощный государственный кредит «на голландский манер»; основание Английского банка, это удавшееся смелое предприятие 1694 г., стабилизирует рынок государственных ценных бумаг и придает дополнительный импульс делам. Последние идут слишком хорошо: вексель, чек занимают все большее место на внутреннем рынке 238. Внешняя торговля ширится и диверсифицируется: по мнению Грегори Кинга и Давенанта, то был сектор, развивавшийся быстрее всего 239. Увлечение инвестициями в акционерные общества: в 1688 г. их было 24 (включая Шотландию); с 1692 по 1695 г. создаются 150 акционерных обществ, из которых, впрочем, выживут не все 240. Переплавка монеты во время кризиса 1696 г. оказалась ужасающим сигналом тревоги и не затронула лишь подозрительные дела. Тем не менее жертвами ее стали тысячи подписчиков. Отсюда – закон 1697 г., ограничивший до 100 число биржевых маклеров (stock jobbers)и положивший конец льготам агентов по продаже ценных бумаг 241. И все же инвестиционный бум возобновился [и сохранялся] до самого 1720 г., года «Морского пузыря» (Sea Bubble) *.Следовательно, то был в целом период оживленный, плодотворный, невзирая на крупные изъятия денежных средств правительством Вильгельма III и королевы Анны.
В такой атмосфере компаниям трудно было сохранять свои привилегии перед лицом частной инициативы. Монополии Московской и Левантинской компаний были упразднены. Потерпит ли крушение также и Ост-Индская компания в то время, как ее капитал значительно вырос? С новыми вольностями появилась вторая компания, и борьба между прежней и новой на бирже шла вплоть до 1708 г. с переменным успехом.
Не стремясь очернить агрессивный капитализм, который утверждался как раз в эти самые годы, приведем один любопытный случай. В августе 1698 г. купцы старой компании вознамерились уступить некоторые свои заведения в Индии либо купцам компании новой, либо же, как полагали, французской Ост-Индской компании. 6 августа 1698 г. Поншартрен писал Таллару 242: «Управляющие французской Индийской компании получили сведения, что директора старой английской компании желали бы продать свои заведения в Масулипатаме на Коромандельском берегу и что они могут вести о сем переговоры с [французскими} управляющими.Желание Его Величества таково, чтобы Вы попытались без огласки узнать, истинны ли сии сведения и, ежели так, располагают ли директора властью их уступить и что бы они за cue хотели».Слова, набранные курсивом, в [оригинальном] тексте зашифрованы. Таллар, еще находясь в Утрехте, ответил министру 21 августа: «Достоверно, что директора старой английс-
==454
Отплытие «остиндского корабля» {East Indiaman)около 1620 г Картина Адама Виллартса. Лондон, Гринвичский Национальный Морской музей
кой Ост-Индской компании желают продать заведения, кои они в Индии имеют, и что директора новой[компании], дабы получить оные по более дешевой цене, заявляют тем,что они в них вовсе не нуждаются и могут без них обойтись, но я сомневаюсь, чтобы сии первые,каковые суть богатые лондонские купцы и могут потерять многое, осмелились бы договариваться о том с иностранцами». Десять лет спустя, со слиянием двух английских компаний в одну, все стало на место.
Все это следует сопоставить с поведением тех голландцев, которые, будучи раздражены жесткими монопольными правами, не допускавшими их у себя дома к торговле с Дальним Востоком, создавали или пробовали создать [Ост-] Индские компании во Франции, в Дании, в Швеции, в Тоскане, предоставляя им капиталы. И это также объясняет ту атмосферу, что царила в конце XVIII и в начале XIX в. в британской Индии, где натиск английских купцов на привилегии Ост-Индской компании (последние будут отменены лишь в 1865 г.) опирался на пособничество не только местных ее агентов, но и тучи европейских негоциантов всех национальностей, которые были активно замешаны в контрабандной торговле, особенно с Китаем и Индонезией, и в доходном занятии перевода незаконно [приобретенных] денег в Европу.
==455
243
Laslett P. Un Monde
que nous avant perdu.
1969, p. 172.
" Boxer Ch. Thé
Dutch Seaborne
Empire, 1600—1800.
1965, p. 43.
25 Dobb M. Studies in
the development of
capitalisme.4th ed. 1950, p. 191, note l.
246 A.N., G 7, 1686, f° 85.
247 A. N., Marine, B 7, 230. Цит. Шарлем фростеном: Frostin Ch. Les Pontchartrain et la pénétration commerciale française en Amérique espagnole (1690—1715).—"Revue historique",1971, p. 311, note 2.
КОМПАНИИ И СВОБОДА ТОРГОВЛИ
Питер Ласлетт желал бы нас уверить, будто английская Ост-Индская компания и Английский банк, «которые представляли уже модель тех институтов, что в конечном счете придадут облик «делам», как мы их понимаем», имели «до начала XVIII в. лишь незначительное влияние на [всю] совокупность торговой и промышленной деятельности» в Англии 243. Чарлз Боксер еще более категоричен, хотя и не приводит никаких точных данных в поддержку [этой точки зрения]244. Для него великие торговые компании не были главным. У. Р. Скотт более точен: он оценивает общую массу капиталов акционерных обществ в 1703 г. (после очевидного подъема) в 8 млн. фунтов стерлингов, тогда как, по данным Кинга, в 1688 г. национальный доход достигал 45 млн. фунтов, а национальное достояние – более 600 млн. фунтов стерлингов 245.
Но нам известны и доводы, и ход рассуждений: всякий раз, как сравнивают объем какого-то передового вида деятельности со значительным объемом экономики в целом, масса настолько снижает долю этого исключения, что почти его аннулирует. Я не убежден [в этом]. Важные факты – это те, которые имеют последствия, а когда последствиями оказываются современный характер экономики, «модель» будущих «дел», ускоренное формирование капитала и заря колониальной эпохи – тут следует дважды подумать. К тому же разве буря протестов против монопольных прав компаний не показывает, что ставки того заслуживали?
Еще до 1700 г. купеческий мир непрестанно поносил монополии. Жалобы, ярость, надежды, компромиссы уже имели место. Но если не слишком насиловать источники, то представляется, что монополия такой-то и такой-то компании, терпимая в XVII в. без особых воплей, стала ощущаться как непереносимая и скандальная в следующем столетии. Деказо, выборный нантских коммерсантов, без околичностей утверждал это в одном из своих докладов (1701 г.): «Привилегии привативных [читай: исключительных] компаний приносят вред коммерции», ибо ныне-де «подданные проявляют столько же способностей и духа состязательности, сколько было беспечности и неспособности во времена учреждения компаний»246. В настоящее время купцы могут сами по себе отправиться в Ост-Индию, в Китай, в Гвинею для торга неграми, в Сенегал за золотым песком, кожами, слоновой костью, камедью. Точно так же для Никола Менаже – выборного города Руана (3 июня 1704 г.) —«неоспоримый принцип в делах коммерции заключается в том, что все компании с исключительными правами боле пригодны к тому, чтобы оную зажимать [sic!],нежели к тому, чтобы ее расширять, и что гораздо выгоднее для государства, чтобы его торговля находилась в руках всех подданных , а не оставалась ограничена малым числом лиц»247. Согласно одному официальному докладу от 1699 г., даже сторонники компаний полагали, что не следовало бы тем не менее «лишать частных лиц сей свободы торговли и что в государстве не должно быть исключительных привилегий». В Англии «нарушители монополии (interlopers),или авантюристы, занима-
==456
248
Α. Ν., Κ 1349, f»
14 v° et f° 15.
249 Kaeppelin P. La
Compagnie des Indes
orientales et François
Martin.1908, p. 135—
136.
250 Ibid., p. 593.
251 A. N.. G 7, 1699.
252 Montagne Ch. Histoire de la Compagnie des Indes.1899, p. 223—224. 253 Lévy-Leboyer M. Les Banques européennes et l'industrialisation internationale dans la première moitié du XIX· siècle.1964, p. 417, note 2.
ются торговлею в тех же местностях, где ее могут вести и английские компании»248. В самом деле, в 1661 г. компания предоставила частным лицам вести торговлю «из Индии в Индию». А после революции 1688 г., которая была революцией купцов, общественное мнение было настолько возмущено, что привилегия Ост-Индской компании была временно отменена и объявлена свобода торговли с Индией. Но все придет в порядок в 1698 г. или, вернее, в 1708 г., когда «исключительное» станет правилом.
Франция испытала подобные же колебания. В 1681 г. (20 декабря) и в 1682 г. (20 января) Кольбер провозгласил свободу торговли с Индией. За компанией сохранялись лишь перевозка и хранение товаров на складах 249. К тому же компания сама по себе в 1712 г. уступила за деньги свою привилегию одной компании из Сен-Мало 250. Существовала ли еще после этого Ост-Индская компания? «Наша компания Французской Ост-Индии [sic!], расстройство которой позорит королевское знамя и нацию»,– писал 20 мая 1713 г. из Лондона Аниссон 251. Но у умирающих институтов бывает трудная жизнь. Компания вполне преодолела бурные годы системы Лоу, в 1722– 1723 гг. она была восстановлена с весьма солидными средствами, но без достаточной дотации звонкой монетой. Борьба за сохранение монополии и за прибыли продолжалась примерно до 60-х годов XVIII в. В 1769 г. широкая кампания, руководимая экономистами, положила монополии конец и открыла воспользовавшейся этим французской торговле свободный путь в Индию и в Китай 252. В 1785 г. Калонн, или, вернее, объединившаяся вокруг него группа, вытащили Ост-Индскую компанию из беды. Она фактически оказалась в тени английской компании и после нескольких скандальных спекуляций будет упразднена Революцией в 1790 г.253
00.htm – glava23
СНОВА ТРЕХЧАСТНОЕ ДЕЛЕНИЕ
254
Braudel F. La Civilisation matérielle..., I,éd. 1967, p. ΙΟΙ 1, 437.
Таким образом, капитализм надлежит соотносить, с одной стороны, с разными секторами экономики, а с другой – с торговой иерархией, в которой он располагался на вершине. Вот это-то и возвращает нас к той структуре, которую настоящий труд предлагал с первых своих страниц 254: у основания «материальная жизнь»– многообразная, самодостаточная, рутинная; над нею лучше выраженная экономическая жизнь, которая в наших объяснениях имела тенденцию сливаться с конкурентной рыночной экономикой; наконец, на последнем этаже – капиталистическая деятельность. Все было бы ясно, если бы это операциональное деление было бы обозначено на эмпирическом материале линиями, различимыми с первого взгляда. Конечно же, реальность не столь проста.
В частности, не просто провести ту линию, что сделала бы видимым решающее, в наших глазах, противопоставление капитализма и экономики. Экономика в том смысле, в каком нам хотелось бы употреблять это слово,– это мир прозрачностии регулярности,где всякий может заранее знать, основываясь на
==457
""· Achilles W. Getreidepreise und Getreidehandelsbeziehungen im europäischen Raum im XVI. und XVII. Jahrhundert.– «Zeitschrift für Agrargeschichte», 59, S.32—55. 256 Maschke E. Deutsche Städte am Ausgang des Mittelalters,S. 18.
общем опыте, как будут развертываться процессы обмена. Так всегда обстояло дело на городском рынке с его покупками и продажами, необходимыми для каждодневной жизни, с обменом денег на товары или товаров на деньги, со сделками, которые заканчиваются сразу же, в самый момент их заключения. Так обстояло дело и в лавках перекупщиков. И так же обстояло дело при всех регулярныхторговых перевозках (даже если они осуществлялись в обширном районе), перевозках общеизвестных по своим истокам, условиям, путям, завершению: торговле сицилийским зерном, или винами и изюмом левантинских островов, или солью (если в нее не вмешивалось государство), или апулийским растительным маслом, или же рожью, лесом, смолой стран Балтийского моря и т.п., а в целом – на бесчисленных маршрутах, обычно древних, направление, календарь и отклонения которых были заранее известны каждому; и как следствие эти маршруты были постоянно открыты для конкуренции. Правда, все усложнялось, ежели этот товар по той или иной причине приобретал интерес в глазах спекулянта; тогда он будет скапливаться на складе, затем перераспределяться – обычно его будут отправлять на дальние расстояния и в больших количествах. Например, зерновые Прибалтики зависели от регулярной торговли [в рамках] рыночной экономики: кривая курса закупочных цен в Гданьске неизменно следовала за продажной ценой в Амстердаме255. Но, будучи единожды накоплено на складах города, зерно переходило на иной уровень; впредь оно становилось предметом привилегированных игр, где одни только крупные купцы имели право голоса, купцы, которые будут отправлять это зерно в самые разные места, туда, где голод поднимет цену на него без всякой связи с закупочной ценой, а также туда, где оно может быть обменено на товары, пользующиеся особым спросом. Верно, что и на национальном уровне имелись возможности для небольших спекуляций, для микрокапитализма, особенно при таком товаре, как зерно; но они тонули в экономике, взятой в целом. Крупные капиталистические игры происходили в [сфере] необычного, нерядового или на дальних расстояниях, составлявших месяцы, а то и годы пути.
Можем ли мы в таком случае поместить по одну сторону рыночную экономику – прозрачность, чтобы употребить это слово последний раз,– а по другую – капитализм, спекуляцию? В одних ли словах тут дело? Или же мы стоим на конкретном рубеже, в известной мере осознававшемся самими действующими лицами? Когда [курфюрст-] электор Саксонский решил пожаловать Лютеру четыре Kuxen —акции рудников, приносившие 300 гульденов дохода, Лютер возразил: «Не желаю никакого «кукса»! Это деньги спекулятивные, а я не хочу способствовать таким деньгам» ("Ich will kein Kuks haben! Es ist Spielgeld und will nicht wuddeln dasselbig Geld!")2''6.Многозначительные слова, даже, может быть, слишком многозначительные, коль скоро отец и брат Лютера были мелкими предпринимателями на мансфельдских медных рудниках, а следовательно, находились по другую сторону капиталистического барьера. Но ту же сдержанность проявляет и Ж.-П. Рикар, в общем-то спокойный наблюдатель амстердамской жизни, перед лицом многообразной спекуляции. «Дух
==458
Ricard J.-P. Le Négoce t¥ Amsterdam.1722, p. 59.
258 Busch J. G. Schriften.1800, I, S. 264. Цит. в кн.: Sombart W. p. cit.,II, S. 500.
259 Zola E. L'Argent.Ed. Fasquelle, 1960, p. 166. [См.: Золя Э. Собр. соч.М., 1957, т. 14, с. 115, 116.] Цит. в кн.: Miquel P. L'Argent.1971, р. 141—142. 260 Galiani. Op. cit.,p.152, 162—168, 178—180.
торговли настолько царит в Амстердаме,– говорит он,– что совершенно необходимо там торговать каким угодно способом»257. То определенно был иной мир. Для Иоганна-Георга Бюша, автора истории торговли Гамбурга, биржевые сложности Амстердама и прочих крупных рынков —«это дела не для благоразумного человека, но для одержимого игрой»258. И черта проведена еще раз. Если стать по другую сторону этой границы, то вот слова, которые Эмиль Золя (1891 г.) вкладывает в уста делового человека, налаживающего деятельность новой банковской компании: «При скудной законной оплате труда, при благоразумном равновесии ежедневных деловых соглашений существование превращается в скучнейшую пустыню, в болото, где застаиваются и дремлют силы... Спекуляция же – это самая соблазнительная сторона существования, это вечное стремление, заставляющее бороться и жить... Без спекуляции не было бы дел» 259.
Осознание разницы между двумя экономическими мирами и двумя образами жизни и работы выражено здесь без прикрас. Это литература? Да, вне сомнения. Но добрым столетием раньше аббат Галиани совсем иным языком характеризовал все ту же пропасть в экономическом и, в не меньшей мере, в человеческом плане. В своих «Диалогах о торговле зерном» он выдвигает против физиократов ту возмутительную идею, что торговля зерном не может составить богатства страны. И вот его доказательство: зерно не только вид продовольствия, «который очень мало стоит соотносительно с весом и местом, какое он занимает», и, следовательно дорого для перевозки; оно не только подвержено порче, уничтожается насекомыми и крысами и хранится с трудом; оно не только «додумалось появляться на свет посреди лета» и, следовательно, должно быть пущено в торговлю «в самое неудачное время года», когда моря бушуют, а дороги непроезжие из-за зимы; но самое плохое – то, что «зерно растет повсюду. Нет королевств, где бы его не было»260. Ни у одного королевства нет привилегии на него. Сравните его с растительным маслом и с вином, продуктами теплых краев: «Торговля ими надежна, постоянна, налажена. Прованс всегда будет продавать свои масла Нормандии... Всякий год на них будет спрос с одной стороны и сбыт их – с другой; это едва ли может измениться... Истинные сокровища Франции в смысле плодов земли суть вина и масла. Весь Север в них нуждается, и весь Север их совсем не производит. Тогда-то торговля устанавливается, прокладывает свое русло, перестает быть спекуляциейи делается рутиной». Когда же речь идет о зерне, не приходится ждать никакой регулярности; никогда не знаешь, ни где появится спрос, ни кто сумеет его удовлетворить, ни того, не явишься ли ты слишком поздно, когда кто-то другой уже покрыл потребность. Риск велик. Вот почему «мелкие купцы с небольшими капиталами» могут с прибылью торговать маслом или вином; «она даже более прибыльна, ежели производится малыми партиями. Бережливость, честность приносят ей процветание... Но для [крупной] торговли зерном надлежит искать самые сильные и самые длинные руки среди всего сообщества коммерсантов». Только эти сильные бывают осведомленными; одни они могут подвергнуть себя риску, а «поелику [самый] вид риска отгоняет толпу», они оказываются «монополистами» при «прибы-
==459
лях, соответствующих риску». Таково положение «внешнейторговли зерном». Во внутреннем же плане, например, между различными провинциями Франции, нерегулярность урожайных лет в разных местах тоже позволяет определенную спекуляцию, но без таких прибылей. «Ее [внутреннюю торговлю зерном] оставляют на долю перевозчиков, мельников и булочников, кои сами и на свой страх и риск ведут торговлю в весьма малых размерах. Таким образом, [в то время как] внешняя торговля... зерном чрезмерно обширна и столь... рискованна и трудна, что по самой своей природе порождает монополию, внутренняя торговля производится тут и там и, наоборот, слишком мала». Она проходит через слишком много рук и каждому оставляет лишь скромный доход.
Итак, даже зерно, товар бывший в Европе вездесущим, безошибочно разделялось в соответствии с привлекшей наше внимание схемой: оно идет на собственное потребление и помещается на первом этаже материальной жизни; оно есть предмет регулярной торговли на малые расстояния, от обычных амбаров до ближайшего города, имеющего перед последними «превосходство в положении»; оно служит объектом нерегулярной и порой спекулятивной торговли между провинциями; и, наконец, на дальних расстояниях, во время острых и повторяющихся недородов, оно становится объектом оживленных спекуляций очень крупных торговцев. И всякий раз вы попадаете на другой этаж внутри торгового сообщества: вмешиваются в игру иные действующие лица, иные экономические агенты.
К оглавлению
==460
00.htm – glava24
Глава 5 ОБЩЕСТВО, ИЛИ «МНОЖЕСТВО МНОЖЕСТВ»
' Цит. в кн.: Dumont L. Homo hierarchicus.P., 1966, p. 18.
2 Сошлюсь на разговор, состоявшийся в ноябре 1937 г.
3 Эмиль Дюркгейм (1858—1917) принял эстафету у Огюста Конта. В 1893 г. он опубликовал свою диссертацию «О разделении
общественного труда» («De la division du travail social»),а в 1896г. основал журнал «Année sociologique».Именно на этой последней дате мы и остановились.
4 См. статью А. Берра
(Berr H.) в: "Revue
de synthèse",1900, p. 4.
5 Несмотря на давние попытки, вроде трудов Альфреда Вебера (Weber A.
Kulturgeschichte als Kultursoziologie.1935) или Альфреда фон Мартина (Martin А., von. Soziologie der Renaissance.1932), или в более недавнее время сильной обобщающей работе Александра Рустова (Rustow А. rtsbestimmung der Gegenwart. 3Bde., 1950—1957).
Ввести в дискуссию социальное измерение – это означает заново обратиться к проблемам, поставленным и более или менее удачно решенным в предыдущих главах. И это означает добавить к ним трудности и неясности, которые связаны с обществом, и только с ним.
Общество обволакивает нас, пронизывает нас, ориентирует всю нашу жизнь своею рассеянной вездесущей реальностью, которую мы ощущаем едва ли не более, чем воздух, каким дышим. Молодой Маркс писал: «Именно общество мыслит во мне»'. А тогда – не слишком ли часто историк доверяется видимости, когда ретроспективно усматривает перед собой лишь индивидов, чью ответственность он может взвешивать по своему усмотрению? На самом деле его задача не просто обнаружить «человека» – формула, которой [не раз] злоупотребляли,– но распознать социальные группы разной величины, бывшие все взаимосвязаны друг с другом. Люсьен Февр2 сожалел, что философы, Создав слово социология,похитили единственное название, которое бы подошло, как ему казалось, для истории. Вне всякого сомнения, появление с [трудами] Эмиля Дюркгейма (1896г.)3 социологии было для совокупности общественных наук своего рода революцией коперниковского или галилеевского масштаба, изменением парадигмы [подхода], последствия которого ощутимы еще и ныне. Тогда Анри Берр приветствовал ее появление как возвращение к «общим идеям» после [многих] лет тяжкого позитивизма: «Она вновь ввела философию в историю». Ныне мы, историки, сочли бы скорее, что социология обнаруживает, пожалуй, чрезмерный вкус к общим идеям и что более всего недостает ей как раз чувства истории. Если существует историческая ι / экономика, то исторической социологии еще нет 5. И причины такого ее отсутствия слишком уж очевидны.
Прежде всего, в противоположность экономике, которая некоторым образом есть наука,социологии плохо удается определить свой предмет. Что такое общество? Со времени ухода из жизни Жоржа Гурвича (1965г.) этим вопросом больше даже
==461
6 Melon J.-F. Essai politique sur le commerce.1734, p. 9.
7 Schumpeter J. History of economic analysis.1954 (итальянское издание, 1959г.), I, р. 23. Novalis. Encyclopédie.1966, p. 43.
9 См. аналогичные замечания у Рене Клемана, Раймона Арона, Вильгельма Репке, Жака Аттали, Йозефа Клацмана, Марселя Мосса.
10 Trevelyan G. M. English Social History.1942.
не задаются, [хотя] и его определения были уже плохо приспособлены к тому, чтобы полностью удовлетворить историка. Его «глобальное общество» представляется как бы своего рода общей оболочкой социального, столь же тонкой, как стеклянный колпак, прозрачный и хрупкий. Для историка, тесно привязанного к конкретному, глобальное общество может быть лишь суммой живых реальностей, связанных или не связанныходни с другими. Не одно вместилище, но несколько вместилищ и несколько [видов] вмещаемого.
Именно в таком смысле я взял за правило, за неимением лучшего, говорить об обществе как о множестве множеств (ensemble des ensembles),как о полной сумме всех фактов, каких мы, как историки, касаемся в разных областях наших исследований. Это означает позаимствовать у математиков столь удобное понятие [множества], которого сами они опасаются, и, быть может, употребить очень уж большое слово ради того, чтобы подчеркнуть банальную истину, а именно: что всесоциально, не может не быть социальным. Но интерес дефиниции заключается в том, чтобы заранее наметить проблематику, дать правила для первичного наблюдения. Если такое наблюдение облегчается этой дефиницией в самом начале и в его развертывании, если затем появляется приемлемая классификация фактов, а вслед за этим – логический переход [к сущности проблемы], дефиниция полезна и оправданна. Но разве же термин «Множество множествне представляет полезного напоминания о том, что любая социальная реальность, наблюдаемая сама по себе, находится в рамках более высокого множества; что, будучи пучком переменных величин, она требует, она предполагает другие пучки переменных, еще более обширные? Жан-Франсуа Мелон, секретарь Лоу, уже в 1734 г. говорил: «Между частями общества существует столь тесная связь, что невозможно нанести удар по одной без того, чтобы он рикошетом не затронул остальные» Это все равно, что сегодня заявлять: «социальный процесс есть нераздельное целое»7 или «история бывает только всеобщей»8, если сослаться лишь на несколько формулировок среди сотен других 9.
Разумеется, практически такую глобальность должно расщеплять на множестваболее ограниченные, более доступные наблюдению. Иначе – как управиться с этой огромной массой? «Своей классифицирующей дланью,– писал И. Шумпетер,– исследователь искусственнымобразом извлекает экономические факты из [единого] великого потока общества». Другой исследователь по своему желанию извлечет либо политическую реальность, либо культурную... В своей поистине блестящей «Социальной истории Англии» Дж. М. Тревельян 10 понимал под таким названием «историю народа, отделенную от политики», как если бы возможно было такое деление, которое отделило бы государство, реальность в первую голову социальную, от прочих сопутствующих ему реальностей. Но не существует историка, нет экономиста или социолога, который не проделывал бы такого рода разделения, хоть все они изначально искусственны – Марксово (базис, надстройка) в той же степени, что и трехчастное деление, на котором покоится существо моих пред-
==462
" Существует множество противоречащих этому мнений. Так, по мнению Эдварда Дж. Нелла (Nell E.J. Economic relationship in the decline of feudalism: an economic
interdependence.– History and theory.1957, p. 328), следует «более принимать во внимание отношения между переменными, нежели сами переменные». Для Э. Эванс-Причарда социальная структура сводится к взаимоотношениям групп, он следует взгляду Зигмунда Фредерика Наделя (Nadel S.F. The Theory of Social Structure.1957).
12 Wallerstein I. The Modern Wold System.1974, p. 157.
13 Hexter J. H. Reappraisals in History.1963, p. 72.
шествовавших объяснений. Речь всегда идет лишь о способах объяснения, все заключается в том, позволяют ли они успешно постигать важные проблемы.
К тому же разве не поступала таким образом всякая общественная наука, очерчивая и подразделяя свою область? Она сразу же разделяла реальное на части, руководствуясь духом систематизации, но также и по необходимости: кто из нас не специализирован в некотором роде с самого рождения, в силу своих способностей или своей склонности, для постижения того или иного сектора познания, а не какого-нибудь другого? Обе в принципе обобщающие общественные науки – социология и история – разделяются по многочисленным специализациям: социология труда, социология экономическая, политическая, социология познания и т. д., история политическая, экономическая, социальная, история искусства, идей, история науки, техники и т. д.
