Текст книги "Игры Обмена. Материальная цивилизация, экономика и капитализм в XV-XIII вв. Том 2"
Автор книги: Фернан Бродель
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 55 страниц)
Небудем считать данный случай результатом, отклоняющимся от нормы: для XVIII в. оценка для всей Ломбардии исчисляет в 1 % долю дворянства по отношению ко всему населению городов и деревень, и это небольшое число привилегированных владело примерно половиной земельной собственности 48. Более локальный случай – округа Кремоны: к 1626 г. из 1600 тыс. пертик (pertiche)земли «всего 18 феодальных семейств владели 833 тыс.», т. e. более чем половиной 49.
Расчеты в масштабах территориального государства говорят сходным языком. В своих оценках, в целомподтверждаемых историческими исследованиями, Грегори Кинг (1688г.) 51) учел в Англии примерно 36 тыс. семей, чей годовой доход превышал 200 фунтов (тогда как в Англии насчитывалось около 1400 тыс. семей – цифру эту я округляю), т. e. [их] доля составляла что-нибудь около 2,6 %. И чтобы выйти на этот уровень, пришлось свалить в кучу лордов, баронетов, сквайров, джентльменов,королевских «служащих», крупных купцов плюс 10 тыс. юристов, для которых тогда создалась благоприятная обстановка. Возможно также, что и критерий – более 200 фунтов – чрезмерно расширяет этот головной отряд, (де существовали значительные неравенства, ибо самые крупные доходы, доходы крупных земельных собственников, оценивались в среднемв 2800 фунтов в год. Цифры, которые Мэсси 51 давал в 1760 г., при вступлении на престол Георга III, указывают на новое перераспределение
Польские дворяне и купцы во время деловых переговоров в Гданьске (Данциг) Заставка XVII в иллюстрирующая атлас И -Б Хамана Фото Александры Скаржиньской
==474
Parreaux A La Société anglaise de 1760 a 18101966, ρ 8 53 Goubert P L'Ancien Regime1969, I, ρ 158—159
'"' Смстатью Леона (Leon P) в Histoire économique et sociale de la France1970, 11, p 607, Meyer J La Noblesse bretonne au XVIII· siècle,p 56 50 Dworzaczek W Perméabilité des barrières sociales dans la Pologne du XVIe siècle – «Acta Polomae Hislonca»,1971, 24, p 30, 39
богатств, когда купеческий класс получил преимущество над классом землевладельцев. Но ежели мы хотим подсчитать действительно богачей, [лиц] действительно могущественных в политическом и социальном смыслах, тогда, по словам экспертов, во всем королевстве [их] будет не более 150 семейств, т. е. 600—700 человек 52. Во Франции около этого же времени старинное дворянство составляло 80 тыс. человек, а дворянство в целом 300 тыс., т. е. от 1 до 1,5 % французов 53. Что касается буржуазии, то как ее отличить? Лучше известно, чем она не была, нежели то, чем она была, а цифры отсутствуют. В целом, как рискнул [предположить] Пьер Леон, 8,4 % общей численности [населения], но сколько было среди них крупных буржуа? Единственная величина, заслуживающая доверия, относится к бретонскому дворянству (2 %), но Бретань с ее 40 тыс. дворян, как известно, очень превышала среднюю цифру по королевству 54.
Чтобы получить более высокий процент, установленный с определенной достоверностью, следует обратиться к Польше 55,
Дворяне в Венеции
Характерный пример любая практически замкнутая аристократия уменьшается в числе В Венеции приток новых дворянских семейств был недостаточен Легкое повышение численности после 1680 г, возможно, было связано с улучшением жизненных условий? По данным таблицы, приводимой Жаном Жоржеленом (Georgelin Vemse au siècle des Lumières1978, p 653), который воспроизводит цифры Джеймса Дэвиса (Davis J The Decline of the Venetian Nobility as a Ruling Class1962, p 137)
• Даиме – владетельные князья – Прим персе56 Pearson M N Decline of the Moghol Empire —"The Journal of Asian Studies ',february 1976, p 223 Восемь тысяч привилегированных на империю с 60—70 млн человек населения «Восемь тысяч мужчин были империей»
где дворянство составляло от 8 до 10 % общей численности населения, и «этот процент был самым высоким в Европе». Но не все эти польские дворяне были магнатами, имелось множество очень бедных [шляхтичей], иные просто были бродягами, «чей жизненный уровень почти не отличался от жизненного уровня крестьян». Богатый же купеческий класс был незначителен. Так что и там, как и в других местах, привилегированный слой, по-настоящему что-то значивший, составлял крохотную часть численности населения.
Относительно еще более малочисленны были некоторые тесно сплоченные меньшинства: дворяне, служившие Петру Великому, китайские мандарины, японские дайме *, раджии эмирымогольской Индии 56, или же та горстка солдат и моряков, авантюристов, что господствовали над примитивным населением алжирско-
==475
"Carrière Ch. p. cit.,I, p. VIII.
" Цит. у Жюльена Фройнда (Freund J. p. cit.,p. 25).
го наместничества и терроризировали его, или же тонкий слой не всегда богатых [земельных] собственников, который любой ценой утверждался в безбрежной Испанской Америке. Удельный вес крупных купцов в этих разных странах очень сильно варьировал, но в количественном отношении они оставались немногочисленными. Заключим вслед за Вольтером: небольшое число в хорошо организованной стране «заставляет работать большое число, содержится им и им правит».
Но правомерно ли это заключение? Оно означает самое большее еще раз констатировать факт – и без полного его понимания. Затронуть последствия «концентрации» [власти и богатства], столь заметные в экономической и иных областях, означает расширить и сместить проблему. В самом деле, как объяснить саму эту концентрацию? Однако же историки сосредоточили все внимание на самих этих социальных верхах. Они, таким образом, «пошли самым легким путем», как сказал Шарль Каррьер 57. Это не столь уж справедливо, в конечном счете, коль скоро ограниченное число привилегированных представляется проблемой, не поддающейся легкому решению. Как оно сохранялось, даже пройдя через революции? Как оно удерживало в [должном] почтении к себе огромную массу, развитие которой шло под ним? Почему в той борьбе, какую государство порой вело против привилегированных, они никогда не проигрывали полностью и окончательно? Может быть, не так уж не прав был в конце концов Макс Вебер, когда, отказываясь поддаться гипнозу глубинобщества, он настаивал на важности «политической оценки господствующих и возвышающихся классов» 58. Разве природа элиты общества (по кровным узам или же по размерам денежных [богатств] ) не была тем, что определяло какое-нибудь общество прошлого с самого начала?
СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ
" Stone L. The anatomy f the Elizabethan aristocracy.—"The Economic History Review",1948, p. 37—41. •° Kellenbenz H. Der Merkantilismus in Europa und die soziale Mobilität. 1965, S.49—59.
Восходящие классы, смены [их] на вершине, социальная мобильность – эти проблемы буржуазииили буржуазиии так называемых средних классов, хоть и считаются классическими, не намного яснее, чем предшествующие. Перестройка и воспроизводство элит происходит путем движений и перемещений обычно столь медленных и столь трудно ощутимых, что они ускользают от измерения и даже от точного наблюдения. И уж тем более не поддаются сколько-нибудь безапелляционному объяснению. Лоуренс Стоун 59 полагает, что конъюнктуры с тенденцией к повышению ускоряли социальное возвышение, и это вероятно. В таком же смысле, но в еще более общем плане Герман Келленбенц заметил 60, что в торговых приморских городах, там, где экономическая жизнь развивалась и продвигалась вперед более быстро, чем в других местах, социальная мобильность проявлялась легче, нежели во внутренних городах материка]. Так вновь обнаруживается почти классическая противоположность между морскими побережьями и толщей континента. В Любеке, в Бремене или в Гамбурге социальные различия были меньшими, чем в реакционном городе Нюрнберге.
==476
6' Laslett P. Le Monde que nous avons perdu,p. 44.
62 Goubert P. Op. cit.,I, p. 105.
1)3 Handbuch der deutschen Wirtschaftsund Sozialgeschichte, S.371.
64 Относительно Венеции см.: La Civiltà veneziana nell'età barocca, p.307, февраль 1685 г.; La Civiltà veneziana del Settecento,p. 244, 274.
65 Ibid.,p. 244.
Но разве не обнаруживаем мы такую же «текучесть» в Марселе, даже в Бордо? И наоборот, экономический упадок закрыл бы ворота [социальному] продвижению, укрепил бы социальный статус-кво.Питер Ласлетт 61 охотно заявил бы, что понижение социального статуса, обратная мобильность не переставали преобладать в доиндустриальной Англии,– и в таком общем плане он не одинок в своем мнении 62. Тогда, если бы можно было подвести баланс прибытий и убытий на вершине любого общества, не понималась ли бы современность скорее как концентрация богатства и власти, чем как их расширение? Во Флоренции, в Венеции, в Генуе довольно точные цифры показывают, что привилегированные семейства постоянно сокращались в числе и что некоторые [из них] угасали. Точно так же в графстве Ольденбургском из 200 признанных в конце средних веков знатных фамилий к 1600 г. оставалось лишь 30 63. Из-за биологического спада, который приводил к сокращению численности верхушки, наблюдались концентрации наследств и власти в немногих руках. Существовали, однако, критические пороги [такой концентрации], которые иной раз достигались – например, во Флоренции в 1737г. [или], скажем, в Венеции в 1685, 1716, 1775 гг 64 Тогда требовалось любой ценой открывать ворота, соглашаться на прием в корпорацию новых семейств за деньги (per denaro),как говорили в Венеции 65. Такого рода обстоятельства, ускоряя процесс убыли, убыстряли и необходимое заполнение, как если бы общество вновь обретало потребность заживлять свои раны и заполнять свои пустоты.
В определенных условиях наблюдение облегчается. Так было, когда Петр Великий перестраивал русское общество. Или, еще лучше, в Англии во время кризиса, развязанного войной Алой и Белой розы. Когда эта бойня пришла к концу, Генрих VII (1485—1509) и после него его сын Генрих VIII (1509—1547) имели пред собой всего лишь обломки старинной аристократии, которая с такой силой противилась монаршей власти. Ее пожрала гражданская война: в 1485 г. из 50 лордов оставалось в живых 29. Время военачальников (warlords)миновало. В смуте исчезли враждебные Тюдорам знатные семейства: Ла-Пули, Стэттфорды, Куртнэ... И тогда менее знатные дворяне, буржуа, скупившие земли, даже лица скромного или темного происхождения, любимцы королевской власти, заполнили эту социальную пустоту наверху, способствуя глубокому изменению «политической геологии» английских земель, как [тогда] говорили. Само по себе явление это было не новым, нов был единственно его размах. К 1540 г. утвердилась новая аристократия – еще новая, но уже респектабельная.
И еще до смерти Генриха VIII, а затем в бурные и эфемерные царствования Эдуарда VI (1547—1553) и Марии Тюдор (1553– 1558) эта аристократия постепенно [привыкла] ни в чем себе не отказывать и вскоре стала противиться правительству. Ей благоприятствовали Реформация, продажа церковных земель и коронных имуществ, нараставшая активность парламента. Прикрываясь блеском царствования Елизаветы (1558—1603), сколь бы ярким ни был этот блеск на первый взгляд, аристократия укрепляла, расширяла свои преимущества и свои привилегии.
==477
66
По поводу Лонглита см.: New Encyclopedia Britannien, 15thed. VI, p. 319; по поводу Уоллатон-холла – Ibid., Χ , ρ. 729; относительно Берлихауза см.: Gotch J. А. Architecture of the Renaissance in England.1894, I, p. 1—3; относительно Олденби см.: Shaw H. Details f Elizabethan Architecture.1839, p. 8.
67 Laslett P. Op. cit.,p.166.
68 См.: Trevor-Roper H. R. The General crisis of the
seventeenth century.– «Past and Present», № 16,november 1959, p. 31—64, и обсуждение этой статьи Э. Г. Косманом (Kossmann E. H.), Э. Дж. Гобсбаумом (Hobsbawm E. J.), Дж. Г. Гекстером (Hexter J.H.), Р. Мунье (Mousnier R.) Дж. Г. Эллиотом (Elliott J.H.), Л. Стоуном (Stone L.), а также ответ X. Р. Тревор-Роупера (Trevor-Roper H. R.) в: «Past and Present» №18, november 1960, p. 8—42. См .также обобщающий труд Лоуренса Стоуна: Stone L. Les Causes de la Révolution anglaise(французский перевод), 1974; Hexter J. H. Reappraisals in History.1963, p. 117 f. 69 Bourdieu P., Passeron J. C. La Reproduction. Elements pour une théorie du système renseignement.1970.
70 См .статью Ж. Никола (Nicolas J.) в: Histoire de la Savoie.P.p. Gmchonnet, 1974, p.250.
Не было ли знамением времени то, что королевская власть, которая вплоть до 1540 г. во множестве возводила пышные постройки, доказательства своей жизнеспособности, после этой даты приостанавливает [строительство]? Этот факт не ставит под сомнение конъюнктуру, поскольку роль строителя целиком переходит в это время к аристократии. К концу столетия повсюду в сельских местностях Англии множатся почти царские резиденции – Лонглит, Уоллатон, Уорксоп, Бёрли-хауз, Олденби 66. Восхождение к власти этой знати сопутствовало становлению морского величия острова, росту сельскохозяйственных доходов и тому подъему, который Дж. Ю. Неф не без серьезных оснований именует первой промышленной революцией. С этого времени аристократии, чтобы наращивать или укреплять свои богатства, не так уж и нужна была королевская власть. И когда последняя в 1640 г. попробовала восстановить свою бесконтрольную власть, было слишком поздно. Знать и крупная буржуазия, которая вскоре сблизилась с нею, пройдут через трудные годы гражданской войны и достигнут процветания с реставрацией Карла II (1660—1685). «После новой смуты 1688– 1689 гг.... Английскую революцию (начавшуюся в 1640 г., а с определенной точки зрения даже раньше) можно считать завершившей свой цикл» 67. Английский правящий класс преобразовался.
Укрупняющий [картину] пример Англии ясен, что не помешало ему вызывать немало яростных споров между историками 68. И в других местах, по всей Европе буржуа одворянивались или выдавали своих дочерей замуж за дворян. Тем не менее, чтобы проследить колебания подобного процесса, понадобились бы дополнительные исследования, потребовалось бы с самого начала также допустить, что главная задача любого общества – воспроизводить себяв своей верхушке и, следовательно, задним числом признать воинствующую социологию Пьера Бурдьё 69. И также с самого начала признать вслед за рассуждениями таких историков, как Дюпакье, Шоссинан-Ногаре, Жан Никола и, несомненно, некоторых других, что существуют социальные конъюнктуры, решающие по отношению ко всем [прочим] : имеются иерархия, порядок, которые непрестанно изнашиваются, затем в один прекрасный день начинают трещать. Тогда на вершину приходят новые индивиды, в девяти случаях из десяти для того, чтобы воспроизвести целиком, или почти целиком, прежнее состояние вещей. По мнению Жана Никола, в Савойе в правление Карла-Эммануила I (1580—1630) посреди бесчисленных бедствий, эпидемий чумы, нищеты, неурожаев, войн «новая аристократия, выросшая на деловых операциях, на крючкотворстве и на [административных] должностях, используя неустойчивую конъюнктуру, стремится занять место древнего феодального дворянства» . Таким образом, новые богачи, новые привилегированные пролезают на место прежних; между тем как сильное потрясение, что опрокидывает некоторые прежние привилегии и делает возможным такое новое продвижение, влечет за собою у основания пирамиды серьезное ухудшение положения крестьянства. Ибо за все надо платить.
==478
Замок Бёрли-хауз в Стамфорд-Барон, в Линкольншире, на реке Уэлленд, сооруженный Уильямом Сесилом в 1577—1585гг.
Одна из немногих сохранившихся (разумеется, в перестроенном виде)
из большого числа резиденций, которые он приказал построить.
Фото Британской ассоциации путешествий
(The British Travel Association).
Социальные иерархии
==479
" Beltrami D. Storia délia popolazione di Venezia.1954, p. 71, 72, 78. На 1581 г. ноляв общей численности населения составила для дворян 4,5 %, для cittadini 5,3,а на 1586 r.– соответственно 4,3 и 5,1 %. " Schultheiss W. Die Mittelschicht Nürnbergs im Spätmittelalter.– Städtische Mittelschichten.Hrsg. E. Maschke, J.Sydow, 1969.
" Kellenbenz H. Marchands capitalistes et classes sociales, p.9 (машинописный текст). В XVI в. в Любеке торговцы на дальние расстояния (Fernhändler)насчитывали 50—60 семейств на 25 тыс. жителей.
КАК УЛОВИТЬ ПЕРЕМЕНУ?
Все это просто, без сомнения слишком просто. И протекает медленно, медленнее, чем полагают обычно. Разумеется, такого рода социальное движение почти не поддается измерению, но может быть, возможно уловить порядок величин, если попробовать в общих чертах (grosso modo)оценить число серьезных претендентов на социальное продвижение, т. е. самую богатую часть буржуазии, в соотношении с существующим дворянством или патрициатом. Историки привыкли несколько схематично различать высшую, среднюю и мелкую буржуазию. Нужно в кои-то веки поймать их на слове. В самом деле, для наших расчетов надлежит учитывать один лишь верхний слой, относительно которого можно принять, что он не достигал одной трети всей численности буржуазии. Когда, например, говорят, что французская буржуазия составляла в XVIII в. приблизительно 8 % всего населения страны, то верхний [ее] слой едва ли мог превышать 2 % [этого населения], т. е. он насчитывал бы, опять-таки в общем, с возможными отклонениями в ту или в другую сторону, то же самое число людей], что и дворянство. Такое равенство – это просто предположение,но в случае Венеции, где полноправные граждане города (cittadini) быливысшим слоем буржуазии, четко очерченным, часто богатым или по меньшей мере зажиточным, поставлявшим кадры правительственным канцеляриям Синьории (ибо должности покупались), даже выполнявшим начиная с 1586 г. такие высокие функции, как функции венецианских консулов за рубежом, а также занимавшимся коммерцией и промышленной деятельностью,– такие cittadiniбыли численно равны с дворянством (nobili) 7.Такое же равновесие наблюдалось и в довольно хорошо изученном и исчисленном «верхнем среднем» классе Нюрнберга около 1500 г.: численность патрициев и богатых купцов была равной 72.
Вполне очевидно, что именно между патрициатом (или дворянством) и непосредственно к нему прилегающим снизу слоем богатых купцов и происходило социальное продвижение. В какой пропорции? А вот это трудно измерить, исключая несколько особых случаев. Поскольку господствующий слой уменьшался в числе лишь в долгосрочном плане и, значит, продолжительное время оставался на одном и том же уровне, социальное продвижение должно было бы самое большее только заполнять пустоты. По словам Германа Келленбенца 73, именно это и происходило в Любеке в XVI в. Патрицианский класс – класс крупных негоциантов, насчитывавший от 150 до 200 семейств, в каждом поколении терял пятую часть своей численности, которая восполнялась примерно эквивалентным числом новых людей. Если мы примем, что поколение представляло два десятка лет, и возьмем для простоты цифру в 200 семейств, то в этом городе с 25 тыс. населения всего только две новые семьи переступали ежегодно порог господствующего класса, чтобы интегрироваться в группу, во сто крат более высокую [по статусу]. А так как эта группа сама включала разные уровни (на вершине реальную власть удерживали в руках 12 семейств), то можно ли вообразить, чтобы вновь прибывший стал ниспровергать правила той среды, в которую он входил? Бу-
Общество, или «Множество множеств»
К оглавлению
==480
74
Dopsch A. Verfassungsund Wirtschaftsgeschichte des Mittelalters.1928, S.329.
«Луцидариус» – сборник нравоучительных рассказов, восходящий к апокрифическому латинскому сочинению на богословские темы и бывший в средние века как бы народной книгой.– Прим . перев .76 Rabb Th. К. Enterprise and Empire.1967, p. 26 f.
76 По данным Андре Пьеттра: Piettre А. Les Trois Ages de l'économie.1955, p. 182. Цит. в кн.: Lutfalla M. L'État stationnaire. 1964.p. 98.
77 ChaussinandNogaret G. Aux rigines de la Révolution: noblesse et bourgeoisie.—"Annales E. S. C",1975 p. 265– 277. 77· Ibid.
дучи одинок, он более или менее быстро приспособится; над ним возьмут верх традиция и обычаи; он изменит образ жизни, даже костюм, а ежели понадобится, сменит и идеологию.
С учетом сказанного, коль все обстояло сложно, случалось также, что сам господствующий класс менял идеологию, ментальность, что он принимал или, казалось, принимал образ мышления новоприбывших или, вернее, тот, что предлагала ему социально-экономическая среда, что он отрекался от самого себя, по крайней мере внешне. Но такое самоотречение никогда не бывало простым или полным, и уж вовсе не обязательно катастрофическим для господствующего класса. Действительно, экономический подъем, что нес [на себе] новичков, никогда не оставлял безразличными людей, [уже] обретших свое место. Они тоже оказывались затронуты [им]. Альфонс Допш 74 привлек внимание к ранним сатирам малого «Луцидариуса» *, который высмеивает тех сеньеров конца XIII в., что неспособны были содержать себя при дворе государя иначе как за счет продажи зерна, сыра, яиц, свиней, молока, за счет доходов от своих дойных коров, за счет своих урожаев. Так, стало быть, дворянство это обуржуазивалось с XIII в.? А впоследствии аристократия еще более станет на стезю предпринимательства. В Англии аристократия и джентри сконца XVI в. открыто принимали участие в новых акционерных обществах, которые вызывала к жизни внешняя торговля. Начавшееся движение более уже не остановится. В XVIII в. венгерское, немецкое, датское, польское, итальянское дворянство «меркантилизируется» 76. Французское дворянство в правление Людовика XVI было даже охвачено настоящей страстью к деловым операциям. Именно оно, как утверждает историк, более всего рисковало, более всего спекулировало. В сравнении с ним буржуазия – осторожная, боязливая, предпочитающая ренту – играла жалкую роль 77. Быть может, не стоит этому удивляться, ибо если французское дворянство только тогда ударилось в частное предпринимательство, то оно уже давно отважно спекулировало в другой сфере «крупных дел» – сфере королевских финансов и кредита (в качестве рантье).
В общем, если образ мышления на вершине иерархии тут или там «обуржуазивался», как это часто говорили, то происходило это не из-за новых членов, достигавших вершины – даже если в конце XVIII в. последних и было немного больше, чем обычно,– а скорее в силу [условий] эпохи, наметившейся во Франции промышленной революции. В самом деле, именно тогда высшее дворянство, «дворянство шпаги и дворянство мантии королевских и княжеских домов», участвовало «во всякого рода крупных прибыльных предприятиях, шла ли речь о трансатлантической торговле, о колониальных поселениях (habitations), огорных разработках 77а. Это деловое дворянство впредь будет присутствовать во всех крупных центрах новой экономики: на копях Анзена и Кармо, на металлургических заводах Нидербронна и Ле-Крёзо, в крупных капиталистических товариществах, которые в те времена множились в числе и подталкивали вперед морскую торговлю. Так что ничего нет удивительного в том, что дворянство это, богатство которого оставалось огромным, изменяло свой дух, делалось иным, обуржуазивалось, как бы отрицая самое себя, станови-
==481
Социальные иерархии 481
лось либеральным, желало ограничить королевскую власть, подготавливая революцию без ущерба и завихрений, аналогичную английскому перелому 1688 г. Несомненно, будущее уготовит ему горькие неожиданности. Но оставим это будущее. На протя– ' жении лет, предшествовавших 1789 г., именно экономика/транс-; формируясь [сама], преобразовывала структуры и образ мышления французского общества. Так же как она это сделала гораздо раньше в Англии или в Голландии, и еще раньше – в торговых итальянских городах.
71 О Бургундии см .:Drouot H. Mayenne et la Bourgogne, étude sur la ligue (1587—1596).1937, I, p. 45, 51. По поводу Римасм.: Delumeau J. Vie économique et sociale de Rome dans la seconde moitié du XVI· siècle.1957—1959, I, p. 458; «Когда наступает XVII в., большие сеньеры былых времен [в Римской Кампании], отягощенные своими долгами, ликвидируют свои земельные владения и
стушевываются перед лицом новой законопослушной аристократии, не имеющей воинственного прошлого». '
79 В. N., F. Esp., 127, около 1610г.
80 Goubert P. Béarnais et le Beauvaisis de 1600 à 1730.P., 1966, p. 219; см. статью Φ.Броделя (Braudel F.) в: «Annales Ε. S. С».1963, p. 774.
СИНХРОННОСТЬ СОЦИАЛЬНЫХ КОНЪЮНКТУР В ЕВРОПЕ
Кто будет удивляться тому, что экономика сохраняла свою роль в процессах социального продвижения? Что более удивительно, так это то, что, невзирая на явные разрывы [в уровнях] развития от страны к стране, социальная конъюнктура, как и заурядная конъюнктура экономическая, движение которой первая повторяет или выражает, обнаруживает тенденцию к синхронности по всей Европе.
Например, XVI в. в своем расцвете, скажем даже с 1470 по примерно 1580 г., был, на мой взгляд, по всей Европе периодом ускоренного социального продвижения, почти что биологического сдвига по своей стихийности. Буржуазия, вышедшая из торговли, в это время сама взбиралась на вершину тогдашнего общества. Оживление в экономике создавало, порой быстро, огромные купеческие состояния, и все врата социального продвижения были распахнуты настежь. Напротив, в последние годы этого столетия, с [началом] поворота вспять вековой тенденции или по крайней мере длительного периода между циклами [подъема], общества Европейского континента снова станут замыкаться. Во Франции, в Италии, в Испании все происходило так, как если бы после периода широкого обновления [состава] утвердившихся на вершине сеньориального общества лиц, после серии компенсировавших убыль [актов] возведения в дворянское звание двери, или лестница, социального продвижения закрылись вновь, и довольно плотно. То было истиной в Бургундии 78, истиной в Риме, истиной в Испании, где в открывшиеся пустоты устремились городские советники-рехидоры (regidores).И столь же истинно было это в Неаполе, где «изготовили несколько герцогов и князей, без коих можно было бы обойтись» 79.
Следовательно, процесс был всеобщим. И он был двойным: на протяжении этого долгого столетия часть дворянства исчезла и была сразу же замещена [другими], но, как только место оказалось занято, за вновь прибывшими захлопнулись двери. Так что разве не уместно проявить скептицизм, когда Пьер Губер объясняет Лигой и связанной с нею ожесточенной борьбой явный упадок французского дворянства, [притом что-де] «влияние экономических условий, в особенности условий конъюнктуры... [надлежит] отбросить»? 80 Разумеется, я не исключаю ответственности самой Лиги и связанных с нею катастроф, которые, впрочем, оп-
==482
" Carr R. Spain.– The European Nobility in the Eighteenth Century,p. 44.
ределенным образом вписывались в конъюнктурный спад конца века и были формой этого спада. Было даже нормально, что схожая конъюнктура принимала в разных европейских обществах разные формы. Объяснение Жоржа Юппера (Huppert), к которому я еще вернусь, специфично для Франции, но от этого оно ничуть не меньше связано с экономическим подъемом нового класса, вышедшего непосредственно из разбогатевшего купечества. И то был всеобщий процесс. Социальная и экономическая конъюнктура в XVI в. была повсюду одна и та же, она была хозяйкой положения. Так же будет и в XVIII в., когда социальное продвижение по всей Европе вновь развернется в полную силу. В Испании сатирики высмеивали новых дворян, настолько многочисленных, что не найти было более ни одной речки, ни одной деревушки или поля, с которыми не был бы связан [какой-нибудь] дворянский титул 81.
ТЕОРИЯ АНРИ ПИРЕННА
Pirenne H. Les Périodes de l'histoire sociale du capitalisme.Bruxelles, 1922.
83 Kellenbenz H. Op. cit.,p. 17.
Теория Анри Пиренна относительно «Периодов социальной истории капитализма» 82, и ныне сохранившая свое значение, выходит за пределы конъюнктурного объяснения. Она предлагает объяснение в виде регулярно действовавшегосоциального механизма, объяснение, которое могло бы быть верифицировано в рамках индивидуальной или скорее семейной деятельности.
Великий бельгийский историк, проявлявший внимание к доиндустриальному капитализму, признавая его существование в Европе еще до Возрождения, отмечал, что купеческие семейства сохранялись непродолжительное время: два, редко – три, поколения. После чего они оставляли это ремесло, чтобы занять, ежели все шло хорошо, менее рискованное и более почетное положение, чтобы купить должность или, еще чаще, сеньериальное владение, или и то и другое разом. Следовательно, заключает Пиренн, не было капиталистических династий: какая-нибудь эпоха располагает своими капиталистами, но в следующую эпоху это будут уже не те [люди]. Как только деловые люди пожинали плоды благоприятного для них сезона, они торопились унести ноги, заняв, если возможно, место в рядах дворянства. И не только из социальных амбиций, но и потому, что умонастроение, обеспечивавшее успех их отцам, делало их неспособными адаптироваться к предприятиям новых времен.
Эта точка зрения сделалась общепринятой, потому что ее подтверждают многие факты. Герман Келленбенц 83, ссылаясь на города Северной Германии, показывает, как купеческие семейства, творческая сила этих городов, исчерпав себя к концу двух или трех поколений, переходят к спокойной жизни получателей ренты, предпочитая с этого времени своим конторам земельные имущества, которые позволяют им легко получать дворянские грамоты. Это именно так, особенно в затрагиваемый здесь период – в XVI и XVII вв. Я возражал бы единственно против выражения «творческая сила» и того образа предпринимателя, какой оно нам предлагает.
==483
" Carrère Cl. Barcelone, centre économique à l'époque des difficultés, 1380—1462.1967, p. 146. " Lütge F. Deutsche Sozial– und Wirtschaftsgeschichte.
1966. S.312.
'6 Hexter J. H. Op. cit.,p. 76 f.
" Tayior G. Noncapitalist Wealth and the rigins of the French Revolution.– «American Historical Review»,1967. p. 485.
" Dardel P. Commerce, industrie et navigation
à Rouen et Havre au
Will' siècle.1966, p.154—155.
89 Accarias de Sérionne.
La Richesse de la
Hollande,II, p. 31.
Во всяком случае, были ли купцы творческой силой или не были, но такие отступления и такие перемещения бывали во все времена. Уже в XV в. в Барселоне члены старинных купеческих династий в один прекрасный день «переходят в сословие (estament) благородных (honrats)»,еще тогда, когда вкус к [образу] жизни рантье отнюдь не преобладал в барселонском обществе 84. Еще более впечатляет та относительная быстрота, с какой исчезают в Южной Германии, словно проваливаясь в люк, «славные имена XVI в. – аугсбургские Фуггеры, Вельзеры, Хёхштеттеры, Паумгартнеры, Манлихи, Хауги, Герварты; или нюрнбергские Тухеры и Имхофы и множество прочих» . Дж. Гекстер, говоря о том, что он именует «мифом о среднем классе в тюдоровской Англии» 86, показал, что каждый историк рассматривает передвижение торговой буржуазии в [ряды] джентрии дворянства как явление, характерное для «его» эпохи, той, какую он изучает, тогда как явление, о котором идет речь, существовало во все времена. И Гекстер без труда это доказывает для самой Англии. Разве во Франции «Кольбер и Неккер не жаловались, с промежутком в одно столетие, на этот постоянный отток денежных людей в сторону спокойного положения земельного собственника и дворянина»? 87 В XVIII в. в Руане купеческие фамилии исчезают – то ли попросту угасая, то ли оставляя коммерцию ради судейских должностей, как, например, Лежандры (которые пользовались здесь славой богатейшего купеческого семейства Европы), как, например, Плантрозы 88... То же происходило и в Амстердаме. «Ежели сосчитать знаменитые [торговые] дома [города],– пишет один наблюдатель в 1778 г.,– то нашлось бы весьма мало таких, чьи предки были бы негоциантами во времена революции 1566—1648 гг.]. Старинных домов более не существует: те, что ныне ведут самую крупную торговлю, суть новые фирмы, основанные и образованные совсем недавно. И именно таким-то образом коммерция постоянно переходит от одного дома к другому; ибо она естественным образом притягивается к самым деятельным и самым расчетливым из тех, кто ею занимается» 89. Это отдельные] примеры среди множества других. Тем не менее решает ли это проблему?
